Мудрость обнимающая лотос

      Моменты счастья, что с нами случались, не были целью, но были наградой. В этот день я вошла в один из Великих Кланов. Я вошла не просительницей, не воспитанницей. Я вошла законной женой и законной госпожой. В этот день, перед всеми кланами, Великими и малыми, я объявила – отныне и до срока, отмеренного Небом, я – Цзян Тяньчжи. Ибо то, что однажды было связано с его воли Лунным старцем – разлучить, разрубить, развязать не под силу никому…       Я – преданная дочь и сестра. Я – верная жена. Под моим сердцем – будущее клана Цзян. Я – мудрость, обнимающая лотос... Двенадцать дев Не несли длинный шлейф, расшитый парящими фениксами. Широкие рукава верхнего одеяния, отороченого спереди широкой черной лентой, доставали до земли. Почти на добрых три чи возвышалась в прическе корона феникса, а по бокам – изящные заколки в виде распустившихся цветов с длинными золотыми цепочками. Перед лицом я держала туаньшань, обтянутый шелком, что алее клена и тоньше крыла бабочки. Меж бровей начертан лотос, скулы украшали полумесяцы, уголки губ – две крупные, красные точки.* Я замерла у лестницы: внизу меня и моих спутниц ждал роскошный красный паланкин, рассчитанный на свиту и шлейф. Он был первым из длинных повозок свадебного поезда. Около него меня уже ждали отец и брат: даже отсюда я видела роскошь их одежд. Отец Не, державшийся ни много, ни мало генералом, облаченный в черное, плотное ханьфу с золотыми узорами по плечам и рукам. Брат Не, стоявший рядом, был облачен в серое с черным, ворот его одеяния оторочен широкой черной лентой. Я медленным шагом спускалась к ним, прикрыв лицо.       Невесте положено оплакивать себя, но все слезы я пролила накануне ночью, понимая, что теперь я навеки обречена испытывать тревогу. В эту ночь мне казалось, я поняла весь ужас, что испытывают все матери под Небесами. Я вспоминала все самые жуткие приметы, страшась даже на миг отнять руку от живота, когда поняла, что нарушила и нарушу еще не одну. В этот миг, спускаясь все ниже, я поняла, что пути назад больше нет. Я теперь жена и мать. "Планировал ли ты это, А-Сянь, когда смотрел на нас? Знал ли ты, что пока идет положенное время, мы обзаведёмся новыми привязанностями? "       Сквозь прозрачный шелк я любовалась статью отца, сверкающими украшениями в его волосах. Казалось, само солнце, увидев наш блеск, устыдилось своих лучей. А мой братец держался истинным молодым господином: взмах веера – передо мной растерянный молодой человек, ещё взмах – молодой господин, еще взмах – опасный диверсант.       Семья... Что я так долго искала, просила у Неба. Одна большая семья, где мы бы все могли быть счастливы... Ан нет, одна слезинка все же осталась!       Я степенно развернулась, кланяясь Нечистой Юдоли, пока девы-спутницы осторожно вносили мой шлейф в повозку. – Целый фураж, – сказала я, оглядывая свадебный поезд. Отец держал в руках тонкое красное покрывало с золотыми кисточками по бокам. – Еще бы! – раскатисто засмеялся он в ответ. Брат широко улыбнулся, обмахиваясь веером. Здесь, за высокими и крепкими стенами, следя за подвалами, мы не прятались друг от друга. Поэтому я не без гордости наблюдала, как рос и креп Не Хуайсан... – Братец, постарайся не разбить никому сердце сегодня. – Сегодня, так и быть, уж постараюсь. – А ну, наговоритесь ещё. Я выдаю замуж единственную дочь, пристало ли мне скупиться? Я улыбнулась, склоняя голову, позволяя набросить на мое лицо покрывало. – Мы поедем рядом, сестрица. Свадебный поезд покатил вперёд, и теперь, скрытая ото всех, я задумалась об А-Чэне. Представляла его себе в алых одеяниях: ослепительного, великолепного, не лишенного властной изящности и небрежности. "Интересно, будет ли в его волосах заколка, как в моих гребень?" Я сжала шелк ниспадающих рукавов, отороченных черной лентой. "Как он будет красив, о Небо!" – Сестра, сестра-а... – Оставь ее, А-Сан, в кои-то веки она думает о чем полагается! – шутливо отвечал отец. – Да, братец? – Тебе не душно? – Все в порядке. Но я очень волнуюсь. Как меня примут... И... – Дитя, твои тревоги естественны. Не бойся, ни одна змея и близко не подползет! – Ваш отец прав, госпожа, – поддержала одна из девушек. – В битве все же проще! Ответом был громкий и довольный смех отца: – Ох, дитя, вот теперь ты понимаешь, почему я не женюсь! – теперь уже смеялись все: отец громовыми раскатами, братец, даже мои спутницы переливами колокольчиков. – Он любит тебя, сестрица. Конечно, говорят, что в браке должно быть лишь уважение, но раз уж вы родственные души, так что уж скрывать...       