Мудрость обнимающая лотос

                  Мы встретились недалеко от Башни, в живописном месте на берегу реки. Увидев нас, Ли низко поклонился, потом замахал руками, уводя подальше, в заросли бамбука. За ними притаилась небольшая пещерка, которую местные рыбаки использовали для хранения снастей. – Быстрее же, скорей! Времени мало. Что вам нужно, госпожа? – Стой и не дыши. Я начертила в воздухе "Иллюзию Илина" напротив его лица, быстрым взглядом окинула фигуру, прикидывая разницу между нами, пытаясь просчитать время. Потом резко вскинула руку, сложила пальцы в горсть, повела пальцами перед его лицом, будто бы хотела его снять с черепа. Ухватив его образ, я протянула руку, не разжимая пальцев, через мигающее заклятье и примерила на себя. Мою фигуру объял сероватый дымок, стало душно, сжало грудь, я скорчилась от боли. Дымка развеялась, и перед заклинателями предстал еще один Ли, да так, что у них глаза на лоб полезли. – Мать родная бы не отличила, – выдохнул настоящий Ли. Я лишь фыркнула в ответ: – Ненавижу так делать, – прозвучал мужской голос из моего рта. Ли протянул мне свою саблю, я прицепила ее к поясу. Кровь Не, давно впитавшаяся в мою кожу, усмирила оружие. – Меня послали встречать Вэйчжоу. Он бегает, глазами зыркает, – воин шагнул к собрату, положил руку на плечо. Они кивнули друг другу.       Верность. Верность бесконечная, как само Небо. Верность за пределами жизни и смерти. Крепкие души кует техника Цинхэ Не. Стойких и смелых бойцов. – Ли... – тяжело вздохнул Вэйчжоу. – Мы решили ногу ломать. – Тогда не здесь, бегом! – он кивнул головой на высящуюся впереди Башню. Мы переглянулись и устремились вперед быстрее ветра. – Стоять! – зашипела я, когда мы приблизились к одним из задних ворот Башни. Они предназначались для продовольственных поставок, а также через них слуги отправлялись по своим делам и поручениям, дабы не мелькать с центрального входа, не мешать благородным заклинателям. Я посмотрела на стену, украшенную вымпелами – никого. Ни одного заклинателя или слуги. Я тихо хмыкнула: – Известная беспечность! Я быстро окинула взглядом стены, прислушалась к пространству.       Башня и все вокруг нее на добрые несколько ли, воздух и земля, были пропитаны, пронизаны едва видимыми глазу чёрно-золотыми нитями. Они формировались в сети, накладывались одна на другую, становились прочными решетками. Я вытянула руку – Тьма радостно зашипела, признавая свою госпожу. Я приказала ей заткнуться, пока не отозвались другие нити.       "Только сигнала нам не хватает." – Если пойду без изменений – не выйду. И никому помочь не смогу, – я шагнула к настоящему Ли, выхватила из ножен саблю, одним резким движением отрезала прядь его волос. Я удивилась его выдержке: ни мускул не дрогнул, хотя зрелище было почти что безумное. – На случай. Там дрянь, – я мотнула головой в сторону Башни, быстро обвязала пучок его прядью, спрятала под заколки. – Держись ближе. Неизвестно, как эта сеть поведет себя, когда увидит двух Ли. – Госпожа Не, вы прежде что-то подобное видели? – поинтересовался Вэйчжоу – Да-да, госпожа, вы же в разных делах мастак. Может что подскажете, а там уж и мы на подхвате будем. Я закрыла глаза и резко затараторила: – Заклинания темные, ваша правда. Следящие, – я вытянула два пальца вперед, очертила в воздухе полусферу, обозначив периметр. – Заканчивается примерно здесь, – я вышла вперед на четыре шага, провела носком сапога черту, присела, прикоснулась кончиками пальцев к земле. – И все равно мощно выходит. На чем же держится… – Известно, госпожа, на чем! На ком! – яростно сплюнул в сторону настоящий Ли. Я перевела на него пристальный, тяжелый взгляд: – Молись Небесам, чтобы ты ошибался, Ли. И предков вспомни, нам сейчас любая помощь будет на руку. И я махнула им рукой… *** Мы крались в тени, бесшумно. Вошли через ворота для слуг, обошли один из внутренних постов. Заклинатели в цветах Цзинь играли в го и совершенно ни на что не обращали внимание. Мы прокрались мимо них, сливаясь со стенами в наступающих сумерках. Впереди маячил старый амбар. – Я останусь тут, – объявил Ли, когда мы все трое осторожно прокрались внутрь. – Буду ждать сигнала. Госпожа Не, вам надо будет сначала на кухню сходить. Я сам не хожу, меня всегда отводят. Мы почти всегда во Дворце Непревзойденной Изящности крутимся. Господин там.       "Ох, спасибо тебе, Верховный Заклинатель, что однажды показал туда дорогу. Остальное выучка сделает." Ли и Вэйчжоу кивнули друг другу. Второй сел, взял в зубы обломок садового инструмента. – Не смотрите, госпожа Не, – попросил Вэйчжоу. На моем лице выступила ярость и презрение, боль и ненависть. На их лицах – решимость. – Нет уж, – зарычала я, присаживаясь рядом с Вэйчжоу, взяла его за плечи, крепко стиснула в ладонях. Настоящий Ли нашел что-то похожее на кувалду.       