Мудрость обнимающая лотос

В тот жаркий летний день, мы предоставленные сами себе, решили поехать на охоту. Госпожа Юй и господин Цзян принимали в Пристани Лотоса чету Цзинь. Уж не знаю, о чем должна была пойти речь, но легкий порыв полуденного Ветра донес до меня шепот: «помолвка…» «размер приданого…» Шептались, разумеется, слуги клана Цзинь — всем известные сплетники. На них даже слуги Пристани Лотоса смотрели свысока. У нас было не принято распускать слухи. Мы пробыли в зале положенное время: я, А-Чэн, А-Сянь и А-Ли. Мы держались вместе, тогда как прибывший с родителями Цзинь Цзысюань и шагу не мог ступить без матери. На нашу шицзе он даже не взглянул. Что мы трое, разумеется, приняли как страшнейшее оскорбление. А-Ли держалась достойно — хоть прямо сейчас на прием к Небесному императору, и разряженный в парчу и золото молодой господин Цзинь смотрелся на ее фоне как дешевая позолота рядом с истинной драгоценностью. — Сидит, трясется как заяц, — шепнул мне А-Сянь. Я хихикнула, прикрыла лицо рукавом и кивнула. Вэй Усянь немедленно важно надулся и сверкнул задорным взглядом в сторону А-Чэна. Тот едва заметно нахмурился, прислушался к нашему быстрому шепоту. Мы сидели друг напротив друга, но все же слишком далеко, чтобы А-Чэн мог услышать: он, как и полагалось наследнику и сыну четы Цзян сидел чуть выше, справа. За одним столиком вместе со своей сестрой. Мы с А-Сянем находились чуть левее, но наше место было не менее почетным: выше нас как учеников и воспитанников ордена Юньмэн Цзян посадить было просто невозможно. От пристальных взглядов нас прикрывала часть резной колонны, украшенной легкой драпировкой. Поэтому мы с А-Сянем могли позволить себе сесть свободнее и без зазрения совести поедать сладости, запивая их чаем. — Как петух перед топором, — фыркнула я, осторожно, на миг высунувшись из своего укрытия. А-Сянь скорчил смешную рожицу и я снова спряталась за рукавом. Цзян Чэн тихо прокашлялся, одарил нас обоих пристальным по-взрослому серьезным взглядом. И мы вмиг присмирели, хотя А-Сянь все же шепнул мне: — А-Чэн прав, нам не надо веселиться без него. Я состроила рожицу в ответ, но когда посмотрела на Цзян Чэна то уже была серьезной. Серьезной настолько, что в его глазах сверкнули огоньки, а уголки губ дрогнули в улыбке. На моей душе стало так радостно, сердце, казалось подпрыгнуло в груди. — Прости, — одними губами прошептала я. Цзян Чэн наклонил голову и тут же потянулся за чашкой чая. У нас был секрет… — Дело важное, — вдруг раздался голос Цзян Фэнмяня. Мы с братом сразу навострили ушки. — Свобода, — одними губами прошептала я. Вэй Усянь едва слышно хлопнул в ладоши и широко улыбнулся. — Поэтому, я думаю, стоит отпустить молодых людей, — мягко договорил Цзян Фэнмянь. — Все так, глава Цзян, — раздался медоточивый голос Цзинь Гуаньшаня, — остальное уже не их забота. Мы немедленно поднялись на ноги, А-Сянь торопливо затолкал в рот сладкую булочку, распихал сладости по карманам и тоже поднялся. Важно, как и полагается молодым заклинателям, мы вчетвером предстали перед старшими. Цзинь Цзысюань тоже был на ногах, но в нашу сторону он даже не посмотрел. Чтобы избежать конфуза, А-Ли немедленно прикрыла лицо хушанем и опустила глаза. Цзян Чэн снова тихо кашлянул, и я немедленно повторила жест сестры, потому что услышала: — Ты сейчас на павлине дыру прожжешь. Мы церемонно раскланялись, и только собрались было покинуть залу все вместе, как раздался голос Цзян Чэна: — Молодой господин Цзинь, вы с нами? Цзян Чэн расправил плечи и сложил руки за спиной: он держался с едва заметным вызовом, чуть приподнял бровь, ожидая немедленного ответа. Мы с А-Сянем, уже сцепили наши ладони и приготовились со всех ног бежать прочь, но остановились. Госпожа Юй одобрительно кивнула своему сыну, с легким высокомерием посмотрела в сторону своей подруги. По лицу Цзян Фэнмяня скользнула одобрительная улыбка. А-Ли тоже подарила своему брату благодарный взгляд. Лишь мы с Вэй Усянем едва не взвыли от досады. Я и взаправду вознамерилась протестовать, но осеклась, поймала пристальный взгляд госпожи Юй. Она неодобрительно посмотрела на нас с А-Сянем и мы мгновенно разомкнули ладони, разошлись по сторонам. Я совсем скрыла лицо за хушанем, но, уже через удар сердца осторожно выглянула из-за украшенного золотой лентой края. Весь вид Юй Цзыюань говорил мне: «Так-то лучше!» Цзинь Цзысюань потоптался на месте, в поиске поддержки посмотрел сначала на мать, а после на отца. На их лицах он прочел только одно: молчание слишком затягивается. — Я хотел проверить свою лошадь, кузнец жаловался что с ней что-то не так, — наконец, соизволил отозваться он, и