Я опустила голову, благодаря Небеса, что мое лицо, залитое румянцем, никто не видит. А счастье сносило внутри все преграды. – Дитя... Неразумно отвергать плоды деревьев у Персикового источника, когда они сами падают тебе в руки. – Я... Я знаю, я .. – Дитя. Вы столько выдержали, столько прошли. Позволь себе и ему – вам наконец-то побыть счастливыми, а также нам с шиди порадоваться, глядя на вас. Остальное – подождет. – Отступить, чтобы перегруппироваться. – А-Сан, ты слышал? – мне показалось, что я услышала звук извлекаемой пробки. – Она без всяких клятв мое дитя! – судя по звуку, он ударил себя в грудь. – Ох... Сестрица, дагэ уже второй день празднует "Улыбкой императора." Начал раньше всех. – И даже с тобой не поделился? – А тебе, Не Хуайсан, успеется. – И где вы только ее достали? – Ха! Не используй преимущество... И еще, дитя почти что исцелила меня, так что теперь, мне отказывать себе? И да, я тут стих сложил один, продекламирую завтра. Или вы что думаете, что я буду себя вести непотребно? – Хорошо, отец.Конечно, не думаем. – Ну, почем знать, почем знать... – Не Хуайсан! – Что? Я лишь предположил. Даже для Великого главы кувшины таят опасность. – Поговори мне еще тут! Развыступался! – Я репетирую, дагэ. – Репетируй молча.       Так, в легкой шутливой манере мы проделали весь путь до Юньмэна. – Приближаемся, сестрица. У-ух сколько тут народу. Яблоку, как символу чистоты, пошли его вдруг Небо, некуда будет упасть. – Ой, смотри, стоит, ждёт. Грудь-то как выпятил, ты посмотри! – Отец, пожалуйста. – Братец, третий кувшин был лишним. – И ничего не лишним.       Я судорожно вздохнула, слыша как волнуется людское море. Как проносится восхищенный шепот о богатстве поезда, о повозках с приданным. Как шепчутся о красоте жениха и ожидают невесту. Меня колотила крупная дрожь, когда мы остановились. Отец и брат спешились, застыли стражами у выхода. – Господин Цзинь, солнце скрылось от ваших одеяний! – Господин Не, вам ли говорить? Вы заставили скрыться не только солнце, но и принесли прекрасный запах цветов многолетней выдержки, – отозвался господин Цзинь. Грянул дружный смех.       Я тихо рассмеялась – смех и шутки, не только над новобрачными, были старинной традицей. – Имею право, господин Цзинь. – Да кто же вас неволит. – Ну, господин Цзян, где награда за долгий труд? За ваяние изящной статуи из белого нефрита? О, хорошо... Увесистый! Отрадно видеть! – Остальное в Павильоне Лотоса, господин Не. – Хорошо, что ж... – отец одним рывком распахнул дверцу, так, что она едва не слетела с петель. Девушки вздрогнули, тихонько смеясь. – Ох, господин Не, как же вам не терпится отдать мне свою дочь! Все верно, нечего скрывать у себя сокровище, полагающееся мне. Мудро, мудро, глава Не. – Поговори мне еще тут... – Что, ноги переломаете?       Смехом взорвалась толпа. Я почти не дышала в тот момент, не могла себя заставить поднять глаз, смотря на подол его красного одеяния. Сжимала в ладонях свой веер, пыталась унять дрожь. Он потянул руку, в одном властном, жадном жесте безжалостно сминая ткань, сорвал с моего лица покрывало. Оно заструилось к моим ногам, одна из девушек ловким движением успела его подхватить.       Раздались восхищенные восклицания: особенно старались жены глав кланов. Их-то я и боялась больше всего, хоть и помнила уроки госпожи Юй. Однако, никто из них не спешил подарить мне зависть и недовольство – только восторг.       