Мой личный дьявол

Я принуждён напоминать себе, что нужно дышать… Чуть ли не напоминать своему сердцу, чтоб оно билось! Как будто сгибаешь тугую пружину — лишь по принуждению я совершаю даже самое нетрудное действие, когда на него не толкает меня моя главная забота.

Предчувствие беды витало в воздухе. Джиа лежала на кровати, глядя безучастным взглядом в потолок, пытаясь придушить все мысли, которые вертелись в её голове уже битый час. Она ведь могла спасти себя, могла бы воспользоваться моментом и вырваться из этого дома, из этого странного, пугающего осособняка. Но почему в итоге не сделала так, как требовал разум? Почему поставила в приоритет ребёнка, которого вовсе не знает? Почему… почему, когда она увидела слёзы Сонхва, то, не думая, бросилась помогать? Ему ведь было плевать, когда она рыдала, лёжа в кровати, так почему же она не смогла включить эгоистку хотя бы раз? Эти вопросы маячили перед ней, словно назойливые мошки, не давая покоя. Всего три часа назад она стояла у ворот, наблюдая, как маленькую Хеин уносят на носилках. Девочку положили на мягкий матрас и закрепили ремнями, чтобы её хрупкое тело не пострадало в пути. Её лицо было всё таким же бледным, а ресницы неподвижно касались щёк. Сонхва шёл рядом, но шаги его были неуверенными, словно он едва держался на ногах. Его глаза опухли от слёз, и, несмотря на все противоречивые чувства к нему, Джиа не могла спокойно смотреть на такого Пак Сонхва. Её сердце болезненно сжалось, когда он, утирая лицо рукой, садился в машину скорой помощи. Он выглядел растерянным, сломленным, таким далёким от того человека, который пытался взять её под контроль и говорил ужасные вещи. Она осталась одна, молча наблюдая, как машина отъезжает и сирена постепенно затихает вдали. И лишь когда двор полностью опустел, Джиа сделала шаг назад, словно только сейчас позволяя себе двигаться. Не говоря ни слова, она вернулась в дом, стараясь не замечать тяжёлого и пристального взгляда, который бросил на неё Ёсан. Он сидел на диване, упёршись локтями в колени, и молчал. Ёсан ни слова не сказал с тех пор, как Сонхва нашёл малышку за воротами, но было видно как искренне он переживал. Его взъерошенные волосы казались сейчас птичьим гнездом, брови были нахмурены, а губы пересохли. Но ей было всё равно: она шагала по холлу, в сторону лестницы, чувствуя, как напряжение всё ещё держит её в своих тисках. — Спасибо, — вдруг глухо пробормотал Кан, всё ещё серьёзно смотря в упор на девушку. Джиа остановилась на мгновение, но не ответила. Эти слова прозвучали для неё как эхо в пустом доме. Она просто поднялась наверх, словно ноги сами несли её к кровати. Уткнувшись лицом в подушку, она глубоко вдохнула, пытаясь подавить внезапно подступившие слёзы. Лежать было легче. Её тело, казалось, полностью лишилось сил. Тяжесть сдавливала грудь, словно кто-то невидимый навалился на неё, не давая вдохнуть. Воспоминание, как Сонхва, весь в слезах, держал Хеин на своих руках, вновь нахлынуло, заставляя сердце сжаться. «Я могла бы спасти себя», — пронеслось в её мыслях, и эта мысль жалом вонзилась в сердце. Она могла бы вырваться, могла бы позвонить в полицию, но вместо этого она выбрала остаться. Выбрала помочь Хеин. И сейчас она не могла понять, почему. Был ли это её долг перед ребёнком, или что-то внутри неё не позволило поступить иначе? Всё внутри горело противоречиями. Она должна была быть рада, что спасла девочку, но эта радость была скомкана, как старое письмо, на котором вместо слов остались лишь размытые чернила. Девушка разрывалась между облегчением и горечью. Она не знала, кому теперь стоит верить, и могла ли вообще доверять себе. Её мысли прервал тихий стук в дверь. Джиа резко открыла глаза и перевернулась на бок, укрываясь пледом, как будто это могло скрыть её от того, кто был снаружи. Дверь слегка приоткрылась, и в проёме показался Ёсан. Его лицо выглядело усталым, но на нём была едва заметная улыбка. — Принёс тебе чаю. Ромашковый, успокаивает нервы, — сказал он тихо, заходя в комнату. Он подошёл к её кровати, поставил чашку на прикроватный столик и остался стоять, наблюдая за ней. Джиа молчала, её взгляд был прикован к узорам на пледе. Она не хотела смотреть ему в глаза, не хотела слышать ни похвалы, ни упрёков. Но он, кажется, не собирался уходить. — Ты сделала правильный выбор, — наконец, произнёс он, его голос звучал неожиданно мягко. — Не все смогли бы поступить так. Я удивлён… и даже восхищён. Эти слова вызвали у неё волну противоречивых эмоций. С одной стороны, она чувствовала, что он искренен, но с другой — ей не хотелось принимать эти слова. «Правильный выбор?» — мысленно повторила она. Но какой ценой? Она спасла малышку, но оставила в опасности себя! — Уходи. Ёсан не нашёл, что ответить. Он просто кивнул и вышел из комнаты, оставляя её в одиночестве. Джиа дотянулась до чашки, обхватила её руками, пытаясь согреться от тепла фарфора. Но чай быстро остывал, оставляя её с тем же ощущением пустоты и холода, которые сдавливали грудь с самого начала. Но вместе с этим её мысли упорно возвращались к тому моменту, когда она держала телефон в руках. Джиа отчётливо помнила, как дрожали её пальцы, как в голове звенел вопрос: «Почему я это сделала? Почему выбрала не себя?» Она могла бы позвонить в полицию, спасти себя, вырваться отсюда. Но вместо этого она выбрала ребёнка. Маленькую девочку, которая не была виновата в чём-либо. Но от этого не становилось легче. «Почему я не воспользовалась шансом?» Этот вопрос она задавала себе снова и снова. Она знала адрес. Она могла просто позвонить, попросить помощи, объяснить, где она находится. Это был её единственный настоящий шанс за всё это время. Но вместо этого она сделала то, что считала правильным на тот момент, — помогла ребёнку. Она вспомнила, как маленькая Хеин пыталась завязать с ней дружбу, как ещё несколько часов назад приносила ей цветы; как наивно, со всей своей детской непосредственностью, полагала, что они с Сонхва встречаются, пытаясь их «помирить». Мысли о Хеин не оставляли её. Сердце щемило от беспокойства, от того, что она не знала, как девочка сейчас, и в порядке ли она. Ёсан ещё несколько раз заглядывал к ней. Сначала он просто стоял в дверях, бросая на неё оценивающий взгляд. Его лицо оставалось невозмутимым, но Джиа было абсолютно всё равно. Она не сказала ему ни слова, просто повернулась на бок, делая вид, что спит. Но позже он снова вернулся. Как ни в чём не бывало, зашёл в комнату и, поставив стул рядом с её кроватью, сел на него. Взгляд его был устремлён на лежащую девушку, и Джиа, не выдержав, распахнула глаза, уставившись на него в ответ. Никакого смущения не ощущалось, лишь какая-то странно-комфортная атмосфера. Молчать с Ёсаном было… комфортно? — Я не причиню тебе вреда, — сказал он, сложив руки на груди, и чуть склонив голову. — Просто хочу поговорить. Джиа с трудом села, облокотившись на подушки, и только тогда заметила, как сильно дрожат её руки. Она подняла на него взгляд, но ничего не ответила. — Ты действительно удивила меня, — продолжил он, чуть понизив голос. — Сонхва вернётся через двадцать минут, поэтому у нас есть немного времени. Ты уже знаешь о Джуён, верно? Он говорил спокойно, без издёвки, но Джиа всё же не до конца верила тому, что Ёсан на самом деле здесь и говорит с ней об этой загадочной девушке. — Уже не уверена, что хочу знать, — наконец ответила Джиа, её голос прозвучал хрипло и устало. — Что Сан, что Сонхва, они оба становятся странными, когда речь заходит о ней… Ёсан слегка кивнул и усмехнулся, будто признавая её правоту. — Скажу прямо, — тихо добавил он, тяжело вздыхая. Казалось, будто ему с трудом давались все эти слова. — Я не хочу, чтобы ты пострадала. Знаю, я тоже здесь, я тоже урод, но ни Джуён, ни ты никогда не интересовали меня. Джиа нахмурилась, слова Ёсана задели её, но не так, чтобы вызвать злость. Скорее, они вызвали нарастающее любопытство. Она осторожно выпрямилась, свесив ноги с кровати, и посмотрела ему прямо в глаза. — Тогда почему ты здесь? — спросила она, её голос был едва слышен, но в нём сквозило недоверие. Ёсан откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. Его лицо стало серьёзным, даже немного мрачным. Он выглядел так, словно подбирал слова, не зная, с чего начать. — Потому