Мой личный дьявол

Порой мы жалеем людей, которые не знают жалости ни к себе, ни к другим.

В машине стояла звенящая тишина. Только равномерный шум шин, прокатывающихся по асфальту, и редкий стук поворотника нарушали её. Джиа сидела, слегка ссутулившись, и крепко сжимая ладонями ремень безопасности. Она смотрела прямо перед собой, но едва могла сосредоточиться на дороге. От неловкости внутри всё сжималось, и казалось, что даже воздух стал густым, почти осязаемым. Прошло не больше часа с того момента, как всё между ними изменилось. Или, возможно, изменились только её собственные чувства. Теперь она не знала, как себя вести. Сонхва, сидевший за рулём, выглядел удивительно спокойным. Одной рукой он небрежно держался за руль, пока другая лежала на подлокотнике. Его профиль был расслабленным, будто всё происходящее никак его не трогало. Сосредоточенный взгляд следил за дорогой, а лёгкий наклон головы говорил о том, что Пак о чём-то задумался. Джиа изо всех сил старалась не смотреть на него. Но это не помогало. Её взгляд невольно скользил к его руке, лежащей на подлокотнике, к чёткой линии челюсти, а после и к плотно сжатым пухлым губам, которые ещё днём целовали её. Уставившись обратно в окно, она вдруг задумалась. Казалось, ему было абсолютно всё равно, ей было интересноо чём он сейчас думает, какие внутри него бушуют чувства. Правда ли он везёт её домой? Или он тоже просто скрывает настоящие намерения за внешним спокойствием? Джиа прикусила губу, чтобы не выдать себя. Её взгляд снова вернулся к дороге, но сознание всё равно упорно возвращало её к его лицу, его голосу, к тому, что он сказал и что она никак не могла выбросить из головы. Это было как застрявшая песня, повторяющаяся снова и снова в голове, не позволяя сосредоточиться на чём-то другом. Она резко моргнула, пытаясь вырваться из этого замкнутого круга. «Хватит. Просто перестань думать об этом,» — приказала она себе. Но воспоминания о его словах настойчиво возвращались: тяжёлый, напряжённый голос, как он говорил о Джуён, о Сане, о Белль… Это всё было слишком. Она сжала руки в кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони, чтобы отвлечь себя. Когда Сонхва внезапно предложил отвезти её домой, Джиа ожидала всего чего угодно, но не такой лёгкости. Он даже не пытался её удержать, не возражал и не ставил условий. Даже Ёсан, всегда такой сдержанный, неожиданно неловко обнял её на прощание. Его руки крепко, но осторожно обвили её плечи, а голос, почти шёпотом, донёсся до её уха: Ёсан просил прощения. Она замерла на секунду, а потом так же резкоопришла в себя. Эмоции бушевали в груди, не давая сосредоточиться ни на одном из них. И теперь, сидя рядом с Сонхва, она крутила это в голове, пока снова не развернулась к нему. — Почему ты так поступил? — вдруг выпалила она, её голос был резким, но недоуменным. Сонхва спокойно взглянул на неё из-под длинных ресниц, как будто был готов к этому вопросу. Он на секунду оторвал одну руку от руля и пожал плечами. — Ты хотела уйти, — ответил он просто. — Я не видел причин мешать. Джиа смотрела на него, сжав губы, и чувствовала, как внутри нарастает непонимание. Всё казалось таким нелогичным. — А что будет, когда Сан узнает? — спросила она, её голос стал тише, почти шёпотом. — Что он сделает с тобой за это? Сонхва, всё ещё держащий расслабленный вид, тихо фыркнул, снова пожав плечами. — Наверное, сойдёт с ума, — проговорил он с таким спокойствием, будто речь шла о чём-то совершенно обыденном. — Поставит пару синяков, а, может, и больше. Её брови нахмурились, она не могла поверить, насколько спокойно он это сказал. Сонхва был слишком спокойным для человека, который разворошил целый улей. — И тебя это устраивает? — Я справлюсь, — отозвался он, и уголок его губ чуть приподнялся. — Это его привычный способ общения. Он успокоится. Джиа только крепче сжала руки на коленях, чувствуя, как это равнодушие разом сбивает её с толку, и замолчала, снова уставившись в окно, но внутри всё кипело. Как можно так легко воспринимать то, что Сан, узнав правду, скорее всего, придёт в ярость? Её мысли скакали от одного к другому: от спокойствия Сонхва до возможной реакции Сана. — Ты даже не пытаешься защитить себя, — наконец произнесла она, повернув голову к парню. В глазах её стояли слёзы. Она смахнула одну слезинку и глубоко вдохнула, неловко сжавшись на сиденье. Он на секунду оторвал взгляд от дороги, мельком взглянув на неё. — Джи, — начал он спокойно, словно обращался к маленькому ребёнку, — если бы я боялся Сана, я бы уже давно сбежал от него. Она стиснула зубы, ощутив волну раздражения от его равнодушия. — Это не смешно, Сонхва. Сан может убить тебя! Он тихо рассмеялся, как будто её слова показались ему нелепыми. — Убить? Сомневаюсь. Сан злится, кричит, размахивает кулаками, но на этом всё и заканчивается. Он не монстр, каким ты его себе представляешь. Он не способен убить кого-то. Джиа замолчала. Сонхва был слишком спокоен, слишком уверен в своих словах, и она не могла понять — это его природное хладнокровие или банальное детское упрямство. Но это всё равно раздражало. — Почему ты вообще это сделал? — спросила она после долгой паузы. — Ты ведь знал, что он будет в ярости. Пак снова пожал плечами. — Ты не заслуживаешь этого. Твоя сестра не хотела бы, чтобы ты страдала. Его слова звучали так просто, но за ними скрывалось что-то большее. И именно это не давало покоя Джиа, которая тут же изогнула брови, складывая руки на груди. Ну да, и почему он не подумал об этом ещё до того, как грубо закинуть её в машину, словно она была мешком с картошкой? А после этого ещё и иметь совесть намекать ей на изнасилование, потакая своему дружку. — И это всё? Просто потому что я «не заслужила этого»? Он кивнул, взгляд снова устремился на дорогу. — Я просто устал от этого и сделал то, что считал правильным. — Правильным? Почему ты с самого начала не сделал то, что правильно? Сонхва сжал руль чуть сильнее, чем нужно, его пальцы побелели. Он чувствовал, как напряжение в воздухе с каждой секундой становится всё более ощутимым. Машина двигалась плавно, но его мысли были далеки от спокойствия. Он поймал себя на том, что часто дышит, и попытался взять себя в руки. — Чего ты добиваешься? — его голос прозвучал ровно, но было очевидно, что он изо всех сил пытается не показать своего вспыхнувшего раздражения. Джиа слегка вздрогнула от его тона. Вопрос застал её врасплох. Она повернулась к нему, но ничего не сказала. — Да, я оступился, — Сонхва чуть кивнул, как будто соглашаясь с самим собой. — Да, вёл себя как последний мудак. Но чего ты хочешь сейчас? Чтобы я признал это вслух ещё раз? Он бросил на неё короткий взгляд, прежде чем снова сосредоточиться на дороге. Её молчание его раздражало, но он понимал, что не может заставить её заговорить. Вместо этого Сонхва чуть ослабил хватку на руле и продолжил, уже более спокойно: — Я не могу исправить то, что уже сделано. Но я могу сделать так, чтобы это не повторилось. Его слова были прямыми, даже резкими, но в них не было злости. Он не пытался её уколоть, не хотел причинить ей боль. Ему просто нужно было, чтобы она поняла. Джиа, ничего не сказав, снова отвернулась к окну. Сонхва наблюдал за её отражением в стекле. Она выглядела так, словно собиралась что-то сказать, но снова промолчала. — Я не позволю Сану причинить тебе вред, — наконец произнёс он, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. — Почему? — тихо спросила она, так же не глядя на него. Сонхва едва заметно пожал плечами, его губы дрогнули в короткой усмешке. — Потому что я так решил, — ответил он без колебаний. — Никто не сделает этого. Ни Сан, ни кто-либо ещё. Даже если это будет стоить мне пары синяков, — добавил он с лёгкой иронией, не поворачивая головы. — Сан сойдёт с ума, но я переживу. Её глаза расширились от удивления. Эти слова будто выбили почву из-под ног. Он не выглядел как человек, который поступает из благородства, но сейчас в его голосе звучала такая простота, что она не знала, как на это реагировать. Поэтому, вздохнув, она решила не спорить, потому что впервые не знала, что сказать. Джиа сидела молча ещё около двадцати минут, поджав губы и глядя на ночной пейзаж за окном. Городская суета постепенно сменялась редкими огоньками частных домов, тёмными силуэтами деревьев, и мир, казалось, становился тише с каждой милей. В голове вертелась очередная мысль: теперь у неё, помимо младшего брата, есть ещё и старший. О котором она, естественно, даже не подозревала. Парень с фотографии, которого она впервые увидела и о котором узнала всего несколько часов назад. Тогда он был просто симпатичным лицом на снимке, а теперь… Теперь это имя звучало в её голове так, будто оно всегда было ей знакомо. Но что-то её тревожило. Кем он был для Джуён? Какими они были друг для друга? Защищал ли он её? Был ли хорошим братом, который не позволил бы Сану обидеть Джуён? Могла ли она положиться на него? Джиа сжала руки на коленях, пытаясь отогнать мысли о том, что она никогда не сможет задать эти вопросы Джуён. Эта потеря ощущалась слишком остро, как свежая рана, которую накрыли подорожником, а не залечили как следует. И эта мысль причиняла странную, тупую боль. Она не знала Джуён, не знала о её жизни, её радостях или страхах, но теперь ощущала, будто потеряла часть себя. Сестра должна была быть частью её мира, но осталась лишь воспоминанием, чужой историей, обрывками фраз других людей. Джиа до сих пор не могла смириться с этим. Она была рядом — почти, и в то же время бесконечно далеко. Она