Мудрость обнимающая лотос

      Он пришел этой же ночью. Я услышала сквозь пелену медитации его шаги по лестнице, гневный окрик: "Пошли прочь, не ваше дело. Смеете вмешиваться в личные дела клана Цзян?" И следом раздались растерянные восклицания: "Нет, нет господин Цзян, конечно, господин Цзян", – и быстрый топот ног по лестнице. Сложно было не улыбнуться в ответ, когда перед глазами предстала эта картинка: мой Цзян Чэн, воплощенный дух ужаса и мести мечет молнии из глаз, а перед ним копошатся в пыли два червя, два стражника в бело-золотом.Пионы на их груди испачкались, окрасились в тот цвет которого заслуживают. -- Ниже, ублюдки, ниже. Пробейте лбом каменые плиты, провалитесь в Преисподню, но даже этого будет мало, -- беззвучно шевельнулись мои губы. Медленно повернулся ключ в тяжелом замке, отворилась дверь. Я с глухим стоном подняла голову и улыбнулась: "А... А... Чэн", – пронеслось в моей голове. Его лицо перекосилось от небывалой ярости и гнева. С силой он затворил дверь и стремительно подошел ко мне. Мы должны были друг друга ненавидеть, но не могли, так и не смогли. Я должна была быть злой за те раны, за те шрамы, которыми они обернутся. Но не могла. Он должен был ненавидеть меня, со всей силой своего отважного и могучего сердца. Но не мог. Все еще не мог. Его уста призывали на мою голову проклятья, требовали единоличной власти надо мной. Цзян Чэн поносил меня, но за всей этой бранью скрывалось лишь одно: -- Она моя. Отдайте ее мне. Отдайте и больше ни слова против. Не ваше дело что между нами. Отдайте ее мне. По закону я должна была погибнуть, как мятежница, присоединившаяся к предателю. Я всего лишь женщина - без сил, без средств, без ордена за плечами и даже без меча. Я не способна за себя постоять, не то что уж решать свою судьбу. Если кто-то и вспомнил, что взяв фамилию Вэй я наследовала все преступления Вэй Усяня, наследовала так же разрыв всяких связей между ним и орденом Юньмэн Цзян -- было уже поздно. В том отречении что произнес Цзян Чэн не прозвучало моего имени. Никто не видел меня творящей злые дела... А значит права на меня переходили ему. Я все еще под его опекой. И лишь из бесконечного уважения ко всем остальным заклинателям, Цзян Чэн позволил случиться этому суду. Мы должны были сыграть по их правилам, чтобы усыпить бдительность. Скормить им желанную пьесу, чтобы нас оставили в покое. Я тяжело сглотнула и даже попыталась встать, но он жестом остановил меня. Цзыдянь уже вопила, а за дверью раздался едва уловимый шорох. Мы настороженно переглянулись, Цзян Чэн тряхнул рукой, его глаза вспыхнули от ярости, а Цзыдянь завопила еще пронзительней. Я быстро вскинула израненную руку к двери, мысленно напевая – она тут же покрылась голубой сетью, искажая все звуки отсюда. Вздумай мои тюремщики вернуться сюда, встань они рядом вместе с тем шпионом от Цзинь Гуаньшаня, они бы услышали мои крики и мольбы о пощаде, и проклятья Цзян Чэна на мою голову, а не то, что он шептал мне на самом деле. Мы переглянулись: кто-то следил за нами, кто-то был здесь, чтоже, то что услышит этот соглядатай только потешит его извращенное самолюбие. Все слетелись, как стервятники на победу Цзян Чэна. Все хотели вырвать из его рук хоть кусочек, пользуясь его молодостью, и как им думалось -- слабостью. Но я дала понять всем: лишь он мой победитель. Лишь перед ним я признаю свое поражение. Только перед ним. – Я не заметил тут никакой следящей или другой техники заклятий, а ты? – едва сдерживаясь, выдохнул он. Я медленно качнула головой из стороны в сторону, заходясь в глухом кашле. Меня сложило пополам и вырвало кровью прямо на пол. Рядом с ним, повинуясь своему порыву, я смогла ослабить внимание и контроль. Он был таким надежным... Он бросился ко мне, осторожно придерживая