Мудрость обнимающая лотос

      Внутри меня все затрепетало от предвкушения, и я медленно выступила навстречу заклинателям из Башни. Полумрак, едва разгоняемый факелами, и ночные тени скрывали изменившиеся черты лица. В воцарившейся тишине был слышен лишь шелест шелка да сердитая трель Фэнбьян. Я медленно двигалась навстречу Молин Су, представляя на его месте Гуанъяо. Ненависть проступила через мою вежливую маску, отразилась в моих глазах, а угроза от меня разливалась в воздухе волнами духовной энергии. Молин Су стоял в двадцати шагах от меня и пристально наблюдал за моим приближением. На его широком и плоском лице застыла маска пренебрежительного высокомерия, глаза превратились в две щелочки. Он был не один и только поэтому не боялся меня, из-за его спины взирали на мое приближение тридцать заклинателей в цветах Цзинь. Заклинатели, которые из сопровождения, приближенного к нашему Верховному Заклинателю, могут легко стать конвоем. «Если ты видишь меня, я все еще вижу тебя", – дрогнули мои губы в ухмылке. Заклинатели Не, Цзян и Лань сурово молчали, бросали в сторону пришедших недобрые взгляды. Заклинатели Цзинь возвращали им их сполна. Казалось, что достаточно кинуть спичку между ними, как вспыхнет пламя ярости и раздора.       В послании брата было не только ликование, но и предупреждение. Гуанъяо был недоволен тем, что А-Лин держался от Башни Золотого Карпа в стороне, поэтому и прислал сюда исключительно своих людей: подсмотреть и подслушать. Одному Небу было известно, что он хотел вложить в его уста и голову. Юный господин Цзинь носил бело-золотые цвета, распоряжался верными людьми, что оставила для него тонкая игра Цзинь Гуаньшаня, но на этом его участие в жизни клана до поры заканчивалось. Он не стремился появляться перед Верховным Заклинателем в одиночку, всячески подчеркивал, что в Юньмэн Цзян ему лучше. Как бы ни пытался заманить его господин Цзинь, у Цзинь Лина, у нас всех была воля ушедшего Цзинь Гуаньшаня. Получив однажды свой урок, открыто протестовать он не решился. Но тайно кто же запретит... «Мо Сюаньюй. Пристань Лотоса». Послание содержало две вести, и я поняла его без лишних слов. Ветер вновь донес до меня далекий взмах веера и едва слышный, одобрительный, бесконечно-теплый смешок. "Моя А-Кин догадалась, как я рад. Присмотрись к слуге, сестренка… полагаюсь на тебя!" Я растянула губы в усмешке, полной превосходства, предоставив окружающим самим гадать, что ее вызвало, и всецело обратилась к людям Цзинь. Я замерла в десяти шагах от них, замерла словно танцовщица, ожидающая первых нот мелодии. Фэнбьян бросала черно-фиолетовые блики на мое лицо, на лица заклинателей Цзинь, освещала пространство вокруг. Су Шэ оглядел меня с ног до головы и, едва сдерживая свое презрение, громко спросил: – Что здесь происходит? Молин Су обвел всех нас внимательным взглядом, подмечал все, казалось бы, незначительные для других детали. Мы ответили ему ледяной вежливостью, каждый из заклинателей дал понять, что считает его присутствие здесь неуместным. – Случилось недоразумение, господин Су, – Лань Ванцзи выступил вперёд, подошел ближе ко мне, замер в нескольких шагах. Мы встали плечом к плечу. – Мы с главой Цзян и госпожой Цзян его уже решили, – голос Второго Нефрита раскатился по округе мощными волнами, будто бы Лань Ванцзи ставил точку в обсуждении. Су Шэ впился в его лицо пристальным и яростным взглядом, и ночная тень не скрыла от нас мелькнувшего презрения. Мы ответили сполна, тут же раздался шепот: «Заклинатели Цзинь, а ведет их...» «Тише, правая рука его!» «Рука-то его, да страха не дождутся.» – Совершенно несущественно, господин Лань прав, – мой голос звучал ровно и вежливо и резко контрастировал с улыбкой хищницы. Су фыркнул, оглядел меня с головы до ног, потом посмотрел мне через плечо: его глаза снова превратились