Мудрость обнимающая лотос

      Я в ярости распахнула двери и замерла на пороге, подставив себя лучам солнца. Я хотела, чтобы оно выжгло из меня ту вонь, которой я пропиталась в Зале Приветствия. Выжгло из одеяния, прически, украшений, выжгло из кожи, из самого нутра. Этот яд, этот елейный поклон, это “Я ничего не знаю!”       Благородные заклинатели благоразумно не задерживали меня. А Гуанъяо... Он снова окажется рядом с отцом. Я сжала кулаки, и, чеканя шаг, поспешила прочь. Полы моих одежд развевались на поднявшемся ветру. "Ничего не хочу слышать, знать ничего не хочу! Какой позор, о, Небо! Глава Лань как щит! "       Мне было горько, пусто и стыдно. Злые слезы готовы были хлынуть из глаз. Я неслась быстрее ветра, едва замечая на своем пути заклинателей и слуг, расступавшихся передо мной и не стремящихся ни окликнуть, ни задержать. Они отлично знали ярость моего отца и теперь видели отражение в его дочери. Перед глазами стояла картина. ***       Его цель – выбить у меня почву из-под ног, чтобы даже в Юдоли, в месте, которое я по праву считала вторым домом, я не могла чувствовать себя в безопасности. Когда были исполнены все ритуалы гостеприимства, когда мы обменялись необходимой вежливостью, в Зале Приветствия повисла густая тишина. Во главе стола – отец. Я с радостью отмечала, как к нему возвращался здоровый цвет лица, как прежняя стать явственно проступила в его осанке, а недавнее напряжение покидало его тело. По правую руку от него – Не Хуайсан. Братец держался скромно, стараясь не встречаться ни с кем взглядом. Но я знала, ни вдох не ускользнет от его внимания. Дальше мы – я и Гуанъяо напротив друг друга.Наши вежливые улыбки, наклоны головы. Что вы, какие разногласия? Утренние? Вам показалось.       И каждый из нас понимал, что-то не так. И каждый из нас знал причину. Чьи ладони ударили по струнам гуциня и спрятались в рукава, а их хозяин пытается теперь скрыться за чужой спиной, за цветами, которые не против его укрыть.       Напротив главы Не, как высокопоставленный гость, расположился глава Лань. Я старалась не смотреть на него, и он в ответ не стремился встречаться со мной взглядом. Меня сжигал стыд: до какой низости надо было опуститься, чтобы в этот фарс втянуть его? Лань Сичень не хотел смотреть на меня по другой причине, ведь его стыд рос из случившегося опасного недоразумения. Он просил меня, раненую, заступиться за Гуанъяо. Он почти четыре года пестовал его в Гусу, он же убедил моего отца дать господину Цзинь возможность искупить свою вину. Я ухмыльнулась, вспоминая, сколько речей было произнесено в те несколько часов сложных переговоров. Я не присутствовала за закрытыми дверями кабинета главы Не, зато там был мой брат, и он не пожалел ни красок, передавая мне всю суть беседы двух глав, и не упустил ни слова, ни жеста. И вот теперь, как гром среди ясного неба – искажение Ци снова подняло голову.       Комедия власти, обещаний и клятв, верности и предательства. И на все это смотрит сын Облаков, чей дух поет, как самое чистое серебро. Гуанъяо ответил мне вежливой улыбкой. Молчание опасно затягивалось. Я посмотрела на отца, безмолвно спросила разрешения заговорить. Он кивнул мне. – Господин Лань, – я повернулась к нашему гостю, – я спрашивала у господина Цзинь, он посоветовал мне обратиться к вам. Какую мелодию вы рекомендовали для исцеления моего отца?       Я готова была поспорить, что слышу облегчённые вздохи. – Госпожа Цзян, "Очищение сердца". Я удивлен не меньше вашего, – серьезно отвечал мне Лань Сичень, смотря прямо в глаза, – стоит разобраться, почему случилось искажение, ведь наши с вами практики имеют один корень. И прежде такого не случалось. – Все так. Я тоже поражена случившимся искажением. Как вы понимаете, в случае моего отца, – я указала ладонью на возвышение главы клана, – это непозволительный риск. Не теряя достоинства, сохраняя самообладание, я обратилась к Гуанъяо: – Господин Цзинь, – проговорила я, стараясь не думать о том, что хочу ополоснуть рот после такого обращения к этой швали, – не могли бы вы продемонстрировать нам вашу игру? Гуанъяо переглянулся с господином Лань, потом, едва нахмурившись, обратился ко мне: – Для чего, госпожа Цзян? – Как мы все знаем, это техника клана Лань. В любом клане есть свои секреты и тонкости, – бесстрашно парировала я. – Госпожа Цзян, что вы хотите сказать? – осторожно поинтересовался глава Лань. Я вздохнула и повернулась к нему всем телом. На миг я приоткрыла для сына Облаков свои чувства, ведь мне было мерзко говорить то, что срывалось с моих губ. – Практика, господин Лань. И, возможно, ее нехватка, – голос дрогнул от нарастающей ярости. В глазах Гуанъяо застыл немой вопрос, нити ускользали из его рук, у него не останется иного выбора.       