Мы переглянулись. Треск ломаемой кости, и сразу же, следом, раздался приглушенный вопль. И хруст дерева, зажатого в зубах. Я вцепилась в его плечи, Вэйчжоу в мои ладони. Я старалась не думать, что где-то в самой глубине этой проклятой Башни так же может кричать мой отец. Где-то прямо сейчас эта тварь его истязает, чтобы показать всем нам, где наше место. Чтобы показать свою власть. Да и просто ради собственного извращенного удовольствия. “ Ай-яй, А-Яо обидели когда-то! Выгнал глава Не из клана с позором! А то, что ты клинок доставал из тела его приближенного, так это показалось, да? Слеп же глава Не, прост и прям, как лезвие Бася. Наплести можно что угодно, а тут еще и господин Лань заступается. Кто же не знает праведность Цзэу-цзюня, верно? Разве может Нефрит печалиться о саже? Нет, значит и А-Яо быть не может виновным! Да если бы я за каждую обиду голову снимала, вашего клана бы уже не было! Есть личность, а есть нечто большее! Как бы я хотела быть чудовищем… Тем самым, каким вы меня заклеймили когда-то и еще не раз наречёте после возвращения А-Сяня! Как бы я хотела принести вам всем боль и ужас, по-настоящему. Взмыть под самый купол Небес и натравить на ваш поганый клан всех тварей, что существуют в этом мире! Наблюдать, как они вас рвут, подарить всей нечисти в нашем подвале славный пир из заклинателей Лань Лин Цзинь…” – я потрясла головой, с большим усилием взяла себя в руки. И тут в запертом амбаре в краткий миг пронесся порыв ледяного ветра. Я оглядела заклинателей с головы до ног: Ли, который помог подняться Вэйчжоу, придерживал его под локоть и что-то шептал на ухо. Они ничего не слышали и не видели, не чувствовали. Ледяной, мертвый Ветер принес с собой далекий и родной голос. Голос, от которого защемило в груди и защипало глаза. Как он и пообещал мне, он был рядом в самые страшные моменты. В груди тяжестью разлилось предчувствие небывалой прежде беды. Беды, которую я не смогу остановить. Мертвый Ветер прикоснулся к моей щеке, разметал мои пряди. “А-Чжи… Не надо.” Я покачала головой, прогоняя наваждение: – Клинки, Гуанъяо, не для пахоты куют, – вырвалось у меня. Два благодарных взгляда устремились на меня, глаза заклинателей блеснули во тьме амбара.       Я запоминала. Снова. Я разжигала в себе ненависть, щедро поливая ее жаждой мести. “Снова ты позабыл свое место. Ты ответишь нам всем. За всё. За заклинателей Не, за моего отца. За предательство главы Лань. За Сюэ Яна. За всё, Гуанъяо”. ***       Ковыляли мы оба очень натурально. Я обхватила Вэйчжоу за пояс и плечо, перекинула руку через шею, и мы двинулись вперёд. Он натужно дышал, хрипел, я тихо уговаривала его потерпеть. Мимо нас проходили слуги и заклинатели, удрученные, подавленные. Запах страха – как земля после дождя, любой воин его чует сразу.       К нам не приближались – Вэйчжоу шепнул, что приказ такой – смотрели во все глаза: кто со страхом, кто отводил глаза со стыдом. Жизнь Цзинь Гуаньшаня уже была незначительна. Все понимали, кто теперь хозяин. И все склонились. Или почти все. Гуанъяо умел очаровывать, когда это было нужно. Когда было нужно, запугивал. Бывали и те, кто прельстился посулами. "Разыскать бы Цзинь Мина, если еще жив. Что вы там говорили, глава Лань?! Сердце спасать будете, да?! Зло я остановила?! Я эту тварь ради вас от петли спасла. Или от чего похуже. Вы не видели, как мои отец и муж едва не вцепились друг в друга, а потом в Верховного Заклинателя… А то вы не знаете, что полагается за такие ошибки в командовании на войне, да?! Полсотни полегло зазря! " Вэйчжоу тяжело задышал, захрипел, жестом попросил остановиться. Я толкнула его ближе к стене, осторожно развернула и кинула взгляд на торчащую наружу кость. Ногу мы наспех перевязали обрывками его верхнего одеяния. – Дух перевести, – вздохнул он и сложился пополам. Я придерживая его одной ладонью, другой потянулась за пояс, выхватила флягу, зубами откинула пробку, повисшую на веревочке, и дала ему напиться. Рядом с нами раздался шорох золотых одеяний, я резко развернулась на звук и тут же увидела сверкающего пятками одного из заклинателей Цзинь. – Страшно стало… а лужи не оставил? Нет? – с яростью прошипела я. Вэйчжоу похлопал меня по плечу мокрой ладонью и покачал головой из стороны в сторону: – Молчи… – Готов? – бросила я. Он прижался затылком к стене и на выдох подался на меня. Я снова перекинула его руку через себя, крепко ухватила за пояс другой рукой. Пот градом лил по нашим лицам, едва не застилая глаза пеленой. Мы поковыляли дальше по золотому коридору.       "Что же вы так, Верховный Заклинатель? Зачем вам Совет Кланов, если вы ни Диюя нас не слушали?! Протяните ещё, объявите всем, кто наследник, и тогда уже дохните на здоровье! Толку от вас что молока от рыбы! А всё туда же – править!" – Мы тут словно чумные, – дохнул Вэйчжоу мне в ухо. Я кивнула в ответ и лишь крепче ухватилась за его пояс. Поворот, лестница. Еще поворот. Ветер донес запах пионов. Поворот – и мы вышли в сад, где я когда-то беседовала с главой Цзинь о границе допустимого, о грехе и непогрешимости. Но сейчас я не видела ни стройных дорожек, ни изысканных беседок из белого нефрита и драгоценного черного дерева. Не слышала журчания фонтанчиков. Перед моими глазами были лишь бесконечные ряды цветущих пионов. Куда бы я ни кинула взгляд, я натыкалась на эти проклятые цветы. "Гордость государства! Ненавижу пионы." Я подняла взгляд от земли и увидела его. Гуанъяо стоял у подножия лестницы, как будто уже был полноправным хозяином. Заложив руки за спину, он во всем пытался подражать своему отцу. И выходило у него плохо… “Э, нет, собака! Цзинь Гуаньшань еще дышит! Скорее петух фениксом запоет, чем я признаю тебя выше себя! Солнце должно сесть на севере и взойти на юге!” Почувствовав мое настроение, Вэйчжоу осторожно похлопал меня пальцами по плечу, а тихо выдохнув, дал мне понять что полностью разделяет мои чувства. Его миловидное лицо было искажено презрением. Едва завидев нашу процессию, он