Мудрость обнимающая лотос

       Три высокие тени от одинокого фонаря скользили по стене охотничьего домика все в тех же угодьях. Места нашей радости и скорби, места наших тайн и собраний. "На будущее, здесь прекрасные охотничьи угодья", – вспомнила я слова моего отца, сказанные нам с А-Чэном на пути из Башни Золотого Карпа. Словно несколько жизней назад – так это было давно, казалось мне в этот миг. Я стояла перед ним, растерянная и полная решимости одновременно, а солнечные лучи погожего утра освещали его силуэт. Черное и серое на его плечах, серебро в его волосах и яркий, ослепительный свет небесного светила, чьи лучи наполняли его словно изнутри. Солнце будто бы благоговело перед ним, подчеркивало все его достоинства, а тени скрывали боль, терзавшую его каждый миг, каждый вздох. Мой отец, мой генерал… Мой грозный Чифэнь-цзюнь. А перед ним я – та, кто только пережившая пересуд над собой, Правой Рукой Старейшины Илин, не побоявшаяся начертить перед его лицом наше заклинание, готовая пойти на все, чтобы отблагодарить его, решившего, как решает всякий воин – жизнь за жизнь. В этом небольшом домике из тёмного дерева на несколько комнат было скрыто столько воспоминаний. Стены словно пропитались нашим счастьем и нашим смехом. За этим столом столько раз собиралась наша семья, разделяя добычу после охоты. Вокруг носились А-Инь и А-Лин, то и дело залезая к Не Минцзюэ на колени, требуя к себе внимания и рассказов. Рассказов о войне и подвигах, о духе сабель, что созданы лишь для уничтожения нечисти и демонов, от того то они так сурово поют, требуя крови и жизни всякого нечестивца. А-Чэн обычно сидел рядом с ним, А-Сан – напротив моего мужа. Я же всегда занимала место напротив отца за этим длинным крепким столом. Сейчас мы сидели все вместе, а место Не Минцзюэ пустовало – никто из нас не решился бы занять его. Это давало нам всем иллюзию того, что отец, дагэ, с нами и слышит нас. Одобрил ли он тех, в кого превратились мы трое? Принял бы он нас – А-Сана, А-Чэна и меня такими, какими мы становились, когда снимали свои маски власти? Поддержал бы он нас или напомнил бы о том, что для заклинателей ненависть, месть, жадность, глупость и ложь недопустимы? Искусство войны – это путь обмана. – Были какие-то знаки, сестра? – вывел меня из тяжелых мыслей голос А-Сана. Я покачала головой, возвращаясь к ним обоим сердцем и душой, и тихо выдохнула: – Ничего. Его молчание меня настораживает. А плана на внештатную он мне не оставил, – я горько усмехнулась и развела руками в стороны, признавая свое бессилие. – Вэй Усянь, опять начинается?! – прошипел фуцзюнь, гневно сжимая кулаки. Брат посмотрел на него с тревогой, покачал головой. Ситуация получалась сквернее не придумаешь. – Он должен был подать знак на исходе восьми лет. Мы достаточно отточили свою часть. Но и по прошествии... – Но была тишина, – кивнул А-Сан, взмахнув веером. Я подтвердила его слова – Я не вправе вопрошать Тьму без него, – с отчаянием просипела я. "И если бы дело было только в этом." – Глава Цзинь чем не знак? – недобро усмехнулся глава Не, с ленцой обмахиваясь веером. – Сколько бед он успел натворить под моим контролем, но всё же. Одной крови своих "братьев" сколько пролил, – А-Сан равнодушно пожал плечами и недовольно поморщился. "Я уже молчу о Цинь Су", – сказал мне взгляд главы Не, я моргнула, соглашаясь. – Все готово, – продолжал брат, – Господин Лань, я, ты, сестра, А-Чэн, – он указал ладонью в сторону своего друга. – Даже наш Верховный Заклинатель... Все условия для явления Старейшины созданы. Проявлена суть вещей. Великие кланы объединились, направили Ветер Перемен. Ум полководца занял свое место среди всех вас. – Лань Ванцзи тебе благодарен, – поддержала я А-Сана. – Лишнее, пусть избавит меня от этого, – он махнул ладонью, сощурил глаза. – А-Сан… – покачал головой А-Чэн и тут же нахмурился, посмотрел на него исподлобья. Долгие несколько мгновений они смотрели друг на друга, прежде чем, не вытерпев сочувствия в глазах моего мужа, брат зашипел драконом: – Что, А-Чэн? Я защищаю свою сестру и свою семью в первую очередь. Вэй Усянь был мне другом… – он тихо рыкнул, взмахнул своим веером и покачал головой. Я потянулась вперед, протянула руку к его лбу, но прежде чем успела коснуться своего А-Сана, он распахнул глаза и твердо проговорил. – Я уважаю Ханьгуань-цзюня. Он хранит мою тайну, я храню его. Этого достаточно, не так ли? Моя ладонь опала, так и не прикоснувшись к нему, с глухим стуком опустилась на лакированную столешницу. Тень стоящего неподалеку фонарика легла на лицо Не Хуайсана, подчеркнула залегшие под глазами круги, подчеркнула резко очерченные на лице скулы, тонкие сжатые в линию губы. – А-Сан, пожалуйста, – я кинула на него взгляд, полный мольбы. Долгие несколько ударов сердца мы смотрели друг на друга, я протянула к нему руку ладонью кверху. А-Чэн поднялся на ноги, обнял себя за плечи и тихо выругался, наблюдая такую сцену. И прежде чем мой брат вложил свою руку в мою, он покачал головой, встал, сложил веер и поклонился. – Простите, оба. Я все ещё бываю несдержан. Значительно реже, но… Фуцзюнь кивнул, ответил обеспокоенным взглядом. Я потрепала брата по щеке, радостно отметив, как просветлело его лицо, как мрачные тени, искажающие его черты, отступили прочь. Как в карих с золотой поволокой глазах вместо пожарища зажигается теплый огонек очага. Мы все были одной семьей, и каждый из тех, кто сидел за этим столом, пытался уберечь другого и всех вместе. Мы прикрывали друг друга грудью, буквально вырывая чашу страдания из рук другого. Мы знали друг друга так же хорошо, как и свое сердце. И все же каждый из нас оставлял в своей душе тайный, темный уголок, куда не пускал никого. Я готовилась к возвращению Старейшины Илина, мой муж – к возвращению своего брата. Мой брат – к исполнению своей мести. И каждый знал, что этот сокровенный уголок в душах каждого из нас имеет право на существование. Потому что есть то, что можем сделать лишь мы, пусть и связанные любовью, сплетенные друг с другом клятвами и привязанностями. Страдающие от страдания другого, но бессильные взять на свои плечи хоть каплю ноши другого. Лишь быть рядом, лишь держать за руку и не препятствовать – вот все, что мы могли сделать. – Даже жадность пригодилась… – качнул головой А-Сан, стремясь вернуть разговор в прежнее русло. Он перевел на меня оживший взгляд и со странным весельем поинтересовался: – Не значит ли его молчание согласие? – Ты что-то придумал, А-Сан? – тут же вскинулась я, улыбаясь против воли. Ситуация не располагала к веселью, однако улыбки все же окрасили наши лица. – Все так, господин и госпожа Цзян. Есть одно семейство, малочисленное. А-Чэн, прошу тебя… – брат вежливо склонил голову в сторону моего мужа, оборвав просьбу на полуслове. – Семейные дела клана Не, – покачал головой А-Чэн. – Я жду снаружи, – он поцеловал меня в лоб перед уходом. Я положила ладонь на его запястье и благодарно улыбнулась. А-Чэн тяжело вздохнул и кивнул А-Сану в ответ на его наклон головы, стремительным шагом покинул охотничий домик. Я проводила его взглядом, слушая как затихают его шаги в ночи. – Есть одно семейство, весьма пострадавшее от прошлого главы Цзинь, – прервал недолгое молчание А-Сан. Я сплела пальцы в замок, повернулась к нему всем телом, показывая, что внимательно слушаю его. Брат одобрительно взмахнул веером и продолжил. – Это семья Мо. В молодости Цзинь Гуаньшань… – его взгляд скользнул по моему сосредоточенному лицу, и в глазах скользнула тень задумчивости. А-Сан пару раз взмахнул веером в наступившей тишине и, быстро решив, закончил тоном, не терпящим никаких возражений: – Избавлю тебя от подробностей. Я тяжело вздохнула, потерла лицо ладонями, прикоснулась кончиками пальцев к вискам. А-Сан лишь улыбнулся в ответ, видя, что попытки не спорить с его решением и держать меня подальше от некоторых его намерений, все же вызывают во мне бунт. Смирение так и не стало моей добродетелью, поэтому я раздраженно просипела: – Сколько же их таких, по всему нашему миру, – и тут же скривилась от жалости. Брат поджал губы: – Все так, не счесть. Всяк пожинает свой урожай. Снова повисла пауза, нарушенная торжественным и мрачным, уверенным и строгим: – Я знаю, чье тело было бы подходящим. Я прищурилась, постучала пальцами по столу, чуть откинувшись назад, оглядела своего соратника напротив оценивающим взглядом. Брат лишь лениво кивнул моей реакции, взмахнул веером и продолжил: – Ты верно поняла. Мне нужен обряд "Подношения тела". Правильный, сестра. – Он получил основы заклинательства? – продолжая щуриться, поинтересовалась я. – Не великий заклинатель, конечно... Остальное, я думаю, вы поправите сами, – сверкнул глазами А-Сан. Я в ответ криво ухмыльнулась и задумчиво протянула: – И его злость достаточно сильна? А-Сан кивнул, небрежно повел в воздухе ладонью, показывая, что оценил мое перевоплощение из