представляла, как всё могло быть иначе. Как они могли бы сидеть вместе, смеяться над чем-то глупым, обсуждать мальчишек или делиться секретами. Джуён могла бы стать её лучшей подругой, человеком, который понимает её с полуслова, просто потому что они были связаны чем-то большим, чем кровь. Но вместо этого оставались порознь, словно две линии, которые никогда не пересекаются. Джиа пыталась собрать по крупицам то, какой была Джуён, и это только больше приносило ей боли, и чьё отсутствие теперь оставляло зияющую пустоту внутри. Она никогда не слышала её смех, не видела, как та улыбается или грустит. Не знала, какой была её любимая еда, что её вдохновляло или что заставляло плакать. Вместо сестры она получила воспоминания других людей. И это сводило её с ума. Почему? Почему они всегда были по отдельности? Почему судьба так жестока, лишив их возможности быть семьёй? Почему она, чёрт возьми, понятия не имела о том, что у неё есть родная сестра?! Она пыталась представить их вместе. Может, Джуён обняла бы её при первой встрече. Сказала бы, что всё будет хорошо, что теперь у неё есть сестра, которая будет рядом. Или, может, была бы осторожной, наблюдая за ней издалека, боясь навязываться. Но теперь это не имело значения. Джуён ушла. А Джиа осталась. Одна, с ворохом вопросов, на которые никто не даст ей ответа. Её взгляд вновь скользнул по Сонхва. Он был единственным, кто по-настоящему знал Джуён, но спрашивать его о ней казалось чем-то неправильным. Слишком личным. Сонхва почувствовал её взгляд и коротко взглянул в её сторону, ничего не говоря. Его лицо оставалось спокойным, но на губах появилась почти незаметная тень улыбки. Она пыталась представить, какими они были вместе. Любила ли Джуён его так, как он любил её? Насколько сильной была эта связь? Эти мысли жгли изнутри, оставляя неприятный осадок. Джиа невольно прикусила губу. Внутри что-то болезненно ворочалось, словно острый камень перекатывался по её душе. Сонхва любил её сестру. Он любил Джуён. И что бы он ни чувствовал сейчас, это всё ещё было о Джуён, не о ней. Джиа попыталась отогнать это чувство, но оно цеплялось, как липкая паутина. Почему ей было так важно, что Сонхва любил её сестру? Почему от одной только мысли об этом внутри всё болезненно сжималось? Она поймала себя на том, что изучает его лицо — точёные черты, чуть пухлые губы, и этот взгляд, такой внимательный и проницательный. Сонхва был бесспорно красив, но также опасен. И всё же, почему она чувствует себя так, будто ей… обидно? Сестра должна была быть рядом. Должна была обнимать её, смеяться с ней, поддерживать её, как это делают братья и сёстры. Но вместо этого остались только пустота и имя, которое теперь отзывалось в её голове тупой боль. Джи всё никак не могла понять одного: почему мама молчала? Почему она никогда не рассказывала ей и Уёну о сестре? Они ведь были семьёй. Разве так поступают? Она ведь всегда была такой заботливой, такой любящей. Как она могла оставить свою дочь? Эта мысль была как заноза — маленькая, но чертовски болезненная. Она пыталась оправдать её. Может быть, это была необходимость? Может, у неё не было выбора? Но чем больше Джиа думала об этом, тем больше вопросов возникало. Джиа вспомнила моменты из детства: как мама с теплотой смотрела на них с Уёном, как гладила их по головам перед сном. Разве она могла быть тем человеком, который бросил собственного ребёнка? Это не укладывалось в голове. И всё же… если Джуён осталась одна, то почему? Почему её не забрали домой? Джиа тяжкло вздохнула, чувствовала себя преданной. Как будто они с Уёном жили в какой-то вымышленной реальности, не подозревая, что их мир был неполным. Она вдруг поняла, что злится. На мать, на отца, на всех, кто знал, но молчал. Джиа чувствовала, как в груди поднимается тяжесть. И сильнее всего её мучила мысль, что, возможно, она не заслуживала знать. Что её оберегали от правды, считая её недостаточно сильной, недостаточно взрослой, чтобы справиться с этим. Джиа чувствовала себя беспомощной, маленькой девочкой, которую держали в стороне от настоящей жизни, будто бы она была слишком хрупкой. Эта мысль жгла изнутри, как медленно тлеющий огонь. Её мир перевернулся, и она понятия не имела, как собрать его заново. Она злилась на себя за то, что позволила этому случиться. За то, что теперь, когда уже ничего нельзя было изменить, она жалела о том, чего у неё никогда не было — сестры и настоящей семьи. Она ненавидела себя за то, что часть её, несмотря на всё, просто хотела вернуться назад, чтобы остаться в этом счастливом неведении. И всё-таки одно признать стоит точно: теперь у меня есть ещё один брат. Это открытие казалось слишком непривычным, чтобы так просто уложиться в сознании. Семья всегда была для неё чем-то особенным. У неё был Уён — младший брат, который был смешным и надоедливым одновременно, но она никогда бы не променяла его ни на кого. И вот теперь… ещё один брат — совсем другой, с иной жизнью, которой она никогда не знала. Её пальцы нервно сжались на коленях, и внезапный импульс заставил её резко повернуться к Сонхва. — А они были близки? — спросила она, её голос звучал неожиданно резко, будто слова вырвались прежде, чем она успевала их обдумать. — Кто? — уточнил он, озадаченно хмуря брови. — Джуён и Юнхо, — Джиа слегка выпрямилась Он вздохнул, взгляд снова скользнул по дороге впереди. — Да, — коротко ответил он, немного помедлив. — С самого детства. Юнхо всегда защищал её. Джиа невольно задумалась, представляя, какими они могли быть. Эта мысль снова всколыхнула в ней неприятные чувства. Джуён была частью семьи, о которой она никогда и ничего не знала. И теперь уже не узнает. Джиа прикусила губу, чувствуя, как внутри неё растёт напряжение. Вопрос вертелся на языке, заставляя её снова и снова вспоминать тот момент, который никак не выходил из головы. Поцелуй. Его руки на её талии и бёдрах, его губы, такие настойчивые, но в то же время… мягкие. Она ненавидела то, как это ощущение оставалось с ней, словно напоминание, от которого невозможно избавиться. Собравшись с духом, она выпалила: — Тебе понравилось целоваться со мной? — её голос звучал чуть хрипло, она сглотнула, чтобы вернуть себе уверенность. Он молчал. Машина продолжала плавно двигаться вперёд, а он будто не слышал её слов. Но Джиа знала, что он слышал. Его строгое лицо, его напряжённые пальцы на руле — всё это выдавало, что вопрос задел Пака. — Я не знаю, — наконец тихо ответил он, но голос звучал так, будто он пытался увильнуть. — Это не ответ, — она не сдалась, и её голос дрогнул от смешанных эмоций. Сонхва вздохнул, крепче сжав руль. — Хорошо, — сказал он, не отрывая взгляда от дороги. — Я жалею об этом. У неё внутри всё сжалось. Джиа ожидала чего угодно, но эти слова будто обожгли. Она посмотрела на него, не пытаясь скрыть растерянность. — Жалеешь? — переспросила она, стараясь сдержать странный порыв стукнуть его. — Да, жалею. Но… С другой стороны, я хотел это сделать. Джиа открыла рот, но слова застряли где-то внутри. Она только смотрела на него, не веря своим ушам. Сонхва, наконец, повернулся к ней, смотря прямиком в глаза своим тяжёлым и серьёзным взглядом. — Я знаю, что это неправильно, — тихо продолжил он. — Но в тот момент… я не мог иначе. Джиа чувствовала, как внутри её всё клокочет. Гнев, обида, смущение, странное тепло — всё это мешалось в ней, создавая вихрь эмоций. Она хотела сказать что-то резкое, спросить, почему он решил, что может так поступать, но вместо этого снова отвернулась, безучастно глядя в окно. Джиа прикусила губу, чувствуя, как мысли снова возвращаются к тому моменту. Поцелуй. Этот поцелуй преследовал её, как ненужное воспоминание, от которого невозможно сбежать. Воспоминания о том, как губы Сонхва прикасались к её собственным, были слишком яркими, чтобы забыть их. Это был поцелуй, который пробудил в ней что-то новое, не до конца понятное, но пугающее своей силой. Джиа злилась на себя за то, что это ей понравилось, даже несмотря на то, что Сонхва в тот момент видел в ней другую. Она винила себя за слабость, за то, что часть её снова и снова возвращалась к тому ощущению. Даже теперь, когда она смотрела на него, сидящего за рулём с этим сосредоточенным, немного суровым выражением лица, Джиа не могла избавиться от желания. Желания ощутить его прикосновение ещё раз. Её взгляд неосознанно задержался на Сонхва, изучая его профиль: чёткая линия подбородка, лёгкий изгиб губ, что выглядели такими мягкими и в то же время обжигающими. Каждая черта, казалось, была создана, чтобы притягивать к себе внимание. Её дыхание участилось, и, чувствуя, как кровь приливает к щекам, она попыталась отвлечься, но всё было тщетно. Сонхва, почувствовав на себе пристальный взгляд, скользнул глазами в её сторону, чуть приподняв одну бровь. В уголке его губ появилась лёгкая усмешка. — Что? — насмешливо, но незлобно спросил он. — Ты так смотришь на меня, будто хочешь что-то сказать. Джиа резко выпрямилась, и прежде чем успела остановить себя, слова сами сорвались с её губ: — Я хочу поцеловать тебя прямо сейчас! Сонхва замер. Его руки на мгновение ослабили хватку на руле, а затем снова напряглись, как и всё тело. Он медленно повернул голову к ней, смотря на неё глубоким и изучающим взглядом. — Что? — переспросил он, словно не расслышал. Теперь в его тоне не было привычнй иронии, от чего Джиа нервно схватилась за края блузки, пальцами перебирая её края. Дура, дура, дура! Как она могла ляпнуть такое! — Ты меня слышал, — буркнула Джиа, чувствуя, как краснеет. На мгновение в салоне