что я знаю, к чему это всё может привести, — наконец сказал он, его голос был низким, почти шёпотом. — Сонхва… он не из тех, кто легко прощает. Джиа подняла на него настороженный взгляд, чувствуя, как за этими словами скрывается что-то гораздо большее, чем просто угроза. Ёсан выглядел спокойным, но голос казалось стал ледяным буквально на мгновение. — Я не понимаю, о чём ты, — осторожно произнесла она, стараясь держать голос ровным. Ёсан чуть наклонил голову, будто раздумывая, стоит ли говорить дальше. — Между ними давно напряжение, — наконец, сказал он, глядя куда-то в сторону, словно боялся встретиться с её взглядом. — Сан и Сонхва… они были близки. Они дружат с детства, я же стал им другом только в университете. Но сейчас… Всё плохо. И причина, уверен, тебе уже известна. Джиа нахмурилась, чувствуя, как учащённо бьётся сердце в груди. Это ощущение давило, как тёмное облако, которое нависло над ней, обволакивая всё её существо. Её пальцы невольно сжались в кулаки, а дыхание стало чуть более поверхностным. Она чувствовала, как подступает тревога — странная, удушающая, словно воздух вокруг вдруг стал густым и вязким. Эта правда была где-то рядом, она касалась её кончиков пальцев, пульсировала в висках, но при этом отступала, как только Джиа пыталась мысленно ухватиться за неё. Внутри всё было напряжено до предела, словно вот-вот лопнет. Её разум требовал ответов, но сердце шептало, что ответы могут разрушить всё, что она знает. Почему-то казалось, что именно сейчас её жизнь зависела от того, решится ли она копнуть глубже, чтобы услышать продолжение. Она смотрела на Кана, пытаясь понять, что именно он хочет ей сказать, и боялась одновременно. Взгляд Джиа блуждал по чертам его лица, но остановился на глазах — слишком спокойных, даже ледяных, как будто он уже давно принял то, что происходит. — Джуён? — еле слышно спросила она. Ёсан слегка усмехнулся, но эта усмешка казалась ей какой-то болезненной и натянутой, словно ему тоже было больно. — Можно сказать и так. Но всё гораздо сложнее. Сонхва считает, что всё, что произошло, — это вина Сана. И в какой-то степени… он прав. Он пытается не ненавидеть его, но… — За что? — перебила она, чувствуя, как ледяной холод охватывает её изнутри. Ёсан на мгновение замолчал, прежде чем ответить: — За то, что он всегда слишком близко к тому, что любит хён. Джиа затаила дыхание. Она ощутила, как холодок пробежал по спине. — Что ты имеешь в виду? — спросила она, стараясь сохранить спокойствие. — Я вообще не понимаю, о чём ты говоришь. Ёсан немного подался вперёд, его голос стал ещё тише, но напряжение в нём ощущалось настолько остро, словно лезвие ножа. — Ты правда не понимаешь? — его губы дрогнули в разочарованной ухмылке. — Подумай сама. Джуён твоя точная копия. Я не могу сказать тебе всего, но… ты должна знать, что она имеет к тебе прямое отношение. Ты можешь взять мой телефон и позвонить своей матери, чтобы спросить её. Однако, думаю… как только она услышит это имя, то сбросит вызов. Обычно, так и происходило. — И что мне делать с этим? — Джиа невольно повысила голос. — Почему вы все говорите загадками? Если есть что-то, что я должна знать, почему никто не расскажет мне всю правду? Ёсан отвёл взгляд, не находя слов для ответа. Но затем снова посмотрел на неё, его взгляд был полон странного, смешанного чувства — будто он испытывал одновременно жалость и вину. — Потому что правда может оказаться для тебя слишком тяжёлой, — его голос прозвучал глухо, почти отстранённо. — Я сейчас пытаюсь уберечь тебя от того, что уже уничтожило моих друзей. Джиа замерла, её сердце заколотилось быстрее. Она не знала, что ответить. Всё, что говорил Ёсан, звучало как часть какой-то головоломки, разгадки к которой у неё не было. — Я не буду запирать входную дверь и ворота, — протянул он, вставая. — Но прежде чем вернётся хён, подумай: стоит ли тебе оставаться здесь? Иногда лучше уйти до того, как пламя станет слишком сильным. Потому что оно не щадит никого. Джиа широко распахнула глаза. Она подняла на него взгляд, полный недоверия и недоумения. Неужели Ёсан действительно позволит ей уйти? И если так, то зачем? В этом доме, где всё всегда контролировалось, каждое слово, каждый шаг, это предложение звучало как что-то невозможное, будто нарушающее негласный порядок. И что тогда с ним сделает Сан? Эта мысль заставила её нервно сглотнуть. Сан никогда не казался ей человеком, который отступает, особенно если дело касается чего-то, что он считает своим. Разве он не начнёт искать её снова? Разве его злость не обрушится на Ёсана за этот поступок? Джиа сжала плед в руках, чувствуя, как противоречивые чувства захлёстывают её с головой. С одной стороны, желание бежать, вырваться из этого места, не оборачиваться и никогда больше не возвращаться. С другой — мучительная тревога за Ёсана, который поступает слишком благородно, как для человека, который изначально был замешан в этом. «А что, если он прав?» — мелькнула мысль. Иногда лучше уйти до того, как пламя станет слишком сильным. Но разве она уже не была его частью? Разве не чувствовала его жар каждый раз, когда смотрела в глаза Сонхва или слышала голос Сана? Её взгляд вновь метнулся к Ёсану. Он стоял неподвижно, его фигура казалась почти что тёмной в приглушённом свете комнаты. А в глазах читалось нечто странное — то ли усталость, то ли сожаление. — Ты ведь сам понимаешь, что я не смогу просто встать и уйти. Ёсан ничего не ответил, но его молчание было красноречивее любых слов. Джиа ощущала, как её внутренний мир разваливается на части. Оставаться значило продолжать жить в страхе, но уходить… Уходить значило отказаться от ответа на главный вопрос, который теперь преследовал её: кто такая Джуён и как они с ней связаны? И причём тут её мама? — Дверь будет открыта. Но помни одно: если ты решишь уйти, назад дороги может уже не быть. Джиа замерла. Его слова прозвучали одновременно как приглашение и как предупреждение. Она не могла понять, что он пытался донести, и это пугало её ещё больше. — Зачем ты это делаешь? — прошептала она, её голос заметно дрожал. Ёсан посмотрел на неё ещё раз, его губы тронула слабая, горькая улыбка. — Может быть, потому что ты ещё можешь спасти себя. С этими словами он направился к выходу, но на пороге обернулся. — И ещё одно, — добавил он, его голос стал ледяным, — никогда не спрашивай Сана о Джуён. Если ты хочешь сохранить то, что осталось от его человечности. — А что будет с тобой? — вдруг вырвалось у неё, хотя она и не была уверена, зачем спросила. На его лице мелькнула едва заметная тень улыбки, такая мимолётная, что Джиа могла бы решить, что ей всего лишь показалось. — Это уже не твоё дело, — ответил он сухо, но не грубо. — Иди, если хочешь. Или останься. Выбор за тобой. С этими словами он вышел, оставив Джиа в комнате, где, казалось, стены начали сдавливать её с новой силой. Она смотрела на закрытую дверь, чувствуя, как эти слова продолжают звучать у неё в голове, становясь всё громче и громче: «Дверь и ворота будут открыты». Она могла бы сейчас спуститься вниз, выйти за порог, пересечь двор и просто исчезнуть в ночи. Исчезнуть так, как будто её здесь никогда не было. Каждый нерв её тела кричал об этом, подталкивая к побегу. Но что-то всё-таки её здесь удерживало. Желание добиться правды — вот что! Джиа встала с кровати и сделала пару шагов к окну. Снаружи был только мрак, холодный, густой, наполняющий всё вокруг своей тишиной. Лёгкий ветер играл с листьями деревьев, создавая почти успокаивающий шелест. Она могла просто уйти. Прямо сейчас. Её рука невольно потянулась к шее, где когда-то висел кулон, который она потеряла при попытке Сонхва запихнуть её в машину. Этот жест был привычным, почти автоматическим, как попытка за что-то зацепиться, чтобы напомнить себе, кто она есть. Но вместо этого она лишь сильнее ощутила пустоту внутри. «Почему я всё ещё здесь?» Этот вопрос бился в голове, отзываясь гулом в каждом уголке её сознания. Всё в этом доме кричало о том, что ей нужно бежать. Он давил на неё — своей зловещей тишиной, холодом и мрачной атмосферой, которая, казалось, пропитывала каждый угол. Всё вокруг словно нашёптывало ей, что пора уйти. Но была ещё одна сторона. Та, которая искала ответы. Джиа знала, что ей мало просто