Мой личный дьявол

А предательство и насилие — это копья, заостренные с обоих концов: того, кто пускает их в дело, они ранят больней, чем его противника.

Комната утопала в мягком полумраке; лишь лампа на прикроватной тумбочке озаряла её тёплым светом, создавая уютное место для чтения. Джиа сидела, закутавшись в тёплый плед и обхватив книгу обеими руками. Ранее ей казалось, что подобное внимание — мелочь, но когда она обнаружила «Грозовой перевал» на столе, её сердце на секунду замерло. Сонхва ничего не говорил, просто оставил книгу, даже не намекнув, что она предназначена для неё. Но Джиа сразу поняла, что это именно так. Вчера, когда они провели весьма занимательную беседу с Паком, Джиа даже не заметила, что в его руке что-то было. Когда он ушёл, громко хлопнув дверью, Джи провела ночь с Саном, который в итоге резко оделся и сбежал, в очередной раз оставляя её одну. Последние дни ощущались, как будто они тянулись бесконечно. Окружённая холодной обстановкой и лицами, которые смотрели сквозь неё, Джиа начинала чувствовать себя ещё более одинокой. Это были не просто долгие ночи в пустой комнате — это была настоящая, удушающая пустота. Её сердце сковывала тоска, которую никакие разговоры с другими людьми не могли развеять. Все вокруг казались чужими, даже те, кто пытался проявить хоть какую-то доброжелательность, оставались словно за стеклом. Она устала от этого безликого окружения, от странных полутонов, от самой мысли, что рядом нет никого, кому она могла бы доверять. Она скучала по дому. По тёплому, уютному месту, где её любили. В памяти всплывали родные сцены: мама на кухне, тихо напевающая что-то себе под нос, запах её духов, который всегда витал в их квартире, нежный и успокаивающий. Джиа представляла, как мама сидит в их небольшой гостиной, с тревогой поглядывая на дверь в надежде, что Джиа вот-вот появится. Она вспомнила, как они часто проводили вечера вместе, болтая обо всём на свете, и Джиа теперь, как никогда раньше, понимала, насколько ей не хватает этих обычных, но таких искренних моментов. Мысли унесли её дальше — к брату. Она представила его лицо в тот момент, когда Уён увидел, как её грубо втолкнули в машину. Её сердце сжалось от боли при этой мысли. Уён наверняка винил себя за то, что не успел её защитить. Она знала его — он, должно быть, места себе не находит, злится, рвётся что-то сделать, но не знает, как. Её брат всегда был её защитником, они были словно два крыла, поддерживающие друг друга. Джиа представляла, как он не спит ночами, как ходит из угла в угол, стараясь придумать хоть что-то, чтобы найти её. И Сынхо… Её подруга, её вторая половинка, с которой они были неразлучны. Сынхо была тем человеком, кто мог рассмешить её даже в самый грустный день. Джиа не могла удержаться от улыбки, вспоминая, как Сынхо устраивала сумасшедшие шутки или тащила её на безумные приключения. Без Сынхо каждый день казался серым и пустым. Она знала, что подруга, как и Уён, наверняка терзалась тревогой и отчаянием, ведь она всегда чувствовала всё, что происходило с Джиа. Ей хотелось вернуться, обнять её, поговорить, рассказать обо всём, просто быть рядом. Джиа зарылась лицом в ладони, пытаясь унять навалившиеся чувства. Боль от тоски по родным разрывала её изнутри, и было почти невыносимо осознавать, что сейчас они были так далеко, в другом мире, словно отрезанные от неё. Её мысли прервал звук открывающейся двери. Джиа вздрогнула и повернулась, ожидая увидеть Сана или Сонхва, но в дверях стояла Ёсан — парень, которого она видела лишь несколько раз за все эти дни, что находится в этом проклятом месте. Он стоял в дверном проёме неподвижно, с отсутствующим выражением лица. Светлые волосы, слегка растрёпанные, небрежно спадали на лоб, скрывая часть бледного лица. Его спокойный взгляд скользнул по ней, без интереса, как будто её присутствие было просто фактом, не имеющим значения. Чёрная худи подчёркивала его холодный облик, контрастируя с его светлой кожей и ровными чертами. Но тут в его взгляде сверкнул странный, чуть игривый огонёк, и он бесцеремонно бросил ей небольшой пакет. Она словила его на лету, чувствуя, как от неожиданности её сердце сделало кульбит. — Что это? — пробормотала она, осторожно раскрывая серый пакет. Внутри оказались обычные вещи: тёмная худи, светлые джинсы и пара синих кед. — Переоденься и спускайся вниз, — коротко сказал Ёсан, не отходя от двери. — Обед будет готов через десять минут. Джиа нахмурилась, глядя на серый пакет, потом — на Ёсана, который спокойно стоял у двери, словно его это вообще не касалось. Всё это было странно. Обычно еду ей приносили прямо в комнату, не задавая лишних вопросов и не позволяя чувствовать себя иначе, чем пленницей. Ей не нужно было никуда идти, ни с кем разговаривать — просто короткие, молчаливые визиты с подносом еды, что, кажется, только подчёркивали её изоляцию. А теперь её вдруг зовут вниз, словно она… часть этого места? Или просто гостья, которую приглашают на обед. Эта неожиданная перемена вызывала у неё смешанные чувства. С одной стороны, в ней нарастала тревога, вызванная словами Кана: она чувствовала себя как мышь, запертая в клетке, которую вдруг решили выпустить, но с неясной целью. «Что они задумали? Почему сейчас?» — мелькали мысли в её голове, пока она неуверенно осматривала одежду в пакете. Но вместе с тревогой было ещё кое-что — странное, противоречивое чувство, похожее на интерес. Пусть она и не понимала, что происходит, но эта перемена чуть-чуть оживила её давно заглушённое любопытство. Может, ей просто надоело бездействие? Или всё это время она тайно надеялась, что случится хоть что-то, что выведет её из этого однообразного существования? С этими мыслями она вздохнула, взяла пакет и направилась в ванную. Джиа быстро переоделась, стараясь не задерживаться, чтобы не заставлять Ёсана ждать. Облачённая в тёмную худи, светлые джинсы и новые кеды, она бросила короткий взгляд в зеркало, словно желая проверить, осталась ли там хоть капля её прежней себя. Раньше она даже не предполагала, что ей позволят выйти за пределы комнаты, особенно ради еды. Джиа вышла из ванной, всё ещё поправляя худи и слегка теребя край рукава, словно это могло помочь справиться с волнением. Она увидела Ёсана у двери и, мгновение поколебавшись, набралась смелости задать мучивший её вопрос: — Почему мне разрешили спуститься вниз? — её голос прозвучал немного неуверенно, но глаза смотрели прямо на него. — И почему Сан… решил, что я могу поесть с вами? Ёсан лишь коротко улыбнулся уголками губ, не давая прямого ответа. Вместо этого он кивнул в сторону коридора, приглашая её следовать за ним. Джиа вздохнула, не задавая больше вопросов (ведь понимала, что это абсолютно точно будет бесполезно), и направилась к лестнице, чувствуя, как Ёсан идёт прямо за её спиной. Его молчаливое присутствие, тень, неотступная и непреклонная, внушала ей необъяснимый страх, словно он цепной пёс, готовый сорваться с поводка. Сердце Джиа билось быстрее от каждого громкого шага позади неё, но она старалась держать лицо беспристрастным. По пути вниз Джиа то и дело ловила себя на мысли, что это — какой-то странный каприз со стороны Сана. Почему вдруг, после всего этого времени, он решил позволить ей покинуть комнату? И если он собирался сделать такой неожиданный шаг, то почему не пришёл лично? От Сана она не ожидала уступок, а его внезапная щедрость казалась непонятной, словно за этим решением стоял скрытый смысл. Впрочем, это было в его стиле — держать её в неведении, то заставляя гадать, проверяя терпение. Джиа незаметно оглянулась, уловив взгляд Ёсана, спокойный и холодный, как у человека, которому совершенно всё равно, что творится у неё в душе. Ей было не по себе от его молчаливого присутствия — ни сочувствия, ни пренебрежения, лишь ровная, пугающая пустота, что плыла за ней, заставляя настороженно ждать следующего шага. Когда они дошли до гостиной, Джиа ощутила, как всё внутри неё насторожилось. Она не знала, как себя вести за столом рядом с Саном: попытаться поддерживать беседу? Или лучше молча сидеть, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания? Она понимала, что Сана нельзя назвать гостеприимным хозяином, и любое неосторожное слово могло обернуться против неё. Но размышления Джиа прервал звонкий детский голосок, едва они вошли в гостиную. К ней подбежала маленькая девочка, лет пяти, с яркими, блестящими глазами, и прежде чем Джиа успела хоть что-то сказать, малышка крепко обняла её за талию, тельцем прижимаясь к ногам, облачённым (в кои-то веке!) в джинсы. — Ты девушка моего братика, да? — девочка с восторгом смотрела на неё снизу вверх, а её большие глаза сияли. — Онни, ты такая красивая! Джиа замерла, поражённая и немного смущённая, не зная, что ответить. Тепло детских рук и искреннее восхищение в её голосе вызвали у неё смешанные чувства — чувства, которых она уже давно не испытывала, даже когда ещё не встретила этих парней. На мгновение, слова девочки словно разогнали холод, обволакивающий её с момента попадания сюда. Но Джиа едва успела что-то вымолвить, обескураженная произошедшим до такой степени, что просто застыла на месте, не в силах пошевелиться, когда услышала строгий голос: — Хеин, разве так я тебя учил обращаться с незнакомыми людьми? — раздалось где-то со стороны. Она подняла взгляд и заметила Сонхва, который поднимался с пола, глядя на девочку с выражением строгой укоризны, словно чувствовал себя виноватым за её поведение. Хеин сразу отпустила Джиа, виновато кланяясь, но в её глазах всё ещё светился тот же неподдельный интерес. Джиа взглянула на Пака, совершенно сбитая с толку, не понимая, что происходит. Он всегда был