По законам жанра

С каждым днём становилось всё хуже, хотя казалось, что хуже уже некуда. Жизнь била её с разных сторон, не щадя ни минуты. Она проламывала Вике череп, перемалывала рёбра, выкручивала руки, заставляя падать на колени и вопить. Реальность, словно камень, привязали к ноге девушки, а после швырнули в этот океан из боли. Она тонула, чувствовала под ногами ил, опускаясь на самое дно. Поспелова уже даже не выпускала тонкие струйки пузырьков изо рта. Она просто смирилась. В её голове, на повторе, крутилась картинка его глаз, когда они были в кабинете вдвоём. Там не осталось ничего от былой нежности или ласки, которую обычно видела Вика. В тот момент в идеально-голубом небе появились грозовые тучи, несущие в себе жестокость. Девушка не замечала этого раньше. Её мозг элементарно не улавливал какие-то очевидные факты. Как, например, те, что Пчёлкин — не техник на обувной фабрике. Он бандит. А потому убийство Лаврова вполне логично вписывалось в общую картину. Вот только наличие убедительной причинно-следственной связи ещё не означало облегчения. Теперь Поспелова явственно увидела окружающую себя обстановку и людей. Вике хотелось убежать, закрыться где-нибудь в чулане и, раскачиваясь из стороны в сторону, пытаться вытравить неоспоримые доказательства того, что её друзья больше не напоминали парней, которыми были раньше. Вокруг каждого (ну, может, кроме Фила) расходился пугающий дымок тьмы, накапливающейся изо дня в день всё сильнее, становящейся всё более непроглядной. Даже в глазах появилась тёмная поволока. Так выглядело опьянение властью. Деньгами. Возможностями. Вика бы никогда не предположила, будто с ними однажды произойдёт нечто подобное. Если бы ей сказали классе в десятом, мол, её ближайшие друзья через несколько лет станут теми, кто убивал людей, отжимал бизнес, она бы рассмеялась. Господи, да девушка бы хохотала, как ненормальная, каталась по полу от смеха. Однако сейчас было не весело. Именно поэтому омерзительная реальность виделась ужасающей. Смерть сама по себе, как завершённый процесс, Вику не пугала. Она ещё в университете научилась к ней относиться спокойно, принимать за неизбежную развязку жизни. Бессмысленно бояться разбиться, если летишь в тоннеле, который упирается в глухую бетонную стену. Но вот убийство… Мысль о том, что кто-то считал себя в праве решать, жить другому или нет, вершил судьбы — вот это пугает до дрожи, до оторванных от скелета сухожилий в попытке унять тремор в теле. Убийца заведомо вызывает чувство отвращения. Когда же этим самым убийцей становится тот, кого ты любишь больше жизни, вот тогда, блять, ты и понимаешь: боль, которая была до этого — херня. Просто ни-че-го. Теперь на контрасте ты можешь сравнить и понять: сейчас действительно больно.