коротко поклонившись поспешил из залы прочь. Но выход из Залы Меча был только один. На пути золотого наследника стояли мы. Опустив взгляд, крепче вцепившись в свой меч, молодой господин Цзинь пронесся мимо нас. — Какая-то лошадь ему дороже шицзе, — нарочито громко шепнул мне А-Сянь, когда мы уступили ему дорогу. На миг он притормозил возле нас, оглядел меня и брата с головы до ног, но не нашелся с ответом, и решительно покинул залу. Мы, выдержав шаги приличий с веселым смехом побежали во двор. — Ну, что будем делать? А-Сянь, А-Чэн, шицзе? — выдохнула я, сложилась пополам и уперла ладони в колени. Хушань мне мешал, я ловко засунула его за пазуху и снова наклонилась. Мы прибежали на задний двор поместья, так что можно было не бояться, что кто-то чужой увидит не подобающую деве моего положения позу. В этот жаркий час здесь не было никого. Раскидистая ива, колодец для полива, хозяйственный амбар — вот и все молчаливые свидетели нашего ребячества. А-Сянь немедленно растянулся под деревом, как маленький котенок он играл кончиками пальцев с листьями и ветками дерева. Мы с Цзян Чэном замерли прямо в центре дворика. А-Ли осталась в спасительной тени крыши, и ответила первой: — Я хочу побыть одна, если вы не против, – мягко улыбнулась нам шицзе, умело скрывая свое волнение. Я понимающе улыбнулась ей, изо всех сил стараясь не смотреть на А-Чэна, а тот то и дело смотрел на меня с озорным блеском в глазах. Мне от такого взгляда становилось нестерпимо жарко и сбивалось дыхание. — Шизце, если этот павлин обидел тебя… — А-Сянь немедленно оживился, он приподнялся с земли и оперся на локти. Я тоже приготовилась. Цзян Чэн сурово посмотрел на нас с братом и серьезно кивнул: тоже, мол, с вами, чтобы вы не задумали. А-Ли с мягкой улыбкой оглядела нас всех и вздохнула, покрутила между кончиков пальцев ручку веера: — Нет, А-Сянь, не бойся. И ты, А-Чэн, — она ласково улыбнулась брату. — И ты, А-Чжи. Не бойтесь. Цзинь Цзысюань не обидел меня. — Ты не молчи, шицзе, мы если что мигом! — Цзян Чэн решительно рубанул ладонью воздух. Я немедленно кивнула, во всем с ним соглашаясь. Кажется, никто не заметил как мы с Цзян Чэном еще на шаг стали ближе друг к другу. Еще пара движений, и мы окажемся совсем близко. Первая огненная истома, первое плотское желание. Казалось, за нас все решили наши души, связанные воедино алой нитью Лунного Старца. Я осторожно косилась на Цзян Чэна, и чем больше смотрела, тем больше распалялась. — Да, шицзе, мы его мигом поставим на место! — А-Сянь прозвучал слишком громко для меня, я даже качнула головой, словно прогоняя наваждение. Брат быстро глянул в мою сторону, оценивающе посмотрел на Цзян Чэна подмигнул нам обоим и снова весь обратился в сторону шицзе. Цзян Яньли улыбнулась братьям, смело вышла под палящий зной. Она сначала направилась к Цзян Чэну. Мы с ним тут же прянули друг от друга, словно нас застали без одежды. Вэй Усянь вдруг прыснул, а А-Ли ничего не сказала. Она расправила ворот Цзян Чэна, ласково потрепала младшего брата по щеке. Потом изящно присела перед Вэй Усянем, нежно прикоснулась к его щеке. А после положила ладонь мне на плечо, как-то по особенному улыбнулась и объявила: — Все хорошо, не бойтесь. Просто поднимается жара, я ее не люблю. Хочу побыть одна, в тишине и покое. Отдыхайте, и будьте осторожнее, — она снова прикрылась веером и внимательно посмотрела на нас с Цзян Чэном. Мы в один прыжок оказались по разные стороны дворика друг от друга. Тут уж Вэй Усянь не сдержался: он звонко рассмеялся, положил ладонь на живот. — На ужине встретимся, — А-Ли в последний раз оглядела нас и удалилась. Едва стихли шаги сестры, я тут же уселась прямо на землю, скрестила ноги в позе лотоса и обратилась к брату: — А ты что будешь делать, А-Сянь? — Я, пожалуй, найду тень под каким-нибудь деревом и хорошенько высплюсь, — он широко зевнул и снова тронул ветки ивы. — Это, кстати, вполне подойдет. Мы с Цзян Чэном быстро переглянулись, и осторожно шагнули друг к другу поближе. А чтобы наш А-Сянь не заметил нашего маневра, Цзян Чэн строго спросил его: — Что же тебе мешало ночью, а? — Да так, А-Чэн, мысли… — по лицу Вэй Усяня гуляла загадочная улыбка. Изо всех сил он притворялся что не следит за нами. Не следит за тем, как мы с Цзян Чэном стремимся друг к другу. И, конечно же, он как и А-Ли совершенно не замечает, как мы, возможно впервые в жизни, хотим спровадить его куда-нибудь подальше. Когда между мной и Цзян Чэном осталось всего несколько шагов, он бросил: — Мысли. Знаю я твои мысли, негодник, — А-Чэн сложил руки на груди и укоризненно посмотрел на него свысока. — Опять пойдешь к дочке рыбака? Вэй Усянь и