повисло молчание. Машина продолжала двигаться вперёд, а напряжение стало почти что осязаемым. Он, казалось, специально смотрел только на дорогу, чтобы не встречаться с её взглядом. Джиа не могла понять, что именно побудило её это сказать, но теперь отступать было поздно. Она хотела этого. И она получит то, что хочет. Сонхва отвёл взгляд, резко выдохнул, словно пытаясь взять себя в руки. Его пальцы крепче сжали руль, да так, что аж костяшки побелели. — Джи… — начал он, но осёкся. Впереди ничего не изменилось, та же пустая дорога, обрамлённая деревьями, но его выдал голос, низкий и хриплый, эхом отдающийся по салону. — Забудь, — резко перебила она, отворачиваясь. Её губы сжались в тонкую полоску, а пальцы с силой стиснули край сиденья. Она старалась не смотреть в его сторону, чтобы скрыть свой гнев, смешанный со смущением. — Забудь, что я вообще это сказала. — Нет, подожди, — его голос вдруг стал твёрже, резче, чем раньше. Она почувствовала, как машина замедлилась, а затем плавно остановилась у обочины. Её взгляд метнулся к лобовому стеклу, потом к Сонхва. Он выключил двигатель, и наступившая тишина усилила гул в голове. Сонхва несколько секунд молча смотрел на неё, не веря, что правильно расслышал. Его взгляд был холодным, тяжёлым, словно пытался пробраться прямо в её душу, безжалостно обнажая всё, что она пыталась скрыть. Он не смягчался ни на секунду, и в этой ледяной сосредоточенности не было ни намёка на улыбку. Этот взгляд заставлял её чувствовать себя маленькой, беззащитной, словно её загнали в угол. Джиа почувствовала, как внутри всё похолодело. Её руки дрожали, а воздух вокруг казался густым, будто из него вытянули весь кислород. Но она не могла отвести взгляд, даже если бы захотела. Что-то в этом взгляде завораживало, держало её на месте, заставляло сердце биться быстрее, до болезненного гула в ушах. Поцелуй. Её сердце на мгновение замерло, а затем забилось с новой силой. Она почувствовала, как внутри всё напряглось и сжалось, а между ног стало влажно. Это смущение, эта неожиданная реакция собственного тела заставили её инстинктивно сжать бёдра. Она попыталась отвлечься, прогнать эту мысль, но под стальным взглядом Пака ей казалось, что он видит её насквозь, до самых потаённых уголков. Дыхание стало прерывистым, грудь тяжело поднималась, а её тело, вопреки всякой логике, будто само поддавалось этой невидимой власти. — Ты серьёзно? — наконец спросил он, его голос звучал тихо, но напряжённо, как струна, готовая лопнуть. Джиа сглотнула, её пальцы снова сжались в кулаки. Она заставила себя кивнуть, хотя внутри всё буквально тряслось. Её пальцы сжались сильнее, ногти впились в кожу. — Д-да, — коротко ответила она, стараясь, чтобы её голос звучал уверенно, но всё же предательски дрогнул. — Уверена? — спросил он, откидываясь на спинку сиденья. Его голос был ровным, почти отстранённым, но от этого только более пугающим. — Ты ведь понимаешь, что я плохой человек? Джиа замерла. Она сидела, едва дыша, наблюдая, как его лицо меняется. Сначала оно оставалось сосредоточенным и напряжённым, но затем Сонхва медленно выдохнул и провёл рукой по своим волосам. Его плечи слегка опустились, будто он признал поражение. Его рука скользнула по рулю и замерла, после чего он развернулся к ней. В горле пересохло, и Джиа сглотнула, чувствуя, как её тело предательски напряглось. Она подняла голову, не смея отвести взгляд от его лица. Сердце гулко билось в груди, и от этого напряжения казалось, что даже воздух стал тяжелее. — Я… — начала она, но голос дрогнул, слова застряли в горле. Его глаза, такие манящие и пристальные, будто бы читали её как открытую книгу, заставляя всё тело дрожать от напряжения. Она не могла понять, почему именно этот взгляд выбивает её из равновесия. Он не выражал ничего — ни гнева, ни насмешки, ни понимания. Джиа чувствовала, как дыхание сбилось, а грудь сдавило невидимой рукой. Она стиснула пальцы, чтобы хоть немного соьраться с силами, но это не помогло. Колени едва не подкосились, когда он чуть повернул голову, не сводя с неё своего изучающего взгляда. Но несмотря на это, Джиа чувствовала: она сказала то, что думала. И это, как ни странно, придавало ей силы. Она чувствовала себя как перед огромной волной, которая вот-вот накроет её с головой. — Ты… — тихо проговорила она, чувствуя, как дрожит голос. — Ты не такой уж и плохой, Пак Сонхва. Сонхва смотрел на неё молча. Его лицо не выдавало абсолютно ничего — ни удивления, ни одной эмоции, но она видела, как сильно он сжал челюсти. Его пальцы медленно разжались на руле, словно он только сейчас осознал, насколько сильной была его хватка. Сонхва отвёл взгляд в сторону, будто пытаясь скрыть эмоции, которые всё же прорывались наружу. Джиа заметила, как его плечи на мгновение напряглись, но затем он глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь вернуть себе самообладание. Джиа чувствовала, как её сердце колотится, больно отдаваясь в груди. Она понимала, что зашла слишком далеко, что разговор уже вышел из-под контроля. Но её слова были правдой, честной, даже если ей самой было больно это осознавать. Она сжала ладони в кулаки, ногти впились в кожу, но даже это не помогало отвлечься. Образ того, как его руки уверенно сжимали её талию, а губы настойчиво прикасались к её, не отпускал, вызывая дрожь в пальцах. Джиа ненавидела себя за то, как её тянуло к нему, ненавидела то странное тепло, которое растекалось по телу, стоило только представить, что он снова коснётся её. Девушка склонила голову, словно надеясь, что он не заметит её смущения, но желание становилось всё более невыносимым. Её тело предательски подалось чуть ближе к нему, стремясь сократить дистанцию, несмотря на повисшее напряжение в воздухе. — Ты ошибаешься, — наконец нарушил молчание Сонхва. Его голос был тихим, но твёрдым, словно он говорил что-то само собой разумеющееся. — Я плохой. Если бы я был хорошим человеком, то никогда бы не позволил этому случиться. — Что именно не позволил бы? — резко бросила девушка, подняв на него взгляд. Её голос звучал громче, чем она планировала, в нём отчётливо слышалось разочарование. Сонхва закрыл глаза, тяжело выдохнув, словно пытаясь сдержать рвущиеся наружу эмоции. Он провёл рукой по лицу, коротко усмехнувшись, но в этом не было и капли веселья. — Всё, Джи. Всё это неправильно, — сказал он, распахивая глаза. Взгляд был острым, тяжёлым. — Я не должен был тебя целовать. Не должен был даже думать об этом. — Почему? — её голос сорвался на полуслове, и она тут же сглотнула, чтобы снова обрести контроль. — Не пытайся быть трусом и лгать, что тебе не понравилось. Сонхва сжал челюсти, его пальцы снова легли крепкой хваткой на руль, словно он пытался зацепиться за что-то, что удержит его от следующего шага. Она видела, как он борется сам с собой, видел его руки, дрожащие от напряжения. Видела, как Пак Сонхва борется с тем, чтобы не поддаться. — Тогда я лучше буду трусом и лгуном, чем позволю тебе хоть что-то чувстовать ко мне, — твёрдо сказал он, снова заводя машину и выруливая на дорогу. — То, что я рассказал тебе правду и не лезу в штаны, как Сан, ещё не значит, что я хороший. И ты должна это понимать. А если не понимаешь этого, тогда ты просто идиотка. Джиа ещё несколько мгновений сверлила парня взглядом, явно пытаясь испепелить его. Но тот, казалось, даже не замечал этого или намеренно игнорировал, сосредоточив всё своё внимание на дороге. От этого в груди становилось ещё горше. Не добившись реакции, Джиа тихо выдохнула, чувствуя, как обида, злость и что-то необъяснимо тёплое смешиваются внутри неё, создавая хаотичный вихрь. Она вдруг откинулась на спинку сиденья, словно пытаясь избавиться от этих эмоций. Но они не отпускали. В голове шумело. Она злилась на себя. Как она вообще могла подумать, что хочет прикоснуться к нему? Что хочет поцеловать? Это же полный абсурд! Человек, который заставил её пройти через столько неприятностей, который стал частью того кошмара, из которого она теперь с трудом выбиралась, вдруг оказался настолько важным, что теперь её собственное тело предательски тянулось к нему. Джиа прикусила губу, едва не до крови, стараясь подавить эту мысль. Но она возвращалась снова и снова. Да, Сонхва причинил ей неудобства. Да, он был раздражающим, порой невыносимым, холодным и отчуждённым. Но, несмотря на всё это, в нём была какая-то глубина, которая заставляла её смотреть на него иначе. Она вспомнила, как он говорил, что не считает себя хорошим человеком. Но разве плохие люди могут быть честными? Разве они станут так бережно скрывать правду, зная, что от неё может стать слишком больно? Разве плохие люди будут вести тебя домой, даже если после этого их будут ожидать последствия? И всё же… она злилась. На него, на себя, на всех тех, кто был замешан во всё этом. Она пыталась убедить себя, что ему нельзя доверять, что он не заслуживает ни капли её симпатии. Но воспоминания упорно мешали этому — его серьёзный взгляд, в котором всё чаще проглядывало нечто тёплое, его резкие, но честные слова, его манера защищаться от мира, будто он давно привык, что никто не будет относиться к нему по-другому. Джиа упрямо пыталась отмахнуться от этих мыслей, но они настойчиво возвращались, заполняя всё её сознание. Она думала о том, что Пак рассказывал о её сестре. Почему Джуён выбрала Сана, а не Сонхва? Сан, со своим безрассудным обаянием, был полной противоположностью. Он жил так, как ему хотелось, не задумываясь о последствиях своих поступков. Чхве Сан умел быть харизматичным и притягивать к себе