***

Осень, 1993-й год. Натурально каждый день Вика крутила в своей голове мысли, пытаясь понять, каким образом жизнь оказалась в этой точке. Девушка кувалдой разбивала толстые стены внутри своей памяти, пробираясь через обломки и выискивая причину, каким образом она попала конкретно сюда. Впрочем, это бессмысленно, только Поспелова в последнее время вообще не отличалась адекватностью. Это началось, когда они с Витей стали любовниками? Нет, уже тогда был пиздец. Когда она вышла замуж за Андрея? Нет, тоже не то. Когда они бежали с дачи? Да. Вот оно. Свист пуль над головами и сбитые в кровь ступни, которые горели от ран, когда она сидела утром в подъезде. Вика хорошо помнила кровавые отпечатки своих ног там, на холодном полу у двери квартиры, и понимала, что именно тогда её жизнь разделилась на до и после. Если бы она не побежала? Если бы осталась сидеть в доме вместе с другими девочками? Может, при таком раскладе сейчас её жизнь имела шанс напоминать нормальность? Она никогда этого не узнает. Но даже если бы появилась хотя бы малейшая возможность вернуться в прошлое, что-то изменить, Поспелова бы не стала. Той ночью случился не только налёт. Той ночью он сцеловывал её слёзы со щёк и обещал вернуться. Вика до сих пор ждала возвращения её Вити. — Через сколько он приземлится? — стоя на крыльце офиса и затягиваясь сигаретой, спросила девушка. — Сорок минут, — сверившись с часами, ответил Фил. — Да езжай сразу туда. Мы Пчёлу с Фариком подхватим и тоже подтянемся. — Ты прикалываешься? — Поспелова недоверчиво посмотрела на друга, приподняв бровь. — Мы с ней виделись один раз в жизни! В такой момент явно должен быть кто-то ближе. — А что ты предлагаешь? Не ехать никому? — Валера начинал заводиться. Он всегда раздражался, когда его не слушали. — Ты даже не представляешь, как ей там сейчас херово! — Вика понятия не имела, зачем сказанула это. Наверное, чтобы заставить Космоса или Фила поехать вместо неё. Наверное, она считала, что рожающая Ольга — достаточно серьёзный аргумент. — Ты тоже! — Хлёстко. Наотмашь. Наугад. Филатов ударил её этой фразой так, что было даже странно, как Поспелова не улетела в окно позади себя. Она была уверена: в спине блестели впившиеся в лопатки осколки. Вика не смогла ничего ответить. Она просто оказалась не готова сейчас объяснять, что это не та тема, на которую стоило разговаривать. Девушка ведь и вправду не знала, каково это — рожать. У неё отобрали такую возможность. Пинками в живот буквально выбили шанс испытать процесс появления новой жизни на свет. По этой причине Поспелова пропустила похороны Лаврова. Элементарная злость не дала ей прийти, проводить мужа в последний путь. Впрочем, вряд ли он бы хотел видеть её у своего гроба. К счастью, его мать не звонила, не пыталась как-то повлиять на это решение. Она была настолько убита горем, что даже отказалась от своей части наследства в пользу Вики. Это казалось странным, ведь Поспелова была уверена: свекровь будет биться до последнего. Однако женщина искренне считала супругу любимого сына виновной в его смерти, а потому не хотела иметь ничего общего с ней. Если бы она только знала, насколько была права.

***

Небольшое трёхэтажное здание ощущалось каким-то оплотом спокойствия в бушующей хаосом Москве. Август 91-го, казалось, решил вернуться и добить тех, кто тогда не нашёл свою пулю или гусеницу танка. Но здесь, в месте, где появлялись на свет новые жизни, всё было спокойно. Вике не следовало сюда приезжать. Ей вообще стоило держаться подальше от того места, где женщины получали отобранный у девушки шанс стать матерью. Не считая себя слабой, Поспелова собралась и приехала в роддом, хотя бы ради спокойствия Оли, если в принципе возможно оставаться спокойной, когда у тебя расходятся