Тень ухмылки на губах брата. Блеск в глазах отца. Моя хорошо контролируемая ярость. Ни позой, ни голосом. Лишь взгляд. – Вы полагаете, причина в этом? – задумчиво проговорил глава Лань, оказавшись меж двух огней. С одной стороны – опекаемый им Гуанъяо. С другой – побратимство с главой Не, да еще и его яростная дочь в придачу. – Все может быть. Мы должны учитывать все вероятности, – безжалостно закончила я, глядя ему прямо в глаза. – А что насчёт гуфэн? – прозвучал голос Гуанъяо. – А что с моим гуфэн, господин Цзинь? – я сверкнула глазами в его сторону. – Вы хотите демонстрации? Господин Лань, не могли бы вы мне помочь?– не дав ему ни перехватить, ни вставить слова, я повернулась к Первому Нефриту.       "Я это делаю только ради тебя. "       Удар по струнам. Чистейший звук. Я закрыла глаза и запела.       Нити сплетались друг с другом, распространялись на всю залу. Гармония. Чистота. Совершенство. Его игра и мое пение – мы вели друг друга, смягчали сердца и исцеляли души тех, кто слышал. Близко ли, далеко ли.       Затопив залу, волны выплеснулись наружу, завораживая своим равновесием и чистотой.       "Песнь Пут" и "Очищение сердца". Голос Ветра и игра Облаков. Встретившись глазами с Лань Сичэнем, мы кивнули друг другу. Последний куплет. Последний перебор струн.       Отец вдохнул полной грудью: – Благодарю, глава Лань. Дитя. Мы вежливо поклонились на похвалу главы Не. – Теперь вы, господин Цзинь, – я приглашающе повела в воздухе рукой. Лань Сичэнь чуть свел брови, бросил на меня проницательный взгляд, я ответила ему тем же:       "Я защищаю свою семью, господин Лань. Я пойму вас, если мы теперь встанем друг против друга." – Прошу вас, – продолжала напирать я. По лицу отца скользнула улыбка, он не без гордости повел плечами, замечая во мне схожие черты. – Как вы только что видели, "Песнь Пут" и "Очищение сердца" прекрасно сочетаются между собой. Ни малейшего искажения, – я обвела залу рукой, демонстрируя, как медленно растворялись в воздухе остатки заклинаний. – Теперь вы, прошу же. Где ваш инструмент? Быть может, за ним стоит послать, господин Цзинь?       Он впился в меня взглядом, я только что перед всеми не оставила ему выбора. Возьмет цинь в руки – тут же продемонстрирует дурную игру. Гуфэн Фэн сразу же подчеркнет несовершенство. Откажется – сидит за столом Не в последний раз, и тут уже не поможет дипломатия главы Лань. Я медленно встала из-за стола, и никто меня не одернул – любимая дочь в доме любящего отца вольна и свободна. Но главе Лань было не до мягких упреков в нарушении этикета, он, как и все эти годы, боролся с очевидной правдой, изо всех сил пытался верить только в свою. Верить ему… Рано или поздно нам всем приходится выбирать, и как бы близко ни пролегали наши пути, однажды они расходятся. Мы можем верить, что однажды они вновь сольются воедино, и мы снова станем попутчиками, будем поддерживать друг друга в пути, но… Время идет, и тропки уводят нас все дальше от того верстового камня, где мы расстались, и впереди нет ни единого мостика, ни одного перекрестка.       Мы с Гуанъяо схлестнулись взглядами. Я замерла вполоборота, сложив руки в изящном жесте. Горделивая поза, поднимающаяся ярость. В уголках его глаз мелькнуло предупреждение. Он словно говорил мне: "Смотрите же, госпожа Цзян. Смотрите, чему я научился за время нашей разлуки." Я повела ладонью по воздуху, приглашая действовать. – Знакомая природа, господин Не, – попытался смягчить нас глава Лань. – Меня все устраивает. – Я не терплю несправедливости, равно как и мой отец, – с достойным вызовом ответила я.       Гуанъяо напротив меня поднял голову, и, казалось, даже не дышал. Пристальный взгляд, не сулящий добра, и его неизменная улыбка. "Ты сварил нам бурду из позора и унижения?! Ешь сам!" – Госпожа Цзян… – начал было Лань Сичэнь, но я без зазрения совести прервала его. – Господин Лань? – ярость в голосе набирала обороты, вместе с этим мое сердце сжималось от сочувствия и ужаса, едва я услышала тень боли в его словах. Не скрывая чувств, я посмотрела ему прямо в глаза. Щелчок веера. – Я, по-вашему, должна поверить, что вы, известный своей тщательностью и усердием, пошлете к моему отцу для такой деликатной просьбы посредственного ученика? – этой фразой я дала понять, что не обвиняю его, и тут же резко повернулась к Гуанъяо. – Господин Цзинь, прошу же. Разве вам есть что скрывать? – Госпожа Цзян, прошу, не делайте преждевременных выводов. – Преждевременных?! – взорвалась я. – Вы поручились за него, за него ручался мой отец! Я выступала ему порукой! – я ткнула себя пальцем в грудь, хмыкнула и всплеснула руками. – Вы убедили меня, что все закончилось, что я должна отступить. Уважая ваши братские узы, ваши священные клятвы на руинах цитадели Вэнь, я ни вздохом, слышите меня? Ни мыслью не выступила против! И? Стоило мне отойти назад, проявить почтение к вам, – я поклонилась главе, потом отцу. – Что я вижу?!       