Мудрость обнимающая лотос

84

       Рассвет только-только занимался, золотые солнечные лучи робко окрасили небосвод, по капле наполняя мир вокруг радостным светом жизни. Лишь Луаньцзань гордо вздымалась к Небу, опутанная спиралью тяжелого, ещё ночного тумана. Свинцовые клочья стелились по земле ковром, висели над кронами деревьев, надежно укутывали Гору Мертвецов и ее обитателей, дремлющих в этот час в своих жилищах, скрытые от любопытных глаз. По периметру то и дело вспыхивали письмена защитного барьера. Они мигали и переливались красным и голубым, а тихий мелодичный звон, который ветер разносил по округе, был всем знаком настолько, что ни один чужак не попытался пробраться на Луаньцазнь, воспользовавшись темнотой и туманом. У центрального спуска с горы были только мы двое: два силуэта в черном и красном, мужской и женский. А-Сянь стоял спиной ко мне, заложив руки назад. Меж его крепко сжатых пальцев покоилась Чэнцинь, и ветер, то и дело пролетающий над нами, задевал украшающую флейту кисточку. Я сидела на валуне, одну ногу согнув в колене, другая же покоилась на вытоптанной тропинке, что змеилась между кривых деревьев от самых наших старых ворот до подножия горы. Никто из нас не решился прервать молчание первым, мы даже старались не встречаться глазами друг с другом, но я знала, в наших сердцах равно царит пустота и тоска. – Когда я вернусь, не ищи меня, – наконец раздался его голос, и я, привыкшая было к этой скорбной тишине, вздрогнула. А-Сянь покрутил перед собой флейту и снова заложил руки за спину, пристально вгляделся в горизонт. Его голос звучал глухо и тяжело, слова срывались с губ как камни, что вот-вот вызовут лавину. – Я сам тебя найду, – продолжал он, задумчиво разглядывая пылающий золотым и красным небосвод, наблюдая вместе со мной, как солнечные лучи все же добрались до нашей мрачной обители и начали разгонять удушливый и влажный туман. Я наблюдала за явлениями природы, слушала его голос и не хотела шевелиться, казалось, что любое движение причиняет мне страшную боль. И лучше уж сидеть на месте, так будет шанс на то, что тело не рассыпется на части, если я попытаюсь заговорить или подняться на ноги. – Вас обоих, – Вэй Усянь наконец-то обернулся: на его бледноватом лице показалась вымученная улыбка. Всегда яркие глаза, искрящиеся весельем, теперь словно погасли, а взгляд был полный такой тоски, которая не бывает у живых. Все же, едва только увидев его таким, я подалась вперед, вскочила с валуна не смотря на то, что тело отозвалось болью, но мой брат снова покачал головой и широким шагом направился ко мне. Мягко приобняв меня за плечи, он скинул с себя накидку и постелил ее на валун, после чего широким жестом предложил мне сесть обратно. Я лишь закатила глаза, но, глядя на его измученное лицо, спорить не решилась, покорно села обратно. Вэй Усянь кивнул моим словам и снова крутанул Чэнцинь в руке: – Пусть будет тело подальше от Пристани Лотоса, – брови сошлись на переносице, он качнул головой, словно прогнал какую-то мысль, потом прикрыл глаза и хрипло пробормотал: – Нечего… никого пугать, – на губах проступила кривая усмешка. Я подтянула одно колено ближе к подбородку и недовольно качнула головой: <i>– А-Сянь, – строго глядя на него, обратилась я, – мне не нравится эта задумка с "Подношением"! В ответ мой брат скривился и распахнул глаза: усталость промелькнула на его лице. Не смотря на то, что мы все решили, рассмотрели сотню способов и вариантов ухода и возврата, мой брат и Господин упорно настаивал именно на этом полузабытом обряде, который мы долго совершенствовали. Я, сцепив зубы, старалась не думать о том, как мой Старейшина покинет этот мир. Едва эти воспоминания вставали перед глазами, я яростной волной гасила их, сводила на нет. Темный Путь дорого берет за свое укрощение, и эта цена сломает нас всех… "Нельзя, нельзя Тяньчжи. Не время лить слезы. А-Сянь и близко бы не подошел к такому… это даже в мыслях вымолвить сложно… если бы был хоть призрачный шанс, хоть одна крохотная надежда уйти иначе", – я тоскливым взглядом окинула фигуру своего брата. Брат выкликает на заклание брата, чтобы вырвать у того из груди сердце, лишить его жизни. И все же упрямство и непокорность подняли во мне голову: – Я с трудом представляю, как мы ее провернем. Кто в своем уме… – я оборвала себя на полуслове и шумно выпустила воздух изо рта. – Давай другой метод! – я знала, что это бесполезно, но все же продолжала протестовать – Какой, А-Чжи? – хохотнул он, постарался улыбнуться в ответ, искорки жизни вспыхнули и погасли в его глазах. – Колесо Перерождений не сломать! – Я не призываю ничего ломать, – недовольно пробубнила я, расправляя складки ткани. – Просто… это же не редька, А-Сянь! – я хлопнула себя по ноге и нахмурилась еще больше от его улыбки. – Нельзя прийти на рынок с вопросом: “А не продадите ли мне тело для обряда? Очень надо вернуть Старейшину Илин!” – я снова хлопнула себя по ноге и недовольно уставилась на него, едва услышав его каркающий смешок. А-Сянь покачал головой