Наши глаза встретились – в них пылало пламя обломков прошлого мира. Он тяжело дышал, оглядывая меня с головы до ног, его тяжесть, его жар передавались мне. Его голод был отражением моего.       – Ох-ох-ох, это место сейчас загорится! Пожар! – громко заверещал братец, принимаясь обмахивать нас веером.       Грянул веселый смех. Но в этот момент друг для друга существовали только мы двое. Я оглядывала его: величественный, слегка небрежный. И только мой.       Он протянул мне ладонь, помогая выбраться. Мы двинулись по тропинке, устланной золотом и лепестками цветов. Мы проходили мимо штандартов Великих кланов. Скользнув взглядом по гостям, я поняла, что отец был прав.       Но в первых рядах... Я видела отца и мать в парадных одеяниях. Они тепло улыбались мне, склонялись в привественном поклоне. Рядом стояли госпожа Юй и господин Фенмянь – я радостно отметила, что они держатся под руки. Моя прекрасная шицзе с Цзинь Цзысюанем. Они переглядывались между собой, улыбались. Цзинь Цзысюань нагнул голову в приветствии, как бы говоря: "Все наши распри в прошлом". Я чуть нагнула голову в ответ. Мой взгляд скользнул дальше, там... В толпе мелькнула знакомая лента. Он стоял чуть поодаль ото всех, заложив руки за спину… черное с красным. Он широко улыбался, в его глазах стояли слёзы. Шицзе махнула ему рукой, подзывая ближе, а наши с А-Чэном родители посмотрели в его сторону. Я со страхом ждала реакции госпожи Юй, но, кажется, в этот день она решила хотя бы на миг сменить гнев на милость. "Спасибо, госпожа". А-Сянь, братик, ты пришел...       Словно услышав меня, он улыбнулся еще шире и погрозил мне пальцем:       "Как же я мог не прийти, сестрица! А я говорил тебе, что кроме как на тебе он ни на ком не женится! Потому что никто, кроме тебя, его не вытерпит!"       Госпожа Юй метнула гневный взгляд, но господин Фенмянь ласково похлопал ее ладонью по рукаву. Слезы грозили хлынуть потоком, я лишь крепче сжала руку А-Чэна. Мы встретились глазами – я поняла, что он видит то же самое.       Терпкое, острое счастье переполняло нас обоих. Со всех сторон летели восторги, пожелания счастья, лепестки цветов. А мы смотрели лишь друг на друга, лишь на них семерых. – Вот бы он сейчас был тут, – чуть дрогнувшим голосом, не боясь быть услышанным, сказал мне А-Чэн. – Я тоже скучаю. Я подняла глаза к чистому куполу Неба.       "Лань Ванцзи, я скоро приду. Теперь все готово, чтобы ты понял, что я всё ещё не смогу сказать тебе вслух. А-Сянь, прости, что медлила, но я же говорила, подгадать лучший из моментов, а они сплетаются небыстро. Киваешь? Понял? Лань Ванцзи, его сестрица придумала хитрость. Вы поймете, Второй Нефрит Гусу."       Мы вошли в роскошно убранный двор. Алые с золотом занавеси и драпировки украшали резные деревянные колонны. Праздничные гирлянды, фонарики с пожеланиями долголетия и счастья.       Мы положили поклоны Небу и Земле, потом памятным табличкам с именами наших родителей. Поднесли дары, сжигали бумажные деньги, в один день делая наших родичей самыми богатыми в загробном мире. Я заметила, как А-Чэн быстрым движением положил и для А-Сяня, тихо прошептав мне:        – Чтобы хоть на осла хватило. Я благодарно сжала его ладонь. Господин Не благословил наши ладони. Господин Цзинь присоединился к нему. Я почти не слышала их слов, все слилось в один гул. Я не видела их лиц – видела другие. Мы повернулись друг к другу: отец и господин Цзинь протянули нам две чаши с вином. Смотря друг на друга, мы испили вина, с громким звоном расколотили наши чаши. – Цзян-фучжэнь. – Цзян-фуцзюнь. – Послушаем же госпожу! Такая редкая драгоценность! – Да, госпожа, скажите хоть пару слов: мы видим вашу красоту, но слава гремит и о вашем уме! – Уважьте уж гостей, госпожа. Я посмотрела на отца: тот важно кивнул в ответ, потом на мужа – он улыбался мне.       – Раньше вы знали меня как госпожу Фэн. Отныне я – госпожа Цзян, поддержка и опора моего господина! Я – имени великой мудрости, а мой муж носит в себе символ совершенства! Мудрость – сосуд, питающий лотос, а лотос – дает прибежище в своих лепестках ветру. Отныне все мои думы, все мои заботы лишь о приумножении чести семьи, о ее защите и процветании! Этому отныне и до положенного срока я обязуюсь служить!       