нежной сестры в верного соратника. Оценил мое умение сдерживаться в нужный момент и решать без оглядки на чувства. – Ты помог или Гуанъяо? – продолжая ухмыляться, поинтересовалась я. Брат поджал губы, повел плечами: – Мы оба. Всё имеет свою цену, А-Кин. А я тебе не обещал, что буду семьей и для Вэй Ина, – его глаза снова вспыхнули, напоминая мне о важном пункте нашего договора. – Все так. Не обещал, – я развела ладонями, признавая его правоту. – Не бойся, тебе не придется отвечать перед разгневанным Старейшиной Илина в одиночку, – заверил меня Не Хуайсан с ледяной улыбкой. – Не сомневаюсь, – я пожала плечами и посмотрела на него в упор. – Скоро, полагаю? – Семена брошены, урожай не заставит себя ждать, – А-Сан небрежно кивнул своим словам и рассудительно продолжил. – Если уж кому-то и полагается разобраться с делами, так это ему. Так что, существует правильный обряд? Или придется довольствоваться тем, что есть? Тон, от которого могло дрогнуть и самое крепкое сердце. Взгляд, который способен был устрашить и самого лучшего воина. Мы смотрели друг на друга, и в этот момент мы были не нежно любящими друг друга братом и сестрой, мы были стратегом при самом лучшем полководце. Мы оценивали готовность друг друга, наши ресурсы и нашу выдержку. Оценивали нашу общую решимость так беспристрастно, как только могли. Тигрица из Цинхэ и Яцзы из Цинхэ смотрели друг на друга, точно так же, как когда-то давно Правая Рука смотрела на Старейшину Илина. И как когда-то, я вновь видела лишь одну на двоих смелость идти до конца. Против всех. Против всего. К своей и общей цели. Я тяжело вздохнула, закрыла глаза, А-Сан выдохнул, расслабляясь в нетерпении, взмахнув веером. Я скользнула взглядом по расписной ткани и не глядя покрутила перстень на указательном пальце правой руки. – Да, есть. Правильный, ха.Ты верно подметил. То, что у меня есть, поможет нам избежать некоторых сложностей. – Тонкости меня не интересуют, ты же знаешь. Жертва будет добровольной. Поверь, он достаточно пострадал от клана Цзинь и заслуживает покоя, – искреннее сострадание, прозвучавшее в его голосе, глубоко тронуло меня, стало сигналом к тому, что чувства можно уже не скрывать. Игра умов закончилась, теперь мы снова брат и сестра, скрытые от всего мира густым лесом. Скрытые от них всех, но не от друг друга. – "Подношение тела" свяжет и его тоже. Я была против, и против до сих пор, но как же... – я с тревогой покачала головой, гримаса старой боли исказила мои черты. Я грустно улыбнулась и тихо проговорила, выдавая свой самый главный секрет: – Я даже раздумывала над телом Гуанъяо и сделала бы это, не будь Первого Нефрита. Брат громко расхохотался, всем видом показал, что оценил шутку. – За все надо платить, сестра. Полагаю, он это знал. Знал, что надо платить уходя, и знал, что надо платить возвращаясь. И пусть лучше ростовщиком буду я. Не думаю, что Вэй Усянь хотел, чтобы ты копалась во тьме сама. Учитывая, сколько сил он приложил, чтобы держать тебя от некоторых… – он чуть помедлил, – особенностей в стороне. Я как твой брат не могу не оценить его братских порывов. Я все же поежилась от его ледяного тона и неодобрительно посмотрела в ответ. А-Сан с напускным равнодушием изучал свою руку, потирал подушечки пальцев между собой. Я, знающая сотни его масок и тысячи его ужимок, понимала, что сейчас он сдерживает свое негодование. Какой бы черной ни была чешуя моего Яцзы, он был моим братом. Братом, что стремился оградить свою сестру от опасностей, от острых ножей и ядовитого тумана, которым был наполнен путь того, кто живет и дышит местью. Мой Яцзы из Цинхэ отчаянно желал сохранить в себе частичку света, для самого себя. Для всех нас. И для жизни после грядущей победы. – С него все началось, так пусть же он и закончит, – четко проговорил он, глядя мне в глаза. Я опустила веки, отвернулась, слышала как А-Сан подался вперед, осторожно и тихо встал из-за стола, направился ко мне. – Один мой брат стал Тьмой, другой стал игрой, – слова тяжело срывались с моих губ, я на миг запнулась, потерялась, в растерянности погладила вышивку на широких рукавах. Уставившись в стену напротив, я проговорила словно против воли: – Он знал об этом, А-Сан. Знал, – мой голос стегнул воздух плетью. А-Сан присел за моей спиной, осторожно и мягко обвил мое тело руками, потянул на себя. Он осыпал поцелуями мою макушку и виски, легчайшим движением расправил длинные черные пряди. Я подалась навстречу, расслабляясь в его руках, поигрывая его серым, отороченным черной лентой рукавом. Он укачивал меня в своих надежных объятиях и, склонившись к самому уху, горячо зашептал: – Я должен защищать семью. Тебя, даже А-Чэна, хоть он и бывает невыносим, – по тону я поняла, что брат улыбнулся. Ответная улыбка украсила мое лицо, я снова скользнула пальцами по его рукаву, удобнее устраиваясь на широкой груди. – А-Иня, А-Шэна и А-Лина. Но есть то, что мне сложно простить. Даже ради тебя. Пусть лучше я спрошу с него... Я имею право. Как твой брат, глава и старший в клане.       Я знала, что он прав. Самое мучительное, мерзкое и в то же время честное и открытое заключалось в его правоте. Пережитый позор, ложь, игры. Потери и обретения. Клубок стал больше, нити теперь – что стальные струны: одно неловкое движение – и перережут нам всем горло до позвонков. – Ты шла следом, – продолжал брат, осторожным, почти невесомым касанием гладил мои пряди, рассыпанные по плечу. – Проявила верность. Отдала больше, чем кто бы то ни было, – на миг мне показалось, что он яростно сцепил зубы. Я повернулась к нему, прикоснулась ладонью к щеке, заставила А-Сана, вмиг опустившего глаза, посмотреть на себя. Он нехотя поднял голову, встретился со мной взглядом. Я нахмурилась, силясь понять странную дрожь в его голосе, силясь разогнать тени, что снова омрачили чело моего Дракона. – А следом твой муж... А-Чэн сломал себя, хотя мне ли не знать, какие бури гремели, – он усмехнулся, а я, недовольно цокнув языком, хлопнула по его запястью. Брат хохотнул, заметив мой гнев, и лишь крепче прижал к своей груди, прикоснулся щекой к моему виску. – Хорошо, хорошо, изменил. Как по мне – разница невелика, – вынужденно согласился он с моими доводами, снова получив шлепок по запястью. – А-Ки-и-ин, – с нежностью протянул он, когда я недовольно шикнула в ответ на его оценку. – Пора положить конец полумерам, а вам обрести свой покой, заплатив свою последнюю цену. За остальное не переживай. Я все рассчитал. Верь мне, как я верил все эти годы тебе. Я вцепилась в его руки со всей силой, что была во мне, и он ответил, сжимая меня в объятьях с силой, что не уступала моей, придавал мне стойкости сделать выбор. Выбор для всех нас, нужный всем нам. Страшный выбор. Последний выбор. Вмешиваться или отступить. Дать естественному ходу вещей произойти, или решительное действие и есть ход вещей? Столько лет и не единого намека. Ни одного проявления воли. Тьма молчала, а я почти не чувствовала ее присутствия. Даже спускалась в подземелье, дабы проверить сохранность... Тишина, какая бывает перед страшной бурей. Праведность. Невозможное. Честь и верность. Мощь и сила. Власть и неотвратимость. Раз за разом. Оттачивать до совершенства. Повторить, и снова. Тонкая игра. Единство, скрытое ото всех. Тренировки. Гуфэн и гуцинь. Пограничный Путь. И молчание... Молчание того, кто должен был явиться. Ради кого столько лет мы готовили почву. Сейчас или никогда. – Я дам тебе все необходимое. Приговор. Колокол. Но я не отвела взгляда. Во мне были силы смотреть ему в глаза. Не Хуайсан был благодарен своей Не Ксяокин. Я видела, чувствовала. Знала. Ему не было нужды говорить "Спасибо". Связанные кровью, навсегда впитавшейся в лезвие Бася и наши тела, мы понимали друг друга без слов. Я хотела облегчить его месть, а он снять с моих плеч груз. Долг важнее крови? Или кровь превыше всего? Он мог судить. "И снова буду метаться между двумя братьями. Я уже устала смеяться". – Сюэ Ян не появлялся? – наконец поинтересовался А-Сан, словно нехотя выпуская меня из своих объятий, проследил за мной хитрым взглядом. Я встала, шагнула ближе к очагу, поставила греться вино. "Ветер в лотосах", – прочла я на плотном бумажном ярлыке, привязанном к горлышку, бережно прикоснулась рукой к иероглифам и, закатив глаза ответила: – Потом расскажу. Зрелище было… – я брезгливо поморщилась, осторожно снимая кувшин с очага. Довольство украсило лицо главы Не, когда он услышал мой ответ, тут же засуетился у стола, вынося из соседней комнаты поднос с чашами и легкой закуской. Я благодарно кивнула, водрузив кувшин с подогретым вином в самый центр стола, и осторожно наполнила все три чаши. – Тогда, полагаю, можем возвращать твоего мужа обратно? – А-Сан помог мне расставить блюда и чаши по нашим местам и направился к выходу. – Да, – кивнула я, присаживаясь, – вышло невежливо. А-Сан лишь с улыбкой покачал головой и скрылся в ночной тьме.