Я шагнула к Гуанъяо, нависла над ним. Ярость затопила мое существо: я сейчас снова являла собой карающий призрак в цветах Цзян.       И он ударил своим гадким оружием. Зная, что это позор. Зная нашу разницу: я умру – но не поклонюсь. Он поклонится, но не умрет. Я знала, что он в этом мастер, делал это тысячи тысяч раз, но никогда не думала, как это отвратительно на самом деле выглядит. Змея в цветах не скрывала от меня своей истинной природы, для всех у него была маска сладкой почтительности. – Госпожа Цзян я… я же… Он соскользнул со своего места, повалился на колени, протянул ко мне руки. Безотчетно я отступила назад, гневно нахмурилась и покрепче сжала в руке меч.       Его лицо перекосилось от ужаса, словно он только сейчас осознал свою ошибку. Гуанъяо пополз ко мне на коленях, вытягивая вперед руки. Слезы хлынули из глаз. Будто бы задушенный раскаяньем, он повалился в пыль передо мной. – Я ничего не хотел, я ничего… Ничего дурного, госпожа, госпожа Цзян! Ваш гуфэн, он... я, я бы никогда, – он попытался ухватиться за мой подол, но я шагнула влево. – Встаньте, встаньте немедленно, господин Цзинь! – вырвалось у меня против воли шипением, а отвращение и ненависть слились во мне воедино. Я отошла еще на несколько шагов назад, но это не остановило Гуанъяо. Вытянув руки, он полз вперед на коленях, заливался слезами, трясся как лист, не прекращая почти что кричать, словно от боли: – Госпожа Цзян, как же вы можете обо мне так думать! Как я могу... я обязан всем... Самой своей жизнью... я предан дагэ не меньше вашего! Я почувствовала в воздухе закипающую ярость отца. Скрип веера брата. Я видела, как глава Не сжал челюсти, как его черты исказил гнев. "Прости... Какой позор, внутренние дела на виду." Гуанъяо валялся в ногах, катался по полу, оглашая воздух стенаниями. Он взывал к милосердию, просил прощения у всех нас, пытался ухватить меня за подол одеяния, оборачивался на А-Сана в поисках поддержки – делал все, чтобы избежать прилюдной игры. – Господин Лань, вы трудились... Я старался… – он подполз к нему на коленях, я брезгливым движением скользнула подальше. – Господин Лань… я не хотел, не думал ничего подобного... Я не знаю, что случилось... – Вы что, господин Цзинь? – не выдержав этого балагана, воскликнула я. – Вы не знали? Не знали о болезни моего отца?! Не знали об усердии господина Лань насчет вас?! Воздух зазвенел вокруг нас лязгом мечей. – Госпожа Цзян, прошу, – Лань Сичэнь кинул на меня взгляд, встал, мягким движением поднял его с пола. Гуанъяо вцепился в его руки, вглядывался в лицо с мольбой и ужасом и продолжил причитать: – Я не хотел, я бы никогда... Господин Лань, прошу вас... давайте снова играть вместе… я… я ошибся, я так страшно ошибся! Научите меня, я никогда бы не подставил под удар... Никогда бы... Ваше мастерство... Это всё моя вина! Он снова скользнул на пол перед ним, уперся лбом в колени, вцепился в голубой шелк. Руки сына пионов сжимали вышитые облака… Я видела, как встал отец, видела, как на его лице проступила тень гнева и воспоминаний. А следом губы растянулись в грустной ухмылке. Он дал понять, что не раз был свидетелем подобных сцен. А там, где ярость скора на гнев, очень часто живет и милосердие. Я отвернулась, словно от пощечины, представив всю боль и разочарование, что захлестнули в этот миг моего отца. – Но, может быть, причина... Причина не во мне… – с надеждой лепетал Гуанъяо. – Довольно!!! – прогремел голос главы Не. Я закрыла глаза, отвернулась. – Глава Лань, я увидел достаточно, – отец спустился с возвышения.       