бровью не повел: веточки ивы занимали все его внимание. Я немедленно отозвалась, чтобы не вызвать подозрений: — Мой брат уже славен похождениями? — я покрутила головой от одного к другому и едва не опустила взгляд, когда А-Сянь покосился на меня. В его глазах плясали хитрые огоньки, он важно дул щеки и прикусывал нижнюю губу. В общем делал все, чтобы мне становилось понятно: он все знает, и оставлял гадать насколько ему известно. — А ты что думала, это же А-Сянь! — Цзян Чэн махнул в его сторону рукой и быстро посмотрел на меня. В его глазах промелькнуло нечто непонятное, весь его вид говорил о нетерпении, и о чем-то ещё. — Ну А-Сянь, и что ж теперь? — буркнула я совершенно сбитая с толку. Вэй Усянь ловко перевернулся на бок, подпер голову ладонью, и с лисьей улыбочкой наблюдал за нами двумя. Телом чувствуя внимание брата, мне стало совсем не по себе. — Вечно ты на его стороне! — Цзян Чэн от негодования даже ногой топнул. Вэй Усянь хохотнул, но предпочел не вмешиваться. Он скользил внимательным взглядом от меня к Цзян Чэну и обратно. Он наблюдал за нами так пристально, что становилось совсем не по себе. Цзян Чэн злился, причем уже по-настоящему: он решительным шагом направился ко мне, посмотрел на меня снизу вверх. Он точно пытался мне на что-то намекнуть, но как назло в мне голову ничего не приходило. — Конечно, а ты удивлен? Как ты думаешь, почему? — переспросила я и сложила руки на груди. Совсем как Цзян Чэн. Вэй Усяню стало совсем весело: он смеялся в полголоса, хлопнул себя ладонью по лицу и наблюдал за нами сквозь пальцы. — Потому что ты невыносима так же как и он! — нашелся с ответом Цзян Чэн. Я немедленно вскочила на ноги, уперла палец ему в грудь. Я почувствовала как забилось сердце Цзян Чэна, а румянец на его лице стал отражением мого. — Нет, потому что он меня защищал, вытирал мои слезы, в то время когда ты меня обижал! — я изо всех сил старалась звучать серьезно и обиженно. Перед глазами замелькали картинки сборников для взрослых, которые я подглядела у старших заклинательниц. — Ах ты, ты, — А-Чэн шагнул ко мне, сжимая кулаки. Я нахмурилась и топнула ногой. Если это чувство было мне до конца не понятно, то злость друг на друга мы понимали хорошо! — Я подарил тебе лотос, если ты не помнишь! — мою грудь резанула боль, едва я только услышала голос Цзян Чэна. Я безотчетно бросила взгляд в сторону А-Сяня. Он уже сидел, одну ногу согнул в колене и медленно качал головой. От его веселья не осталось и следа. — Да, наверное потому что тебя Цзян Фенмянь отругал, — надулась я, изо всех сил делая вид что обижена. Я отвернулась, только и взлетели вверх прозрачные рукава и сделала два шага прочь. Цзян Чэн яростно выдохнул и бросил мне вслед: — Ты, да ты… Ты, много ли ты понимаешь? — Не меньше тебя! — обернулась я и показала ему язык. Вэй Усянь рассмеялся в голос и тут же об этом пожалел: Цзян Чэн не стал догонять меня, и вместо этого направился к нему, навис над ним: — А ты, чего смеешься? А? Тумаков захотел? — Цзян Чэн быстро огляделся и вдруг помедлил. На его лице появилась и исчезла ехидная ухмылка. Кажется, он впервые в жизни придумал шалость быстрее своего собрата. Вэй Усянь явно предчувствовал беду: он мгновенно сел, подполз ближе к стволу ивы, словно собирался слиться с деревом. Выставил обе ладони вперед, закрутил головой: — Эй, эй, братец А-Чен, угомонись, ты чего? Но Цзян Чэна уже было не оставновить: он подхватил Вэй Усяня за шиворот как котенка и молча потащил в сторону колодца. Вэй Усянь не собирался сдаваться: Не надо, только не туда, только не в колодец! Нет, стой, стой, пожалуйста не надо! — Охладишься, подумаешь, — гордо заявил Цзян Чэн. Вэй Усянь фыркнул, покачал головой, протер ладонью лицо, стряхивая с себя капли. И, прежде чем кто-то из нас успел хоть что-то сделать, раздался плеск. Вэй Усянь стоял в воде по колено, покачивался, но это не помешало ему окатить с головы до ног Цзян Чэна. Я тихонько рассмеялась, сначала скрыла лицо рукавом, потом нащупала за поясом хушань и прикрылась веером. А-Чэн вдруг стал спокоен и безмятежен: медленно он отжал сначала длинные пряди, потом подол своего платья. Вэй Усянь не собирался останавливаться: он зачерпнул второй ушат как вдруг Цзян Чэн повернулся к нему: — Тебе жить надоело? А-Сянь лишь улыбнулся: он тут же бросил полный черпак обратно в воду и осторожно выбрался из колодца для полива. Он лего сделал полукруг, жестом показывал что сдается: — Спокойно, это был тактический прием семьи Вэй. Так нужно, А-Чэн.