в две щелочки. Он замолчал, пристально и долго изучая всех присутствующих, его взгляд скользил по лицам заклинателей, по земле и по небу. Су Шэ нашел глазами моего племянника и сына, и взгляд его на миг стал демонстративно отстраненным. Су Шэ перехватил ножны в ладони, другую руку он согнул в локте, прижал запястье к животу и неспешно прошелся перед нами. Я следила за ним взглядом, как тигрица за добычей. Я видела, как он пытается незаметно применить духовную силу, чтобы найти в пространстве остатки духовной техники, которая могла бы заинтересовать нашего Верховного Заклинателя. Присутствие Гуанъяо я чувствовала незримо во всем. "И все же, интересно, как ты догадался? Кровавая луна или… твоя печатка прекратила работать? Их ты убедишь в своих родственных чувствах, но не меня, только не меня… – размышляла я, не отводя глаз от скользящего вокруг нас главы Су. – Трое снова не оставили ничего интересного для господина и тебя. А заклинатели Не держали тебя подальше от всего, что вам обоим знать не нужно. Впятером они стоят тысячи вас!» Вопросов о присутствии клана Не он благоразумно не задавал: на последнем совете Не Хуайсан разразился горестной истерикой. Он заламывал руки, разрывал воздух переживаниями о своей дорогой сестре, да так, что, казалось, до сих пор эти возгласы звенели у главы Су в ушах. А быть может, и у Гуанъяо. «Блестяще, глава Не. С каждым разом все лучше. Все тоньше. Все злее.» Су Шэ снова прошелся передо мной, встал вполоборота, я едва не рассмеялась, когда заметила, как от его внутреннего негодования треснула маска высокомерия на его лице. Это был Су Шэ. И он всегда был как открытый свиток. Как бы он ни подражал Гуанъяо, как всякий слуга он являлся лишь тенью своего господина. А значит глупо было ждать от него выдержки Верховного Заклинателя и его сетей… – Так несущественно, что вы заставили юного господина Цзинь извиняться перед оборванцем?! Вздох возмущения от его слов и гневный шепот наших людей заполнили округу. А-Чэн и Лань Ванцзи выступили ближе, почти закрыли меня от главы Су. Я с теплой улыбкой оглядела их обоих, мое сердце дрогнуло от такой защиты. Су Шэ резко повернулся к нам и хмыкнул, когда увидел, что я нахожусь за спинами своего мужа и господина Лань, оглядел своих людей: заклинатели Цзинь смотрели на нас тяжелыми и мрачными взглядами, которые не сулили нам добра. Я оценила обстановку: случись схватка, это будут серьезные противники. Но сражения надо не допустить, да и не для этого Верховный Заклинатель прислал сюда своих людей.       «Чудно, господин Верховный Заклинатель. Как приятно снова оставить вас ни с чем. Проделали такой путь и впустую. Даже немного жаль вас.» Су Шэ приосанился и, обращаясь ко мне, гневно заявил: – Сначала моя дочь прекратила мне писать, а теперь еще и это? Что скажет глава Цзинь на такое поведение? Еще немного, и нам придется заявиться с проверкой! Верный слуга во всем подражал своему господину, и я видела в этой угрозе, читала в его чертах ярость нашего Верховного Заклинателя. Гуанъяо злился, и злость его находила отражение в его людях. Он почувствовал отдаленный рокот Перемен, ощутил угрозу. И пусть его служка пришел слишком поздно, и пусть ему нечем будет порадовать своего хозяина, но Гуанъяо знал – что-то изменилось. Как легко было ими играться, он словно открытый свиток. Увидев мою улыбку, Су перехватил свой меч. – Попридержите язык! – А-Чэн выступил вперед и смерил Су Шэ гневным взглядом. Он в ответ побледнел, но лишь сильнее сжал зубы и с откровенным льдом уставился на главу Цзян. Едва мы услышали гнев нашего главы, в сторону Молин Су и заклинателей Цзинь полетели горящие стрелы взглядов наших заклинателей. Заклинатели Лань показались следом, рассредоточились среди наших заклинателей. Молодое поколение держалось в стороне, как ему и было положено, но