кости в разные стороны. Ради Белова, который до сих пор оставался ей практически братом, даже став тем, кого она начинала бояться. — Катя! — Поспелова увидела тётю Белова. Вроде бы, они встречались последний раз на выпускном в школе. — Вик, ты, что ли? — прищурилась женщина, подойдя ближе. — Она самая, — рассмеялась та. Они не виделись много лет. Катя помнила Вику ещё девчонкой, живущей по соседству с её сестрой и племянником, потому узнала практически мгновенно. — А племяш мой где? — нахмурилась женщина. — Должен прилететь примерно, — Вика посмотрела на циферблат часов над стойкой дежурной медсестры, — сейчас. Телефонный звонок раздался так внезапно, что Поспелова дёрнулась. Будто Белов услышал их разговор и решил таки оповестить о своём возвращении в страну. Вика догадалась, кто звонил, по интонации Катиных возмущений, по тому, как она гневно смотрела перед собой, высказывая племяннику абсолютно все недовольства в паре коротких фраз. Поспелова еле сумела сохранить нормальное выражение лица, не захохотать, представляя, что грозного и иногда пугающего Белого сейчас отчитывала женщина, словно покурившего в туалете школьника. Вика не сразу заметила Машу, сидящую на стуле возле стены. — Привет, — отходя от ругающейся женщины, сказала Поспелова, — ты как здесь? — Витя попросил приехать, пока их нет. Поддержать Олю, — глядя на начальницу снизу вверх, проблеяла Трусова. Они никогда не говорили о личном. Все их редкие диалоги заключались в обсуждении документов или рабочего процесса. Вика просто не знала тем, которые могли связывать их с Машей. В свою очередь девушка боялась Поспелову, как огня, который, если подойти слишком близко, перекинется на одежду и сожжёт заживо. Вика присела рядом, откинувшись на спинку стула. Даже в их позах виднелась очевидная разница между девушками. Трусова всегда сидела с идеально ровной спиной, на краешке, так, словно не была уверена, позволено ли ей находиться рядом. Поспелова же, даже тем, как она лениво прислонялась затылком к стене позади себя, источала уверенность и превосходство. Они были полностью полярными. Антиподами. Две противоположно заряженные частицы. Только девушки не притягивались друг к другу. Между ними имелся проводник в лице одного конкретного человека.    Трусова давно догадывалась: у Пчёлкина и Поспеловой в загашнике была какая-то история. Она ощущала это на подсознательном уровне, замечая их взгляды друг на друга. Видела изменения Вити в присутствии Вики. Иногда он становился более холодным, старался не касаться Маши, отодвигался подальше. Иногда же, наоборот, проявлял несвойственную ему нежность. Это всё мучило, заставляло надумывать себе лишнего, и такие мысли уже порядком надоели девушке. Она решила всё выяснить раз и навсегда. — Скажи мне, только честно, вы встречались с Витей? — Трусова не смотрела Поспеловой в глаза. Она смотрела куда угодно, только не ей в глаза, ожидая ответ. — Нет. — И ведь правда. Ни минуту в жизни они не встречались. Их отношения явно не походили на те, что люди имели ввиду, говоря это слово. — Он, — Маша сглотнула, попробовав начать снова. — Он со мной почти не разговаривает после той вашей ссоры в кабинете, стал каждый вечер пить. — Вика знала. Про алкоголь, конечно, не про Машу. Девушка слышала, как он несколько раз падал в своём кабинете. Видела, как забирался в машину в таком состоянии, что лучше бы лёг спать на диване в офисе. — Это его проблемы, — равнодушно пожала плечами Поспелова. — Я его люблю! — Фраза полоснула лезвием по щеке Вики. Она была уверена: если прислонить сейчас ладонь к лицу, на пальцах останутся кроваво-красные мазки. — Мне тебя жаль. — Очередная правда. Ибо Поспелова знала, каково это: любить Пчёлкина. Больно. Слишком больно. Ей было искренне жаль