наградил нас взглядом свысока. Мы же слуги, ничтожества. "Ох, дай мне Небо, я тебя с этой лестницы спущу." – Господин Цзинь… я… – начал было Вэйчжоу, склонившись в поклоне. Я согнула спину следом, так удачно пряча свои чувства за тревогой о товарище. – Где ты ходишь, Вэйчжоу?! – злобно и сердито выплюнул Гуанъяо. – Да вот, ногу... – он вжал голову в плечи и неловко указал глазами на свое ранение. Свободной рукой, чуть отстранившись от меня, заклинатель полез за пазуху и сжал в руке мешочек. Гуанъяо презрительно оглядел нас с головы до ног, недовольно фыркнул и одним резким движением забрал мешочек себе, осторожно прислушался к наложенным заклинаниям, взвесил в руке, открыл и одобрительно кивнул. Затем он подбросил мешочек пару раз перед самым нашим носом и зажал в руке. “Не заметил! Слабак!” – Возиться еще с вами, дурни бесполезные. Ни на что не годные, задарма рис ели у моего дагэ! Рука Вэйчжоу так удачно вцепилась в мое плечо, впилась ногтями в ткань ханьфу, а сам он неловко покачнулся. – Ну ничего, я из вас сделаю достойных заклинателей! – он криво усмехнулся, прищурился и довольно хмыкнул, когда заметил, как я поспешно отвела глаза. – Цинхэ Не! Великие заклинатели! Яцзы на гербе… – он снова подбросил мешочек в руке прямо перед нашими лицами, крепко сжал в кулаке, – место свое каждому нужно знать. Глаза полыхнули безумным огнем. Гуанъяо кивнул на лестницу и ледяным тоном приказал: – Пошли, оба. Ли, тебе потом на кухню. Сначала отведи этого в комнату и тихо сидеть обоим. – Да, господин Цзинь, – выдохнула я, не глядя на него. Я смотрела перед собой, изо всех сил сдерживаясь. Впереди нас ждал долгий подъем. – Поторапливаться надо, – пробормотала я, когда мы осторожно проковыляли мимо Гуанъяо. Он отступил от нас скользящим движением и с презрительным смешком окинул напоследок взглядом. – Знаю, Ли. Давай, поднажмем, – на выдохе прошептал Вэйчжоу. Гуанъяо прожигал наши спины взглядом. Ветер донес до меня, как он сложил было пальцы в жест, как зашипела, заклубилась Тьма, но тут откуда-то справа раздался знакомый голос: – Господин Цзинь! Тьма развеялась, так и не собравшись в заклятье. Я не знала, что он хотел сделать, мне было известно только одно: “Иллюзия Илина” – не его уровень. Даже принося в жертву ежедневно тысячу человек, Гуанъяо не посмеет и мечтать встать со мной на один уровень по заклинательству. Тем более, куда уж ему тягаться с А-Сянем… Я чуть не полетела вперёд, едва услышав этот голос, Вэйчжоу тут же покачнулся, прикрывая меня. "И ты тут, Су Шэ. Значит, нравится хозяин." – Подожди, – осторожно проговорил Гуанъяо, видимо, кивнул в нашу сторону. *** Шли мы долго. Мучительно долго. Я запоминала все переходы: тут приметная ваза, тут гобелен – Победа над Илином. "Удушить бы тебя им, скотина." Боль. Ярость. Ненависть. – Эти двери, – шепнул мне Вэйчжоу, указав на неприметную деревянную дверь за следующим же поворотом. Я толкнула ее плечом, и мы ввалились в скромную темную комнату. Я дотащила его до кровати, уложила. – Надо ногу выше. Лежи, сейчас жгут наложу. Вэйчжоу стонал, на бледном лице выступили все вены. – Не думайте заклинать, госпожа, – обеспокоенно выдохнул он, повернув голову в мою сторону. Я зажгла светильники, заметалась по комнате, рванула на себя дверцы шкафа и схватила первое, что попалось под руку – нефритовый цилиндр для массажа. – Да уж знаю. Не глупее твоего, – огрызнулась я, стоя к нему спиной. Повисла тишина. Я сжалась, как от удара, стиснула в руках холодный камень, да так, что он едва не рассыпался под моими пальцами. Я закрыла глаза, и под веками начали собираться горячие слезы. Мне хотелось кричать и выть от отчаяния, громить все вокруг. – Прости, – выдохнула я, резко повернулась к заклинателю, в два шага подошла к кровати, присела рядом. – Ни… чего… – выдохнул он и закрыл глаза. Я наложила жгут и поспешила в смежную комнату, где нашла кувшин воды, плеснула в чашу, подхватила из комода несколько белых тряпиц для умывания. У пленных заклинателей клана Не было все, кроме свободы. Я снова присела перед Вэйчжоу, опустила ткань в прохладную воду, провела льняным полотенцем по лицу, будучи бессильна помочь и простейшим напевом гуфэн. Любая техника заклинательства, кроме техники, которой владел Гуанъяо, запутается в сетях, которые, как я видела теперь, точно пронизывают всю Башню от верха до низа. Где-то сети виделись отчетливее, где-то слабее, но и у них была слабость – уловить чужую духовную силу они могли, только если заклинатель использует ее непосредственно в Башне. Ход неплох для вычисления шпиона. Значит Гуанъяо боится, и не все так просто внутри Лань Лин Цзинь… А вот если заявиться в Башню с уже наложенными чарами, да еще и такой мощи, как наше совместное творение… И все же, он умудрился с помощью этих пут сделать меня почти что обычным человеком. Все, что мне оставалось в случае опасности, сабля и мои тактические навыки. Я обтерла лицо и шею Вэйчжоу, снова опустила полотенце в воду. Заклинатель кивнул и быстро зашептал: – Я… потерплю... Зато меньше гонять будет. Не смогу. Да и подозревать не будет... Слушайте, госпожа, скоро служанка явится. Еду возьмете, и девушка вас приведет к господину. Одна и та же водит, в прическе синяя ленточка. Не говорит с нами почти, только приказы передает. Сама запуганная. А там уже, как до главы доберетесь… – Я поняла. Спасибо тебе, – я поднялась и поклонилась в пояс. Тут же раздался стук в дверь. – Идите, госпожа, – едва слышно выдохнул Вэйчжоу и прикрыл глаза. ***        Я запоминала все проходы, все коридоры и лестницы. Я сжимала до скрипа в руках поднос, щедро заставленный плошками и мисками с едой. Мясо, овощи, свежий хлеб – кормили моего отца плотно, чтобы сил больше было.       "Глава Лань если и приезжает, то они играют вместе. Небо, он его раскачивает: разгоняет Ци, потом вклинивается своей мелодией. Сочинил дрянь какую-то и оскорбляет гуцинь. Но почему отец позволяет это?! Почему никто из них не сражается?! Тут заклинатели что, все за свою шкуру трясутся?! Где воины Не?! Что им сказал отец?!" – Здесь, господин, – пробормотала служанка с синей ленточкой в косе. Я кивнула. Передо мной выросли высокие темно-синие двери с золотыми пионами. За ними мой отец. Я слышала рваный звук его сердца, его тяжелое дыхание. "Почему не сигналишь, мой господин?" Служанка положила руку на дверь: – Господин Цзинь сказал, что зайдет позже или утром. Вы должны быть сегодня с господином Не. – Я понял. Она кивнула и одним движением распахнула створки дверей. Я шагнула через порог.

***

       Моему взгляду предстала зала, убранная с роскошью: золотые драпировки по стенам, белые нефритовые колонны, покрытые изящной резьбой. По углам – красивые ширмы с росписью по шелку, словно в насмешку, узоры на них сулили процветание и долголетие. Золотые фонарики парили в воздухе, золотые подсвечники в рост человека давали достаточного цвета. И везде, куда ни глянь, пионы. Живые цветы, вышивка драпировки, стены, потолок, пол, входные двери, распахнутые двери на балкон… Удушливый запах цветов разливался по комнате, скрывал вонь темных заклинаний. Вазы с цветами стояли повсюду: две огромные, в половину моего роста, у входа, вазы поменьше – на подоконниках и у выхода на балкон, в два ряда по стенам. Пионы… Повсюду эти проклятые белые цветы сорта "золотистые звезды среди волн снега", источающие свой сладкий аромат. Я видела сети, они бурлили от Тьмы, пересекали всю залу наискосок от пола до потолка. "Прядь в пучке удержит образ, самое большее, до завтра. Придется пролить кровь, если задерживаться." Я бросила взгляд в центр комнаты, и внутри меня все оборвалось. Отец сидел за столом. Рядом с ним, за ним, вазы с пионами, повернутые цветами к нему так, чтобы, куда он не кинул взгляд, непременно бы наткнулся на этот проклятый символ. Поднос жалобно скрипнул в моих руках, но отец даже не пошевелился. Полураспущенные волосы скрывали его лицо. Я слышала тяжелое прерывистое дыхание, слышала, как медленно, словно нехотя, бьется его могучее сердце. Не в силах сдерживаться, я быстрым шагом подошла ближе и громко объявила о своем присутствии: – Еда, господин Не, – мой голос не дрогнул, когда я поставила перед ним поднос, замерла напротив. "Посмотри на меня, умоляю. Посмотри..." – изнывало все мое существо. Чтобы отвлечь себя, я теребила рукав. Едва слышно я выдохнула и прикусила губу, в отчаяние раздумывая, какой же условный знак ему подать. “Зайдет сегодня вечером или утром… Небо, сколько у нас есть времени?” – Убери, – из горла отца вырвался рык раненого тигра, попавшего в ловушку с копьями. Не Минцзюэ закачался на месте, медленно поднял голову – из глаз ручьями бежала кровь, прежде горделивые черты лица искажены страшной ненавистью и болью. Он сверкнул глазами, задыхаясь откинулся назад и уставился прямо на меня. Ноздри затрепетали, грудь вздымалась, сильные ладони сжимали столешницу. Я не отвела от него глаз, вложила во взгляд всю мольбу, что звенела во мне в этот миг. Всю любовь и привязанность. “Узнай, узнай же! Молю тебя!” – пульсировало в моих висках. Отец нахмурился на короткий миг и тут же резко качнул головой, навалился всем телом на столик из белого нефрита, дрожащими ладонями уперся в самый центр. – Я сказал… – прохрипел он, глядя снизу вверх, – убери. Я закрыла глаза и низко опустила голову. Он захрипел еще сильнее. – Не могу. Вам надо есть, господин, – пролепетала я и тут же вздрогнула от тихого скрипа входной двери. Все тот же шелест надушенного шелка. Мягкая поступь. – Послушайте своего верного слугу, господин Не, силы вам действительно нужны, – сладкая издевка в голосе Гуанъяо разлилась по зале. Я скользнула к стене, встала напротив него и низко поклонилась. Но мои старания были напрасны – на меня он даже не взглянул. Слуга, пусть он и верный из вернейших заклинателей, его не интересовал. Гуанъяо был интересен лишь господин… Он застыл напротив отца, окинул его с головы до ног довольным взглядом, взмахнул рукавами, по- хозяйски скрестил руки на груди. Я слышала, как отец, подняв голову, и захрипел. – Вы еще способны говорить. Прекрасно, – елейным и одновременно злым голосом огласил свой вердикт Гуанъяо. – Верни мне… Бася... Немедленно!!! – на одном дыхании взревел Не Минцзюэ и с грохотом ударил кулаком по столу. Я осторожно приподняла взгляд, чтобы увидеть, как губы Гуанъяо растянулись в улыбке. Он спрятал ладони в рукава, прошелся перед ним вперёд-назад. Ладонь отца безвольно упала на пол, кровь полилась с кончиков пальцев, новые кровавые слезы заструились по щекам. Злобное рычание Не Минцзюэ прерывал сухой кашель. Наблюдая за всем этим, Гуанъяо продолжал улыбаться. Безумное счастье отражалось на его лице. – Никак не могу, господин Не, – наигранно вздохнул он и покачал головой. – Ваше оружие в надежных руках. И этим рукам