Мудрость обнимающая лотос

Я с трудом поднялась на ноги, путаясь в полах одеяния, подвеска на поясе зазвенела, но я отбросила ее прочь. Этот звук лишь раздражал меня. Я рванула к выходу из пещеры, посмотрела на небо, сквозь полупрозрачную стену барьер, сквозь мигающие алые письмена я видела я видела как его фигура сливается с вечерним небом. Я вцепилась в алые строчки заклинания словно в канат, сжала их как струны в ладони. Я чувствовала его взгляд, сквозь расстояние, сквозь все заклинания. Он все еще смотрит на меня, объятый Тьмой и Ветром. Наши сердца бьются в унисон в последний раз. А по нашим щекам скользят слезы. Единственная, одинокая капелька – вот все, что мы могли себе позволить. Я отступила на шаг от звенящего передо мной барьера, и вслушалась в оглушительную тишину пришедшую на смену звукам. Положив руку на грудь, я призвала Ветер. Он ворвался в пещеру сквозь все преграды, закружился подле меня верным псом. Несколько ударов сердца, несколько вдохов мне потребовалось, чтобы обрести спокойствие. Такое хрупкое, что разлетится от одной единственной мысли, от одного порыва. Ветер яростно взвыл, вцепился в мои волосы и одежду, словно напоминал мне, чтобы я держала себя в руках. Чтобы с моих губ не сорвалась “Песнь Фэн”, а мое мятежное сердце не позвало меня вслед за Старейшиной Илина. Вопреки всему, ломая в один миг все стены, все планы. Разрывая все ниточки, срывая все маски… Заклинатели ещё не скоро будут готовы признать свои ошибки. Еще больше времени им потребуется чтобы осознать всю правду. Я снова бросила взгляд на вечереющий небосвод. Заходящее солнце окрашивало вечернее небо в ярко-алый. Совсем как то самое Солнце, чей закат мы приближали всем миром. Солнце, что было на знаменах в руках тех, кто осиротил меня в один день. Дважды. Я ненавидела псов Вэнь всей душой, мало кто мог поспорить с моей яростью во время Низвержения Солнца. Кто же знал, что все те же Вэнь одной рукой у меня заберут, а другой даруют? Вэнь Нин и Вэнь Цин… В день, когда я и Вэй Усянь решили уходить с остатками клана Вэнь, я принесла ему клятву верности. Он не требовал ее – это было моим решением. Я знала, что ему нужен будет осколок Ляньхуа в нашем новом доме, и решила стать им. И знала, что А-Ли и А-Чэну будет спокойнее, если они будут знать, что я рядом. Братец был недоволен, злился, топал ногами – в общем вел себя как обычно. Но я знала, что он мне благодарен. Я скользила взглядом по пещере Усмирения демона, и перед глазами вспыхивали картины. Воспоминания, наполненные грустью и радостью. Вот тут мы работали над талисманами и заклинаниями – на столе в центре пещеры еще коптили свечи. Сами догорят. А вот тут лежал Вэнь Нин, Призрачный Генерал… он ушел и больше не вернулся. Ветер донес до меня их победный клич, когда заклинатели пировали первую победу в этой долгой и никому не нужной войне Я присела на лежанку, где прежде лежал он, прикоснулась к изголовью, словно желая знать, помнит ли камень те песни, что я пела Вэнь Нину, призывая его вернуться. Помнит ли камень звук флейты, что вторил моему голосу. Но серый камень угрюмо молчал, он обжег мою ладонь холодом, и этот холод подстегнул меня. “Уходи! Уходи!” – словно кричало, умоляло, требовало от меня все вокруг. “Беги, скрывайся! Тебя ждет ад, Тяньчжи, такой, что прежде ты не видела! Беги!” – твердила мне Гора Мертвецов. Шептала и выла мне на ухо тьма, желая спасти меня от грядущего. Но я упрямо оставалась на одном месте. Я вспоминала. Я и Вэй Усянь искали новый путь совершенствования, рассуждая так: все древнее когда-то было внове, а значит, что наши далекие предки шли на ощупь во тьме Незнания. Так проследуем же этой тропинкой, сплетем воедино голос Темного Пути и Песни Гармонии – так думали мы с Вэй Усянем, иногда запираясь в пещере по несколько недель. До нас едва ли доносились звуки извне – наши люди, горстка выживших в той резне трудились изо всех сил, желая отблагодарить нас за свое спасения. Но каждый из тех кто поселился на Луаньцзань знал – наш срок уже отмерен и записан в книге вечности. Нам не избежать судьбы, но как оставить все попытки