По законам жанра

Поспелова наблюдала. Уже около трёх минут она неотрывно вглядывалась в лицо доктора, которая осматривала её на этом омерзительно-неудобном кресле для тех, кому велено лежать с раздвинутыми ногами, не получая никакого хотя бы намёка на сексуальный подтекст. Вика привыкла, что за разведёнными в стороны коленями обычно шёл оргазм. В кабинете гинеколога на подобное рассчитывать не приходилось. Врач сжимала губы в тонкую линию, периодически поправляя костяшкой указательного пальца съехавшие вниз очки-дольки. На её лице угадывалось раздражение и негодование, честно говоря, не слишком хорошо замаскированные под сосредоточенность. — Виктория Николаевна, — наконец, заговорила доктор, — я предупреждала вас, что нервы — это не то, что поможет выносить ребёнка. Учитывая предыдущую беременность, вам стоит быть аккуратнее. Поспелова не ответила. Её отчитывали, словно школьницу, за то, что она просто не в силах контролировать. Безусловно, можно было бы поступить ещё более наивно и вообще не рассказывать врачу про режущую боль внизу живота, однако это слишком. Да и как она могла не нервничать, когда Валера пришёл в себя? Насколько вообще велик шанс остаться равнодушной, если видишь, как твой друг, весь последний год проведший в коме, смотрит? Да, просто лежит и пялится пустым взглядом, но, чёрт, он открывал глаза! Переводил их с Вити на Коса, а следом и на саму Вику. Нет, она бы не смогла не волноваться. Это оказалось сильнее неё. Девушка тогда плакала, улыбалась сквозь слёзы и гладила Фила по руке. В тот момент, когда предательские нервы сосредоточились на том, чтобы напомнить ей о беременности, Поспелова как раз сжимала в своей ладони пальцы друга. Она даже не подала вид, будто что-то не так. Восхитительно скрыла на секунду потерявший ориентир взгляд, ибо в глазах резко потемнело, а где-то внизу полоснули ножом. Вика лишь закусила нижнюю губу. Какая удача, что к этому моменту влага из глаз текла уже какое-то время. Так хотя бы удалось сделать вид, словно эти рыдания исключительно от счастья, вовсе не из-за невидимого надреза под животом. — Если такое ещё повторится, — продолжила врач, — ляжете на сохранение. И дайте вести себя по-взрослому? Не надо корчить героиню и всё терпеть. — Я поняла вас, — тихо, с толикой раздражения ответила Поспелова. — Спасибо. Её не устраивал подобный тон. Она терпеть не могла, когда с ней общались не на равных. А доктор явно демонстрировала своё превосходство. Так, будто она — директор школы. Один из тех, которые считают возможным отчитывать ученицу, допустившую ошибку в выпускных экзаменах не по своей вине. Разница ситуаций заключалась в том, что ошибка Вики могла стоить жизни её ребёнку.

***

Офис больше не напоминал пристанище бандитов. Теперь это была причудливая смесь из имиджмейкеров, специалистов по связям с общественностью, странных людей с локаторами для обнаружения прослушек и прочих. Поспелова ходила по кабинетам, боясь выглядеть недостаточно правильной. Как чёрная нитка, которой пришили оторванный рукав идеально-белой сорочки. Её бы по-хорошему вынуть, заменить на более подходящую по цвету, но уже поздно. Она там настолько давно, что вросла в ткань. Саша, Витя и Кос мало напоминали лидеров ОПГ. Члены Бидельбергского клуба, никак не меньше. Влиятельные, уверенные в себе. С деньгами и возможностями, которые подавляющему большинству жителей России даже не снились. Не приходили в смелых, практически безрассудных мечтах. Словно лишь лёгким движением левого мизинца любой из этой тройки мог положить к своим ногам весь мир. И это восхищало. Заставляло замереть на секунду, вспомнить, с чего всё начиналось. Кепку, олимпийки, копеечные цепи из серебра на шеях. Даже если собрать все их богатства из восемьдесят девятого да накинуть сверху купюры, лежащие тогда в карманах у каждого, согнутые пополам, дай Бог хватит на браслет Пчёлкина, висящий у него на запястье сейчас. Они