По законам жанра

«С большой силой приходит большая ответственность» сказано в какой-то древней пословице. Поспелова всё чаще стала вспоминать её в последнее время, когда документы и договора Белова превратились из редкой приятной работёнки во вполне себе постоянное, требующее большой самоотдачи дело. Она не успевала ровным счётом ничего. Каждый день появлялись новые бумаги, которые она чисто физически была не способна изучать так быстро, как это требовалось. И дело вовсе не в том, что Вика отвлекалась, нет. По правде говоря, именно работа стояла на верхней ступени пьедестала приоритетов. Поспелова не замечала Лаврова, к чему стоило бы привыкнуть, который после того ужина в ресторане с чего-то решил, будто в отношениях с женой наметилось потепление; не обращала внимание на ходящего чернее тучи Пчёлкина. Он кидал на девушку такие взгляды, словно она прямо на его глазах переспала с Андреем, к тому же ещё и смотреть заставила. Будь у Вики чуть больше свободного времени, она непременно поговорила бы с Витей, но обстоятельства складывались иначе. Белов каждый день, мельком просматривая камеры на въезде, наблюдал одну и ту же картину: Поспелова приезжала раньше всех в офис, а уезжала последней уже ближе к ночи. Несколько раз охранники вполне искренне жаловались, якобы из-за Вики им приходилось продирать глаза во втором часу ночи, открывая ворота припозднившейся работнице. Он прекрасно понимал: с растущим бизнесом одного юриста скоро явно станет мало, поэтому предложил нанять подруге помощницу. В любой другой ситуации Вика отказалась бы, восприняла предложение за сомнения относительно своих способностей, но не сейчас. По-началу она считала своё безвылазное сидение в кабинете временным авралом. Ждала, что вот-вот пройдёт пара дней, она всё разгребёт и заживёт спокойной жизнью дальше. Только когда эта «пара дней» затянулась на две недели, стало не до смеха. Собеседовала кандидатов Поспелова ровно тремя вопросами: где учились, у кого проходили практику и имелись ли дети. Первые два были понятные, ей ведь необходимо понимать профессиональные качества сотрудника, однако третий был задан с целью определить, насколько сильно можно нагружать будущего помощника. Под все три пункта идеально подошла молодая девушка, совсем недавно закончившая юрфак. Вика не запомнила, где именно обучалась Маша Трусова, но точно помнила, что место приличное.