Мы сплели наши руки, резко подняв их вверх, показывая всем: мы неразделимы. Мы стояли, гордо вскинув голову, говоря: нас не сокрушить, и бойтесь те, кто попробует. – Ох, уважили так уважили, госпожа Цзян! – Вот ведь, слухи-то не врали, а преуменьшали даже!       Совершив обряды, мы двинулись в сторону роскошного павильона. Играла музыка, танцовщицы услаждали взыскательные взгляды уважаемых гостей.       У меня захватило дух – несколько помостов убранных золотом и шелком. Центральный предназначался для нас и высоких гостей, а справа и слева – для гостей из младших кланов, однако убраны с не меньшей роскошью.       Мы направлялись к центральному из них. Я скосила взгляд на двенадцать девушек из свиты – как только высокие гости займут свои места, мы слегка укоротим мой шлейф с помощью хитрости швей, дабы я могла спокойно исполнять свои обязанности во время сияня, пира радости. Мы не хотели разлучаться ни на вдох: вместе наливали гостям вино, вместе раскладывали мясо из общей чаши. – Ох, дочь уважила! – Спасибо, сестрица. – Глава Цзинь, господин Цзинь, – я увидела странный взгляд взгляд Гуанъяо – тяжелый, суровый, с долей презрения. Улыбкой отбила колкость, поклонилась, налила вина. Цзинь Гуанъяо скользнул по Цзян Чэну быстрым взглядом. После потянулась вереница с дарами: золото, серебро, шелка, драгоценные предметы... все проносилось перед моими глазами одним большим пятном. Мы благодарили всех. Наконец вперед выступил Первый Нефрит Гусу. – Господин Лань. – Господин и госпожа Цзян, позвольте и нам преподнести свои дары. Мой дядя и я в равной степени надеемся на память о давней дружбе между не только Цзян и Лань, но и Фэн и Лань. Разбирая нашу библиотеку... Госпожа, не касаясь грусти в день радости, мы нашли то, что полагается вам по праву и закону, – он принял из рук младшего заклинателя роскошный тубус в цветах своего клана. Я с замиранием сердца ждала, что же он преподнесет. – Госпожа Цзян, господин Цзян. Примите то, что написано Ветром, но до срока было скрыто Облаками. Я открыла свитки: сердце глухо стукнуло, я перевела чуть растерянный взгляд на улыбающегося мудрой улыбкой Лань Сичэня. – Все же... Сгину… – он прервал меня жестом ладонью, напоминая, что мы на свадьбе. Мягкой улыбкой говорил :"Завтра, госпожа, когда меньше будут давить приличия".. Я быстро кивнула, вернулась к изучению. – Не всё исчезло, госпожа Цзян. Позже, если позволите, – вежливо кивнул Первый Нефрит Мы поклонились друг другу, я бережно вернула свитки обратно в тубус, положив себе на колени. – Действительно, кому как не клану Лань хранить знания. – Ваша правда, глава Цзинь.       До самых проводов в комнату радости я не выпускала их из рук. Оставшись вдвоем, почти вытолкав сопровождение из комнаты радости под общий веселый смех, мы никак не могли насмотреться друг на друга. Он осторожно снял корону с моей головы, медленно расплетая выскую прическу. Я разоблачила его в ответ. Шелест шелка смешался с отдаленным раскатом праздника. Он неспеша отрезал сначала свою прядь, потом мою, запрещая мне прикасаться к ножницам. – Я знаю, там сын. – Я тоже это знаю. Он связал наши пряди красной ленточкой, убирая в одну из изысканных шкатулок, легким движением освободил меня от роскошного верха. Раздался грохот, потом гневный окрик главы Не – кажется, отец снова добрался до фейерверков. Мы улыбнулись. – Ты ведь так и не поела толком, фучжэнь. – Признаться, да. Я села на кровать, сложила ноги и потянулась за подносом с едой: – Ну, давай уже сюда. – Какая нетерпеливая. – Мне надо есть за двоих. – Знаю, знаю. Он смотрел на меня с бесконечной нежностью, я старалась улыбаться с набитым ртом. Мы говорили до середины ночи – выбирали имя нашему общему будущему сыну, слушали звуки праздника, любовались друг другом, окруженные одним лишь счастьем, выпивая все эти мгновения до дна. А судьба милостиво приберегла иные сюрпризы до завтра..