сидящую рядом девушку, имевшую неосторожность вляпаться в такое дерьмо. — Он хороший, — вздохнула Маша, сдерживая слёзы, которые уже успели встать в глазах. — С чего ты это взяла? — Я просто, — влажные дорожки побежали по её лицу, — знаю. — Просто, — хохот Поспеловой звучал неправдоподобно напряжённым. — Почему? Почему ты так решила? — она кидалась вопросами, будто обвинениями в очевидной глупости. — Потому что тебе хочется в это верить? В то, что он прекрасный и замечательный? Вика устала ходить в одиночку над пропастью из разочарования и боли, балансируя на тонком волоске. Она просто сдалась, позволила себе вытащить на этот волос и Машу, чтобы падать вместе, в случае чего. К своему несчастью, Трусова поддалась, пошла абсолютно слепо и доверчиво. Зря, на самом деле, ведь идти за безумцем — заранее катастрофическое решение. Вика вытащила Машу в самый центр над этой грёбаной пропастью, не объясняя, что делать дальше. — Но он правда такой, — прошептала Трусова, вытирая слёзы и закусывая нижнюю губу. — Очнись, — чувствуя пульсацию в висках от злости, процедила Поспелова. — Сними свои ебаные розовые очки и посмотри на всё реально. — Ты не знаешь его, — девушка покачала головой. Сколько драматизма. — Что? — Вика презрительно фыркнула, поворачиваясь к плачущей Маше. — Боже, тебе сколько лет? Пять? Я знала этого человека почти всю свою жизнь. — Он изменился. — Маша смотрела на свои колени, пытаясь силой мысли унять дрожь в теле. — Ты права, — хмыкнула она интонацией, близкой к издёвке. — Тот, кого я знала раньше, даже близко не был похож на этого монстра. По её венам разливалась нефть. Чёрная. Сердце замедлилось, пытаясь её качать, но ничего не выходило. Горючая жидкость проникала через гортань в слова, отравляла их, пытаясь задеть Трусову сильнее. — Он не монстр… — Ты не видела то, что видела я, — поднимаясь со стула, прошипела Вика. — Ты понятия не имеешь, о чём говоришь. Поспелова не могла это лицезреть. Не выдерживала вид подрагивающего подбородок заходящейся в рыданиях девушки. Она цеплялась за край своей юбки так, словно это была ложь. Та самая, в которой Маша себя убеждала. Та самая, которая нашёптывала ей прямо в уши, будто Витя не плохой человек. В глазах Вики Маша выглядела жалко, в своих отчаянных попытках не признавать очевидное, скрыться под куполом влюблённости. Отчасти Поспелова злилась настолько сильно потому, что видела в Трусовой себя. Она ведь ровно так же смотрела на Пчёлкина ещё несколько месяцев назад. Он умел очаровывать, забалтывать, показывать себя таким… желанным. Витя поворачивался своей идеальной стороной, подсвечиваемой солнцем, а в тень падала вторая — неприглядная и отвратительная. Витя умел скрыть всё, кроме своей улыбки. Стоило ему наклонить голову и прищуриться, сам Господь Бог был бы готов простить ему любой грех, до того убедительно Пчёлкин выглядел. Наверное, Змей-Искуситель имел с ним схожие черты, оттого Ева и съела то яблоко. Поспелова собралась, быстро вспомнив, зачем приехала. Не ради попыток образумить Трусову, это было невозможно. Она здесь, в этом роддоме, чтобы поддержать Белову. Утрамбовывая эту мысль в своей голове, Вика осторожно открыла дверь палаты, за которой скрылась Катя, и вошла внутрь. — Можно? — делая осторожный шаг, спросила девушка. — Привет, — Оля лучезарно улыбнулась. Её запросто можно было принять за отдыхающую в санатории, так спокойно девушка выглядела, если бы не капельки пота на лбу и висках, стекающие вниз по шее, да заметной складке между бровей от схваток. Очередная прошмыгнула в палату вслед за Поспеловой. — Как ты себя чувствуешь? — Вика стояла у двери, не решаясь идти дальше. — Как человек, у которого скоро родится ребёнок, — хохотнула Оля. — Не самые приятные ощущения. — Викуль, накинь