людей, но за этим скрывалось равнодушие к чужим чувствам. Ему было плевать, кого он ранит или какие следы оставит после себя. Он всегда ставил себя на первое место, действовал так, как считал нужным, не оглядываясь на других. Чхве Сан был эгоистом, и именно это заставляло Джиа задуматься: как её сестра могла выбрать его? Сонхва же был другим. Сдержанным, сложным, иногда резким, но Джиа чувствовала: под этим панцирем скрывается кто-то, кто просто не хочет показывать миру свои слабости. Кто-то, кто научился держать всё под контролем, чтобы больше никто не смог причинить ему боль. И всё же её это не утешало. Сестра должна была выбрать Сонхва. Такого, как он. Того, кто защищал бы, кто был бы надёжным, кто знал, как быть настоящим. Но вместо этого Джуён выбрала Сана — эгоистичного, импульсивного, готового разрушить всё вокруг ради собственной выгоды. Джиа не могла избавиться от мысли, что если бы сестра сделала другой выбор, правильный выбор, ничего из этого не случилось бы. Возможно, тогда она смогла встретиться с ней, обнять, узнать правду… Возможно, даже стать настоящей семьёй. Но сильнее всего раздражало её тело. Как оно могло так предательски реагировать на этого человека? Ей хотелось прикоснуться к нему. Почувствовать его мягкие волосы. Провести рукой по линии челюсти, прикоснуться к губам. Закрыть глаза и хотя бы на мгновение забыть обо всех этих вопросах, просто позволить себе быть слабой рядом с ним. Но Сонхва не давал ей такой возможности. Его холодность будто воздвигала между ними невидимую стену. И эта стена была для неё настоящим испытанием, ведь Сонхва был прав: она не должна чувстовать к нему что-либо. Джиа сильнее обхватила себя за плечи, сдерживая дрожь. Её мысли снова и снова возвращались к одному и тому же моменту: она действительно идиотка. Идиотка, которая позволила себе думать о нём так, словно между ними возможно что-то большее. Идиотка, которая до сих пор не могла понять, почему её так влечёт к человеку, который раздражал её до белого каления и был одним из тех, кто испортил жизнь. — Хеин в порядке? — вдруг резко спросила она, пытаясь отвлечься от своих же мыслей. — Да, — коротко ответил он. — Это всего лишь отравление. Через пару дней выпишут. Джиа кивнула, но не смогла удержаться от ещё одного вопроса: — Почему ты не сказал ей, что мы не пара? Он на миг задумался, но затем спокойно произнёс: — Потому что она хочет видеть меня счастливым. — А ты счастлив? — сорвалось у неё прежде, чем она успела подумать. Слова вылетели сами, словно давно ждали своего часа. Сонхва посмотрел на неё, и в его глазах появилось что-то, что заставило её сердце сжаться. Это был не тот холодный взгляд, к которому она привыкла, но и нечто далёкое от тепла. Скорее что-то между усталостью и смирением. — Счастье — это роскошь, которой я давно не могу себе позволить, — сказал он, слегка склонив голову, словно размышлял вслух. — Но я жив. И это уже что-то. Джиа почувствовала, как внутри неё что-то дрогнуло. Эти слова были простыми, почти банальными, но в них прозвучало больше откровенности, чем она ожидала услышать от него. Она снова почувствовала это раздражение, смешанное с непрошенной симпатией. Её тянуло к нему, но она не могла позволить себе этого. — Тогда зачем весь этот фарс? — тихо спросила она, не отводя взгляда. — Если ты не счастлив, почему создаёшь видимость, что всё в порядке? — Потому что иногда люди вокруг нуждаются в этой видимости больше, чем ты сам, — ответил он без тени колебания. — Это помогает им. А мне… мне всё равно. Его слова были так просты, но так резали слух. «Мне всё равно». Джиа хотела бы поверить в это, но что-то внутри неё подсказывало, что он лжёт. Этот человек слишком привык скрываться, слишком привык защищаться, чтобы признать, что ему не всё равно. — Ты ведь не такой, каким пытаешься казаться, — сказала она чуть резче, чем хотела. — Ты думаешь, что если будешь холодным и отстранённым, то никто не заметит, что ты тоже можешь быть слабым? Его глаза на мгновение сузились, и в их глубине мелькнуло что-то тёмное, почти угрожающее. Но вместо того чтобы ответить, он лишь сухо усмехнулся, продолжая смотреть на дорогу впереди. — Я повторяю ещё раз: не лезь ко мне в душу, Чон Джиа. Свои психологические трюки будешь использовать на других, но не на мне. Она устала. Устала бороться с ним, с собой, с этими мыслями, которые всё время возвращались. Но хуже всего было осознание того, что она не может просто остановиться. Её тянуло обратно, как магнитом, и с каждым разом эта тяга становилась всё сильнее. И это пугало её больше всего. Сонхва считает себя плохим, и теперь Джиа не могла отделаться от мысли, что он действительно верит в это. Что для него позволить себе прикоснуться к ней — это всё равно что перейти ту черту, после которой не будет пути назад. — Мне просто стало инетересно, что моя сестра нашла в вас, — протянула девушка, складывая нога на ногу. Её взгляд снова устремился на профиль Пака (к слову, очень красивый профиль!). — Сан — просто обмудок, который любит доминировать и секс, Ёсан — цепная собака, а ты… На этот раз его реакция была чуть заметнее: лёгкий вздох, почти неуловимое движение пальцев по рулю. Он явно сдерживал себя, чтобы не сказать лишнего, но всё же бросил короткий взгляд на неё. — А я что? — раздражённо уточнил он, не отрывая взгляда от дороги. — Продолжай раз такая смелая. Джиа чуть наклонила голову, её губы изогнулись в насмешливой ухмылке. — А ты просто дешёвка, — парировала девушка, чуть приподняв бровь. В её голосе звучала лёгкая издёвка, но внутри она ощущала нервное напряжение. — Просто дешёвый кусок дерьма, который не может быть честным хотя бы с собой. Сонхва не дрогнул, но что-то изменилось в его лице. Её слова звучали резко, болезненно, как удар под дых. Она видела, как его лицо слегка побледнело, а взгляд стал ещё тяжелее. — Во-первых, ты повторяешься. А, во-вторых, ты слишком любишь ковыряться в чужих ранах, — произнёс он, и в его голосе прозвучало что-то похожее на предупреждение. — И меня это бесит. Так что если не хочешь, чтобы я выкинул тебя посреди пустыря — сиди, блять, молча. Её сердце ёкнуло. Он был прав — её упорство, возможно, не приносило пользы ни ей, ни ему. Но отступить она не могла. Что-то в нём вызывало желание добраться до сути, даже если это означало рисковать. — О, ты ещё и угрожаешь, — с презрением заметила она, её голос был ровным, но в нём скрывалась ледяная насмешка. — Ты такой очевидный. Думал, что твои угрозы заставят меня бояться? Ты даже не понимаешь, как ты жалок. Ты слишком слаб, чтобы признать, что тебе не всё равно, и слишком горд, чтобы открыться. Сонхва чуть сильнее сжал руль. Его челюсть напряглась, но он не сказал ни слова. Джиа почувствовала, как в воздухе повисло напряжение, тяжёлое и давящее. Она видела, как он борется с собой, и это почему-то только усиливало её желание добить, сломать и разрушить его окончательно. Она хотела увидеть его боль. Видеть, как им всем больно. — Наверное, поэтому Джуён и не выбрала тебя, — спустя несколько минут молчания проговорила девушка, хмыкая. — Зачем ей человек, который боится отстоять… Джиа ойкнула, когда Сонхва резко затормозил, её тело по инерции качнулось вперёд, но прежде чем она успела прийти в себя, его рука вдруг с силой обхватила её запястье. Хватка была настолько сильной, что она невольно вскрикнула от боли. — Что, Сан не трахнул несколько дней, и уже хочешь, чтобы это сделал я? — прорычал Пак, дёргая её за руку к себе так, что Джиа моментально потеряла равновесие, оказываясь лишь в нескольких сантиметрах от его лица. Атмосфера в машине накалилась до предела. Джиа замерла, не отводя взгляда от его глаз. В них больше не было ни усталости, ни равнодушия — только гнев и что-то дикое, почти пугающее. Её дыхание сбилось, и впервые за всё время, что она находилась рядом с Паком, Джиа ощутила настоящий страх. — Ты спятил? — прошипела она, дёрнув рукой, но Сонхва держал её слишком крепко. — Ты ведь этого хочешь, да? — его голос был низким, больше походя на рык. — Копаешься там, где тебе не место, провоцируешь. Зачем? Чтобы я сорвался? Хочешь, чтобы тебя всё-таки жестоко отымели? Я не Сан, на твои крики не поведусь, так что не провоцируй меня. — Пусти меня, Сонхва, — дрожащим, но твёрдым голосом потребовала девушка, снова стараясь вывернуть руку из его цепкой хватки. Но всё было тщетно, ведь Пак был гораздо сильнее её. Сонхва смотрел на неё несколько секунд, молча исследуя перепуганное лицо напротив. Затем резко разжал пальцы, и Джиа, не ожидавшая этого, дёрнулась, больно ударившись локтем об дверь. — Я пытаюсь быть добрым с тобой, — бросил он сухо. — Но ты сама нарываешься. В следующий раз я не остановлюсь. Так что мой тебе совет: не пытайся залезть в мою душу. Она хотела что-то сказать, но язык словно прилип к нёбу. Сонхва не взглянул на неё, даже не сделал попытки объясниться. Казалось, будто ему стало всё равно, словно Пак Сонхва снова стал тем человеком, которого она хотела забыть. Хотелось верить, что Пак всё же не такой, как Сан. Джиа хотела уже возразить, сказать что-то едкое, но внутри всё будто сжалось в тугой комок. Горячая волна стыда и злости подступила к горлу, заставляя её отвести взгляд к окну. Через мгновение он повернул ключ зажигания, и двигатель ожил с ровным, спокойным гулом, словно ничего и не произошло. Остаток пути прошёл в гнетущей тишине. Джиа смотрела в окно, стараясь подавить ком в горле, а Сонхва будто бы полностью сосредоточился на дороге, даже не бросив в её сторону ни одного взгляда.