и повел плечами в ответ: – Ты же знаешь, они не то что телами – нашими крохами торговать будут. Но на такое я бы посмотрел. – Я растить никого на убой не буду, – буркнула я и указала на него пальцем. – А это и ненужно, А-Чжи, – Вэй Усянь бесшумно подошел ко мне, положил ладони мне на плечи и легонько встряхнул, заставляя посмотреть на себя: – Слушай свой Ветер. А им придется нас услышать. Услышать тебя,Тяньчжи, – он повернул мое лицо к себе: – Я отдал тебе много приказов и хорошо тебя знаю: какой-нибудь моя строптивая Правая Рука да нарушит, – А-Сянь с улыбкой потрепал меня по голове, увидев, как я скорчила рожицу в ответ на него слова. – Нарушишь, пусть не по своей воле. – О, да! Помощников в этом у меня будет… – я постучала пальце по горлу и закатила глаза. – Мы постарались учесть все, но все учесть невозможно. – Невозможно, – со вздохом согласился А-Сянь. – И все же… Он чуть помедлил перед своей речью, словно собирался с силами. В его глазах, таких родных и близких, в самых уголках спряталась темнота. Та же темнота гнездилась в его душе. Прощаться всегда тяжело, даже если знаешь, что прощание не навсегда. "Одно завершенное число или два завершенных числа. Восемь или шестнадцать лет разлуки…" "Иного пути нет, А-Чжи", – прочла я в его взгляде и внутренне сжалась, когда услышала его пронзительную, полную любви, сострадания и тоски речь. Мы смотрели друг на друга, глаза в глаза, пока его ладони лежали на моих плечах. Брат и сестра, Господин и Правая Рука, сын слуги и последняя выжившая из клана Фэн. Воспитанники Юньмэн Цзян: Вэй Усянь и Вэй Тяньжчи. Его пальцы крепче сжали мои рукава, отороченные красной лентой, прикоснулись к аккуратным швам: – Не отказывайся от любой силы, только если она придет к тебе честным путём. Тебе это важно и нужно. Принимай братство, родство, если это укрепит твой дух, тело и решимость, и если будет созвучно твоей Песни Чести. Бери у мира любую опору. Не страшись ни любви, ни доблести. Прошу тебя. Я кивала каждому его слову, и на каждое его слово моя ладонь, прижатая к груди, все сильнее сминала ворот ханьфу, словно я запечатывала все его наставления внутри себя. Его глаза заволокла пелена, а голос звучал все сильнее в этот рассветный час. Солнечные лучи наконец развеяли весь туман Горы Мертвецов и освещали наши лица, согревали воздух вокруг нас. Я смотрела на то, как свет утра наполняет его изнутри, как подчеркивает его строгую в этот миг красоту, придает ему величия в этот скорбный для нас обоих час. Как утренний свет прогоняет с его лица все тревоги, смягчает его черты, наполняет теплом. Он будто бы оживал на моих глазах, оттаивал и тут же спешил разделить этот мягкий свет со мной, как когда-то мы разделили лепешку, сидя на берегу Озера Лотосов, как мы на двое делили один кувшин вина. Так же, как мы делили победу и поражение, осуждение и славу. На двоих. Я залюбовалась Вэй Усянем в этот миг, и его улыбка стала еще шире: – Я хочу увидеть тебя по возвращении счастливой, сытой и довольной. В шелках, а не этой дерюге, – он быстро оглядел мою одежду и покачал головой, словно признавал свою вину. Извинялся за то, что так и не смог дать мне больше. – В золоте с ног до головы, А-Чжи. И с твоим Господином Обиженным бок о бок Едва услышав это, я стушевалась, опустила голову и недовольно фыркнула. А-Сянь снова сжал мои плечи в своих руках, заставил посмотреть на себя. Продолжая недовольно кривиться, я посмотрела на него, но прерывать все же не решилась. – Я хочу увидеть тебя истинной Госпожой Пристани Лотоса и всего Юньмэн Цзян. Той, которой ты должна быть. Я хочу увидеть, как они будут преклоняться перед тобой, благоговеть и прославлять твое имя. По возвращении я хочу оглохнуть от твоей славы. Возьми у него то, чего не смог тебе дать я, – его пальцы крепко впились в мои плечи, словно когти одной из недавно подчиненных тварей. Тело тут же отозвалось памятью недавней раны, от чего я дернула левым плечом. А-Сянь тут же воскликнул и отнял от меня свою ладонь, трижды похлопал себя по лбу. Я кивнула и скорчила недовольную рожицу, и тут же проверила бинты на левом плече, и облегченно вздохнула, когда не заметила кровавых пятен на ткани. Ох, навозились мы с главарем стаи даолаогуев! – Все в порядке, – наконец выдохнула я. – Вэнь Цин творит чудеса своими мазями. Я постаралась развеять заново сгущающийся между нами туман. Мое сердце билось как боевой барабан в ответ на его слова, на то, какую боль они ему причиняют. Едва ли кто сейчас мог узнать А-Сяня, так серьезен он был, на его лице все четче проступала вина и растерянность. Он отступил на шаг и опустил голову, будто был уже не в силах на меня смотреть. Я сердито тряхнула рукавами и тут же поднялась с валуна: – Разбежался он на мне жениться, как же, – моя насмешка не скрыла дрожи в голосе. Чтобы занять себя хоть чем-то, я принялась медленно складывать его накидку, пока роса, выступившая на валуне, не испортила ткань влажными пятнами. – То, что мы с тобой пробрались в Пристань, еще ничего не… А-Сянь громко кашлянул, прерывая