По лицу Гуанъяо пробежала тень, он перевел на меня взгляд. В глубоких омутах мелькнула догадка. Я, не отводя от него взгляда, обратилась к главе Лань. – Насколько я знаю, "Травы ветра и дрожи" и прочие рекомендации ничуть не вредят игре на цине. – Да, госпожа Цзян. Ваши советы по процедурам никак не влияют, – устало выдохнул он, продолжая удерживать своего поверенного в руках. Гуанъяо издал всхлип. Я низко поклонилась, не дожидаясь ни ответного поклона, ни чьего бы то ни было разрешения, вышла из залы. *** – Сестра! Стой! Я остановилась, закрыла глаза, потом резко развернулась и упала ему на грудь, крепко сжимая в руках серый шелк его рукавов. Меня трясло, выворачивало от презрения. Брат крепко прижимал меня к себе. – Я не могу, не могу... А-Сан не могу, меня… – Тише, тише, сестра, тише, – он гладил меня по голове. – Меня от него тошнит. Выворачивает просто. Ненавижу, ненавижу! И где? Здесь! В Нечистой Юдоли! – прорычала я, отстраняясь от А-Сана и утирая злые слёзы.       Братец нагнал меня на пути к отдаленному ристалищу. День перешагнул за половину, и в этот час там не было никого. Солнце щедро заливало своими лучами землю. Я резко развернулась и яростным ударом вбила ножны в землю. Следом мягко опустился фиолетовый шелк. Решительным шагом я подошла к стенду, схватила лук, проверила тетиву, накинула на плечо два колчана.       Под растерянным взглядом брата я отошла на сотню шагов, начертила в воздухе заклятье, чтобы эта змея, если рискнет ползти за нами, ничего не услышала. – Моя воля, я бы снесла ему голову! – я натянула тетиву. Вдох. Выдох. Полет стрелы. Самый центр. Дрожащее древко. Следующая. Тетива. Полет стрелы. Рядом. – Сестра… Он сочувствовал мне, я видела. Губы, сжатые в плотную линию. Холодный блеск глаз.        Тело выталкивало из себя эту мерзость через крупную дрожь, я чувствовала, как с лица спадает маска приличий. Я бросила на А-Сана строгий взгляд: – Уходи, немедленно. Иначе ты услышишь то, что знают все, но произносить не положено никому. В ответ Не Хуайсан прикрыл глаза. Я услышала его тяжёлый вздох, заметила его решительное движение, которым он сложил веер и сунул его за пазуху. Потом он шагнул ко мне, открывая глаза, и произнёс: – Ты – моя сестра, А-Чжи. Я тебя не оставлю, слышишь? Яростно бранясь, я сплюнула под ноги: – Я не он, А-Сан! Не он!!! – моя рука взметнулась в сторону залы, но он тут же перехватил её и крепко сжал в своейтут же он перехватил мою дрожащую ладонь, крепко сжал в своей руке. – Я знаю, – все так же тихо и твердо отвечал мне брат, являя в нашем уединении свое истинное лицо молодого, но все же опасного диверсанта. Шпиона, который вполне себе может стать полководцем, совсем не считающимся со средствами. Я грубо вырвала свою ладонь, в отчаяньи зарылась руками в волосы, качая головой из стороны в сторону, срывающимся шепотом заговорила: – Я не могу, А-Сан, не могу! Не могу тебя… обречь! – Сестра! – Нет! – А-Чжи! – Уходи! – мой голос отчаянно взлетел, а лицо перекосилось от боли и ужаса. В моей голове бронзовым колоколом билось: “Я потеряла одного брата, не сумела уберечь. Зато я в силах уберечь тебя, должна. Твоя сила еще не готова к пробуждению, Дракон в тебе должен спать… Нельзя, о Небо, никак нельзя!” Взрыкнув, я направилась вперед, почти не сдерживая свою ярость, толкнула А-Сана в грудь. Я едва успела удивиться тому, как он охнул, покачнулся, но все же устоял. – Уходи, – зашипела я змеей, – уходи, сейчас же! Но брат медленно покачал головой из стороны в сторону: его глаза прищурились, губы сжались в тонкую линию. Сошедшие с лица все краски выдавали глубокое волнение. Я гневно топнула ногой, заметалась по ристалищу. А-Сан тяжело вздохнул и кинулся следом, крепко сжал меня в объятиях и развернул к себе. Он встряхнул меня, с силой поднял мой подбородок, заставляя посмотреть на себя. – Я – будущее клана Не! Я имею право знать, что происходит! – он снова встряхнул меня. Я дернулась, словно безвольная кукла. Бесконечно повторяя слово “Нет”, я закачала головой из стороны в сторону. Но молодой дракон совсем не собирался сдаваться, лишь крепче сжал мои плечи в своей хватке. Он снова и снова встряхивал меня: – Хватит возиться со мной, как с маленьким, – в ярости выплюнул он. – Я давно уже не мальчик, А-Чжи! И если есть опасность, хотя бы тень угрозы, я должен о ней знать, слышишь меня? Должен! – его голос стегнул воздух приказом. Воздух рядом со мной, но не меня. – Вы с дагэ вечно все решаете за моей спиной, берете всю опасность на себя, – А-Сана было уже не остановить. – Заставляете меня прятаться за вашими спинами, а сами! Ты – под плеть! Он – под цинь! Улучив момент, я змеей выскользнула из его хватки, быстро отступила на несколько шагов назад. Ярость поднялась из самой глубины моего существа. Не помня себя, я выхватила стрелу из колчана, наложила на тетиву, направила в его сторону. А-Сан криво, ломано усмехнулся. Его губы задрожали, в глазах мелькнула скорбная тень. Не глядя, он отступил и развел ладони в стороны. – Стреляй, – сорвалось тихое с его губ. – Я раню тебя, если ты