уйти. Что-то заставляло её остаться, что-то, связанное с этой Джуён. Она вспомнила слова Ёсана. «Ты уже знаешь о Джуён, верно?» Но она не знала. Не знала почти ничего, кроме того, что это имя постоянно витало в воздухе, словно присутствие Джуён было почти осязаемым, несмотря на то, что её самой здесь не было. Джиа чувствовала, что всё, что происходит вокруг неё, связано именно с этой девушкой. Она задавала себе вопросы, которые всё сильнее терзали её: кто такая Джуён? Почему её имя вызывает столько эмоций? Почему из-за неё Сан и Сонхва ненавидят друг друга? Почему её упомянул Ёсан, давая понять, что она — ключ ко всему? «Может, если я найду ответы, я пойму, что делать дальше», — подумала Джиа. Но где искать? Этот дом был таким же чужим и враждебным, как и те, кто в нём жил. Джиа тяжело вздохнула, вспоминая как своё тринадцатое лето провела с матерью в старом доме, который находился между участками двух женщин, чьи различия были настолько яркими, что становились почти карикатурными. С одной стороны жила ханжа по имени Селия, с другой — свободолюбивая и откровенная Дана, чья репутация была столь же яркой, как и её наряды. Селия осуждала Дану с явным наслаждением, её узкие губы поджимались всякий раз, когда она видела соседку в коротком платье или слышала её громкий смех. — Эта женщина — позор всего района, — ворчала она, стоя на своём безукоризненно чистом крыльце, а её взгляд скользил по идеально постриженному газону Даны. Иронично, но дом Даны был самым красивым на всей улице. Яркий, ухоженный, с большим белым крыльцом и горшками цветов у дверей — он выглядел так, будто сошёл с обложки журнала. Джиа, несмотря на свой юный возраст, быстро поняла, что Дана богата, и богатство это она добывала сама. Она умела распоряжаться собой и своим телом так, как никто другой. В отличие от Селии, которая тонула в зависти, Дана казалась воплощением свободы. Муж Селии проходил мимо неё, даже не замечая, словно она была частью мебели. Джиа видела, как это съедало её изнутри. Жизнь Селии была ловушкой, и Дана с её яркой улыбкой, уверенной походкой и умением получать от мужчин всё, что она захочет, злила её ещё больше. Джиа не просто восхищалась Даной — она обожала её. Любила наблюдать за ней, слушать её истории и учиться. — Я хочу стать миллионершей, — сказала Дана как-то днём, оставаясь с Джиа, пока её мать была на работе. Она сидела на ступеньках крыльца, небрежно расправляя подол платья, словно весь мир у её ног. — Осталось чуть-чуть. Ещё пара лет — и я добьюсь своего. Эти слова поразили Джиа. Но ещё больше её поражала уверенность Даны, её способность любить себя, своё тело, свою жизнь. Всё лето Джиа изучала её, пытаясь понять секрет. Дана первой начинала разговоры, легко касалась людей — руки, плеча, локтя. Мужчины всегда отвечали на это улыбкой, даже незнакомцы. Где бы они ни были — на улице, в кафе, в магазине — Дана умела получать то, что ей было нужно. Как-то днём она уговорила прохожего угостить их обедом, причём сделала это так легко, словно знала, что он скажет «да» ещё до того, как подошла. А в конце лета приехала к дому на блестящем новом внедорожнике. — Это от твоего парня? — спросила Джиа, глядя на машину с восхищением. Дана рассмеялась так, что её смех прозвучал как лёгкое мелодичное щебетание птиц. — Милая, я ни с кем не встречаюсь. Мужчины — мои игрушки. И я просто играю с ними. Но их идиллия длилась недолго. К концу лета их выселили за неуплату. Джиа помнила, как плакала, а Дана, прижимая её к себе, шептала, что двери её дома всегда будут открыты. Но новая квартира, которую нашла её мать, была слишком далеко, и Джиа больше никогда её не видела. Теперь, находясь в чужом доме, в окружении тишины, Джиа часто думала о Дане. Её уверенность, её смелость — это то, чего Джиа сейчас так не хватало. Она была уверена, что Дана добилась своего, что на её счету теперь действительно семизначная сумма. Если бы Дана была здесь, она бы сказала: «Не бойся. Составь план и действуй. Получи от этих парней то, что тебе нужно». «Ты можешь уйти, — напомнила она себе. — Дверь открыта». Но эти слова больше походили на издёвку. Уйти было бы проще. Гораздо проще, чем остаться и копаться в грязном белье чужих людей. Копаться в их чёртовом прошлом. И Джиа знала, что раньше она никогда бы так не поступила, но сейчас решила, что будет сражаться, как сражалась бы Дана. Если бы Дана была рядом, она бы рассмеялась и повторила точно то же самое, что и раньше: — У каждой девочки есть свои инструменты, милая. Просто они не такие, как у мужчин. У нас есть вот это, — она показала на грудь, — и вот это, — постучала по виску. — А вместе это — самая сильная вещь в мире. Джиа отвела взгляд от окна, понимая, что тогда Дана была бы права. Бояться бессмысленно. Нужно действовать. Её взгляд вновь упал на ворота — те самые, которые Ёсан сказал, что оставит незапертыми. Она всё ещё не могла поверить в его искренность, но теперь, глядя на улицу за окном, сомнений не осталось. Ворота действительно были открыты. Её сердце забилось быстрее. Это был шанс, возможно, единственный. Но что делать? Бежать сейчас, пока в Сонхва или Сан не вернулись? Или попытаться узнать больше, прежде чем так рисковать? Мысли о Дане вновь вернулись к ней. Дана бы не боялась. Она бы составила план, оценила шансы и взяла от ситуации всё возможное. Джиа твёрдо решила, что и она должна действовать, пока есть возможность. И прежде чем уйти, нужно было понять, что здесь происходит, ведь её терзали вопросы, которые не давали покоя. «Может, если я узнаю о Джуён, то пойму, что делать дальше», — подумала Джиа, оглядывая пустую комнату. Взгляд остановился на двери в коридор. Сонхва. Он казался самым ранимым, самым сентиметальным из всех, кто жил в этом странном доме. И именно поэтому она решила, что его комната — лучшее место для начала поисков. Если кто-то из них и мог хранить вещи, связанные с прошлым или с той, кого любил, то это был именно он. Это мог быть только Пак Сонхва. Она двинулась в сторону ванной и, включив воду на весь напор, улыбнулась, довольная собой — звук льющейся воды создаст иллюзию, что она здесь, в этой комнате и просто принимает душ. Если Сонхва вернётся, у неё будет несколько дополнительных минут, чтобы выйти из его комнаты незамеченной. Джиа глубоко вдохнула и, собрав всю свою волю в кулак, вышла из комнаты. Теперь её цель была ясна — добиться правды и заставить Сана ответить за всё то, что он сделал с ней. Выйдя в коридор, Джиа ощутила лёгкий озноб. Не только из-за страха, но и из-за странной тяжести, которая накрывала дом. Это место было таким чужим, таким пропитанным чужими эмоциями, что от него становилось не по себе. Каждый шаг казался слишком громким, даже несмотря на то, что она двигалась осторожно. Дверь в комнату Сонхва была закрыта, но не заперта. Как только её ладонь легла на ручку, Джиа замерла. Каждый её инстинкт кричал, что заходить туда опасно, но мысль о том, чтобы уйти, не узнав ничего, была ещё более мучительной. Её ноги дрожали, пальцы холодели, а в груди снова нарастало беспокойство. Она была на грани, балансируя между здравым смыслом и желанием удовлетворить жгучее любопытство. Джиа вздохнула, чувствуя, как внутри в геометрической прогрессии нарастает тревога, наполняя собой всю её: часть хотела убежать и больше никогда не вспоминать этот дом, но другая часть — настойчивая, смелая — требовала остаться. Найти что-то, что объяснит, почему она оказалась в этом месте, почему её жизнь тесно связана с Джуён, девушкой, о которой она почти ничего не знала. Она замерла перед дверью, её рука, лежащая на холодной металлической ручке, так и не решилась нажать. В голове вихрем пронеслись картины того, что может случиться, если Сонхва поймает её за тем, как она роется в его вещах. Сонхва был слишком непредсказуем. Она видела, как быстро в нём может вспыхнуть ярость, как мгновенно его мягкость и кажущаяся доброжелательность сменяются ледяным спокойствием, от которого пробегал холодок по коже. Джиа помотала головой из стороны в сторону, не желая даже думать, как он отреагирует. Поэтому, стиснув зубы, она попыталась унять дрожь в руках. — Сейчас или никогда, — прошептала она себе, чувствуя, как внутри что-то рвётся на части. Она мягко надавила на ручку, и дверь, поддавшись, тихо