меня, Я тут же обернулась, сжимая в подрагивающих ладонях черный сверток, да так и застыла, не зная, куда себя деть дальше. Он не стал бы бросать слов на Ветер, и это мне было хорошо известно, но… для чего сейчас? Он позвал меня поговорить на рассвете лишь для того, чтобы напомнить мне об А-Чэне? Я вздрогнула, едва в памяти всплыло его лицо: брови нахмурены, взгляд мечет молнии, спина прямая, с вызовом расправленные плечи, гордо вздернутый подбородок и скривившиеся в презрительной усмешке губы. "Не хочу. Не буду я его умолять на мне жениться. После пересуда уйду странствовать, если придется. У меня тоже есть гордость!" – думала я, комкая ткань в руках. А-Сянь тяжело вздохнул, потянулся ко мне, одним рывком забрал у меня свою накидку и встряхнул. – Не спорь. Пожалуйста! – воскликнул он, морщась от пылинок, и тут же накинул верх одежды на себя. – Ты должна жить и брать все благие дары от жизни, пока меня нет. – А потом? – буркнула я, катая подошвой камешек, так удачно попавшийся мне в этот момент. – И потом, А-Чжи! – поморщился он, словно проглотил горькое семечко. – Я не буду его упрашивать, ясно? – я сложила руки на груди и презрительно хмыкнула. – Вот еще. Не останется выбора – буду бродячей заклинательницей до твоего прихода. – То-о-лько этого еще не хватало. Сколько заклинателей будет за тобой охотится, знаешь? Цзинь Гуаньшань, – начал он загибая пальцы, – его верные псы, а их немало! Весь клан Цзинь! – для убедительности он несколько раз загнул все десять пальцев и сжал и разжал ладони перед мной, демонстрируя несметное количество охотников за мной. – Сюэ Ян, – продолжал он, – этот тоже прихлебателями способен обзавестись. – Да-да, да! – сердито кивнула я на каждый загнутый палец. – Но это не повод, А-Сянь! – Просто поверь мне! – наконец топнул ногой он и закатил глаза. – Как же с вами обоими тяжело! – патетически воскликнул он, возведя глаза к небу. – Да неужели?! А-Сянь, ноги моей не будет в Пристани! Чтобы он ходил туда-сюда, – я потрясла ладонью перед лицом, – и шипел на меня, как тигр? Выгородит меня на пересуде – и довольно с него! Нижайший на том главе Цзян поклон! – я издевательски поклонилась в пояс и сердито откинула за спину локоны. А-Сянь посмотрел на меня хитрым взглядом, кусая губы, изо всех сил сдерживая рвущийся из груди смех. – Не смешно, – притопнула я ногой, но брат тут же ответил мне: – И держи Тьму под контролем. Не дай никому ее в себе высвободить. А змей на твоем Пути будет достаточно. Не обращайся к ней и не заклинай ее без меня. Поддерживай свою часть. Я буду рядом, как смогу. Ты услышишь мой голос в самые страшные минуты. Моя смерть не навсегда, – его широкая и беззаботная улыбка так не подходила этим скорбным фразам. И все же он улыбался так, как может улыбаться только Вэй Усянь. Я шагнула к нему, и мы вцепились друг в друга, я тряхнула наши ладони в воздухе и заверила его горячим шепотом, словно кто-то чужой мог услышать нас здесь. Шепотом, которым я доверяла ему свои самые сокровенные тайны: – Тебе сила будет нужнее. Мы объединимся. Обязательно, обещаю тебе! Я смогу их убедить со временем. Они поймут, А-Сянь. Мы оба хотели семью, и она у тебя будет, когда ты вернешься! – заверила его я. А-Сянь тепло рассмеялся и тут же убрал с моего лба непослушный локон: – Главное, чтобы она была у тебя. Я хочу по возвращении увидеть, что у тебя есть что-то только твоё. Что ты не будешь делить ни с кем из нас. Надеюсь, вы с А-Чэном додумаетесь сделать меня дядюшкой, а? Тяньчжи, ты большая девочка, что такое? – он тихо рассмеялся, когда заметил мое смущение, прижался ко мне, тяжело вздохнул, проговорил, положив подбородок на мое плечо: – Я даже не знаю, хочу я этого или не хочу, – он осторожно похлопал меня по спине и тут же отстранился, заглянул мне прямо в глаза: – Будь осторожна. Не подставься под меч. Будет печально встретить тебя на одной из дорожек загробного мира. Я фыркнула: – Ну уж нет! Об этом даже думать не смей! Я дам себя победить, дам располосовать свое тело, но жизнь? Не-э-э-т! А-Сянь, – наставительно обратилась я к нему, когда увидела его смятение, – за игровую доску сядет Фэн! Им меня не обыграть! А в союзе с Вэй, а в союзе с Цзян! – превосходство звучало в моем голосе. В его глазах промелькнула тень страха, и прежде чем я продолжила свою гневную отповедь, он осторожно привлек меня к себе и тихо выдохнул: – Что же мы с тобой натворили, сестрёнка.... Не смотри на меня так, однажды и ты об этом задумаешься, – его дрожащие пальцы осторожно прикоснулись к моим локонам, пропустили черные пряди через себя. – Отступать поздно. Мы будем первым и последним форпостом, где Тьма больше не сможет причинить вреда никому из Великих и малых кланов. Я уйду. Ты останешься. Что еще мой Старейшина мог мне сказать? Мы оба не любили излишне долгих прощаний. Уходя надо уходить, без лишних промедлений, не давая задержать себя и не задерживаться самому. Все было решено и все было готово: артефакты надежно скрыты и подготовлены, твари запечатаны в амулеты и заклинания. Шкатулки