сейчас же не уйдешь, если ты сомневаешься… – злобно прошипела я, натягивая тетиву до предела. – Стре-ляй, – по слогам проговорил он, – только помни, что я не уйду. Не отступлю ни на цунь. Не буду уклоняться. Попадешь ли ты мне в ногу, в руку, в самое мое сердце – я останусь тут. И на последнем своем издыхании заберу сначала всю твою боль, а потом все, что ты не можешь мне сказать. Стреляй! – его глаза полыхнули красноватым блеском. – Только помни, сестра: прежде чем стрела сорвется с тетивы, я – из клана Не. Мы отвечаем верностью на верность. Стойкостью на стойкость. Я не уйду, не сделаю ни шага прочь. Не побегу. – А-Сан… – сдавленно выдохнула я. Тетива врезалась в перевязанные руки. Локти и плечи начали подрагивать от напряжения. Я покачала головой, пытаясь понять, что мой брат хочет сказать мне. – Твоя верность действительно безумная, – проговорил он, не сводя с меня пристального взгляда, напоминая мне слова своего дагэ, произнесенные во время пересуда надо мной. – Так почему, – продолжил он, – тебя удивляет, когда такую же верность являют к тебе? Стреляй, А-Чжи. Это единственный способ сохранить твои тайны тайнами. Я не отступлю. Тяжело дыша, я медленно опустила лук, покачала головой из стороны в сторону. А-Сан нервно хохотнул, провел рукой по волосам, хмыкнул, словно хотел придать сам себе сил, и оглядел меня с головы до ног: – Дагэ принял верное решение. Дух от духа. – Что? – прохрипела я. – Совсем недавно, до того, как я тебе написал, – А-Сан шагнул ближе. Он вел себя почти спокойно, будто бы ничего не случилось несколько мгновений назад. В его позе была странная уверенность человека, уже видевшего смерть рядом с собой, ощущавшего на себе ее смрадное дыхание: – На твоем месте, пылая яростью, стоял дагэ. И держал у моего лица кулак. Вот так, – брат вытянул вперед руку, замершую у моего лица в цуне. – Он остановился, смирил свою ярость на меня. И, кажется, ваша ярость имеет что-то… общее. Я покачала головой, отказавшись разгадывать этот ребус. – Расскажи мне все, А-Чжи… Вместо ответа я выпустила стрелу в мишень, повернулась к брату спиной, горько хмыкнула: – Он его использует, понимаешь?! Самого господина Лань! Он им прикрывается как щитом! Какое унижение, о Небо! Я выстрелила в следующую мишень, почти не глядя. Полет. Самый центр. – Я видел. Сестра... – он встал рядом, сжимая в ладони веер. Вдох-выдох. Правильное дыхание. Оружие в моих руках, что никак не могло даровать мне покой. Душа пребывала в смятении… Разум, привыкший к искусству стратагем, подсказывал, что это все напоминает хитрую уловку, словно меня заманивают в игру, в которой нет опасности для жизни, но есть опасность для тайн, что я хранила. И речь шла не о наследии Старейшины Илин… – Хочешь знать правду? – хрипло выдавила я, не спрятав насмешки в голосе. – Хочешь понести это бремя? А гнева дагэ не боишься? Странно, но А-Сан был готов к такому обращению: – Не стоит помещать дракона на мелководье, А-Чжи. Креветкам не положено смеяться над Луном. – Ха, – только и могла ответить я. – Хочешь побыстрее занять свое место в больших залах и больших играх? – Однажды это все равно случится, – рассудительно парировал он. И все же в его словах оставалась толика горячности, какая бывает не только у молодости, но и у беспечности. Я снова хмыкнула, любовно погладила лук из черного дерева, добротно смазанный маслом и крепко перевязанный кожей, он был легким и тугим одновременно. – А что если, – начала я, бросив задумчивый взгляд на мишени, – правда подобна прокаженному? Не только в жалком рубище, но и с гнойными, незаживающими язвами? Они сочатся и до блевоты воняют. Что тогда, Не Хуайсан? – я подняла на него взгляд, иронично выгнула бровь. Он не шелохнулся, хотя я заметила, как его воображение художника нарисовало ему описываемую картину. Злорадно ухмыльнувшись, я продолжила: – Что если тебе нужно будет обнять это насквозь вонючее чудовище? Слиться с ним, а? Стать единым целым. Враз, – я подняла одну руку вверх, медленно сжала в кулак, – уничтожить свой мир, разбить свои представления о нем, а? Что тогда ты будешь делать, молодой господин Не? Что если праведность половины твоей семьи – всего лишь показуха? Что если душа твоего родича – это темный подвал, и тьма в нем такая густая, что запросто способна погасить любой светильник. Что тогда ты сделаешь, господин Не? Он сложил руки на груди, озадаченно перевел взгляд на небо и тихо пробормотал: – Луна явно идет сегодня на убыль, если и мудрейших разум затуманен, – и перевел на меня невинный взгляд. – Что я сделаю, дорогая А-Чжи? Разумеется, поступлю как всякий достойный заклинатель из благородной семьи, обласканный властью и положением, – не размыкая рук, он стремительно подошел ко мне и тихо шепнул мне на ухо. – Посоветуюсь с другими заклинателями из Великих кланов. Я прыснула, но было уже поздно. Смех вырвался из нас обоих, улетел вверх. Я покачала головой: – А-Са-а-ан. Он в ответ повел плечами, довольный собой: – Ну вот ты и улыбнулась, – он поднял руку и щелкнул меня по носу. – А значит и от твоего А-Сана есть польза. Давай, стреляй, – он подтолкнул меня к мишеням. – Я знаю, это тебя успокоит. А пока стреляешь, говори. Говори все, Лотосовая Госпожа.       