сопротивляться? Каждый из нас делал то, что считал должным, оставляя все иное Небу. Я улыбнулась, глядя как пляшут по стенам тени от свечей, как изгибается трепещущее пламя на фитиле. Огонь реагировал на всю мою боль, что поднималась из самых глубин истерзанной души. Последняя из Фэн. Из мудрых судей, защитников нашего мира. Меня ждали почет и слава, но я выбрала поругание и изгнание. В надежде, что заклинатели прислушаются к нам. Поймут, сколь дорого мы платим за новую дорогу. За то, чтобы принести в наш мир истинное спокойствие и гармонию. Но все надежды были напрасны – Ветер Перемен в руках женщины страшил их вдвойне. Все – Великие и малые кланы словно позабыли о том порядке, что царил между нами веками. Клан Фэн был дружественным к клану Цзян. Наши земли граничили с юга, и много сотен лет наши заклинатели совершенствовались вместе, помогая друг другу. Мы были известны техниками гуфэн – волшебного пения, с помощью которого можно было исцелять, усмирить ненависть, разжечь любовь, и техникой "Песнь Ветра". Она позволяла быстро передвигаться на большие расстояния, подчиняя себе эту непокорную и обманчивую стихию, а при должной сноровке являлась большой опасностью в битве. Главное – следить за дыханием, ветром и воздухом внутри себя. Когда клан Вэнь поднимался к славе, на своем пути он уничтожал или склонял к подчинению множество малых кланов, и, увы, эта судьба не миновала и наш дом. Фэн, памятуя о давней связи с Цзян, остался верен своим друзьям и идеалам. Мы приняли на себя удар первыми, были разбиты и почти уничтожены. Вэнь искали книги по нашей технике, но мать, шагнувшая в огонь, унесла их с собой. И Цзян не забыли и не умалили их жертвы: они приняли меня, последнюю оставшуюся в живых Фэн, словно я была их родной дочерью. Даже госпожа Юй, в своем обыкновении приняла меня. Куда охотнее, чем Вэй Усяня. Хотя, полагаю, видя меня сейчас, она не пожалела бы бранных слов, где самое мягкое было бы: "сговорилась погань с поганью". Захотела бы она меня слушать, захотела бы увидеть во мне ту верность, которую я хранила все эти годы? Несмотря на то, что нашей стихией был Воздух, ветреными нас назвать было нельзя. Верность – наша основа, наша суть. Верность там, где другие отступают. Оставаться преданным там, где ломаются другие. Сохранять эту веру перед лицом смерти и любого страха, что только существует в Трех мирах. Стало холодно. Я обняла себя за плечи, пытаясь защититься от призрачного ветра. Я кинула взгляд на небо: еще оставалось время. А я все так же оставалась женщиной, и меня ждали там, за границей защитного барьера десятки мужчин. Они жаждали зрелища, и я позволю им взглянуть, смотреть вот все глаза. Я позволю им обмануться и обманусь сама. “Уходи! Уходи!” – снова загрохотала гора и отозвалась тьма. Завыли где-то далеко чудовища, зарычали застывшие до срока марионетки. Задребезжали боевые и охранные заклинания. Время истекло. Он не вернулся. Не заиграла Чэнцинь, призывая меня на помощь. Тишина, гробовая и страшная – вот чем Вэй Усянь вознаградил меня за мою службу. А мне остается лишь двигаться дальше. Криво ухмыльнувшись, я шагнула вглубь пещеры. Там на скорую руку был сделан туалетный столик: тусклое зеркало и лежащие перед ним баночки с мягкими кисточками. – Этими кисточками я сотворю иероглиф красоты, - сказала я вслух, садясь перед зеркалом. Мои противники все же мужчины. Значит стоит показать им то, что они хотят видеть. Демоница Ветра, Демоница Илина. Что ж, пусть видят во мне демона. Я лишь покажу им то, что они так жаждут. Это шутка, а шутка – не ложь. Я глубоко вздохнула и потянулась к кисточкам... *** Я приметила его издалека, как только моя тропа вильнула сквозь мертвые заросли. Он стоял, подпирая плечом засохший ствол, вглядывался в мертвый пейзаж перед собой. Гордый и сильный глава Цзян – на его лице не дрогнула ни черточка, когда он исполнял свой долг. Долг палача, долг карателя. Долг Владеющего ядами был в том, чтобы утопить своего врага в отравляющей их обоих ненависти. Выйти победителем из вечного соперничества, продемонстрировав всем остальным кланам свою нерушимую верность