сокрыты мощными чарами, которые не обнаружат поисковые амулеты. Твари, что остались на свободе, добровольно принесут себя в жертву, ведь будет очень странно, если после смерти Старейшины Илина никогда больше не будет Ночной охоты. На меня и так будет обращено много пристальных взглядов, многие будут жадно ловить каждый мой жест и вздох, И чем меньше мы оставим поводов, тем будет лучше. На меня и на Пристань Лотоса… Только отчего-то саднило в груди, отчего-то подкашивались ноги и сухие рыдания подступали к горлу. Он боялся уйти навсегда, я знала это, потому что сама страшилась того же. Что если даже двух непревзойденных талантов будет недостаточно? Что если он заблудится в Пустоши Скорби? Что если Вихри Тьмы пожрут его без остатка? Что нам делать тогда? ***       "Старейшина вернулся! Мой Господин вернулся! Янь-ло-Ван, Небесная Императрица, наконец-то! Предки, Небо!" – победным колоколом билось в моей голове торжество и радость, так громко звучали эти мысли, что я едва обращала внимание на разговоры служанок. Девушки веселой стайкой под предводительством моей Лю Линян окружили меня, готовили госпожу Цзян к исполнению ее обязанностей. Одна из девушек украшала мои руки кольцами, но первый среди них – неизменный перстень с обсидианом, подарок отца... Другая девушка убирала мои волосы в строгий пучок замужней женщины, оставляя лишь часть волос свободно ниспадать на спину. Лю Линян строго проследила за тем, чтобы брачные косы были в порядке, и поднесла к моей коже новый аромат. Ей было совершенно необязательно мне прислуживать, но как ее было отговорить? Я посмотрела на нее и улыбнулась, вспомнив ее горячую просьбу: "– Госпожа, я уже привыкла вас прибирать. Дел у меня теперь не так много, как раньше. Позвольте, оставьте за мной эту радость! – Хорошо, я принимаю твою просьбу." – Госпожа, юные госпожи из младших кланов прибыли, – деловито расправляя два нижних ворота одеяния, сообщила мне Лю Линян и ту же ответила на мой немой вопрос. – Ожидают вас со своим сопровождением в Зале Меча. – Хорошо. А где господин Цзян? – я неспешно поднялась с резного табурета, служанки тут же склонились передо мной и отступили на несколько шагов, замерли не поднимая головы в ожидании приказов. Одна из девушек поспешила протянуть Лю Линян роскошный, фиолетовый верхний слой ханьфу с широкими, расшитыми золотом рукавами и отороченным по вороту до подола черной лентой. Я плавно поднялась со своего места, раскинув руки в стороны, помогая моей поверенной облачить меня. Линян посмотрела в сторону одной из служанок: девушка тут же выступила вперед, бережно приподняла свободные локоны. Лю Линян аккуратно расправила ворот со спины и принялась за складки рукавов: – Господин Цзян рано поутру отбыл в Цинхэ Не по важным делам. Оставил вам послание, – закончила Лю Линян, и я неспешно опустила руки, повернулась к ней лицом, позволяя привести свой внешний вид в порядок. Моя поверенная мягко улыбнулась в ответ и хитро сверкнула глазами. Я улыбнулась и глубоко вздохнула, а Линян откровенно прыснула, и ее смешки подхватили некоторые служанки, особенно те из них, кто уже были замужем или обручены. Знала я их важные дела, конечно. "Море драгоценностей" снова вышло из берегов, грозило затопить всю Пристань Лотоса, вот он и поспешил в обитель Мощи и Доблести. А точнее явились дочери благородных кланов со своей свитой на обучение. Я подмигнула Линян, с улыбкой кивнула служанкам, которые переглядывались между собой, и прислушалась к ощущениям.       Волна любви накрыла меня с головой, хоть разум упрямо твердил, что я уже давно должна привыкнуть. Но разве можно привыкнуть к этому счастью: продолжаться в другом человеке и быть его продолжением? Ведь речь идет о родственных душах. Как можно привыкнуть к обретению после утрат? Эта связь всегда как в первый и последний раз. "Скоро Ночная охота, наша территория, – промелькнуло в моей голове. – Возьмем А-Лина и А-Иня, им пора увидеть воочию. Моя первая охота как раз была в этом возрасте. Сил больше не было смотреть на их печальные лица, вот и понаблюдаем за готовностью молодых господ… У-Яна, пожалуй, пошлем присмотреть и кого-то из моего десятка. Ведь Цзян Фемянь и госпожа Юй как бы ни были суровы, никогда не оставляли нас одних, без присмотра, пока не убедились, что их птенцы способны летать…" – Хорошо, я позже открою послание от господина Цзян, – я довольно повела плечами и повернулась к зеркалу. Девчонка внутри меня в этот момент хихикнула – так величаво я смотрелась в окружении роскоши. Госпожа, которую я увидела в отражении, в один миг превратилась в преисполненную величия и гордости женщину, заклинательницу, чей высокий уровень духовных сил позволял сохранять, несмотря на возраст и двое родов, почти что девичью красоту. На гладкой коже ни следа от морщинок и ни одного изъяна, в ярко подведенных глазах сверкает лишь уверенность – ни тени скорби или боли. Всему этому придет время позже, но сейчас, зная о том, что сердце моего Господина бьется, я чувствовала – столь сильной и