Белла значит война

      Мир кружился. Солнечные лучи расплывались бесформенными пятнами перед глазами и казались ещё более яркими на фоне серого коридора. Пропадала чёткость, контуры картин, изображённых на них лиц, узоры на обоях медленно расплывались, вызывая приступы тошноты и сильной головной боли. Словно опасный аттракцион, пространство вертелось, хаотично металось из стороны в сторону в попытках вышвырнуть лишнюю деталь, коей являлась Илифия. Не получалось сделать даже шага с прежнего места, чтобы добраться до спальни, ведь любое движение могло привести к окончательной потере координации и в итоге закончится жёсткой, болезненной встречей с полом. Тот вышибет весь воздух из лёгких, отнимет вместе с кислородом всякие силы на то, чтобы подняться. Керр не была уверена, что продержится на ногах слишком долго. Пальцы немели, а кожа переставала ощущать неровности стены, будто вот-вот пропадёт опора под рукой.       Горло продолжали сжимать спазмы, перехватывало дыхание, а в голове продолжала мелькать встреча с Каркаровым и потеря единственного пока что человека, способного дать хоть какие-то ответы. Но теперь воспоминания таяли, как утренний туман, и не вызывали никаких эмоций. Все переживания просто меркли на фоне внутреннего пожара, что вспыхнул слишком внезапно. В грудь словно поместили раскалённые угли. Те обжигали органы и кости, а пот, сбегающий по спине и вискам, казался расплавленной кожей. Даже воздух вокруг стал слишком горячим, и дышать полной грудью не удавалось из-за боли.       Что-то ужасное происходило с телом. Оно сгорало изнутри, отказывалось подчиняться. А мир постепенно начинал темнеть. К ярким пятнам присоединялись чёрные, словно лужа чернил на чистой белой бумаге. — Белла, — чей-то тихий голос нарушил тишину, но звучал будто из-под толщи воды. Он был бесцветным, не вызывал внутри абсолютно ничего, как бывало раньше, когда любой из обитателей поместья решал подойти к ней и завести разговор.       Илифия не стала оборачиваться, продолжая бороться с нахлынувшей дурнотой, высасывающей из неё все силы. Да и был ли толк пытаться увидеть человека, когда перед глазами мелькает только контраст чёрного и белого? Разве что чувство самосохранения, оставшееся единственной чёткой эмоцией, продолжало неприятно зудеть в голове, напоминая об опасности, к которой ни в коем случае нельзя стоять спиной. Оно только ухудшало общее состояние, отвлекало от попыток стоять ровно и не падать. — Беллатриса, я хотела… Мерлин, у тебя кровь! — Нарцисса, видно, решившая последовать за собственной сестрой после произошедшего инцидента, быстро преодолела расстояние между ними. Ей потребовалась всего пара шагов, чтобы обогнуть Керр, а потом встать напротив, но, конечно же, разглядеть её лица не получилось.       Илифия не видела беспокойства, лихорадочно метающихся глаз, желающих понять причину странного состояния. Она также не могла увидеть кровь, растекающуюся по каменному полу, которую принимала за желчь. Со стороны дрожащее тело и пустой взгляд Беллатрисы вызывали в душе Нарциссы растерянность и медленно нарастающий очередной страх. Эмоции от убийства ещё не успели до конца схлынуть — их просто отложили в сторону, чтобы в одиночестве как следует утрамбовать чужую жестокость в голове. И сейчас, наблюдая за мертвецки бледной кожей, Нарцисса не могла узнать в пошатывающейся перед ней фигуре свою сестру. Будто за пару дней из Беллатрисы ушла вся жизнь, покинула в тот миг, когда младшая Блэк ворвалась к ней в комнату и попыталась привести в должный вид перед встречей.       Начали отниматься ноги, и Илифия упала на пол, больше не в силах сопротивляться дурноте. Зрение полностью пропало, только слух улавливал щебетание птиц за окном, перебиваемое громкими криками Нарциссы, свист гуляющего по коридору ветра и собственное тяжёлое дыхание.       Может, это конец? Керр так часто за последние два дня чувствовала за своей спиной присутствие смерти, что теперь не могла точно понять ощущения от происходящего. Определённо, она боялась умирать, но сейчас словно не могла определиться, от чего страшнее: от рук Волдеморта, Пожирателей или стечения обстоятельств? Что хуже — быстротечная смерть или долгие и мучительные пытки, во время которых есть слабая надежда остаться живым? А вдруг кто-то точно так же, как она сегодня, станет вершителем судьбы и просто отвернётся, примет решение в пользу себя, а не находящегося на грани жизни и смерти человека? Слишком много переменных, неточностей, много мыслей, которые чудом ещё вертелись в теряющем сознание разуме.       Может, именно так проносится жизнь перед глазами? Не обрывками воспоминаний, а осознанием собственных поступков, рассматриванием морали с разных сторон и взвешиванием души на личных весах, чтобы в последний миг понять: умираешь ты как последняя сука или с минимальным грузом грехов за плечами? Впрочем, насколько греховно желание жить? Насколько ужасным можно считать собственное равнодушие к другому, когда на кону слишком много? И сколько вообще нужно придумать оправданий, чтобы поверить в безысходность случая и не чувствовать себя паршиво?       Сам Бог обещает взыскать с убийцы за пролитую кровь , и Керр отчётливо ощущала неприятный, смешавшийся с желчью вкус на языке. Она своей скоро окропит весь мэнор, но, похоже, этого никогда не будет достаточно.