***

– Тетушка, ну я не хочу! Почему я вообще должен туда ехать?! Я понимаю, для чего мне необходимо появляться в Гусу, – А-Лин потряс прямой ладонью в воздухе и сердито воскликнул. – Зачем мне сейчас в Башню Золотого Карпа?! – А-Лин в гневе топнул ногой и в поиске ответа уставился на меня, потом перевел взгляд на своего дядюшку. А-Чэн в ответ холодно сощурился и демонстративно сложил руки на груди, показывая нашему племяннику всю бесполезность споров как с ним так и со мной. Я лишь в ответ тяжело вздохнула, в сотый раз расправляя складки рукавов, и устало покачала головой. Лениво оглядела кабинет главы Цзян, в который раз оценив строгий порядок стеллажей со свитками и сборниками, высокие вазы из фарфора с распустившимися лотосами, гравюры по стенам. Я вернулась взглядом к столику для каллиграфии, в сотый раз улыбнулась прикрепленному на уровне глаз над поверхностью стола иероглифу "Смирение". Лукавые искорки зажглись в глазах, когда я посмотрела на сверкнувшего глазами в сторону нашего дорогого племянника фуцзюня. Поединок взглядов шел к середине, когда А-Чэн наконец прервал молчание и потребовал: – А-Лин! Немедленно прекрати спорить!       А-Инь, все это время мявшийся у дверей, вскинул голову, шагнул вперёд, желая заступиться за своего друга. Услышав тень гнева в голосе отца, он стремился прикрыть товарища собой, перетянуть все внимание на себя. Тень улыбки коснулась моего лица, когда мы с сыном переглянулись: осторожно, не привлекая внимания, я одобрительно наклонила голову, поощряя его такое поведение. Но А-Чэн и А-Лин не обратили внимания на наши условные знаки: словно взрослый и молодой тигры, они буравили друг друга взглядами. Наш дорогой племянник не обратил внимания на гневный возглас своего дяди, позволил себе едва слышно фыркнуть, от чего А-Чэн снова громко воскликнул: – А-Лин! Но тот в ответ лишь заметался перед нами, сжимая кулаки, останавливаясь лишь для того, чтобы топнуть ногой. А-Инь замер неподалеку, растерянно переводил взгляд со своего отца на своего друга, и беспомощность все явственней проступала на его красивом, юном лице. Почувствовав, как собираются тучи над головами всех троих, я решительно вмешалась в разговор. От моего голоса потупились все трое: подавшийся было вперед глава Цзян качнулся назад и покачал головой, А-Лин, метавшийся перед нами молодым тигром, остановился, А-Инь тихо и облегченно выдохнул. – Для того, что твой дядя хочет тебя видеть, – рассудительно сказала я, с едва заметным довольством наблюдая, как буря от их характеров сходит на нет. А-Лин немного помялся, опустил взгляд, подергал в разные стороны мелодичную подвеску на поясе. К моим словам ему все же пришлось прислушаться, и он выступил на полшага вперед и, умоляюще сложив руки на груди, затараторил: – Но я не хочу! Я хочу быть тут, с вами! С А-Инем! С А-Шэном! – он едва не подпрыгивал на одном месте, смотрел на меня жалобно и проникновенно, пытаясь вымолить у своей любимой тетушки поддержку. Натолкнувшись на легкую укоризну в моем взгляде, А-Лин быстро опустил взгляд и нахмурился: – И вообще, он мне не дядя! – припечатал он, сложил руки на груди и гордо вздернул подбородок. А-Инь кинул быстрый взгляд на своего товарища и сделал шаг вперед, поравнявшись с ним. Они стояли перед нами плечом к плечу, демонстрируя свое единство мне и А-Чэну. Мы переглянулись, разделив довольство между собой, поспешно скрыли это чувство от наших детей и снова повернулись в сторону юношей. – Ты прекратишь себя вести как юная госпожа или нет? Что значит, "не дядя"? – с подозрением спросил А-Чэн. Я едва слышно выдохнула, понимая, о чем речь, и снова подняла глаза на нашего племянника. На лице А-Лина мелькнул праведный гнев, он гордо выпятил грудь, заметив сердитое выражение лица А-Чэна.       Я положила ладонь на его запястье, примирительно улыбнулась ему, когда он повернулся в мою сторону. Моему мужу до такой степени было сложно видеть перед собой сразу два своих отражения в юности, что все его отчаянные попытки защитить их обоих обращались гневом. – А то и значит! – пользуясь тем, что тетушка отвлекла дядюшку, громко воскликнул А-Лин. "Сейчас я вам все расскажу, сейчас вы все узнаете", – распирало его изнутри, так он хотел доказать нам, что уже взрослый. Я приподняла бровь, побуждая его говорить, словно спрашивая: "Мой дорогой, что же тебе такого известно, что неизвестно твоей тете?" А-Лин в ответ гордо тряхнул головой и грозно продолжил: – Он говорил что вы, тетушка, виноваты в смерти моих отца и матери! Но это не так! Я знаю, все говорили, что Старейшина Илина вас украл, и вы боролись за жизнь моего отца! И с матушкой моей были самыми близкими! – с чувством выполненного долга закончил он свою тираду и застыл, красуясь перед нами. Небрежными, но не лишенными изящества движениями он стряхнул с бело-золотых рукавов лучника несуществующие пылинки и, изо всех сил подражая горделивой позе своего дядюшки, наклоном головы подтвердил, что каждое сказанное им слово действительно принадлежало Гуанъяо. Цзинь Лин ни на миг не прислушался к этому навету, но запомнил все очень четко, чтобы его тетушка наконец увидела в нем не просто дорогого племянника – но будущего главу Цзинь и Верховного Заклинателя. Я едва сдержалась от улыбки, на миг накинула на свое лицо тень серьезности и благодарно кивнула юному господину. А-Лин в ответ горделиво фыркнул и, приподняв бровь, посмотрел на своего дядюшку, всем собой говоря: "А ты говорил, что я мал еще!" А-Чэн только решил посмотреть в мою сторону, но тут раздался возглас нашего сына. А-Инь, облаченный в голубое и фиолетовое, сжал кулаки и бесстрашно, со всей страстью воздаяния, что родилась от несправедливого навета в сторону его матушки, выступил вперед. Словно показывая нам обоим, что ему не нужны направления и рекомендации, он знает когда ему отступать, а когда наступать. – Да как он посмел! Отец, неужели мы оставим это просто так?! – голос нашего с А-Чэном сына дрожал от праведного гнева, а лицо, точная копия своего отца, перекосилось. Он сжал кулаки, бросил гневный взгляд на А-Лина, потом перевел взгляд на своего отца в ожидании ответа. – Помолчи! – рассерженно воскликнул А-Чэн, умело скрывая отцовскую гордость за маской главы, и хлопнул ладонью по столу. Я наклонила голову к плечу, взглядом попросила нашего первенца держать себя в руках. А-Инь недовольно повел плечами и нахмурился, услышав приказ отца, и в поисках ответа обратился к А-Лину. Его голос звучал даже недоверчиво, словно ему было сложно поверить, что кто-то в своем уме посмеет возводить на его матушку такую напраслину. – Он тебе так и говорил? – Да! – с жаром воскликнул А-Лин, оборачиваясь к А-Иню. Тот в ответ сердито сложил руки на груди, склонил голову к плечу, ожидая подробностей. А-Лин развернулся к нему всем телом и поспешил продолжить. Его голос звенел от раздражения и негодования, тех же самых чувств, что медленно поднимали голову в его дяде. "Как же они похожи! Тяньчжи, кажется, Цзян в нем не половина, а он весь!" – я улыбнулась своим мыслям и оглядела своих молодых тигров.        Их трепетная привязанность не могла не будить во мне воспоминаний. А-Чэн и А-Сянь так же когда-то стояли перед этим столом, а на них взглядом наставника взирал Цзян Фенмянь, изо всех сил пряча теплую улыбку. Как мне при взгляде на наших детей не вспоминать клятву двух молодых героев Юньмэн Цзян? Как мне не видеть в их единстве отражение братства двух моих любимых драгоценностей? С той лишь разницей, что у наших детей это может получиться лучше… Но сейчас были другие времена, и там, где нашему миру угрожали Вэнь, теперь воткнут стяг нашего Верхового Заклинателя. – Когда мы приезжали к нему на похороны его ребенка! Так и сказал, – А-Лин округлил глаза, словно хотел придать своим словам еще больше веса, и тут же резко развернулся ко мне, только локоны взлетели и опали. Он заговорил мягче, трепетнее, показывал мне, что ни на вздох не поверил в эту чушь. Хотел донести до меня, что на моей стороне, и в свое время обязательно спросит со своего дядюшки Цзинь за такое неуважение. Ну а пока он просил меня немного потерпеть, до срока, пока А-Лин вырастет, и вот уж тогда… не сносить головы никому из тех, кто посмеет выразить ко мне хотя бы тень непочтения. "Будьте уверены, тетушка, ваш А-Лин всех заставит замолчать", – говорил мне его высокомерный взгляд. А-Инь, важно кивая каждому слову своего друга, поспешил меня заверить в том же. В моем сердце цвела весна при взгляде на наших молодых тигров, на их чистые и открытые лица, на их спаянность между собой. И уважение, и любовь к нам. Мне стало жарко, сердце зашлось от такого зрелища, я только и могла что улыбаться, глядя на них обоих. – Тетушка, был бы он моим настоящим дядей, разве стал бы такое говорить про вас?! Не хочу, не поеду!!! – взрыкнул А-Лин и тряхнул головой, топнул ногой, как бы ставя точку в этом разговоре. Мы переглянулись. Лицо Цзян Чэна не сулило ничего доброго господину Цзинь... – Я с ним потом поговорю, – процедил он сквозь зубы. Я тяжело вздохнула, открыла рот, но А-Чэн продолжил: – Не вашего ума дела. Обоих касается, поняли меня? И поменьше трепите языком! А-Инь и А-Лин недовольно переглянулись, но все же потупились, покаянно склонили головы. Заметив, что тучи вновь сгущаются над ними тремя, я поспешила встать со своего места, шагнула сначала к А-Лину, стряхнула с его плеч и ворота пылинки, расправила длинные пряди прически, приводя ее в порядок. Юноша довольно зарделся, попытался потянуться ко мне, но тут же вспомнил, что мы не наедине и на него все еще устремлен требовательный взгляд его дяди. Довольный румянец превратился в стыдливый, когда я поправила его ремень, и, спасая положение, А-Лин поспешил совершенно по-взрослому пробурчать: – Тетя, ну я уже не маленький! – он кинул смущенный взгляд на А-Иня, словно проверяя, сумел ли скрыть довольство от ласки перед своим другом. Прежде чем А-Инь успел что-то ответить, я притянула своего сына ближе к себе и с такой же нежностью поправила его наряд и прическу. А-Инь зарделся, с той лишь разницей, что не собирался скрывать своей радости ни от друга, ни от своего отца. Я погладила его по голове, привлекла к себе, наградила поцелуем в макушку. Его волосы еще сохранили тепло солнца, ведь мы позвали их обоих с ристалища для разговора. На короткий миг я прижалась к нему щекой, вдыхая запах. – Матушка! – наконец воскликнул А-Инь, неловко отстраняясь от меня. "Я же мужчина, матушка! – говорил мне его довольный, но все же немного растерянный взгляд. – Не пристало мне млеть на людях!" А-Лин в ответ бросил на своего товарища понимающий взгляд и