прекрасной прежде я не была никогда. Вдоволь собой налюбовавшись, я обратилась к Линян, которая тут же поспешила задвинуть мой табурет с прохода: – Сейчас я желаю навестить А-Шэня, а ты пока займись прибывшими госпожами: расположи их в левом крыле вместе со свитой. Весть о том, что госпожа Цзян собирает воедино все разрозненные прежде женские практики, взбудоражило весь мир заклинателей. Теперь едва ли быстро умолкнут все разговоры, что было и к лучшему: отвлекут ненужное внимание от возвращения Старейшины Илина. Особенно приятен в этом потоке голосов мне был голос нашего Верховного Заклинателя, ведь в его словах было больше патоки, чем обычно, потому что только так можно было скрыть море яда, которое едва не вышло из берегов. Заклинательницы всегда были редки, и обычно каждый клан справлялся с воспитанием таких женщин сам. Но стоило подуть Ветру Перемен – и разве теперь хоть что-то может остаться прежним? Все больше девушек среди кланов начали проявлять невиданные прежде таланты, и снова сотни взглядов устремились на меня. Я знала, шепотом все еще вспоминают и мою связь со Старейшиной Илин, и слухи о нашем мастерстве. Шепчутся о моем гуфэн, о заклинаниях, что я применяла на двух войнах… Но что же было поделать всем сплетникам, если уж я заседаю в Совете Кланов, и многие – Великие и малые кланы – не сомневаются в моих добродетелях. Сомнения, как обычно, испытывал только один… Никто из заклинателей не остался безучастным: те, кто не спешил отправлять своих дочерей, но понимал, что могут опоздать из-за сомнений и не успеть прославиться как помощники на пути становления новой тропы самосовершенствования, с нижайшим поклоном передавали сборники и свитки. Зачастую упоминания и примеры женских практик там были разрозненны, но это было все же большим подарком судьбы. Иньская энергия, что течет внутри каждой женщины, совсем не просто так является разрушительной: мы порождаем жизнь, а там, где жизнь, всегда найдется место и смерти. Наша энергия мягка и податлива, что кажется только на первый взгляд. Инь обманчива в своей хрупкости и безжалостна к тем, кто поддался на ее иллюзию. Но все же были и те, кто отважно, не смотря на все кривотолки и мое прошлое, отправил к порогу Пристани Лотоса своих дочерей. И кланы я ценила превыше всего – ведь они, ни много и не мало, вручили мне свое будущее. А это многое говорило тому, кто умеет слушать и внимать. А еще это страшно раздражало нашего Верховного Заклинателя, который все никак не мог найти ни единого изъяна. – Убедись, что у них всего в достатке, – продолжила я, обращаясь к своей поверенной. – К полудню проси на западную веранду. Пусть подождут меня там. Сколько их? – Шестеро, госпожа, Не поверите, – Лю Линян чуть помедлила, властным жестом сначала выпроводила служанок, а после того, как за ними закрылась дверь, она наклонилась ближе: – Этот ваш Молин Су дочь прислал. Я рассмеялась, запрокинув голову, и тут же сверкнула глазами, с вызовом глядя на помощницу: – Да не может быть! Пробрались глаза в Юньмэн Цзян, – залихватски я щелкнула пальцами. Линян, подхватив мое настроение, пожала плечами и, хитро улыбаясь, смотрела на меня. – И как она тебе? – приподняв бровь, поинтересовалась я. Лю Линян хмыкнула и тут же, заметив несовершенную складку у моего пояса, поспешила исправить: – Мне кажется, она вас как увидит, так больше и не отлипнет, – и покосившись на дверь, тихо добавила: – Как госпожа Мюй, – Линян округлила глаза и с чувством посмотрела на меня. Я кивнула в ответ и пошевелила ладонью, побуждая продолжать. Ловкие и тонкие пальцы Линян приводили в порядок широкий пояс: – Не думаю, что быть дочерью этого его служки такая уж радость. У нее на лице такое было… – женщина чуть помедлила, нахмурилась, словно подыскивала слова. На ее лице мелькнула тень печали, у бровей залегла складка. – Знаете, госпожа, – медленно начала она, – бывает так, что Небо не дарит счастья в браке, – она строго посмотрела на меня, в ее голосе сквозило женское сочувствие. Я тут же наклонила голову, соглашаясь с ней. Линян тяжело вздохнула и помедлила, продолжая легко касаться пальцами шелка. – Так вот, у этой юной госпожи лицо как у счастливой вдовы, что хоронит своего злобного мужа, – Лю Линян хмыкнула и отошла на шаг, любуясь своей работой. Я посмотрела в глаза своему отражению, смакуя каждое слово: – Верховный Заклинатель будет в восторге... Что ж, посмотрим. Сейчас надо навестить А-Шэня, – мы улыбнулись друг другу, и моя помощница тут же отозвалась: – Он в библиотеке, госпожа, с раннего утра трудится, упражняется в письме, – в ее голосе звучало неподдельное уважение к молодому господину. – А юные господа Цзян и Цзинь отправились проехаться, – и тут же поспешила уточнить, едва заметив, как я озабоченно нахмурилась. – С ними Цао Гуй и У Ян. – Прекрасно, – удовлетворенно кивнула я и тут же неспешно повернулась на стук в двери. Линян поспешила распахнуть резные створки, и в мою гардеробную вошли мои стражницы. – Госпожа Цзян! – хором поприветствовали меня воительницы и синхронно