те заклинатели в бело-голубом, что встали среди заклинателей Не и Цзян, были готовы к любому исходу. – Глава Су, я понимаю вашу тревогу, но вы снова делаете выводы, не узнав всей правды. Что до вашей дочери… – я легко обошла защиту и предстала перед ним, сложила ладони в изящном жесте, чуть наклонила голову к плечу: – Юная госпожа Су пишет своей матери. Полагаю, если бы вы чаще бывали дома, чем в Башне Золотого Карпа, то знали бы о том, что Су Джу делает поразительные успехи в деле войны и снимает щедрый урожай с нивы заклинательства. Я прошлась перед ним, замерла. Едва мои слова сорвались с губ, послышались смешки: я раздувала двусмысленность, совершенно не заботясь о побагровевшем лице Су Шэ. Он яростно посмотрел в сторону смеющихся заклинателей и открыл было рот для очередной гадости, как за нашими спинами раздался чуть дрожащий голос. – Разойдитесь, пожалуйста, – А-Лин медленно и осторожно пробирался через толпу, заклинатели сами пропускали его. Я покосилась в сторону молодого поколения Лань и успела заметить тень одобрительной улыбки на лице Лань Юаня. А следом показался и А-Инь, он держался в полушаге от А-Лина. Поравнявшись с нами, оба степенно поклонились главе Су. Цзинь Лин вежливо улыбнулся Су Шэ и уверенно проговорил: – Ситуация и правда не стоит вашего гнева и гнева моего дяди, – А-Лин бросил на меня быстрый взгляд и, прежде чем я успела недовольно охнуть, снова повернулся в сторону Су Шэ. – По моей ошибке в сети… А-Инь тут же вклинился в разговор: – Нашей ошибке, глава Су, – он переглянулся со своим другом и снова обратился к Су Шэ, – попало несколько заклинателей.       Перед ним застыли полные достоинства два молодых господина, не по возрасту спокойные и уверенные, они встретили настороженно и сердитый взгляд главы Су и вежливо улыбнулись, едва только заметили, как гнев мелькнул в его глазах. Заклинатели Цзинь низко поклонились Цзинь Лину и тут же выпрямились, едва он, подражая своему дяде, повел в воздухе рукой, приказывая выпрямиться. А-Чэн довольно хмыкнул, наблюдая эту сцену, Лань Ванцзи ободряюще качнул головой. А-Инь шагнул ближе к своему другу, встал к нему плечом к плечу. Я тепло улыбнулась и залюбовалась на миг своими молодыми тиграми.       Единство Цзян и Цзинь, во всем. В проказах и наказании. Сейчас в них обоих с трудом можно было узнать беспечных юношей, они оба делили на двоих гордость и уверенность будущих глав кланов. Они скрывали свое истинное отношение за маской юности, но все же вызов читался в их позах. "Мы понимаем больше, чем говорим", – это читалось в облике А-Лина и А-Иня. Они оба были готовы судить и отвечать за свои поступки, сами, не прячась ни за кого. Они готовы были принимать на себя всю ответственность за свои действия. Мы с А-Чэном переглянулись, подарили друг другу две гордые улыбки, ведь наши молодые тигры хорошо и прочно усвоили урок – когда чужаки приходят к нам мы объединяемся, не смотря ни на что. «Ну что, съели, Су?! Какое недовольство?!» – пронесся и затих шепот за нашими спинами. Выслушав юных господ, Су Шэ презрительно хмыкнул и поинтересовался у Цзян Чэна с плохо скрываемой злобой: – Глава Цзян, вы позволяете им отвечать вместо себя? Цзян Чэн в ответ устало выдохнул и, демонстрируя крайнюю степень пренебрежения, расправил складки манжета, и холодно, будто бы говорил с недоумком, ответил: – В свое время они станут во главе двух Великих кланов, господин Су. И прежде всего им стоит научиться отвечать за себя, и лишь потом за других, – Цзян Чэн впился в него суровым взглядом и снова хмыкнул, когда Су Шэ в ярости отвел взгляд. Крыть было нечем, и все же у Су Шэ оставался еще один козырь. Но, получив такое одобрение от своего дяди, А-Лин снова взял слово: – Глава Су, мы с господином Цзян извинялись не перед оборванцем, а перед заклинателями, попавшими в наши