И меня прорвало, бурным потоком полились слова многолетнего отчаянья, тоски и грусти. Боли.        Враз я нарушила добрую сотню предписаний Великого Учителя о правильных словах и мыслях. Стрелы одна за другой впивались в деревянные мишени. – Я вынуждена считаться! Иначе нельзя! С тобой, с отцом. С вашими обещаниями и клятвами. Он часть семьи, но, Великое Небо... Не я это начала, Не Хуайсан! Не я!!! – с криком я повернулась и нему, потрясла луком, позволила подойти ближе ко мне. – Знаю, знаю, А-Чжи, знаю, – Не-сюн погладил меня по плечу. Я качнулась вбок. Пение стрелы. Глухой удар. Я зарычала, запрокинув голову, тряхнула волосами, в ярости выдернула все украшения из прически. Лишь красный гребень венчал самый верх.       Я швырнула золото на шелк верхнего одеяния, что так и валялось неподалеку. Братец смотрел на меня со смесью восхищения и некоторого страха.       Темная копна упала мне за спину. Лёгкий ветерок подхватил пряди. Потоки слез застилали глаза. Я натянула тетиву, боком пробежала четыре мишени, изогнулась и стрельнула в шестую. – Ты думаешь, он простит нам?! Нам всем, наше милосердие! Наше происхождение! Он ненавидит нас самой своей сутью, – слезы заливали моё лицо, ярость и отчаянье звенели в голосе.       Я подбежала к нему, ткнула его пальцем в грудь. В этот раз он растерянно выдохнул, покачнулся, отступив на несколько шагов назад. – Он никогда не простит твоему дагэ того, что он пощадил его! Никогда! Он ненавидит все. Все, что мы строим! – я протянула к нему перевязанные ладони, словно держала в них всех нас. Все наши кланы, саму нашу цель. Тетива пересекала бинты. – Да, мы Заклинатели! – взмахнула я руками. – Мы могучи, мы подчиняем себе Ци и техники. Небо и землю! Я дочь Ветра! Я взмыла вверх и опустилась вниз, подняв тучу пыли. Не Хуайсан прикрыл ладонью лицо. – Но и мы можем быть уязвимы! От этого мои предки берегли вас! Каждого из вас! Потому что мы знали цену власти и ее лицо, как никто! Я исполняю свой долг, а он плевал на все узы. Он хочет, чтобы я поверила в то, что честь – это оковы. Никогда! – закричала я в Небо. – Я веду эту игру столько лет не просто так! Не из жадности и жажды власти! Что бы ни летело мне в спину – шепот, слухи, сплетни, насмешки – мой ум, мои знания – все это лишь на общее дело! Я много лет, раз за разом выворачивала его нутро. Смотрите! Смотрите, кто сидит среди нас!!! Властью обладают они! – я указала стрелой на Нечистую Юдоль. – Я – Фэн! И только! Я госпожа Цзян, но правит глава! Я советница! Защитница! Я знаю свое место! Выстрел с разворота. В самую первую мишень. Я рассекла одной стрелой другую. – Если бы ты только знал, как я боюсь, не за себя, нет, – я качнула головой, едва заметив застывший в его глазах немой вопрос, – я уже… теряла. Я покачала головой, медленно перевела взгляд на дневное небо, подставила лицо щедрым жарким лучам. – Все, что я хочу, чтобы отец был в безопасности. Ты был в безопасности. Оттого-то под этим Небом существует лишь одна единственная моя слабость. И она же моя ценность. Я упала на землю, положила запястья на согнутые колени.       А-Сан присел рядом, привлек меня к себе, поцеловал в макушку. – Он ненавидит меня... Ненавидит за то, что я не боюсь его, понимаешь? За то, что вижу его природу. Там, где слепы вы, видят мои глаза. Вы связаны узами. А мы стали противниками давно. – Мы с дагэ тебе очень благодарны, хоть нам и стыдно. – Что? Стыдно? За что? – Ты защищаешь нас, ты не боишься ничего, ты бросаешься вперёд, на опасность, иногда не разбирая дороги. – Пф-ф, нашли чего стыдиться, так должно быть! Так положено, – я всхлипнула, глядя на мишени. А-Сан грустно улыбнулся, погладил меня по голове: – Семья тоже дает в ответ, помнишь? – потрепал меня по щеке, когда я повернулась к нему. – Ты, отец... Возможность видеть вас – это уже много. То, что вы меня признали своей семьей. Красный паланкин…       Снова грустная улыбка. Мой непонимающий взгляд. Ощущение сети, которое совершенно выбивало меня из колеи. С одной стороны я чувствовала чужую волю, но с другой не было никакой угрозы. Мягко, ненавязчиво меня подталкивали к… чему? А-Сан помог мне подняться и тихо, осторожно спросил: – Сестра... Скажи... Ты из-за него отказалась от хуаньтесюна? Отказалась от имени Не? От наших цветов?       