поклонились. Я довольно кивнула в ответ, оглядев их мужские костюмы, порадовалась крепкой хватке на рукояти коротких мечей. А-Лан сверкнула большими глазами на миловидном лице и дерзко повела плечами. Роу криво усмехнулась, приподняв бровь. Обе они выражали свою готовность к любому моему приказу. – Роу, А-Лан, я рада вас видеть, – тепло обратилась я к ним обеим и взмахом ладони попросила оставить излишнюю вежливость. – Как вам девушки? – не скрывая своего предвкушения, поинтересовалась я. Мои стражницы переглянулись, словно решали, кто первая будет говорить. А-Лан моргнула, Роу кивнула ей и повернулась ко мне: – Госпожа Цзян, дело, конечно, ваше, но дочь Су… – Роу презрительно скривилась и покачала головой. Жестом я приняла ее аргументы и вопросительно посмотрела на А-Лан. Она с почтением наклонила голову и поддержала свою подругу: – Да, госпожа, я согласна с Мюй Роу. Девушка, конечно, бойкая, хорошо держится, но семейство, – А-Лан перебрала пальцами по рукояти меча и в раздумьях посмотрела на меня. – Поглядим, – ответила я им обеим, – Не делайте поспешных выводов. Госпожа Лю, – я сделала широкий жест в сторону довольной Лю Линян, - вот утверждает, что она ко мне прилипнет. Мы трое переглянулись и рассмеялись Я шагнула ближе к выходу. Мои стражницы тут же прянули по сторонам, замерли подле меня. Прежде чем я распахнула двери в свои покои, я решила уточнить у подруги: – А что до остальных, госпожа Мюй? – Есть талантливые. Только уж больно скромные, – Роу смешно сморщила носик и тут же перебрала пальцами по рукояти меча. – А-Чжи, я так привыкла к тебе и нашей свободе, что мне тяжело видеть все эти потупившиеся взоры, – заверила она меня, пожав плечами. Я подарила ей очередную улыбку и погладила по плечу: – Роу, свобода дается боем. И не всякой это нужно, – я поправила ее высокий хвост, разгладил шелк одеяния на груди и прошептала ей на ухо, но так, чтобы было слышно всем остальным: – Давай не будем рушить их мир больше, чем того требуется. С громким смехом я со своим сопровождением покинула покои госпожи Цзян.

***

– Матушка! – А-Шэнь резко вскочил на ноги, покачнулся, но все же почтительно склонился, едва я затворила двери за собой. Я окинула взглядом пространство вокруг нас: идеальный порядок стоящих полукругом вдоль стен высоких стеллажей, пропитанных вековой мудростью, распахнутые окна библиотеки выходили на уединенный искусственный прудик, в котором сейчас качались под легким ветерком лотосы и кувшинки. Библиотека была отделана в насыщенных фиолетовых и темных тонах – цветах благородства и мудрости. Символы сосредоточения и усердия, нарисованные поколениями предков Цзян, украшали стены, призывали своих потомков к строгому следованию своим заветам. А-Шэнь вместе с наставником по каллиграфии сидел в самом центре библиотеки. На столике и вокруг них аккуратными стопками были разложены сборники с примерами разных видов почерка, а также свитки с упражнениями. Его учитель занимал место напротив него и в правой своей руке сжимал тонкую, отполированную бамбуковую палочку, которой указывал на ошибки в разлинованном листе, а иногда мог и пребольно ударить по пальцам. Я непроизвольно сжала в руках шелк рукавов и нахмурилась, быстро оглядев руки своего сына. Волна гнева опала, так и не достигнув высоты: его руки были в туши, но следов легких ударов на них не было. В тот же миг мой взгляд, обращенный на его учителя, потеплел, а улыбка стала еще шире. Они оба спешно поднялись на ноги, отбили вежливые поклоны в мою сторону. Я с улыбкой оглядела невысокого старичка в темно-синих одеждах и махнула ладонью, жестом выражая благодарность. Уединение места мудрости было нарушено одним учеником, превыше всего жаждущим знаний. Его учитель поднялся следом, поклонился, и я жестом попросила его оставить нас. Едва дверь закрылась за учителем, я поспешила к своему сыну, сжала в руках его плечи, настороженно вгляделась в его бледное лицо. А-Шэнь не прятал от меня своего волнения и даже не пытался скрыть следы бессонной ночи: под глазами залегли тени, губы чуть подрагивали от волнения. Он почувствовал, знал – я слышала его крик в ночи. Слышала, как перепуганной птицей в клетке бьется в его груди сердечко. А-Шэнь прикусил губу, смял рукава, пряча ладони, и низко опустил голову, словно провинился, когда увидел тревогу и сожаление в моих глазах. А я… как бы я смогла предстать перед моим мальчиком в облике Демоницы Илина? Как я могла позволить своему сыну увидеть мое страшное, искаженное лицо? Черноту, что бурлила в моих глазах, темный туман, что объял меня с ног до головы. "Еще не сейчас, еще немного…. Пожалуйста, о Небо! Дай нам еще немного времени!" – беззвучно взмолилась я. Мое сердце сжалось от боли. Я тут же снова привлекла сына к себе, пытаясь скрыть свои искаженные черты от него. А-Шэнь сначала прижался ко мне, потом все же отстранился и заглянул мне в глаза. Он смотрел на меня с немым вопросом, с отчаянием и надеждой одновременно. Его главный страх, страх отвержения, разлетелся в дребезги после разговора