Сквозь дождь и тьму

      Гермиона продолжала сидеть на диване, упрямо стискивая книгу и в конце концов, с тяжёлым вздохом, она сдалась. Она начала подбирать разбросанные предметы, пытаясь найти утешение хотя бы в механическом труде.       Раздался скрип двери, и Беллатрикс вернулась, небрежно закрыв её за собой. Она прошла через комнату и, не удостоив Гермиону ни словом, ни взглядом, села в кресло, держа в руках бутылку огневиски и стакан для него. Она взяла в руки ту самую книгу по тёмной магии, которую Гермиона только что пыталась читать.       Гермиона подавила раздражённый вздох, заставляя себя продолжить уборку — хоть какая-то возможность отвлечься. Но её взгляд вновь и вновь невольно скользил к фигуре Беллатрикс, которая с видом полного безразличия перелистывала страницы. Иногда Беллатрикс подносила к губам стакан огневиски, и отблески огня играли на её лице, придавая ему резкость и холодный блеск, который почему-то не отталкивал, а притягивал.       Каждый раз, когда Гермиона украдкой смотрела на неё, её охватывало странное волнение, будто она наблюдала за кем-то совершенно чуждым и, в то же время, пугающе близким.       «Она красивая» — неожиданно пронеслось у неё в голове, и её сердце мгновенно сжалось, когда она осознала свои мысли. Она быстро отвела глаза, но было слишком поздно.       Беллатрикс вдруг медленно повернулась, и её тёмные глаза, глубокие и чёрные, поймали взгляд Гермионы. Она не сказала ни слова, но в этом взгляде было что-то, словно она знала, о чём только что подумала девушка. Гермиона почувствовала, как румянец поднимается к её щекам, предательски выдавая её смущение.       Беллатрикс наконец чуть наклонила голову, хищно улыбнулась, едва заметно, и, не отводя взгляда, поднесла стакан огневиски к губам, и сделав глоток — вернулась к чтению книги.       Гермиона не могла больше выносить эту тишину. Вопросы, что копились внутри неё, тяготили её разум. Решив, что худшее, что она может получить в ответ — это очередной холодный взгляд или насмешливую улыбку, она вздохнула, наконец заговорив:       — Если всё, что тебе нужно — это сфера предсказания, — начала она стараясь держать голос достаточно будничным, не сводя глаз с полки, которую протирала, — почему ты меня не отпустишь? Почему ты продолжаешь держать меня здесь?       Беллатрикс продолжала смотреть в книгу, словно совсем не слышала её. Казалось, что этот вопрос не просто не заслуживает её внимания, но и вовсе для неё бессмысленный. Несколько мучительных секунд прошли в тишине, пока Гермиона напряжённо ждала хоть какого-то ответа.       Старшая ведьма чуть улыбнулась, не отрывая глаз от страницы, как будто не торопилась ей отвечать. Она отставила стакан с огневиски и, наконец, перевела взгляд на фигуру девушки, которая аккуратно протирала все вещи.       — Ты полагаешь, что можешь задавать мне вопросы, Грейнджер? — её голос был тих, ленив. — Какое заблуждение.       Она вновь вернулась к книге, перевернула страницу, как будто больше ни на секунду не собиралась тратить своё внимание на Гермиону.       Гермиона прикусила губу, злясь, что слова Беллатрикс так легко выбивают её из равновесия. Она ненавидела это высокомерие.       — И ты всё же не отпустишь меня? — Девушка попробовала ещё раз и на этот раз повернулась к Пожирателю Смерти.       Беллатрикс медленно подняла глаза. Она ничего не ответила, просто продолжала смотреть на неё так, будто видела насквозь. Лёгкий румянец вновь вспыхнул на щеках Гермионы, её дыхание участилось. Почему же это молчание казалось таким невыносимым? И почему от него она так нервничала? Беллатрикс не упустила эти малейшие изменения в выражении лица Грейнджер, её чуть сбившееся дыхание, едва ощутимое возбуждение, что проходило сквозь её неподвижную фигуру.       — Мой львёнок снова покраснел, — произнесла Беллатрикс, её голос звучал почти как ласка, но в нём сквозила игривость. — Ты уверена, что ты сама хочешь, чтобы я тебя отпустила? — её вопрос повис в воздухе, задевая Гермиону, как лёгкое прикосновение холодного шёлка.       