тяжело вздохнул. Я растила их обоих в любви и ласке, дала каждому изведать материнской нежности. Я знала, что никогда не смогу заменить А-Лину нашу дорогую шицзе, но как оставить эти попытки? Окруженный нашей с А-Чэном лаской с самого детства, выросший среди своих братьев, он сумел пережить осознание потери родителей легче, чем если бы не было всех нас. Там, где при других обстоятельствах моего малыша сожрала бы боль и обида, теперь цвело стойкое желание благодарности мне и дядюшке и желание быть достойным своих отца и матери. Мы с А-Чэном сделали все, чтобы раны А-Лина обернулись сразу старыми шрамами. Я не делая между ними обоими никакой разницы ни в строгости, ни в заботе. Но сейчас передо мной были юные господа, которые хоть и были довольны таким вниманием от своей тетушки и матушки, но все же желавшие это скрыть от своего отца и дяди. А если, неровен час, глава Цзян скажет, что они оба еще не готовы? Что им тогда делать, как доказать свою взрослость? И страшнее для них двоих было не получить признания от меня. – Ну вот, теперь вам обоим не так обидно, – довольно проговорила я, заметив, как они оба переглянулись, а следом благодарно поклонились мне. Я приняла вежливость своих молодых тигров и тут же обратилась к племяннику: – А-Лин, это необходимо сделать, – он было вскинул лицо, намереваясь продолжить спор, но, заметив, как тяжело я вздохнула и как изменилось мое лицо, поспешил замолкнуть и опустить глаза. Весь обратился в слух, понимая, что я что-то придумала. – Там будет глава Лань, – продолжила я, понимая, что он не оставит без внимания нашего племянника. И отпустить его одного в Башню Золотого Карпа я согласилась только на таких условиях. – А тебе нужно поклониться Зале… – наставительно проговорила я, но племянник тут же прервал меня, устремив взгляд, полный мольбы, на свою тетушку: – Я могу это сделать вместе с вами! Вы поедете на Совет, а я выполню что нужно, – он перевел круглые умоляющие глаза с меня на А-Чэна и горячо, уверенно заверил: – Всё-все сделаю! – для убедительности он тряхнул головой и снова опустил взгляд. Заметив это, А-Инь тут же поспешил ему на помощь: – Матушка, я готов поехать вместе с А-Лином, – он склонил голову, подражая своему отцу, и устремил на меня прямой и открытый взгляд, заверил в том, что не отступится от своего решения ни на цунь. А-Лин бросил на него полный благодарности взгляд и едва заметно улыбнулся. Воодушевленный такой реакцией друга А-Инь уверенно проговорил, глядя прямо ему в глаза: – Вместе мы с тобой что-нибудь придумаем, – серьезно кивнул А-Инь, протягивая ему свою ладонь. Они сжали руки и посмотрели на нас. – Точно, и А-Шэна возьмём! – едва не подпрыгнул на месте А-Лин, снова обернувшись к своему другу. – Да, да! – быстро закивал А-Инь и горделиво расправил плечи, уверенно потряс их с А-Лином сплетенные ладони в воздухе. В его голосе звучала гордость за младшего брата. – Он ему зубы заговорит своими премудростями, а мы... А что мы будем делать? – поинтересовался он у своего друга. А-Лин задумался на миг, пожевал губами, поглядел на своего друга исподлобья и, наконец, пожал плечами. Вдруг его лицо осветилось изнутри, и он важно, с придыханием ответил ему: – Будем смотреть, ловить Ветер, как учила моя тетушка и твоя матушка, – и перевел на меня взгляд, желая увидеть одобрение на моем лице. А-Инь степенно наклонил голову, принимая такую вежливость в сторону своей матери. Мои глаза вспыхнули лишь на миг и погасли. – Ну уж нет! – хором выпалили мы с А-Чэном. Он тут же вскочил на ноги, обошел стол слева и предстал перед ними двумя, встал рядом со мной. Мы словно спинами прикрывали им путь вперед, в логово нашего врага. Не сговариваясь, мы с фуцзюнем зажали их с обеих сторон и одновременно топнули ногой. Две пары растерянных глаз уставились на нас, искали в наших лицах ответ на столь резкую перемену нашего настроения. – Дядя? – наконец выдавил из себя А-Лин. – Отец, матушка, что случилось? – поддержал его А-Инь, чей взгляд метался по нашим лицам вспорхнувшей с ветки птицей. А-Чэн крепко сжал мою ладонь, я ответила такой же силой.       "И вот как им прикажете это всё объяснять? Тяньчжи, ты знала, что рано или поздно придется. О Небо! Гуанъяо, ну почему ты не можешь хоть на миг заткнуться и прекратить мелко пакостить?! Своего ребенка потерял, нашим досаждать решил?" Я вздрогнула от этой мысли. Перед моим лицом против воли всплыло страдающее лицо госпожи Цзинь. "Позже, потом". Понимая, что такая реакция может только раззадорить наших юных господ, А-Чэн посмотрел в мою сторону: – Фучжэнь, быть может… – он не спешил договаривать, понимая, что я уже поняла, что он имеет в виду. Я осмотрела наших детей еще раз и, удовлетворенная, осторожно вынула свою ладонь из руки мужа, и, вздохнув, села обратно за его стол. А-Чэн строгим взглядом смерил взглядом их обоих с головы до ног, демонстративно погрозил рукой с вспыхнувшей на миг Цзыдянь и сел рядом со мной. Я тяжело вздохнула и потянулась к чайнику из голубого нефрита. Сын и племянник выступили одновременно, желая мне помочь, наполнить наши с А-Чэном чаши, но тут же столкнулись друг с другом, переглянулись и замерли. А-Чэн спрятал довольную улыбку в кулаке и посмотрел в мою сторону. Тут же горделиво расправил плечи, возвращая на свое лицо отстраненное выражение. Я лишь покачала головой и повернулась к нашим детям, которые все пытались мне помочь с чаем. – Все хорошо, я сама, – кивнула я, разливая напиток по пиалам. – Когда пришло послание, мой дорогой? – обратилась я к А-Лину, поставив чашку с дымящимся напитком перед мужем. – Тетушка, я не дорогой, у меня имя есть… – заверил меня А-Лин, пряча за ворчанием свою радость. Я лишь пожала плечами, налила чая себе и осторожно подула на горячую терпкую жидкость. – А-Лин! Отвечай по делу! – буркнул в ответ Цзян Чэн, делая первый глоток. – Сегодня утром. Госпожа Лю принесла мне письмо, – А-Лин потеребил бело-золотой подол и, растягивая слова, продолжил: – Дядя Цзинь требовал передать лично в руки, – племянник закатил глаза, недовольно повел плечами.       Фуцзюнь прищурился, я лишь кивнула в ответ и перевела взгляд на А-Чэна, как бы говоря: "И с тобой в этом возрасте легче не было." Он в ответ недовольно цокнул языком: "С тобой тоже." Наши дети с нарастающей тревогой наблюдали за нашим поединком, не спешили вмешиваться, понимая, что дело постепенно принимает серьезный оборот. Они переглядывались между собой, едва заметно хмурились, пытались предугадать, что мы с фуцзюнем все же решим, и как им следует себя вести исходя из нашего решения. А-Лин беспокойно крутился на одном месте, тогда как А-Инь лишь качал головой, пытаясь остановить своего характерного друга от поспешных выводов. Краем глаза я наблюдала за их безмолвным разговором, А-Чэн делал то же самое. – Хорошо, – наконец прервала молчание я и посмотрела на них обоих. – Оба ступайте в мой кабинет, принесите мне все, что нужно для писем. Есть шанс переиграть, – уверенно закончила я, улыбнувшись им обоим дерзкой и непокорной улыбкой госпожи Цзян. Оба расцвели, как поле после дождя, крепче сжали руки друг друга и то и дело крутили головами. – Тетушка! – не сдержал своего восторга А-Лин и широко заулыбался в ответ. – Матушка! – поддержал его А-Инь, не без гордости за меня взирая на своего друга. А-Лин наставительно поднял палец правой руки вверх и обратился к нему: – А-Инь, я знал, что тетушка что-нибудь придумает! Знал! Тут уже нам с А-Чэном пришлось призывать на помощь все воспитание от госпожи Юй и господина Фенмяня – такими счастливыми мы оказались в этот момент. Глядя на них обоих, нашего сына и нашего племянника, сердца наши преисполнялись любовью и благодарностью к Небу и друг к другу, ко всему миру и судьбе за дарованное счастье быть родителями и воспитателями. Получить продолжение нашей любви, воплощенное в наших сыновьях и нашем племяннике. Получить право оставить наследие после себя, продолжить наш род… – Спасибо, спасибо, – А-Лин и А-Инь разомкнули руки и синхронно кланялись, благодаря нас с А-Чэном за понимание и поддержку. Я оглядела своих молодых тигров хитрым взглядом и с горестным вздохом ответила: – Придется ехать к дядюшке Не. Радостные крики их обоих заставили нас поморщится, ведь уже не таясь перед нами, А-Лин и А-Инь схватили друг друга за руки и, наплевав на все условности, радостно запрыгали на месте, оглашая кабинет главы Цзян радостными возгласами. Вмиг растеряв все достоинство юных господ, они оба хором воскликнули в предвкушении: – Матушка, а там будут снова огонь и танцы с мечами? – Пожалуйста, тетушка! Напишите об этом дядюшке Не! – А-Лин прижал свободную ладонь к сердцу, к вышитому на груди золотой нитью пиону, и в порыве чувств смял символ своего клана. Я едва заметно вздрогнула от этого жеста и наставительно ответила, гася пыл своего племянника: – Будет, если он останется доволен вашей каллиграфией и стрельбой из лука. А-Чэн поддержал мои слова наклоном головы и тут же поставил свою чашку ближе ко мне. Я немедля разлила нам обоим чая. Наши дети разом смолкли, призадумались и горестно вздохнули. Дядюшка Не требовал от них огромного усердия и спрашивал, бывало, строже нас, а доволен ими бывал и того реже. Зато А-Шэнь, тянущийся к знаниям всем собой, был его любимчиком. – А можно просто, без… – осторожно начал мой племянник и тут же стушевался от моего строгого: – Нельзя, А-Лин. Он сокрушенно покачал головой и тут же улыбнулся в ответ на улыбку А-Иня, словно говоря ему: "Ты прав, могло быть хуже!" Наш сын кивнул в ответ и тут же издал горестный вздох, только заслышав голос своего отца: – Сделайте, что от вас требуется. А-Лин быстро быстро закивал: – Да! Сейчас все сделаем, – и увлек своего друга за собой. Они вывалились в коридор, побежали наперегонки, громко, чтобы слышали мы оба, извиняясь перед всеми, кого встречали на пути, не делая разницы ни между заклинателями, ни между слугами. А-Чэн встал, закрыл дверь, потом резко развернулся в мою сторону и двинул желваками на скулах. – Он не уймется, да?! С одного раза не понял?! Вот зря меня А-Сан остановил тогда, надо было ему лицо расписать! – Цзыдянь вспыхнула, заискрилась на его предплечье. Теперь уже взрослый тигр начал мерить расстояние от двери до своего стола широким шагом. – Именно этого нам и не хватает – вульгарной драки между главами кланов! – мои широкие рукава взметнулись и опали. – Что сказала бы госпожа Юй... – сокрушенно протянула я, пригубив чай. А-Чэн остановил свой шаг, замер на полпути ко мне: Цзыдянь шипела уже яростно и даже призывно. Мое правое предплечье вспыхнуло от черно-фиолетовых всполохов: Фэнбьян вторила своей