***

— Лихорадка, — так сказал семейный врач, прибывший в первый раз.       Он смотрел своими маленькими глазками поверх круглых нелепых очков, иногда щурясь, будто в попытке разглядеть в истощённом женском теле какой-то подвох своего вердикта. Его жёлтый пиджак выделялся на фоне унылых тёмных обоев и чужих мрачных цветов одежды, но именно сейчас Илифия в полуобморочном состоянии желала, чтобы этот выбивающийся оттенок поскорее исчез с глаз. Своим контрастом он вынуждал сдерживать очередную волну тошноты.       Тело бил сильный озноб, бросало то в жар, то в холод, и никакие зелья не помогали сбить температуру. Порой они делали только хуже, ощущались ядом, бегущим по сосудам, будто вот-вот и вскипит кровь. Илифия много спала — или пребывала на грани сна и реальности, не понимая, что с ней происходит. Словно тело боролось с сильным недугом, которым являлась её собственная душа в чужой оболочке. Почему-то именно такая мысль проскакивала каждый раз, стоило только сознанию хотя бы немного проясниться, выпутаться из крепких тисков помутнения рассудка. Другие мысли вертелись вокруг собственной слабости. Наверное, неудивительно, что здоровье подкосилось после сильного стресса и отсутствия хоть какой-то еды в желудке. Совокупность факторов и привела к болезни, о чём сказал медик, когда пришёл во второй раз. — Истощение, мадам, — он разводил руками, наблюдая за своей пациенткой, что уже третий день была прикована к постели.       Менялись лекарства, дни и слова доктора, но неизменным оставались слабость тела и полуобморочное состояние. Словно вечные спутники жизни, они не покидали Илифию, убеждая её с каждым прожитым часом, что больше никогда не исчезнут. И вся картина казалась настолько трагично-комичной, что невольно наворачивались слёзы и расползалась улыбка. Вот так умереть — не по велению чьей-то руки, а от болезни. Керр считала Беллатрису сильной телом, выносливой, но, наверное, стоило учитывать, что ритуал превратил девушку в подобие скелета. Кожа да кости. Возможно, виной тому была тёмная магия, которая всегда взамен что-то требует.       Все мысли при пробуждении сводились к попыткам осмыслить происходящее, только ничего путного они не давали. Болезнь протекала тяжело, и Керр никак не могла на это повлиять. Просто принимала лекарства, послушно, пусть и неохотно, глотала куриный бульон, молча сгорала со стыда всякий раз, когда домовики приходили менять постельное бельё, потому что подняться и дойти до туалета она просто не могла. Редкие проблески осознания окружающего мира походили на круги Ада, выстроенные не по замыслу Данте, а сконструированные собственным воспалённым мозгом. И первый круг знаменовал нескончаемый цикл осознания собственной уязвимости. — Очень странно, — донёсся всё тот же хриплый голос медика, вырывая Илифию из лап сна.       Шёл пятый день болезни, на календаре яркими красными чернилами перечеркнули двадцать первое июля, и до помолвки оставалось ровно десять дней. Ничтожно малое число, за которое успеть подготовиться будет слишком сложно. В ужас приводил даже не столько позор на мероприятии, сколько последующая за ним дуэль. Как оправиться после тяжёлой болезни — и получится ли это сделать вообще? Может, удастся отсрочить проверку, ссылаясь на плохое самочувствие? Послать Каркарова и Лестрейнджей к чёртовой матери с их планами. Только навряд ли такой протест благополучно скажется на лояльности как Тёмного лорда, так и самих Блэков. Да и всем прекрасно известно, насколько Беллатриса готова вылезти из кожи вон, чтобы, наконец, пополнить ряды убийц.       Керр поёжилась, желая укутаться одеялом по самую макушку, но не могла из-за осмотра врача. Она так и осталась лежать неподвижно, с опущенными по бокам руками, словно редкий экспонат или диковинная зверушка, выставленная на обозрение и детальное изучение. — Температуры нет, жизненно важные показатели в норме, — рассуждал вслух мужчина.       Его слова ничего, кроме ужаса последующих событий, не вызывали. И этот недоверчивый взгляд из-под стёкол очков прямым текстом говорил, что пора перестать симулировать. Но Илифию волновал далеко не колдомедик. Нет… Животный страх вызывала Друэлла, стоящая рядом. Слышащая, видящая и всё прекрасно понимающая. Перед ней не могли пройти мимо эти открытые намёки, достигшие понимания даже для Керр, пребывающую в полусознательном состоянии. — Что порекомендуете, доктор Хаминг? — зазвучала сталь, словно наждачкой провели по металлу. Этот тон въелся в сознание Илифии навсегда, ещё с того момента, когда в первый раз произошло наказание. Как сигнал об опасности, яркий, предупреждающий — и в данную минуту совершенно бесполезный. Невозможно было не то что встать, а даже поднять руку, чтобы закрыть лицо, если удары будут нацелены именно туда.       