Я обняла себя за плечи, на миг замерла, закрыла глаза и отвернулась. Одного мгновенья мне хватило, чтобы выхватить три стрелы. Ухмыляясь, я развернулась к мишеням – и стрелы начали свой стремительный полёт. Единовременно. Все три точно в цель. – Да. Чтобы сократить свои уязвимые места. Чтобы он не подумал, будто я иду по его стопам. Чтобы не сделать тех, кого я люблю, мишенью… Знаешь, – мой голос прозвучал с надрывом. Но начав обнажать душу, глупо останавливаться на полпути. Меня давно принимают за равную, так что же, отступать? – Тогда… – мои глаза заволокло пеленой воспоминаний, – когда я увидела твоего дагэ. Моего отца, – я обернулась через плечо на возвышающуюся вдалеке Нечистую Юдоль и улыбнулась, – когда я ворвалась на совет в лагерь, одним движением призвала Ветер и разметала полог их шатра. Я стояла на коленях, – я со смешком утрела непрошенную слезу, – говорила грозные речи. И не смотрела ни на кого: ни на главу Цзинь, ни на главу Лань. Не замечала сердитого взгляда А-Чэна и А-Сяня, что склонились над картой. Я смотрела лишь на него – на главу Не. Командующего Не. И в тот самый миг я увидела в нем отца. Я покачала головой, скрипнула зубами от бессилия. И все же отправила следующую стрелу в полет. – Одного убили на моих глазах. Мне было всего семь лет. Всего семь лет, уже семь лет… – слова тяжело слетали с моих губ. – Я до сих пор помню хватку одного из Вэнь, что держал меня. Не помню лица, но его руки помню до сих пор. Помню, как умирал отец. Вэнь Чжулю держал его за горло. Помню, как взорвалось внутри его золотое ядро, этот мерзкий скрежет до сих пор иногда мне снится. Я помню, как пела Ци моего отца в последний раз… а после, – я сплюнула на землю. Краем глаза заметила, как А-Сан прикрыл глаза, словно от чудовищной боли. Как мелко дрожали его ладони, обхватившие веер. – А после один из ублюдков Вэнь вонзил отцу меч в спину. Так, что острие вышло наружу, вот здесь, – я постучала себя по груди. – Потом… Потом был Цзян Фенмянь, – голос дрогнул, я повела головой, прикусила губу до крови. – Я помню, как меня толкнула в лодку госпожа Юй, как громко она требовала вести себя благоразумно. Я не усидела, пошла на вылазку с А-Чэном… Я помню их тела, эту вэневскую мразь, что пировала на их трупах… И знаешь, – я бросила взгляд на брата, – Вэнь отобрали у меня обоих, но сами того не зная, подарили его, – улыбка сквозь боль. Опустошение в груди. – А я в эту пору еще… я запускал змея, – А-Сан растерянно развел руками, словно извинялся передо мной. Я улыбнулась, кивнула: – Мы потом тоже. Господин Фенмянь помогал держать катушку… Вдох, выдох. Пение тетивы. – Я знала, что Гуанъяо убил заклинателей из вашего клана. Об этом не говорили, но шептались. Даже слышала, что отец изгнал его. Буря от его мнимого предательства долетела даже до биваков десятников. И все же… Я выхватила последнюю стрелу и прицелилась в само Небо. – Я призову сюда танец Диюя, я дерну за подол Небесную Императрицу, если только, я ещё раз увижу отца в таком состоянии! Если… Я выстрелила вверх. В отчаянии, в немом крике и мольбе, в смертельном вызове. Я застыла, прижав руку к сердцу. Волосы скрыли мое лицо. Жгучие слезы причиняли боль нежной коже. Покой, который я хотела обрести, был от меня все дальше. Тихий звон заклятья. Я вскинулась на звук. – Дитя мое... – Дагэ, я… Не Минцзюэ кивнул ему, А-Сану, взмахом ладони прервал его и подошел ближе ко мне. Его взгляд мне подсказал: он слышал всё, каждое слово. В его ладони была зажата стрела. "Пусть казнит. Его право."       Я выдохнула, замерла в поклоне. Тело сотрясали всхлипы. Не Хуайсан замер рядом со мной. Тяжёлые шаги. Движение руки. Он поднял мое лицо дрожащей ладонью. – Столько лет... Ты... – Да. И ещё столько же, буде оно нужно. И еще столько же. До конца жизни. До Вознесения и дальше, – прохрипела я с болью, с ненавистью, с яростью и отчаяньем. – Та плеть... – Лишь бы подальше от семьи. От тебя, отец, – я снова поклонилась ему. – Чтобы ты увидел... Понял. Жил. Чтобы Великие кланы наконец решили, – голос предательски дрогнул. Я видела, как они переглянулись между собой, кивнули друг другу, и это единство вызвало во мне тепло и восхищение. – Я больше не приму никаких отказов, дитя. Сегодня. Ночью. Именно для этого ты и здесь, – отец покачал головой, прерывая поток вопросов, и повернулся к брату. – Хуайсан, подготовь её. – Да, брат, – серьезно отвечал ему А-Сан. На их лицах на краткий миг застыла торжественность. Отец снова провел ладонью по моей щеке. Я видела по его глазам – он догадывался обо всем, что услышал. Сердце и вера умирает медленно, как дерево сбрасывает листья, пока не остается голых ветвей на ледяном ветру. И всё же, лампада еще теплилась. Еще теплилась вера. Гуанъяо, если бы я была твоим отражением, я бы добила. Но я не смогла… Так и не смогла. – Я больше не позволю себе прятаться за твоей спиной, Тяньчжи.