больше не были «какими-то там парнями с района». Они стали теми, кто фактически управлял государством, хоть и из тени собственного криминального авторитета. — Чем занимаетесь? — приземляясь на стул рядом с Витей, раскинувшимся на чёрной коже кресла, игриво протянула Вика. — Опять дрочите друг другу? — Да, ты не могла бы выйти? — усмехнулся Пчёлкин. — Кос ещё не кончил. — Ты такой заботливый, — рассмеялась Поспелова под недовольным взглядом Холмогорова. Будто он реально не успел. Казалось, в организме Вики имелась странная функция. Такая вообще присутствовала, наверное, у каждого человека, только девушка никогда исследований на эту тему не проводила. Так вот, к сути функции: отдельная часть мозга деформировалась после начала отношений, заставляя хохотать даже над самой тупой шуткой, которую изрекает объект воздыханий. Поэтому, какой бы идиотизм не произнёс Пчёлкин, Поспелова начинала смеяться. — Поспелыч, я спросить хотел: вот вы когда с Пчёлой трахаетесь… — Космос решил зайти издалека, задавал вопрос вдвое медленнее, чем говорил обычно. — Бля, я понял о чём он, — закатил глаза Витя. — Тебе вот нахуя эта информация? — Ну интересно просто! — ответ Коса вышел возмущённым и даже слегка обиженным. — Ты же мне не рассказал. — Так я не знаю потому что! — прикрикнул Пчёлкин под удивлённым взглядом Поспеловой. — Он и у меня спрашивал, — закивал Белый, явно поняв, что конкретно хотел узнать Холмогоров. — Может, со мной поделитесь? — приподняв бровь, спросила Поспелова. — Короче, вы вот когда сексом занимаетесь… — Косу пришлось начинать сначала. — Тебя позы интересуют? — усмехнулась девушка. — Записывай. — Фу, блять, прекрати, — Холмогоров отмахнулся. — Так вот, он до ребёнка достаёт? — Чё? — глаза у Вики округлились, став размером с пятирублёвую монету. — Ну, он членом касается мелкого? — несчастный Космос был вынужден натурально разжёвывать свой вопрос, определённо научного толка, кстати. — Ты размер так узнать решил? — девушка рассмеялась, совершенно ничего не понимая. — Ну, я же серьёзно спрашиваю! — Холмогоров нахмурился. Видимо, готовил какой-то доклад на эту тему. На Ассамблею ООН планировал с ним поехать, не иначе. — Ну, если серьёзно, — театрально вздохнув, Поспелова коротко кивнула. — Конечно, да, Кос. — Внатуре? — теперь уже пришла очередь Вити удивляться. А заодно про себя решать, что до момента родов он с девушкой сексом заниматься не будет. — Естественно, — фыркнула Вика, сохраняя серьёзное выражение лица. — Вы думаете, как на щеках ямочки появляются? Это в утробе членом когда касались. — Бля, ты такая мерзкая, — скривился Холмогоров, отводя взгляд уже от смеющейся подруги. — А ты извращенец, — подмигнула она. Даже спустя столько лет они оставались всё теми же. Да, где-то глубоко внутри. Настолько, что с первого взгляда и не рассмотреть. Не факт, что хватит второго или третьего. Но вот если порыться, откопать их всех лет так в семнадцать, то найти можно. Обнаружить интереснейшие штуки, вроде того, как иногда они разговаривали о какой-нибудь откровенной чуши. Смеялись, если один из них выпивал слишком много и начинал нести бред. Не Вика, естественно. Однажды Саша так затирал про переселение душ. Заявлял, будто в следующей жизни он непременно будет львом. Поспелова тогда предположила, что Холмогоров станет жирафом, а Пчёлкин — тигром. Когда же предложили выбрать ей животное, она коротко ответила, что у неё не осталось вариантов. Тигрица. Потому как с Витей она не собиралась расставаться ни в этой, ни в любой другой жизни. — Кстати, Поспелыч, — хитро щурясь, позвал Вику Саша, — ты видела уже художества? — Нет, я сегодня в Третьяковку не успела, — рассмеялась она, следя за кивком головы друга, который указывал на стену. — Твою мать, это что? — А вот так, — улыбнулся хищно Белый. Да, лев вполне бы подошёл. — Володя постарался. Поспелова встала и осторожно подошла к стене. Нет, вряд ли человек, изображённый на