Хаминг выпрямился, стряхнул с костюма невидимую пыль и с важным видом ненадолго призадумался. На ровной коже лба появились складки, глаза продолжали изучать больную, а потом слишком неестественно бодрым голосом врач затараторил: — Я рекомендую воздержаться от любых зелий, даже того, что прописал вам на каждый день, для предотвращения эмоциональных приступов.       «Вот, значит, чьё это губительное для психики творение, — мельком проскочила мысль. — Наверное, его целью было не предотвращение, а сдерживание того безумства, на которое он никак повлиять не может». — Больше никаких поддерживающих настоек, организм должен начинать бороться сам, — но по скептическому взгляду становилось понятно, что, по его мнению, там и бороться не с чем. — Мисс Блэк нужно выходить на свежий воздух, больше пить воды и правильно питаться. Нормальную пищу, увы, восполняющими зельями не заменишь. Голодание не приведёт ни к чему хорошему. — Благодарю за советы, мы будем тщательно следовать вашим инструкциям. — Всегда рад служить, миссис Блэк, — Хаминг учтиво поклонился, ловко подхватывая чёрную кожаную сумку. — Всего доброго. — До свидания, — попрощалась Друэлла, и после её слов сразу же послышался скрип старых дверных петель. Он походил на протяжный крик, точно такой же, что зародился в душе Илифии, стоило только матери обернуться и одарить тяжёлым, слишком красноречивым взглядом.       Не было никаких слов или предупреждений — Друэлла просто схватила Керр за волосы, а потом рывком выдернула с постели, вынуждая обессиленное тело повалиться на пол, снова оказаться у ног в унизительном положении. Правда, чувство задетого достоинства — последнее, что чувствовала Илифия. Первостепенно — это боль, чужие пальцы, неприятно впивающиеся в кожу головы и стягивающие кудрявые волосы, путающиеся в них. Подступающий приступ очередной тошноты и непередаваемого словами ужаса. Будучи беззащитной, полностью разбитой, придётся терпеть не только жжение в груди и недомогание, но и избиение. — Напомни мне, милая, кто тебя растил все эти годы? — ещё один рывок за пряди. — Кто воспитывал, кормил и одевал? — Вы… — Тогда где благодарность? Считаешь, было легко повторно заключить сделку с Лестрейнджами после твоего возмутительного поведения? Или, может, легко было воспитывать такого ребёнка, как ты? — эти слова звучали обидно, пусть и никак не затрагивали души Илифии, но она против воли представила маленькую Беллатрису, стоящую перед матерью и каждый раз получающую именно эти слова вместо нежных объятий и любви.       Керр не было жаль Беллу, она не собиралась оправдывать всю её жестокость из-за такого отношения в семье. Не считала, что к убийцам можно смягчаться из-за тяжёлого прошлого или проникаться к ним сочувствием. Но чёткая картинка девочки с кудряшками, одинокой и никому не нужной, что-то внутри задевала, вызывала протест к собственной позиции. — Я об этом… — слова застревали в пересохшем горле, — никогда не просила.       Наверное, благодаря полностью потерянной ориентации в пространстве и происходящем Керр не сразу осознала, что ей отвесили пощёчину. Удар оказался быстрым, будто бы мимолётным, и не настолько сильным, чтобы выделиться среди общей боли, переполнившей тело. На наказание это не тянуло совершенно, и причиной тому был собственный никчёмный вид или другие факторы, по которым Блэк не перешла к чему-то большему. Теряться в догадках не было никакого желания, но всё оказалось достаточно просто.       Стук в дверь.       Настойчивый и неприятно действующий на слух. Илифия его не сразу услышала, а поняла, что кто-то желает попасть в комнату, только когда Друэлла сделала несколько шагов в сторону, выдёргивая пальцы из волос и разрешая войти. Личность прибывшего не получалось определить. Для этого следовало поднять голову и всмотреться в черты лица, почувствовать узнавание или, наоборот, потеряться в рассуждениях, кто же решил так вовремя спасти жертву от очередного воспитательного процесса.       