- Все это время он не переставал хохотать. Я стояла изо всех сил сдерживая смех, да было видно, что и А-Чэн тоже. По такому зною они быстро высохнут, а освежиться и правда стоило. — Иди-ка ты со своим приемом тактическим, — Цзян Чэн покачал головой, оглядел Вэй Усяня с головы до ног. — Куда? — он плюхнулся напротив него, надёжно защищённый колодцем и подпер ладонью щеку. Весь вид Вэй Усяня напоминал довольного кота, который смог облизать крынку со сливками. Он жмурился от удовольствия, пока капли стекали по его лицу и телу. Цзян Чэн фыркнул, осторожно выжимая одежду: — За перевал Тяньшань. Вот же, теперь придется переодеваться, — он с досадой покачал головой. — Нет, Тянь-Шань далеко, у меня ножки будут болеть, — А-Сянь сил, вытянул ноги и постучал ступнями друг об друга. В следующий же миг ог вытянулся на траве, всего себя подставляя лучам солнца. — Ничего, ты бесстыдник, справишься как нибудь. Осла себе найдешь, назовешь его «Яблочко»! - А-Чэн махал руками в воздухе, как ветряная мельница. — Почему «Яблочко»? — хором спросили мы с А-Сянем. Я убрала теперь уже не нужный веер за пазуху, а мой брат приподнялся на локтях, склонил голову к плечу, побуждая Цзян Чэна продолжить веселье. — Да потому что ты бесстыжий, вот ты кто! — новых аргументов у Цзян Чэна не нашлось. Закончив выжимать одежду, он махнул рукой в сторону Вэй Усяня, — Все, куда ты там собирался? — Спать я хочу, — отозвался Вэй Усянь, лег обратно, положил ладони под голову. — Иди, — милостиво согласился Цзян Чэн и шагнул ближе ко мне. — Нюйши сделана с утра, — выдохнула я, когда его влажная ладонь прикоснулась к моему предплечью. Приятный холод вместе с внутренним жаром вызвал во мне невиданные прежде ощущения. Сердце бешено колотилось, разум застилала пелена. Цзян Чэн ласково погладил мою ладонь, прикоснулся к запястью… Я прикусила губу и тут же вздрогнула, когда из-за колодца показался Вэй Усянь: — Эй, погоди, а вы куда собрались? Вы что задумали? Скоро же слухи поползут, ай-яй, вы ведь уже не дети! — он показал на нас обоих пальцем и цокнул языком. Цзян Чэн на миг сгорбился, потом развернулся, закрыл меня собой. Он сложил руки на груди и нетерпеливо постучал подошвой о землю. А-Сянь уже был на ногах, он наставительно потряс в воздухе рукой: — Пойдут слухи. ты о А-Чжи подумал, ей ещё замуж выходить! Я нахмурилась, шагнула вперед, желая сказать своему братцу все что я думаю об этом, но Цзян Чэн остановил меня: — И, кажется я знаю, кто эти слухи будет распускать, да? — Э-э-э нет, братец Чэн, я тут не виноват. — Мы на охоту, А-Сянь, и развеяться. Так душно становится. — И то верно, — Он покосился на А-Чена, и скорчил рожицу за его спиной. Тот резко развернулся, и недовольно фыркнул. — Я переодеваться. А-Чжи? — вдруг строго окликнул меня Цзян Чэн — Я тоже, — я опустила взгляд. Мы снова переглянулись и тихонько рассмеялись. Здесь, сейчас, а ещё насколько коридоров мы могли бы пройти вместе. Держась за руки. — Увидимся вечером, братец Сянь! — выпалила я через плечо и устремилась вперед. За Цзян Чэном. Ладонь в ладонь. Что ещё мне оставалось в этой душной маленькой камере? Вспоминать. Тешить себя сладкими и яркими картинами былого. Утешать свое вооющее, как брошенный зверь в ночи, сердце. Боль потери на моем лице. Боль потери в глазах Цзян Чэна. *** — Пока ты не сможешь его открыто носить, но… — Цзян Чэн покрутил гребень в руке, смущенно опустив взгляд. Я с наслаждением жевала лепешку вприкуску с вяленым мясом, и послушно сделала вид, что ничего не замечаю. Но внутри, внутри вопреки всему цвела весна. Вопреки всей боли и страху, расцветала, поднималась из пепла и праха любовь. Все чувства, что я подавляла эти дни хлынули из меня бурным потоком. Не через слезы, но через дрожь, я говорила ему о том как боялась. Сомневалась. Наши взгляды пересеклись, и я смотрела на него. Душа говорила с душой. — Ты… Ты его примешь? — его голос надломился, выдал его с головой. Я откликнулась сразу, едва дав ему договорить, тут же замахала руками, закивала головой. Силы возвращались ко мне: действовало ли так присутствие А-Чэна, еда, скромное мытье или мази, а быть может все вместе, но чувствовала я себя в разы лучше. Ладони перевязаны, раны обработаны. Свежая одежда приятно ласкала кожу. Свитки, надёжно сокрыты заклятьями у туго перебинтованной груди. Алую ленту из прически я повязала на запястье, скрыв его рукавом ханьфу цветов Цзян. Он с надеждой посмотрел на меня и, увидев мое лицо, широко улыбнулся. Я положила еду на сверток, отряхнула руки и повернулась к нему спиной, приподняв волосы. Потом повернулась к нему и расстроено всплеснула руками. — Что? Зачем? Я вздохнула, указала рукой на гребень, потом на основу прически, а потом повернула кисть, показывая, как его лучше спрятать в прическе до положенной поры. Они