Девушка почувствовала, как от этих слов её щеки вспыхнули ещё сильнее. Её охватило желание уйти или, наоборот, остаться и бросить вызов. Но все эмоции мешалась со смущением, и ещё с каким-то неясным чувством, от которого сердце учащённо колотилось.       Гермиона ничего не ответила. Сильнее закусив губу, девушка вернулась к уборке, стараясь выкинуть весь диалог из головы.       — Грязнокровка, — протянула Беллатрикс, её голос был как шелестящий огонь, обволакивающий и гипнотический. — Ты совершенно не представляешь, насколько интересно наблюдать, как ты борешься со своими чувствами. Такая юная, такая правильная… и такая податливая.       Её слова, её неприкрытое удовольствие от её смущения проникали глубже, чем Гермиона хотела признать.       — Если ты думаешь, что ты как-то влияешь на меня, то ты ошибаешься. — Тихо произнесла Грейнджер, осознавая, что теряет контроль над тоном.       Беллатрикс разглядывала её любопытный, уязвимый объект.       — Неужели? — Голос Беллатрикс наполнился скрытым огоньком веселья. — Почему тогда ты стоишь тут, такая напряжённая, так упрямо отводишь взгляд, когда я смотрю на тебя?       Беллатрикс не сводила с неё глаз, наслаждаясь каждым мгновением, когда Гермиона, отводя взгляд, старалась казаться безразличной, но её напряжённые движения и сбившееся дыхание выдавали её.       — Почему бы тебе не посмотреть мне в глаза, львёнок? — произнесла Беллатрикс, её голос был тихим, но его звучание проникало до глубины души. — Или боишься, что увидишь там что-то… более притягательное, чем тебе бы хотелось?       Гермиона снова почувствовала, как кровь бросилась к щекам, и горячий узел образовался где-то глубоко внутри. Она отчаянно пыталась вернуть себе прежнюю решимость, но слова Беллатрикс были как яд — отравляли здравый смысл.       — Я не боюсь, — сказала Гермиона, голос прозвучал совсем неубедительно. Она взглянула на Беллатрикс, стараясь не выдать свою слабость, но встретив её темный, пристальный взгляд, тут же почувствовала, как вновь дрогнула.       — Конечно, нет, — тихо засмеялась Беллатрикс. — Ты же героиня, не так ли? Всегда такая смелая, благородная… Но знаешь, что, грязнокровка? — В её глазах сверкнул нечто манящее. — За твоим напускным героизмом скрывается такая страсть, такая… податливость. Словно ты ждёшь, когда я укажу тебе, что делать.       — Ты… ты не знаешь меня, — голос её звучал слабее, чем ей бы хотелось.       — Неужели? — Беллатрикс издала тихий смешок, и в её голосе проскользнуло что-то почти ласковое. — Тогда почему ты всё ещё здесь, львёнок? Почему, ты остаешься и пытаешься… доказывать мне свою непреклонность?              Она пристально смотрела на Гермиону, её глаза как два бездонных омута, которые, казалось, проникали в самую её душу. Беллатрикс облокотилась на подлокотник кресла, с ленивой уверенностью поднесла стакан огневиски к губам и медленно сделала глоток, не отрывая взгляда.       — Мне нужна моя палочка чтобы уйти.       Беллатрикс хищно улыбнулась, словно Гермиона сказала именно то, что она ожидала услышать. Старшая ведьма достала из своих туфель палочку Гермионы. Она протянула её, не сводя глаз с девушки, и в её движениях было что-то нарочито медленное, тягучее, словно она смаковала каждое мгновение этого жеста.       — Твоя палочка? — протянула она, как будто обдумывая слова. — О, конечно, львёнок, почему бы мне не вернуть тебе твоё драгоценное оружие?       Гермиона медленно протянула руку, и её пальцы почти коснулись древка палочки, когда Беллатрикс внезапно дернула её обратно, откинувшись в кресле и заливаясь язвительным смехом.       — Наивная, — произнесла она, явно наслаждаясь разочарованием, вспыхнувшим на лице Гермионы. — Ты действительно подумала, что я позволю тебе взять её так просто? О, милочка, неужели ты до сих пор не понимаешь, что здесь всё происходит по моим правилам?       