Керр лишь буравила взглядом ковёр, считала узоры или старалась полностью абстрагироваться от постепенно нарастающего жжения в районе щеки. Она понемногу училась определять оттенки боли, будто те были цветами на картине, и художник в каждый из них вкладывал определённый смысл, чтобы раскрыть задумку. Боль от пощёчины пощипывала, походила на тысячу иголочек, что скрывались под кожей. Когда по коленям били, ощущения складывались похожие. Хлёсткие, резкие удары, выбивающие из равновесия и приводящие в замешательство. Илифия бы сравнила эти ощущения с прошибающим разрядом. Боль же от недуга была тянущей и притупленной, как если бы всё тело недомогало от отсутствия дозы у наркомана. Точно ощущение самой настоящей ломки. — Прошу прощения, миссис Блэк, — прозвучал знакомый голос, развеявший всякие мысли в голове. — Я вернулся раньше, узнав о плохом самочувствии невесты. — Вы слегка не вовремя. — Мне бы хотелось обсудить с Беллатрисой дела о помолвке, — начал объясняться Рудольфус. — Из-за болезни подготовка, насколько я полагаю, далеко не продвинулась, а встреченный мною пару минут назад доктор заверил, что Беллатриса чувствует себя намного лучше, чем раньше. Я принял решение не откладывать вопрос. — Вам не о чем переживать. Все заботы о подготовке легли на мои плечи. — Тогда уделите мне сейчас немного вашего времени? — и, не давая ни секунды на ответ, он тут же продолжил: — Я задам несколько вопросов.       Илифия смогла выдохнуть, когда закрылась дверь и комната опустела. Никаких голосов, шагов не доносилось. Пропала угроза, пусть и ненадолго. Не было никаких сомнений, что за свои слова ей ещё воздастся, но сейчас можно хоть немного перевести дух, правда, постепенно накатывающее ожидание насилия оказалось в сто раз хуже, чем если бы всё случилось прямо здесь и сейчас.       Грёбаный Лестрейндж со своей протянутой рукой помощи. Прямо как тогда, на лестнице, когда помог подняться, пожирая взглядом своих миндальных глаз. Он наверняка и сегодня смотрел всё так же равнодушно, а может, даже с жалостью. А впрочем, с чего вообще Керр решила, что это был акт доброты и попытка спасти её? Ведь её всё равно изобьют, просто немного позднее, когда нервы будут уже не в силах сдерживать это чувство приближающейся боли, и так не покидающей тело. Может, сейчас было бы даже проще всё перетерпеть.       Опустив щеку на край кровати, Керр старалась оставаться в сознании и продумать дальнейшие свои действия. Выходило скверно — в голову не приходило никаких идей, а настенные часы слишком громко отбивали ритм, пение птиц раздражало слух. Все нервы будто оголились, причиняя боль. Малейшее движение пальцев вызывало новую волну слабости, а неприятно прилипающая сорочка из-за пота на спине вынуждала морщиться, кожа ныла, как после ожога.       Пришлось собрать волю в кулак, чтобы подняться на ноги, только попытка встать быстро провалилась, и Илифия упала обратно на пол, стискивая зубы до скрипа, когда коленки неприятно проехались по ковру. Ничего не получилось и со второго, третьего, четвёртого раза. Преодолевать боль и недомогание оказалось хреновой идеей, и сколько ни прикладывай усилий — все они приведут к жалкому барахтанью. Керр словно училась заново ходить, что не упрощало задачу выживания. В итоге темнота настигла её, разрушив всякие планы.

***

      Шестой день принёс немного облегчения, будто душащая рука, наконец, ослабила хватку. Домовики, как и всегда в раннее утро, принесли лёгкий завтрак, распахнули окно, чтобы впустить свежего воздуха. С улицы донёсся запах травы и душистых цветов, к которым Илифия никак не могла привыкнуть. Кто-то из домовиков собирался проверить простынь, но Керр недовольно скинула одеяло, демонстрируя чистое бельё. Пусть боль и не отступила, но силы, чтобы подняться и даже пройтись до ванной комнаты, у неё появились. Это несомненно радовало, но никак не решало насущные проблемы. Спуститься вниз на обед с семьёй казалось по-прежнему невыполнимым, а бродить по незнакомому мэнору могло привести к нежелательной встрече с тем же Каркаровым, ещё хуже — столкновением с Друэллой и её незавершённым наказанием.       Основная проблема сейчас — это элементарное незнание нового дома, в котором приходится жить. Илифии просто везло быть ведомой кем-то. Ещё ни разу не произошло случая, когда она могла сильно подставиться и продемонстрировать свою растерянность в незнакомом месте. Путь до комнаты выучен, как и до столовой, до ротонды вела одинокая тропа в саду, но как быть, если придётся идти на очередное занятие и оно окажется не то что в другой комнате, а другом крыле здания? Такое огромное пространство невозможно изучить в кратчайшие сроки и никому не попасться за этим занятием. Как подсказывал разум, бездельно слоняться — не то, чем обычно заняты сёстры Блэк. Хотя, судя по расписанию дня, они вообще ничем, кроме вечной учёбы, не заняты.       Керр опустила ноги на пол, замечая краем глаза трясущегося домовика. Брю неуверенными движениями раскладывал на подносе посуду, чтобы удобнее было левитировать тот на кровать. За всеми его действиями наблюдал другой эльф, очень пристально, морща при этом длинный нос. Если бы не присутствие Илифии, домовиха наверняка начала бы причитать — уж больно недовольным был весь её вид.       