Пути Меча. А значит – всем им. Всем им, что решили – они могут быть судьями. Они и только они определяют что есть черное, а что белое. Только их правила верны, только их суждения верны. Все остальное – требуется уничтожить без промедления. Вырвать языки, развеять по ветру тела всех, кто рискнул только помыслить об обратном. Зачерствевшие в своих болотцах, закостеневшие в своем величии и силе – наверно они с восторгом взирали на схватку между Цзян Чэном и Вэй Усянем. Смотрели, как два тигра делили гору в дуэли, где победитель давно уже был известен. Я знала, он почувствует меня и в этот же миг Цзян Чэн поднял на меня взгляд. Как же мы пытались в тот миг друг друга возненавидеть! Я видела в его глазах как он изо всех сил пытался разжечь в груди своей ненависть. Я пыталась тоже -- но вопреки всему там упрямо цвела любовь. Мы смотрели друг на друга, залитые мертвым ночным светом, откуда-то издалека доносились звуки боя. Мы замерли на миг взирая друг на друга. Маска главы ордена треснула на его лице, сеточка трещин побежала по нефритовой поверхности, уродуя его черты. Стирая триумф победителя. Обнажая передо мной страх и ужас брата. Мы шагнул навстречу друг другу одновременно, пользуясь тем, что оставалось еще немного времени. Времени перед тем, как мы сцепимся между собой, обрушим друг на друга всю ярость, за которой прячется наша боль. Мы будем подстегивать себя ненавистью и страхом, мы будем рвать друг друга без всякой жалости. Иного быть и не могло, так ведь. Ведь так? – Ты опоздала, Тяньчжи, - Цзян Чэн недовольно нахмурился. Он первым нарушил молчание, сказал это только для того, чтобы наполнить эту пустоту между нами. Поднялся Ветер – он донес до нас шум и крики битвы. Времени почти что не оставалось – но когда нам с ним его было достаточно? Он подался ко мне навстречу, словно не хотя протянул мне руку и отвёл взгляд. Цзян Чэн не желал, чтобы я видела хотя бы тень того, что терзало в этот миг его душу. Я тяжело сглотнула и шагнула вперед, оплела своей ладонью его руку. – Нужно было все проверить, – я едва ли узнала свой голос со стороны. Он звучал так тихо и жалко, что Цзян Чэн даже нахмурился, впился в меня внимательным взглядом, будто бы проверяя – я ли это говорю. Но мой взгляд и тень улыбки убедили его – это говорила я. – Прихорашивалась перед боем, – нервно хохотнул он, его кадык дернулся, и следом из горла вырвался протяжный стон. Я огляделась, проверяя нет ли поблизости тех, кому не положено нас видеть такими. Но Гора Мертвецов была все еще милостива к нам – держала всех свидетелей подальше от нас обоих. – Как же, такое зрелище грядет! – всплеснула я рукой, и тут же переплела свои пальцы с его пальцами. – Тяньчжи, пока есть время, я… – и не дав договорить ни себе, ни мне он в один миг оказался рядом. Поцелуй был грубым, страстным и отчаянным. Мы вцепились друг в друга в отчаянном желании хоть что-то почувствовать, наполнить наши опустевшие души хотя бы одним проблеском надежды. Мы цеплялись друг за друга в едином порыве, мы стремились убедиться что мы, каждый из нас все еще живой. Живой. Он стремился поглотить меня, но я не уступала ему в свирепости, зарываясь в его длинные волосы пальцами. Устои, правила... Пускай горят в огне! Пусть же ласка станет вечностью... И все же мы понимали друг друга, понимали лучше самих себя. Родственные души, сумевшие разглядеть одна вторую так поздно. Несколько ударов сердца – и мы отстранились, твердо зная: если дадим волю чувствам – не сможем выполнить задуманное. Его лицо побледнело, черты исказились, губы дрогнули. Я ободряюще улыбнулась в ответ, шагнула ближе, положив ладонь на плечо: – Все хорошо. Все хорошо... Мы справимся, слышишь? Он накрыл мою ладонь своей, крепко сжав. – Я буду... Я постараюсь быть осторожнее, – пообещал мне Цзян Чэн и тут же зашептал, прикоснувшись к моей щеке ладонью. – Я не могу потерять тебя, ещё и тебя, не могу. – Не потеряешь, больше никогда. Смешок вырвался из его горла, он горестно покачал головой: – Не обещай того, что не сможешь выполнить, Тяньчжи. – А-Чэн, – шагнула я ближе, но он отошёл на шаг. – Тебя не было там. Ты