листовке, мог повернуться, выстрелить в неё из пистолета, зажатого в его руке. Но ощущалось иначе. Будто он это сделал. Стрельнул не куда-нибудь, а конкретно в низ живота. Вот сука! Знал же, куда целиться. Еле заметно она пошатнулась. Это удалось списать на неустойчивые сапоги, воспользовавшись тем, что парни ни черта не смыслили в женской обуви, и вовремя якобы подвернуть ногу, делая очередной шаг по направлению к стене. Однако неприятная мысль, что боль стала появляться всё чаще, засела где-то на одной из полок сознания Вики. Это напоминало стеллаж с книгами. На уровне глаз стояли те мысли, которые девушка часто перелистывала в голове, словно излюбленные фолианты. Там было про чувства к Пчёлкину, про дружбу, про работу, про ребёнка. А повыше, там, куда надо тянуться, прихватив стремянку, таились совсем уж противные. Такие, как её размышления насчёт возможности потерять малыша. Поспелова подошла вплотную к листовке, которая практически расплывалась в глазах от боли, никак не прекращающейся уже около минуты, и сузила глаза, фокусируясь на тексте. Удача, что она стояла к молодым людям спиной. Они хотя бы не видели её попытки взять себя в руки. — Братва рвётся к власти, — чуть с придыханием от никак не проходящей рези прочла Вика. — Поэтично. — Владимир Евгеньевич у нас просто Пушкин, — выплюнул Саша с усмешкой. Поспелова знала: Белый на это не клюнет. Её иногда даже раздражал тот факт, что она настолько хорошо изучила друга. Хотелось бы внести в их взаимоотношения какой-то новизны. Пусть бы вытворил нечто эдакое, а Вика бы изумилась. За последние несколько лет она смогла припомнить только две ситуации, когда друг её по-настоящему поверг в шок: подрыв оружия в Чечне и история со взрывом автомобиля. Может, её удивлял огонь? В обоих случаях присутствовал именно он. Эффектно, базару ноль! — Что будешь делать? — развернулась, наконец, Поспелова, дождавшись вместо мутных разводов перед глазами конкретные очертания окружающей обстановки. — Ничего, — пожал плечами Белый. — На такую провокацию только тупоголовый поведётся. — Согласна, — Вика довольно улыбнулась. Почему-то ей вспомнился момент восемьдесят девятого, когда Саша сам решил спровоцировать автоматчиков на даче. Тогда ему не казалось это чем-то идиотским. Наоборот, вполне геройский жест. Если за героизм принимать отчаянное желание показать людям в масках малоприятный, пошловатый жест. Да, жаль, что тогда мозгов у Белова было в разы меньше.

***

— Я сказала, что поеду! — накидывая на себя пальто, уверенным голосом заявила Поспелова. — Нахера? Ты можешь объяснить? — стоя в дверях её кабинета, не на жизнь, а на смерть, допытывался Пчёлкин. Как же она раздражала! — Потому что я хочу, — вздёрнула подбородок девушка. — Мне интересно, какую чушь они придумают. — Я тебя не пущу, — твёрдо сказал Витя, посильнее схватившись пальцами за дверные косяки. — Как будто я тебя спрашиваю, — ухмыльнулась Вика, подхватывая сумку. — Отойди! — Нет! — его голос напоминал булыжник, которым ударяли в висок, пытаясь выбить всю дурь. — Я сигану в окно, — её же тон скорее походил на змеиное шипение. — Не шучу. — Ой, блять! — парень раздражённо оттолкнулся двумя руками от дверных косяков, проходя вперёд и пропуская Поспелову. — Вали куда хочешь, ебанутая! — Сам такой, — она улыбнулась на прощание самой победоносной из своих улыбок. Так, словно выиграла эту войну, где Пчёлкин бился на смерть. Ехать от офиса до Дворца культуры подшипникового завода на Дубровке — ровно пятнадцать минут времени. Поспелова промчалась мимо квартиры на Цветном, мысленно отметив, что после этого цирка поедет сразу туда. Она начала утомляться ещё сильнее, чем раньше, а потому теперь уже в середине дня отправлялась нежиться в тёплой кровати. Насколько это возможно сделать на шёлковых простынях. Их с Пчёлой постель всё ещё ни разу не видела хрустящего хлопка. Что угодно, но только не трение грубой ткани о нежную