спрятал улыбку в ладони и выдохнул: — Вот уж действительно, Цзян-фучжэнь у меня… Ты так сильно хочешь его носить? В его глазах стояла нежность, такая огромная и глубокая, что у меня захватило дух, а губы предательски задрожали. «Хочу! Хочу носить! Я буду носить его всю жизнь, сколько бы золотых шпилек у меня не было! Буду носить напоказ, перед всем миром!» — читал он в моем облике, на моем лице. Я закивала головой и требовательно постучала пальцем по затылку. Все что ему оставалось перед таким напором лишь отступить: — Хорошо, хорошо, но тебе не будет больно? — Цзян Чэн показал мне гребень, осторожно вложил его в мою ладонь, чтобы я могла проверить. –Может быть стоит… Подождать? Я покрутила гребень в руке, нежно провела по каждому лепестку раскрытого лотоса. «Подождать? Нет уж, ничего подобного!» — поднялось во мне негодование. Я сердито вернула ему гребень, почти заставив покачнуться, и снова, требовательно постучала по голове. Цзян Чэн довольно посмотрел на меня свысока: — Знал бы я, что ты так хочешь за меня замуж, не тянул бы. Ай! — он тут же получил легкий удар кулаком по ноге, и наигранно, недовольно нахмурился. — Почему же раньше мне не сказала? — с мягким упреком поинтересовался он. Я тут же дерзко приподняла бровь, и резко оторвала зубами кусок от лепешки, всем своим видом говоря: «Пристало ли женщине моего происхождения самой заговаривать о таком? Существуют правила приличия!». Он только развел руками от такой наглости, даже не сдержал смешка и отозвался: — Что, как я себе это представляю? Легко представляю! Правила? С Вэй Усянем ты нарушила правила, нарушила бы и здесь! Что значит, свадьба другое дело? Я сощурилась и скрестила руки на груди. Я словно услышала далекий чистый смех — голос Яньли донесся до меня из счатсливого прошлого. Будто бы слыша тоже самое что и я Цзян Чэн улыбнулся: — Хорошо, хорошо. Делаю. Как прикажет моя госпожа.       Я высокомерно кивнула, поворачиваясь к нему спиной. Волосы скроют распустившийся лотос… — Тебе не больно? Ты… Все, понял, понял. Вот, — он довольно отряхнул ладони и на миг замер. Я чувствовала, как он осторожно и мягко закрепляет гребень в прическе, как нехотя он выпускает из рук пряди моих волос. Дрожь пробежалась по телу, когад его рука скользнула по моей, от плеча до ладони, мы снова переплели наши пальцы. Мы думали лишь о будущем, зная суровый закон жизни — она всегда продолжается. А лучшим почтением к тем, кто ушел, будут не пролитые слезы, а счастье. Ведь каждый из тех, кто покинул нас на этом Пути, желал только лушчего для нас. Если бы ушли мы с Цзян Чэном — того же страстно желали наши души. Мы не могли иначе от того, что прежде чем мы окажемся за пределами Башни, прежде чем дадим выход нашему горю, нам нужно накопить силы. Мы все ещё в опасности, а любовь — наша общая броня. Цзян Чэн поднялся на ноги, не хотя отпустил мою руку: — Мне пора, фучжэнь. Надо отдохнуть. Днём снова будет собрание. Мы скоро будем дома, любимая. Скоро закончатся твои обязательства. А насчёт тех двоих… Я не оставлю все просто так. Цзинь копит слишком много долгов.       Я кивнула, показывая что верю ему. — Я… я хочу верить, что А-Ли и… Предки радуются, — тихо проговорил он. «Я тоже», — мысленно ответила я ему. Он улыбнулся и осторожно погладил меня по щеке. — В следующий раз я приду только для того, чтобы забрать тебя.

***

      «Странно, и почему я решила, что когда будет приходить А-Чэн, мне будет плохо?» — я крутила в руках подаренную мне подвеску из белого нефрита, которую прежде побега спрятала у сердца. «Но смогли бы мы поговорить, если бы не всё это… Впрочем, нет смысла гадать по старому панцирю — трещин слишком много, обманут.» Теперь я чувствовала, как увеличивались силы, чтобы жить и бороться. Дом… Семья… Клан… Говорят, что заклинатели уже не люди, и человеческие нужды им чужды. Но так же как и обычные люди, мы нуждаемся в себе подобных. Я закрыла себе рот ладонями, дабы не нарушить приказ. Я и А-Чэн… Мы… Мы можем… Но сможем ли? Не слишком ли дорого стоит счастье, пусть и связанных Лунным старцем? Что, если алая нить — так пусть весь мир пылает огнем? Именно такими и считают последователей Темного Пути — ставящими превыше всего свои желания. А мы… Мы таковы? Или такова уже я? Неужели Темный Путь пророс в меня таким образом? Неужели я могу себе позволить быть счастливой через… Через этот невыразимый ужас и боли потерь? Воистину, самое место для таких рассуждений — удушливая камера Лань Линь Цзинь…       Но даже если… разве нам позволят? Ведь для них я все еще Демоница Илин…       И тут я услышала, как отпирается замок. Я мотнула головой, в одно мгновение придавая себе отрешенный вид, пряча подвеску в широкий рукав. — Госпожа Фэн. «Мен Яо, слишком быстро. Странно.»       