приоткрылась. Комната Сонхва была погружена в полумрак. Единственный источник света проникал через приоткрытые двери, неохотно пропуская слабые полосы света, которые разрезали пространство на причудливые геометрические формы. С первого взгляда Джиа почувствовала напряжённую атмосферу. Здесь всё казалось слишком правильным, словно в этом месте запрещено нарушать порядок. Её взгляд скользнул по книжным полкам, где книги выстроились в идеальную линию. Их корешки образовывали ровную стену, где каждый том подбирался не только по содержанию, но и по размеру. Казалось, Сонхва заботился о том, чтобы каждый предмет выглядел так, как будто его место заранее определено. Её пальцы нерешительно скользнули по полке, где стояли книги. Одна из них была чуть выдвинута вперёд, как будто кто-то недавно её трогал, но не до конца вернул на место. Джиа сделала глубокий вдох. Постель была застелена просто безупречно. Лёгкое покрывало из серого материала лежало ровно, без единой складки, а подушки были симметрично расположены у изголовья. На столе стояла лампа — утончённая, минималистичная, но покрытая тонким слоем пыли, что сразу бросалось в глаза. Лампа выглядела так, будто ею давно никто не пользовался, что странным образом усиливало ощущение отрешённости, исходившее от этой комнаты. Поэтому, недолго думая, Джиа нажала на неё и та загорелась, ярким светом освещая большую часть комнаты. На стенах висели чёрно-белые фотографии в тонких, строгих рамках. На одних снимках были пейзажи — море с волнами, размытые туманы над лесами, — на других виднелись моменты из жизни Сонхва: улыбающиеся лица людей, которых Джиа не узнавала. Но за этой красотой и тщательно подобранными композициями она чувствовала холод. Это были не воспоминания, а скорее обрывки прошлого, спрятанные за стеклом, чтобы не чувствовать их остроту. Комната напоминала музей. Здесь всё казалось выставленным на показ, но так, чтобы никто не смог понять, что скрывается за поверхностью. Даже лёгкий запах в комнате — смесь древесных нот и чего-то горьковатого, как старый кофе, — будто подчёркивал её уединённость. Но Джиа знала: за этим внешним порядком скрывалось нечто иное. Как будто всё, что находилось здесь, было тщательно отобрано, чтобы скрыть хаос, который бурлил внутри самого Сонхва. Джиа вертелась вокруг, изучая комнату, когда её внимание привлекло небольшое фото, стоявшее на тумбе рядом с кроватью. Оно отличалось от всего остального в комнате. Чёрно-белые снимки на стенах были нейтральными, почти безликими, но это фото, заключённое в простую деревянную рамку, выглядело более личным — оно манило к себе. Джиа сделала несколько шагов вперёд, словно что-то неведомое притягивало её к тумбе. Сердце забилось быстрее, ладони вспотели от напряжения. Она протянула руку к нему, стараясь не думать о том, что может там увидеть. Её пальцы слегка дрогнули, когда она подняла фото, а внутри, словно волна, поднялось тревожное предчувствие, которое было одновременно нестерпимым и странно завораживающим. На фотографии стояли три фигуры. Сонхва, Сан, Ёсан. Их руки покоились на плечах друг друга, они держались крепко, как будто ни одна сила в мире не могла разорвать эту связь. Улыбки на их лицах были яркими, беззаботными, настоящими. Это был момент счастья, пойманный в вечность. Но эта картина, полная тепла и света, ударила Джиа как пощечина. Она совсем не вязалась с теми, кем эти парни стали сейчас — угрюмыми, озлобленными и жестокими. Но её внимание привлёк ещё один человек — высокий парень с цепким, немного задумчивым взглядом. Его лицо отличалось мягкими чертами, а светлая кожа контрастировала с кожаной курткой, блестящей в свете вспышки камеры. Тонкие цепочки вокруг шеи добавляли ему дерзости, а старая гитара, которую он держал в руках, так и кричала о его страсти к музыке. Парень выглядел иначе, чем остальные. Его улыбка была едва заметной, больше натянутой, чем искренней. Он будто был здесь и одновременно где-то далеко, погружённый в свои мысли. Джиа никак не могла вспомнить, чтобы кто-то когда-либо упоминал этого парня. Его лицо было ей совершенно незнакомо, но уверенная осанка и лёгкая улыбка явно указывали на то, что он был неотъемлемой частью их компании. Она пристально всматривалась в его черты, пытаясь уловить хоть какую-то подсказку о том, кем он мог быть. Его напряжённое выражение заметно выделялись на фоне расслабленной ауры, исходившей от остальных троих. Девушка ощутила горечь в горле, словно глотнула солёной воды. Снимок казался куском чужой жизни, но что-то в этой картине пробудило в ней чувство, которое она не могла объяснить. Она снова посмотрела на фото, прищурившись. Её взгляд скользнул ниже, к сидящим перед парнями девушкам. И тут весь мир вокруг словно провалился в бездну. Одна из девушек… Это была она! Или кто-то, кто выглядел точь-в-точь как она. Джиа замерла, чувствуя, как дрожь пробегает по всему телу. У неё перехватило дыхание, и пальцы судорожно сжали рамку. Лицо девушки, её черты, волосы, даже выражение… всё было до ужаса знакомым. Это было не просто сходство — это была почти зеркальная копия. Длинные волосы, слегка укороченная чёлка, форма лица, даже улыбка. Это была она! Или… Руки задрожали. Она не могла оторвать глаз от фотографии. «Это невозможно», — подумала Джиа, но её разум, казалось, складывал пазлы быстрее, чем она могла их осмыслить. Слова Сонхва, мимолётные намёки Минги, фраза Ёсана о том, что её мать знает правду. И теперь это фото. У неё, чёрт возьми, была сестра. Возможно, сестра-близнец, о которой она ничего не знала. Слёзы хлынули по щекам, тёплыми дорожками обжигая кожу. Перед глазами всё расплылось, но даже сквозь пелену она увидела главное — рядом с её точной копией на фотографии сидела её лучшая подруга. Та самая, которая совсем недавно умоляла её держаться подальше от этих устрашающих парней, которые избили её младшего брата. Джиа опустилась на колени прямо на холодный пол, сжимая снимок в трясущихся руках. Слёзы капали на стекло рамки, оставляя крошечные разводы, но она продолжала всматриваться в лицо своей подруги, будто пытаясь найти объяснение. Почему она была там? Почему ничего не рассказала? Сердце словно сжали ледяными тисками, и с каждой секундой боль становилась всё невыносимее. Тяжесть вопросов давила, выбивая из неё весь воздух, как будто кто-то невидимый сжимал её горло. Некому было ответить, некому объяснить, а пустота от этого только разрасталась, заполняя собой каждую клеточку. Горечь поднималась изнутри, как едкий дым, наполняя её всю до краёв. Пальцы побелели от напряжения, сжимая рамку так сильно, что стекло вдруг издало глухой треск — она вздрогнула, но не отпустила. Джиа всё смотрела на фото, но перед глазами плыло. Трещина пошла по всему стеклу, как молния, рассекая лица на фотографии. Она замерла, наблюдая, как линии разделяют всех парней на снимке. — Как… как ты могла? — шёпот сорвался с губ, глухой и полный отчаяния. — Ты всё знала… Она судорожно вдохнула, чувствуя, как грудь разрывает от всепоглощающей боли. Её душа кричала, но этот крик оставался внутри, заглушённый рыданиями, которые она даже не пыталась сдержать. Казалось, эта боль не уйдёт никогда, она будет сжигать её изнутри, пока не останется только пепел. Рамка задрожала в руках, и ей захотелось швырнуть её, разбить окончательно, но вместо этого она ещё крепче вцепилась, роняя на стекло слёзы, которые даже не пыталась остановить. Просидев так ещё какое-то время, Джиа услышала шаги. Тяжёлые, неспешные, от которых протяжно скрипели половицы. Она судорожно подскочила с пола, прижимиая фотографию к груди. Дыхание перехватило, а сердце бешено заколотилось, словно пытаясь вырваться из груди. Сонхва. Он вернулся. Джиа испуганно огляделась по сторонам. Первым делом пальцы лихорадочно скользнули к лампе, и свет в комнате погас, оставляя её в пугающей темноте. Джиа снова огляделась, пытаясь сосредоточиться, но паника накатывала волнами. Куда бежать? Где спрятаться? Её взгляд метался по комнате — шкаф? Под кровать? Под стол? Всё казалось одновременно слишком очевидным и недостаточно надёжным. Шаги приближались, Сонхва точно шёл к своей комнате. Прямиком к ней, испуганной и дрожащей девчонке, которая бесстыдно ворвалась к нему и рылась в его вещах. Дверная