не видела, Тяньчжи. Покорный Ветер донес отдаленные звуки сражения – с треском и воем лесного пожара заклинатели вступили в схватку с марионетками и нечистью, что плотными кольцами окружали гору, создавая защитные стены. Кольца обороны с каждым шагом на вершину становились все изощреннее, все сложнее. Но Цзян Чэн прошел мимо них без видимых усилий – ещё бы! Мертвецы и нечисть давно знали его, как Владеющего ядами. Поэтому они пропустили его, не тронув. Не среагировали на него и защитные заклинания, что казалось занимали собой все пространство от Неба до Земли. – Я знаю, что там было, – начала я дрожащим голосом. Его глаза в ответ полыхнули яростью, Цзыдянь тут же отозвалась шипением. – Нет, – рыкнул он в один миг оказавшись напротив, рванув меня на себя. Его пальцы до боли вцепились в мое запястье. – Ты не знаешь, что там было, Тяньчжи. Я уставилась на него, вглядывалась в его черты искаженные ненавистью и страхом. Я силилась разглядеть, что он хочет мне сказать. Да, он оплакивал Вэй Ина, но словно случилось что-то еще. Его поцелуй был горяч и полон страсти, но за этой страстью скрывалась бездна боли и отчаяния. Словно бы он хотел ощутить себя живым, а сейчас передо мной стоял оживший мертвец. Неужели что-то пошло не так? А после он произнес имя. Имя, звук которого едва не уничтожил нас обоих разом. Так бьет молния в дерево, так опускается меч палача. Быстро и безжалостно уничтожая любую преграду на своем пути – Яньли мертва, Тяньчжи, – он вытолкнул эту фразу из себя. Я застыла, замерла, все внутри меня заледенело. Я почувствовала как эта весть превращает меня в камень, как медленное останавливается в груди сердце, как все тише бежит кровь в жилах, как прекращает петь в меридианах Ци. – Яньли? - из груди, казалось, вышибло весь воздух. Я смотрела на него и не верила, не хотела, отказывалась верить. Моя шицзе, моя сестричка, учившая меня плавной походке, танцам и манерам; учившая меня красоте. Меня, сорванца, она первая ввела в мир изящества, подобрала ключик к моему сердцу.. моя нежная, трепетная шицзе, что не оставляла надежд и попыток вернуть меня и Вэй Усяня домой… Она же первая шепнула о том, что ее шиди ко мне неравнодушен, посеяла зерно надежды в моем тогда юном, отчаявшемся сердце. Я вспомнила ее нежные руки, ее чистый и звонкий смех. Блеск ее красивых глаз. Цзян Чэн принес мне весть, от которой мне захотелось умереть. – Как? – я сама не знала как во мне нашлись силы задать этот вопрос. Цзян Чэн в ответ пристально посмотрел на меня, так один приговоренный смотрит на собрата по несчастью. Он нашел в себе силы дышать, говорить, даже двигаться. – Она... Она бросилась на защиту, она. Тяньчжи, он потерял контроль, – на выдохе сообщил мне Цзян Чэн. -- Я едва не потерял контроль. Земля ушла из-под ног, а сердце грохотало в груди боевым барабаном. Откуда-то слева раздался страшный шум, воздух наполнился криками и визгами умирающих чудовищ – рухнул ещё один рубеж обороны. – Что?! Как?! Вы должны были вступить в сражение! Цзян Чэн сглотнул, покачал головой: – Мы и вступили, мы начали сражение! -- его голос прозвучал слишком чисто и звонко. -- Кланы замерли, все смотрели только на нас! Но, но... – Как Яньли оказалась на поле боя?! – закричала я зная, что крик потонет в общем грохоте. Мы не включали в наш план шицзе – ни живую, ни мертвую. Все наши нити пролегали над ее головой. И вот, сейчас, здесь, теперь... Весть о ее смерти пробиралась в самую глубину моей души, желая уничтожить меня, ввергнуть в океан безумия. Я сама не понимала, как мы оба ещё не рухнули на землю, как наши кости еще с треском не сломались от груза, что лег на наши плечи. Цзян Чэн отвернулся. Ему нечего было сказать мне, нечего ответить на мой вопрос. Он не мог унять ни моей, ни своей боли в этот миг. – Немедленно отвечай, как? – рявкнула я позабыв обо всем. – Я был далеко, я был… – он вздохнул, задергался, словно вот-вот обратится передо мной в голодного духа. – Вэй Усянь отбросил меня на десяток шагов. Он схватился с одним из заклинателей, – он говорил быстро, не давая себе опомниться. – Яньли оказалась, оказалась…. Она