Аромат блюд перебивал любые другие запахи и вынуждал живот скручиваться. За прошедшие дни в памяти остались только обрывки воспоминаний от принятия пищи, и сейчас предвкушение перед скромной трапезой вызывало детский восторг. Отмахиваясь от помощи слуг и наплевав на всякий этикет, Илифия быстро проглатывала кашу. — Брю, — позвала она, когда домовики постепенно начали исчезать из комнаты, — останься.       Брю испуганно взирал на хозяйку большими глазами-блюдцами и находился в состоянии полного ужаса, предчувствуя наказание или ещё чего похуже. Кривые пальцы теребили уши, нижняя губа дрожала как у ребёнка, готового расплакаться. И весь этот жалкий вид сопровождала покорность уготованной судьбе. От неё всё внутри переворачивалось, вопило чувство жалости и сострадания. Видимо, эльф не привык, когда обращают внимание хозяева, но, кроме него, Керр больше никого из слуг не знала, да и порыв того помочь в первый день говорил о двух вещах: либо Брю не так долго служит семье Блэк и не знаком со всеми её правилами и причудами, либо в существе живёт очень полезное качество — тяга к помощи нуждающемуся. — Принеси мне лёгкое платье и удобную обувь, — в перерывах между поглощением еды говорила Илифия. — А потом перемести в библиотеку.       Эта идея возникла внезапно. В силу собственной слабости Керр не сможет самостоятельно добраться до нужного места, а магия домовика вполне справится с задачей. Лёгкий способ найти нужную литературу и, возможно, заполучить план проектировки дома. Главное, чтобы хранилище книг пустовало. — Но, хозяйка… — лепетал Брю. — Вам стоит отдохнуть и сильно не перенапрягаться. Брю может принести все учебники, которые вам нужны, в комнату.       «Это было бы, конечно, неплохо, если бы мне действительно требовались учебники. Неизвестно, станет ли он докладывать всё матери, поэтому рисковать и просить принести карту будет совсем глупо и опрометчиво, — эти мысли тут же перебили следующие. — С другой стороны, объяснить нужду в плане можно организацией помолвки, но вот книги по этикету, к сожалению, вряд ли». — Выполняй приказ, — сказала как отрезала, и домовику больше ничего не осталось, кроме как повиноваться.       Он леветировал платья и босоножки. Помог одеться и после робкого предложения убрать волосы в причёску навёл на голове относительный порядок. Локоны всё равно торчали из пучка и неприятно щекотали шею. Глубоко вдохнув, Илифия старалась подавить головокружение и нарастающую тянущую боль в теле, что медленно, но верно отнимала крупицы появившейся силы. Со всей уверенностью, которую только удалось наскрести внутри, Керр подняла палочку с прикроватной тумбочки, а потом взяла за руку эльфа, готовясь к аппарации. Та наверняка вынудит опустошиться только недавно наполненный желудок, перевернёт все внутренности вверх дном, что не радовало совершенно, но возможности заполучить и план, и книги может больше не представиться.       Брю перенёс их в библиотеку. Огромное пространство и тянущиеся до потолка полки книг в первую секунду поразили Илифию настолько, что она, будучи дезориентированной, не сразу ощутила отсутствие всех последствий перемещения. Ноги не подкашивало, тошнота не мучила, и если не считать влияние болезни, то самочувствие можно было считать вполне приемлемым. — Можешь идти, я позову тебя, когда ты мне понадобишься, и… — сделав неуверенный шаг в сторону шкафа, Илифия обернулась к Брю. Тот покорно ждал указаний. — Принеси мне в комнату много обезболивающих и тонизирующих средств.       Это можно было назвать проверкой. Первый шаг к использованию домовика в своих целях. Тот наверняка не самая значительная единица в кругу эльфов дома Блэк, а подняться чуть выше в иерархии, начав прислуживать господину лично, — весьма выгодная перспектива. Оставалось только выяснить, насколько влияние Друэллы распространялось на остальных домовиков. Если Брю не будет докладывать слуге матери, то станет идеальным помощником. Нужно лишь придумать что-то весомее предоставление зелий, чтобы знать наверняка, но сейчас Илифия хотела сконцентрироваться на более значимой цели — поисках.       Брю кивнул и исчез, а Керр преодолела ещё несколько шагов до книг, прежде чем её повело в сторону. Рука быстро ухватилась за полку, чтобы равновесие окончательно не было потеряно. Оказывается, весьма самонадеянно думать, что одного желания хватит на небольшую прогулку и поиск литературы, ведь в данную минуту всё внутри протестовало от любого минимального движения. Илифия начала сомневаться насчёт идеи в целом, когда слабым взмахом палочки постаралась притянуть к себе нужную вещь и, конечно же, потерпела поражение. — Акцио план проектировки дома Блэк, — снова ничего, палочка только задрожала, будто насмехалась. В голове начали навязчиво зудеть мысли о том, как бы не спалить случайно все собранные за долгое время знания. Судя по нраву магического предмета, ему не составит никакого труда создать маленькую искру, чтобы разразилось пламя.       