***

Сонхва заглушил мотор, и в машине повисло гнетущее молчание. Джиа сидела, не двигаясь, глядя на окна своего дома, в которых горел свет. Когда-то он казался ей символом безопасности, местом, где она могла укрыться от всех бед, от всего, что её беспокоило. Но сегодня он вызывал в её душе только отвращение и боль. Её пальцы нервно сжимали ремень безопасности, а горло сдавил ком, который она не могла проглотить. Слёзы подступили к глазам, но она отчаянно старалась сдержаться, чтобы не разрыдаться прямо здесь, рядом с ним. Она знала, что нужно сделать, но от одной этой мысли внутри всё сжималось. Грудь будто заполнила тяжёлая, вязкая пустота, не давая нормально дышать. «Я должна поговорить с ней», — подумала Джиа, сжимая кулаки на коленях. Она должна спросить мать о Джуён. Должна узнать, почему её сестра осталась где-то на обочине их семейной жизни. Почему Джуён была выброшена за пределы их мира, который Джиа всегда считала полным. Но при этом мысль о том, что она услышит в ответ, пугает её до дрожи. А что, если мать действительно сделала выбор сознательно? Что, если она просто решила, что Джуён — не должна быть частью их семьи? Что тогда? Как она сможет смотреть ей в глаза после этого? Как сможет продолжать любить её? — Ты можешь быть свободна, — вдруг раздался ровный голос Сонхва, резко возвращая её в реальность. Он не смотрел на неё, его взгляд был прикован к рулю, а лицо оставалось бесстрастным, словно всё, что произошло между ними, не оставило в нём никакого следа. Джиа молчала, всё ещё глядя на дом. Её пальцы дрожали, а мысли метались, как ошалевшие птицы. Ей было трудно понять, чего она хочет на самом деле, но одно она знала наверняка: она больше не могла справляться с этим одна. — Пойдём со мной, — неожиданно для себя самой сказала она, голос звучал тихо, но твёрдо. Сонхва повернул голову, и его тёмные глаза встретились с её взглядом. Он явно не ожидал такого поворота. Его брови слегка приподнялись, но отвечать он не торопился. — Зачем? — коротко спросил Пак, его тон был осторожным, даже недоверчивым. — Я хочу поговорить с ней, — ответила Джиа, кивнув в сторону дома. — С моей матерью. О Джуён. Её слова заставили его замереть. Несколько секунд Сонхва просто смотрел на неё, явно обдумывая предложение. Его взгляд стал настороженным, в нём читалось непонимание, смешанное с чем-то похожим на раздражение. — И что я там забыл? — сухо бросил он, с трудом скрывая своё нежелание принимать участие в её семейных делах. — Я хочу знать правду, — ответила Джиа, её голос дрогнул, но она продолжила: — Я устала от того, что мне приходится собирать кусочки её жизни от других людей. Я хочу услышать это от неё. И… я хочу, чтобы ты тоже это услышал. Её взгляд был настойчивым, почти умоляющим. Она чувствовала, как внутри что-то сопротивляется, шепчет, что это плохая идея, но она не могла отступить. Сонхва — один из немногих, кто действительно знал Джуён, и его присутствие казалось ей необходимым, чтобы выдержать этот разговор. Сонхва молчал дольше, чем Джиа могла выдержать. Его взгляд потемнел, сосредоточившись где-то на руле, а челюсть была напряжена так сильно, что казалось, он вот-вот разозлится. Она знала, что он не хотел туда идти, и это злило её больше, чем Джиа была готова признать. Он тяжело вздохнул, откинувшись на спинку сиденья. Его лицо на мгновение омрачилось, но затем он скрестил руки на груди, внимательно изучая сидящую рядом девчонку. Сонхва молчал ещё несколько мгновений, его взгляд метнулся к дому, а затем снова к ней. Он выглядел так, словно боролся с желанием просто уехать, оставить Джиа одну с её проблемами. Но что-то в её голосе, в её словах заставило его выдохнуть и сдаться. — А если твой брат дома? Ты об этом подумала? — наконец заговорил он, но голос его прозвучал ровно, без эмоций. Настолько спокойно, что это было почти страшно. — Ты ведёшь меня в свой дом. В дом, где, скорее всего, сидит твой брат. Тот самый брат, который, напомню, был там, когда мы затолкали тебя в машину. На его глазах, Джиа. Джиа напряглась, и внутри её всё будто сжалось. Она вспомнила тот день, когда всё произошло. Вспомнила, как Уён кричал её имя, как его лицо было искажено яростью и отчаянием, как он беспомощно смотрел на неё, когда её тащили в машину. Как Уён остался позади: беспомощный, растерянный, разбитый. И теперь она собиралась привести в дом того, кто был частью этого ужаса. Того, кто помог разрушить их идеальный мир. Это действительно выглядело так, будто она собирается просто попить чай и поболтать, но на самом деле это было нечто гораздо большее. Джиа сжала кулаки, стараясь успокоить собственное дыхание. — Как ты себе это представляешь? Я войду и пожму ему руку? Или ты думаешь, он сразу забудет, кто я такой? — продолжил Сонхва, не давая ей собраться с мыслями. Его тон стал резче, а глаза наконец встретились с её взглядом. — Он мой брат, — тихо сказала она, но её голос звучал недостаточно уверенно, чтобы скрыть сомнения. — Он поймёт, если ему всё объяснить. — Ты уверена? — бросил Сонхва, его взгляд был обжигающе-ледяным. — Потому что я тебя уверяю: он не поймёт. Он ненавидит меня, Джи. Он не знает, кто я, но он ненавидит меня всем сердцем, потому что я один из тех, кто причинил тебе боль. И ему не важны мотивы. Для него я враг. Её губы дрогнули. Сонхва был прав, и она это знала. Уён не простит его. Никогда. Он, скорее всего, сорвётся, будет кричать, возможно, даже попытается ударить Сонхва. Её младший брат, её защитник, который всегда был рядом, который, несмотря на свои недостатки, был её самым близким человеком. Она знала, что его сердце разорвётся от боли и гнева, если он узнает, что она привела Сонхва в их дом. Пак тяжело выдохнул, словно ему приходится проглотить собственную гордость. Он провёл рукой по лицу, затем нервно потёр шею, глядя куда-то мимо неё. — Ну ладно, давай устроим маленькое шоу, — его пальцы нервно заскользили по рулю, а уголки губ дрогнули в саркастической полуулыбке. — Но, ради бога, Джиа, если твой брат начнёт кидаться на меня, я не буду притворяться, что этого не случилось. Джиа стиснула зубы, решив не реагировать на его сарказм — у неё просто не было сил спорить. Вместо этого она молча открыла дверцу машины и вышла, чувствуя, как её колени слегка подрагивают. Сонхва вышел следом, хлопнув дверью чуть сильнее, чем требовалось, и остановился, сунув руки в карманы. Его взгляд устремился на дом с таким выражением, будто он собирался войти в пасть льва, прекрасно понимая, что шансов выйти оттуда живым у него почти нет. Джиа чувствовала, как воздух становится густым и тяжёлым, когда она, наконец, поднялась по ступенькам и подошла к двери. Её дыхание участилось, а руки дрожали так сильно, что она едва могла сжать пальцы в кулаки. Ключи остались в сумке, но она не смогла заставить себя их достать. Вместо этого она просто замерла, будто надеясь, что всё решится само собой. Позади раздались шаги — Сонхва неотрывно следовал за ней, хотя его хмурый взгляд говорил о том, что он был готов развернуться и уйти при первом удобном случае. — Ты будешь стоять тут всю ночь? — его голос прозвучал тихо, но колючее раздражение сквозило в каждом слове. Джиа посмотрела на него через плечо. На мгновение ей захотелось закричать, сказать ему, что всё это его вина, что он никогда не поймёт, что она чувствует. Но вместо этого она отвернулась, глубоко вдохнула и, наконец, постучала. Тишина. Несколько долгих секунд никто не подходил, и она уже начала надеяться, что её мать или брат могли уйти из дома. Но затем за дверью послышались шаги. Её сердце бешено заколотилось, и Джиа прижала ладонь к груди, как будто это могло успокоить её. Когда дверь медленно открылась, Джиа ощутила прилив тепла и тревоги одновременно. На пороге стоял Уён, его лицо было слегка осунувшимся и уставшим, с лёгкой щетиной на подбородке, но глаза его тут же вспыхнули при виде сестры. Он не сказал ни слова, только резко шагнул вперёд и заключил её в крепкие объятия, будто не веря, что она действительно здесь, перед ним. Его руки с силой обхватили её плечи, а лицо скрылось в длинных, густых волосах сестры. — Джи! — его голос сорвался, и в нём слышалась смесь облегчения и подавленной ярости. — Ты в порядке?! Как… Что… Как ты добралась домой?! Джиа застыла, чувствуя, как в груди поднимается горячая волна вины: её младший брат держал её так, будто боялся снова потерять. Она машинально положила руки ему на спину, обнимая в ответ, но не успела ничего сказать, лишь чувствовала, как его сердце бешено колотится под её ладонями. Уён отстранился ровно настолько, чтобы посмотреть ей в лицо, его взгляд был обеспокоенным, но полным искреннего счастья от того, что она наконец-то вернулась домой. Но всё изменилось в тот момент, когда его взгляд упал на фигуру, стоящую в тени за Джиа. Уён сразу напрягся, его тело словно закаменело, а лицо исказилось гневом. — Это что, шутка такая? — прошипел он, заметив Сонхва, который, как и всегда, держался непринуждённо, сунув руки в карманы, пока его тёмные глаза изучали происходящее с видимой настороженностью, В следующую секунду Уён метнулся вперёд, но Джиа преградила ему путь, широко раскинув руки. — Уён, не смей! — резко сказала она, её голос прозвучал громче, чем она ожидала. — Ты притащила его сюда?! — закричал брат, не обращая внимания на её слова. — После всего, что он сделал?! Его кулаки сжались так, что пальцы побелели. Казалось, ещё миг — и он снова бросится вперёд, но Джиа твёрдо стояла перед ним, не давая сдвинуться ни на шаг. — Уён, пожалуйста, не надо! — резко выпалила она. И хотя её голос был твёрдым, Джиа заметно задрожала, боясь, что брат сейчас оттолкнёт её и смачно влепит Паку по лицу. — Прошу, просто выслушай меня… — Выслушать тебя? — прорычал Уён и скривился так, будто Джиа только что произнесла какую-то глупость. Его голос сорвался, полный сдерживаемой ярости. — Ты серьёзно сейчас? Ты понимаешь, что я видел, как он затаскивал тебя в машину? Как я не смог сделать ничего, чтобы помочь тебе? А теперь ты приводишь его сюда, как будто ничего не произошло? Джиа молчала несколько мгновений, пытаясь собраться с мыслями. Её руки дрожали, но она не могла позволить себе потерять контроль над ситуацией. — Уён, что ты сказал маме? — неожиданно спросила она, стараясь