сестре, освещая пространство вокруг нас гневными бликами. – Приложила бы сверху колонной, – заверил меня муж, указывая на меня пальцем. – Это единственный язык, который он понимает. Сила! – Цзыдянь готова была развернуться, ее гнев сплетался с Фэнбьян, еще немного – и оба наших оружия, отражая весь гнев своих хозяев, развернутся и вот-вот явят всю силу и мощь своего единства. Да вот только главный зритель и участник этого действа находился не здесь. Он сидел в своей Башне Золотого Карпа на вышитых золотом парчовых подушках, уверенный, что держит всех нас в своих руках. С каждым годом он все больше укреплялся в мысли, что его власть вечна. Цзинь Гуаньшань передал ему не только изворотливый ум, но и алчную беспечность, излишнюю самоуверенность в собственных силах и могуществе. Оттого-то почивший глава Цзинь связал нас всех вокруг А-Лина, прекрасно понимая, что лишь общими усилиями Великих кланов будет воспитан истинный Верховный Заклинатель. Не интригами и обманом, не подкупами и ложью, а правом и законом, возвышающимся над всеми нами. Верховный Заклинатель, который принесет мир и мудрость Великим и малым кланам и сможет обойти все искушения и ошибки своих предшественников. А для этого нужна рассудительность Цзян, праведность Лань, могучая сила ума Не, слитые в А-Лине воедино, направленные блеском и великолепием Цзинь. Я лишь устало покачала головой, легким движением руки погасила сияние своей плети. Оставшись без сестры, Цзыдянь гневно вспыхнула, но все же погасла следом. Едины были не только мы – едины были наши плети, наши могущественные орудия, которые каждый из нас в свое время передаст нашим детям. – Подожди, ты знаешь, зачем он это делает, - я постучала ладонью по столу, призывая своего мужа к спокойствию. А-Чэн лишь бросил на меня хмурый взгляд в ответ и прищурился. Я недовольно цокнула языком: – Он уже никак не может до нас добраться. Его зажали со всех сторон, – я покачала головой и обвела пространство перед собой раскрытой ладонью, как бы подтверждая свои слова. – А я держу лишь на расстоянии удара. А-Чэн лишь криво усмехнулся моим словам, решительно преодолел расстояние между нами и тяжело опустил кулак костяшками вниз, стукнул по матовой поверхности стола: – Еще не со всех, Цзян-фучжэнь. Он все ещё думает, что я ничего не знаю… – взгляд моего мужа был наполнен застарелым гневом и усталостью. Столько лет он разыгрывал перед советом и Верховным Заклинателем яростного и ничего не знающего о делах своей жены главу клана, что уже не мог скрывать свою утомленность от этого. Он мирился со скрытым презрением от Гуанъяо, считающим его всего лишь игрушкой в моих руках, главой Цзян, который попал в темную паутину интриги Правой Руки Старейшины Илина. Гуанъяо почти не принимал его в расчет, хоть и побаивался его силы. Он считал, что я прикрываюсь им так же, как он сам прикрывается время от времени главой Лань. За все эти годы мой противник так и не захотел признать, что сочетание – не значит отражение.       А теперь, когда игра А-Сана развернулась в полную мощь, убедить нашего Верховного Заклинателя в обратном будет и вовсе невозможно. Мое сердце воина со скрипом принимало такое положение вещей. Все чаще мне требовались длительные медитации, чтобы уравновесить в себе желание подняться по ступеням Башни и снести его чванливую голову, окропить кровью Залу Беседы… И пусть основную партию взял на себя глава Не, который собирал все больше информации о потаенных делах Гуанъяо, который видел его насквозь и держал в своей руке, мой голос все же звучал в нашей Песне. – Пусть думает дальше, – я вздрогнула от тревоги, просквозившей в моем голосе. А-Чэн тут же с тяжелым вздохом подался навстречу, осторожно погладил меня по плечу. Я накрыла его ладонь своей и чуть сжала. – Ты же понимаешь… – начала было я, но мой муж тут же сердито прервал меня: – Понимаю, любовь моя! Отлично понимаю! – он рыкнул, топнул ногой, тряхнул головой от усталости. Его плечи на миг поникли, когда он медленно протер лицо ладонью и снова тряхнул головой, разметав длинные пряди по широким и могучим плечам. "Он устал, Великое Небо! Как же он устал…" Я грустно улыбнулась в ответ, медленно поднялась со своего места и осторожно привлекла его к себе. А-Чэн словно нехотя подался вперед, бросив короткий взгляд на дверь, что вызвало у меня еще одну улыбку. "Конечно, не пристало нашим детям становиться свидетелями… Как же они все похожи!" А-Чэн прижал меня к себе, осторожно и мягко осыпал поцелуями мои длинные пряди. Его надежные и сильные руки слегка подрагивали от волнения за нас всех. Он опасался, что не успеет, пропустит короткий миг, не сможет вовремя нанести свой удар нашему врагу. Удар, который он готовил столько лет, наблюдая за всеми нами, готовя почву вместе с нами, прикрывая всех нас. Защищая меня, господина Лань, А-Сана, защищая… его. Своего брата, своего соперника, своего соратника. Защищая А-Сяня… Он стремился придать всем нам сил и стойкости, оберечь каждого, кто был ему дорог, от вихрей тьмы, что становились все сильнее, все явственнее, закручивались в немыслимые спирали, угрожали нашему спокойствию и всем нам. – Он рассчитывает посеять в душе А-Лина семена сомнения и заставить нас тревожиться, – проговорила я, отстраняясь от А-Чэна на миг, осторожно поправила его шитый золотом ворот. – Злиться, – уточнил он и скривился от новой волны гнева внутри себя. Я нахмурилась в ответ и закатила глаза: – И у него это прекрасно выходит. Успокойся, пожалуйста, – с мольбой протянула я, осторожно взяла его правую руку в свои ладони. Цзыдянь сердито заворчала в ответ, говорила за своего хозяина все, что он сейчас думает. Я снова улыбнулась, осторожно поднесла его руку к губам, наградила легким поцелуем каждый его палец, сводя на нет всю его злость и усталость. Глаза моего мужа начинали темнеть, на губах выступила ленивая и довольная улыбка. Я целовала его руку, не отводя от него хитрого взгляда, гася один его пыл другим, раздувая в нем огонь обещанием большего, ведь гнев и страсть так близки друг другу и так схожи в своих проявлениях. – Фучж-э-энь, – протянул он, понимая, что попал в ловушку. Но нега была сильнее всех других чувств, поэтому он, спасая лицо, все же заверил меня: – Если бы не эти необходимости... Вместе с напускной сердитостью главы клана в его голосе прозвучало довольство мужа. Я осторожно отпустила его руку и с благодарностью заверила: – В свое время он ответит, – я кивнула и вернулась за стол, изящным движением обновила чай в наших чашках. А-Чэн проводил меня взглядом и тут же поинтересовался: – И когда?! Сколько мне ещё сдерживать свой гнев?! Он невыносим больше А-Сяня! – прошипел А-Чэн в сторону. – Я столько лет терплю его ужимки, и все ради.. – Он полезен, – я протянула ему чашку чая, А-Чэн в ответ кивнул и наконец сел рядом со мной. Я улыбнулась и взяла нефрит в руку. – Сам того не зная, своей злобой, алчностью и жадностью, своими грехами и прегрешениями он даёт ту часть сути вещей, которую даже при всем общем желании не могли бы дать мы все. И все нити у А-Сана, – я пожала плечами и пригубила чай. – Хоть один из твоих братьев делает, что нужно! – процедил А-Чэн. – Он освободил тебя от этой грязи. Я ему за это благодарен. Я кивнула, и в этот же миг мы оба замолкли. За дверью раздался шум и громкий шёпот. Вернулись наши молодые тигры, судя по звуками, от нетерпения едва удерживали в руках письменные принадлежности.Объявив о своем появлении громким стуком, они тут же зашли в кабинет и, не глядя на нас, поставили передо мной поднос с бумагой, тушью и кистью для письма. А-Лин и А-Инь коротко поклонились и тут же замерли перед нами: их лица краснели от довольства, то и дело они переглядывались между собой. Наконец наш племянник поднял голову и выпалил: – Тетушка, мы все принесли. Мы пойдем? – надежда проскользнула в его взгляде, так он хотел вернуться на ристалище, к урокам У Яна, нашего мастера по мечу. Он изо всех сил прятал от меня свои руки, которые едва ли не зудели от его отчаянного желания возобновить тренировку и сейчас же убежать из кабинета прочь. А-Инь в ответ понимающе кивнул и переступил с ноги на ногу. – Нет. Вы оба будете главами кланов. Садитесь и запоминайте, – я поставила чашку на поднос и повела в воздухе широким жестом, пригласив их присаживаться за стол главы Цзян. А-Чэн поднялся со своего места, замер у стены, сложив руки на груди, и кивнул им обоим, когда они бросили на него вопросительные взгляды. Убрав поднос подальше, я притянула к себе все необходимое для писем, оглядела два листа и отложила один из них, посмотрела на наших детей исподлобья. Они переглянулись между собой и покорно опустились напротив. Изо всех сил сдерживая свое нетерпение, А-лин несколько раз обвел взглядом кабинет своего дяди и, натолкнувшись на его взгляд, качнул головой, после чего тут же посмотрел в мою сторону. Глаза племянника заинтересованно загорелись, он наклонил голову к плечу и подался вперед, изучая надписи. – Тетушка, это что такое?.. Иероглифы словно клубок трав, – задумчиво протянул он и тут же нахмурился, пытаясь вспомнить стиль письма. – Это куанцао, один из стилей письма. Для военных донесений и тайн лучше не придумаешь, – улыбнулась ему я, окуная кисть в тушь. А-Лин важно кивнул в ответ, не отводя взгляда от послания: – Но мы его с вами не учили… Он тут же посмотрел на меня и просиял, когда я кивнула в ответ: – Все верно. Это один из самых сложных его видов. Обучишься в свое время, – заверила его я, придерживая широкий рукав свободной рукой. "О, Небо, я надеюсь, что тебе не придется." А-Лин напряженно сопел, вглядываясь в столбцы, полные плавных линий, когда раздался голос А-Иня: – Матушка, это вы дядюшке Не пишете? – Верно, мой дорогой, – наклонила голову я, заканчивая послание. Они радостно переглянулись, оба посмотрели в сторону А-Чэна, как один заявляя своему отцу и дяде: "Вот видишь, и мы кое-что да понимаем!" – У вас какие-то тайны, да? – заговорщицким шепотом поинтересовался А-Лин, качнувшись вперед ко мне, крепко сжимая в ладонях столешницу. Я подняла взгляд на племянника и лишь улыбнулась в ответ, а А-Чэн поспешил его одернуть: – Помолчи, А-Лин. Мал ещё. А-Лин тут же тяжело вздохнул и надул губы, сокрушенно покачав головой. Как же ему учиться, как же ему становиться во главе одного из Великих кланов, если дядя постоянно говорит "Помолчи! Мал еще!". А-Инь тут же ободряюще похлопал своего друга по предплечью, что не укрылось от меня. Я поспешила развеять тень недовольства моих молодых тигров, разом обращаясь к обоим: – А-Лин, А-Инь, я хочу, чтобы вы оба понимали – мы любим вас всей душой. И желаем вам только