сдержанным, скрывая за ровным взглядом свои намерения, а теперь стоял здесь, как будто его присутствие объясняло всё… или ничего. Буквально вчера он казался таким властным, когда угрожал ей в пустой комнате, его холодные слова обжигали, а взгляд давил, заставляя почувствовать себя ничтожной и беспомощной. Тогда она видела перед собой человека, способного на всё, чтобы удержать её под контролем, и от этого воспоминания холодок пробежал по её спине. Но сейчас, стоя здесь с виновато опустившей глаза Хеин и со строгим, почти заботливым взглядом на лице, он выглядел совершенно иначе. Как будто тот грозный человек, внушавший ей страх, был лишь тенью, а перед ней стоял кто-то, в чьём взгляде можно было бы разглядеть что-то человеческое… Джиа в упор смотрела на Сонхва, пытаясь осмыслить этот неожиданный контраст, и еле сдерживала улыбку: неужели это тот же человек, которому она вчера в лицо сказала, что он жалкий и ничтожный, лишь тень Сана, не способная на самостоятельные решения? Тогда её слова были горьким вызовом, последней попыткой хоть как-то задеть его, словно она хотела пробиться сквозь его ледяное безразличие, надеясь вызвать хоть малейшую реакцию. И ведь он даже не вздрогнул, сохранив всё то же хладнокровие, которым подчёркивал собственное превосходство. Но сейчас, когда он заботливо поправил Хеин, говоря ей, как правильно обращаться с людьми, перед ней стоял кто-то, кого она не знала. В этом строгом, но тёплом взгляде, которым он смотрел на малышку, скрывалась такая простая, но незнакомая черта — человечность. Как будто человек, которым он был в её глазах ещё вчера, на мгновение отошёл, и перед ней явился другой Сонхва. Эта мысль сбивала её с толку. Как она могла так ошибаться в нём? Или он просто притворяется, играя роль заботливого наставника перед ребёнком, чтобы показать ей как она была неправа? Наконец, Джиа присела на корточки, нежно улыбнувшись маленькой девочке. — Привет, Хеин, — мягко произнесла она. — Давай знакомиться! Я Джиа-онни. Хеин просияла и, забыв о строгом взгляде брата, с детским восторгом ответила: — Очень рада, онни! Ты такая красивая! Братишка говорил, что у него есть важная гостья. Я так ждала, чтобы с тобой встретиться! Джиа не могла не улыбнуться. Она подала руку Хеин, и девочка мгновенно обхватила её своей крохотной ладошкой. Но, помимо трогательного тепла от встречи с ребёнком, её мысли возвращались к странным вопросам, терзающим её ещё с лестницы. Собравшись с духом, она встала, снова повернувшись к Сонхва, и, стараясь придать голосу уверенности, спросила: — Почему мне разрешили спуститься вниз? — в её словах слышалась лёгкая неуверенность, но она твёрдо смотрела на него. — И почему… Сан решил, что я могу поесть с вами? Сонхва, не сводя с неё взгляда, оставался молчаливым, но в его глазах мелькнуло что-то такое, как будто её слова задели что-то внутри него. Спустя мгновение он перевёл взгляд на Ёсана, стоящего рядом, и тот лишь коротко улыбнулся уголками губ, так и не дав ответа, лишь кивнул в сторону коридора, предлагая идти дальше. Джиа вздохнула, понимая, что никаких объяснений, похоже, не будет, и решила больше не задавать вопросов. Но когда они шли по коридору, оставив за собой гостиную, ей не давала покоя мысль: кто на самом деле принял решение — Сонхва или Сан? Когда Джиа вошла на кухню, её охватило странное чувство. Всё вокруг выглядело идеально — строго, мрачно, но при этом уютнее, чем она ожидала. Глубокие тёмные шкафы, серый мрамор на широком острове и холодный, направленный свет делали это место похожим на картину, в которой каждый предмет стоял на своём месте с пугающей точностью. Весь этот порядок казался почти неестественным, как будто кто-то стерильностью пытался скрыть правду, что это место всё-таки живое. Но среди этой холодной, почти музейной атмосферы был один уголок, который выделялся — небольшой столик у окна с аккуратно расставленными чашками и сложенными салфетками. Этот маленький островок тепла выглядел почти неправдоподобно в окружении мраморного и металлического блеска. Он был будто приглашением, но приглашением настороженным, как если бы за этой демонстративной заботой скрывалось что-то большее. Джиа ощутила странный прилив тревоги. В этом доме каждый шаг был как испытание, и даже здесь, на кухне, всё казалось замаскированной игрой, частью чьего-то продуманного плана. В этой кухне было неуютно тихо, как в пустом зале ожидания, где не знаешь, чего ждать. Джиа ощущала непривычное напряжение — её словно намеренно пригласили сюда, но с какой целью? Ёсан стоял рядом, с холодным спокойствием наблюдая за её реакцией, и его молчание только усиливало её внутренний страх. Она чувствовала на себе его взгляд, как невидимый барьер, который нельзя было пересечь. Почему её выпустили из комнаты? Почему вдруг позволили выйти и сесть за стол? Какой смысл в этой перемене? Её взгляд скользнул по каменной столешнице, на которой стояло несколько блюд, будто их только что принесли сюда. Джиа пыталась понять, было ли это проявлением доверия или ещё одной уловкой, чтобы запутать и заставить понять, что здесь она никто, и только эти трое могут командовать ей. Она ощущала себя одновременно гостьей и пленницей — странный, почти комичный парадокс, который не приносил никакого облегчения. Джиа осторожно огляделась, чувствуя нарастающее напряжение. Сан не появился, его нигде не было видно. Этот факт насторожил её больше, чем всё остальное. Если бы он позволил ей выйти, то, вероятно, сам бы пришёл проконтролировать каждый её шаг, как обычно это и делал. Его отсутствие означало только одно — это был выбор Сонхва. Но зачем? Мысль об этом вызывала у неё смешанные чувства. Сан всегда был прямолинеен в своих действиях, и его решения были понятны, пусть и безжалостны. Но Сонхва… он был совсем другим. Джиа поняла, что именно его намерения тревожат её больше всего. Он оставался загадкой, и за его холодным, безэмоциональным взглядом она не могла прочитать ни мотива, ни цели. Его жесты, на первый взгляд нейтральные, всегда оставляли её в неведении, и каждый его поступок казался скорее тщательно выверенным ходом, чем проявлением доброй воли. Сонхва был слишком умным для того, чтобы делать что-то просто так, безо всякой на то причины. Хеин, внимательно изучив Джиа своими большими глазами, подошла чуть ближе и, ухватив её за рукав, спросила с серьёзным видом: — Онни, а ты правда девушка моего братика? Джиа напряглась, не зная, как ответить на этот невинный, но неожиданный вопрос. Она нервно посмотрела на Сонхва, который к этому моменту уже выглядел слегка напряжённым и явно не ожидал, что его сестрёнка поднимет такую тему. Он кашлянул, пытаясь не смотреть Джиа в глаза, и, недовольно поморщившись, пробормотал: — Хеин, знаешь, это не совсем так… — начал он, но девочка тут же перебила: — А почему нет? Ты же привёл её сюда и даже разрешил поесть с нами! — возмутилась малышка, сложив руки на груди, словно маленький судья, требующий ответов. — Ну… это просто… немного… сложно, — пробормотал он, скользя по Джиа быстрым взглядом, в котором читалась лёгкая паника. Девушка с трудом сдержала довольную улыбку, чувствуя себя зрителем на лучшем спектакле. Вид смущённого Сонхва, который явно терял самообладание под напором детских вопросов, был ей неожиданно приятен, даже забавен. Обычно непроницаемый и хладнокровный Пак Сонхва теперь выглядел почти уязвимым, и Джиа решила, что не может упустить шанс немного подыграть Хеин. Она мягко повернулась к малышке, изобразив на лице задумчивое выражение, и с лёгким намёком на шутливость ответила: — Ну, знаешь, Хеин, я и сама не до конца понимаю, кем прихожусь твоему брату. Может быть, ты права? Сонхва моментально напрягся, и в его взгляде проскользнуло настолько смешанное чувство — смущение, недовольство и едва сдерживаемое раздражение, — что Джиа чуть не рассмеялась вслух. Он потёр висок ещё более отчаянно, словно надеясь, что найдёт там ответы на все вопросы, и с трудом сохранил спокойный тон: — Хеин, это не совсем так… — начал он, но голос его звучал неуверенно, и он снова бросил на Джиа быстрый, почти умоляющий взгляд, будто прося её остановиться. Но Джиа намеренно проигнорировала его молчаливую просьбу и, слегка склоняясь к Хеин, заговорщическим тоном, и самое главное негромко, но чтобы услышал Пак, добавила: — Знаешь, иногда даже взрослые не знают, что между ними происходит. Сонхва, казалось, потерял дар речи. Он чуть прищурился, его брови дёрнулись вверх, и Джиа увидела, как он борется с собой, стараясь не выдать ни злости, ни смущения. Наблюдать за тем, как он явно дрожит от напряжения, было для неё неожиданным удовольствием. Сонхва слегка покраснел, и, потеряв самообладание, быстро вставил: — Хеин, разве это то, как я тебя воспитывал? — он нервно усмехнулся, пальцами проводя по своим длинным тёмным волосам, словно пытаясь отвлечь девочку. — Я ведь говорил тебе, что нельзя спрашивать у незнакомых людей про их личную жизнь… Но Хеин лишь настойчиво кивнула, не собираясь так легко сдаваться: — А почему не спросить, если это правда? — она бросила на него взгляд, полный детской решимости, а потом добавила: — Сонхва-оппа, так ты всё-таки собираешься быть её парнем? Он кашлянул, будто собираясь что-то сказать, но девочка, воодушевлённая поддержкой, снова взяла инициативу в свои руки: — Ну вот, видишь! — радостно подтвердила Хеин, теперь ещё больше убеждённая в своей правоте. — Значит, ты моя будущая невестка, онни! Джиа, наконец, позволила себе мягко улыбнуться, видя, как Сонхва, похоже, был готов взорваться, но изо всех сил пытался держаться. Она видела, как его взгляд скользнул по её лицу — колкий, раздражённый, словно он был