сети по ошибке. Госпожа Цзян сказала, что Ночная охота – честная схватка, – напыщенно отвечал Цзинь Лин и важно кивал собственным словам, копируя своего дядю. А-Инь вежливо смотрел на заклинателей Цзинь, а точне словно сквозь них, словно они были пустым местом. Су Шэ отрывистым кивком принял слова моих молодых тигров к сведению и с кривой ухмылочкой поинтересовался, глядя мне в глаза: – А кто этот оборванец, не Мо Сюаньюй ли? В его голосе прозвучало странное торжество, в глазах мелькнуло пренебрежение, словно он хотел показать, что знает больше, чем говорит, напустив на нас туман двусмысленности, и заставить нас всех теряться в догадках. – Он самый. Случайно оказался на нашем пути, – тут же поспешил ответить Цзинь Лин и шагнул вбок так, будто прикрывал от слишком прямого взгляда свою тетушку. Ноздри Су Шэ затрепетали от презрения. Он скользнул вбок и снова обратился ко мне – И где вы были, госпожа Цзян? Я пожала плечами: – Охотилась, – и мило улыбнулась ему. Су Шэ вскинул руку вверх, его голос ударил наотмашь: – Предавались охоте, пока господин Цзинь и ваш сын находился наедине с известным безумцем?! "Он смеет учить меня?!" – промелькнуло в моей голове, и, прежде чем я сказала хоть слово, воцарившуюся тишину нарушили другие – Глава Су! – четыре грозных голоса раскололи ночь: на лицах моего мужа, моих детей и господина Лань выступил один на всех четверых гнев. Заклинатели Цзинь немедленно встали в боевую стойку, послышался лязг мечей. Им навстречу из-за наших спин подались наши заклинатели. Не тут же обнажили свои мечи, Цзян приготовились использовать заклинания вместе с Лань. Гуанъяо и Су Шэ уже даже не скрывали своих намерений, четко давали понять, не заботясь о слухах, для чего решили принимать участие в этой Ночной Охоте. Они пришли сюда за неопровержимыми доказательствами моей вины, все остальное лишь предлог, шелуха, подготовка к пленению, а, возможно, и приговору. А это значило, что Верховный Заклинатель что-то приготовил нам, что-то, что давало ему преимущество не только в собственных глазах. Иначе он не стал бы действовать так открыто, на глазах у всех. Я снова выступила вперед, отвлекая на себя все внимание. "Неужели ты думаешь, что я позволю случиться схватке, а, Гуанъяо? Уйдешь отсюда с чем пришел!" Я прошлась перед Су Шэ, с вызовом оглядела заклинателей за его спиной и с плохо скрываемым презрением поинтересовалась у их предводителя. Я дразнила их, встала так, чтобы меня было удобно атаковать, почти уверенная в том, что никто из них не решится этого сделать. Ему нужна была война – о да! – но начать ее хотел не он. И если уж за эти годы Гуанъяо так ничему и не научился, то я дарить ему победу не собиралась. – А чем ещё мне заниматься на Ночной охоте, глава Су? – равнодушно поинтересовалась я. – Приличия были восстановлены, досадное недоразумение устранено. Все в полном порядке, можем продолжать. Повисло короткое молчание, наконец послышался лязг стали: Цзинь убирали свои мечи в ножны, меняли позы, сводя на нет всю подготовку к схватке. Наши заклинатели поступили точно так же, и, едва заметив это, Су Шэ переступил с ноги на ногу, с трудом гася свой гнев, бросил взгляд в сторону Цзян Чэна и тут же недовольно поморщился. Мой муж недвусмысленно выставил вперед рукоять Саньду. «Почтение прервал ты. Мы ответили. Главе Цзинь снова за тебя отдуваться", – подумалось мне, но вслух я сказала с плохо скрываемой насмешкой: – Присоединитесь к нам, глава Су? Су Шэ сделал вид, что не услышал вопроса, и повернулся в сторону Цзинь Лина. Он поклонился моему племяннику, а следом склонились заклинатели за его спиной. Цзинь Лин важно кивнул им в ответ и вопросительно изогнул бровь. С преувеличенной вежливостью, не поднимая глаз, Су Шэ поинтересовался: – Юный господин Цзинь… Ваш дядя передал распоряжение вам вернуться в Башню Золотого Карпа, – он вежливо поклонился племяннику. – Я здесь только для этого. А-Лин было открыл рот, но его опередил Лань Ванцзи: – Это невозможно, глава Су. Юный господин Цзинь должен скоро вернуться в Гусу для того, чтобы продолжить обучение. Глава Лань и Наставник отпустили его в Юньмэн Цзян для первой Ночной охоты, поощрив усердие и хорошее поведение.       