Гермиона застыла, её глаза вспыхнули разочарованием — не только в Беллатрикс, но и в самой себе, за то, что так легко поддалась на её уловку. Она стиснула зубы, борясь с желанием высказать всё, что думала о женщине, сидящей перед ней.       — Вижу, ты начинаешь понимать, как здесь всё устроено, — ухмыльнулась Беллатрикс, с притворным сожалением покачав головой. — Ах, Грейнджер, неужели ты и вправду веришь, что я тебя отпущу так просто? У нас впереди столько дел!       Слова Беллатрикс звучали с колючей нежностью, которую Гермиона никак не могла вынести. И хотя ей хотелось отвернуться, уйти, не видеть её самодовольного взгляда, что-то словно удерживало её на месте, не давая сделать и шага назад.       Беллатрикс лениво перелистнула очередную страницу книги, не утруждая себя вникнуть в строки. Её взгляд — блуждающий, холодный, но почти заворожённый — вновь и вновь скользил к фигуре младшей ведьмы, которая вернулась к уборке, стараясь скрыть свои мысли. Гермиона была… яркой. На мгновение в ней вспыхнула злость на саму себя, на эти нелепые мысли, возникшие против воли. Грязнокровка, напоминала она себе, с горьким оттенком презрения. Как она вообще могла позволить себе такое? Но почему-то мысль о том, что та же самая девчонка, которую она презирала, сейчас находилась в её власти, приносила странное, мучительное удовлетворение.       Беллатрикс, почти невольно, наблюдала за каждым движением Гермионы, не выпуская её из поля зрения даже на миг. Её тонкие, уверенные пальцы перелистывали страницы книги, но она не видела слов, как будто текст был всего лишь ширмой, для беззвучного диалога, который она, сама того не желая, вела с этой странной, упрямой девушкой.       «Она считает, что всё ещё способна противостоять мне» — мелькнула мысль, и в голове зашумело от противоречивых ощущений. Её едва заметная усмешка коснулась уголков губ. Грейнджер вызывала у неё любопытство, жгучее, яркое, почти обжигающее. Как моль на свет, она не могла не вернуться взглядом к её силуэту.       Беллатрикс заставила себя выпрямиться, пытаясь вернуть внутренний холод и спокойствие, привычные для неё, и с лёгким презрением посмотрела на Грейнджер, словно вновь примеряя маску. Разве эта девчонка достойна её внимания? Конечно, нет. Она, Беллатрикс, была выше этого, была воплощением чистоты крови и силы, а Грейнджер была всего лишь грязнокровкой, пленницей.       И всё же, стоило Гермионе замереть, в её голове пронеслась одна-единственная, запретная мысль, которая, казалось, оставляла горький след — что эта девчонка была по гриффиндорски смелой, даже с теми уязвимыми, почти трепетными чертами, которые вызывали желание дразнить её, испытывать её.       Беллатрикс, раздражённая этим чувством, с силой захлопнула книгу, едва не сбросив её со своих колен. Она поставила её на стол и ушла в другую комнату.       Старшая ведьма шагнула в свою спальню, унося с собой пылающую смесь гнева и негодования, едва сдерживаемого презрения, которое, казалось, стучало в висках. Захлопнув за собой дверь, она остановилась, её глаза блеснули — но не от привычного ледяного самоконтроля, а от чего-то более смутного и пугающего. Глубокий вздох прошёлся по комнате. Она потянулась к полке, доставая небольшую сферу, которая мерцала в её руке и её тонкие, хрупкие пальцы сжали её почти жадно.       Эта сфера была для неё предвестием, пророчеством. Она знала, что не должна поддаваться — знала, что ей она нужна для особого ритуала. Но что-то неотвратимо влекло её посмотреть, и Беллатрикс, пренебрегая остатками осторожности взглянула в неё.       Сфера потускнела, и вот уже перед её глазами начали появляться образы. Лица, звуки, беспорядочные вспышки света и тьмы, как и ожидалось не принесли ничего хорошего.       