готов упрекнуть её за эту небольшую провокацию, но не мог сделать этого при ребёнке. Его обычно холодное, невозмутимое лицо теперь выдавало смесь растерянности, раздражения и лёгкого смущения. Словно под тяжестью детской прямоты, он был вынужден проявить ту человечность, которую так старательно скрывал. Джиа видела, как он чуть напрягся, стиснув зубы и стараясь не выдать переполнявших его эмоций. Но в уголках его губ мелькнуло нечто, что можно было принять за сдержанную, невольную улыбку, вызванную одновременно паникой и отчаянием. Это мгновение было для неё сладкой победой — редким шансом увидеть в нём обычного человека, а не бесчувственного мудака. Джиа понимала, что после всего этого Сонхва наверняка потребует с неё объяснений за дерзость, но в этот момент ей было гораздо интереснее видеть его таким простым и человечным — смущённым и неожиданно заботливым. Она ведь даже чувствует странное удовлетворение от того, что смогла выбить его из привычного равновесия. Впервые за долгое время Сонхва не казался ей пугающим. Её на самом деле удивляло, как этот человек, который всего минуту назад казался таким непреклонным и грозным, теперь выглядел растерянным, почти уязвимым. — Потом поговорим об этом, — устало произнёс он, а затем, подхватив сестрёнку на руки, усадил за небольшой столик, стоящий рядом с их. — А сейчас мы будем обедать, хорошо? Хеин радостно закивала головой, и моментально принялась уплетать яичницу с жаренным беконом и аппетитными тостами, переставая даже обращать какое-либо внимание на окружающих. — Почему я здесь? — тихо, чтобы не услышала Хеин, спросила Джиа, обращаясь к Сонхва. — Что изменилось? — она на мгновение замялась, чувствуя, как её голос слегка дрожит от волнения. — Почему ты вдруг снизошёл до того, чтобы разрешить мне поесть вместе с вами за спиной Сана? — Не думай, что это особая привилегия, — наконец ответил он, медленно и лениво, — тебе просто повезло. Возможно, мне просто захотелось разнообразия, ну и немного общения пойдёт тебе на пользу. — Разнообразия? — повторила Джиа, приподняв бровь. — Ты серьёзно? Ты решил, что я стану тебе развлечением за обедом? Её голос звучал одновременно сдержанно и вызывающе, словно она испытывала его, пытаясь понять, насколько далеко он готов зайти. Сонхва слегка усмехнулся, но в его глазах читалось напряжение. Он опустил взгляд на стоящую рядом кружку с кофе, обхватив её ладонями, словно ища успокоения своим подрагивающим рукам, что это её несколько удивило. Даже если это просто мелочь, он всё равно всегда был безупречно собранным, а сейчас выглядел так, будто сам не до конца понимает свои действия. — Иногда не всё имеет скрытый смысл, — произнёс он, не поднимая головы. — Ты здесь, потому что я так захотел. Вот и всё. — А Сан? — продолжила она, игнорируя его уклончивый ответ. — Ты правда решил сделать это, не спросив его? Сонхва поднял на неё взгляд. Его глаза встретились с её, и в этот момент напряжение между ними достигло пика. — Я могу и сам принять решение, — тихо, но с явным раздражением ответил он. — И тебе не стоит делать из этого проблему. Я не его цепной пёс, если ты не заметила. — Мне? — Джиа невольно усмехнулась, слегка качнув головой. — Разве это не ты создаёшь проблемы, Сонхва? Он открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент Хеин внезапно воскликнула: — Онни, а ты умеешь готовить? Джиа удивлённо моргнула, сбитая с толку резкой сменой темы. — Готовить? Ну… наверное, да, — она улыбнулась девочке, пытаясь переключиться на её невинный вопрос. — Тогда ты можешь научить братика! — заявила Хеин с полным ртом. — Он всё время портит еду, а потом злится! Джиа почувствовала, как уголки её губ дрогнули от смеха. Она посмотрела на Сонхва, который застыл, бросив на сестру взгляд, полный удивления и одновременно некого смущения. — Правда? — весело спросила она, прищурившись. — Я даже представить не могла, что ты, Сонхва, не умеешь готовить. Ты ведь весь такой идеальный мальчик, который горазд абсолютно на всё, — она закатила глаза, с удовольствие замечая как Сонхва с силой сжимает кружку. — Не слушай её, — сухо ответил он, скривив губы. — Она преувеличивает. — Нет, не преувеличиваю! — с обидой возразила Хеин, явно решившая довести брата до предела. — Помнишь, как ты сжёг омлет и потом сказал, что это новая диета? Джиа не смогла сдержать смех. Вид непоколебимого Сонхва, застигнутого врасплох такими подробностями, был одновременно нелепым и очаровательно человеческим. — Ну что ж, — произнесла она, скрестив руки на груди и чуть наклонив голову. — Может, тебе действительно стоит взять несколько уроков у меня, чтобы я показала тебе, как это делается? — Ты здесь ненадолго, — отрезал он, вновь возвращаясь к своему хладнокровному тону. Джиа замерла, ошеломлённая его словами. «Ненадолго?» — это прозвучало настолько неожиданно, что ей даже пришлось мысленно прокрутить его ответ ещё раз, чтобы убедиться, что она не ослышалась. Она с трудом скрыла удивление, стараясь не выдать своих эмоций, хотя внутри всё кипело. «Ненадолго?» — это звучало как нечто невозможное, почти абсурдное. Ведь Сан говорил совершенно иное: он ясно дал ей понять, что её судьба теперь в его руках, и никакой свободы в ближайшем будущем ей не предвидится. Его слова тогда звучали как приговор — окончательный и безапелляционный, не оставляющий места для надежды. А сейчас Сонхва, со своей обычной бесстрастной манерой, будто между делом заявил совершенно противоположное. Джиа внимательно посмотрела на него, её взгляд стал серьёзным, но внутри, в геометрической прогрессии, продолжало разрастаться любопытство. Она беззастенчиво взглянула на его равнодушное лицо, словно пытаясь разобраться, шутит ли он или действительно имеет в виду сказанное. — Ненадолго? — осторожно переспросила Джиа, её голос дрогнул, хоть она и пыталась казаться уверенной. — Значит, я скоро смогу поехать домой? Сонхва, не спеша, посмотрел на неё, его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнуло что-то едва уловимое — то ли раздражение, то ли задумчивость. — Забудь о том, что я сказал, — коротко ответил он, отводя взгляд и делая вид, что сосредоточен на Хеин, которая увлечённо что-то рассказывала Ёсану (который, конечно же, очень внимательно её слушал, постоянно кивая, даже если это было не в тему), не обращая внимания на напряжение между взрослыми. Но для Джиа его поведение было красноречивее любых слов. Он избегал её взгляда, словно это могло скрыть то, что на самом деле его слова были не просто оговоркой. Действительно ли это был намёк на то, что её положение здесь не настолько безвыходное, как она думала? — Странно слышать это от тебя, — осторожно заметила Джиа, скрестив руки на груди. — Сан говорил совсем другое. Он ясно да мне понять, что… я здесь надолго. Сонхва лишь усмехнулся уголком губ, его выражение стало слегка насмешливым. — Сан слишком драматизирует, — бросил он, но в его тоне чувствовалась едва заметная резкость. — Он любит делать всё сложнее, чем есть на самом деле. Это заявление только ещё больше запутало Джиа, которая и так пыталась осмыслить услышанное. Его слова звучали язвительно, но за ними явно скрывался какой-то подтекст, который она не могла понять. Каждое слово Сонхва было как пазл, который она не могла собрать. Его холодная манера всегда ставила её в тупик, но теперь в его тоне скользнуло что-то новое, нехарактерное. Раздражение? Или, может, это был намёк, который он пытался завуалировать? Она почувствовала, как её раздражение начинает понемногу вспыхивать изнутри, где-то глубоко в груди. Эти двусмысленные ответы, постоянные намёки — всё это сводило её с ума. Она привыкла к тому, что Сан говорил прямо, даже если его слова были холодны и жёстки. А здесь — намёки и ледяной тон. Всё это заставляло её чувствовать себя пешкой в игре, которую она ещё не до конца понимала. — Знаешь, — начала она, глядя прямо на Сонхва, — ты говоришь так, будто всё это какая-то шутка. Но для меня это не шутка. Это моя жизнь и моя свобода. Ты ведь не просто так это сказал, да? Сонхва, наконец, повернул голову и посмотрел на неё, но его взгляд был всё такой же тяжёлый. Его глаза на мгновение встретились с её, и Джиа почувствовала, как этот короткий момент растянулся на целую вечность. Затем он сдержанно выдохнул и, казалось, полностью отгородился от неё. — Не цепляйся за мои слова, — сухо бросил он. — Это ничего не значит. — Как это ничего? — Джиа не могла просто так оставить этот вопрос. — Ты же говорил, что… — Думаешь, я не знаю? — отозвался он тихо, почти шёпотом, но довольно резко, почти огрызаясь, чем заставил девушку невольно вздрогнуть. — Думаешь, мне легче, чем тебе? Эти слова прозвучали как-то странно. Джиа нахмурилась, чувствуя, как внутри зарождается злость. Что он имеет в виду? Это же не его похитили на глазах родного брата, засунули в полупустую и холодную комнату, вечно запирая на ключ, и заставляя щеголять в одном нижнем белье! Но было в его голосе что-то такое, что заставило её замереть, пытаясь уловить подтекст. Она ждала ответа, но в комнате на мгновение повисла напряжённая тишина, нарушаемая только тихим голоском Хеин, всё ещё что-то рассказывающей Ёсану. Сонхва чуть прищурился, его челюсть напряглась, но он продолжал хранить молчание. Затем он наклонился чуть ближе, но взгляд его был всё таким же ледяным. — Иногда… у тебя просто нет выбора, — тихо ответил он, но в его голосе прозвучала некая горечь, будто он говорил это не ей, а самому себе. Эти слова ударили по ней неожиданно сильно. Она до сих пор не могла понять Сонхва. Словно у него было несколько личностей: одна — холодная, жестокая и равнодушная, — пыталась держать её на расстоянии, подчёркивая