игрушка ваша нравится. – Сюэ Ян… – с ненавистью выплюнул отец, глядя на Гуанъяо снизу вверх, но так, что казалось, будто бы это Гуанъяо распростерт у его ног, а отец над ним наклонился. Мое сердце радостно подпрыгнуло в груди, когда я заметила, как побледнело лицо этого выродка, и мстительно подумала: “ Куда уж тебе тягаться с истинным главой! Склони голову, да побыстрее! Ползай на брюхе и умоляй, ну же! Он жил главой Не, он сражался главой Не! И к предкам он уйдет главой Цинхэ Не!” – я вздрогнула от своего внутреннего крика и тут же поспешно опустила глаза к полу. Мне почудилось, что отец скосил на меня взгляд, но в таком напряжении я не могла быть уверена полностью. Гуанъяо снова прошелся, вбирая в себя миг своего торжества. Счастливая улыбка гуляла по его губам, взгляд приобрел мечтательную задумчивость. Это был миг его славы и победы. И он выпивал его до дна. Резко повернувшись к Не Минцзюэ, Гуанъяо подошел ближе, выставил одну ногу вперед, и, упершись локтем в колено, уверенно и четко произнес: – Вы никому ничего не расскажете. Господин Не, вам стоило послушать свою дочь. Всем вам, всей вашей поганой своре стоило прислушаться к Ветру последней из Фэн. Как знать, если бы вы не играли в ваши бирки с надписью “Милосердие” и “Сострадание”, быть может сидели бы вы сейчас себе преспокойно в своей серой Юдоли, и смотрели бы, как ваши заклинатели машут своими саблями направо и налево. Покрикивали бы на бесполезного А-Сана, – Гуанъяо, продолжая улыбаться, выпрямился и отступил. Отец смотрел ему прямо в лицо, и я последовала его примеру. Так близко, так мучительно близко. “Призвать Тьму, накинуть удавку на шею. И давить, давить пока не сдохнет, пока шея не хрустнет и башка не завалится набок. Потом расчленить, скормить всем ближайшим тварям.” Я едва могла контролировать себя. Не спуская с Гуанъяо прямого взгляда, я было выступила вперед, как раздался глухой удар о каменный пол. Одна рука Не Минцзюэ безвольно упала вниз. Гуанъяо проследил за этим жестом глазами и снова вперился взглядом в главу Не.       Я было качнулась назад, осторожно, не теряя из виду этого выродка, потянулась рукой к ножу, спрятанному за голенищем, как вдруг взгляд, словно против моей воли, обратился к окровавленной ладони отца. Не отводя тяжелого пристального взгляда от своего врага, он дрожащими пальцами, быстро начертил на белоснежном камне одно единственное слово. "Нет." И тут же прикрыл надпись подолом. Я отвела взгляд и на тихом медленном выдохе погасила внутренний жар. – Я и правда ненавижу вас всей душой, – раздался торжествующий голос. – Чести в вас всех – ни цуня. Я всех вас передушу. Великие заклинатели. Не останется ни следа от Не. Цзян… – он сверкнул глазами. В следующий миг Гуанъяо презрительно сморщился и скинул со стола поднос. Посуда жалобно звякнула, еда разлетелась по полу. Ваза на столе осталась нетронутой. Гуанъяо нежно прикоснулся к цветам, повернул их ближе к отцу. – Ешьте, господин Не, приятного вам аппетита, – он качнул головой в сторону пола. – Кажется, символ вашего клана – неведомая тварь, которую лишь по ошибке величают “Великим Черным Яцзы”? Так и жрите, как полагается неведомой твари! Которую даже пускать нельзя за один стол с людьми! – выплюнул он и тут же отступил на несколько шагов назад, уклоняясь от удара, для которого отец, кажется, собрал последние силы. Кулак со свистом рассек воздух, и привставший было Не Минцзюэ снова рухнул на мягкие подушки. Найдя опору, отец часто задышал, резким движением утер новые потоки крови из глаз и с рычанием повернулся в сторону выродка. Гуанъяо презрительно рассмеялся, закинув голову к потолку, три раза ударил в ладоши. – Чудно, чудно, господин Не! С вами мне не надо никакого балагана! Куда уж до вас самым известным циркачам? – он рассмеялся и покачал головой, приготовился нанести следующий удар: – И до вашей дочери мы тоже доберемся. Из груди отца вырывался сдавленный рык, он уперся ладонями в свое широкое сидение, глубоко и часто задышал, набираясь сил для последнего рывка. А Гуанъяо все говорил, распалял его ярость и гнев, всаживал в болевые точки по раскаленному клинку: – Ваша “дочь”, – он выплюнул это слово, словно ядовитую ягоду, по ошибке затесавшуюся в грозди винограда, – давно мне мешает. А кто бы мог подумать, что последняя из Фэн так яростно будет исполнять свой долг? Уж кому-кому, а ей бы полагалось сидеть тихо после таких-то деяний! Как, а вы не знаете? Думаете, она правда ничего не знает? Вы действительно думаете, что с ее-то талантами она просто сидела без дела на Луаньзцань? – Гуанъяо наклонил голову к плечу. – Ну ничего, дагэ, я попрошу Сюэ Яна рассказать вам некоторые, подробности… Как раз скоро следующая процедура, – он сокрушенно покачал головой и поцокал языком. – А вы ее не слушали, не считались… Как жаль. Хотя могу понять вас: кто в своем уме будет слушать женщину? А ведь она из шкуры лезла вон, чтобы защитить вас. Под плеть прыгнула... Отец хрипел, рычал, дергался, пытался встать, раз за разом опадая. А Гуанъяо улыбался. – Как грозно вы на меня смотрели, – продолжал издеваться он, наблюдая бесплодные попытки главы Не встать. – С какой яростью вы мне предложили помнить ее “доброту и сострадательность”.       