говорить ровно, хотя внутри всё сжималось от напряжения и страха. — Что? — он на секунду удивился, осаждая свой пыл. — Что ты сказал маме? О том, куда я пропала? — медленно протянула Джиа, смотря ему в глаза и ожидая ответа. Он горько усмехнулся, отвернувшись. — Я сказал, что ты осталась у Сынхо готовиться к экзаменам и проекту, — бросил он, пытаясь сдерживать эмоции. — Она, вроде, поверила. Когда ты позвонила, я сказал ей, что у тебя всё хорошо и ты передаёшь ей привет. Ну и что ты занята по горло своей учёбой. Джиа ощутила прилив благодарности, смешанный с чувством вины. — Спасибо, — прошептала она, опустив глаза. Уён фыркнул, качая головой. — Спасибо? Ты говоришь спасибо? — его голос сорвался. — Ты понятия не имеешь, каково это было. Лгать ей каждый день. Держать лицо, когда я не знал, жива ты или нет. Его слова обжгли её, но Джиа стояла на месте, сдерживая дрожь в голосе и стараясь не показывать то, насколько её трясло внутри. — Уён, послушай… — попыталась она вставить слово, но он перебил её, не давая шанса оправдаться. — Нет, это ты послушай! — парень сделал шаг в сторону, и Джиа инстинктивно растпырила руки в стороны, пытаясь удержать его от того, чтобы он бросился на Сонхва. — Этот урод, — его пальцы резко указали на фигуру, стоящую в тени, — запихивал тебя в машину! Ему было плевать на то, что ты чувствуешь. На все мои просьбы отпустить тебя! А теперь он, как ни в чём не бывало, чтоит здесь, и ты просишь не трогать его? Сонхва, услышав это, лишь приподнял бровь, но не двинулся с места. Он стоял неподвижно, с выражением абсолютного равнодушия, что лишь сильнее подливало масла в огонь. — Ты даже не извиняешься, да? — прохрипел Уён, обращаясь Паку. Его голос стал ещё громче, как будто он специально хотел спровоцировать ответ. — Ты просто стоишь там, будто тебе наплевать на всё, что ты сделал! — Уён, остановись! — Джиа резко положила руки ему на грудь, пытаясь удержать его на месте. — Прошу тебя, успокойся! — Успокойся? — он издал горький смешок, но его глаза продолжали метаться между сестрой и Сонхва, полные гнева и недоверия. — Ты хочешь, чтобы я успокоился, когда этот… этот урод стоит на пороге моего дома?! Как ты можешь защищать его после всего, что он сделал? Джиа молчала, не зная, что ответить. Она прекрасно понимала, почему брат так реагирует. И от этого ей становилось только больнее. Но она не могла позволить ему сорваться. — Если бы не он, — наконец сказала она, склоняясь ближе; её голос дрожал, но она старалась говорить твёрдо, — меня бы здесь сейчас не было. Эти слова, словно остриём ножа, полоснули Уёна по сердцу. Он замер, его глаза расширились от удивления, но это длилось всего миг. Сразу после этого его лицо исказилось ещё большей ненавистью. — Хочешь сказать, что он герой? — процедил он сквозь зубы, не скрывая сарказма. — Что мне нужно благодарить его за то, что он сначала помог украсть тебя, а потом вернул обратно, наигравшись? — Уён, — мягко, но настойчиво сказала Джиа, хватая брата за плечи, чтобы заставить его смотреть только на неё. Она снизила голос до шёпота, чтобы Сонхва не мог услышать их разговор — Я понимаю, как это выглядит. Я знаю, ты злишься, и у тебя есть на это право. Но… если бы не он, меня бы здесь сейчас не было. — Помог? — Уён усмехнулся так, что на лице отразилось презрение. Его глаза были холодными, как лёд. — Ты так это называешь? Помог? Джиа, ты вообще, блять, слышишь себя? Он приблизился к ней, чтобы говорить тише, но его слова всё равно были пропитаны ядом. — Теперь ты хочешь, — прошипел он, едва сдерживаясь, — чтобы я притворялся, что ничего не было? — Нет, — ответила она, отчаянно пытаясь удержать его взгляд на себе. — Я просто прошу тебя поверить мне. Я жива благодаря ему. Уён закатил глаза, выдохнув через стиснутые зубы. Он медленно отвёл глаза, затем снова посмотрел на девушку, бросив короткий взгляд в сторону Сонхва, который, казалось, стоял с абсолютной невозмутимостью на лице. — Хорошо, — сказал он наконец, его голос был ровным, но в нём звучала угроза. — Но только потому, что ты просишь. Джиа почувствовала слабое облегчение, но оно тут же исчезло, когда Уён добавил: — Но он не уйдёт от этого. Я всё равно заставлю его заплатить. За всё. Его взгляд снова метнулся к Сонхва, полный ненависти и презрения. Казалось, он готов был сжечь его на месте, если бы только мог. Уён фыркнул, отвернувшись от сестры, и молча зашёл обратно, скрываясь в полумраке. Джиа осталась стоять на месте, чувствуя, как ноги едва держат её и внутри накатывает волна усталости. Она медленно обернулась к Сонхва, который всё это время стоял, как статуя, не предпринимая никаких действий. — Приятная встреча, — сухо бросил он, уголки его губ дрогнули в едва заметной ухмылке. — Думаю, мне стоит готовиться к чему-то… интересному. Она глубоко вдохнула, стараясь успокоить бешено стучащее сердце. Её брат всегда был вспыльчивым, но сегодня его гнев ощущался особенно остро. Она знала, что их встреча была неизбежной, но надеялась, что сможет как-то смягчить её. — Просто… веди себя спокойно, — тихо сказала она, бросив быстрый взгляд на Сонхва. — Мне и так нелегко. — Спокойно? — переспросил Сонхва с лёгкой насмешкой в голосе. — Ты в курсе, что твой брат хочет меня убить? Я не уверен, что спокойствие — подходящая тактика. Джиа не ответила. Она лишь кивнула в сторону дома, давая понять, что они должны двигаться дальше. Сонхва нехотя последовал за ней, его шаги звучали тяжело и приглушенно, как будто каждое движение давалось ему с трудом. Но он тут же замер у самого входа, словно натолкнувшись на невидимую преграду. Его взгляд скользнул по узкой прихожей, но он остался стоять на месте, словно какая-то сила не давала переступить ему порог. — Сонхва, — раздражённо окликнула его Джиа, обернувшись через плечо. — Ты серьёзно? Девушка скользнула по нему взглядом и заметила, как его пальцы напряглись, а челюсть сжалась, от чего на скулах заиграли желваки. Он качнул головой и сделал шаг назад, словно подтверждая своё нежелание переступать порог. Сонхва продолжал молчать, глядя куда-то в сторону, пока её терпение подходило к концу. — Тебе тоже, как вампиру, разрешение нужно? Её слова вызвали короткий, нервный смешок, но он всё равно не двигался с места. Тогда Джиа вздохнула, подошла к нему вплотную и, не давая ему шанса на протест, схватила его за рукав. Её пальцы крепко сжали ткань куртки, и она буквально потянула его к себе, силой затаскивая внутрь. Войдя в дом, Сонхва сразу ощутил легкий дискомфорт, словно его тело и мысли мгновенно сковало что-то чужое и непривычное. Узкая прихожая встретила его запахом старого дерева и лёгкой сладковатой ноткой — что-то вроде корицы или ванили, возможно, это был аромат выпечки, застывший в воздухе. Всё казалось слишком тихим, слишком личным. Его взгляд скользнул по стенам, на которых висели крючки для одежды, чуть потёртые временем. На одном из них был повешен яркий шарф — казалось, его только что использовали, но при этом он выглядел так, будто уже долгое время неподвижно висит здесь. Обувница у стены выглядела потрёпанной; на её поверхности тонкий слой пыли говорил о том, что хозяева дома, возможно, давно не обращали на неё внимания. Всё это будто наполняло дом тонкой печалью, скрытой под уютной обстановкой. Сонхва задержался на пороге, раздумывая, нужно ли ему вообще здесь быть. Это место дышало историей — чужой, но удивительно интимной. Он чувствовал, как каждый элемент вокруг будто смотрит на него, осуждая за присутствие. — Сонхва, ты идёшь или нет? — раздался голос Джиа, и её фигура мелькнула чуть дальше, когда она сняла обувь и двинулась вперёд. Она быстро жестом указала ему следовать за ней, но он не спешил. Его руки невольно сжались в кулаки, пока он оглядывался по сторонам. Наконец, он выдохнул, сбросил кроссовки и оставил их у порога. Каждый его шаг по деревянному полу отзывался тихим, но ощутимым эхом. «Чужая территория», — подумал он. Когда Сонхва вошёл в гостиную, пространство стало заметно просторнее, но чувство отчуждённости не исчезло. Мягкий свет из абажура старого торшера освещал комнату, подчёркивая тёплые оттенки стен и деревянного пола на котором лежал ковёр с потёртыми краями, которые слегка загибались. Диван, покрытый клетчатым пледом, стоял у стены, и на котором лежала пара небрежно разложенных подушек. В центре комнаты стоял низкий журнальный столик. На его поверхности виднелась недопитая кружка чая, оставившая тонкий след на фарфоре. Открытая книга с загнутыми уголками страниц и старой бумажной закладкой лежала рядом, словно кто-то недавно её читал, но был вынужден отвлечься. В этом беспорядке чувствовалась жизнь, однако для Сонхва всё это выглядело незнакомым. Его внимание привлекла книжная полка, заполненная до предела. Она сразу зацепила взгляд, словно тёплый уголок в чужом доме, который внезапно стал ему ближе. Книги с потёртыми корешками, на которых едва можно было различить названия, говорили о многом. Они прошли через руки, через время, через дни, полные молчаливого чтения и размышлений. Некоторые из них лежали стопкой поверх остальных, как если бы их не успели вернуть на место, слишком торопясь узнать конец или снова перечитывая любимую сцену. В этом хаосе был виден порядок, который понимал только настоящий читатель. Сонхва любил книги. Не просто любил — они были для него больше, чем страницы с буквами. Они были его убежищем, когда весь мир становился слишком шумным и жестоким. Книги умели слушать, они давали ответы, которые он не находил ни у кого вокруг. В них скрывались целые миры, которые он открывал для себя один за другим. Каждая книга была дверью, за которой он мог быть кем угодно — героем, искателем, даже простым свидетелем, наблюдающим за чужими жизнями. Сонхва ценил детали. Он любил ощущение бумаги под пальцами, звук перелистываемых страниц, чуть затхлый запах старых изданий, будто они хранили внутри себя не только слова, но и время. Особенно ему нравились книги с отметками от предыдущих читателей: загнутые уголки, карандашные пометки, иногда даже забытые закладки. Такие мелочи делали книги живыми. Они говорили ему, что он не одинок, что кто-то ещё видел этот мир так же, как и он. Его взгляд пробежал по корешкам книг, стоящих на полке. Некоторые из них были потрёпанными, потерявшими