ручка едва слышно звякнула и она, не придумав ничего лучше, рысью метнулась в сторону, спиной уперевшись в ещё одну дверь. Джиа, быстро нащупав, ручку, слегка повернула её и прошмыгнула внутрь, прежде чем кто-либо успел заметить её присутствие. Девушка замерла, когда в комнате снаружи вдруг вспыхнул свет, который тут же резанул темноту, и она, почти не дыша, осторожно попятилась назад, стараясь не выдать себя. Она втиснулась за штору, чувствуя, как холодный край ванны давит ей в спину. В душевой было кромешно темно, и глаза не могли различить даже очертания собственных рук. Дыхание стало настолько тихим и затруднённым, что Джиа, кажется, сама едва слышала его. Она застыла, стараясь унять дрожь, и прислушалась. Шаг. Ещё один. Он обошёл комнату, и звук его движений стал ближе. Она вжалась спиной в холодный край ванны, чувствуя, как пот стекает по её вискам. Она затаила дыхание, стараясь подавить охватившую её панику. Тьма была слишком густой, слишком давящей, словно живая, обвивающая её и стирающая все чувства. Джиа прижала руку ко рту, чтобы сдержать дрожь, опасаясь, что её выдаст даже малейший звук. Шаги стали ещё громче и тяжелее. Теперь они были прямо за дверью. Он остановился, кажется, прямо перед самой дверью, что Джиа даже могла слышать его прерывистое дыхание. Она стиснула зубы, чтобы подавить панический вдох, чувствуя как напряжение в воздухе стало почти невыносимым. Её ладони скользили от пота, сжимая штору, а внутри всё кричало: «Только не заходи сюда!». Она обхватила себя руками, ещё сильнее вжалась в край ванны, едва не задохнувшись от паники. Пространство вокруг неё сузилось до глухого звука собственного сердца, гулко отдающего в ушах. Металлическая ручка повернулась с глухим щелчком, и Джиа почувствовала, как её сердце на долю секунды остановилось. Дверь в душевую открылась, пронзая её ярким светом, от чего она сощурилась. Звук шагов стал гулким, раздаваясь по деревянному полу и отдаляясь. Джиа замерла, стараясь не дышать. Она почувствовала, как её грудь сдавило от паники, но заставила себя сидеть неподвижно, надеясь, что он не услышит её. Как только послышался скрип дверцы шкафа, сердце Джиа бешено заколотилось, и она, почти не дыша, осторожно выглянула из-за шторы, стараясь не выдать себя. Прямо перед её взором, спиной к ней, стоял Пак Сонхва, небрежным движением стягивая с себя толстовку. Ткань упала на пол, и через мгновение последовала футболка, обнажив его торс. Джиа задержала дыхание, невольно втупившись пристальным взглядом в его сильное тело. Широкие плечи, рельефные мышцы спины, где каждая линия казалась выточенной до идеала. Он слегка повернулся боком, и свет подчеркнул изгибы его пресса и чёткие линии ключиц. Всё в его движениях было лёгким и уверенным, но при этом поражало скрытой мощью. Джиа почувствовала, как лицо мгновенно заливается жаром. Она резко спряталась обратно за штору, обхватив колени руками и стиснув зубы. «Что ты делаешь?!» — мысленно выругала она себя, чувствуя, как жар опускается ниже, заставляя сердце биться ещё быстрее. Но ситуация становилась хуже. Она услышала лязг ремня, звук расстёгиваемой ширинки, и внутри всё сжалось. Сонхва собирался принять душ. Здесь. Где была она, прячась. Тело тут же сковал страх, смешанный с неловкостью. Она сглотнула, ощущая, как пересохло в горле, и сильнее вжалась спиной в холодную стену, стараясь стать как можно меньше, словно это могло её спасти. Шаги Сонхва стали ближе. Звук его дыхания заполнил тесное пространство, и она почувствовала себя мышью, загнанной в угол. Джиа вся сжалась, стараясь не издать ни звука. Но когда она услышала, как он коснулся шторы, её сердце пропустило удар. Штора резко дёрнулась в сторону, и ослепительный свет залил ванную, заставляя Джиа инстинктивно зажмуриться. Она ощущала, как всё внутри неё сжалось от страха, а руки вцепились в край ванны, как будто это могло её защитить. — Что за… — раздался низкий голос Сонхва, глухой и удивлённый. Джиа приоткрыла глаза, встречаясь с его взглядом. Его лицо застыло в шоке, брови нахмурились, а глаза широко раскрылись. На мгновение в его выражении читалось только искреннее недоумение, будто он не мог поверить, что видит её в своей душевой. Его слегка растрёпанные волосы мягко падали на лоб, касаясь глаз и придавая ему непринуждённый, почти домашний вид. Широкие плечи переходили в мощные руки с едва заметными венами, которые подчёркивали его силу, а узкая талия контрастировала с крепкими, мускулистыми бёдрами. Тёмные спортивные штаны свободно висели на нём, оставляя открытыми угловатые косточки таза и обнажая тонкую полоску кожи с едва видимым следом от резинки. Казалось, что его тело воплощало само совершенство — крепкое, рельефное, но не чрезмерное, словно созданное, чтобы вызывать восхищение. Джиа не могла отвести взгляд, заворожённая этим живым воплощением идеала и грации. Это было больше, чем просто привлекательность. Сонхва был пугающе реальным и одновременно нереально идеальным. Даже в домашней расслабленности он выглядел так, будто сошёл с обложки журнала, невольно приковывая к себе взгляд. Он всё стоял перед девушкой, держа руку на шторе, и смотрел на неё с явным недоумением, явно пытаясь понять, какого чёрта она здесь делает. Губы слегка приоткрылись, как будто он хотел что-то сказать, но замешкался, обдумывая увиденное. — Ты… что ты здесь вообще делаешь? — его голос прозвучал низко, резко, и она почувствовала, как мир вокруг рухнул. Джиа замерла, чувствуя, как её сердце готово выскочить из груди. Она не знала, что ответить, её дыхание было таким неровным, что она могла лишь открыть и закрыть рот, как рыба, выброшенная на берег. Но шок на его лице быстро сменился другим выражением — Сонхва замер, его взгляд потемнел, а губы сжались в тонкую линию. — Ты залезла сначала в мою комнату, а теперь в душевую? — спросил он, его голос становился всё ниже и холоднее. — Это шутка какая-то? Его взгляд скользнул вниз, и он заметил, что она сжимает в руках рамку с фотографией. Та самая рамка с фотографией, которую она инстинктивно схватила, когда спешила спрятаться. В этот момент его лицо вспыхнуло гневом. — Ты ещё и это взяла? — прорычал он, делая шаг ближе. — Я… это не то, что ты думаешь! — Джиа, чувствуя, как от его тона по спине пробегает ледяной холод, тут же попыталась оправдаться, но её голос так сильно дрожал, что слова путались, и она понимала, что звучит нелепо и совсем неубедительно. Но Сонхва уже не слушал. Он смотрел на неё, а его дыхание становилось всё более тяжёлым. Он поднял руку, как будто хотел вырвать рамку из её рук, но остановился. — Зачем? — спросил он, его голос был тихим, но от этого ещё более пугающим. — Почему ты здесь? Какого чёрта роешься в моих вещах? Джиа сглотнула, чувствуя, как от волнения пересохли губы. Она была слишком напугана, чтобы двигаться или говорить. Сонхва шагнул ближе, и Джиа почувствовала, как её спина снова вжалась в холодную стену. Его лицо было напряжённым, а взгляд тяжёлым, словно он старался понять, что происходит, но гнев всё равно начинал просачиваться наружу. — Ты залезла в мою комнату, — начал он медленно, а голос его был почти шипящим, — и спряталась в моей душевой. Ты вообще понимаешь, что творишь? Джиа смотрела на него, сжимая рамку так сильно, что её пальцы побелели. — Я… — начала она, но тут же замолкла, видя, как его взгляд снова упал на фотографию в её руках. Сонхва окинул рамку быстрым взглядом, его глаза потемнели, и он шагнул ещё ближе. Джиа инстинктивно прижала рамку к груди, её сердце забилось как сумасшедшее. — Я просто… искала ответы, — выдавила она, стараясь звучать твёрдо, но её голос всё ещё нервно дрожал. — Ответы? — он фыркнул, но в этом не было ни капли веселья. — И ты подумала, что самое лучшее место для этого — моя личная жизнь? Его дыхание стало резче, и Джиа ощутила, как её собственный страх растёт. Но вместе с ним внутри неё разгоралось и чувство обиды. — Я здесь не по своей воле, Сонхва, — резко ответила она, внезапно найдя в себе смелость. — Ты правда думаешь, что я могу просто сидеть и молчать, когда меня заперли в доме и ничего не объясняют? Почему ты так защищаешь это фото? Почему здесь девушка, которая является моей лучшей подругой, а вторая моя чёртова копия, а, Пак Сонхва? Сонхва