Он вошел все с той же вежливой улыбкой на лице, оглядел меня с ног до головы бесстрастным взглядом. — Вы в цветах Цзян? Господину Цзян удалось до вас достучаться? Я смотрела прямо перед собой, на стену, что мне была интереснее этого мнущегося у порога посла. Мен Яо снова улыбнулся, осторожно и тихо приблизился ко мне. Я резко поджала под себя ноги, накрыла их сверху тканью накидки, и все так же даже не посмотрела в его сторону. «Мен Яо… Мы снова встретились. Чтож, поглядим, что ты придумаешь на этот раз! Как сладко ты запоешь уже передо мной!» — промелькнуло в моей голове. Мен Яо взмахнул рукавами, жест был таким простым и изящным, что я невольно согласилась — такое движением было ему к лицу. Он замер от меня на почтительном расстоянии и скоро моя камера наполнилась его почтительной сладостью: — Госпожа Фэн, простите моего господина и отца. Я пришел с предложением дружбы. Я повернулась к нему, всем своим видом отвечая: «Дружбы? Разве так предлагают дружбу, в самых глубоких застенках? Так предлагают сделку, ваяют перебежчика. Дружбу положено предлагать под открытым Небом, пусть и среди тел поверженных солдат, рядом со сломанным боевым стягом. А в душных стенах маленькой камеры предлагают пощаду. Манят посулами. Рождают предателя». Я повела плечами и улыбнулась, зная, что он поймет все что я скажу и без слов. Мен Яо тут же проявил свой знаменитый навык чтения по лицам, немедленно отозвался на это со всей своей учтивостью: — Понимаю, прекрасно понимаю ваш гнев, — он склонился передо мной и замер. Удар сердца, ещё один — а он так и продолжал стоять в поклоне. Я поджала губы, удивляясь такой покорности, и быстрым, властным жестом приказала ему выпрямиться. Я желала знать, куда меня заманивают, и подалась на звук, на голос, позволила его паутине себя оплести. Мен Яо покорно выпрямился, и все с тем же елейным выражением лица продолжил: — Однако дослушайте меня, прежде чем прольете его на мою голову. Я понимаю, вы сейчас растеряны. Вы потеряли брата, господина, цель в жизни. Понимаю, вы, должно быть, чувствуете себя одинокой и пустой. Но и вы поймите: вы Правая рука Старейшины Илина. Разве можно открыто проявить к вам снисхождение? Что тогда будет с авторитетом, если мы начнем прощать преступников? Он заложил руки за спину, принялся ходить взад-вперед. Я не следила за ним глазами, как он того ожидал, я слушала его со все возврастающим на лице раздражением. Как бы то ни было — я все еще выше его. Я знаю, куда мне давить, чтобы он показал свое истинное лицо. Эта задача была важнее, чем все слова что он лил в мои уши. Ещё в зале я заметила, как он пристально вглядывается в высокое собрание, как он ловит наш каждый жест, каждый наш взгляд. И особенно его интересовали золотые нити, раскинувшиеся передо мной и его отцом. Цзян Чэн говорил мне, что мол, Мен Яо осторожно изучил историю моего клана. И я ждала, что именно он бросит передо мной на стол. Перед потомком хранителей он заговорил о порядке… — Тогда нарушится сам порядок вещей, верно, госпожа Фэн? Молчите, понимаю. Сочувствую вашим утратам и ранам, — лишь блеск в его глазах, что мелькнул на краткий миг подсказал мне — он не жалеет никого. «Ну надо же, он не постеснялся лгать прямо в лицо. Впрочем, чей внимательный взгляд кроме моего может это заметить. Искусство полунамеков и намеков исконно наше, женское. Его мы понимаем по своей природе.» Я сделала вид, что ничего не заметила, кивнула, принимая его соболезнования. Мен Яо подался на полшага ближе, будто бы почувствовал эти изменения во мне. — Но все же, госпожа Фэн, подумайте, стоит ли держаться за прах проигравшего, что принес вам столько боли и страданий? Быть может, вы уже сами не рады, что пошли этим Путем, но врожденная верность и воспитанная честь не давали вам свернуть с Темного Пути, — он буквально заваливал меня козырными фишками, подкидывал мне одну нить за другой, да так, что я не успевала удивляться такой щедрости. А еще не успевала уворачиваться от таких предложений. Я слушала его очень внимательно, сложив руки на коленях. Предоставляла ему право делать выводы по моему лицу. — Вы наверняка потерялись, оступились. Главы Цзян не оказалось рядом, — он снова согнул спину в поклоне, но на этот раз выпрямился и без моей помощи. Выжидающе посмотрел на меня, покорно принял на себя ледяной взгляд, что я немедленно подарила ему в ответ. Разумеется, я знала обо всех слухах, что ярким пламенем вспыхнули после Низвержения Солнца. Я знала, что говорили все и каждый, кто только один раз видел меня рядом с Цзян