часть обложек, но от этого казались только ценнее. Это были книги, которые любили. Сонхва невольно почувствовал лёгкое желание протянуть руку, вытащить одну из них, узнать, что за история скрывается внутри. Он знал, что, возможно, никогда не узнает, но сама мысль об этом приносила странное, тихое удовольствие. Тикание настенных часов разливалось по комнате, наполняя её звуком, который слишком сильно подчёркивал тишину. Сонхва чувствовал себя лишним, словно его присутствие могло разрушить хрупкий порядок, удерживающий жизнь в этом доме. На стенах висели фотографии. На одной из них он заметил Джиа и её брата. Они стояли в школьной форме — юные и улыбающиеся. В руках Джиа держала воздушный шар, а брат крепко обнимал её за плечи, улыбаясь во весь рот. Снимок был полон тепла, от которого у Сонхва в груди сжалось что-то неприятное. Эта атмосфера семейного счастья казалась ему чуждой и недостижимой. Рядом висел ещё один снимок. На этот раз рядом с Джиа и Уёном стояла высокая девушка, которую Сонхва узнал сразу же. Сынхо. Её широкая улыбка и чуть растрёпанные волосы придавали фотографии непринуждённости. Она стояла, положив руки на плечи Уёна и Джиа, радостно улыбаясь. Эта фотография излучала ту самую простую связь между людьми, которая для Сонхва всегда казалась чем-то далёким, почти иллюзорным. Но больше всего его взгляд притягивала другая фотография. На ней была женщина, удивительно похожая на Джиа, с таким же овалом лица и яркими глазами. Это, без сомнения, была её мать. Она стояла чуть сбоку, сдержанно улыбающаяся, но её нежный взгляд был направлен на своих детей, от которой на душе становилось только теплее. Сонхва не мог оторвать взгляд. Эти снимки были доказательством того, что этот дом хранил жизнь — сложную, противоречивую, но настоящую. И от осознания этого ему становилось не по себе. Джиа тихонько подошла сзади и стала рядом, рассматривая стену с фотографиями так, будто впервые видела её. Она замерла, глядя на тот самый снимок, висевший на стене. На ней были она и Сынхо — её лучшая подруга, когда-то самая близкая и дорогая. Их лица сияли счастьем, запечатлевая момент, который Джиа теперь воспринимала как ложь. Сынхо держала её за плечи, смеялась так, будто в мире не существовало ничего, способного разрушить их связь. Но сейчас этот снимок лишь вызывал у Джиа приступ ненависти. Её дыхание участилось, и, словно подчиняясь порыву, она резко сорвала фотографию со стены. Движение было резким и злым, и рамка со звонким стуком упала на диван. Джиа не могла смотреть на этот снимок больше ни секунды. Сонхва, стоящий чуть позади, внимательно наблюдал за её действиями. Он заметил, как её плечи слегка подрагивают, и шагнул ближе. Его лицо оставалось спокойным, но взгляд был настороженным. — Ты в порядке? — его голос прозвучал тихо и ненавязчиво. Джиа не ответила. Вместо этого она обернулась и, не давая себе шанса передумать, схватила его за руку. Сонхва вздрогнул от неожиданности, но не сопротивлялся. Его тело замерло, когда её пальцы крепко сомкнулись вокруг его ладони, машинально переплетая их пальцы. От этого прикосновения по его коже пробежали мурашки. Он непроизвольно уставился на их руки, словно не веря, что это происходит на самом деле. Джиа не смотрела на него. Она была сосредоточена на том, что ей нужно сделать. Её рука дёрнулась, и она потянула его за собой, к кухне. Сонхва не отводил взгляд от их переплетённых пальцев. Его дыхание стало чуть глубже, словно он пытался осмыслить этот жест. Что-то тёплое и обжигающее одновременно разлилось по его телу, пробегая от кончиков пальцев до самого сердца. Это чувство застало его врасплох. Он не понимал, что именно вызывает это странное, почти болезненное удовлетворение — ощущение её пальцев, переплетённых с его, или осознание того, что она позволила это. Его взгляд остался прикованным к их рукам, как будто это было единственное, что имело значение. Каждый миг, пока её рука оставалась в его, казался ему растянутым до бесконечности. Его ладонь ощущала тепло её кожи, и это тепло разливалось по всему телу, обжигая его изнутри. Он чувствовал, как её пальцы слегка дрожат, но вместо того, чтобы отпустить, он ещё крепче сжал их — медленно и неосознанно. В его груди поднялось странное, тягостное чувство. Оно было таким новым и необъяснимым, что Сонхва не мог разобраться, радость это или тревога. Может быть, это было и то, и другое. Её прикосновение несло в себе что-то одновременно утешительное и невыносимо мучительное. Как будто Джиа касалась не просто его руки, а той части души, которую он давно старался спрятать от всего мира. Он чувствовал, как по его спине пробегает дрожь. Это было похоже на электрический разряд, но не холодный и резкий, а медленный, обволакивающий, пробуждающий внутри что-то, что он давно считал мёртвым. Его дыхание сбилось, и на секунду он поймал себя на мысли, что забыл, каково это — быть настолько живым. Сонхва пытался убедить себя, что это ничего не значит, что её прикосновение — просто порыв, результат эмоций, а не что-то большее. Но его тело предало его — оно откликалось на это прикосновение слишком остро, будто каждая клеточка впитывала её тепло. Этот контакт был таким простым, но одновременно таким личным, что он не мог игнорировать собственную реакцию. Он почувствовал странное удовлетворение, даже не понимал, откуда оно берётся. Словно этот момент — то, чего ему не хватало всё это время. Он закусил губу, чтобы отвлечь себя от своих мыслей, но это не помогло. Сонхва тихо выдохнул, всё ещё глядя на их руки. Этот жест был таким маленьким, но казался огромным. Джиа же не смотрела на него. Она была сосредоточена на том, что ей нужно сделать, поэтому её рука тут же дёрнулась, и она потянула его за собой. Кухня встретила их мягким светом и звуками тихого напевания. Сонхва сразу заметил, что она была более живой, чем остальные комнаты. За столом стояла женщина невысокого роста, что-то помешивая в небольшой кастрюле. Она пела себе под нос — мелодия была едва различимой, но удивительно приятной. И Пак отметил про себя, что пахло здесь чем-то приятным, как будто недавно пекли черничный пирог. Сонхва замер в дверях, стараясь оставаться в тени. Он наблюдал за женщиной, которая казалась полностью поглощённой своими делами. Её движения были плавными, уверенными, словно она чувствовала себя в этой обстановке абсолютно спокойно. Она не замечала его присутствия, но это было даже к лучшему. Он вдруг понял, что не хочет её тревожить. Кухня выглядела почти идеально: всё было на своих местах, от небольшой полки с банками для специй до чистого стола с аккуратно сложенной тканевой салфеткой. Только несколько мелочей нарушали этот порядок — например, пустая кружка с остатками кофе, стоявшая у края стола. Сонхва невольно вдохнул воздух глубже, чувствуя тепло этой комнаты. Но вместе с этим теплом он ощутил себя ещё более чужим. Это место было слишком домашним, слишком настоящим для него. Ему казалось, что он вторгся в мир, где ему нет места. Джиа остановилась у порога кухни, чувствуя, как её ноги словно приросли к полу. Её взгляд был прикован к спине матери, которая стояла у плиты, помешивая что-то в небольшой кастрюле. Тихое напевание, доносившееся из её губ, заполняло комнату, смешиваясь с мягким звуком кипящей воды. Откуда-то доносился тёплый запах корицы и ванили, и Джиа блаженно улыбнулась, чувствуя себя дома. Девушка сделала вдох, ощущая, как грудь стягивает болезненное напряжение. Она заставила себя шагнуть вперёд, но голос дрожал, когда она наконец произнесла: — Мама… Голос прозвучал настолько тихо, что казалось, его мог заглушить даже шум кастрюли. Но женщина замерла. Её рука остановилась, и ложка в её пальцах зависла в воздухе. Она повернула голову и её глаза расширились от удивления. Всего мгновение её лицо выражало замешательство, но затем оно озарилось радостью, а глаза счастливо заблестели. — Джиа! — воскликнула она, тут же роняя ложку на кухонную тумбу. Её движения стали резкими и чуть хаотичными. Она шагнула вперёд, буквально подскакивая на месте, и через секунду уже заключила дочь в тёплые материнские объятия. Её руки обвили Джиа так крепко, что та едва смогла вдохнуть. Женщина чуть приподнялась на цыпочки, чтобы обнять её ещё сильнее, и начала тараторить, не давая дочери вставить ни слова: — Как ты? Всё хорошо? Как сдали экзамены? А проект с Сынхо? Ты сегодня останешься дома? Я думала, ты вернёшься через пару дней… Джиа попыталась ответить, но не могла, её лицо было буквально прижато к плечу матери. Руки женщины, такие тёплые и крепкие, держали её так, будто она боялась снова потерять дочь. Джиа застыла, ощущая, как её лицо прижимается к мягкому плечу матери. Запах знакомого моющего средства, тепло её тела — всё это на мгновение затмило те тяготы, которые буквально разрывали её изнутри. Эти объятия были такими родными, что всё остальное отступило: её страх, злость, горечь. Всё, что ломало и ранило за последние дни, на мгновение стало чем-то далёким, будто принадлежало чужой жизни. И это ощущение родного тепла и надёжности было таким сильным, что все её мысли и воспоминания начали стираться, оставляя только момент здесь и сейчас. Руки матери держали её так, как в детстве, когда Джиа разбивала колени или плакала из-за испорченной куклы. Эти объятия не задавали вопросов и не требовали ответов. Они просто были. Тёплые, настоящие, такие нужные. Джиа закрыла глаза, чувствуя, как её грудь сдавливает от подступивших эмоций. Её разум всё ещё пытался напомнить, что она должна злиться, что эти руки тоже виновны, но тело не слушалось. Вместо этого она вдыхала знакомый запах, слушала тихое, сбившееся дыхание матери и позволяла себе забыться. Хотя бы на мгновение. Её руки, сначала безвольно висевшие вдоль тела, медленно поднялись, и она обняла мать в ответ. Эти объятия не были сильными, но в них было больше, чем просто жест. Джиа молчала, не произнося ни слова. Но внутри, в самом глубоком её уголке, разливалось странное, едва уловимое чувство… не покоя, нет. Просто напоминание, что она всё ещё может чувствовать что-то тёплое, несмотря на то, что ей пришлось пережить за эту неделю. Но её настоящее напомнило о себе болезненным эхом внутри. Джиа позволила себе замереть в объятиях матери, но внутри всё клокотало, как