застыл на месте, его взгляд встретился с её. Она ожидала, что он взорвётся от ярости, но вместо этого его глаза стали мягче. На несколько мгновений он выглядел так, будто собирается что-то сказать, но потом просто покачал головой. — Ты ничего не знаешь, — тихо сказал он, его голос вдруг стал сдержанным. — Тогда расскажи, — резко выпалила Джиа, выставляя руку с фотографией вперёд. — Потому что это всё, что у меня осталось, — устало выдохнул он, пятернёй проводя по волосам. Он медленно поднял руку и коснулся рамки, которая всё ещё была в её руках. Его пальцы слегка дрогнули, но затем он обхватил её ладонь, словно пытался вернуть себе то, что она забрала. — Это — моя вина, — тихо добавил он, его взгляд потемнел. — Она была той, кого я должен был защитить, но не смог. Эти слова прозвучали как удар под дых. Джиа замерла, её пальцы ослабили хватку на рамке, но выпустить из рук она её не решилась. Ей просто кровь из носа как необходимо узнать правду. Слишком долго она жила в этом кошмаре, где все знали правду, кроме неё. — Кого ты должен был защитить? — её голос дрожал, но в нём слышалось горькое отчаяние. Она чувствовала, как в груди поднимается тяжесть, словно воздух внезапно стал густым и вязким. Все её эмоции, которые она пыталась подавить, всплывали на поверхность. Раздражение, накопленное за все эти дни, гнев, страх, обида — всё это смешивалось в ней, образуя взрывоопасный коктейль, который она больше не могла сдерживать. — Почему вы всё время скрываете от меня правду? — выпалила она, её голос сорвался. — Вы держите меня здесь, даже не объясняя зачем! Почему вы все считаете, что я не заслуживаю знать, что происходит? Она бросила на Сонхва взгляд, полный ярости и отчаяния. Её голос стал громче, а слова срывались с губ бессвязным потоком. И Сонхва понял — её наконец прорвало. — Я устала от того, что вы смотрите на меня, как на игрушку, которую можно передавать из рук в руки, но никогда не считать человеком. Думаете, мне этого достаточно? — её голос дрожал, но она не остановилась. — Вам всем нравится смотреть, как я страдаю! Её глаза блестели от слёз, но она не позволила себе заплакать. Слёзы придадут ему ощущение власти, а она не могла этого допустить. Сонхва смотрел на неё, его лицо застыло в непроницаемой маске, но глаза… В них промелькнуло нечто, похожее на вину. Его лицо, обычно холодное и бесстрастное, теперь выглядело живым, настоящим, но вместе с этим ещё более непостижимым. — Я не смог защитить ту, кто была мне дорога, — выдавил из себя он, едва слышно, словно эти слова были для него пыткой. Джиа внимательно посмотрела на Пака, пытаясь понять, о ком он говорит. Её мысли снова вернулись к девушке на фотографии — той, что выглядела точь-в-точь как она. — Ты о ней? — осторожно спросила Джиа, поднимая фото так, чтобы он мог видеть. — О той, которая похожа на меня? Сонхва молчал, пытаясь собрать воедино обрывки мыслей, которые туда-сюда носились в его голове. Он стоял неподвижно, но по напряжённой линии его плеч и сжатым кулакам было ясно, что внутри него бушует ураган. Джиа видела, как его грудь тяжело вздымается, словно он борется с тем, что вот-вот вырвется наружу. — Да, — наконец выдохнул Пак, его голос был низким, глухим, будто вырвался из глубин самого сердца. — Это и есть Джуён. Сонхва поморщился, будто бы эти слова приносили ему физическую муку. Джиа заметила, как его взгляд скользнул по фотографии в её руках. На миг его глаза стали мягче, но тут же потемнели, и он отвернулся, не в состоянии смотреть на неё. — Она была всем, что у меня было, — продолжил он, его голос был таким тихим, что Джиа пришлось напрячься, чтобы услышать его бормотание. — Она была тем, ради кого я был готов на всё. — Кто она? И почему… — Джиа запнулась, голос её стал тише. — Почему она так похожа на меня? Сонхва посмотрел на неё. Его взгляд был таким тяжёлым, что девушка вдруг почувствовала, как слабеют ноги. — Потому что она была твоей сестрой, — тихо выпалил он, и это заявление прозвучало как гром среди ясного неба. Джиа замерла. Её глаза расширились, а дыхание участилось до такой степени, что ещё немного и она задохнётся от переизбытка кислорода. На какое-то мгновение даже показалось, что она ослышалась. — Моей… сестрой? — прошептала, едва в силах произнести эти слова. Сонхва кивнул, не отрывая от неё пристального взгляда. Казалось, будто этот парень и сам устал, раз так спокойно рассказывает ей хоть что-то, а не просто молчит или отпирается как все прошедшие дни. Сонхва закрыл глаза, тяжело выдохнув. Его плечи опустились, словно он нёс на них невыносимый груз. Он провёл рукой по волосам, затем поднял на Джиа взгляд, отмечая, что она не так уж и сильно удивлена. Пак мысленно хмыкнул, признавая, что она не так проста, как он считал поначалу. Джиа была смелой — чересчур смелой, чтобы забраться в его комнату, рыться в его вещах и заставить его смотреть в лицо тому, что он скрывал слишком долго. Она и сама, кажется, уже давно поняла, что между ней и Джуён есть связь. Только полный идиот не увидел бы этого. Они были похожи до пугающего абсурда, грёбанные близняшки. Но в этой схожести для Сонхва скрывалась самая глубокая боль. Он снова посмотрел на неё, и его сердце сжалось. В её чертах было столько от Джуён, что это било по самому больному месту. Её глаза, её нос, линия подбородка… Даже едва заметная складка между бровей, которая появлялась, когда она злилась. Каждый раз, когда он смотрел на неё, это было как нож в сердце. Напоминание о том, кого он потерял. Джуён была для него всем — её звонкий смех, её лёгкость, её способность освещать весь мир вокруг. Она была живым огоньком в его жизни, и он не смог её спасти. Но Джиа… Джиа была другой. Она была сильнее, твёрже. Она не боялась бросать ему вызов, смотреть в глаза, кричать о несправедливости. Он повторял себе это снова и снова: «Она не Джуён». Но каждый раз, когда он смотрел на неё, эти слова куда-то исчезали. Внутри всё кричало, напоминая о том, как сильно он скучал по тому, кого уже не вернуть. Сонхва опустил взгляд, стараясь справиться с этим потоком эмоций. Боль разъедала его изнутри, и он злился на себя за слабость. Это не Джуён. Это другая девушка. У неё другой голос, другой взгляд, другое внутреннее тепло. Он видел это. Он знал это. И всё же её присутствие вызывало у него такие же чувства, как когда-то вызывала Джуён. Это делало его слабым. Он чувствовал, как нарастает паника, гнев на самого себя за то, что он позволил этим эмоциям вернуться. — Ты слишком похожа на неё, — наконец выдавил он сдавленным голосом. Сонхва поднял на неё глаза, и Джи съёжилась: она впервые видела его настолько сломленным. — Ты даже не представляешь, как это… смотреть на тебя и… видеть её. Сонхва встретился с её взглядом, пытаясь уговорить самого себя. Но это было невозможно. Его собственное сердце предавало его. Он чувствовал это каждый раз, когда смотрел на неё: боль, утрату, тоску и странное, растущее чувство, что Джиа для него становится чем-то большим. Но именно это его и пугало. Он знал, что не имеет права. Ни на что. — Прости, — тихо сказал он, делая несколько шагов в сторону, позволяя девушке наконец-то вылезти из ванной. — За всё. За то, что я поцеловал тебя. За то, что заставил тебя чувствовать себя так, как ты не должна. За то, что я сделал тебе больно. Его руки дрогнули, но он сжал их ещё крепче, словно хотел сдержать в себе то, как он разлетается на мелкие кусочки. Сонхва глубоко вдохнул, его челюсти напряглись, отчего на лице заиграли желваки. — Я не хотел. Я потерял голову. Я… просто сошёл с ума. Парень быстро отвернулся, больше не в силах выдерживать её испытующий взгляд. Он закрыл глаза, чувствуя, как внутри всё горит. — Я не хочу больше причинять тебе боль, Джи. Но я не уверен насчёт Сана. Он не остановится. Больше нет. Сонхва выдохнул, его руки нервно скользнули по краю раковины. Он поднял голову, взглянув в зеркало, как будто пытался увидеть там что-то, чего уже давно не было. — Ты хочешь знать правду, — тихо начал он, его голос звучал отстранённо, будто он говорил не ей, а самому себе. — Хорошо. Я расскажу. Ты спасла мою сестру, и я готов отплатить тебе хотя бы этим. Джиа, опираясь плечом на стену и с бешено колотящимся сердцем, только молча кивнула, позволяя Сонхва собраться