***

– Госпожа, здесь. Дальше вы сами. – Благодарю, – я поклонилась в сторону сопровождающего меня заклинателя и замерла в седле, посмотрела налево. Они ждали меня у входа. Я подняла коня на дыбы, всадница в цветах клана Не на фоне луны. Моя прическа стала другой – женщины не тронули лишь брачные косы, часть волос убрали в замысловатый пучок, украсили широкой серебряной заколкой с обсидианами. Часть волос падала свободными прядями на спину. Черное и серое. Готовясь к ритуалу, я вынула из кос красные нити. "А-Сянь, прости." Я надежно спрятала их в складках одежды в цветах Цзян. "Это принадлежит лишь мне одной. Ты всегда хотел, чтобы я обладала чем-то только своим. Чем-то, что я не буду делить ни с кем из вас. Говорил, что это даже полезно."       Они ждали меня у темно-серого склепа за спиной, у которого крыша, как перевернутая чаша. Путь к ним освещали застывшие заклинатели по обеим сторонам тропинки. Галоп. Удары сердца. Треск огня. Я подняла коня на дыбы перед отцом и братом, легко опустилась на землю. Подскочивший ко мне заклинатель тут же увел коня под уздцы. Я застыла у гробницы предков клана Не, замерла у самых ступеней. Десять заклинателей одним движением повернулись спиной друг к другу, следом грянуло хором десяти глоток: – Мы свидетели, но мы не видим! – Мы свидетели, но мы не слышим! – Мы свидетели, но мы не расскажем! Черный с серебром наряд отца. Черный с золотом – брата. Открытая дверь в гробницу и тихий но грозный напев сабель предков клана Не. Они приветствовали своего нового родича. Бася взрыкнула следом, отвечая на победный гимн сабель. Отец перехватил свое оружие – лунный луч скользнул по широкому лезвию. – Я пришел не взять, но дать, – пение Бася стало громче, когда он провел сложенными пальцами по острию. Кровь окрасила сталь меча, та же кровь обернулась меткой меж моих бровей. В том месте, где живет душа… – Я пришел не взять, но дать, – брат провел двумя пальцами по лезвию, потом прижал их к моему лбу. Метка в метку. Сабли предков Не яростно хрипели и звенели, Бася вторила им. Отец повернул руку, и я резко провела пальцем по лезвию, моя кровь смешалась с их кровью. – Я пришла не дать, но взять, – кровавый отпечаток алой киноварью украсил лоб отца. Снова порез. Глубже. – Я пришла не дать, но взять, – алый оттиск на лбу брата. Мы связали кровь и души. Под грозный гимн Бася. Перед предками. Небом и Землей. – Здесь, в Цинхэ Не, отныне и до Ухода я нарекаю тебя Не Ксяокин. Неси в себе нашу силу, носи нашу защиту! Наше имя да будет тебе мечом! – гром голоса моего отца, казалось, сотряс мир. – Не Ксяокин! – рявкнуло десять глоток разом. – Не Ксяокин! – грозно выпалил Не Хуайсан, поднимая сжатый кулак вверх. – Иное да минует! – Да минует! – хором отозвались заклинатели, к ним присоединился голос моего брата. "Синева Небес, так теперь звучит мое новое имя. Отец уважил моих кровных родичей и их волю." Отец взял наши с братом ладони в свои и посмотрел нам в глаза. – Не Хуайсан, Не Ксяокин, берегите друг друга. Стойте друг за друга. Какая бы преграда ни встала на пути вашем. Защищайте друг друга, любой ценой. Не считайтесь с потерями врага, но оплакивайте друга. Какой бы Путь один из вас ни выбрал – другой пусть идет рядом. Какое бы оружие один из вас ни взял – другой пусть возьмёт щит. – Да будет так! ***       Он стоял в тени, надежно скрытый одним из треножников, но я знала – видел. Трех всадников ворвавшихся в ворота под серебристым светом луны. Кони всхрапнули, повели ушами. Затанцевали под седоками. Ночные лучи и россыпь звезд осветили наши одежды, наши лица и оголенные мечи. Не знаю, что творилось у Гуанъяо в душе. Быть может, тогда, в этот самый миг, в эту самую ночь он написал свою мелодию. Рассчитал свои дальнейшие шаги. Единственное, что я хотела знать, не было ли ему страшно, раз за разом вглядываться в лицо Чифэнь-цзуня и видеть там силу и презрение. Перед уходом отец приказал не бояться...