В этот самый миг, вынужденная в абсолютном бессилии наблюдать за мучениями отца, даже не будучи уверенной в том, узнал ли он меня, я поняла – Гуанъяо никогда не постигнет нас. Никого из нас. Его острый ум и насквозь гнилое нутро не помогут ему приоткрыть ни на цунь, по-настоящему, дверь в наш мир. Он так и обречен топтаться на пороге, наблюдать со стороны за всеми нами. Даже если он возвысится, займет пост Верховного Заклинателя, это все будет лишь пустыми словами. Сам наш мир отвергает его, как отвергает тело чужеродный элемент. И отец это знал, понял. На миг мне показалось, что мой гордый Не Минцзюэ отвлекает все внимание на себя, не давая этому беспринципному ублюдку с лисьим чутьем даже почувствовать волну моего гнева. Мой отец прикрывал меня собой, вожак на последнем издыхании закрывал спиной свое потомство… – Я ей предлагал занять правильную, достойную ее сторону. Но она упряма, впрочем, как и вы. Честь. И где ваша честь, господин Не? Куда она вас привела?! Сражаться со мной? Как глупо... – Не трогай... мою... дочь… – отец покачал головой из стороны в сторону, оставив попытки встать. Гуанъяо презрительно хмыкнул и холодно поинтересовался: – Как вы думаете, прибежит она вас спасать, если я напишу ей от имени А-Сана? Они так мило и трогательно дружат, – он вынул ладони из надушенного шелка рукавов. – Выучили вместе куанцао! Так и слышно: "Братик!", "Сестричка!". Такая трепетная связь… – Гуанъяо с яростью продолжил. – А вы не удивляйтесь, глава Не. У меня глаза везде, кроме Юньмэн Цзян… Но и это временно.       Я едва заметно нахмурилась, вслушиваясь в его злобную речь, и вздрогнула. Столько боли звучало в его словах, горечи, скрытой за напускной бравадой самоуверенности. И... откровенной братской ревности. Ведь это было его место, место рядом с Не Минцзюэ и А-Саном, это он должен был быть подле них. Вместе с ними. Его должны были радостно встречать в Цинхэ и низко, с почтением кланяться, едва завидев издалека. И он наказывал моего отца за то, что тот отказал ему в этом месте. И не просто отказал, а заменил Гуанъяо. Мной.       Наказывал Гуанъяо и А-Сана за то, что его веер теперь прятал наши с ним лица, а ладонь моего брата сжимала мою ладонь. Мне, а не ему братья Не доверяли каждый свои тайны. Со мной, а не с Гуанъяо советовались. В Пристань Лотоса, а не Башню они часто приезжали с визитом. Со мной и моим мужем они катались на охоту. Мне А-Сан посвящал стихи… Со мной тайком он пил вино. Мне показывал свои рисунки. И никогда больше – ему.       Меня, а не его приняли в род. Меня нарекли под открытым Небом и пред ликом предков под грозную песню Бася. Я полноправно ношу цвета и символ клана, несу внутри себя силу поколений могучих заклинателей Цинхэ Не. Отец взял и приблизил к себе женщину, несмотря ни на что. Ведь мы с Гуанъяо все еще оставались проклятым, несчастливым сочетанием. Мы были и есть друг для друга металлом и огнем, обреченным уничтожать друг друга. Мы связаны – волей ли Неба или Нижнего Мира – уже не важно, хотим мы того или нет, мы будем причинять друг другу страшную боль. Калечить плоть, рвать на куски души, ломать ту часть судьбы, до которой сможем дотянуться.       Мы были сочетанием, но не отражением…       Не Минцзюэ принял в род женщину, чья честь была под подозрением, и что проку для Гуанъяо, что все, кто однажды требовал моей казни, теперь кланяются в пояс, с придыханием и восторгом шепчут: “Госпожа Цзян”? Что толку, что наши цели разнятся? По-настоящему разнятся. Под всей этой напыщенной и искусной игрой, под всей этой парчой и шелком, наедине с собой А-Яо оставался все тем же бедным, запуганным юношей, которого однажды Цзинь Гуаньшань спустил с лестницы за небывалую прежде дерзость. Как же, один из побочных сыновей, да еще из дома цветов, смел взойти по лестнице Башни и требовать признания! Я выпрямилась и едва сдержала довольную улыбку. “Теперь я точно знаю, как с тобой совладать, Цзинь Гуанъяо.Но нужно время…” – Заткнись… – приказом стегнул воздух голос Не Минцзюэ. – Что, не можете заклинать? Какая жалость, – Гуанъяо покачал головой. – Доброй ночи, господин Не. Набирайтесь сил. Ты, – он щелкнул пальцами, подзывая меня. Я выступила вперед и низко поклонилась, вытянув сложенные в почтительном жесте ладони. Мой голос не дрогнул, когда я произнесла: – Я, господин Цзинь. – Убери тут и сиди до утра, – презрительно приказал Гуанъяо. – Да, господин Цзинь. – Псы, – бросил Гуанъяо напоследок и резко хлопнул дверью. Я слышала, как он удаляется, властный и уверенный в себе. – Подойди, сюда… – махнул ладонью Не Минцзюэ, едва стихли шаги в коридоре. Я шагнула ближе, присела у его ног. Он хмыкнул и покачал головой, и сурово проговорил: – Я, может, уже одной ногой… но дочь свою еще узнать способен… Он постарался улыбнуться сквозь боль, чудовищную боль, не ослабившую свою хватку ни на вздох. Он растянул синюшные губы в улыбке, полной отцовской гордости и счастья. Очередная кровавая слеза скользнула по его щеке. Я подняла на него глаза и упала на колени. Его дрожащая ладонь у моего лица. Му́ка и страх в глазах. Я вцепилась в другую его руку, прижалась лбом, осыпала поцелуями ладони, размазывая кровь по его рукам и своему лицу. Не в силах отпустить его хоть на вздох, я подняла взгляд и сипло прошептала: – Отец, я... Не Минцзюэ удивленно спросил: – Ксяокин, что ты здесь... Как? – Долго ли умеючи? – я покачала головой и прижала к груди его руку. – Отец, я тебя вытащу. Мы начнем войну. Уничтожим эту тварь. Мой голос звенел от ярости, что я сдерживала все эти мгновения. Я едва не вложила в эти