своё превосходство. Но другая, более человеческая, иногда проскальзывала в его взгляде или словах. Это было похоже на момент, когда ты держишь ключ в руках, но не знаешь, к какой двери он подходит. — Нет выбора? — повторила она, наклоняя голову, её голос звучал с лёгким раздражением. — Это просто оправдание. Ты мог бы изменить это, если бы действительно хотел. — Достаточно, — резко перебил он, в его голосе появилась нотка стали. Сонхва медленно перевёл взгляд на неё. Его глаза, обычно пустые и безжизненные, казалось, на мгновение оживились, как будто её слова задели что-то внутри. Но его лицо осталось каменным. — Мы не будем обсуждать это сейчас. Джиа замолчала, но внутри всё кипело. «Ненадолго», — это слово продолжало звучать у неё в голове, как будто её схватили за руку и показали, что где-то впереди всё же есть выход. Или, по крайней мере, его слабый намёк. — Ты всё ещё такой же, как и Сан, — мрачно и совсем тихо ответила она, опуская глаза в тарелку с едой. Джиа сидела за столом, рассеянно водя вилкой по краю тарелки. Аппетита не было, несмотря на вкусно выглядящую еду, аккуратно разложенную перед ней. В комнате всё ещё ощущалось напряжение после их разговора, и каждая секунда за этим столом казалась ей невыносимой. Наконец, не выдержав, она резко отложила вилку и поднялась. — Куда ты собралась? — тут же раздался голос Сонхва. Его тон был спокойным, но за этим спокойствием явно скрывалось недовольство. — К себе в комнату, — коротко ответила Джиа, даже не глядя на него. — Мне здесь больше нечего делать. Она сделала шаг в сторону, но Сонхва вдруг привстал, скрестив руки на груди. Его взгляд моментально стал жёстче. — Ты ничего не съела, — он взглядом указал на нетронутую еду в её тарелке. Его голос звучал сдержанно, но в нём чувствовался некий приказ. — И я всё ещё не разрешал тебе уходить. Её кулаки задрожали от подавленного гнева, и она выдохнула, стараясь взять себя в руки. Джиа почувствовала его взгляд, тяжёлый и требовательный, прожигающий её до самых костей. Она замерла на полпути, но не обернулась, стиснув зубы так, что боль отразилась где-то в висках. Джиа чувствовала, как внутри неё всё бурлит. Ей хотелось кричать, что-нибудь бросить в него — тарелку, вилку, да хоть слова, способные ранить его так же, как они все ранят её каждый чёртов день. Сонхва же просто молча смотрел на неё, его взгляд оставался таким же непроницаемым. Это только сильнее разозлило её. Джиа только хотела открыть рот, чтобы сказать очередную колкость, как её внезапно перебил расстроенный тоненький голосочек: — Эй, не ссорьтесь, пожалуйста! — вдруг подала голос Хеин, смотря то на брата, то на Джиа с явно обеспокоенным видом. Джиа повернулась к девочке, удивлённая тому, насколько сильно в её голосе слышалось огорчение и недовольство. Она вдруг протянула руки к Ёсану, как бы намекая на то, чтобы он помог ей вылезти из-за стола, и Кан, со вздохом, всё же подхватил малышку на руки, осторожно ставя на пол. Хеин, нахмурив свои тёмные бровки, снова посмотрела сначала то на сердитого Сонхва, а после стрельнула взглядом на опешившую Джиа, которая, сложив руки на груди, молча ждала, что она сейчас скажет. Джиа вдруг поймала себя на мысли, насколько сильно Хеин внешне напоминала своего брата. Та же упрямая складка между бровей, тот же внимательный взгляд, в котором читалась смесь недовольства и осуждения. Даже сейчас, нахмурившись, Хеин выглядела словно уменьшенная копия Сонхва, только с детской мягкостью в чертах лица. «Вот уж точно: яблоко от яблони… Настоящая копия», — подумала Джиа, подавляя смешок. Но в её мыслях это сходство вызывало не только улыбку, но и странную грусть. Казалось, что та же суровость, которая пропитала Сонхва, уже начинала проявляться в Хеин, несмотря на её юный возраст. Девочка, заметив, что Джиа смотрит на неё, нахмурилась ещё сильнее, делая такое выражение лица, будто собирается отчитать её за что-то. — А что случилось? Мы не ссоримся, — попыталась успокоить её Джиа, улыбнувшись, хоть сама не была уверена в своих словах. — Но вы говорите так… странно, — серьёзно подметила Хеин, сложив руки перед собой. — Братик просто иногда бывает… ну, злым. Но он хороший! Ты не обижайся на него, хорошо? Джиа слегка опешила от такой наивной прямоты. Она встретилась взглядом с Сонхва, который выглядел так, будто предпочёл бы быть где угодно, только не здесь. — Злым? — переспросила Джиа, пытаясь сдержать улыбку. — Угу, — кивнула Хеин, а потом посмотрела на брата с лёгким укором. — Но он не специально. Просто он иногда делает вот такое лицо, — она скорчила суровую мину, подражая его выражению, и надула щёки, а затем продолжила: — Сонхва-оппа просто притворяется, что злится, — уверенно заявила она, испытующе смотря на него. — А ещё он плохой, потому что Джиа-онни не нравится здесь. Джиа приподняла брови, не ожидая, что Хеин так открыто выразит свои мысли. Она слегка наклонилась к девочке, улыбнувшись, но внутренне всё ещё чувствовала неловкость. Хеин была обычным ребёнком, который защищает своего старшего брата, даже не представляя о том, чем он занимается. Её сердце вдруг защемило от нежности к этой малышке. Может быть, и в Сонхва осталось что-то человеческое, раз такая милая девочка считает его хорошим… Джиа не выдержала и рассмеялась. Даже Сонхва, несмотря на напряжение, коротко фыркнул, но тут же прикрыл рот рукой, будто это могло скрыть его реакцию. — Видишь, братик! — добавила Хеин, оборачиваясь к нему. — Ты должен быть добрее! Тогда онни не будет на тебя злиться! — Хеин, хватит, — сдержанно сказал Сонхва, устало потирая переносицу. Привезти сестру сюда уже не казалось такой хорошей идеей, как несколько часов назад. — Нет, не хватит! — упрямо возразила девочка, гордо подбоченившись. — Ты мне сам говорил, что нужно быть честной, вот я и честная! — Хеин, — спокойно произнёс Сонхва, присаживаясь на корточки, чтобы быть на одном уровне с ребёнком, но девочка перебила его с неподдельным детским упрямством: — Ты вообще уже забыл, что такое быть добрым, когда умерла мама, оппа! Надо снова научиться! Мама не хочет видеть тебя таким! Она же на небе, она всё видит! — она уперла свои ручки в бока и стрельнула в него взглядом, который Джиа узнала сразу же — точь-в-точь таким же взглядом Сонхва иногда одаривал её тоже. Слова Хеин прозвучали, как гром среди ясного неба. Джиа заметила, как лицо Сонхва изменилось: его обычно бесстрастное выражение исчезло, уступив место чему-то новому, чему-то болезненному. Его глаза расширились, словно он не ожидал такого удара поддых, а губы на мгновение дрогнули, будто он хотел что-то сказать, но не мог подобрать слов. — Малыш, — наконец тихо произнёс он, его голос прозвучал глухо, как будто он с трудом заставил себя говорить, — не говори так… Джиа наблюдала за ним, не в силах отвести взгляд. Этот Сонхва был совсем другим, не тем холодным и надменным человеком, которого она привыкла видеть. Теперь он казался сломленным, будто слова Хеин пробудили в нём что-то глубоко спрятанное, о чём он давно старался не думать. Девушка почувствовала, как странная, неясная волна пробежала внутри. Слова Хеин были одновременно трогательными и болезненными. Она посмотрела на девочку, потом на Сонхва, который, очевидно, чувствовал себя неуютно под пристальным взглядом шестилетнего ребёнка. Его лицо было отстранённым, но в уголках глаз ясно читалось негодование, смешанное с растерянностью. Хеин вдруг потянула Джиа за рукав, заставляя её снова обратить внимание на себя. Её большие глаза смотрели с таким серьёзным выражением, что Джиа даже перестала думать о том, что была готова уйти обратно под замок по своему желанию. — Онни, а ты точно не злишься на оппу? Он просто… не умеет быть добрым правильно, но он старается! Правда-правда! — девочка смотрела на неё так искренне, что Джиа невольно улыбнулась. — Не злишься же, да? Внутри неё всё смешалось: злость на Сонхва и Сана (даже на Ёсана, который стоял себе преспокойненько в сторонке, попивая кофе), тоска по дому и странное тепло от детской заботы. Она бросила взгляд на Сонхва. Его лицо всё ещё оставалось бесстрастным, но что-то в нём изменилось. Было ли это чувство вины? Или ему просто стало неловко из-за того, что его отчитывает маленький ребёнок, да ещё и собственная сестра? Она взглянула на девочку, которая всё ещё держала её за рукав, а потом украдкой снова бросила взгляд на Сонхва. Он уже поднялся на ноги и стоял чуть в стороне, наблюдая за ними с выражением, которое сложно было понять. Это был не гнев, не раздражение, а нечто другое — словно он ждал её ответа так же, как и Хеин. — Не злюсь, солнышко, — мягко сказала Джиа, погладив девочку по волосам. — Просто иногда он действительно делает такое… строгое лицо. Хеин широко улыбнулась, но затем повернулась к брату и резко выпалила: — Ты должен извиниться перед онни! Я видела, что так делают в фильмах, когда кого-то обижают. Джиа чуть не рассмеялась, увидев, как Сонхва закатил глаза. Его безупречная невозмутимость дала трещину, и он медленно выдохнул, глядя на сестру с выражением: «почему ты делаешь это именно сейчас?». — Хеин, — начал он строго, но девочка перебила его, взмахнув своей маленькой ручкой. — А что? Она же грустит из-за тебя! — ответила малышка, посмотрев на него с укором. — Почему ты молчишь, оппа? Скажи ей, что ты не злой! Джиа посмотрела на неё, а потом на него. Холодный, неприступный Сонхва. Человек, который буквально держал её под замком вместе со своими друзьями. Но в словах Хеин было что-то такое, что заставило Джиа задуматься. Она действительно не понимала его до конца, не видела в нём ничего, кроме холодности и равнодушия. И всё же эта девочка… видела