Запрокинув голову назад и почувствовав твёрдую поверхность дерева, Керр всматривалась в самые верхние полки. Старые корешки книг в свете солнца казались хрупкими, способными развалиться от любого неаккуратного прикосновения пальцев или магии. Может, не получалось сотворить заклинание не из-за собственных навыков, а потому, что здесь она блокировалась, дабы не повредить и так ветхие фолианты? Илифия не представляла себя, карабкающуюся по лестнице, особенно в нынешнем состоянии, поэтому, чуть ли не шипя, произнесла заклинание ещё раз, и ещё, пока первый свиток не прилетел к ней в руки. — Получилось! — с вялой улыбкой на губах она победно вытянула перед собой чертёж.       Радость длилась недолго. Несколько десятков листов и книг со всей библиотеки начало прилетать в неё, иногда попадая острыми углами по голове и ногам. Керр прижалась к полке, закрываясь от призванных вещей, попутно отменяя чары. Даже бумага пыталась ей навредить в этом мире, о чём Лиф иронично подметила, когда атака наконец прекратилась и перед ногами образовалась гора всевозможных схем. Казалось бы, нужная вещь уже в руках и можно перейти на поиск других, но чертежи все были разными и изображали другие поместья, которых оказалось больше, чем можно было вообще представить. Илифия не знала, где находится мэнор, в каком городе и графстве. Единственный известный ей дом Блэков находился в Лондоне на площади Гриммо. В её времени там проживала семья Поттеров.       Роясь в бумагах, Керр всё больше и больше поражалась количеству резиденций. Как в этой куче ей вообще найти нужную? И на ум даже не приходило ни одного заклинания, способного определить местоположение. Всегда хватало телефона и интернета, которыми мама научила пользоваться. Отец первое время был категорически против магловских приблуд, но со временем стал меньше пользоваться магией, чтобы в их квартире телевизор и прочие приборы работали исправно. В нынешних реалиях обо всём этом можно просто забыть. «Аппаре Вестигиум? Нет, не то, Меун Локус… Локум? Как же там было?»       Илифия перебирала бумаги, попутно вспоминая движение палочкой. Чем больше она проговаривала про себя заклинание, тем отчётливее в голове появлялось наваждение, будто она уже где-то использовала его, только собственная память отказывалась говорить, где именно. К тому же лёгкая вибрация в пальцах от невыпущенной магии убеждала в использовании чар раньше, но, возможно, это остаточная память тела Беллатрисы? Или, если глубоко уходить в данный вопрос, могущества Керр особо не ощущала, а Блэк была сильной ведьмой. Это могло значить лишь то, что магические способности перешли вместе с душой, быть может, они неразрывно связаны. Тогда зачем и когда Лиф использовала заклинание? На ум приходила лишь ситуация перед прыжком во времени и вся неразбериха с портключом, но воспоминания словно погрузили в очень мутную воду. Остались лишь ощущения страха, безысходности и всепоглощающего шока, но не более. — Что ты делаешь?       Керр тут же подняла голову, встречаясь с прищуренными серыми глазами. В них сияло озорство, плясали искорки, которые могли быть обычным отражением солнечных лучей, но отчего-то воспринимались как часть мальчика, стоящего напротив. Тот с любопытством осматривал бардак, внимательно сканируя всё, что вокруг него происходит, а потом присел на корточки, желая присоединиться к интересному занятию. Его чёрные кудряшки на голове и очень знакомые черты наводили на мысли, что это кто-то из братьев Блэк. Илифия не могла точно сказать, что вызывало внутри неё узнавание. То ли ровный вздёрнутый носик, то ли линия подбородка. Скорее, сама аура человека. В Нарциссе и Андромеде прослеживалось что-то очень характерное Блэкам, явно семейное. Пусть прозвучит очень глупо, но аристократизмом веяло за версту, и дело, как оказалось, было далеко не в дорогих вещах или равнодушном, высокомерном взгляде. Ребёнок смотрел приветливо, слегка улыбался и не держал слишком ровной осанки, а всё равно выглядел выходцем знатного рода.       