с отцом. Теперь ему нужны были слова матери, ее принятие и ее наставление. Я посмотрела на прислоненные к его сидению черные лакированные ножны меча и улыбнулась. Заметив мой взгляд, А-Шэнь расцвел. Он тут же быстро закивал головой, потянулся к своему мечу. Бесконечно довольный собой и жизнью, он резко вынул оружие из ножен и тут же встал в боевую стойку. Кружащимся движением он отошел от столика и, легко крутя рукоять меча в руках, сделал несколько выпадов. Я серьезно кивала каждому его удару: – А-Шэнь, здесь быстрее, теряешь концентрацию, слишком медленно собираешь духовную силу. А-Шэнь замер, чуть присев: левая рука отведена назад, меч в правой руке в положении колющего удара. Он тут же замешкался, растерялся. Резко собравшись, он опустил голову, а затем паркет царапнуло острие меча. Я с улыбкой подошла ближе и потрепала его по плечу: – Встань обратно, – мягко потребовала я. Красный как киноварь А-Шэнь кивнул и снова встал в стойку. Я осторожно выпрямила его отведенную за спину руку со сложенными в мудру пальцами, прислушалась к пению Ци внутри моего сына. Я смотрела, как фиолетово-белоснежная лента энергии обвивает его пальцы, и каким мощным потоком разливается духовная сила по его каналам. Мое сердце сжалось от тревоги и восхищения одновременно: как мы с А-Чэном могли сотворить такого прекрасного почти что юношу? И как теперь направлять этот могучий поток внутри него? Ведь по мере его взросления сила в нём будет только возрастать…. Я аккуратно пощупала мышцы и довольно кивнула, отошла назад. А-Шэнь наклонил голову и сделал резкий, точный выпад мечом, и с разворота сразу же послал вперед шар духовной силы. Ярость на его лице сменилась паникой, ведь он направил свою энергию в свиток с иероглифом "Благоразумие", что принадлежал кисти Цзян Фенмяня. Резко взмахнув ладонью, я развеяла энергию и на каблуках повернулась к оторопевшему сыну: – Когда я говорю действуй быстро, это не значит безрассудно, – я указала рукой на иероглиф и наставительно обратилась к сыну. – Учись сражаться в разных обстоятельствах, не будь стеснен ни коридорами, ни стенами. И тогда ты достигнешь победы, – мой голос все же дрогнул от материнской гордости, а в позе к обычной сдержанности госпожи Цзян добавилось и превосходства. – Я… я понял, матушка! – с жаром воскликнул А-Шэнь, отбил мне глубокий поклон и резко, с чувством выполненного долга вернул меч в ножны. Я одобрительно кивнула и предложила ему занять место за столиком, а сама же поспешила сесть напротив него. Я окинула взглядом исписанные листы, спрятала довольную улыбку за рукавом. Его успехи в каллиграфии на голову превосходили старания сверстников. Если и дальше так пойдет, буду просить шифу Лань заняться им до положенного срока. – Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась я, осторожным движением забрав у него листок с каллиграфией. – Матушка, я… – осторожно начал А-Шэнь и старался не встречаться со мной глазами. Я делала вид, что совершенно не обращаю внимания на его смятение, давала ему время собраться с мыслями и духом. Пусть он еще ростом мал и возрастом юн – это совершенно не значило, что он глуп. Что-то он мог не понимать в силу возраста, что-то знал лишь по книгам, но все же… Я учила своих детей, что этот мир слишком огромен и велик, а значит потеряться и потерять свою тропу в нем легче-легкого. Но у них, каждого из них, есть два ориентира: совесть и интуиция. Слушая их голоса вместе с голосом сердца, сплетая их с нашими наставлениями, они не могут заблудиться на своем пути… – Я что-то слышал ночью... Это… – наконец выдохнул А-Шэнь и уставился прямо на меня. Его длинные тонкие пальцы теребили голубой рукав юношеского одеяния, а живые и яркие глаза жадно вглядывались в меня. Он смотрел не отрываясь и ерзал на своем месте в нетерпении получить ответ на свой вопрос. Я бережно отложила в сторону лист с его трудами и вытянула вперед руку. А-Шэнь тут же, не медля протянул мне свою ладонь в ответ. Я погладила его ладошку, осторожно прикоснулась к чуть огрубевшей от тренировок с мечом коже и, глядя прямо на него, словно он был мне ровней, проговорила: – Да. То, что ты слышал и знаешь – правда, но лишь отчасти. Едва услышав это от меня, А-Шэнь судорожно выдохнул, на его лице скользнуло выражение: "Я так и знал!". И он едва успел взять себя в руки, понимая, что такому торжеству не время и не место. Я с трудом смогла подавить нежную улыбку и продолжила: – Да, у нас есть то, что тебя зовёт, именно там, где мозайка. Но всему свое время. Я не могу тебе рассказать всего – ты ещё юн, А-Шэнь, – я подняла свободную ладонь вверх, давая понять, что не потерплю никаких возражений. А-Шэнь сглотнул и медленно наклонил голову в согласии. От этой его вынужденной покорности мне стало на душе немного теплее: кажется, именно так я замолкала и опускала глаза к полу, когда госпожа Юй в очередной раз принималась меня журить. – Тот путь, что проявляется в тебе, должен подождать. Прежде всего сейчас для тебя – Путь Меча. Потом, возможно... – я покачала головой