другого человека. Сонхва нахмурился, словно собирался ответить, но в последний момент отвернулся, избегая их взглядов. — Иди поиграй с дядей Ёсаном, Хеин, — сказал он тихо, но твёрдо. Его голос прозвучал как уставшая попытка сменить тему, отчего Ёсан недовольно фыркнул где-то рядом, громко ставя чашку на стол. Девочка сложила руки на груди, в точности копируя его собственную позу, и насупилась. — Нет, — упрямо возразила она, её взгляд метался между Сонхва и Джиа. — Вы должны помириться! Поэтому играть со мной пойдёте вы! А дядя Ёсан пусть отдохнёт! — Хеин, это не обсуждается, — чуть резче ответил Сонхва, но в его голосе проскользнула нотка смущения. — У нас ещё есть дела с Джиа… — Потом сделаете свои дела! — весело заявила девочка, ухватив Джиа за руку и потянула её за собой, другой рукой потянувшись к брату. — Вы оба ведёте себя как глупые дети, а я — как взрослая! Поэтому я решаю! Мы идём играть в принцесс и дракона! Джиа, удивлённая её настойчивостью, коротко усмехнулась. — Думаю, она тебя переиграла, — бросила она в сторону Сонхва, чувствуя странное облегчение от того, что их напряжённый разговор наконец-то закончился. — Она всех переигрывает, — мрачно пробормотал он, не двигаясь с места, но Хеин снова дёрнула его за руку, на этот раз с гораздо большей энергией. — Давай, оппа! Идём! — её голос был полон восторга и нетерпения. Джиа взглянула на Сонхва, который явно пытался сохранить серьёзность, но она заметила, как один из уголков его губ чуть дёрнулся вверх, будто он с трудом сдерживал улыбку. — Ладно, — наконец произнёс он с тяжёлым вздохом, — но только ненадолго. Хеин радостно воскликнула, потащив их обоих за собой, словно у неё был наготове целый план. Джиа не могла сдержать лёгкого смеха. Этот неожиданный момент напомнил ей что-то тёплое, что-то из дома. Она вспомнила, как Уён вёл себя точно так же — сдавшись под её или маминой настойчивостью, но при этом оставаясь братом, который в любой момент готов защитить её, несмотря ни на что. И на миг ей стало легче. Хеин моментально втащила их в гостиную, где уже была расстелена небольшая игровая зона с подушками и одеялами, превращёнными в импровизированные «замок» и «пещеру». Девочка с энтузиазмом объявила правила: Сонхва будет драконом, а Джиа вместе с ней — принцессами, которых он должен спасти от злого волшебника. — Постой, — нахмурился Сонхва, сложив руки на груди, — разве дракон не должен забирать принцесс, а не спасать их? — Нет! — твёрдо заявила Хеин, глядя на него так, словно он задал самый глупый вопрос в мире. — Ты будешь добрым драконом, который спасает нас от злого волшебника! Джиа не смогла удержаться от смеха, заметив, как выражение лица Сонхва стало ещё более недовольным. Но, к её удивлению, он всё-таки смирился и сел на подушки, сжав челюсти, словно его вели на эшафот. — Ладно, — буркнул он. — Но я не буду рычать. — Будешь! — воскликнула Хеин, забираясь на подушку. — Это важно для сюжета! Так, сейчас, секундочку! — девочка полезла в импровизированную пещеру, доставая оттуда корону и подавая её Джиа, которая сидела напротив надутого Сонхва. — Ну что, герой-дракон, — смеясь обратилась к нему Джиа, принимая корону и водружая её себе на голову, — готов спасти нас? Или мне самой придётся бороться со злым волшебником? — Я уже пожалел, что согласился, — пробормотал он, но, к её удивлению, не сделал попытки отказаться. Джиа, сидя рядом, не смогла сдержать улыбку. Она представила, как обычно серьёзный и хладнокровный Сонхва пытается изображать дракона, и это заставило её почувствовать странное облегчение. И на секунду она даже пожалела о том, что рядом нет телефона, чтобы заснять это историческое событие на видео… Хеин же радостно захлопала в ладоши, радуясь, что всё идёт по её плану, и принялась отдавать указания, как настоящий режиссёр. Игра пошла своим чередом: Сонхва, хоть и неохотно, изображал дракона, героически пробивающегося сквозь «ловушки волшебника» (которые Хеин придумывала на ходу), чтобы спасти «принцесс». В какой-то момент он даже издал рычание, правда, больше похожее на ворчание, что вызвало взрыв смеха у девочки и Джиа. — Оппа, ты должен рычать нормально, и говорить: «Я спасу вас, принцессы!» — потребовала она, глядя на него с серьёзным видом. Сонхва тяжело вздохнул, но всё-таки выдавил: — Я спасу вас, принцессы. Его голос прозвучал так монотонно, что Хеин недовольно надула щёки: — Это не похоже на дракона! Давай громче! — Громче? — Сонхва приподнял бровь, будто задаваясь вопросом, действительно ли она хочет услышать, на что он способен. — Да! — уверенно подтвердила девочка. Он резко издал глубокое рычание, от которого Джиа невольно дёрнулась, но тут же рассмеялась, видя, как гордо смотрит на него Хеин. Но не смогла удержаться от мысли, что это рычание каким-то образом идеально соответствовало самому Сонхва. Глухое, глубокое и… не дающее права возразить. — Вот это да! — восхитилась девочка, а потом схватила Джиа за руку. — Видишь, он может быть крутым драконом! — О, я вижу, — сквозь смех ответила Джиа, наблюдая за тем, как Сонхва слегка прикрыл глаза, словно молился о том, чтобы его терпение не лопнуло. Но она также заметила, что в уголках его губ снова мелькнула слабая улыбка, почти незаметная, как будто он и сам начал получать удовольствие от этой глупой игры. Когда игра закончилась, Хеин, довольная, объявила, что теперь «все помирились» и можно заняться чем-то ещё. — Рисовать! — вдруг заявила она, вытаскивая из ящика стопку бумаги и коробку с карандашами. — Рисовать? — недоверчиво переспросил Сонхва, но Джиа уже с улыбкой брала карандаши, чувствуя, что не может отказаться от этой забавной идеи. Они втроём уселись на полу, и Хеин начала рисовать своё видение игры: дракона с большим сердцем, двух принцесс с коронами и злого волшебника, похожего на Ёсана. — Это кто? — скептически спросил Сонхва, пальцем указывая на карикатуру с грозным выражением лица. — Конечно же это дядя Ёсан, — радостно ответила Хеин, даже не замечая, как на заднем плане тот громко фыркнул, услышав своё имя. — Ты ведь его победил, оппа! Джиа тихо засмеялась, отметив, как обиженно Ёсан посмотрел в их сторону, прежде чем вернуться к своему телефону. Но после этого даже его губы растянулись в подобие улыбки, заставляя Джиа мысленно удивиться. Господи, даже этот вечно хмурый Кан Ёсан умеет улыбаться! К удивлению девушки, Сонхва тоже взял карандаш и, хоть с явной неохотой, начал рисовать, и она вдруг поймала себя на том, что не может оторваться от него. Джиа сосредоточенно следила за тем, как он чуть наклоняется вперёд, а длинные пальцы уверенно держат карандаш. Свет падал на его лицо под таким углом, что подчёркивал резкие скулы и прямой нос, создавая на его коже едва заметные тени. Слегка растрёпанные тёмные волосы спадали на лоб, почти закрывая густые, прямые брови, но Сонхва даже не попытался убрать их. Глаза, тёмные и глубокие, сосредоточенно изучали рисунок, словно он хотел довести каждую линию до совершенства. Его рисунок оказался удивительно детальным: он изобразил дракона, стоящего над принцессами, с острыми когтями, но добрыми глазами. Джиа поймала себя на том, что не может оторвать взгляд от этого рисунка. Возможно, Сонхва и не был таким плохим, каким он пытается быть. Возможно, в нём действительно что-то ещё оставалось. Джиа не могла не отметить, как его спокойное, безмятежное лицо вдруг обрело мягкость. Исчезли привычные напряжение и бессерденчость, с которыми он всегда смотрел на неё. Сейчас перед ней был обычный парень, который, возможно, глубоко внутри всё ещё помнил, каково это — быть обычным человеком, просто играть, смеяться и свободно дышать. Джиа поймала себя на том, что её собственная рука зависла над бумагой, так и не нарисовав ничего. Взгляд её невольно задержался на нём, а сердце, словно предатель, вдруг дало осечку. Она торопливо отвела глаза, стараясь сосредоточиться на своём рисунке, но мысли всё равно крутились вокруг Пака, который за эти полтора часа открылся ей с другой стороны. — Ты что-то задумала, да? — тихо проговорил он, не поднимая головы, но Джиа почувствовала его взгляд на себе. Она встрепенулась, едва не уронив карандаш, и поспешила натянуть на лицо обычную безразличную маску. — Нет, просто думаю, как изобразить злого волшебника, — соврала она, надеясь, что голос звучит достаточно уверенно. — Уверен, он получится впечатляющим, — спокойно ответил Сонхва, возвращаясь к своему рисунку. Но в его голосе мелькнула такая лёгкая, почти незаметная насмешка, что Джиа вдруг стало странно тепло на душе. Как будто он позволял себе чуть больше, чем обычно. — Попробуй нарисовать Сана, он точно оценит. Джиа фыркнула, не желая даже вспоминать про Сана в такой момент. Поэтому, не позволяя мыслям о том, куда пропал Чхве поселиться в своей голове, она перевела свой взгляд на Хеин, которая усердно выводила ещё одно большое сердце, на этот раз поверх своего рисунка, явно довольная тем, как всё получилось. — Готово! — воскликнула она, поднимая лист вверх. — Это вы! — она указала на двух принцесс и дракона, соединённых большой красной линией, символизирующей любовь. — Теперь вы пара! — Пара? — переспросила Джиа, ошеломлённая, а потом громко рассмеялась. — Хеин, ты немного перепутала. Мы с твоим братом… — она запнулась, не зная, как точно охарактеризовать их отношения. — Мы не пара. Девочка нахмурилась, глядя на неё, словно Джиа сказала что-то совершенно нелепое. Её детская непосредственность не оставляла пространства для двусмысленности. — Но вы же вместе живёте! — убеждённо заявила девочка, а после указала на рисунок. — А ещё ты смеялась, когда он рычал, значит, тебе нравится мой оппа! Сонхва, до этого спокойно