слова гуфэн, едва не разнесла звуком ко всем цзянши все вокруг. Отец чуть качнулся назад и закашлялся, я подалась вперед, уперла одну ладонь ему в грудь, другой рукой обхватила со спины. Не Минцзюэ била крупная дрожь, из горла рвались хрипы вперемешку с гортанным бульканьем. Я похлопала его по спине, и наконец он сплюнул застоявшейся кровью Я осторожно утерла его губы рукавом и покорно отвела глаза, стараясь не встречаться с ним взглядом. Стараясь не думать, каково ему сейчас – обнажать свою чудовищную слабость перед своей дочерью. Показывать госпоже своего клана свое поражение… Не Минцзюэ лишь качнул головой, словно хотел сказать о бесполезности этой затеи, и поднял правую руку. Я увидела привязанные к его запястью все до единой нити в комнате, которые дальше, через окна, сплетались с общим заклятьем над всей Башней. Тихое рычание вырвалось из моего горла, я в ярости сжала кулаки, до брызнувшей на черный шелк крови. Отец оперся локтем на дерево своего сидения, правильным дыханием старался привести себя в порядок. Наконец он проговорил со все нарастающей силой и мощью в голосе: – Я, сам разберусь... дитя… времени... Послушай меня. Послушай внимательно, – он рывком привлек меня к себе, в один миг оказавшись рядом со мной на белом нефритовом полу. Сжал в своих крепких и сильных руках, прижал к широкой могучей груди. Стиснул меня едва ли не до скрипа костей. Уперся подбородком в мою макушку. Я прижалась к нему со всей силой, на которую еще была способна. Я вслушивалась в его прерывистое дыхание, борясь с подступающим ужасом. Я боялась, что этот или следующий вздох будет последним. Удар сердца, еще один, и оно замрет, остановится навсегда.       Парализующий липкий и холодный страх разлился по мне, я с такой силой вцепилась в отца, что ему пришлось отрывать от себя мои ладони вместе с шелком ханьфу. Рваные лоскуты повисли на кончиках моих пальцев, когда он все же совладал с моим одеревеневшим телом. Он посмотрел мне в глаза, на миг боль отступила. Его взгляд прояснился, а дыхание стало легче. Не теряя времени, отец встряхнул меня. Они уничтожили мой гуфэн, разбили вдребезги. Его терзали тьмой. Каждый день и час. Каждую минуту. Медленно разрушали золотое ядро. По капле давили мощь крови Не. Они лишили его Бася. Выбили из рук.       Я задыхалась от ужаса и боли, бессильная что либо сделать. Только выбраться…только кричать. Сюда войдут все заклинатели. Мы раздавим пион, от его имени не останется ни звука. Мы растопчем бело-золотое знамя, сравняем все с землей, пока А-Лин не вступит в силу. Я выволоку Гуанъяо за волосы из Башни и отрублю ему голову Бася. Отец читал это всё в моих чертах и медленно раз за разом качал головой. – Я вижу твое лицо, девочка моя. Теплая улыбка проступила через погребальную маску. – Зачем? – прорыдала я, корчась от раскаленного железа внутри. – Затем, что должен. Ты говорила, он хотел моей жизни? Я пришел. Я перед ним. И все, на что он способен… – струйка крови снова полилась изо рта. Я протянулась утереть его рукавом, прикоснулась к щеке, потерялась в длинных прядях. – Он не остановится на тебе, – тоненько воскликнула я. – Так сделай так, чтобы остановился! – отец снова встряхнул меня и прижал к себе до хруста костей, до скрипа. Я прижалась в ответ. – Кто тебя просил сюда приходить?! Я приказал тебе оставаться дома! Не Ксяокин! – Не Минцзюэ!!! Ты приказал мне не следить и не бояться! Про “не приходить” речи не было! Два раненных зверя. Рык вожака и скулеж его потомства. Отчаянный шаг. Объятья. Безмолвный крик. Дрожащие руки. – Наша сила прижилась в тебе. Дитя мое... значит, мы все сделали правильно. Ветер принес Перемены… "Какой бы Путь каждый из вас ни выбрал..." – Когда ты понял? Смешок. Он погладил меня по голове. – Когда, помнишь... тот вечер, вино... разговоры о Низвержении Солнца... мы пели… учили А-Сана.       Я кивала каждому слову. В его глазах плескалась безграничная, безбрежная любовь. Он сжал руку в кулак, собрал всю свою волю – Я все смотрел, приглядывался. О Тёмном Пути кто хорошо скажет? Но ты... Ты действовала иначе. Каждый раз. Ты заклятье передо мной начертила, помнишь... девочка моя… смелая, сильная. Гордая. Бесстрашная. Верная. Преданная, – он хмыкнул, прикоснулся ладонью к моей щеке. – Я вижу твое лицо, Ксяокин. Я сомкнула дрожащие ладони на его запястье, вглядывалась в его лицо, в любимые черты. Смерть и любовь, они воедино сплетались в его облике, равные по силе друг другу, от того и вечные. Сердце глухо стукнуло, ведь в этот самый миг я поняла – он, глава Не, мой грозный Чифэн-цзюнь, мой генерал, мой отец, благословляет меня. На пороге неминуемой гибели, в предсмертном озарении он говорит все то, что должно было быть сказано раньше. Наказание ли это? За то, что я все же не ушла от искушения и вошла в род? Если бы я отказалась, настояла. Если бы прогнала А-Сана с того ристалища. Если бы сразу оседлала Ветер и отправилась бы в Пристань… Я едва качнула головой, глядя в его глаза. Вся наша жизнь – одно сплошное “если бы”. Если бы, которое грызет и ломает каждую ночь, мучает воспоминаниями и приводит в беспорядок ум. ”Если бы я поступил так, а не иначе, если бы сказал так, а не по-другому” – все это ступеньки в пучину сожалений. И чем дальше спускаться по этой лестнице, чем глубже погружаться в недра беспокойства, тем дальше будет желанный выход. И с каждым шагом испаряются силы: сражаться и честно, без прикрас оценивать обстановку. Каждый из нас следовал своей природе сердца. Оставшись в живых, последняя из Фэн защищала, без страха и жалости к себе рисковала своей головой для того, чтобы исполнить долг. Оберечь мир заклинателей от опасности, своей жертвой заставить обнажить истинное лицо. Это все, что я могла и должна была сделать. Предоставить им, Великим главам, им Великим, Совершенным Владыкам доказательства опасности. Повернуть их лики и сердца к неопровержимым фактам, которые не спутать ни с домыслами, ни с наветами. Но и мой противник был неглуп. Поднимаясь с самого низа, он искусно лавировал на всех противоречиях, что так или иначе остаются в каждом из нас. Будучи заклинателями, мы все еще не Небожители, а значит – люди. А значит, все так же можем ошибаться.        