добра. Оба быстро-быстро закивали моим словам, показывая, что внимательно меня слушают. На их лицах восторг застыл с предвкушением, как всегда было перед уроками от их матушки и тетушки. Оба жаждали учиться, запоминать все ходы и тонкости. Оба желали защитить меня и быть полезными… – Но в семьях, особенно в таких больших как наша, бывает непросто. И вам нет нужды участвовать в мелких распрях, – заверила я, широким росчерком кисти заканчивая последнее слово для главы Не. – Но, матушка, он же сказал… – растерянно начал А-Инь, но тут же опустил взгляд, едва услышав тяжелое: – Мы сами разберемся, А-Инь. Наш сын кивнул, но все же робко посмотрел на своего отца, попеременно бледнея от его сурового выражения лица, и нашел в себе силы попытаться протестовать: – Отец, но… – А-Инь подался вперед, навстречу А-Чэну, и прежде чем они заспорили, я снова взяла слово: – Цзян-фуцзюнь прав, мы разберемся сами. А-Лин осторожно кивнул, следом наклонил голову А-Инь, сокрушенно вздыхая. – Вы молодцы, что сказали, и что держитесь вместе, – я кивнула нашим детям и закончила тоном, который не потерпит никаких возражений. – Остальное на наших плечах. Я взяла следующий лист бумаги, и тень кривой усмешки проступила на моем лице, что не укрылось от всех троих. – А это кому? – поинтересовался А-Лин, наблюдая за тем, как важно и неспешно теперь скользила кисть по бумаге. – Это в Башню Золотого Карпа, твоему дяде и главе Цзинь. Напишу ему о том, что ты вынужден отложить свой визит, потому что уже есть договоренность с главой Не, – я повела плечами и задорно сверкнула глазами, дала понять своему племяннику, что одобряю его вопрос, принимаю его защиту. А-Лин гордо выпятил грудь и самодовольно посмотрел сначала на А-Чэна, потом на А-Иня, они радостно подпрыгнули на месте, крепко сжали руки друг друга. Я улыбнулась, не поднимая взгляда от письма.       "Змея в шелках как она есть. Кто бы знал, что я буду так искренне скучать по Цзинь Гуаньшаню." – А вы пишете очень официально… – протянул А-Лин, заглядывая в письмо. – А-Лин, не суйся, – сердито буркнул А-Чэн. – Все правильно, они должны знать, как составляются такие письма, – поддержала я своего племянника и тут же ответила А-Лину. – Да, мое послание вежливое, потому что я обращаюсь к нему не как к твоему дяде, а как к главе клана Цзинь. Приличия требуется соблюдать в любой ситуации, – я прямо и серьезно посмотрела ему в глаза, и довольно улыбнулась, когда племянник медленно кивнул мне в ответ. По его выражению лица я догадалась – он понял, о чем я говорю. Острый ум и тут пришел ему на помощь. – Он подумает, что влез не в свое дело, и еще извиняться будет, – не без гордости сказал А-Инь, хмыкнув. – А-Инь! – сердито воскликнул А-Чэн, пряча свою довольную улыбку в кулаке. Я хитро посмотрела на мужа и снова принялась за послание. – Отец, простите, но… – А-Инь в этот раз не стал прятать глаз и встретил взгляд отца со всей уверенностью. А-Чэн довольно ухмыльнулся, сменил гнев на милость: – Вы оба хорошо соображаете. Но не вздумайте болтать! – Дядюшка, мы уже взрослые, знаем, когда надо… – сердито пробурчал А-Лин и тут же нахмурился. – Взрослые они! – беззлобно хмыкнул А-Чэн и покачал головой. – Ну, раз вы взрослые… – я посыпала песком бумагу, сдула лишнее и свернула послания, и лукавым прищуром, медленно, с головы до ног оглядела наших детей. Оба подались вперед. Их глаза вспыхнули юношеским задором и предвкушением. Я улыбалась и качала головой, медленно и не глядя подготавливая письма к отправке. Я делала это столько раз, что глаза мне для этого были не нужны. Я внимательно смотрела на юношей, все больше распаляя в них обоих нетерпение. Нетерпение, которое через несколько ударов сердца вырвалось у А-Лина взволнованным вопросом: – Да, тетушка? – Найдите госпожу Лю и госпожу Мюй Роу до того, как сгорит палочка. А-Лин, передашь ей письмо для своего дяди, А-Инь – для главы Не, – сощурившись, я скрестила руки, протягивая им обоим письма. А-Лин недоверчиво посмотрел на послания, потом на меня: искорки вспыхнули в его глазах, когда он услышал: – Справитесь – мы с Цзян-фуцзюнем подумаем о том, чтобы только начать считать вас взрослыми, – я довольно повела плечами. – Задание с подвохом? – сощурил глаза А-Инь, забирая из моей руки письмо. – Умница, А-Инь. Время пошло, -- я хлопнула в ладоши, наблюдая, как резво они вскочили на ноги и тут же поспешили из кабинета прочь. А-Чэн покачал головой, снова присел рядом со мной и спрятал улыбку за чашкой чая. И прежде, чем мы обменялись мнениями о наших детях, из-за приоткрытой двери раздался недовольный звонкий голос, в котором звучала власть юного господина Цзян. – Нельзя носиться потише? Оба утомляете! – донеслось из коридора недовольное, а следом шорох шелка и звук осторожно сжимаемой в руках бумаги. Топот ног тут же остановился, и следом раздалось сконфуженное от А-Лина: – Извини, А-Шэнь. – Да-да, прости пожалуйста, – поддержал его А-Инь. – Подите прочь и не мешайтесь, – взрослый приказ, отданный еще детским голоском, вызвал у нас с А-Чэном улыбку. И следом раздалось взволнованное: – Стойте. Матушку и отца не видели? – Они у себя. В кабинете отца, – торопливо проговорил А-Инь, едва сдерживая свое нетерпение. – А-Шэнь, пожалуйста, у нас важное дело, – почти умоляюще воскликнул А-Лин. На краткий миг воцарилась тишина, нарушенная звонким детским голоском: – Хорошо, идите. А-Чэн поджал губы и покачал головой, тихо прошептал, наклонившись ко мне: – А того ли мы оставляем за главу клана? Я шикнула и легонько ударила его ладонью по запястью, от чего мой муж лишь гортанно рассмеялся. Осторожные шаги замерли у нашей двери, следом раздался шелест бумаги и короткий вздох. Словно стоящий там набирался смелости войти, и тишина, царящая в кабинете, его лишь удручала. – Могу я войти? – наконец проговорил он, и мое сердце защемило от тоски, прозвучавшей в его голосе. А-Чэн упредительно покачал головой, и тут же ответил: – Разумеется, заходи. А-Шэнь был высок и худощав для своих почти одиннадцати лет. На бледноватом лице с высокими скулами и густыми черными бровями горели неутолимой жаждой знания огромные глаза с изумрудным отливом. Он обещал вырасти в красивого и изящного мужчину, лишенного, однако, жеманности и слабости. В свои одиннадцать лет он для всех остальных держался уверенно, спокойно и даже величественно. Мудрые не по возрасту глаза заставляли, бывало, отводить взгляд и умудренных заклинателей Цзян. А-Шэнь был умен и не собирался скрывать этого ни от кого. Он был холоден и сдержан, как и требовало от него воспитание, и лишь блеск в глазах давал понять – он понимает больше, чем говорит. В нем было больше моих черт, чем его отца, и привязан он был больше ко мне, чем к А-Чэну. Отец и младший сын были прямыми противоположностями. Там, где один предпочитал действовать силой, другой спешил призвать себе на помощь ум. И все же они любили друг друга, и нашему младшему сыну было так же важно одобрение отца, как и мое. А-Шэнь глубоко и по-взрослому поклонился, осторожно сжимая в ладонях объемный свиток. А-Чэн жестом предложил ему сесть, а я прищурилась, пытаясь издалека разглядеть, что же скрывается за черно-серой тканью обложки. Но ладошки А-Шэня скрывали название, поэтому я чуть откинулась назад и кивнула сыну, позволяя ему сесть напротив нас. – Мне нужен ваш совет, – горестно вздохнул сын, разворачивая перед нами свиток. – Я совершенно ничего не понимаю, – ему было неловко признаваться перед нами в своем просчете. Неумением признавать поражение он пошел в нашего главу. – Что тебе не понятно? – голос А-Чэна потеплел, от чего на лице нашего младшего сына проскользила надежда. Надежда на то, что не такой уж он бесталанный, не так уж и разочарует своего отца и матушку. И, возможно, глядя на них, он сам догадается о решении… Самый спокойный из наших сыновей и воспитанников, А-Шэнь стыдливо опустил глаза, затеребил рукав, собираясь с силами. – Я не хочу вас разочаровывать, отец, матушка, – наконец выдавил он из себя и, не поднимая взгляда, продолжил. – Но мне совершенно неясно, что... Вот смотрите, здесь написано, что Пустота – корень. Изящным и резким движением сын развернул свиток и уставился на ровные столбцы иероглифов. А-Чэн проследил взглядом за его пальцем и строже потребовал: – Прочитай целиком. А-Шэнь кивнул, сглотнул и, изо всех сил сдерживая раздражение на себя, ломающимся голосом прочел: – "Если применить это к проблеме истоков телесного существования, то получится, что исходным принципом телесного существования является пустота. Пустота – вот корень". Но, отец, матушка… – он оглядел нас взглядом, полным отчаяния, и тут же взмахнул руками, изо всех сил отказываясь признавать свое поражение. Ломающимся от тревоги голосом, попеременно глядя то на меня, то на А-Чэна, он задал вопрос: – Как же такое может быть? Если сознание и сфера объектов равно отсутствуют, то кто же является знающим об их отсутствии? – в его больших глазах плескалось море отчаяния, а пальцы, безжалостно мнущие рукава, выдавали огромное волнение. Он знал, что прав, и его вопрос разумный, но если мы скажем "нет"? Что он будет делать тогда? Зная, что разочаровал себя, и, что еще страшнее всего, – нас, своей глупостью.       "Ты дал ему Юань Жэнь Лун... Ох, А-Сан. Сколько нам с тобой было, когда наши воспитатели дошли с нами до трактата "О началах человека"? Ну, лучше его, чем те сборники, которыми ты делился с А-Сянем." Не встретив осуждения, сын поерзал на своем сидении и продолжил уже смелее, даже поднял взгляд на нас обоих: – И... И если нет никаких реальных дхарм, то при опоре на что возникает понимание, что они пусты и ложны? Матушка, я совершенно… – его отчаяние было бесконечным, таким, что тронуло даже его отца. А-Чэн, встал, приобнял его за плечи и спросил: – Ты рассматриваешь каждый пункт отдельно? А-Шэнь, который осторожно прижался к нему в ответ, тут же выпалил, заверяя в том, что это его единственная ошибка. Он поднял голову, посмотрел на А-Чэна снизу вверх и крепнувшим голосом, почувствовав свою стихию, по-взрослому ответил: – Да, отец. Общее всегда распадается на частное. Поняв корни вещей, стоит спросить себя, в чем их суть. Я довольно кивнула, ободряюще улыбнулась тонущему в отчаянии. Следом за мной наклоном головы наградил его и А-Чэн, подбрасывая утопающему еще одну дощечку для плота. Быстро осмотрев свиток, фуцзюнь приподнял бровь, глядя на меня: "Не рано ли, Тяньчжи? Все же одиннадцать лет! Такая сложная концепция!" Я нахмурилась в ответ и кивнула, признавая его правоту, и тут же поспешила к ним обоим: – Не в данном случае. Прочитай все пять пунктов главы. А-Шэнь зашелестел свитком, старательно водя пальцем по столбцам: – Первое: учение Небожителей. Второе: учение Малой колесницы. Третье: учение Великой колесницы о дхармовых свойствах. Четвертое: учение Великой колесницы об уничтожении свойств. Пятое: учение Единой колесницы, поясняющее суть природной сущности человека, представленное здесь и рассматривающееся далее. Но матушка… А-Чэн упер руку с Цзыдянь в бок и качнул головой из стороны в сторону. Его глаза стали круглыми от раздумий над тем, как бы донести до А-Сана, что А-Шэнь, конечно, небывало умен для своих лет, но на каждый возраст полагается своя задача. Прежде чем сын успел заметить перемену настроения отца и принять это на свой счет, я поспешила забрать все внимание А-Шэня себе. Услышав мой голос, он тут же повернулся ко мне, бережно придерживая конец свитка на своих коленях. На его лицо постепенно возвращались краски, а глаза полыхали уже не болезненным отчаянием, а надеждой. Его не оттолкнули, не стали понукать. Его выслушивают и поддерживают. Он все напридумывал себе от своей гордыни! – Вот смотри, А-Шэнь. Есть лотос – наш символ. И есть цветок, его проявление и воплощение в мире. Лотос существует в природе ума и в телесной природе одновременно, не вступая в противоречие своими двумя формами существования. Теперь я спрошу тебя: что такое лотос? Семечко ли? Черенок или лепестки? – я повела ладонью в воздухе, побуждая его говорить. Он выпалил не задумываясь, абсолютно уверенный в своем ответе: – Все вместе, матушка. – Все части образуют единое целое. Верно. Но если разобрать лотос на составляющие, то-о-о?.. – я тепло улыбнулась ему, наклонив голову. Лицо моего мальчика тут же радостно вспыхнуло, надежда проскользнула в его глазах. Едва не подпрыгивая от радости, удерживая на коленях свиток, он быстро закрутил головой, глядя на нас с А-Чэном, и затараторил: – То все его части продолжат быть лотосом. Не утратят общей природы! Мы радостно переглянулись поверх его головы, кивнули сначала друг другу потом ему. – Так и тут, – наставительно продолжила я, указав подбородком на текст. – Во второй главе ты должен смотреть на мудрость цельной, не делить на составляющие. Это пустая трата времени, потому что все части окажутся отражением разрозненного и погрузят твой ум в излишнее беспокойство. А-Шэнь быстро-быстро закивал, его просто распирало от радости. Несколько вздохов – и тут же на его лицо снова набежала тень, вбирая в себя все радостные краски. Его глаза забегали, а тонкие пальцы вцепились в свиток. Осторожно, будто бы через силу, он выдавил из себя: – Но это получается критика, отец. Матушка. И тут же покорно опустил глаза, ожидая бури: как же! Юнец смеет ставить под сомнение мудрость предков! Да как это возможно?! "Надо поговорить с его наставником, он слишком его осаждает", – напряженно покачала головой я. Но тут же А-Чэн хлопнул нашего сына по плечу и заверил: – Да. Критика невероятно полезна, А-Шэнь. Потому что она поможет тебе сокрушать взгляды хватающихся за ложные объекты чувств и избежать ловушек не пояснения истинной, одухотворенной природы, – важно закончил он, снова похлопал по плечу и спокойно вернулся на свое место. – Я понял, понял! – А-Шэнь радостно вскочил и низко поклонился нам обоим. Свиток едва не выпал из его рук. Издав растерянный возглас, А-Шэнь тут же поймал его, осторожно и бережно сжал обеими руками, отбивая глубокие поклоны: – Спасибо, спасибо вам! Могу я идти? Радостные блики в его взгляде погасли от слов отца, в которых звучали не только гордость и принятие, но и суровость требования. – А-Шэнь, ты слишком много времени проводишь в библиотеке. Знание еще не всё. Наш младшенький зажал свиток подмышкой и снова опустил голову, как бы извиняясь за все неудобства, что его ум причиняет нам. Но в его голосе звучала взрослая решимость и упертость, убежденность и желание следовать лишь своему пути. Дерзко вскинув подбородок, он посмотрел А-Чэну прямо в глаза и начал было речь, которую он явно давно готовил. Он смотрел на своего отца со всей стойкостью, на которую был только способен, осторожно покосился в сторону Цзыдянь, на миг прикрыл глаза и начал было: – Отец, меня не интересуют... – Неважно, что тебя интересует, когда речь идет о твоем развитии. А-Шэнь низко поклонился, пряча от отца свою решимость вернуться к этому разговору позже. Я едва нахмурилась, пытаясь понять, что же происходит с нашим сыном, отчего он испытывает такое волнение и почему сжимается, словно ожидает не просто осуждения, но удара. Я судорожно прокручивала события последних месяцев в голове, разбирала свои слова и слова А-Чэна, пытаясь найти, где именно мы были слишком суровы к нашему сыну, раз он ожидает такого гнева на свою голову. Словно он хранит какую-то тайну и абсолютно уверен, что эта тайна разом отвратит его родителей и братьев от него. Оставит в одиночестве… А-Шэнь наконец поднял голову, вслушиваясь в слова своего отца. – Оставь свитки и пойди к У Яну. Меч тебе полагается. А-Шэнь кивнул отцу, низко поклонился и все же попытался поискать защиты у меня. Осторожно повернувшись в мою сторону, он спрятал стыд за поклоном, едва заметив тень волнения на моем лице. – Матушка, но нельзя ли просто умом? Прошу вас, я не... Я поднялась, подошла к нему ближе, осторожно встала так, чтобы перекрыть ему обзор, мягко прикоснулась к заколке в его пучке, погладила длинные пряди. Его колотила мелкая дрожь. А-Шэнь в волнении кусал губы, стараясь не встречаться со мной взглядом, только крепче прижимал к себе свиток, как последнюю надежду и защиту. Погладив его по плечу, я тепло улыбнулась своему сыну, дала прочесть по своему лицу, что я всегда буду на его стороне. Он понял по моему взгляду, что позже мы поговорим, и кивал словам, которые я произносила вслух: – Для того, чтобы управлять теми кто носит меч, ты должен знать его природу. Не овладев Путем Меча, не сможешь управлять ни тем, ни другим. И получаемая тобой мудрость утечет сквозь пальцы. А-Шэнь наконец улыбнулся, попытался спрятать вглубь себя все чувства, что терзали его изнутри, и низко поклонился нам обоим: – Я... Я попробую, отец. Матушка. Простите меня. Я кивнула, отпуская его, А-Чэн также наклонил голову и обеспокоенно покачал вслед головой. Мы настороженно переглянулись и тяжело вздохнули.

***

Солнце заливало своими лучами двор Нечистой Юдоли, оживляя все вокруг ярким блеском серебра и стали. Спустившись с меча, я помогла спуститься А-Шэню и радостно покачала головой громким восторгам А-Лина и А-Иня, прыгнувшим на каменные плиты с высоты нескольких чжаней. Я в ответ нахмурилась с напускным неодобрением поймав их радостные взгляды, и тяжело вздохнула. Оба сразу же низко поклонились мне и поспешили спрятаться от моей суровости за спиной своего отца и дяди. Обменявшись любезностями, ответив на приветствия от учеников и заклинателей Не, мы впятером поспешили к широкой лестнице, покрытой тонким черно-серым ковром. Мой брат ждал нас у подножия, то и дело лениво обмахивался веером, посматривая то на небосвод, то на приближающихся к нему членов семьи. Он вел себя свободнее, чем обычно, прекрасно зная, что никто из тех, кто видит его сейчас, ни за что не расскажет. Не расскажет о том, что Не Хуайсан в этот миг не слабый, изнеженный господин, а военачальник, с прямой и гордой спиной и чуть лукавой улыбкой на тонких губах, что показывала всем нам всю радость от этой нежданной встречи. "Вот уж действительно, кто может всегда обернуть выгодой для себя любое решение Гуанъяо", – подумалось мне. Поймав его взгляд, я широко улыбнулась, наклонила голову в коротком приветствии, с удовольствием наблюдая, как его взгляд теплеет при взгляде на племянников. – Глава Не, приветствуем вас, – обратился к нему Цзян Чэн, когда мы все подошли ближе. – Приветствую, – с широкой улыбкой ответил А-Сан и тут же вальяжно взмахнул веером, оглядев нас всех. – Ай-яй, что, удушливый аромат гордости государства снова отравил лотосам существование? – не без самодовольства закончил он, являя нам всем свой горделивый профиль. А-Чэн тут же сморщился и закатил глаза, сложил руки на груди и устало вздохнул. Я поспешила спрятать смех за широким рукавом, и, заметив это, А-Сан скосил на меня взгляд, показал, что изо всех сил сдерживает смех. – Что? – тут же шепнул А-Лин, наклонившись к А-Иню. – Каких садов? О чем он? – ответил ему А-Инь вопросом на вопрос. Они уставились друг на друга в поисках ответов, после чего тут же пожали плечами и развели руками. Стоящий рядом с братьями А-Шэнь тяжело вздохнул, переступил на месте, кинул в их сторону недоуменный взгляд. По его лицу было видно – он понял, о чем идет речь. Заметили это А-Лин и А-Инь, осторожно, стараясь не привлекать нашего внимания, раскрыли рты, приготовились задать вопрос, но тут же, услышав мой голос, отпрянули друг от друга. На губах главы Не расцвела улыбка, он одобрительно кивнул А-Шэню и тут же повернулся ко мне. Я лениво вздохнула, расправив манжеты широких рукавов, и небрежно бросила: – Все так, глава Не. Приходится обращаться за помощью к вам. Я повела плечами и легкомысленно улыбнулась, А-Сан в ответ усмехнулся, шагнул мне навстречу: – Разумно, госпожа Цзян, – он резко взмахнул веером и довольно оглядел своих гостей. Тут же раздалось три голоса: наши дети, сговорившись, поспешили к нему, окружили своего любимого дядюшку со всех сторон. А-Лин, как самый старший и нетерпеливый, встал прямо перед ним, гордо вскинув голову, посмотрел ему в глаза. Заметив этот юношеский вызов, Не Хуайсан быстро оглядел его с ног до головы и одобрительно кивнул. А-Инь встал слева, ближе к своему отцу, и изо всех сил сдерживал свое желание вцепиться в руку дядюшки: он кусал губы и переступал с ноги на ногу, едва заставляя себя молчать. А-Шэнь же стоял справа, ближе ко мне, и поза его была спокойной. Он расправил свои рукава и осторожно, бережно сжимал в двух руках увесистый свиток. И все же три звонких голоса разом перекрыли шум тренировок заклинателей: – Дядюшка Не, мы бы хотели… – началы было и тут же оборвал себя на полуслове А-Лин. А-Сан было кивнул в ответ, но тут же повернулся влево, на голос А-Иня. – А можно снова представление заклинателей? – наш с А-Чэном сын осторожно прикоснулся к его рукаву, как делал в детстве, подергал серый шелк из стороны в сторону. А-Сан кивнул и ему и только собирался открыть рот для ответа, как тут же донеслось слева, звонкое, чистое и уверенное. Голос, на который мой брат немедленно и быстро повернулся и посмотрел на нашего младшего сына со всей серьезностью – Дядюшка, я, кажется, понял… – не без гордости проговорил А-Шэнь и тут же склонился в глубоком поклоне. А-Сан довольно