Сквозь дождь и тьму

      Гермиона стояла неподвижно, её сердце билось, как барабан, отдаваясь гулом в ушах. Каждое движение Беллатрикс, каждое слово резало её разум, заставляя вспомнить всё то, что она старалась похоронить глубоко внутри себя. Внезапно мир вокруг изменился — комната исчезла. Мгновение, и они оказались в другом месте. Холодный лес окружил их, звук ветра, и, несмотря на густую листву, тусклый свет пробивался сквозь ветви, оставляя длинные полосы теней на земле.       Гермиона с трудом могла разглядеть силуэты окружающего пространства. Перед ней стояла невысокая хижина, её деревянные стены были покрыты мхом и поросли травой, будто это место давно забыли даже те, кто когда-то его построил.       Внутри хижины царила полутьма. Огонь в старом очаге едва тлел, отдавая слабое, мерцающее тепло. Пол был неровным и покрыт пылью, а потолок низким и угрюмым, словно склонялся над ними. Здесь не было ни картин, ни книг, ничего, что могло бы придать хоть немного уюта этому месту. Только минималистичная простота и заброшенность, будто место существовало оторванное от всего остального мира.       Всё это усиливало ощущение клаустрофобии, от которого Гермионе становилось трудно дышать. Этот лес скрывал их от мира — и он же запирал её здесь, с её врагом.       «Добро пожаловать, не чувствуй себя здесь как дома», — почти эхом отдалось в её голове.       Гермиона поймала себя на том, что ей становится холодно. Не физически — холод пропитывал её изнутри, почти как страх, проникающий в сознание. Она знала, что здесь, в этой маленькой хижине, отдалённой от всех и всего, никто не услышит её, никто не спасёт. Беллатрикс сумела создать мир, в котором она могла диктовать свои правила.       Гермиона пыталась держаться, искала способы сохранять самообладание. Но её разум никак не мог избавиться от тяжёлого ощущения надвигающейся опасности. Её мысли путались, выстраивая сценарии побега, стратегии сопротивления, но все они рухнули перед лицом суровой реальности. Здесь было слишком тихо и слишком уединённо. Никакой магии, никакой помощи, только она и Беллатрикс.       Беллатрикс не спешила нарушать эту тишину. Она знала, как действует паника. Как она медленно, но неумолимо подбирается, сковывает разум, парализует волю. И она наслаждалась этим моментом, словно ожидала, когда Гермиона наконец сломается.       Грейнджер чувствовала, как её дыхание становится более частым, мысли вновь начинали размываться в хаосе. Но она знала, что именно этого хочет Беллатрикс — и поэтому старалась сопротивляться. Она не может позволить себе быть слабой, не может потерять себя в этом мраке.

2

Проходили дни, и каждый день словно становился продолжением одного и того же кошмара, из которого не было пробуждения. Беллатрикс появлялась и исчезала без предупреждения, оставляя Гермиону в полном одиночестве. Иногда ведьма возвращалась поздно ночью, когда холодный ветер завывал за окном, и тени на стенах хижины оживали от лунного света, пробивавшегося сквозь маленькое окно.       Беллатрикс никогда не отвечала на её вопросы. Казалось, она получала удовлетворение от этого молчаливого террора, от того, что Гермиона не знала, где она находится, не знала, что происходит за пределами этой хижины. Утром ведьма снова исчезала, растворяясь в сумраке леса, словно её никогда и не было.       Время потеряло своё значение, превратившись в вязкую массу, дни сливались с ночами. Каждый раз, когда Гермиона пыталась выйти за пределы хижины, её останавливала невидимая стена, как будто окружающий лес был огорожен магическим барьером. Барьер был неосязаемым, но каждая попытка пройти сквозь него вызывала у Гермионы сильное головокружение и ощущение, будто кто-то резко схватил её за горло.       Её палочка пропала. Она обыскала всё, проверила каждый уголок, но безуспешно. Каждый день, остававшись одна, она просчитывала пути побега, но каждый раз её планы рушились о непреодолимую преграду, установленную Беллатрикс. Единственная надежда оставалась на то, что кто-то вспомнит о ней и начнёт искать. Может быть, Гарри или Рон уже поняли, что её нет, и вот-вот будут здесь.       