С тихим, но полным злобы шёпотом Беллатрикс вскрикнула и резко откинула сферу, которая с глухим звуком ударилась о стену, катясь по полу. Её руки, сжимающиеся в кулаки, дрожали от невыносимой, рвущей душу ярости. Как это возможно, что эта Грейнджер, эта грязнокровка, — ничтожество, посягнувшее на её гордость, вновь и вновь вплеталась в её судьбу? Её собственное будущее, казалось, было переплетено с тем, кого она ненавидела всей душой. Проклятая судьба! И кто вообще посмел связать её судьбу с той, кто едва заслуживает её презрения?       Она не могла больше сдерживаться. Вспышка гнева захлестнула её, и вот уже её пальцы срывали книги с полок, сбрасывали предметы с письменного стола. Она переворачивала мебель, безумным, неконтролируемым движением выплёскивая свой гнев, который бьющимся огнём обжигал её изнутри. В каждом ударе по шкафам, в каждом грохоте перевёрнутых стульев был её крик, её боль, её невыносимое, съедающее изнутри ощущение собственной слабости перед проклятой судьбой.       Гермиона, стоявшая в соседней комнате, замерла, услышав громыхание. Она осторожно прижалась к стене, почти чувствуя, как трещат от силы удара тяжёлые дубовые полки. Крики, бушующей по ту сторону двери, заставляя её замереть от непреодолимого страха.       Дверь резко распахнулась, и Беллатрикс ворвалась в комнату. Она смотрела на Гермиону, как на грязное пятно, которое хотелось стереть с лица земли.       — Ты, грязнокровка, — произнесла она почти рыча. — Ты даже не представляешь, как мне противно твоё жалкое существование.       Её слова, отравленные горькой ненавистью, обрушились на Гермиону. Младшая ведьма стояла неподвижно, поражённая этим бешеным взглядом. Беллатрикс не стала ждать её ответа. Едва сдерживая гнев, она резко развернулась и шагнула прочь, как будто стены дома были для неё слишком тесными. «Почему я здесь, почему остаюсь и терплю это?» — думала она, чувствуя, как в душе снова вспыхивает смятение. — «Мне нужно найти способ сбежать от неё»

4

      Прошло несколько томительных дней. Беллатрикс исчезла. Если обычно она уходила, то обязательно возвращалась вечером, но в этот раз всё по-другому. Одиночество давало свободу, но, несмотря на это, все попытки выбраться отсюда заканчивались провалом. Невербальные заклинания, заклятия, каждый её план разбивался о стены. Двери и окна не поддавались её магии, а без палочки она ничего не может. Попытки выбраться из этого плена превратились в рутинные ритуалы, которые, как ей казалось, только больше истощали её. Казалось, что дом, как Беллатрикс, только ждал её поражения, посмеиваясь над ней и её попытками выбраться отсюда.       В промежутках между этими попытками Гермиона старалась занять себя, готовя себе простую еду — то немногое, что она могла найти в доме. Скудные запасы оставляли желать лучшего, но ей приходилось довольствоваться тем, что было. Тусклый свет очага — это было единственное, что приносило хоть какое-то утешение, хотя бы на мгновение отвлекая её от угнетающих мыслей. И всё же, не было ни минуты, чтобы она не думала о том, что можно придумать чтобы сбежать отсюда.       Однажды ночью, совсем уже измотанная, она заснула на старом, жёстком диване в уголке комнаты, обняв подушку, словно это могло подарить ей защиту. Но её сон был поверхностным, беспокойным. Она не знала, сколько времени прошло, как вдруг её разбудил резкий звук. Шум шагов, тяжёлый и хаотичный, раздавался за дверью. Сердце забилось быстрее, и Гермиона на мгновение застыла.       Дверь распахнулась, и в проёме появилась Беллатрикс. Её глаза блестели от выпитого, движения — небрежны и неточны. Она покачивалась, её лицо выражало что-то, напоминающее пьяное безумство.       Шатаясь, она подходила ближе, и каждый шаг казался преднамеренно медленным, словно она пыталась затянуть этот момент. Взгляд её скользнул по Гермионе, словно оценивая её как нечто низкое.       — Ты ведь даже не пыталась выбраться, да? — язвительно процедила Беллатрикс, её голос был похож на шёпот змеи. — Сидишь здесь, как жалкая, предсказуемая грязнокровка, поджидаешь, пока я вернусь, будто у тебя есть хотя бы малейший шанс что-то изменить.       