халат, — стягивая белую ткань со своих плеч и протягивая её Вике, сказала Катя. — Я попозже зайду, — женщина вышла из палаты, явно не желая мешать разговору. — Саша скоро приедет. — Поспелова просовывала руки в рукава, мысленно проклиная Белова. — Должен уже быть недалеко. — Как ты? — Оля задала вопрос неожиданно, застав Вику врасплох. — Нормально. Меня вид беременной не пугает. — Я не об этом, — внимательным взглядом Белова всматривалась в лицо Поспеловой. — Сашка говорил, ты лежала в больнице, рассказывал, почему. — Он бы ещё плакаты по Москве развесил, — Вика беззлобно рассмеялась, присаживаясь на стул возле койки, — чтобы точно все знали. — Мне жаль. Наконец-то Поспелова поняла: она ошиблась тогда, в ресторане. Белова не была спокойной. Она, мать его, была кристально-светлой! В тот момент, когда ей стоило думать о себе, о своём ребёнке, да о чём угодно другом, она искренне заботилась о самочувствии Вики. Это был диссонанс. Оля любила Сашу. Чистейший свет любил почти непроглядную тьму. Однако почему-то у Поспеловой не возникало такого же ощущения, как недавно к Трусовой. Беловы идеально дополняли друг друга. Теперь она отчётливо увидела, что Сашу могла притянуть лишь Оля. И наоборот. Она не пачкалась его грязью, ей удивительным образом удавалось счистить весь мрак. По этой причине Вика ещё видела в Саше человека, а не законченного бандита. Благодаря Оле. — Всё нормально, — улыбнулась Поспелова. — Спасибо большое. — Знаешь, Сашка мне когда про тебя рассказывал, — Белова выше поднялась на подушке, — сказал, что ты вообще самая сильная из всех девушек, кого он знает. — Белов просто необъективен, — вполне искренне расхохоталась Вика. — Я как-то в детстве наступила на гвоздь и не расплакалась. С того момента он считает, что я могу выдержать всё. — Это же больно, — скривилась Оля. — А, да он тогда между пальцев прошёл, я даже не поцарапалась, — Поспелова наклонилась так, словно рассказывала тайну. — Только Сане не говори. — Я могила, — рассмеялась Белова. Они говорили о детстве. О том, насколько похожи были их жизни и одновременно с тем разнились. Оля — послушной, тихой, никогда не перечащей бабушке, всегда находившей время помочь по дому. Вика же вспоминала, как однажды тайком курила за домом, попалась отцу, и получила дома разнос. Девушка тогда ушла из квартиры, хлопнув дверью, осталась ночевать у Белова, возмущаясь, мол, папа не мог её отчитывать, будучи при этом курящим человеком. Казалось, они могли бы говорить ещё часов пять, но у Сашиного ребёнка были явно другие планы, а потому, когда схватки стали чаще, Вика позвала Катю и, пожелав Ольге удачи, вышла в коридор. Она остервенело набирала номера Саши, Космоса, Фила, однако те не брали трубки. Пчёлкину Поспелова тоже хотела позвонить, быстро остановив себя. Сидящая на стуле Трусова постоянно держала трубку у уха, видимо, пытаясь связаться с парнем. Лишней в этой идиллии Вика определённо не собиралась быть. Она стояла вплотную к двери, подслушивая. Её пробирал леденящий ужас от звуков, которые издавала Оля. На коже образовывалась тонкая корочка льда с каждым криком, воплем или вздохом, выходящим из Беловой. Это напоминало крики людей в предсмертной агонии. Поспелова вжималась в стену, настолько страшно это всё звучало. Она подумала, что могла бы орать примерно похоже, если бы у неё не случился выкидыш, и она бы родила. По её подсчетам их с Пчёлкиным малышу сейчас было бы примерно два месяца. Они вполне могли бы гулять с Олей вместе с колясками, обсуждать, какую купить кроватку и прочие вещи, которые поймут лишь мамы. По щекам Поспеловой потекли слёзы, когда на смену крикам Беловой в палате раздался тонкий детский плач. Вика могла бы сама услышать такой пару месяцев назад, сложись всё немного иначе.