кожу. Размашистым шагом девушка вошла в здание, отмечая про себя: подобное стояло в каждом районе Москвы. Однотипное. Серое. Никакое. Широкие лестницы, украшенные перилами, которые никто и не думал заменять, хотя следовало бы. Стены на одну треть покрашены в неприятно-салатовый цвет снизу, а верхняя же часть — белая. Впрочем, не совсем. Противно-грязно-молочный. Вот этот цвет. Наверное, давным-давно и использовали белоснежную краску, однако местами она выцвела, а местами и вовсе облупилась. Одним словом: мрак. Десятки телекамер были направлены на шесть человек, сидящих за длинным столом. Вика была уверена: это составленные в ряд школьные парты. Помещение, где проходила пресс-конференция больше напоминало актовый зал. Только вместо герба на стене стоило бы повесить какую-нибудь уродскую растяжку с годом и фразой из серии «С Выпускным!». Но даже в происходящем сейчас фарсе не мешало бы нацепить на плотные портьеры нечто весёленькое, разбавить чересчур напряжённую атмосферу. Поспелова, сидя рядом с одним из начальников избирательного Штаба Белова, внимательно слушала директора типографии. Как тот, аккуратно избегая прямых обвинений, заявлял, будто единственным поглощённым огнём при ночном поджоге в его небольшой типографии оказался тираж листовок, направленных против Белого. И напоследок намекнул, мол, выводы каждый должен сделать самостоятельно. Все всё понимали, как говорится. Журналисты были слишком очевидно умаслены купюрами Банка России. Ну, не долларами же им платили федералы. Они задавали вопросы по типу «Какое было содержание листовки?». Чтобы у потенциальных избирателей точно не осталось сомнений, кто решил устроить мини-реконструкцию сожжения Москвы в тысяча восемьсот двенадцатом году. Однако на этом цирковое представление не заканчивалось! Вполне себе приятная женщина подняла в воздух руку, в которой зажала уцелевший экземпляр, подчеркнув, что пропагандистская листовка была направлена на демонстрацию принадлежности Саши к организованной преступности. Какой вздор! Человек, строящий храмы и церкви, являющийся заботливым мужем и отцом, просто не мог быть бандитом. Чушь собачья! — Ну, не надо, не надо! — поднимаясь, громко, на весь зал заговорил спутник Поспеловой. — У вас есть конкретные доказательства? Эх, зря он Вику не спросил, конечно. Она бы представила. Если бы была законченной дурой и предательницей. Только жаль, она не была. — Ну и не надо здесь ля-ля, — даже не пытаясь дождаться ответа, продолжил мужчина. — Пресс-конференция здесь или что? Конкретно говорите! Девушка самодовольно ухмыльнулась. А ещё болтают, будто бандитизм — дело грязное. Да как бы не так! Политика — вот где настоящая гниль и ад. — Я надеюсь, мы находимся в цивилизованном обществе, — с улыбкой настолько широкой, что можно было узнать, нет ли у него пульпита на верхней левой восьмёрке зубов, заговорил ещё один из сидевших за «партами». — Господа, я попрошу ещё минутку внимания. У нас в зале присутствует человек, способный подтвердить информацию, изложенную на листовке. А вот тут Поспеловой стало не смешно. Ибо в руки взял микрофон никто иной, как любитель драть женские чулки нестрижеными ногтями. Тот, кто боялся дула пистолета напротив промежности. Придурок, который так и не захотел играть с Викой и Витей в «Вопрос-ответ». Артур, сука, Лапшин. Придурок незамысловатым «раз-два» проверил, работал ли его личный громкоговоритель, и нервно вытер со лба пот сложенным носовым платочком. — Меня зовут Артур Лапшин… — начал свою отрепетированную речь долбоёб. Поспелова слушала его сквозь вакуум в ушах, создаваемый резкой режущей болью. Девушка даже не удивилась. Ещё бы! Вот уж если врач и предупреждала о каких-то нервных перегрузках, то подобное точно входило в этот список. Вика пыталась сфокусироваться на словах Артурчика. Обрывками фраз она слышала, как он рассказывал… Блять, правду он рассказывал! Про отнятый Белым и остальной бригадой