сидевший за столом, оторвал взгляд от рисунка и бросил на Джиа испытующий взгляд. Она почувствовала, как её щеки начинают гореть, и тут же отвела взгляд в сторону. — Хеин, хватит фантазировать, — холодно бросил он, но в его голосе послышались весёлые нотки, а губы слегка растянулись в лукавой ухмылке. Он ненадолго замолчал, подбирая слова, и Джиа даже стало интересно, что он скажет. — Мы просто… хорошие знакомые… Джиа хмыкнула себе под нос, с силой сжимая карандаш в руке. Как же, хорошие знакомые. Настолько хорошие, что она сидит здесь взаперти какой-то по счёту день, даже не видя света белого и не вдыхая свежего воздуха. — Хорошие знакомые, говоришь, — тихо повторила Джиа, чуть повысив голос, чтобы он наверняка услышал. — Знаешь, Сонхва, у тебя довольно странное понимание дружбы. Она подняла на него взгляд, не скрывая сарказма. Её тон был спокойным, но в глазах читалась та самая злость, которую она испытывала ещё несколько часов назад, когда Сонхва вёл себя, как мудак. Пак чуть прищурился, склонив голову набок, будто обдумывал её слова. Его лёгкая ухмылка не исчезла, но глаза потемнели. Хеин, заметив её ледяной оскал, вдруг широко улыбнулась, пальчиком тыкая в сторону рисунка брата. — Видишь, онни, он добрый! — с гордостью заявила Хеин, обнимая брата за плечо, а Сонхва вдруг опустил взгляд вниз, притворяясь, что рассматривает свой рисунок. Джиа хотела было продолжить, как в этот момент Хеин хлопнула в ладоши, привлекая их внимание. — Всё! — воскликнула она, показывая на свой рисунок. — Теперь вы должны держаться за руки! Так делают принцессы и драконы, когда они друзья! — Что? — одновременно спросили Джиа и Сонхва, но Хеин уже схватила их руки и попыталась соединить их, несмотря на очевидное сопротивление. — Хеин, хватит! — грозно пробормотал Сонхва, но девочка, не обращая внимания, настояла на своём: — Нет-нет! Иначе вы никогда не станете парой! Джиа, чувствуя, как её щеки начинают гореть, осторожно убрала свою руку, но в этот момент их пальцы слегка соприкоснулись. Она на мгновение замерла, поражённая тем, как тепло его кожи отразилось у неё внутри. Сонхва, похоже, тоже почувствовал это, потому что быстро отдёрнул руку и пробормотал что-то невнятное. — Оппа, а можно на улицу? — внезапно спросила Хеин, отрываясь от своих рисунков и бросая на брата тот самый взгляд, которому сложно было сказать «нет». Сонхва поднял голову, собираясь уже возразить, но вместо этого неожиданно кивнул. — Ладно, — сказал он, вставая. — Немного прогуляемся во дворе. — Правда? — радостно воскликнула девочка, вскакивая на ноги. Джиа, услышав это, подняла взгляд, слегка удивлённая тем, как быстро он согласился. Девочка тут же схватила его за ладонь и потащила вперёд, но, заметив, что Джиа осталась сидеть на месте, обернулась: — Онни, ты идёшь? Девушка замерла, не зная, что ответить. Она уже привыкла к тому, что любые попытки выйти за пределы комнаты заканчивались руганью и очередными запретами. Поэтому испытывать судьбу в очередной желания не было вовсе. Сонхва ведь не сказал ей, что можно… — Я… — начала она, но остановилась, и её взгляд метнулся к парню. Тот лишь лениво указал на двери, даже не оборачиваясь: — Особое приглашение нужно? Джиа нахмурилась, пытаясь понять, не издевается ли он. Но, заметив его серьёзное выражение лица, поднялась с места. — Ладно, — пробормотала она, слегка сжав губы, и пошла за ними, чувствуя, как внутри борются удивление и радость. Когда они вышли наружу, Джиа на мгновение остановилась, ошеломлённая. Воздух был свежим и прохладным, лёгкий ветерок коснулся её лица, играя с прядями волос. Она замерла, ветер продолжал нежно трепать её локоны, и Джиа сделала глубокий вдох, наполняя лёгкие свежим воздухом. Тёплый аромат увядающей листвы смешивался с чуть горьковатым запахом земли, пробуждая давно забытые чувства. Ветер лёгким касанием пробежался по её коже, словно напоминая, что свобода — это не только движение, но и способность чувствовать. Солнечные лучи пробивались сквозь редкие облака, окрашивая всё вокруг в мягкий золотистый свет. — Боже… — прошептала она, вдыхая воздух полной грудью. Её сердце забилось быстрее, словно она не видела улицы целую вечность. Казалось, что даже звуки природы — шелест листьев на деревьях, далёкий лай собак и звуки проезжающих машин — были слишком громкими, слишком живыми. — Онни, посмотри, как красиво! — воскликнула Хеин, указывая на кусты роз неподалёку. Джиа улыбнулась, её глаза наполнились неподелльным восторгом. Как она в прошлый раз не заметила такую красоту? Хотя… тогда Сан тащил её непонятно куда, да ещё и поздним вечером… Джиа мысленно вздохнула, сама себя коря за мысли о Чхве Сане, который бесстыдно смотался ещё вчера, так и не появившись в её поле зрения. Этот человек всегда умел вызывать у неё бурю эмоций, причём чаще всего — далеко не положительных. Он просто исчез, даже не потрудившись объясниться. Типичный Чхве Сан. Он всегда так поступал: появлялся, создавал хаос, а потом исчезал, оставляя её с кучей вопросов. Но сейчас, стоя под ласковыми лучами солнца, Джиа почувствовала, как обида на него начала медленно растворяться. Ветер осторожно касался её кожи, словно пытаясь унести все тревоги, а шум листвы убаюкивал остатки гнева. Она торопливо догнала девочку, бросив мимолётный взгляд на Сонхва, который спокойно шёл чуть впереди, но в какой-то момент обернулся, чтобы посмотреть на неё, быстро скользнув своим тягучим взглядом. Его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах мелькнула едва заметная заинтересованность. Этот взгляд длился всего мгновение, но Джиа почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. Они оба присели на скамейку, не зная как вести себя дальше. Хеин уже вовсю изучала ближайшие кусты, очевидно, надеясь найти там что-то интересное, пока Джиа осматривалась по сторонам, отмечая высокий забор и то, что никаких собак здесь не было. Она вдруг нахмурилась и повернулась к Сонхва, который, прикрыв глаза, подставил своё (восхитительное) лицо под нежные лучи солнца. — Ты солгал мне о собаках, — разочарованно буркнула она, сжимая руки в кулаки. Джиа сама не знала, что ей даст эта злость. Естественно, что такие люди как Сонхва спокойно могут лгать: начиная от такой мелочи, как собаки и заканчивая ложью своей младшей сестре о ней, о Джиа, которая заперта здесь, словно рабыня какая-то. Вдруг стало так тошно от этого всего. — И что? — лениво протянул он, даже не пошевелившись. — И что? — передразнила его Джиа, и Сонхва усмехнулся, когда она огорчённо выдохнула. — Ты так спокойно об этом говоришь, как будто лгать — это для тебя как дышать. — Излишняя мягкость порой причиняет зло, — пробомотал Пак, резко открывая глаза. Джиа усмехнулась, узнавая эти слова, сказанные Эллен Дин. Значит, Сонхва действительно читал книгу и решил поделиться ею с ней… Внутри неожиданно что-то кольнуло от этой мысли, поэтому она глубоко вздохнула, стараясь пресечь все странные чувства, потихоньку зарождающиеся в ней, к этому человеку. — Ваше общество — яд, который неизбежно отравляет даже самую чистую душу, — парирует она мягко, отчего Пак тут же поворачивает голову к ней, внимательно оглядывая её надменное лицо, а затем хмыкает. До чего же, всё-таки, интересная девчонка, эта Чон Джиа… — Жить, потеряв её, значит гореть в аду, — ещё тише прошептал Пак, а затем отвернулся, оставляя обескураженную Джиа гадать, что он имел ввиду, ведь спросить об этом духу у неё не хватало. Молчание длилось недолго. Сонхва вдруг снова заговорил, нарушая тишину. — Если бы я сказал правду, ты бы не оставила попыток сбежать. А мне не хочется тебя потом искать где-то за забором, — проговорил он, склонив голову набок. — Я упрощаю себе, Ёсану и Сану жизнь. — Упрощая свою жизнь, вы осложняете мою, — сухо заметила Джиа, её голос звенел от усталости. Ей надоело злиться, сил больше не было, хотелось просто домой и забыть всё это, как ночной кошмар. — Знаешь, такими темпами ты не сможешь далеко уйти. — Зато ты тоже далеко не уйдёшь, — ухмыльнулся он, с таким выражением лица, что Джиа захотелось на месте стереть эту самодовольную улыбку. — Тебе же лучше, потому что ты вовсе не знаешь эту местность, глупая. Хеин, которая до этого копалась в кустах, вдруг выскочила к ним, держась за подол своего милого платьица в горошек, чем отвлекла Джиа от мыслей, что же ей ответить такого, чтобы хотя бы немного задеть Пака. — Оппа, онни, смотрите! — радостно выкрикнула девочка, размахивая руками. В её ладонях был маленький букетик из жёлтых листьев. — Я нашла их для вас! Сонхва лениво поднялся, подходя ближе. Его взгляд упал на букет, и, к удивлению Джиа, он не усмехнулся и не бросил колкое замечание. Вместо этого он молча взял листья из рук сестры, а затем повернулся к ней. — На, — сказал он, протягивая ей букет. Джиа замерла, ошеломлённая этим жестом. Его голос прозвучал обыденно, даже чуть безразлично, но в этом движении было что-то странно тёплое. — Что это? — наконец спросила она, пытаясь понять, не разыгрывает ли он её. — Букет листьев. Не видишь? — с лёгкой издёвкой произнёс он, но всё же не убрал руку, продолждая упёрто держать листья на весу. — Это я вижу, — пробормотала Джиа, осторожно принимая букет. — Просто странно, что ты… — Хеин попросила, — перебил он, на этот раз с лёгким оттенком иронии. — А я не могу отказать ей. Джиа почувствовала, как её лицо слегка порозовело. Он передал ей эти листья не ради неё, а ради своей сестры, но почему-то от этого не становилось легче. Она украдкой взглянула на Сонхва, пытаясь разобрать выражение его лица. Он уже отвернулся, снова обратив внимание на Хеин, которая продолжала бегать вокруг. Джиа опустила взгляд на букетик в