Старшая ведьма подошла ещё ближе, её дыхание, горячее и пропитанное запахом спиртного, обдавало лицо Гермионы. Эта близость была мучительной.       — А ведь ты думаешь, что отличаешься от остальных, не так ли? — Беллатрикс издала тихий, хриплый смех, подступая ещё ближе, так что Гермиона почувствовала, как её собственное дыхание на мгновение замерло. — Но ты всего лишь грязная девчонка, готовая броситься к тому, кто сильнее, кто лучше, кто, как бы ты ни врала себе, всегда будет выше.       Гермиона попыталась приподняться, но рука Беллатрикс резко и безжалостно опустилась ей на плечо, вжимая её обратно в диван. Стонущий от бессильного сопротивления, диван под ней заскрипел. Беллатрикс села на неё сверху, и вес её тела придавил юную волшебницу, лишив её возможности двигаться. Пожиратель Смерти склонилась ближе, так что пряди её тёмных волос щекотали лицо Гермионы.       Девушка почувствовала, как её горло пересохло, но она не прекращала смотреть в глаза женщине, несмотря на всепоглощающее желание отвлечься. Она не собиралась поддаваться этому ощущению близости. В её голове крутились мысли о спасении, но каждое движение, каждый порыв вздоха словно замедлялся.       Беллатрикс, явно наслаждаясь своим доминированием, наклонилась ещё ближе, так что её лицо оказалось в опасной близости от Гермиониного.       — Ты чувствуешь это? — прошептала Беллатрикс прямо в губы Гермионе. — Это возбуждение, Грейнджер. Он пронизывает твои мысли, наполняет их желанием. Ты ведь хотела узнать, какого это быть во власти чистокровной волшебницы?       В этот момент она заметила, как Беллатрикс слегка пошатнулась, и, не упустив возможности, оценила состояние своей мучительницы: опьянение всё-таки ослабляло её контроль. Сжав зубы и собрав последние силы, Гермиона резко скинула Беллатрикс с себя, заставив её потерять равновесие. Поймав короткий миг свободы, она мгновенно вскочила на ноги и отступила на шаг назад, дыша прерывисто и чувствуя, как остаточные мурашки от прикосновений Беллатрикс бегут по её коже.       Беллатрикс же, ошеломлённая, приподнялась на локтях и взглянула на неё с горящими, полными ярости глазами.       — Ты пожалеешь об этом, грязнокровка, — яростно сказала она, но Гермиона уже не слушала.       Гермиона рванула прочь, не тратя ни секунды на раздумья. Коридор, узкий и темный, извивался перед ней, и она, почти не разбирая дороги, вбежала в первую попавшуюся комнату, резко захлопнув дверь. Она ещё никогда не ходила в эту часть хижины. Сердце её бешено колотилось, а мысли путались. Не теряя времени, Гермиона схватила тяжелую тумбу у стены и, напрягая все силы, сдвинула ее к двери, чтобы заблокировать вход. Она шагнула назад, ощущая, как паника обрушивается на неё с новой силой, слыша, как шаги Беллатрикс приближаются по коридору.       — Грязнокровка! — донесся визгливый крик снаружи, голос Беллатрикс дрожал от ярости. — Ты думаешь, что сможешь сбежать от меня?! — Она ударила по двери, и Гермиона вздрогнула, услышав, как тумба чуть подалась от этого удара.       Секунду стояла тишина, но затем голос Беллатрикс, неожиданный и мягкий, раздался снова, будто мурлыканье кошки, крадущейся к своей добыче.       — Львёнок… Ты ведь знаешь, что тебе некуда идти, правда? — Голос стал тягучим, и Гермиона невольно почувствовала, как сердце сжимается от этого противного, ласкового тембра. — Давай поговорим. Ты ведь послушная девочка… Зачем делать всё хуже?       Снаружи снова раздался стук, но на этот раз легкий, словно Беллатрикс гладит дверь, а не пытается выломать ее.       — Давай, открой, — прошептала Беллатрикс с издевкой в голосе. — Я не причиню тебе боль… если ты сама не заставишь меня.       Гермиона прижалась к стене, чувствуя, как подступает усталость. Глухие удары сердца эхом раздавались в ушах, и она знала, что Беллатрикс стоит за дверью, не отступит и не оставит её в покое. Дрожащим голосом, на грани отчаяния, она проговорила:       — Я не понимаю тебя, Беллатрикс! — выкрикнула она сквозь дверь, чувствуя, как горло сжимается. — Почему ты такая? Почему ты просто… так… безумна?       