с мыслями. — Насчёт Сана… — начал он, напряжённо сглотнув. — Он слишком далеко зашёл. Всё это — его жизнь. Месть, боль, ненависть — это всё, что у него осталось. Джиа смотрела на него, стараясь уловить каждое слово. Её сердце сжималось от предвкушения, а внутри росло странное предчувствие. — Почему? — тихо спросила она, наблюдая за тем, как Пак разворачивается к ней и, сложив руки на груди, бедром опирается на раковину. — Почему он так меня ненавидит? Что я сделала? Сонхва отвёл взгляд. Его лицо потемнело, а челюсти сжались так сильно, что на скулах заиграли желваки. Казалось, он всё ещё боролся с собой, решая, говорить ей правду или нет. — Когда нам было по тринадцать лет, — голос его звучал хрипло, и так, словно он рассказывал что-то, что хотел забыть навсегда, — Сан потерял свою младшую сестру. Её звали Белль. Ей было всего семь. И она была для него всем миром. — Белль погибла, — продолжил он, не поднимая взгляда, — её сбила машина. Водитель… оказался влиятельным человеком. Он избежал наказания. Никто не привлёк его к ответственности. А Сан… Сан был рядом. Он держал её мёртвое тело на руках и поклялся, что отомстит. Всем, кто причастен. Сонхва сделал паузу, его грудь тяжело вздымалась. Джиа стояла неподвижно, её глаза блестели от непрошеных слёз. Она почувствовала, как её сердце сжалось от этих слов. В голове возник образ: мальчик, дрожащий от шока и держащий тело своей умирающей младшей сестры на руках. Мальчик, потерявший часть своей души в тот момент, когда её глаза закрылись навсегда. Джиа не знала, что сказать. Её злило всё, что Сан успел сделать с ней за последние дни, вся боль, которую он причинил, каждый его жест, полный презрения. Но теперь, когда она услышала это, злость начала отступать. На её место пришло чувство, которое она сама не могла объяснить. Жалость? Сочувствие? Как можно жалеть того, кто хотел разрушить и сломать тебя? И всё же она, наверное, жалела его. — Когда мы повзрослели, — продолжил он, — Сан загорелся этой идеей ещё сильнее. Ему было всё равно, сколько лет прошло. А потом, когда мы учились в университете, он встретил Джуён. — Джуён, — тихо повторила Джиа, чувствуя, как всё внутри обрывается, стоит ей услышать имя сестры. — Она оказалась дочерью того самого человека, — Сонхва сжал кулаки, его голос дрожал от едва сдерживаемой ярости. — Того, кто сбил Белль… — И он решил отомстить ей? — шёпотом выдохнула Джиа. — Сначала да, — ответил Сонхва. — Он планировал всё тщательно, хладнокровно. Но потом… он просто влюбился. Джиа почувствовала, как её ноги слабеют, а голова идёт кругом. Она схватилась за ближайшую поверхность, чтобы не упасть. Девушка молчала, смотря в одну точку. Слова Сонхва звенели у неё в голове, она не знала, как переварить услышанное, как соотнести это с тем, что произошло за последние дни. В душе боролись противоречивые чувства. Сан, каким она знала его эти дни, был совсем другим человеком — холодным, отстранённым, жестоким. И всё же образ мальчика, который потерял свою сестру и с тех пор жил только ненавистью, прочно поселился в её голове. Ей было жаль его. Но вместе с жалостью приходило что-то ещё — раздражение и замешательство. «Почему я тоже должна чувствовать это?» — А ты? — её голос звучал странно тихо, почти подавленно. — Ты тоже… — Да, — резко ответил он, с трудом сдерживая себя в руках. — Я пытался его отговорить. Сначала потому, что не хотел, чтобы он причинял боль незнакомой девушке. А потом… потому что сам потерял голову. Джиа выдохнула, облокотилась на стену и провела ладонью по лицу. Её собственная жизнь только недавно начала казаться стабильной, но теперь она вдруг оказалась втянута в чужую трагедию. Это было нелепо. Всё, что она хотела, — это просто жить спокойно, но вместо этого оказалась втянута в чей-то бесконечный круг мести. — Но она погибла, — наконец произнесла она, её голос дрожал. — Её убили. Почему? Сонхва долго молчал, его взгляд метался между её глазами и полом. — Сан связался с плохими людьми, — наконец проблеял он. — Теми, кто хотел уничтожить его самого. Они использовали его ненависть и боль. И когда он отказался от своей мести ради Джуён, они убили её. На последних словах его голос сорвался, и он стиснул зубы, отвернувшись. — Он потерял её. Как и Белль. Это сломало его окончательно. — А я? — вдруг спросила она. — Как я оказалась в этом всём? Сонхва напряжённо сглотнул, не в силах больше смотреть ей в глаза. Он отвернулся в сторону, устремив взгляд в кафель, словно пытаясь скрыться от её пронзительного взгляда и собственной вины. Тишина, повисшая в комнате, была тяжёлой и давящей. — Это… всё из-за Юнхо, — начал он, указывая на фотографию в её руках, на которой был незнакомый Джиа парень. — Он старший брат Джуён по отцу. Он всегда знал, что его отец — чудовище, но не знал всего. Пока однажды случайно не подслушал, как тот говорил матери, что у него есть ещё одна дочь. Близняшка Джуён. Сонхва умолк, давая возможность стоящей напротив девушке осмыслить услышанное. — Этот Юнхо — мой брат? — Джиа чувствовала, как земля уходит из-под ног. — Моя мать говорила, что отец… Что он бросил нас и сбежал, когда мне было всего несколько месяцев… — Да, — коротко ответил Сонхва. — И женился на женщине, которая была его любовницей. Она ощутила, как её дыхание стало сбивчивым, а руки начали дрожать. Образы, которые она пыталась сложить воедино, путались, словно кусочки мозаики, которые никак не совпадали. Всё её прошлое, всё, что она знала о себе, внезапно показалось ложью. — Он пытался найти тебя, — наконец произнёс Пак сухо, ведь каждое слово давалось ему с трудом. Чувство вины растекалось по венам, и Сонхва хотелось просто заткнуться и забыть обо всём хотя бы на мгновение, на каких-то жалких несколько минут. — Но твоя мать скрывала тебя так тщательно, что это стало почти невозможно. Именно поэтому Юнхо попросил Сынхо о помощи. Она бывшая девушка Ёсана, а ещё её отец работает в полиции, что в разы облегчило поиски. И после того как они тебя нашли, ей пришлось поступить в тот же университет. Юнхо боялся, что Сан окончательно слетит с катушек, что и произошло. Сынхо ведь пыталась предупредить тебя! Сонхва закрыл лицо ладонями, устало потирая его. Внутри неожиданно стало легче, когда он наконец-то рассказал ей всю правду. Словно огромный груз спал с его плеч, который он носил на протяжении нескольких лет. Он стоял там, молча наблюдая за Джиа. Её реакция сковала его — он видел, как из её глаз исчезает свет, а выражение лица становится пустым и отрешённым. Это разбивало его на части, ведь он знал, что именно он виноват в том, что сейчас эта девчонка, эта Чон Джиа, чувствует себя так, словно умерла внутри. Сонхва прекрасно знал это чувство. Уж лучше бы она снова пыталась наорать на него, попытаться ударить, да что угодно, но только не стоять молча, смотря в одну точку! Он привык видеть её живой, борящейся за правду, даже в гневе. А сейчас перед ним стояла совсем другая Джиа — сломленная, будто потерявшая себя. И это убивало его. Он сжал кулаки, чтобы унять дрожь, которая предательски начала пробираться по его рукам. Его сердце билось так быстро, что он чувствовал его стук в висках. Внутри всё бурлило: вина, страх и какое-то странное, болезненное облегчение. Он, наконец, сказал ей правду. Но какой ценой? И если Сан узнает об этом… «Какого чёрта я натворил?» — мысленно ругался он, ощущая, как внутри растёт паника. Ему хотелось подойти к ней, что-то сказать, как-то исправить ситуацию. Но ноги словно приросли к полу, а слова предательски застряли где-то в горле. Он знал, что если сделает хоть шаг, это только усугубит её состояние. Она и так не готова была услышать всё, что он сказал, а если он сейчас начнёт оправдываться или пытаться её утешить, то станет ещё хуже. Она ведь не доверяет ему. И Сонхва это прекрасно понимает. Пак снова с силой провёл рукой по лицу, стараясь вернуть себе самообладание. Он чувствовал, что вот-вот сорвётся, но не мог позволить себе этого. Сейчас он должен быть сильным. Для неё. Ради Джуён. Хоть раз в жизни попытаться поступить правильно. Его взгляд метался между её лицом и фотографией, которую она сжала в руках. На миг ему показалось, что всё это — сон. Глупая, бессмысленная фантазия, от которой он вот-вот проснётся. Но реальность