Только наши ошибки, наши сомнения и даже страхи, что иногда гнездятся в уголках наших душ, тяжелее, чем у других смертных.       Обратная сторона правды – ложь. Ведь каждая произнесенная правда содержит в себе ее крупицу. Потому что произносящий так или иначе вкладывает в слова лишь то, что видит сам. То, во что верит и чем живет, а значит, волей-неволей, да искажает действительность, внося в нее свои поправки.       Обратная сторона милосердия – слабость. Слабость, которая мешает поднять меч и нанести решающий удар, и вместо справедливой казни заставляет тянуть руку помощи к закоренелому преступнику, ожидать от него благодарности за сохраненную жизнь, а значит, за шанс на искупление.       Обратная сторона доброты – черная, беспросветная злоба, которая так же, по капле, присутствует в каждом добром деянии. Ведь доброта надежно связывает по рукам дарителя и одаряемого между собой, объединяет в единую цепь…       И все это Гуанъяо хорошо знал, как знала это и я.       Будучи Фэн, последней из Фэн, я не могла переступить решающую черту. Не могла взять хоть сколько больше власти в свои руки. Кто знает, как отозвалось бы Небо, реши я по-настоящему встать выше? Зная обо всех лицах власти, я бы смогла… Но есть то, что выше меня, выше всех моих привязанностей. Самый высший долг. Долг заклинательницы из именитого клана. Долг Правой Руки Старейшины Илин, который однажды вернется. И самая большая жертва, которую только может принести заклинатель во имя совершенства.       Тьма все же брала с меня свою плату, все еще заставляла щедро одаривать себя. Прежде чем погрузиться в море боли и вины, я все же вскинула на отца взгляд.       Он медленно покачал головой из стороны в сторону, словно бы говорил: “Тьма останется голодной. Я отрубил ей руки, дитя. Я пришел сам…” Лицо отца озарила улыбка. – Прости, что раньше не сказал. Не благословил. Подозревал. Думал, что ты будешь как он, все повыше залезть. Он шипел, ему веры все же больше было тогда. "Зря жизнь сохранили"... Я думал, он за нас боялся, а он за шкуру свою трясся. Я думал, он нас защищать будет. А тут ты, все эти годы... А ты... А ты как мы. Как Не. До конца. Он снова прижал меня к себе. Я слышала, как рвано стучит его могучее сердце. – Я Фэн Ксинга встречу и скажу ему: "Она – моя дочь, а не твоя." Будет знать там себе. Рыдания в грудь. Крик. Вопль... Его рука на затылке. Судорожные движения ладони. – Тише, тише доченька. Тише... Моя сильная... Пробралась, обманула. Так ему. Мы его уничтожим... Я еще повоюю, дитя, мне есть чем ответить. В тебе наша кровь. Она тебя защитит... Главное, слушай и ее. И ещё, – он снова отстранил меня от себя и проговорил с неизбывной, с бесконечной нежностью, на которую только был способен. – Береги Хуайсана. А он тебя будет. Помните все, что я вам сказал. Не дай ему переступить этот порог. Хотя бы... сейчас. Не дай ему качнуться и не дай взойти сюда. Постарайся. Я вцепилась в его одеяние, в отчаянии замотала головой: – Не отпущу, не отпущу, не отпущу... Я дергала ворот его одеяния из стороны в сторону. Сердце билось где-то у горла, глаза застилала мутная пелена. Я подняла взгляд к заклятию, окинула пристальным взглядом тонкие черные нити. Безумное, полное страшного отчаяния решение промелькнуло в моей голове. – Я сейчас, отец. Я начерчу, призову. Я знаю как, знаю, – я отчаянно вглядывалась в любимое лицо, вскочила. Отец схватил меня за запястье, посадил перед собой. Он хмыкнул: – То, что я принял, не значит, что потреплю. Достаточно с меня тьмы. А теперь уходи. Немедленно. – Нет. Нет. Нет. – Дочь моя, это приказ! – Нет! – я вскочила, покачнулась, ударилась о стену, сжала кулаки, ногти врезались в ладони до крови. Я отчаянно замотала головой из стороны в сторону. – Десятник Не И! – он громыхнул по столу кулаком.       Мое тело ломалось, выворачивалось, выталкивало из себя эту страшную боль, это осознание. Десятник. То звание, что он мне дал перед штурмом. То имя, которым он меня нарек, чтобы я оставалась в лагере. Я рухнула на колени, опустилась ниц, вытянула ладони. Тело подрагивало. Слезы смешивались с разводами его крови на лице – Слушать мой приказ! – Так точно! – рваный крик взлетел к потолку. – Мой последний приказ – отступать. Прорываться любой ценой. С их потерями не считаться! – Есть! – Приступать! Немедленно! Я встала, заливаясь слезами, кинула на него последний взгляд. – А Бася я заберу сам… Я поняла его последнюю волю без лишних слов. Яростная, злая улыбка тронула мои губы, торжество разлилось в груди. – Лотосовая госпожа обнажит смрад скрывающего благоухание господина.