меня за плечи, так мягко и нежно, словно сожми он их чуть сильнее – и я растворюсь в его руках. Окровавленными ладонями я прижалась к нему в ответ, оставила на его коже и рукавах кровавые разводы. "Сами себе придумают что хотят, когда увидят мою кровь на его руках. Сейчас все нашему плану только на пользу", – довольно подумала я, и тут же вздрогнула, от взгляда Цзян Чэна. Я потянулась ближе к нему, умоляюще покачала головой. – Кто это сделал, кто? Кто посмел? – его колотила крупная дрожь, лицо стало бледнее мела. Я улыбнулась, утирая рот ладонью, и кивнула на дверь. – Они? Те, что были тут?.. Я снова кивнула, прижимаясь к стене. Он перевел пылающий гневом взор на дверь: – Хотели поглумиться, забыли свое место? Я покачала головой из стороны в сторону. – Нет? Тогда что? - бросил он прожигая меня взглядом полным ярости. Я молча уставилась ему в лицо, поморщилась от новой волны боли и перевела взгляд на потолок. Недоумение в его глазах сменилось понимающим презрением: – Захотели выслужиться перед господином Цзинь? Я утвердительно закивала, делая глубокий вдох. – А ханьфу... они, они посмели? – его кулаки яростно сжались, плеть шипела, отражая гнев своего хозяина. Я замотала головой, жестами пытаясь показать, что это была лишь насмешка. В его глазах стояла боль, его сердце раздирала чудовищная тоска. Он закрыл глаза, усмиряя бурю чувств. Цзян Чэн шагнул обратно, присел рядом со мной. Оглядел меня и мои раны и тут же потянулся к своим рукавам. – Я принес кое-что с собой. Если бы тут были чары, не достал бы, нашел другой способ. Но раз их здесь нет... Он вытащил из манжета рукава небольшой мешочек и потряс им – по камере разнёсся аромат трав, и вспыхнуло фиолетово-белое сияние. – Что на меня так смотришь, думаешь у меня нет хитрости? – тем временем крохотный мешочек превратился в большой мешок, из которого глава Цзян доставал свежие бинты, несколько фляг-горлинок с водой, баночки с мазями. Нашелся даже гребень и заколка. Я кинула на него взгляд: красный, большой гребень с тремя зубьями и венчающий его раскрытый лотос. Я перевела изумленный взгляд на А-Чэна: тот в ответ фыркнул, пожал плечами, словно ничего не происходит, и достал новый сверток: – Переоденешься в мои цвета. Все идет гладко, у него не останется выбора, кроме как отдать тебя мне. Хорошо, что нам подыграли Не и Лань – я не надеялся и рассчитывать на их помощь. Погоди, Тяньчжи, что-то ведь было в зале, да? – он с хитрым прищуром посмотрел на меня. Я наклонила голову, легонько взмахнула рукавом, имитируя полет Ветра. Цзян Чэн в ответ только улыбнулся, и продолжил: – Цзинь надо осадить, иначе жди беды. Оказывается, не только мое сердце чуяло, что они могут стать той еще заменой клану Вэнь. Знания все ищут. Цзинь Гуаньшань, как мне шепнули, собрал отряд для того, чтобы обыскать Луаньцзань. Ох, посмеемся же мы, когда они найдут ваши свитки, но будем уже дома. Сейчас сила на нашей стороне: Лань Сичэнь все стоит на женском милосердии, Не Минцзюэ – на твоей верности. Все гнут к тому, что я и только я должен решать, жить тебе или умирать, – он подхватил одну из тряпиц, тут же смочил ее водой, медленно, осторожно начал обтирать мою ладонь. Я тут же потянула рукав выше к локтю и жалобно посмотрела на него. Цзян Чэн в ответ тяжело вздохнул: – Плеть, спрашиваешь, где? Пока у них – я постараюсь ее тебе вернуть. Та еще работенка, конечно, – он покачал головой и махнул ладонью в сторону двери. – Я сам себе на уме. Я верну тебе плеть и мы дадим ей вместе имя, хорошо? Я быстро-быстро закивала, и широко улыбнулась в ответ. Цзян Чэн лишь вздохнул, наблюдая мою радость на лице и прополоскал одну из тряпок, напраляя воду к стоку в центре камеры. Он понимал меня без труда. Я видела, как ему все же становилось легче. Как