буря, которую невозможно унять. Её тело словно пыталось принять это тепло, но разум напоминал, что сломано слишком много, чтобы вот так просто отпустить. Образы из прошлого вспыхивали перед глазами, острыми, как осколки битого стекла. Комната. Крики. Минги. Она вспомнила, как он вцепился в её волосы, сжимая их так сильно, что кожа горела. Его голос, полный самодовольства, звучал в ушах: «Ты ведь здесь для этого, не так ли?» Она закричала, срывая горло, умоляя, хотя это казалось безумием. Она знала, кто привёл её сюда. Сан. Это была его вина. И всё же она продолжала звать его, надеясь… Она и сама не знала на что надеялась в тот момент. Жалость? Сострадание? Хоть что-то людское в человеке, который всё это и устроил? Её голос срывался, когда она, не думая, униженно и отчаянно кричала: «Сан! Сан, помоги!». Она тогда ненавидела себя за это. За то, что звала на помощь человека, который привёл её в этот кошмар, который сделал её уязвимой перед этим животным. Джиа помнит как она дрожала в этот момент, как ломалась изнутри; надрывно рыдала, отбиваясь от Минги, но продолжала звать, хватаясь за последнюю ниточку надежды. Помнит, словно это было минутой ранее. Сан появился, когда её горло постепенно начало хрипеть, а силы иссякать. Джиа знала точно, что никогда не забудет, как они ругались. Сан, закипающий от злости, но лишь потому что его не слушаются, и Минги, который рассмеялся, будто всё это было шуткой, и сказал: «Ты же сам её сюда притащил». Её пальцы крепче сжались на ткани свитера матери. Это было неосознанное движение, слабое, но говорившее о её внутренней борьбе. Она чувствовала противоречия внутри: злость за то, что её мать так долго скрывала правду, и одновременно глубокое желание снова быть просто дочерью, которую любят и защищают. Она закрыла глаза. В её голове тут же всплыл образ Чхве Сана. Она на самом деле не знала, как к нему относиться. Он спас её, но не раньше, чем сделал её частью этого кошмара. Она не могла назвать его героем, но и ненавидеть его по-настоящему не могла. Она сама не понимала, что чувствует — взрывоопасный коктейль из благодарности, отвращения, странной привязанности и боли. Стокгольмский синдром, подумала она горько. Это же так сейчас называют? Когда ты начинаешь находить оправдания для тех, кто причиняет тебе боль. Но это было не совсем так. Джиа знала, что Сан мог бы остановить всё раньше. Но почему-то не сделал этого до самого последнего момента. Джиа глубоко вздохнула, пытаясь вернуть себя в настоящий момент. В её ушах звучал лишь ритм дыхания матери. Это был тот звук, который она помнила с детства, когда засыпала на её руках. И сейчас он немного успокаивал, несмотря на то, что ещё пять минут назад Джиа злилась на неё. Её злость на мать всё ещё была где-то рядом, но в этом мгновении, всего на несколько секунд, она позволила себе просто быть дочерью. Просто стоять здесь, ощущая то, чего ей так долго не хватало. — Ма… мам, ты… — прохрипела Джиа, чувствуя, что дышать становится всё сложнее. — Ты меня сейчас задушишь. Женщина тут же отстранилась, её лицо вспыхнуло лёгким румянцем. Она нервно поправила выбившиеся из пучка волосы, виновато улыбнувшись: — Прости, дорогая. Просто я так рада тебя видеть! Только теперь её взгляд заметил движение у двери. Она слегка наклонила голову, замечая фигуру, стоящую в тени. Её глаза сузились, и на лице появилось выражение лёгкого удивления. Сонхва, словно каменная статуя, стоял в проходе, чуть наклонив голову и держась за ремень своих джинс. Он переминался с ноги на ногу, чувствуя, как тёплая, домашняя атмосфера кухни давила на него со всех сторон. Под пристальным взглядом женщины он напрягся, а затем неловко почесал затылок, ощущая, как невидимый груз давит на плечи. Женщина смотрела так, будто видела его насквозь, как будто знала что-то, чего не знал даже он сам. Сонхва снова нервно почесал затылок, отводя глаза в сторону, но ощущение её изучающего взгляда никуда не исчезло. Его сердце гулко забилось, заполняя всё вокруг звоном и отдавая где-то в ушах. В этот момент Сонхва чувствовал себя самым настоящим ублюдком. Всё, что он хотел, — упасть на колени перед матерью Джиа, вымаливая прощение за каждое слово и действие, которые причинили боль её дочери. Но всё, что он сейчас мог — плотно сжать губы и позорно отвернуться, чтобы не видеть последствия собственных ошибок. — Здравствуйте, госпожа Чон, — наконец выдавил он из себя, стараясь звучать уверенно, но голос предательски дрогнул. — Меня зовут Пак Сонхва, и я… — И он мой друг! — резко перебила его Джиа, делая шаг вперёд, как будто собираясь заслонить его от матери. Её голос прозвучал громче, чем она планировала, и она сама вздрогнула от своей резкости. Но женщина, казалось, не слышала её. Её взгляд стал внимательнее, даже пронзительным. Она медленно подошла к Сонхва, не отрывая от него своих глаз. Кажется, она пыталась что-то уловить в его лице. — Ты… — тихо пробормотала она, останавливаясь прямо перед ним. — Ты так похож на неё… Неужели… — это было сказано с такой теплотой, что он невольно почувствовал некоторую уязвимость. Он снова моргнул, не зная, что ответить. Ощущение, что на него пристально смотрят, стало совсем невыносимым. Сонхва замер, чувствуя как по спине пробегает мерзкий холодок. Он ощущал себя так, будто находится под микроскопом. Её взгляд пробежал по линии его челюсти, высокому лбу, скулам и губам. Она смотрела так долго и внимательно, что ему пришлось с усилием удерживать себя от того, чтобы не отвернуться. Когда женщина оказалась совсем близко, она вдруг подняла руку и осторожно коснулась его щеки. Прикосновение это было лёгким, почти невесомым, но от неожиданности Сонхва резко напрягся, а его глаза широко распахнулись. На мгновение он изумлённо застыл, не зная, как реагировать. Его тело инстинктивно подалось назад, но он тут же остановил себя. — Как же ты вырос, Сонхва, — тихо произнесла она, улыбаясь. — Я помню тебя ещё пятилетним мальчишкой. Сонхва моргнул, пытаясь осмыслить услышанное. В эти слова было вложено столько чувств, что у него на мгновение перехватило дыхание. Сонхва чувствовал, как его лицо слегка покраснело от напряжения, а дыхание стало более прерывистым. Его глаза метнулись к Джиа, но она, казалось, была не менее удивлена. Её недоуменный взгляд метался между матерью и Сонхва, пытаясь понять, что вообще происходит. — Подождите, — начала она, её голос звучал тягуче медленно. — Что значит «ты помнишь его пятилетним мальчишкой»? Женщина слегка приподняла брови, а затем широко улыбнулась, её глаза заблестели, словно она начала вспоминать что-то давнее, сокровенное. — Я знала его маму, — объяснила она, не отрывая взгляда от Сонхва. — Мы с ней вместе учились в университете. И были очень близкими подругами. Сонхва, который до этого стоял молча, будто бы забыв, как двигаться, вдруг вынырнул из своих мыслей. — Вы… вы знали мою маму? — спросил он, чувствуя, как пересохло в горле. Женщина кивнула, её взгляд смягчился и потеплел. — Да, Сонхва. Я знала её очень хорошо, — она ненадолго замялась, улыбнувшись воспоминаниям. — Ты был тогда совсем малышом. Помню, как часто ты приходил с ней к нам в гости. И играл с моей Джиа в песочнице. Девушка удивлённо вскинула брови. — Мы? — переспросила она, указывая пальцем на себя, а затем на Сонхва. — Да, — подтвердила мать, едва заметно кивнув. — Вы ведь были неразлучны в детстве. Джиа тихо выдохнула и снова посмотрела на Сонхва. Её взгляд скользнул по нему, пыталась найти в нём хоть что-то знакомое. А потом она прищурилась, её лицо просветлело, и она вдруг хмыкнула. — Погоди… — протянула она, медленно кивая. Её взгляд вдруг стал хитрым, когда она вновь осмотрела его, пытаясь сложить два плюс два. — Ты что, тот самый мальчишка, которого я лопаткой побила? Сонхва резко вскинул голову, его глаза широко раскрылись. — Что? — он заторможенно моргнул, крутя головой то в одну сторону, то в другую, словно болванчик. — Ага, точно ты, — Джиа резко хлопнула ладонью по столу, не сдерживая улыбки. — Я тогда тебя в песочнице хорошенько припугнула, а ты потом плакать побежал к своей маме! — Да, это был ты, — подтвердила женщина, теперь уже открыто смеясь. — Помню, как ты убежал, обиженный, а твоя мама потом расспрашивала меня, что произошло. Но ты всегда был таким чувствительным. Всегда переживал. Сонхва, застигнутый врасплох, попытался скрыть смущение, но не смог. Его лицо покраснело, а сам он вдруг ощутил, как на него водопадом обрушилитсь воспоминания, которые он старательно вытеснял. Мальчик, который когда-то бегал по песочнице, уже не существовал, но то, что сказала женщина, мгновенно выбило его из колеи. Он почувствовал себя одновременно смешным и уязвимым. — Это не… Всё было совсем не так! — выпалил Сонхва, после чего его уши вспыхнули алым. — Я не плакал! — О, ещё как плакал, — Джиа хитро улыбнулась, её глаза засверкали. — Мама, ты помнишь? Он даже сказал, что больше со мной играть не будет! Женщина засмеялась, прикрывая рот рукой, её смех был лёгким и мелодичным. — Джиа, дорогая, ты тогда действительно была маленькой грозой для всех мальчишек. Но Сонхва, как я помню, всегда прощал тебя. Сонхва смущённо почесал затылок, стараясь не смотреть на Джиа, которая явно получала удовольствие от этой ситуации. Её улыбка становилась только шире, а в глазах блестел азарт. Не удержавшись, девушка поджала губы и, несмотря на все усилия, попыталась скрыть смех. Трудно было поверить, что тот плаксивый, чувствительный мальчишка, который когда-то с разбитыми коленками бежал жаловаться своей маме, и вот этот взрослый парень — один и тот же человек. Она почувствовала, как внутри образуется лёгкий дисбаланс, когда воспоминания о детстве пересекаются с реальностью, заставляя себя пересмотреть всё, что она знала об этом парне. — Ну, знаешь, Сонхва, — протянула она, скрестив руки на груди, — это многое объясняет. Может, поэтому ты такой нервный каждый раз, когда видишь меня? Травма детства? — Джиа! — резко ответил он, но в его голосе слышалась лёгкая растерянность. Женщина покачала головой, всё ещё улыбаясь. — Как же приятно видеть вас снова вместе, — тихо произнесла она, скользя своим ласковым взглядом от веселящейся Джиа к красному, как рак, Сонхва. — Кто бы мог подумать, что спустя столько лет вы встретитесь снова.