На мгновение тишина заполнила пространство между ними, и Гермиона сделала короткий вдох, не позволяя себе прерваться.       — Я устала… устала жить в страхе, — её голос был наполнен болью. — Всё, что я слышу от тебя — это проклятья, насмешки, бесконечные оскорбления. Как можно жить, когда любое общение — это пытка? Ты когда-нибудь задумывалась, каково это? Ты ведь всегда добиваешься одного — чтобы я не могла уйти, чтобы сломать меня…       Голос дрожал но она старалась продолжать:       — Невозможно даже просто поговорить, не опасаясь, что всё закончится слезами! Ты думаешь, мне не хочется уйти? Думаешь, я не устала от всего этого? Ты… ты использовала на мне Империус! Как ты могла, Беллатрикс? Ты лишила меня моей воли, моего выбора. Ты делаешь со мной тоже самое что с тобой делал ОН!       — Я никогда не знаю, чего ждать от тебя, — горько прошептала она. — Стоит ли мне бояться твоих обычных насмешек и издёвок, или… или того, что ты в любой момент решишь перейти на что-то более жестокое. — Она передёрнула плечами, будто её обожгли воспоминания, которые она изо всех сил старалась вытеснить. — Ты даже по имени меня назвать не можешь, — её голос полон горечи. — Для тебя я лишь «грязнокровка», какое-то ничтожество, даже не человек. Всё, что ты видишь — это кровь. Ты так одержима своей «чистотой», этим безумным разделением, что не замечаешь ничего вокруг! Знаешь, ты и сама как марионетка! Это просто чудовищно. Ты осуждаешь всех кто не чистокровный волшебник, как если бы они не имели права на волшебство, на жизнь. Ты так полна этой ненавистью и этим ложным превосходством, что сама же живёшь, как в клетке…       Она умолкла, понимая, что, возможно, сказала больше, чем следовало, но чувства, копившиеся так долго, теперь невозможно было остановить.       Беллатрикс слушала, сначала с яростью, потом с удивлением, но, к своему неудовольствию, не могла оторваться от слов Гермионы. Какое-то странное чувство скользнуло по её сердцу, когда Гермиона заговорила о страхе и боли. Её вечно подрагивающая рука замерла, пальцы дрожали. Что-то в голосе Гермионы… словно пронзило её.       Империус… Лишение воли… Словно он… Эти слова были, как нож, прорезающий её саму, и ей вдруг стало больно, по-настоящему больно, но боль эта была непонятной, вызывающей только досаду и растерянность. Беллатрикс почувствовала, как её губы дрогнули в горькой усмешке. Гермиона осмелилась сравнить её… с этим существом, которому она, Беллатрикс, присягнула в преданности? Это было невыносимо и… до боли знакомо.       Она нахмурилась, чувствуя, как её злоба начинает таять, оставляя вместо себя… что? Она не знала. Не могла назвать это чувство и не хотела признавать его, но слова Гермионы кололи её, как маленькие раскалённые иглы. Беллатрикс вдруг осознала, что не отвечает — что осталась стоять, едва касаясь двери, а тишина, наполнившая коридор была невыносимой.       Гермиона замерла, напрягая слух. Она не знала, что ожидала услышать — может быть, ещё один всплеск агрессии или колкое замечание, которое всегда следовало за её редкими попытками высказаться. Но вместо этого ей послышался тихий, едва уловимый звук — шаги Беллатрикс, отступающие от двери.       Дверь в гостиную открылась, и шаги продолжились — медленные, нерешительные, словно она боролась с чем-то внутри себя. А потом всё стихло. Гермиона задержала дыхание, пока слабый скрип двери не подтвердил её догадки. Беллатрикс ушла. Она покинула хижину, оставив Гермиону одну.       — Опять ушла, — сказала вслух Гермиона с усталостью. — Всегда уходит.       Каждый раз, когда она осмеливалась заговорить вслух, каждый раз, когда позволяла себе противостоять этой жестокой силе, Беллатрикс уходила, оставляя после себя только пустоту и множество незавершённых разговоров.