Пат, Гуанъяо.       В ответ этот напыщенный индюк тряхнул рукавами и кивнул своим людям. Он щелкнул пальцами, словно гончих подзывал: заклинатели поспешили следом, бросая на нас недовольные взгляды. Я едва слышно облегченно выдохнула, с вымученной улыбкой проводила заклинателей Цзинь, спешно удаляющихся прочь. Су Шэ дважды обернулся через плечо и с каждым разом бледнел все больше, заметив презрение на моем лице. Наконец я повернулась к своим детям, поманила их к себе. Смущенные, они выступили одновременно вперед и замерли передо мной, в ожидании уставились на меня. – А-Лин, А-Инь. Вы молодцы, – похвалила я их обоих, сжимая в каждой из своих ладоней их руки. Мои молодые тигры тут же покраснели, изо всех сил скрывая свое довольство, а А-Лин горячим шепотом заверил меня: – Тетя, я не позволю ему мной помыкать. Не позволю никому, как вы и учили, – в его словах звучала уверенность молодого господина. Мы с А-Чэном переглянулись и одобрительно кивнули его словам. – Ты все понимаешь верно, но будь осторожнее. Вы оба, – обратилась я к нашим детям, все еще сжимая их руки в своих ладонях, и тут же вздрогнула от вопроса своего старшего сына: – Матушка, а что вы сделаете с этим безумцем? Мы с А-Чэном снова переглянулись и не нашлись с ответом.

***

      Мы трое сидели на полу, в кольце из наших рук, прижимались друг к другу, словно трое бродяг, что пытались согреться холодной ночью. А-Чэн сопел ему в спину, бранился сквозь злые слезы, я уперлась лбом в его плечо, давила горестный крик, что рвался из груди, обращая его в хриплый стон. Заклятье Тишины не выпустит и звука, но мне казалось, что этого мало. Что если хоть одно слово сорвётся с моих губ, чары развеются и он осыплется пеплом или улетит рассветной дымкой. А-Сянь крутился между нами юлой: пытался разом погладить нас по голове, успокоить, но ему не хватало рук. У него не находилось слов для нас всех, чтобы заверить в том, что он больше не уйдет, не оставит нас. Он сам задыхался от непролитых слез и шептал слова утешения и скорби. – Ты тощий, как и твой осел! – наконец сквозь зубы процедил Цзян Чэн. – Зато ты отъелся, лицо что луна. Хорошо о тебе заботится сестренка, да? – А-Сянь боднул А-Чэна в плечо и тут же широко улыбнулся его сердитому: – Что?! Разум потерял, да? – теперь уже А-Чэн толкнул его лбом в грудь, А-Сянь с восклицанием откинулся назад и тут же повернулся ко мне. Я с широкой улыбкой потрепала его по щеке: – Я все равно вижу твои черты, А-Сянь… – проговорила я, вглядываясь в болезненное лицо, в заостренные скулы и большие глаза, пылающие как два костра. Я скользнула кончиками пальцев по шероховатой коже и снова сжала его в объятиях. А-Сянь прижался ко мне крепче и тут же звонко объявил, целуя меня в висок: – Сестренка, я так соскучился! Там было так страшно! Его голос взлетел и дрогнул, а в глазах мелькнул страх. Я прижала его к своей груди без лишних слов и закрыла глаза, едва только представив тот ужас, который ему пришлось пережить в Пустошах Скорби. А-Сянь обнял меня за талию, удобнее устроил голову на моей груди. Его ладони, сомкнутые за моей спиной, подрагивали, сердце стучало боевым барабаном. Он словно не верил сам, что снова жив, что он снова в Пристани Лотоса. Он снова в кругу семьи. Рядом с ним его брат и сестра, которые ждали его столько лет, которые готовы его защищать. Которые любят его, не смотря ни на что. А-Сянь будто бы не верил, что тьма расступилась, что смерть разжала свои жадные