Каждый вечер Гермиона не выдерживала — вопросы срывались с её губ, отчаянные, полные растущего страха и неуверенности, но Беллатрикс, вернувшись из своих тёмных походов, молча проходила мимо, словно её пленница была частью мебели этой хижины. Единственным признаком того, что Беллатрикс слышала её, были еле заметные усмешки, иногда проскальзывавшие на её лице.       И вот однажды, в особенно холодный вечер, Беллатрикс вернулась с книгой в руках. Гермиона сразу заметила её — это была старая, тёмная книга с потрёпанной обложкой и странным узором, выжженным на поверхности. Беллатрикс поставила книгу на стол и посмотрела на Гермиону с выражением, которое почти можно было назвать снисходительным.       Это была книга по тёмной магии. Гермиона знала это ещё до того, как успела открыть её. Сама атмосфера книги, её вес, аромат старой кожи и бумаги, всё говорило об этом.       Она взяла себя в руки и медленно открыла тяжёлую обложку, чувствуя, как кожа книги хрустнула под её пальцами. Первые страницы оказались исписаны мелким, витиеватым почерком, слова и символы сливались в неразборчивую паутину. Это было похоже на старинный гримуар, который ещё в Хогвартсе преподаватели предостерегали не читать без особой надобности.       Гермиона внимательно вглядывалась в строки, стараясь сдержать дрожь. Её внимание привлекло одно слово — «Nexius Sanguinis». Она вспомнила, что слышала это название раньше, но в каком контексте — вспомнить не могла. Её пальцы прошлись по жёлтым страницам, и вскоре перед ней открылся раздел, посвящённый артефактам, связанным с кровной магией.       Чтение отрывков заставило её сердце сжаться. Здесь шла речь об артефакте, который позволял обмануть смерть, изменяя магический баланс жизни и смерти. Описания и рисунки были крайне специфичны: каменный амулет в форме спирали, которую вплетают в сложные заклинания. Этот артефакт требовал жертвоприношения крови и, что было более ужасным — жертва кровного родственника. Магия этого артефакта могла связывать жизнь двух людей, и, если один из них умирал, другой оставался жить, фактически крадя его жизненную силу.       «Магия крови… жертва… обман смерти…» — слова эхом отражались в её сознании. Сердце стучало глухо и тяжело. Она продолжала читать, хотя глаза уже начинали слезиться от напряжения. Наконец, она наткнулась на короткий абзац, объясняющий, что только смерть кровного родственника, кто разделял бы ту же магическую линию, могла активировать артефакт.       Гермиона зажмурилась, почувствовав, как её мысли начинают сходиться воедино. Это было чудовищно. Это было неправдоподобно… но в то же время — это объясняло многое. Она напряглась, пытаясь вспомнить всё, что знала о семье Блэк. Их сложные родственные связи, их приверженность к тёмной магии… и вдруг в её голове всплыло имя, которое привело её к осознанию правды. Андромеда.       Во время войны, когда Пожиратели Смерти были загнаны в угол, когда их планы рушились один за другим, Андромеда Тонкс погибла, защищая своего внука. Её смерть казалась тогда одной из многих трагедий, вызванных войной. Но что, если это была не просто случайность? Что, если Беллатрикс намеренно связала свою жизнь с жизнью сестры, используя этот артефакт? Ведь они были кровными родственницами. Беллатрикс не могла оставить это на волю случая.       Гермиона почувствовала, как холодная дрожь пробежала по её позвоночнику. Беллатрикс использовала магию крови, чтобы избежать смерти. Она пожертвовала своей сестрой, чтобы выжить, зная, что семья была тем звеном, которое могло её спасти. Это было жестоко, отвратительно, и в то же время — удивительно логично для Беллатрикс.       Гермиона не могла больше сдерживаться. Её лицо покраснело от ярости, и она сжала кулаки так крепко, что ногти больно впились в кожу. Когда осознание, гнев и отвращение смешались в ней, словно яд, она сорвалась.       — Как ты могла! — голос её прозвучал громко, наполненный оскорблением и болью. — Как ты могла пожертвовать собственной сестрой ради своего жалкого выживания? — её голос срывался, дыхание стало частым и прерывистым, как будто каждый вдох давался ей с трудом. — Она спасала людей, спасала своего внука, и ты…       Гермиона не могла закончить. Слова застревали в горле, уступая место слезам гнева. Её рука бессознательно поднялась, словно хотела ударить, но пальцы лишь дрожали в воздухе, слишком слабы для сопротивления.       Беллатрикс обернулась к ней с мрачным спокойствием. Она склонила голову, её глаза сузились в холодной насмешке. Медленно, почти небрежно, она сделала шаг вперёд.       — Андромеда давно перестала быть мне сестрой, — голос Беллатрикс прозвучал низко, сдержанно, но в нём не было ни капли сожаления. — Нас связывала лишь кровь, — она произнесла это слово с презрением, как будто оно было грязным, — но она предала нас и заплатила за это.       Гермиона почувствовала, как гнев волной захлестнул её. Боль, которую она испытывала от потери, казалась ничтожной перед тем, что Беллатрикс сделала с собственной семьёй. Она сделала шаг вперёд, не замечая, как её тело дрожит.       — Ты… — голос её сорвался на полуслове. Она не могла подобрать слово, которое выразило бы всю глубину её отвращения. — Лучше бы ты сдохла в Азкабане!       Слова, прозвучавшие громко и резко, повисли в воздухе, как удар. Но прежде чем Гермиона успела осознать, что сделала, Беллатрикс рванулась к ней с молниеносной скоростью. Её рука схватила Гермиону за горло, и та почувствовала холодный, сильный захват, сдавивший дыхание.       — Хватит, — прошипела Беллатрикс, её лицо оказалось так близко, что Гермиона могла видеть дикий огонь в её глазах. — Ты не понимаешь ничего, грязнокровка. Слова вроде «семья» и «сестра» не значат ничего, когда речь идёт о выживании.       Её хватка усилилась, и Гермиона почувствовала, как мир вокруг начал меркнуть. Сердце бешено колотилось, паника стремительно поднималась, но она не могла ничего сделать — только смотреть в глаза своей мучительнице, которая, казалось, наслаждалась её страданиями.       Беллатрикс продолжала удерживать её. На её губах играла лёгкая, почти безумная улыбка, которая была одновременно насмешкой и угрозой.       — Ты забыла, кто здесь хозяин, грязнокровка, — прошипела она.       Беллатрикс внезапно подняла Гермиону за горло, легко, словно она ничего не весила. Гермиона ахнула, когда её ноги оторвались от земли, ощущая, как воздух с хрипом вырывается из лёгких. Паника пробежала по её телу холодной волной, и в следующее мгновение Беллатрикс с силой отшвырнула её к стене.       Мир перед глазами Гермионы разлетелся на части. Она ударилась спиной о холодный камень, боль вспыхнула вдоль позвоночника, но не успела даже опомниться, как почувствовала холод подошвы туфель Беллатрикс, придавившей её к полу. Туфель скользнул по её рёбрам, не причиняя серьёзной боли, но достаточно, чтобы дать понять — она полностью под контролем Пожирателя смерти.       Гермиона с трудом подняла голову, пытаясь сделать вдох. Её глаза наполнились слезами от боли и унижения, но она не могла ничего сделать — её тело отказывалось повиноваться.       — Для тебя есть задание, — произнесла Беллатрикс тихо, но каждый звук в её голосе был чёток, как сталь. — И это не просьба.       Её лицо, озарённое слабым светом, было лишено всякой мягкости. Взгляд казался ледяным, а улыбка — хищной. Беллатрикс наклонилась ближе. Она наблюдала за Гермионой, словно оценивая её реакцию, словно ожидала увидеть в её глазах что-то особенное — может быть отчаяние, или сломленную волю.       Но Гермиона упрямо встретила её взгляд, даже несмотря на охватившую её дрожь. Горло саднило, дыхание давалось с трудом, и в глазах плясали тени, но внутри, в самой глубине, за тугими узлами ужаса и боли, всё ещё пульсировала искра решимости.       — Ты будешь делать то, что я скажу, львёнок, — продолжила Беллатрикс, слегка усиливая давление на её грудь. — Ты ведь не захочешь узнать, что будет, если ты ослушаешься.       — Я ничего для тебя не сделаю! — с трудом выговорила Гермиона. — Можешь убить меня, но ты ничего от меня не получишь!