***

— Виктория Николаевна, а можно на обед отойти? — спросила Трусова, пока Поспелова в третий раз перечитывала договор, на котором Лапшин, именуемый весь последний месяц исключительно конченым идиотом, поставил свою подпись. — Во-первых, просто Вика, — пробурчала себе под нос Николаевна, мысленно проклиная Артура и насылая на него порчу. — Во-вторых, хоть на полдник, только потом возьми у Виктора Павловича мне договор на поставку партии за прошлый месяц. — А Виктор Павлович — это… — За проведённые Трусовой три дня в офисе, она увидела столько мужчин, что физически запомнить их всех не могла. Поспелова же, оторвав свой взгляд от документов, взглянула на девушку так, будто была готова заставить съесть её этот самый договор, как только та его принесёт. — Соседний кабинет. Финансовый директор. Соучредитель, — раздражённо рявкнула Вика. — Я тебе вчера три раза про него говорила. — И-извините, я всё принесу. — Несмотря на то, что они были одного возраста, создавалось впечатление, будто Маше лет пять, и она до ужаса боялась взрослую тётю Вику. Ну, не сказать, что безосновательно, конечно. Весь день Поспелова не вставала из-за стола. Она не ела, не пила, питаясь лишь воздухом и чаем, который ей услужливо подливала Трусова. Отпустив помощницу домой около восьми вечера, Вика сделала передышку на единственную за день сигарету, да и то параллельно читая договор. Последнее, чего она сейчас хотела — стук в дверь, который, раздался, раздался. Пчёлкин вошёл, не дожидаясь ответа. — Ты скоро ослепнешь от этих бумажек, — прикрывая за собой дверь, заявил Витя. Он поставил на стол бутылку коньяка да пару бокалов. Оценив джентельменский набор, Вика вернулась глазами к бумагам. Ей, правда, было не до этого. — Если бы тупоголовый Лапшин не подписывал всё подряд, я бы уже была дома и видела десятый сон, — отчеканила она. Парень же, будто не замечая её настроения, разлил «коня» в бокалы и поставил один напротив неё. Как бы сильно Пчёлкин ни злился, как бы больно ему ни было, но не видеть Поспелову вообще — худший из возможных вариантов развития событий. — Ты всё равно уже нихера не понимаешь, что там написано, — выдернув из рук Вики бумагу, парень кинул её в кипу к остальным договорам и соглашениям, мотнув головой в сторону бокала с коньяком. — Что за тёлка ко мне сегодня заходила? Помощница твоя? — Ага, понравилась? — уголок губы Поспеловой пополз вверх, вырисовывая на лице ухмылку. — Обычная, — пожал плечами Пчёлкин. Это было странно. В воздухе витал разговор. Протяни руку да схвати. Каждый из них понимал: это необходимо. Они оба чувствовали холод друг от друга, вот только произнести претензии вслух не решались. На физическом уровне невозможно было вытащить слова и заставить их преобразоваться в диалог. Ведь всё то, что они хотели произнести, было в равной вероятности больно и приятно. Как сюрикен, который может разорвать кожу острыми краями, а может пролететь мимо, не задев вовсе. Шансы пятьдесят на пятьдесят. Слишком маленькие, на самом-то деле, когда речь о чувствах. — Нахера ты за него замуж вышла? — Пчёлкин первым прервал молчание. Он сидел на стуле, который днём занимала Трусова, и крутил в руках бокал с коньяком, стараясь не смотреть Поспеловой в глаза. Витя прекрасно знал, что этот вопрос её выбесит, но оказался не прав. — Позвал, — ровно ответила Вика. То ли усталость так сработала, то ли она просто была готова сегодня закрыть эту тему раз и навсегда, только в её голосе не слышалось никакого раздражения. — И всё? — Пчёлкин всё же посмотрел на неё, прищурившись. Вот так просто? Позвал? Он тоже косвенно звал её замуж на ступеньках дачи Царёвых, но что-то никак не мог найти в памяти момент их с Поспеловой бракосочетания. Видимо, запамятовал. — Обещал, — она тяжело вздохнула, вспоминая чушь, которую нёс Лавров с кольцом в руке, — что горя знать не буду. — А итог? — А по итогу я бухаю с тобой в кабинете ночью, пока муж сидит дома и ждёт меня, — тот же ровный тон. Никакого намёка на нервозность. Никакого оттенка ярости. Голые факты. — Разведись с ним, — выпалил Пчёлкин, — я устал тебя делить. Хватит! Это больше не может так продолжаться! — Ради чего? — изогнув бровь, задала вполне логичный вопрос Поспелова. Она искренне не понимала, в чём проблема. Он знал с самого начала, что Вика замужем, пошёл на это с открытыми глазами. — Ради нас. — Витя поставил бокал на стол и посмотрел ей в глаза. Вот он. Тот самый момент, когда тебе в руки дают пистолет и предлагают выстрелить. Поспелова прекрасно понимала, что мишени всего лишь две: она и Пчёлкин. Девушка закрыла лицо руками, тихо выдохнув. Ей требовалась была передышка. Слишком, слишком много ответственности. Он взял этот груз на свои плечи вместе с ней, а теперь решил скинуть. Да ещё и под соусом того, что она должна принять решение. Вика отлично осознавала, даже ждала момента, когда он решится поставить ультиматум, однако не сейчас, не так быстро. Слишком рано. Она не готова. У неё не было никакого плана эвакуации из этого здания, которое рушилось прямо под ногами. Блять! Она не знала, куда бежать. — Я не могу, — сглатывая вязкую слюну, ответила Вика. — Ты знал всё изначально. Ты согласился на это. Не заставляй меня выбирать. — Ты его не любишь, в чём проблема? — вполне резонный вопрос. Даже логичный. — Мне удобно, понятно? — Брови Пчёлкина поползли вверх. Он ведь, дебил, думал, будто там что-то большее, а оказалось, просто тупой комфорт. Пока он, Витя, загибался в своей квартире вечерами один, без неё, ей, сука, было удобно. — Тогда знаешь что, красавица? — Поспелова ошибалась, когда говорила, что символом их отношений станет булавка. Нихуя. Вот он, тот самый символ. Сейчас расплывался на лице Пчёлкина. Усмешка. — С этого дня, с этого самого момента, я хочу, чтобы и мне было удобно. — Ты о чём? — Нет, Пчёлкин, пожалуйста, только не это. — Конкретнее, пожалуйста. Я не люблю загадки. — Ты же у нас девушка не свободная, да? Нравится скакать на двух хуях? — Слова отскакивали от черепной коробки, били по вискам, создавали невыносимый звон в ушах, но она слушала через силу. — Так вот и я буду трахаться с теми, с кем захочу. Посмотрим, как тебе будет в моей шкуре. Поспелову передёрнуло в момент, когда дверь за Пчёлкиным захлопнулась. Она смотрела туда, где ещё несколько секунд назад сидел парень, и не могла ничего сказать. Вика просто вглядывалась в кожаный стул каким-то пустым взглядом. Отрешённым. Потерянным. Так странно, но из всей его речи девушку задело только одно. Красавица. Удивительно, насколько точно он подбирал для этого слова разную интонацию. Разный смысл. Всё менялось в зависимости от ситуации, в зависимости от его настроения. От того, до какой степени разъедала их обоих боль. Колкость. Ненависть. Ласка. Абсолютная любовь. Создалось впечатление, словно она вернулась в прошлое. Соорудила машину времени, отправляясь на несколько месяцев назад. К их разговору в её квартире после секса на столе. Поспелова хорошо помнила взгляд Пчёлкина тогда. И сейчас, когда он произносил все эти отвратительные вещи, увидела снова. Равнодушие. Леденящий душу холод. Вика остервенело тёрла глаза руками, наплевав на тушь, пытаясь выдавить из глазниц картинку, где он снова и снова смотрел на неё так. Девушка не могла дать ему то, чего он хотел. Даже сама не понимая почему, Поспелова точно знала: развода не будет. Ей до того была чужда мысль об отношениях Вити с другой, что эта идея острой стрелой врезалась Вике в спину. Да, это был удар именно туда. Подлый. Неожиданный. И почему самые близкие люди убивают именно со спины? Чтобы было не видно? Боятся посмотреть в глаза и передумать? И хоть Пчёлкин сидел прямо напротив, говоря всё то, что заставляло сердце девушки разрываться в клочья, она чувствовала, как тонкая струйка невидимой крови текла где-то в районе поясницы.