била в лицо, напоминая, что это не так. Он выдавил из себя глубокий выдох, пытаясь заглушить собственные мысли. — Джиа… — наконец пробормотал он, его голос был хриплым и тихим, как будто ему приходилось силой вытягивать из себя слова. — Мне жаль… Её глаз едва заметно дёрнулся, но она не ответила. Это молчание разрывало на части. Он чувствовал себя бессильным, а это ощущение он ненавидел больше всего на свете. — Сан решил, что хочет, чтобы ты была рядом с ним, как когда-то там стояла Джуён. Он попытался заменить её тобой, даже не представляя, что ты будешь сопротивляться. А я не останавливал его… Потому что мне было уже плевать. Сонхва посмотрел на её побледневшее лицо, пытаясь понять, что происходит у неё внутри. Её губы были крепко сжаты, руки дрожали, хотя она изо всех сил старалась казаться невозмутимой. Но её взгляд… Он больше не был направлен на него. Она смотрела сквозь него, в пустоту, как будто его вовсе не существовало. Это мучило больше, чем любые слова, которые она могла бы сказать. Он нервно переступил с ноги на ногу, чувствуя, как напряжение в комнате становится невыносимым. Сонхва ненавидел это ощущение — то, что он разрушил её мир одним признанием, тем самым, от чего он так настойчиво её ограждал, и которого она так сильно хотела от них. Ему хотелось что-то сделать, протянуть руку, коснуться её, чтобы убедиться, что она ещё здесь, что не отгородилась от него навсегда. Джиа, не поднимая головы, сделала короткий вдох, её плечи чуть дёрнулись. Казалось, она собирается что-то сказать, но слова застряли где-то глубоко внутри. Это молчание было для него невыносимым. Каждый его нерв был напряжён, будто он ждал удара, который вот-вот должен был обрушиться. — Почему? — голос её охрип из-за долгого молчания. — Потому что твой отец сделал кое-что ещё, — выдохнул он, его голос дрожал от ярости. — Он разрушил не только жизнь Сана, но и мою. Моей матери. Она умерла из-за него. Повисло молчание. Его взгляд снова метнулся к Джиа, но её глаза так и оставались стеклянными, застывшими на одной точке. Она была здесь, но в то же время далеко, слишком далеко, чтобы он мог дотянуться до неё словами. Это чувство терзало его. — Ты не должна была узнать об этом вот так, — тихо сказал он, опустив голову. Голос его звучал почти виновато. — Я пытался отгородить тебя от этого до последнего. Он шагнул вперёд, остановившись в опасной близости. Внутри всё кричало, что не стоит, что лучше оставить её в покое. Но он не мог. Не сейчас. — Джиа, посмотри на меня, — тихо сказал он, его голос был напряжённым, но мягким. Она не отреагировала, и это окончательно выбило его из равновесия. Сонхва поднял руку, хотел осторожно коснуться её плеча, но замер, не дотянувшись. Вместо этого он сжал руку в кулак, убирая её обратно. Он боялся. Боялся сломать её ещё больше. Он пытался быть сильным, но в этот момент он чувствовал себя слабым, как никогда. — Скажи что-нибудь, — прошептал он, его голос звучал почти умоляюще. — Кричи на меня, злись, бей… Только не молчи. Джиа посмотрела на парня, не понимая, как реагировать. Сначала мысль: «Она была моей сестрой», а затем холодный ужас: «Её больше нет». — Джуён знала обо мне? — едва слышно прошептала она. Голос вдруг стал слишком тихим и каким-то чужим. Сонхва медленно кивнул, его взгляд был уставшим, почти что опустошённым. — Джуён узнала о тебе за несколько недель до… — он осёкся, опуская глаза. — Она просто хотела увидеться с тобой и Уёном, но боялась, потому что ваш отец ей запретил совать свой нос в это. Юнхо хотел помочь ей, но не успел. Джиа видела, как он кивнул, как двигались его губы, но смысл ускользал, оставляя только звенящую пустоту. «Она знала о нас с Уёном… Хотела увидеться…» Эти фразы эхом отдавались внутри, не принося никакого облегчения. Напротив, от них становилось только тяжелее, больнее до такой степени, что изнутри разрывало на части. Сердце пропустило несколько ударов. Потом она резко вдохнула, будто бы наконец-то вспоминая, каково это — дышать. Грудь обожгло, а в горле встал ком. «У меня есть сестра. Была. И теперь её нет…» Слёзы начали застилать глаза, но она упрямо сдерживалась. Нельзя плакать. Не сейчас. Но чем больше она пыталась подавить это чувство, тем сильнее оно её разрывало. Ноги ослабели, и Джиа почти потеряла равновесие, хватаясь за стену, чтобы не упасть. Дыхание стало неровным, а руки дрожали. В этот момент, казалось, весь мир сузился до одной мысли: «Я нашла сестру и тут же потеряла её». Попытавшись сделать ещё один вдох, Джиа содрогнулась, и вместо воздуха в лёгкие хлынули рыдания. Первый всхлип был слабым, почти беззвучным, но вскоре слёзы превратились в настоящий водопад. Горячие, солёные, они текли по её щекам, обжигая кожу. — Нет… — выдохнула она дрожащим голосом, почти жалобно. — Это несправедливо! Сонхва стоял перед ней, не двигаясь, но внутри всё кипело. Он молча наблюдал за тем, как её плечи вздрагивают, как мокрые от слёз пряди прилипают к лицу, а пальцы до боли вонзаются в рамку фотографии. Этот образ будто врезался в его память, заставляя кровь стынуть в жилах. Она была такой хрупкой, как фарфоровая кукла, которой грозило разбиться в любой момент. Он не мог больше смотреть на это. Ему казалось, что она вот-вот развалится на части, и он не успеет ничего сделать, чтобы её спасти. Как не смог спасти её сестру. Сделав короткий, почти неуверенный шаг вперёд, Сонхва поднял руку, не зная, правильно ли это. Его пальцы замерли на мгновение в воздухе, прежде чем осторожно коснуться её плеча. Она не отстранилась, но тело мгновенно напряглось, не зная чего ей ожидать от него. Ещё одно движение — и лицо Джиа оказалось прижато к его груди. Он осторожно обнял её, будто боясь сломать. Руки крепче сжали, и Сонхва почувствовал, как её горячие слёзы мокрыми дорожками стекают по его коже. Её всхлипы были громкими, надрывными, словно она вытаскивала из себя всю боль, которую носила в сердце всё это время. Он прикрыл глаза. Тяжесть её рыданий отдавалась внутри глухой болью. Казалось, что эти слёзы смывают не только её боль, но и его собственную вину. Внезапно воспоминания нахлынули и на него. Тот день, когда они с Саном решили, что месть — это единственный путь. День, когда он закрыл глаза на сомнения и позволил своему гневу взять верх. Он вспоминал всё, вплоть до матери, с которой поругался незадолго до её смерти и не успел сказать о том, как сильно любит её, как сильно благодарен за то, что она дарила ему любовь и тепло, несмотря на то, что он вырос неотёсанным придурком. Вспоминает её усталые, но всё ещё любящие, глаза. Тогда он просто не смог ответить ей тем же. Лишь бросил несколько резких слов, отвернулся, хлопнул дверью, думая, что будет ещё тысяча возможностей извиниться. Но их не было. Её не стало, и он не успел. Не успел сказать, что она была единственным светом в его жизни, единственной, кто видел в нём что-то хорошее. Вспоминал, как на его глазах сломался Сан, держа в своих руках окровавленное тело своей маленькой сестры, как угасала его улыбка и желание жить. Тогда Сонхва впервые понял, что потерял друга. И теперь он смотрел на Джиа — девушку, которая не имела ничего общего с их прошлым, но стала его заложником. Её слёзы, её дрожь напомнили ему о том, что они с Саном потеряли всё человеческое, когда пошли по этому пути. Его руки сжались сильнее, до хруста сжимая женскую талию. Вся та стена, которую он так упорно выстраивал все эти годы, начинала рушиться, кирпич за кирпичом. Он не мог предать Сана. Этот человек был его братом, даже если не по крови. Но и видеть Джиа в этом состоянии он больше не мог. Тепло её тела наполняло его новым ощущением — желанием защитить, уберечь от всего этого безумия. И это чувство разрывало его на части. Он глубоко вдохнул, ощущая её дрожь и слушая прерывистое дыхание. Слова были ни к чему. Всё, что он мог сделать, — это держать её, не давая сломаться окончательно. Хотя бы ей. Сонхва крепче прижал её к себе, почти машинально. Рыдания стали тише, но дыхание всё ещё было неровным, и каждый её вздох отзывался эхом в его груди. — Я могу отвезти тебя домой, — вдруг твёрдо произнёс он, сам не веря своим словам. — Прямо сейчас. Он знал, что это значило. Это значило предать Сана. Это значило перечеркнуть всё, ради чего они так долго жили.