своих руках. Маленькие жёлтые листья выглядели такими простыми и скромными, но от них веяло какой-то неподдельной искренностью. И её злобу как ветром сдуло. Он был таким непостоянным: то говорит жестокие вещи, то делает что-то такое, что сбивает с толку. Джиа не могла понять, кто же он на самом деле. В нём будто боролись две противоположности — холодный, расчётливый человек и тот, кто умел быть тёплым и человечным, пусть даже на мгновение. Он явно не хотел показывать ничего лишнего, но почему-то именно это её раздражало. Невозможно было понять, что у него на уме. Но не успела она ступить и шагу, как Сонхва снова посмотрел на неё. Его взгляд на мгновение задержался на её руках, в которых всё ещё был зажат этот маленький букет. Его бровь слегка приподнялась, будто он хотел сказать что-то насмешливое, но неожиданно просто отвернулся, ничего не сказав. — Если будешь стоять так, то корни пустишь, — бросил он через плечо. — Почему ты ведёшь себя сейчас так, будто не ты вчера наговорил мне тех оскорбительных слов, намекая на… — она замолчала, не желая выражаться и упоминать об изнасиловании при ребёнке. Сонхва хмыкнул, а затем подтолкнул Хеин вперёд, как бы говоря, что она может идти гулять дальше. Он устало потёр переносицу, жалея о том, что позволил ей вообще выйти из той дурацкой комнаты, где её запер Сан. Сонхва внутренне рычит, чувствуя себя законченным ублюдком, который не способен держать свои эмоции под контролем. Вчера он сказал ей слишком много. Слишком жестоких слов, которые, возможно, не имели места быть. Но тогда ему казалось, что это единственный способ удержать её на месте — заставить понять, что у неё нет выхода, кроме как сидеть и подчиняться. Сейчас, наблюдая за Джиа, которая стояла перед ним с таким ярким огоньком в глазах, Сонхва чувствовал, как внутри него что-то дрожит, вызывая непривычное, почти пугающее тепло. Это ощущение было нежеланным, неправильным, но он не мог полностью его подавить. Он глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться, и бросил на неё быстрый взгляд, полный недовольства. — Я не обязан оправдываться перед тобой, — бросил он сухо, чуть повышая голос, чтобы заглушить её дальнейшие слова. — То, что я сказал вчера, — это правда, которая тебе была необходима. Я плохой человек, поэтому ты должна знать, что играть со мной не стоит. Она сделала шаг ближе, выкидывая букет, который мгновенно разлетелся в воздухе, медленно оседая на траву, и её голос прозвучал резко, почти как пощёчина: — Правда? — прошипела она, едва сдерживая себя. — Ты называешь это правдой? Ты называешь оскорбления правдой? Ты… — она осеклась, не желая произносить те слова, что застряли у неё в горле. — Ты говоришь так, будто тебе доставляет удовольствие видеть, как я страдаю. Это несправедливо. За что я страдаю здесь?! Сонхва медленно поднял на неё взгляд, в его глазах мелькнуло что-то тёмное, почти зловещее. Он не мог позволить себе показать слабость. Ни перед ней, ни перед кем-либо ещё. Даже если в её глазах сейчас скапливались слёзы. Ему плевать. Или, по крайней мере, он пытается убедить себя в этом… — Несправедливо? — тихо переспросил он, подходя ближе. Его низкий голос звучал угрожающе, но сдержанно. — Несправедливо, это когда умирает человек, которого ты любил всем своим сердцем. Когда умирает родной человек, по вине других. Когда маленький ребёнок оказывается сбитым пьяным водителем, умирая на руках старшего брата! Вот, что такое несправедливость, Джиа. Джиа замерла. Слова Сонхва, произнесённые с таким болезненным надрывом, словно хлестнули её по лицу. Его голос, обычно холодный и равнодушный, был пропитан гневом и горечью, и звучал так, будто из него рвалась наружу боль, которую он слишком долго скрывал. Она смотрела на него, не в силах сразу ответить. На мгновение её ярость отступила, уступив место растерянности. Она смотрела на него, пытаясь осмыслить услышанное, но её мысли были словно закручены в водоворот. Каждое его слово эхом отдавалось в её сознании, и гнев, что она лелеяла, как щит, дрогнул, ослаб, уступив место невыносимому чувству вины. Джиа почувствовала, как внутри поднимается горький комок. Она хотела что-то сказать, просто ответить ему, но слова застряли в горле. Её взгляд невольно опустился на траву, где всё ещё лежали жёлтые листья из разбросанного букета. Они выглядели такими хрупкими, такими беззащитными… И теперь она чувствовала себя точно так же. Её сердце забилось быстрее, а в груди разливалось странное, острое чувство — смесь стыда, жалости и чего-то, что она не могла объяснить. Она ненавидела его за то, что он заставил её почувствовать это. Ненавидела, что его боль вдруг стала такой осязаемой, такой реальной, что теперь она не могла просто игнорировать её. Она подняла взгляд на Сонхва. Его лицо всё ещё оставалось напряжённым, но глаза… В его глазах она увидела отражение той же боли, которая вдруг пронзила её сердце. И это окончательно сломало её защиту. Теперь она видела перед собой не бездушного хищника, не холодного, жестокого надзирателя, а человека, который был сломан. Сломан так глубоко, что пытался спрятаться за стеной злости и безразличия. — Сонхва… — прошептала она, но её голос дрогнул. Она тут же закусила губу, чувствуя, как горячие слёзы начинают скапливаться в уголках глаз. Она сжала руки в кулаки, стараясь вернуть себе контроль, но боль, с которой он говорил все эти слова, разрывала её изнутри. — Что? — резко перебил он, сделав ещё один шаг вперёд. Его взгляд был тяжёлым, глаза потемнели от эмоций, которые он явно больше не мог скрывать. — Ты хотела правды, да? Так вот она. Иногда несправедливость не в том, что ты оказалась запертой здесь, а в том, что тебя вообще оставили жить, Джиа. «Я ненавижу его. Я должна ненавидеть его», — твердило её сознание, но сердце гулко билось в груди, когда она смотрела на него. Вместо того, чтобы ответить ему, Джиа просто стояла и смотрела на него, чувствуя, как что-то внутри начинает трещать. Её ненависть к нему, её гнев — всё это вдруг показалось ей слишком мелким по сравнению с тем, что он сказал. Джиа знает, что не может позволить ему подкосить её, заставить жалеть, потому что не заслужил всего этого. — Я обещал Сану молчать, я поклялся ему, что никогда не скажу тебе всей правды, — он глубоко вздохнул, словно пытаясь успокоиться, а затем резко схватил её за руку, оттаскивая к гаражу, и прижимая её к холодной стене всем своим крепким телом. Джиа от неожиданности жмурится, и гулко выдыхает, чувствуя как его грудь касается её, а после ощущает тёплое дыхание на своей щеке. Джиа напряглась всем телом, её руки непроизвольно упёрлись в его грудь, но Сонхва даже не попытался отстраниться. Он смотрел на неё сверху вниз, и в его тёмных глазах бушевала целая буря эмоций. Она чувствовала, как его дыхание обжигает её кожу, а от его близости у неё пересохло в горле. — Ты… ты совсем с ума сошёл? — выдохнула она, стараясь говорить твёрдо, но её голос всё равно предательски дрогнул. Сонхва прищурился, его взгляд стал почти одержимым. — Ты так похожа на неё, — прошептал он, словно не слыша её слов. — Боже, Джиа, ты понятия не имеешь, как ты похожа на Джуён… Она застыла, её сердце замерло. Имя, которое он произнёс, эхом отдалось в её сознании. Джуён. Она уже слышала это раньше. Минги… он произносил это имя, когда упоминал кого-то важного, кого-то, кто был частью прошлого Сана. И что она сейчас… мертва? — Кто такая Джуён? — резко спросила она, её голос был твёрдым, хотя внутри всё перевернулось. Сонхва медленно моргнул, его губы чуть дрогнули, будто он хотел ответить, но вместо этого он просто покачал головой. — Перестань, — прошептал он, закрывая глаза, будто пытаясь прогнать воспоминания. — Перестань задавать вопросы, Джиа. Ты не хочешь этого знать. Тебе будет больно. — Но я уже слышала это имя! — выкрикнула она, её голос звучал громче, чем она планировала. Она попыталась отстраниться, но его руки крепко удерживали её у стены. — Минги говорил о ней. Кто она? Почему ты… Он резко перебил её, прижимая сильнее, его лицо оказалось ещё ближе. — Ты не понимаешь, — голос Сонхва стал низким и хриплым. — Ты так похожа на неё, что это сводит меня с ума. Она… она была для нас всем. И ты… просто её копия. Только вот Джуён была мягкой и любящей. Она умела слушать и понимать, а ты… Такая несносная, что я даже не понимаю, как вы можете быть… — он тут же замолчал, безумным взглядом смотря на неё, от чего у Джиа по всему телу прошлись мурашки. Сердце бешено заколотилось в груди и она сглотнула, испуганно уставившись на Пака во все глаза, с замиранием ожидая, что он продолжит говорить дальше. — Ты просто сводишь меня с ума этим, глупая. Девушка открыла рот, чтобы что-то сказать, но не успела — Сонхва наклонился вперёд и резко прижался губами к её. Сонхва не оставил ей времени ни на протесты, ни на размышления. Его рука скользнула вверх по её талии, прижимая ещё ближе к себе, пока его губы резко и властно накрыли её. Это был поцелуй, в котором не было ни нежности, ни осторожности — только сырая, животная потребность. Его губы ещё грубее прижались к её, требуя ответа, а горячее дыхание, смешанное с его тяжёлым запахом, обжигало её кожу. Джиа замерла, её сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди. Руки непроизвольно упёрлись в мужские плечи, пытаясь оттолкнуть, но силы окончательно покинули её после такого морально изнурительного дня. Сонхва не останавливался. Его пальцы грубо скользнули по её бедру, сжали его так, что у неё невольно вырвался приглушённый вздох, лишая возможности двигаться, а другой рукой он обхватил её затылок, заставляя не отворачиваться. Его язык пробился сквозь её сомкнутые