Проблема заключалась не в том, чтобы определить, к какой семье относился мальчик, а сообразить — младший перед ней или старший. К слову, Рабастана и Рудольфуса Керр так и не определила правильно. Посчитав более улыбчивого парня своим женихом, она сильно ошиблась и сейчас боялась совершить очередной промах. Как же жаль, что единственной доступной фотографией Сириуса было изображение из Азкабана, а с Регулусом даже полного текстового описания найти не удалось. Что, между прочим, очень странно. Волшебный мир изобилует живыми картинами, бесчисленным множеством портретов, но любое изображение кого-то из Блэков словно канули в Лету. — Ищу план поместья, — врать смысла не было — все бумаги перед глазами. — Зачем? — удивлённо округлил глаза мальчик, поднимая чертёж с пола. — Он мне нужен для организации помолвки. Вы давно приехали? — хотя эта информация была совершенно бессмысленна, Керр хотелось хоть как-то отвлечь ребёнка, чтобы он не лез со своим любопытством в её дела.       Что интересно, он не боялся Беллатрису. Андромеда от любого угрожающего слова бледнела как полотно, а этот мальчуган смотрел так воодушевлённо и по-детски открыто, что Лиф не могла даже представить, какие именно отношения связывали двух Блэков. — Вчера вечером мама сказала, что ты заболела, поэтому не встретила нас, — недоверчивый взгляд прошёлся по лицу, подмечая нездоровый тон кожи и большие мешки под глазами. Если смотреть на Илифию — а вернее, Беллатрису — в целом, то её вид был далёким от здорового человека. Только это не было веской причиной ни для колдомедика, ни для Друэллы, которые быстро решили, что Керр притворяется больной. — Вот, я нашёл то, что ты ищешь.       Лиф приняла раскрытый свиток, всматриваясь в схемы. Тяжело было определить, точно это тот дом или нет, но помещения от главных дверей до лестницы выглядели знакомо. И одинокая ротонда чуть дальше от сада, расположение столовой. Керр решила, что это нужные ей чертежи, хотя в комнате всё-таки постарается проверить заклинанием своё местоположение, если у неё, конечно, получится. Эта магия была из тех, что требовали концентрации, предельного внимания и сосредоточенности, которых явно не хватало в последнее время.       «Значит, графство Северный Йоркшир. Поместье находится недалеко от деревни Оттрингем. Далековато от Лондона», — отвлечься от изучения было тяжело, но нарастающая головная боль рушила всякие попытки осмыслить, чем полученная информация может пригодиться. — Спасибо, но… — поднимая глаза с записей на ребёнка, Керр наконец задала интересующий её вопрос: — Ты-то что тут делаешь? — Мы с Сириусом играем в прятки, — он словно опомнился, поэтому заговорил тише, слегка наклоняясь к Илифии. — Дядя Каркаров согласился нас искать, вот я и решил, что библиотека хорошее место. Тут ведь совершенно невозможно что-то найти.       В ушах раздался протяжный писк, а мысли о скорой встрече с Игорем больно били по самообладанию. Последний разговор оставил после себя слишком много вопросов и стойкую уверенность в том, что Каркарова нужно не просто избегать, а остерегаться как огня. Очередной разговор, да даже случайно брошенные фразы станут для непредсказуемого Игоря красной, как для быка, тряпкой. Получать новую роль в ещё одном представлении никак не хотелось. — Тогда нужно скорее спрятаться, — быстрый подъём с колен вызвал приступ головокружения и нахлынувшей слабости, но Илифия старалась не подавать виду, а главное — не упасть здесь без сознания. — Идём, — она протянула руку, и Регулус быстро обхватил её своими маленькими пальчиками.       Прятаться среди шкафов было бессмысленной затеей, но, кроме них, ничего здесь не сможет стать хорошим укромным местом. Ко всему прочему, Каркаров не дурак, чтобы без помощи магии искать двух детей в огромном поместье. Отслеживающие чары по горячим следам быстро приведут его сюда. И, как подтверждение мысли, двери хлопнули, а Илифия и Регулус прижались к полкам, чтобы стать хоть немного незаметнее. К сожалению, свет от окна пусть и не в полной мере достигал их укрытия, но прекрасно освещал пространство. Уйти в глубь библиотеки не хватило времени.       Неспешные шаги Каркарова, нарушающие тишину помещения, ни с чьими другими нельзя было спутать. Лёгкая поступь по направлению к тому повороту, за который они успели забежать, давила, доводила в очередной раз до натягивающихся, как струна, нервов. Керр сейчас ощущала себя настолько напряжённо-натянутой, что ещё немного — и порвётся, разрушится на миллионы частиц. А дурнота неминуемо подступала, как и сам Игорь. Он замедлил шаг, потом вовсе остановился, погружая библиотеку в тишину. От этого стало ещё хуже. Невозможность определить местоположение опасности доводила до паники.       «Чертежи…» — вспыхнуло осознание. Разбросанные документы так и остались на полу. — Ну и ну, — послышался довольный голос Игоря, казалось, почти над самым ухом.       