он находил в себе все больше сил, и на миг, позволила себе подумать, что я тоже могу приложить свою руку к этому. Словно подтверждая мои слова, Цзян Чэн снова опустился передо мной, заскользил влажной тряпкой по телу. Я боролась с собой, но все же проиграла самой себе же – красный гребень, что лежал по верх новой одежды приковывал мой взгляд. – Я им сказал, что попытаюсь разбудить внутри тебя все доброе. Ловкий всё-таки Первый Нефрит Гусу! Ох, опасался бы я такого врага... Но, я думаю, глава Цзинь скоро к тебе Мен Яо пошлет. А тут ты, в моих цветах, ты понимаешь, эй? – он нежно прикоснулся двумя пальцами к моему подбородку, переводя мой взгляд с красного гребня на самого себя. В его глазах горела теплота и нежность, пока он деловито мне рассказывал, что происходило за закрытыми дверями Залы беседы. А я все косилась на красный гребень, лежащий поверх свертка с едой. – Что, все еще считаешь меня бессердечным? Или думаешь, что все иллюзия? Что я все забыл? Я резко повернулась к нему: мое лицо исказилось болью, губы задрожали, на глазах выступили слезы. – Думаешь, если я вечно злюсь, так у меня сердца нет? – он взял пару чистых тряпиц, смочил их водой из фляги и осторожно принялся обтирать мое лицо.– Ты, уж ты, разве меня не знаешь? – Думаешь, я ничего не чувствую? Я лишь хочу поиграть с тобой или отомстить через тебя Вэй Ину? Тяньчжи, это не твоя вина, понмаешь? – он обнял меня дрожащими ладонями, прижал к своей груди, не заботясь о сохранности своего одеяния. – Шицзе, она... Она же, всегда, всегда помнишь? Я закивала головой в его объятиях, дернулась, не позволяя себе иного звука. Наша А-Ли не могла не приметить той силы, с которой я и Цзян Чэн тянулись друг другу с самой юности. Как только наши тела стали меняться, так же и наши споры стали все яростнее, все злее. Мы готовы были сцепиться по-любому поводу, лишь бы начать драку, лишь бы соприкоснуться друг с другом. Понимание пришло к нам позже, оглушило нас обоих, заставило испугаться и долго избегать друг друга.       Я опустила взгляд, поворачивая к нему другую щеку. Невесомым касанием, мягко, осторожно, он смывал грязь и кровь с моего лица, уверенными движениями прополаскивал тряпицу или брал новую. – Думаешь, если я Цзян Чэн, так и сердце каменное имею? – он не удержался, поднял мою окровавленную ладонь, медленно целуя каждый палец, не заботясь о разводах крови и грязи на своих губах. Я тяжело дышала, слезы лились рекой. Я верила и не верила одновременно. Одно дело мечтать – тут все ясно и понятно, тут ты знаешь или узнаешь в процессе, что ты хочешь, и что жаждет твое сердце и душа, и совсем другое дело, когда мечта воплощается в жизнь.       Пусть даже в застенках камеры, на холодном полу. Среди грязи и кандалов.. А-Чэн уставился на меня теплым взглядом, и улыбнулся: – Что, спрашиваешь, когда я понял? Я робко кивнула в ответ, забывая как дышать. Он одной рукой переплел наши пальцы, а другой осторожно проводил по моему лицу, спускаясь к шее. – Когда я увидел тебя. Вместе с твоей кормилицей. Вы стояли перед Залой Меча, а напротив вас стоял отец. Ты была такой испуганной, такой... Мне захотелось в этот миг закрыть тебя собой. И вечно, вечно защищать. А потом, оказалось, что тебе тоже нравятся собаки, помнишь? Я закивала головой, улыбнулась в ответ. – А потом... Та самая охота, помнишь? Пристань Лотоса была полна гостями, но нам было все равно. И как, как мне было не отозваться на этот зов, а, Цзян-фучжэнь? Может ли быть большим торжеством жизни, чем предложение жить вместе до седых волос в доме нашего врага? Моего врага, пусть так? Так кто же сейчас пирует и празднует? Чье сердце поет чище и звонче чем мое, Фэн Тяньчжи, когда ее нарек женой? "И было неважно, что мы еще не надели красных одеяний..."