***

Спать на маленьком диване в ординаторской — не то, о чём мечтает спина любого человека. Во-первых, неудобно. Мягко говоря. Во-вторых, просыпаешься каждые минут десять и оглядываешься по сторонам, пытаясь понять, где ты вообще находишься. Когда Катя сообщила о рождении мальчика, назвала Олю умницей, героиней дня, Вику затрясло. Саша не являлся ей кровным братом, но его сын был для девушки практически племянником по ощущениям. Поспелова успела увидеть его лишь краем глаза, прежде чем зайти к новоиспечённой маме и поздравить ту. Видимо, мозг Беловой сфокусировался только на сыне, ведь она ни слова не спросила про Сашу. Который, сволочь такая, до сих пор не приехал! Вика восхищалась Ольгой. Она прямо чувствовала, как в её груди распускал свои лепестки цветок из гордости за такую сильную Белову. Поспеловой понимала: процесс рождения не самый приятный, если не сказать отвратительный, однако Белова улыбалась так искренне, так счастливо, улыбка сама по себе воздушно-капельным перешла на улыбку замершей в дверях девушки. Какая же Оля светлая! Вика сидела в палате у Оли до самой ночи. Они опять разговаривали, теперь уже о маленьком Ванечке. Представляли, каким он будет, какое детство у него впереди. Станет ли он помогать Оле по дому, как она сама, или начнёт тайком от родителей курить? Вика пообещала обязательно научить его, получив возмущённый вздох новоявленной мамы. Всеми способами Поспелова пыталась обходить тему того, куда пропал Белый, но это не получалось. Ольга постоянно смотрела в окно, просила Вику дать ей телефон, получая отказ. Приходилось врать, будто аппарат так невовремя сел. Поспелову саму изводила пропажа Белова, вот только ей никто не давал права показывать этого девушке, которая несколько часов назад родила чудесного паренька. — Вик, приехали, — голос Кати прозвучал где-то над ухом, и девушка моментально поднялась с дивана, чудом не свалившись на пол. — Я его убью, — отчеканила Поспелова, поднимаясь на опухшие ноги. — Вставай в очередь, — хохотнула женщина и кивком показала ей дверь, быстро юркнув в коридор. Поспелова осмотрела себя в зеркале, висящем рядом с выходом из ординаторской. Ну, в принципе, его испугает один внешний вид. Футболка помялась настолько сильно, что примись Вика её гладить вот прямо сейчас, последние заломы исчезли бы часов через пять. Джинсы перекрутились на бёдрах, а волосы… Кто-то явно открыл ночью окно, разрешая кружащим в небе птицам свить гнездо. По необъяснимой причине для этого дела они выбрали голову Поспеловой. Предприняв отчаянные, весьма тщетные, кстати, попытки привести себя в человеческий вид, Вика шагнула за дверь. Её глаза врезались в четыре мужские фигуры. Белов шёл в идиотской гавайской рубашке и с букетом цветов, явно не ожидая того, что сейчас на него начнут орать шёпотом. — Я тебя убью. — Поспелова взглядом расчленяла его, моментально зашивая обратно. — Клянусь тебе, как только ты увидишь жену и сына, ты труп. — Как она? — находу спросил Саша, игнорируя вполне себе реальные угрозы. — Ты с ней была? — В отличие от тебя, да! — Белый зашёл в палату, удовлетворённо кивнув. Только Саша скрылся из виду, в коридоре появились две женские фигуры. Одну Поспелова узнала моментально, лишь усилием воли не бросившись обнимать Татьяну Николаевну. — Тётя Таня, — улыбнулась Вика, хотя, видел Бог, после короткого разговора с Сашей сделать это было практически невозможно, — здравствуйте. — Викуля, — по-матерински ласково уголки губ женщины поднялись вверх. — Как я тебя давно не видела! — Здравствуйте, — кивнула девушка спутнице Татьяны Николаевны. — Добрый день, — на лице женщины появилась какая-то тень улыбки, но явно читалось раздражение. Вика не понимала причин недовольства. — Я — Елизавета Андреевна, Олина бабушка. — Оля много о вас рассказывала. — Например то, что вы не переносите её мужа и всё его окружение. — Рада познакомиться. Я подруга Саши. — Почти