Илифия медленно сползла на пол, зажимая рукой рот, чтобы не было слышно её громкого дыхания. Регулус примостился рядом, подставляя указательный палец к губам и внимательно прислушиваясь ко всем возможным здесь звукам. Только их не было — шаги не возобновлялись. Единственный известный путь, ведущий к ним, — это небольшой коридорчик, слишком прямой и без развилок, а значит, паршивый помощник в прятках. Они были на виду, если Каркаров продолжит путь и выберет нужный поворот — пиши пропало, игра закончится. — Игорь, — донёсся ещё один голос, новый звук шагов, более быстрых и поспешных. — Я просил тебя спуститься вниз ещё полчаса назад, — мужской тембр, немного весёлый, хотя чувствовались в нём нотки негодования. Точно не Рудольфус, возможно, Рабастан, хотя Илифия никогда не разговаривала с ним, чтобы быть уверенной на сто процентов. — Не смог отказать детям, они очень настойчиво просили присоединиться к игре.       Образ Каркарова никак не вязался с нынешними действиями. Убийца, играющий с детьми в прятки, — полный сюрреализм. Хотя Игорь всецело состоял из несовместимых вещей. — Как мило, закругляйся. — Я бы всё-таки хотел найти одного проворного ребёнка, уж больно ловко ему удаётся прятаться.       Сердце на мгновение замерло, а потом с бешеным темпом стало биться о рёбра. Стресс плохо влиял на самочувствие, и перед глазами вновь начали расплываться чёрные пятна. Палочка в руках снова завибрировала, готовая к действиям, но, как и всегда, внутренний блок собственных способностей рушил всякие надежды на победу, даже мнимую. — Если Регулус или Сириус здесь, то наверняка слышат, что из игры ты выбываешь. Твой подопечный ждёт тебя в темнице. — Очередной смертник? — Если бы из-за тебя мы не лишились прошлого заключённого, не пришлось бы рисковать, — кажется, Рабастан терял терпение. Пропало всякое веселье в голосе. Только холодный, леденящий душу тон. — Нужно было брать меня с собой, я бы пригодился не только для… — он на секунду замолчал, чтобы последнее слово звучало в тишине библиотеки отчётливо, — пыток. «Он знал. Твою мать, знал с самого начала о Философском камне и задании Тёмного Лорда!»       Керр потеряла всякие логические обоснования поведения Каркарова. Если раньше она могла списать его излишнее внимание к себе из-за ночной встречи и подслушивания, то сейчас любая попытка объяснить мотивы Игоря разбивалась. Доводы о том, что её хотят утянуть с собой в случае провала на дно, оказались неверными. С самого начала Илифию намеревались просто утопить, а может, использовать в качестве хорошего оправдания в случае ошибки. Переложить вину и ответственность, только за что — пока оставалось загадкой, но даже так быть чьей-то подушкой безопасности в собственные планы не входило. — О, ты, несомненно, пригодишься в качестве живой мишени, когда Милорд узнает о твоём самовольстве, — едкая ирония заставила сморщиться даже Керр.       На Каркарова слова подействовали, кажется, отрезвляюще, поэтому он ничего не ответил. Пришлось минут двадцать ждать, чтобы убедиться в уходе парней. Петли дверей не скрипели, удаляющиеся шаги до ушей Лиф не достигли, как бы сильно она ни пыталась вслушиваться. Только когда Регулус поднялся, тиски оцепенения спали. Он никак не комментировал услышанный разговор, только отряхнул штаны от невидимой пыли, а потом довольно улыбнулся. — Нас не нашли.       «Не нашли? — усмехнулась про себя Илифия, поднимаясь с пола и хватаясь руками за полки. — Нет, до нас просто не дошли».       Душераздирающий крик боли пронёсся по библиотеке, отражался от стен и эхом убегал дальше по узким проёмам между книжных шкафов. Такой отчаянный вопль в буквальном смысле сбил Керр с ног, из-за чего она всем телом навалилась на полки и книги. Внутри зарождалось не чувство страха или отчаяния, а облегчение, что шокировало не менее сильно. Будто наконец дали дозу в виде чужих предсмертных попыток выпросить пощады, будто просили пощады у неё, и это чувство власти приятной негой расплывалось по телу. «Сумасшествие, просто настоящее, блядское безумие…»       Регулус больше не улыбался, но его вид нельзя было назвать испуганным. Спокойная маска равнодушия показалась на лице, которую Илифия сейчас совершенно не хотела видеть. У ребёнка она выглядела ещё более жутко, чем у тринадцатилетней Нарциссы. Неужели перед ним кого-то пытали? Демонстрировали жестокость на глазах у ещё не сформировавшейся личности, разрушая для юного мальчика всякие нормы морали? Может, домовика, магла? Картинки, всплывающие в голове, наводили дурноты, что боролась с вспышками удовольствия от криков. Диссонанс порождал хаос. — Пойду искать Сириуса, — спокойно осведомил Регулус, и только по мелкой дрожи рук удалось понять, что под маской таятся разрушительные для души чувства.