Чэном. Здесь, сейчас, в мрачной и удушливой камере, я не подтвержадала и не опровергала его мысли. Мен Яо пока еще мог думать то, что он хотел. — Разумеется, я говорю о Цзян Феньмяне. Мен Яо пристально вглядывался в мое лицо, и когда не увидел нужного ему чувства, чуть смутился. Я повернула к нему голову и чуть изогнула бровь — в этот момент мне очень хотелось походить на госпожу Юй. — Разумно встать на сторону победителя. Никто вас не осудит. Если пожелаете, то двери Совета Заклинателей для вас открыты: господину Цзинь и другим кланам пригодится ваш опыт. Подумайте, вы можете служить добру… «Конечно же не тому, что есть Добро, а чем его назовете вы, не так ли?» Я повела плечами, коснулась волос и пристально посмотрела ему в глаза. — О, вы спрашиваете о цене? М. моему господину понравится, что вы смотрите в самую суть — это большая редкость. Сущий пустяк, госпожа Фэн. Скажите, где свитки и артефакты Старейшины Илин? Я поджала губы и развела руками. — Госпожа Фэн, мой господин может и потерять терпение! Всему есть предел, даже его доброте! Даже памяти о ваших былых заслугах! И заступничеству за вас других кланов. То представление, что вы устроили, разумеется, достойно памяти Старейшины Илин, но вы всерьёз думали им кого-то обмануть? Не считайте никого глупее или незначительнее себя, госпожа, ведь можно крупно просчитаться. Господин Цзян жаждет вашей мучительной гибели, он сгорает от мести. А господин Цзинь тянет вам руку помощи из сострадания. О, его тронула ваша женская отзывчивость, пришлось по вкусу ваше милосердие… Подумайте, госпожа Фэн: вас в Юньмэне ждет верная смерть, — он присел на корточки рядом со мной, на его лице застыл почти что ужас. — Глава Цзян убил бы вас не раздумывая прямо сейчас, не сдерживай мы все его гнев! Полагаю, вы поэтому молчите, ваш голос был сорван после его визита?       Я отвела взгляд, предоставляя ему делать свои выводы. Тень скользнула по моему лицу, когда я услышала самодовольное и сладкое: — Что ж, я подумал верно. Да, да госпожа, не удивляйтесь… Вас там ждёт смерть… Госпожа, подумайте, губить такой талант как ваш — это просто преступление против Неба! Скольким кланам вы сможете помочь. И представьте себе, обрести новые знания… Да, да, госпожа Фэн, не удивляйтесь — библиотеке клана Цзинь есть чем вас порадовать. Даже зная ваш взыскательный вкус! Я приподняла бровь, пошевелила в воздухе ладонью, уже не скрывая своего пренебрежения. Я увидела достаточно, чтобы понять, чтобы выбрать в грядущей партии между сыном и отцом. Все остальное лишь подкрепит мои рассуждения, а значит… «Значит, он захочет отыграться, — я спрятала свои мысли за непроницаемой маской. Ему не в жизнь их не разгадать, ведь меня учила госпожа Юй. — А значит…» — внутри меня все похолодело от этой мысли. Я вспомнила кампанию, вспомнила бурю от его предательства. Он действовал так виртуозно, что захватывало дух. «Жажда славы и принятия " — вот что видели все остальные. Дерзкую смекалку, что пойдет на пользу, при мудром руководстве. При правильном направлении. Заклинатели прощали ему эту жажду, снисходительно взирали на незаконного сына, что пытался заслужить одобрение своего отца. Кто из них, сыновей, не желал того же от своих отцов? Но там, где мужчины видели свою тень, я видела хитрого ублюдка с лисьим чутьем. И пусть, пока, я не смогла разгадать его замыслов до конца, для того чтобы сделать первый шаг, первый взмах кисти на будущем тактическом плане, мне хватало и этого. — Вам сложно решиться, понимаю…"Предательство», — должно быть, думаете вы. Однако не спешите разбрасываться оценочными суждениями. Разве разумный подход можно назвать предательством? Вы честно служили Вэй Ину, до конца были на его стороне. Смерть освобождает и умершего, и близких ему прежде живущих. И еще…       Он поднялся, застыл убрав руки в длинные рукава: — Вам, должно быть, больно быть вечной гостьей и никогда — хозяйкой. Покровительство клана Лань Линь Цзинь почти безгранично, как безгранично для взгляда смотрящего, что высоко закинул голову, небо. Подумайте: вы — хозяйка вашего дома. Род Фэн может высоко подняться… Фэн смогут вернуться.С вами во главе. Да, госпожа Фэн, вы! Вы можете стать первой Госпожой клана. Не придется становиться чьей-то женой, прорастать травой на чужой земле… Конечно, это будет непросто, но вы уже доказали что трудности вас не страшат… Разве может быть проявлена больше дочерняя почтительность, чем та, где дочь поднимает свою семью из руин, вознося все выше… Подумайте, госпожа. Вы будете сидеть не в цветах Вэй Ина или господина Цзян — в своих цветах.       