и холодные объятия. Что он снова в кругу живых. В этот момент словно весь мир прекратил существовать – были лишь мы трое. Прячущий свою боль и тоску за напускной сердитостью Цзян Чэн… Цзян Чэн, который то и дело прижимал его к себе, то отстранял прочь, поднимал руку, словно желая ему отвесить оплеуху, а потом снова прижимал к себе. Был Вэй Усянь, который крутился между нами, пытался разом обнять нас обоих, льнул к нам обоим. Вэй Усянь, шепчущий то извинения, то слова родственной любви. Вэй Усянь, который то смеялся, то крепко жмурился от страшной боли и мрака внутри себя. Он то отшучивался на гнев Цзян Чэна, то смотрел на него, долго, проникновенно, понимающе, то принимался широко улыбаться, когда они снова хватали друг друга в братских объятиях. Брат, отправивший на заклание брата, нанесший последний, смертельный удар. Брат, отдавший себя в жертву, принявший наказание от своего брата. Долг одного был уплачен перед другим – и оба они это знали. Но оставалась боль, боль невысказанных слов, боль ожидания, плетущая узор из любви и ненависти. Самая крепкая любовь – братская, и так же крепка их ненависть. Ненависть и соперничество юнцов остались давно в прошлом, и им на смену пришло куда более темное чувство. Чувство двух взрослых мужчин, двух сильных заклинателей. Чувство, которое объединяло их обоих и в котором не оставалось места больше никому. Они любили друг друга и ненавидели одновременно, и лишь они оба могли с этим что-то сделать. Наша связь… давалась нам нелегко, каждому из нас. Наша связь легко из почти что родственной превратилась в кровавые узы. Но неизменным было одно – мы знали, что и для чего мы делали. Все эти годы. – Страшно ему, посмотрите на него. Сам пошел в свои дебри! – фыркнул А-Чэн и закатил глаза, легонько ткнул его в плечо. – А о нас и не подумал тут? А-Сянь показал ему язык и тут же прикрылся от очередного шлепка по плечу: – А-Чэн, прекрати! – в его голосе прозвучал юношеский задор. Такие же огоньки вспыхнули в глазах Цзян Чэна. – Что прекрати! Ты опять устроил балаган, бесстыдник! – с вызовом продолжил мой муж и тут же указал на меня ладонью. – Я сказал ей, что придушу тебя, если ты заставишь меня краснеть! А-Сянь лишь всплеснул руками под его суровым взглядом, а я встала и шагнула вглубь своих покоев. В спину мне донеслось: – А-Чэ-эн. Я вернулся и не показаться прежде вам обоим на глаза… – А-Сянь фыркнул, словно сдувал непослушную прядь со лба. – Ты бы предпочел, чтобы господин Лань утащил меня первым? – он поцокал языком, погрозил пальцем и тут же обернулся в мою сторону с взволнованным вопросом: – А-Чжи, ты куда? – его лицо мгновенно вытянулось, в чертах проступила детская беспомощность, а в глазах мелькнул страх. Я грустно улыбнулась в ответ и покачала головой, скрываясь из виду за расписной ширмой. – Куда надо, – тут же вскинулся мой муж и, судя по звуку, ткнул его кулаком в плечо, обращая на себя внимание. Я на миг выглянула из-за ширмы. – Ты меня слышишь? – А-Чэн развернул его к себе, встряхнул, потом снова обнял. А-Сянь зажмурился, положил голову на плечо брата, и слезы снова полились из его глаз. Его дрожащие ладони замерли в цуне от плечей Цзян Чэна. Вздох, удар сердца, и он все же прижал к себе своего брата с такой же силой. – Слышу, А-Чэн. Я тебя слышу. Они стиснули друг друга так, что оба начали задыхаться, но им было все равно. Их тихий шепот снова звучал не для меня: сначала они отчаянно заспорили, потом забранились. По быстрой речи Цзян Чэна я поняла: он пересказывал А-Сяню последние новости, кратко, выделяя самую суть. Зная А-Сяня, я представляла, как он попеременно кивал и лишь потом задавал уточняющие вопросы. Скрываясь за ширмой с приготовленным подносом, заставленным плошками с едой, я замерла и с улыбкой покачала головой. Видело ли Небо прежде двух таких заговорщиков?