встала, она приняла на себя удар со… спины. Она закрыла Вэй Усяня собой. У Цзян Чэна словно не осталось сил на ненависть. Все сожрала боль. Мир рушился, распадался на острые осколки, что сыпались на меня, на нас сверху проливным дождем. Мы подались друг другу на встречу, мы вцепились друг в друга вновь, желая убедиться в том, что хотя бы мы еще существуем. Страх был у нас один на двоих, и этот страх то толкал нас все ближе, то гнал нас обоих прочь. Ужас, перед лицом которого мы остались безоружны, одни. Как маленькие щенки перед голодным бродягой, мы жались друг к другу в бесполезной попытке защититься. Путь нашего Старейшины во тьме начался, как и было решено, как было предсказано – с разорванной связи. Со смерти от руки того, кто был ему дорог. Но кто же знал, что Тьма возьмёт в оплату ещё одну душу – бесконечно светлую, такую, что могла затмить собой любой нефрит в короне небожителей. – Прости, я… я не смог. Я не удержал. Я… Я не знала в тот миг, у кого из нас он просит прощения – по отдельности или у всех разом, но эти слова резали меня, делая наше страдание ещё глубже. Совсем рядом раздался взрыв, мы вскинулись на звук как гончие на добычу. Заклинатели были все ближе, и это вывело нас из горестного транса. – Обещай мне, – сказал он так тихо, что его услышал только мой Ветер, – что у нас еще будет время. – У нас будет время, – немедленно отозвалась я, позволяя Ветру донести до него мои слова. Несколько ударов сердца – и мы отошли друг от друга, оглашая воздух ругательствами. А в голове, внутри, билось колоколом: " Яньли, А-Сянь – они оба... оба мертвы! Мир стал темнее". Я видела отражение своих мыслей в его глазах. Он словно снова вернулся в ту ужасную ночь, когда Пристань Лотоса была захвачена. Я была бессильна помочь ему – только быть против него. Я предала -- предала все что прежде любила и защищала. Я вскинула последний раз глаза на Небосвод, желая чтобы он накренился и небо раздавило меня во всей своей мощи. Вэй Усянь мертв, Яньли ушла следом: и пусть их души разделены, пусть он ушел путем бурьяна, она же - путем цветов, их обоих больше нет в этом мире. Так почему же есть еще я? Почему же я дышу и все еще живу?! Где же справедливость?! А справедливость сверкала на руке Цзян Чэна: фиолетовые искры Цзыдянь освещали все вокруг. Заставить его убить меня -- отличный план. Тьма должна сдохннннуть вместе со своими носителями, они были правы... Все могучие заклинатели были правы: мы чудовища. Я и Вэй Усянь. Мы разошлись на расстояние удара плети, закружились по часовой стрелке, то и дело сбивая шаг. Если бы мы только могли, упали бы рядом друг с другом и кричали, пока в груди был бы воздух. Ветер донес глухие удары, а следом раздался звон уничтоженных барьеров – пало еще одно защитное кольцо. Пора было начинать игру... – Сука Илина! Мерзкая Демоница! – его голос не дрожал, лишь в глазах металась боль, да стояли непролитые слезы. – Паршивая псина Цзян! – презрительно отозвалась я, мой голос звенел от темной силы. Я сложила пальцы, посылая в его сторону темную печать, но Цзян Чэн тут же развеял ее хвостом ожившей в один миг Цзыдянь. Плеть угрожающе развернулась, медленно стекала с его руки, наполняла воздух воинственным кличем. Я лишь гортанно рассмеялась в ответ, выпалив одним махом: – Мнишь себя главой, а никогда не видел дальше своего носа. Прочь с дороги! – я порывисто вытерла слезы тыльной стороной ладони. “Откуда же вы взялись?” – промелькнуло в моей голове. И я тут же вскинулась на ответную вежливость Цзян Чэна: – Твой хозяин мертв! На колени! Я расхохоталась, но в смехе не было задуманного нами злого веселья. В нем звенел вороний грай, что грозил выдать меня с головой. Я оглянулась на гору и подумала: "Как было бы хорошо, обрушься она на меня сейчас". Но гора Луаньцзань осталась на своем месте. А заклинателям хватит и этого – моего каркающего вопля, насквозь пропитанного болью потери.. – Да кто ты такой, чтобы говорить о моем Старейшине таким образом?! Тебя самого бы надо поучить! – выкрикнула я смело глядя ему в глаза. Цзыдянь угрожающе взметнулась передо мной фиолетовыми искрами.