сестра, — рассмеялась Татьяна Николаевна. Этот факт определённо понизил Поспелову в глазах бабушки Беловой ступеней на десять в рейтинге приятных людей. Катя, стоя в дверях палаты, жестом предложила бабушкам Ванечки войти. Наверное, это адресовалось и Вике, однако она предпочла остаться в коридоре, не собираясь нарушать интимность момента. Девушка перевела взгляд левее. Туда, где в окружении цветов стояло теперь уже два человека: Фархад и Валера. Краем глаза Поспелова заметила Пчёлкина. Он остановился чуть дальше и обнимал Трусову, уткнувшуюся ему в грудь лбом. Нечто внутри Поспеловой заскрежетало, словно неисправный механизм, направляя мерзкий металлический звук напрямую в мозг. — Где вы были? — подходя к парням, сквозь зубы задала вопрос Вика. — В офис поедем и расскажем, — Валера ответил, широко улыбаясь. — Тыщу лет тебя не видел! — расплылся в улыбке и Джураев, абсолютно не обращая внимания на пляшущих в глазах Поспеловой чертей, обещающих придушить всю эту компанию с первым шагом из стен роддома. — Хорошеешь с каждым днём! — Фар, — закатила глаза Вика, — такая грубая лесть меня только злит. Она прекрасно видела, как Витя отправил Машу куда-то, и та, молча, ушла. Видела, как он подошёл к ним троим. Она, блять, видела, как он демонстративно встал на противоположную сторону от неё. Такое поведение уже казалось нормой. С того самого разговора, когда она назвала его монстром, прошло несколько месяцев, но каждый день пропасть между ними становилась всё больше, ощущалась всё отчётливее. Это не походило на обычную ссору, которая заканчивалась по щелчку пальцев. Теперь они реально ненавидели друг друга. Витя бесился, считая себя правым. Любой на его месте поступил бы точно так же! Вика злилась за то, что он не нашёл времени поговорить с ней, прежде чем совершить непоправимое. В его голову не пришла мысль, будто девушка должна знать об убийстве мужа. На протяжении всех этих лет главной проблемой Пчёлкина и Поспеловой смело можно считать то, что они не разговаривали друг с другом о них. Это всегда были какие-то другие темы. Неважные. Пустые. Никогда не их отношения. Такая очевидная тема, лежащая на поверхности, игнорировалась все эти годы. Когда Фарик потянул шнурок жалюзи, и три человека рядом с Викой запели, она начала сомневаться в их адекватности. Серьёзно. А потом Пчёлкин сделал то же самое со второй частью жалюзи, объясняя, в чём дело, собственно. Из палаты на них смотрела Оля, улыбаясь и крутя пальцем у виска. Видимо, она тоже поняла, что не все присутствующие в себе. — С днём рождения, родной, — подпела Вика на последних строчках и рассмеялась, очутившись в объятиях вышедшего из палаты Саши. — Мне нужна твоя помощь, — шепнул он Поспеловой на ухо, кивнув на Джураева, который улыбался и почему-то обнимал Фила, будто тот стал отцом. — Почему я? — удивилась Вика, догадываясь, о чём конкретно Саша просил. Ему требовалась поддержка в разговоре с Фариком. — Ты единственная, кого он может послушать, — всё ещё шёпотом произнёс Белый. — И он считает тебя умной. Даже слишком. — Я единственная отличаюсь такими способностями из вас всех, — рассмеялась Поспелова, продолжая испытывать непреодолимое желание придушить друзей. Возможно, чуть меньше, чем минут десять назад. Разговор с Фархадом витал в воздухе последний месяц. Было очевидно: расклад просто транзита через Москву его не устраивал. Это понимали все. При этом все понимали, что Саша останется непоколебим в своём решении не пускать по столице наркотики. Поспелова слышала доводы Белова, они казались ей логичными. Но! Она не слышала позицию Джураева. Понимала её в общих чертах, не более того. Вика прекрасно осознавала: разговор, который состоится в ближайшее время, дастся непросто. Также она осознавала, что её скрипка в этом оркестре должна быть одной из основных. Единственная проблема заключалась в том, что Вика не знала, кто убедит её больше в своей правоте. И это пугало.