3

      Следующий день казался абсолютно обычным для всех вокруг, кроме Гермионы. Она вошла в Министерство магии, обёрнутая плащом, который должен был скрывать её нервы. Люди, проходившие мимо, улыбались и приветствовали её, как будто она вернулась с длительного отдыха.       — Гермиона! Как отпуск? Хорошо отдохнула? — спросил один из коллег, проходя мимо.       Гермиона кивнула и выдавила слабую улыбку. Никто, казалось, не замечал, как её глаза отсутствовали, как её взгляд не задерживался на людях и вещах дольше, чем на мгновение. В голове крутились слова Беллатрикс — Принеси мне пророчество.       — Прекрасно выглядишь! — сказала другая ведьма, с улыбкой кивая Гермионе, словно одобряла её возвращение к работе.       Гермиона снова кивнула, не зная, что ответить. Они ничего не понимали. Все эти люди, которые привыкли видеть в ней сильную, независимую ведьму, даже не подозревали, как внутри неё всё рушится, и она не может сопротивляться этому.       Гермиона прошла через множество коридоров и кабинетов, держа в голове цель, словно оберегая её от любого отвлечения. Картинки людей, пейзажи на стенах и статуи в нишах теряли свои очертания, смешиваясь в одно длинное и зловещее пятно.       Когда она подошла к отделу Пророчеств, её дыхание стало прерывистым. Двери, ведущие в хранилище, были массивными, и за ними хранились миллионы стеклянных сфер.       Она остановилась перед дверью, держа в голове чёткие инструкции Беллатрикс. Её приказ был предельно ясен: Гермиона должна была найти Сферу Пророчества, спрятанную в дальнем углу хранилища. Беллатрикс даже указала точные координаты, словно знала это место как свои пять пальцев.       Гермиона открыла дверь и вошла внутрь. Полки, на которых покоились сотни сфер, простирались, казалось, бесконечно вдаль. Звук её шагов был глухим и приглушённым в этом месте, где висела вечная полутьма. Она продвигалась дальше, следуя указаниям, и вскоре оказалась перед сферой, которая отличалась от остальных едва заметным голубым свечением.       Она протянула руку, чтобы забрать её, и остановилась. В голове эхом раздавался голос Беллатрикс, отзываясь болезненной пульсацией.       Она вспомнила всё: злую улыбку, холодный тон, угрозы и боль. Гермиона крепко сжала зубы и осторожно взяла сферу, чувствуя, как по телу прошла ледяная дрожь. Она держала её в руках, и в этот момент мир показался ей невыносимо холодным и пустым.       Ей нужно было вернуться — она должна была выполнить задание.       Гермиона покидала Министерство, её шаги были быстрыми, но твёрдыми. Она понимала, что должна оставить за собой как можно меньше следов и вопросов. Перед уходом она ненавязчиво подошла к старшему сотруднику отдела, выглядя максимально спокойно и уверенно.       — Я нашла родителей, — сказала она, голос её был ровным. — И знаю, как вернуть им память. Мне нужно будет уехать на несколько недель, но я вернусь.       Её слова были встречены с пониманием и одобрением. Никто не стал возражать, ведь Гермиона Грейнджер, героиня войны, заслужила право на личное время. К тому же, её отношение к делу всегда вызывало уважение среди коллег. Все смотрели на неё с признательностью и лёгкой грустью, не зная, что скрывается за её глазами, в которых теперь таилась тень, которую она не могла скрыть.       — Конечно, Гермиона, — сказал старший сотрудник, тепло улыбнувшись. — Мы всё понимаем. Береги себя и удачи тебе.       Гермиона кивнула и поспешила к выходу. Она оказалась снаружи, на пустынной улице, залитой бледным светом заходящего солнца. Она лишь на миг остановилась, чтобы набрать в лёгкие воздуха, прежде чем свернула за угол и шагнула в неприметный переулок. В тени тёмного проулка её ждала Беллатрикс. Колдунья стояла в тишине, почти сливаясь с окружающей тьмой. Только её глаза ярко блестели, когда Гермиона подошла.       — Ты принесла? — спросила Беллатрикс тихо, холодно.       Гермиона молча протянула ей сферу, и та скользнула пальцами по её поверхности, словно оценивая. Беллатрикс медленно улыбнулась. Она крепче сжала сферу, а другой рукой ухватилась за Гермиону, и мир вокруг них исчез в вихре дыма и мглы.       Хижина снова окружила их тишиной, нарушаемой лишь тихим шорохом ветра за окном. Как только их ноги коснулись неровного деревянного пола, Беллатрикс оттолкнула Гермиону, словно ненужный груз, и сфера в её руке на мгновение вспыхнула холодным светом.       — Ты сделала своё дело, — произнесла Беллатрикс, бросая короткий взгляд на девушку. — А теперь убирайся с глаз моих.       Но в этот момент что-то изменилось в Гермионе. Словно туман, окутывающий её сознание, рассеялся под натиском внезапного, яростного импульса. Она чувствовала, как ослабла магическая хватка, которая так долго держала её волю под контролем. Её сердце забилось быстрее, и, прежде чем она успела осознать, что происходит, слова слетели с её губ.       — Как ты посмела?! — выкрикнула она, голос дрожал, но полнился гневом. — Ты использовала меня!       — Да, да, можешь не продолжать, я и сама знаю, — Беллатрикс махнула рукой держа в руке куда более интересный предмет для неё.       — Ты думаешь, что все обязаны подчиняться тебе? Что ты можешь манипулировать людьми, разрушать жизни и использовать их, как тебе вздумается?! Ты жалкая, жестокая, эгоистичная…       — Мне не интересно тебя слушать, — скучающе прервала старшая ведьма. — Иди займись делом… убери здесь, или что-нибудь ещё, главное не отвлекай меня.       Гермиона стиснула кулаки, её лицо побледнело от злости.       — Я не обязана ничего убирать, — выпалила она, её голос был пропитан негодованием. — Я не твоя прислуга и никогда ею не буду!       Беллатрикс приподняла одну бровь, её лицо осветилось усмешкой, как будто ей только что показали забавную сцену.       — Посмотри-ка, наша маленькая львица пытается рычать, — промурлыкала она, откладывая предсказание в сторону. — Неужели ты ещё не поняла? У тебя нет выбора. Не сделаешь добровольно – сделаешь под заклятием.       Гермиона почувствовала, как её дыхание становится тяжелее. Весь гнев, что копился внутри неё всё это время, хлынул наружу, сметая все её страхи. Она шагнула вперёд, глаза её горели от решимости.       — Я не позволю тебе больше командовать мной, Беллатрикс! — выкрикнула она.       Но вместо ожидаемой вспышки ярости, Беллатрикс вдруг разразилась тихим, почти хриплым смехом. Она пересекла комнату в несколько длинных шагов и оказалась перед Гермионой быстрее, чем та успела осознать. Прежде чем Гермиона смогла хоть как-то отреагировать, Беллатрикс наклонилась к ней, её губы изогнулись в язвительной улыбке.       — Послушной девочкой, — прошептала Беллатрикс, её голос заставлял стыть кровь в жилах. — Ты должна быть послушной девочкой.       Слова звучали как издёвка, и Гермиона почувствовала, как жар разливается по её щекам. Она не могла понять, что больше наполняло её — гнев или смущение. Беллатрикс стояла слишком близко, и Гермиона почувствовала её холодное дыхание на своей щеке.       — Убирайся, если не хочешь, чтобы я научила тебя хорошим манерам, — сказала Беллатрикс.       Гермиона сжала кулаки, крепко стискивая зубы. Она осознавала, что попала в ловушку, что любое её сопротивление приведёт к ещё большему унижению. Но уходить? Подчиняться?       — Я не обязана... — начала она, но слова опять застряли в горле.       — Ты обязана всё, что я скажу, — оборвала её Беллатрикс улыбаясь. — И чем быстрее ты это поймёшь, тем лучше для тебя.       Эти слова были как пощёчина. Гермиона задыхалась от гнева, но она не могла найти слов, которые бы выразили её негодование.       Гермиона в напряжении осталась стоять посреди комнаты, пока Беллатрикс не отвернулась, вновь обращая внимание на пророчество, словно всё, что только что произошло, было совершенно незначительным. Дыхание Гермионы было прерывистым, и она осознала, что её руки дрожат. Она медленно села на диван, не сводя взгляда с ведьмы, пытаясь успокоиться. Но злость, страх и… что-то ещё — едва различимое, но тревожное не покидали её.       Она лихорадочно думала, что делать дальше, но не находила ответов. Беллатрикс снова проигнорировала её, это её молчаливое презрение только усиливало внутреннюю борьбу Гермионы. Она отвернулась и схватила книгу что женщина принесла ранее. Она пыталась сосредоточиться на чтении, глядя на бесчисленные слова и символы, но ничего не запоминала. «Ты должна быть послушной девочкой…»       Эти слова вызывали не только злость, но и странное смущение, которое заставляло сердце колотиться быстрее. Почему это так повлияло на неё? Она ведь ненавидит Беллатрикс, презирает её. Беллатрикс всегда была её врагом, злодейкой, садисткой, убийцей.       Но теперь, когда Беллатрикс исчезла за дверью, её шаги стихли в тишине, Гермиона не могла избавиться от мысли о том, что в её словах, пусть и сказанных с насмешкой, была скрытая похвала. Эта тонкая нотка поддразнивания, её голос — обволакивающий и тёмный, словно зелье, которое обжигает, но в то же время опьяняет…       «Нет, это просто её уловка!» — мысленно одёрнула себя Гермиона, злясь на свою реакцию. Она снова открыла книгу и попыталась углубиться в изучение раздела о проклятиях, заставляя себя сосредоточиться и читать каждую строку. Но её мысли возвращались к Пожирателю Смерти, снова и снова, как будто её разум противился тому, чтобы отпустить эту сцену.       Гермиона не хотела признавать, что слова Беллатрикс заставили её смутиться, ведь она не заслуживает ничего, кроме презрения. И всё же… её щёки горят а её сердце всё ещё колотится от мысли, что Беллатрикс назвала её «послушной девочкой».       Она захлопнула книгу с такой силой, что поднялась небольшая пыль, и тихо чертыхнулась. Это было невыносимо.