в глубокой задумчивости, из которой меня вывело подрагивание ладони сына в моей руке. А-Шэнь быстро поднял глаза и снова опустил голову, едва только услышав строгое: – Не спорь и не уговаривай. Не сейчас, – я нахмурилась и чуть качнула головой, придавая своим словам веса. – Ты узнаешь всю историю. В свое время. Обещаю тебе, – я жестом заставила его посмотреть на меня и ободряюще улыбнулась, только заметив лучик надежды в его взгляде. Мой сын тут же просиял и теперь восторженно кивал каждому моему слову: – И тогда мы: твой отец, твой дядя, я и ты – мы все будем решать, как нам поступить. Пока этот день не настал, я прошу тебя об усердии. О тренировках. Фехтованием сама буду тобой заниматься, – тень дерзкой улыбки скользнула по моим губам, и я едва не рассмеялась от радости, когда увидела, как мой сын едва не подпрыгнул на месте на одном выдохе воскликнул: – Матушка… – в его еще детском голоске воедино сплелись нотки радости, страха и почтения. Я потрепала его по щеке, прогоняя все тревоги его ума и сердца прочь, горячо заверила его: – Ты – часть Цзян, запомни это. Ты наше будущее и наша основа. Ты тоже наш столб, как и А-Инь, – я качнула головой в сторону окна, туда, где сейчас в верховой езде упражнялся его старший брат. А-Шэнь проследил за мной глазами и кивнул: – Матушка, вы не переживайте, между нами с А-Инем все ладно. Они, конечно, с А-Лином иногда уж… – он покачал головой в поиске нужного слова, – слишком шумные, – с робкой улыбкой нашелся он. – Но все же… мы братья, несмотря ни на что, матушка. Не переживайте о нас! "У Гусу Два Нефрита, а у Юньмэн теперь три героя", – эта мысль наполнила мое сердце светлой грустью, и эта же грусть отразилась в моей улыбке: – Он станет главой, но это не значит, что тебе не найдется места за нашим столом и под этой крышей. Превыше всего мы ценим свободу: без нее никогда не достичь невозможного, – торжественно, с придыханием проговорила я, понимая, что эти слова навсегда найдут отклик в его сердце. Он запомнит этот миг на всю жизнь: меня, сидящую напротив него, держащую его за руку. Матушку, что говорит с ним как со взрослым, как с равным. Поддавшись этим чувствам, мой сын с почтением, едва слышно проговорил наш девиз: – "Стремись достичь невозможного". Я одобрительно кивнула и ласково потрепала его по щеке: – Невозможное имеет много лиц и дорожек. Одна из них будет твоей. И ещё, прошу тебя, – я качнулась назад и положила ладонь сверху, крепче сжала его детскую ладошку в своих руках. – Больше никогда не умоляй, даже нас с Цзян-фуцзюнем. Ни-ко-гда, – по слогам проговорила я, глядя на сына в упор. Он медленно наклонил голову в ответ, дал понять, что услышал меня, и пусть, быть может, еще не до конца понимал, о чем я говорю, но внимал, слушал внимательно. – Ты – Цзян Юншэнь. В твоем имени Бессмертие: наших имен, твоего и всего нашего клана. Имен каждого в Юньмэн Цзян. Запомни это. Ни перед кем не склоняйся, кроме Предков в их Зале. Для остальных у нас есть вежливость, – намек на дерзкую улыбку скользнул по моим губам, я горделиво вскинула голову, глядя на своего сына сверху вниз. А-Шэнь подался мне навстречу, неосознанно копируя мою позу. Но в этот миг мне некогда было умиляться его трепетному повторению ребенка за матерью. Я говорила как госпожа Цзян с юным заклинателем клана Цзян. – Кто бы ни угрожал тебе смертью, кто бы ни стремился заставить тебя поверить в свою никчемность, не покоряйся никогда. В тебе моя кровь – кровь Фэн. Ветер слился с Лотосом. Мы с отцом простим тебе ошибки, ведь на кривых корнях дерево стоит крепче. Но только не слабость, – с чувством закончила я и сверкнула глазами. – Цзян на нее права не имеют! – хмыкнула я, и в глазах моих на миг просквозила тень воспоминаний. – Мы сильны перед невзгодами этого мира, – процитировала я А-Шэню слова Цзян Фенмяня и добавила в его наставление своих речей. – Мы просим у Неба и требуем у Мира с открытым лицом. Мы тоже берем своё. И свое защищаем. Ты меня понял? Он кивнул в ответ, осторожно высвободил руку из моих ладоней, неспешно, со всем пониманием момента поднялся и глубоким поклоном поблагодарил меня за наставление. Я жестом приняла его вежливость и тут же указала ему на место, призывая сесть обратно. – У тебя вот тут пятнышко, знаешь? – я легонько щелкнула его по носу, когда он опустился напротив, и тут же весело рассмеялась. "Судите меня, госпожа Юй, хоть обрушьте на мою голову поместье, но я сделаю всё, чтобы мои сыновья меня не боялись", – подумала я, глядя на то, как мой смущенный сын скромно опустил глаза. – Что ж, занимайся, – сказала я, плавно поднимаясь на ноги. – Жду тебя к обеду. Теперь предстояло проверить последние приготовления к грядущей Ночной охоте, а после заняться осмотром прибывших ко мне для обучения юных дев-драгоценностей. На миг, скрытая темнотой прохода, я остановилась, вслушиваясь в Мир. "Его сердце снова бьётся, он идёт... Скоро мы встретимся." Чуть лукавая усмешка, гордо расправленные плечи. Я резко распахнула двери библиотеки и замерла под солнечными лучами.