наклонил голову и разом обратился ко всем троим: – Подождите-подождите, не голосите все разом, по очереди. А-Лин и А-Инь покорно застыли и переглянулись, отступили поближе к нам, понимая, что сейчас все внимание их любимого дядюшки будет приковано к самому младшенькому. А-Лин горестно вздохнул, но тут же его внимание захватили тренирующиеся заклинатели: их уверенные и сильные взмахи сабель, их воинственные кличи. Он толкнул в бок А-Иня, и они вместе залюбовались этой мелодией войны, зашептались, наклонившись друг к другу. – А-Шэнь, что ты понял и, самое главное, как? – глаза моего брата радостно вспыхнули, он резко подошел к своему племяннику, жадно уставился на него в поиске ответов. А-Шэнь бросил на меня быстрый взгляд, что не укрылось от брата. – Ай-яй, нехорошо-о-о... – погрозил он ему раскрытым веером. – Я загадал загадку тебе, а не твоей матушке, – веер резко взлетел, со свистом рассекая воздух. А-Шэнь не потупился, смело и прямо, с силой не по возрасту смотрел на главу Не с вежливым интересом. А-Сан едва заметно наклонил голову и продолжил слегка язвительным тоном: – Твоя матушка прекрасно справляется с моими ребусами. И не только моими... Я было намеревалась вступить в разговор, как А-Шэнь нашелся: не спуская глаз с Не Хуйасана, он поклонился, все еще сжимая в руках свиток, и ответил чуть подрагивающим от нетерпения голосом: – Дядюшка, но признание своего невежества – первый шаг к исцелению от этой болезни ума! А-Сан гортанно рассмеялся, запрокинув голову назад, а когда они снова пересеклись взглядами, он только хмыкнул и все же дал свое одобрение одним коротким: – Верно. А-Шэнь позволил себе короткий выдох и тут же повернулся ко мне, и стушевался, когда увидел на моем лице лучезарную улыбку. Противостоять дядюшке Не было не так страшно, если бы на моем лице скользнуло неодобрение. Как оказалось, наши молодые тигры все же были заинтересованы разговором А-Сана и А-Шэня и тут же обменялись быстрым шепотом: "О чем они? " "Понятия не имею." "О, сабли, видел?" "Может, пока сбежим, а?" Едва услышав это, А-Чэн бросил в их сторону уничтожающий взгляд. Они опустили глаза, неловко заулыбались, всем своим видом говоря: "Что ты, отец! Что ты, дядюшка! Мы тут, вам показалось!". Я поспешила отвлечь все внимание на себя, выступила вперед, встала прямо перед своим братом. Улыбка на его лице стала мягче, черты лица словно наполнились изнутри светом, а золотая поволока вспыхнула веселыми бликами. – Глава Не, тракат Юань Жэнь Лун, – с легкой укоризной я погрозила ему пальцем. – И это в его -то возрасте, – я указала на А-Шэня широким жестом и приподняла бровь. А-Сан лишь пожал плечами и сощурил глаза, оглядел двор за моей спиной и одним движением, не глядя, резко сложил свой веер, словно убирал короткий меч в ножны, и указал своей расписной игрушкой на меня. – А вы предпочли бы "Башню завоёванной награды”? – его голос сочился самоуверенностью, а улыбка стала еще шире, когда мои брови взлетели вверх от такой наглости. – Или что-нибудь о восхвалении обрезанных... – Глава Не! Совесть обнимите! – громовым раскатом пронеслось между нами восклицание А-Чэна. А-Сан поджал губы и покачал головой, А-Шэнь густо покраснел, опустил голову. "О, Небо! Уже успел... Кажется, рано мы дали ему свободу в библиотеке." Однако, Не Хуайсан не собирался сдаваться, похлопывая веером по раскрытой ладони, он поинтересовался: – Напомните-ка мне, госпожа Цзян, в каком возрасте мы с вами ознакомились с ним? Не младше ли? И в каком возрасте вы его поняли, да так, что изрядно удивили сначала Лань Цижэня, а после и меня? Я закатила глаза, посмотрела на него исподлобья и шагнула ближе к А-Чэну, тот в ответ изо всех сил сдерживал кривую ухмылку, со странным самодовольством оглядывая главу Не. А-Сан, поймав взгляд моего мужа, ответил ему совершенно невинным выражением лица и снова повернулся к нашему младшему сыну. – А-Шэнь, твоя матушка по праву считается одной из лучших учениц Гусу Лань за всю историю. Однажды у водопада, – голос моего брата звучал с загадочной мечтательностью, а рука с зажатым веером взлетела вверх. А-Шэнь в ответ жадно ловил каждый его жест. – …что стал свидетелем нашей схватки умов, мы с госпожой Цзян отчаянно заспорили. Ей потребовалось всего лишь два аргумента, чтобы разнести мою позицию, – брат устремил на меня прямой взгляд, я лишь кивнула в ответ, признавая, что он говорит правду. А-Шэнь тяжело вздохнул и собирался было открыть рот в свою защиту, но дядюшка упредил его властным взмахом руки: – Ты ее сын, и такой же остроты мысли я требую от тебя. Они схлестнулись взглядами, словно были на ристалище. Только их тренировочное поле лежало не среди сабель, луков и копий. Их сражение проходило в умах, в знаниях, в точной и острой мысли, по граням мудрости и невежества. А-Шэнь в силу возраста все же проигрывал ему, но А-Сан знал, что решимости и воли к победе в его племяннике достаточно, чтобы раз за разом продолжать сражение. Дождавшись, когда А-Шэнь отведет взгляд, А-Сан притворно-горестно вздохнул, обращаясь к своему старому другу: – Конечно, А-Шэнь еще сын и главы Цзян... – На что вы намекаете, глава Не? – с напускной сердитостью поинтересовался А-Чэн, хищно сощурив свои глаза. Все мы знали, что гнев не настоящий, ибо Цзыдянь молчала, но мой муж мог устрашить кого угодно и без своего могущественного оружия. А-Шэнь закрутил головой, заметался, пытаясь понять, что сделать лучше: встать на защиту дядюшки или броситься к отцу. Наши молодые тигры хмуро переглянулись и тут же поспешили вперед, хотели встать между отцом и дядюшкой. Шутки шутками, но характеры у обоих тяжелые, и если они решат тут расстроить их тетушку и матушку… А-Сан в ответ горестно вздохнул, скромно опустил взгляд: – Сокровища достоинств распределяются согласно заслугам... Фуцзюнь шагнул ближе, настороженно вгляделся в главу Не, А-Лин громко выдохнул, и шагнул было вперед, но я лишь спрятала улыбку за широким рукавом. Заметив это, А-Шэнь поспешил обратно к своим братьям, и они быстро зашептались все трое за нашими спинами. Младший пояснял своим старшим, что только что произошло, то и дело осторожно выглядывая из-за моей спины, контролируя обстановку. А-Чэн замер почти вплотную к А-Сану и выжидающе, медленно склонил голову набок, рукой с Цзыдянь он водил перед собой в воздухе и в ожидании ответа насвистывал какую-то мелодию. А-Сан в ответ скривился, решительным жестом отвел от себя руку с молчащей плетью сложенным веером и решительно ответил: – Небо щедро наградило вас женой, глава Цзян! Они замерли и расхохотались, и тут же крепко и тепло обнялись. А-Шэнь, пристально наблюдавший за своим отцом и дядей, улыбнулся сначала им обоим, потом кивнул своим братьям. Затем он поравнялся мной и осторожно, не привлекая внимания, сжал мою ладонь. Я легко и нежно ответила на это прикосновение, и тут же в спину нам донеслось:       "Может, получится сбежать? Они сейчас опять начнут вспоминать, как учились." "А если еще и вино..." "А-Инь, а без него никак. Слушать это уже не могу, одно и то же." "Да-да, потом снова о Низвержении Солнца начнут, и снова будет: А что вы можете, юные господа?" "Вот время придет, и узнают. Им тоже подвиги не в руки свалились." "Тише иди." А-Шэнь собирался повернуться к своим братьям, но я лишь остановила его и медленно покачала головой в разные стороны. Мой младший сын тут же одарил меня широкой улыбкой, такой ослепительной, жизнерадостной и яркой, что на миг… на один только вздох мне показалось… "Нет же! Мираж, безумие!" покачала я головой, изо всех сил стараясь не выдать проступившего так некстати волнения. А-Шэнь смотрел мне в глаза доверчиво и открыто. В этот яркий погожий день, на открытом всем теплым Ветрам дворе он сжимал мою руку и улыбался. В его глазах горели сыновья любовь и почтение, солнечные лучи, казалось, пропитали его насквозь. Еще немного, и он будто растворится в этом свете, пропадет от меня. – А-Инь, А-Лин. Это и вас касается, – выбравшись из дружеских объятий А-Чэна, звонко объявил А-Сан. Крадущиеся тигры остановились и повернулись на голос, и тут же поклонились в пояс, сложив ладони в почтительном жесте. – У хорошего воина две пары глаз, у полководца их четыре. Стойте. Для начала я проверю ваше усердие. Всех троих, – закончил А-Сан, указывая на всех троих широким жестом. – Но, дядюшка! – топнул ногой А-Лин. – А там вот сабли. Хотите, я вам покажу, чем научился? – с надеждой в голосе воскликнул А-Инь. Не Хуайсан поманил их к себе, всех троих. Они тут же покорно замерли перед ним, готовые внимать каждому его слову: – Для начала стрельба из лука, А-Инь. А-Лин, каллиграфия. А-Шэнь. Я разочарован, пари проиграно. Но твоя матушка права. Начнем заново и попроще, – он сделал пригласительный жест и тут же заспешил вверх по лестнице. Наши дети окружили его со всех сторон, наперебой загалдели и зашумели. Они рассказывали ему о своих юношеских победах и подвигах, о том, как продвигается их обучение и тренировки. – Не задумывался ли он о своей семье? – проговорил А-Чэн, поворачиваясь ко мне, и теплота, прозвучавшая в его голосе, тронула меня. Я вздохнула, глядя им вслед, горечь и боль растеклись в груди. А-Сан ловко отвечал на вопросы детей, одним движением руки прекращал споры, мог заставить их слушаться без лишних усилий. – Он не может, пока не исполнит свою месть. Он стоит с Гуанъяо лицом к лицу, пускай и скрытый маской. Наша с ним привязанность и так уязвимое место. Единственное, которое наш полководец может себе позволить, – грустно улыбнувшись, закончила я. А-Чэн кивал головой каждому моему слову, посмотрел на меня с терпкой нежностью в глазах: – В которое он уже ударил не раз. Наши ладони нашли друг друга, мы переплели пальцы. – Вот именно. А теперь представь, что у него появится собственный ребенок. Великое Небо, да Гуанъяо будет в ладошки хлопать от счастья, – злобно прошипела я и тяжелым вздохом обвела лестницу печальным взглядом. – Это при условии, что он все еще не воспринимает его всерьез. И не понимает, откуда грядёт удар. Смотрит на меня, – я на миг прикрыла глаза и отвернулась, А-Чэн покачал головой, крепче сжал меч. – Они за всё заплатят. Оба, – прошипел он, глядя своему давно ушедшему другу вслед. Я перевела на него изумленный взгляд и, прежде чем успела что-то спросить, мой муж прервал меня взмахом руки: – Не уговаривай меня! Фучжэнь, я не люблю так говорить, ты знаешь. Но есть то, во что даже такой женщине как ты лучше не лезть. Я вздохнула, признавая его правоту, и лишь с уставшим ворчанием пошла вперед, потянула его за собой: – Идем, а то они трое в час его уработают. Мы быстро поднялись по лестнице Нечистой Юдоли.