Я слушала его с легкой вежливой улыбкой, но сама думала так:       «Мен Яо — ты незаконнорожденный, и мыслишь как всякий такой. Твои слова мед, но под ним — яд. Ты манишь меня посулами, обещаниями, сладкими речами, отмахиваясь от того, чья кровь течет в моих жилах. Разве ты невнимательно слушал Господина Не? Я — потомок заклинателей и воительниц. Честь и верность для нас — что для тебя жажда быть принятым, что сжигает любого, кто вне закона. Я не только Вэй, Мен Яо, я — Фэн. Я помню об этом каждое мгновенье своего бытия. Верность и честь. Честь и верность. Ты говоришь: «нет нужды склоняться перед мертвецом, держаться за того, кто ушел». Ты говоришь: «смерть освобождает ушедшего и тех, кого он оставил под Луной, от обязательств». Но я склонилась не перед Вэй Ином, а перед тем, чье он воплощение, Мен Яо. Знаешь ли ты старую байку про жуткие эпохи Перемен? Наверняка знаешь, давно крутишься в высоких покоях. Перемен боятся, оттого и пытаются предотвратить. Но они необходимы, и нужно много смелости, чтобы признать их важность. Без Перемен, Мен Яо, мы обречены ветшать и дряхлеть, превращать Пруд Совершенствования в Болото. Разве ты не знаешь, что все древнее было внове? Разве ты не знаешь, что знание важнее власти, что дарует вместе с собой? Знание влечет таких как я, таких, каким был мой брат и господин… А власть… власть влечет таких как ты и твой глава. Знаешь разницу между нами, Мен Яо? Тебе нужен хозяин. Мне — Господин. Желаю тебе понять это, пока не стало слишком поздно…» — Понимаю, понимаю госпожа Фэн, — он важно покачал головой, словно и правда понял о чем я ему толковало. У меня это вызвало лишь презрение в душе:» Ни цзянши ты не понял, яйцо ты черепашье! Стоишь тут передо мной, пыжишься! Ох, дай мне только повод на тебе зло сорвать!» — Действие моего талисмана заканчивается, мне пора уходить. Я оставлю вас наедине с этими мыслями, но помните: Лань Линь Цзинь дважды не предлагает. «Нет, о нет, — подумала я пряча лицо за ладонью. — Дважды не предлагаешь ты. Спасибо, Мен Яо. Было увлекательно.» Чудом, чудом и огромным усилием воли у меня получилось сдержать смех. " Я-то опасность? Вэй Усянь был угрозой?! Да вы что тут, за эти годы что Фэн не было с вами, с ума все подходили?! Раскройте глаза, посмотрите, кто среди вас! Цзинь Гуаньшань, он же тебя в порошок сотрет! Ты кого в залу пустил, а?» Никогда прежде я еще не радовалась с такой силой, что родилась женщиной. Никогда прежде я еще не радовалась с такой силой, что знаю искусство стратагем. Мужчины! Хозяева жизни, хозяева нашего мира! Те кто стремится властвовать, разрушать и строить всегда, всегда бессильны перед нами, женщинами. Всегда болтают, чтобы впечатлить, убедить, запугать. Перед нами, женщинами можно не скрываться, ведь мы — трава, по которой ходят. Кто будет слушать нас, и кто нам поверит? Он поднялся, шагнул к выходу и издал деланное восклицание, и снова обернулся: — Госпоже известна некая госпожа Цзинь Яньли? Она часто упоминала вас, ее переживания о вас и Вэй Ине были одинаково глубоки… Она бы не хотела вам таких страданий. Подумайте, госпожа Фэн. Он поклонился и скрылся за дверью. Но перед тем, как мою душу затопил гнев я подумала, глядя ему вслед — «А знает ли глава Цзинь о твоем визите сюда?» *** "Девчонка ничего не знает, вот как..." "Отец... Да, глава Цзинь, госпожа Фэн упорствует в молчании". "Хм, занятная выходит оказия, А-Яо. Мы получили победу из рук молодого главы ордена. Мы получили сильнейшую из юных дев заклинательницу. И она ничего не знает." "Совершенно ничего, отец." "Не докучай мне, и без тебя тошно. Для тебя я пока что глава Цзинь." "Да, оте.. глава Цзинь." "Призрак кого-то ещё тронул?" "Рухнули со стен тела, погибли стражники." "И всё?" "Да, глава Цзинь. Не считая их семей жертв больше нет. Дерзость молодой госпожи Фэн недопустима. Она посмела на меня напасть..." "И? Ты же стоишь живой и невредимый! А-Яо, я не пошлю людей за ее головой лишь потому что она отвесила тебе заслуженный подзатыльник!" "Ее надо сломать, глава Цзинь! Она слишком дерзка! Она всё ещё опасна!" "Это не дерзость, А-Яо! Это достоинство, но где уж тебе понять" "Глава Цзинь, вы... Как прикажете." "Старейшина Илина явился мстить за свою сестру, но вместо того чтобы появиться в моих покоях..." "Глава Цзинь!" "Глава Цзинь! Не строй из себя заботливого сынка! Сказал же, не докучай мне!" "Итак, молодая Фэн ничего не знает. Что ж, возьмем за правило..." " Вы что-то задумали?" "Ну разумеется, А-Яо. Вот что, пошли-ка к Цзян Чэну." "Сейчас? Глава Цзинь, но глава ордена Цзян наверняка отдыхает в этот час." " А ты пошли к нему. Пригласи ко мне. Сейчас." "Будет исполнено, глава Цзинь." "Что же ты задумала, молодой Ветер?"