губы, требовательно углубляя поцелуй, будто пытаясь подавить её сопротивление, подчёркивая, что он здесь главный. Джиа чувствовала, как её тело невольно откликается на его жесты, несмотря на внутренний протест. Вкус его губ был сладким, вызывая в ней странное, удушающее ощущение — смесь гнева, стыда и неконтролируемого жара. Она хотела ненавидеть его за это, но всё, что могла сделать, — это пытаться сохранить остатки своего разума. Когда Пак наконец оторвался от её губ, его лицо оставалось слишком близко, а дыхание обжигало её щёки. Взгляд был затуманен, полон безумного и тёмного желания. — Ты сводишь меня с ума, Джиа, — хрипло прошептал он, его голос дрожал, но звучал низко и властно. — Слишком похожа. Слишком… настоящая. Она хотела оттолкнуть его, закричать, сделать что-то, что вернёт ей контроль над ситуацией, но её тело отказывалось подчиняться. Она смотрела на Сонхва, его лицо всё ещё находилось слишком близко, а тёмные глаза сверлили её безумным взглядом, что у неё закружилась голова. — Ты… сумасшедший, — прошептала она, пытаясь вложить в голос хоть немного твёрдости, но её слова прозвучали слишком тихо, почти растерянно. Сонхва чуть приподнял уголки губ в опасной, издевательской усмешке, но в его взгляде не было ни капли веселья. Он провёл большим пальцем по её скуле, задержавшись у уголка губ, от чего её дыхание моментально сбилось. — Возможно, я действительно схожу с ума, — его голос был низким, срывающимся, будто он и сам с трудом верил своим словам. — Но поверь, если ты узнаешь остальную часть истории, то тоже захочешь сойти с ума. И убить своего собственного отца. Его рука скользнула по её талии, притягивая Джиа ещё ближе, так что между ними почти не осталось расстояния. Она чувствовала, как его дыхание снова обжигает её губы и задрожала всем телом, окончательно путаясь в своих чувствах. — Слишком похожа, — снова прошептал он, его взгляд метнулся по её лицу, будто он пытался что-то найти в нём. — Я пытаюсь забыть, но каждый раз, когда ты смотришь на меня так… — Как? — резко перебила она, чувствуя, как её голос снова дрожит. Сонхва не ответил. Вместо этого он снова наклонился, целуя её с такой страстью, что Джиа на мгновение потеряла ощущение времени. Его губы двигались жадно и настойчиво, словно это был последний шанс утолить эту дикую, необузданную жажду. Его язык прошёлся вдоль её губ, заставляя девушку невольно открыть рот в ответ. Поцелуй стал глубже, горячее, и она почувствовала, как его рука скользнула вверх по её спине, касаясь её кожи через ткань. Она тяжело выдохнула, её руки, которые сначала пытались оттолкнуть его, теперь вцепились в сильные плечи, не зная, обнять или всё же продолжать бороться. Её мысли запутались, всё вокруг стало размытым. Это было нечто дикое, мучительное, что разрушало все её попытки сопротивляться. Его поцелуй был сильным и властным, не позволяя девушке хотя бы немного вдохнуть воздуха. Джиа пыталась отстраниться, но его руки сжимали её, как железные оковы. Всё в её теле кричало о том, чтобы вырваться, но разум слабо твердил, что теперь уже поздно. Он был рядом, так близко, что она ощущала его силу и внутреннее разрушение. Джиа чувствовала, как её сердце колотится в груди, а дыхание становится всё тяжелее. С каждым прикосновением она теряла контроль, забывая, почему вообще начала сопротивляться. — Ты сводишь меня с ума, Джиа, — повторил он, его голос звучал так низко, что у неё перехватило дыхание. — И я не знаю, как остановиться. Джиа почувствовала, как её сердце колотится в груди, а дыхание становится тяжёлым, когда Сонхва снова наклонился к ней. Он был слишком близко, слишком поглощён ею, и она знала, что если не отведёт его внимание, это может закончиться хуже, чем она могла себе представить. В её голове не было ясных мыслей, только инстинкты, которые пытались найти выход из этой ситуации. Она тихо, с дрожью в голосе, проговорила: — Ты не заметил, что Хеин давно не прибегала? Он мгновенно отстранился, словно его поразили её слова, словно он пришёл в себя. Его взгляд был растерянным, он быстро шагнул назад, резко повернувшись, как будто сам не понимал, что только что сделал. — Чёрт… — его голос сорвался и он обескураженно захлопал глазами. — Я… Хеин! Блядство! Он сорвался с места, скрываясь за углом. Джиа медленно съехала спиной по стене, лицом зарываясь в ладони, желая забыться. Не в силах больше двигаться, она ощущала как всё её тело дрожит от напряжения. Она попыталась прийти в себя, собраться с силами, но мысли путались, и внутренний холод только усиливался. Время как будто растянулось, и Джиа сидела в тишине, ощущая, как её тело продолжает трястись. Мозг не мог сосредоточиться — она пыталась понять, что только что произошло, но все мысли, словно песок, ускользали сквозь пальцы. В голове было пусто и одновременно шумно, как в комнате, где находилось много людей, но никто не говорил. Она не могла понять, что случилось с ней и Сонхва, и почему всё это превратилось в такой хаос. Но когда откуда-то издалека послышался отчаянный и пронизывающий крик, Джиа, не раздумывая, подскочила на ноги. Сердце в груди пронзительно заколотилось, и она, как будто в замедленной съёмке, побежала на его голос, не обращая внимания на слабость во всём теле. Она мчалась на звук, не замечая, как тяжело ей даётся каждый шаг. Слабость в ногах и головокружение заставляли её чувствовать себя будто во сне, где каждая часть тела противится движению. Но крик был настолько отчаянным, что девушка не могла позволить себе остановиться. Он звучал, как крик из самого сердца, и Джиа почувствовала, как боль сжала её грудь. Она выбежала за ворота и остановилась, поражённая картиной, которую увидела. Сонхва стоял на коленях, его лицо было искажено ужасом и заливалось слезами, а на его сильных руках безжизненно висело хрупкое тело Хеин. Маленькая девочка была бледной, глаза закрыты, и Джиа поняла, что произошло что-то ужасное. Сонхва, истерично сжимая её, рыдал, его слова срывались, превращаясь в беспорядочные выкрики. — Я идиот! — его голос звучал так, будто каждое слово причиняло ему боль. — Я оставил её, я не уследил, я… Джиа! Она съела эти дикие ягоды! Я оставил её на минуту, на секунду, а она съела эти чёртовы ягоды! Я не думал… я не знал! Пожалуйста, вызови скорую! Прошу! Адрес… Он… — Сонхва замолчал, смотря прямо на Джиа, стоящую у ворот. Его разрывало на части, но стоило ему взглянуть на едва дышащую сестру, как все сомнения забились в дальний угол сознания. — Район Соннам, улица Ханыльган-ро, двадцать третий дом! — крикнул он снова, в его голосе была отчаянная боль. — Быстрее, Джиа! Пожалуйста! Мой телефон в доме, на столе в гостиной. Умоляю, помоги… Каждое его слово сдавливало её грудь, и она почувствовала, как подкашиваются ноги. Она не могла двигаться, но знала, что должна действовать. Джиа задыхалась, пытаясь осознать происходящее, но мысли были разбросаны, словно разорванные страницы. Она просто должна была помочь. Это всё, что имело значение. — Я вызову, — выдохнула она, с трудом собравшись. Но её голос прозвучал неуверенно, словно она говорила не с ним, а с собой. — Я вызову… Когда она влетела в дом, столкнувшись с Ёсаном, Джиа моментально оттолкнула его в сторону, а после того как обескураженный Кан попытался схватить её, прошмыгнула под его рукой, на всех парах несясь в гостиную, где её глаза сразу же нашли телефон, мирно лежащий на столе, как и говорил Сонхва. Она схватила его, нервно пробежав пальцами по клавишам. Но когда он оказался в её руках, Джиа вдруг осознала — она знает адрес. Теперь она знает его, и ей ничего не мешает позвонить маме или брату. Позвонить в полицию, да куда угодно! Чтобы они приехали и забрали её из этого дурдома. Вырвали из лап этих людей… Джиа почувствовала, как подкашиваются ноги. Она должна была помочь Хеин — обычному ребёнку, который дал ей почувстовать ту свободу, о которой она так мечтала в последние дни, но пальцы так и зависли над кнопкой вызова. Выход был рядом. Но как только она подумала о последствиях, всё внутри неё вдруг перевернулось. Она должна была помочь. Помочь ей, а не себе. Джиа сжала челюсть, чувствуя, как её тело начинает дрожать. — Ты должна помочь, — прошептала она себе. Её голос был тихим и теряющимся, почти невнятным. Позади послышались шаги, и Ёсан, заметив, как Джиа схватила телефон, не мог не насторожиться. Он стоял в дверном проёме, пытаясь понять, что она делает. Но не успел Ёсан и рта раскрыть, как её пальцы начали бегать по клавишам. Джиа снова сжала телефон в руках, но пальцы не слушались — ей пришлось дважды набрать номер, прежде чем экран подтвердил вызов. Её дыхание было прерывистым, слёзы застилали глаза, но она почти выкрикнула в трубку: — Маленькая девочка без сознания. Соннам. Ханыльган-ро, двадцать третий дом. Пожалуйста, скорее… Она почти не слышала ответа, но номер был набран, помощь была вызвана, и это уже не казалось таким важным. Важным стало не то, что она сделала. Важным стало, что она сделала это для Хеин. Судьба маленькой девочки была в её руках. И, возможно, это было самое правильное решение в её жизни. Как только по ту сторону послышались монотонные гудки, Джиа вдруг ощутила слабость. Телефон выпал из её руки, и она, зажав лицо ладонями, разрыдалась, — её тело сотрясалось от истерических всхлипов. Позади послышались шаги — это подошёл Ёсан и быстро поднял телефон с пола, опасаясь, что она позвонит ещё куда-либо, а после поспешил ретироваться на улицу, откуда доносились крики его друга. Джиа вдруг почувствовала, как к горлу подступает новая волна отчаяния. Она сделала всё, что могла, но внутри всё ещё осталась пустота, раздирающая её на части. Она спасла Хеин, но не себя…