***

Лето, 1992-й год Возвращаться домой не хотелось от слова совсем. Вика была бы рада сейчас осесть в какой-нибудь небольшой квартирке, просто спрятаться. Уже два месяца, как она боролась с желанием прийти к Андрею и признаться во всём. Два месяца, как их отношения с Витей стали больше напоминать нечто до автоматизма отточенное. Не было разговоров, ласк, нежных касаний. Если они и общались, то по работе. Если и касались друг друга, то спешно стаскивая одежду. Любовника вроде как заводят ради эмоций. В основном, положительных. Но и этого не было. Механическое трение тел друг о друга, не более, с периодически появляющимся желанием убить нахер партнёра и не доставлять себе боль. Потому что просто трахаться было действительно больно. Делать вид, будто их связывал исключительно секс, пряча за маской равнодушия любовь, оказалось чертовски, сука, больно. Однако они продолжали. Пчёлкин скрывал лучше, честно говоря. Поспелова нет-нет да целовала его куда-нибудь в шею, шептала о том, как он ей нужен, только ответом ей была тишина. Витя прикусывал себе язык, лишь не сорваться, не признаться в том, что жизнь без Вики не имела смысла. Ему приходилось молчать. Он хотел, чтобы она почувствовала, каково это — быть недостаточно нужной в жизни человека. И это работало прекрасно. С каждым днём она всё сильнее убеждалась в отвратительной догадке: он её разлюбил. Знала бы Вика, что всякий раз, заходя к ней в кабинет, он оставлял на диване пиджак не просто так. На внутренней стороне по-прежнему блестела прикреплённая булавочка, которую он ежедневно снимал с одного пиджака и цеплял на тот, который планировать надеть сегодня. Ведь крохотный символ означал любовь Поспеловой. У сердца. Там же, где сидела его собственная. Не хотелось Вике ехать домой ещё и по причине того, что Андрей начал пить. Сначала случались какие-то разовые акции, он возвращался домой из бара ночью, часа в три. Постепенно его приходы стали всё позднее. Или раньше? Что употребить правильнее, если дверь в квартиру открывалась около десяти утра? Вскоре Лавров стал пить дома. Каждый грёбаный вечер. Причём до такой степени, что просто замертво падал на кровать. Запах перегара уже стал естественным. Поспелова могла его различить, казалось, не заходя в квартиру, а лишь подходя к двери. Как правило, возвращалась она уже в тот момент, когда муж спал пьяным сном.

***

Поспелова лежала в кровати на боку и смотрела на мужа. Если бы в их спальне стояли часы, то те бы показывали где-то около шести утра. Солнце во всю раскидало свои лучи, а небо было идеально голубым, без единого облачка. Она могла бы без запинки предложить сейчас фамилию человека, у которого глаза точь-в-точь такие. Тяжёлые плотные гардины цвета жухлой подвядшей травы скрывали часть окна, лишь благодаря им солнце не слепило. Поспелова рассматривала Лаврова. Он так мирно спал, уронив набок голову и откинув одеяло. Веки подрагивали изредка, и она могла бы поклясться, что ему снилось нечто неприятное. На эту мысль наталкивала складочка между бровей, которая появлялась на несколько секунд, а потом исчезала. И он дальше мирно спал. Такой спокойный. Как труп. Поспелова задумалась, что была бы отличной вдовой. Из хуёвых жён всегда получаются прекрасные вдовы. Это закон жизни. У Андрея так размеренно вздымалась грудь. Там, где у Пчёлкина рассыпались небольшие шрамы, у Лаврова была идеальная кожа. Ровная, даже без родинок. Появилось удивительное желание узнать, как бы выглядел нож между его рёбер. Он бы ему подошёл. Под его идеальное спокойствие. Если в труп вставить лезвие, ничего не изменится. Нельзя убить дважды, даже если очень хочется. К счастью, Вика не знала ничего, что происходило прямо сейчас в квартире на Цветном бульваре. Слава Богу, она не знала, как в данный момент выгибала спину и прижималась грудью к Вите её помощница. Извращённая форма удачи не давала ей возможности рассмотреть почти сразу возникшую симпатию девушки к Пчёлкину. Виктору Павловичу же можно было только поаплодировать. Найти более идеальную цель для мести Поспеловой попросту невозможно. Та, кого он называл «обычной». Та, кто постоянно мелькала перед её глазами. Та, кого она сама приняла на работу. Восхитительная мерзость.