бизнес, про угрозы говорил, что являлось абсолютной правдой, про издевательства. Про его побег из России из-за опасения за свою жизнь и безопасность его семьи. Чуть ли не со слезами на глазах, глядя точно в камеру, поведал, как Саша отнял у него Родину. Поспелова почувствовала дрожь в коленях. Они просто заходили ходуном, а низ живота всё никак не отпускало. Вакуум не заканчивался, становился лишь сильнее. — Я… — облизав пересохшие губы, прошептала на ухо своему соседу Вика. — Я поеду, ладно? Мне что-то нехорошо. Она не стала дожидаться ответа. Как будто скажи ей «Нет», она оказалась бы способна выдержать ещё хотя бы минуту этой вакханалии. Ноги не справлялись. Поспелова пробиралась к выходу, держась за спинки стульев, когда и до того нечёткий голос Лапшина оставался позади. Девушка проклинала себя. Проклинала абсолютно идиотское желание поехать сюда. Мысленно материла Витю, решившего не запирать её в кабинете на ключ. Ей стало страшно. Уже в машине, которая двигалась в общем потоке до неприличия медленно, под аккомпанемент сигнялящих и орущих на неё других водителей, Вика набрала парню. Он был нужен. Срочно. Сейчас же. — Алло? — слабым голосом выдохнула она в трубку. — Вить, там на пресс-конференцию, — Поспелова сглотнула слюну, — Артурчик припёрся. Мне что-то хуёво. Я домой еду. — Блять, — заорал Пчёлкин, — нахуя ты туда попёрлась? Я еду домой, щас буду. Парковалась девушка словно в тумане. Как окажется после, машину она кинула аж на три места. В данный момент на это было наплевать. Уже в лифте режущая боль прекратилась, но лишь для того, чтобы заиграть новыми красками. Такими, как если бы внутрь живота запихнули бетономешалку, крутящуюся по часовой стрелке, а вместе с тем мясорубку, делающую оборот за оборотом против. Это ощущалось настолько адски больно, что Поспелова заорала, ступая в квартиру. Просто взвыла, цепляясь пальцами за дверной косяк и отталкиваясь от него, пытаясь пройти в туалет. Вика понимала: что-то не так. Причём с каждой секундой всё сильнее. То, как болел живот, не шло ни в какое сравнение с любым недомоганием, которое девушка чувствовала раньше. Однако даже это было не так страшно. Всерьёз Поспелова запаниковала, когда почувствовала влагу, стекающую по внутренней стороне бедра. Понять, что это отошли воды, оказалось в равной степени легко и невыносимо. Струйки всё текли, а Витя всё не приезжал. Сидя на холодном кафеле туалета, Вика лишь надеялась, что он успеет. Но к чему? Успеет вызвать скорую, да. Только для чего? Ребёнка не спасти, если в двадцать недель отходят воды. Просто нереально. — Вик, — сквозь предобморочное состояние услышала ор Пчёлкина девушка. Она даже не разобрала, в какой конкретно момент он вошёл в квартиру. — Вика, где ты? — Вызови, — она попыталась крикнуть, однако больше было похоже на то, как человеку, которого придавило гранитной плитой, предложили пошептать, — скорую. Пожалуйста… Глаза Вити не фокусировались. Он бегал взглядом по Вике, наощупь вытаскивал из кармана плаща телефон и набирал цифры такой необходимой сейчас неотложки. Его трясло. Пчёлкин понимал, что она с каждой секундой становилась всё более бледной, сливалась со стеной и исчезала в кафеле, сидя внизу с подогнутыми вбок ногами. Эта картина навсегда врежется в его память, как напоминание о том, что они не успели. Не успели прожить ту жизнь, которую могли бы. Такую, где не было бы грязи их дел. Где можно было бы пожениться давным-давно если бы Витя не свалил когда-то на Урал. Какая-то такая жизнь, в которой непременно звучал бы детский смех. Но это всё ощущалось фальшивым. Не про них. Если бы жизнь сделала крутой поворот и Белому тысячу лет назад не подкинули бы Тт-шник — он бы не прятался на даче. Поспелова бы не приехала туда, Пчёлкин не поцеловал бы её, прерывая курение сигареты, почти догоревшей до фильтра. Безусловно, та жизнь была бы идеальной. Только… её не существовало. К сожалению. Или к счастью.