По законам жанра

Проблема нездоровых отношений в том, что ты не замечаешь их болезненность, если находишься внутри. Ты принимаешь происходящее за должное, не имея возможности сравнить. Вряд ли хотя бы один человек в мире будет рад, если его партнёр заявит, будто хочет увидеть нечто новенькое с другим. Иногда ты осознаешь допущенную ошибку, видишь заклинившую систему, выдающую сбой. Но уже поздно. Это произошло, и обратного пути нет. Боль была абсолютной, неизменной константой в отношениях Поспеловой и Пчёлкина с семнадцати лет. Было бы глупо расчитывать, что она уйдёт постепенно. На ней выстраивалось основание. Из боли были выстроены несущие стены в этом здании. Убери их — и всё рухнет. Поэтому они продолжали причинять её, подпитывать свои отношения, как живой организм. Только чтобы ничего не заканчивалось, не уходило в историю, подобно старым байкам о такой любви, о какой только в книжках пишут. Это чувство необходимости его присутствия в Вике пульсировало, двигало кровь, заставляло бежать по венам быстрее. Каждую секунду пульсации отдавались в висках, зажимая те в тиски и сдавливая всё сильнее. Она прокручивала их разговор несколько раз в попытках найти хоть какое-то зерно надежды на возможность всё исправить. Как будто было что исправлять. Изначально сломанный и испорченный механизм. Такой бы выбросить. Сдать обратно в магазин, как бракованный товар. По правде говоря, она прокручивала каждый их разговор. Вытягивала из слов второе дно, даже из абсолютно поверхностных. Поспеловой хотелось верить, что за маской равнодушия, которая была на Вите в день, когда он приехал к ней домой, скрывалось что-то ещё. Просто она недостаточно внимательно смотрела. Нужно было глубже. Вглядываться. Выискивать. Вика оказалась несогласна с тем, что он действительно мог оставаться спокойным, рассуждая о том, насколько она хорошая жена. Ему не было никакого дела до этого. Иначе бы он сказал. Пчёлкин тоже думал о ней. Все следующие недели думал и начинал постепенно ненавидеть Поспелову вообще за факт её существования. Ему просто не могло быть так херово. Это ненормально. Так не бывало. Она — всего лишь одноразовый секс на столе. Ну, возможно, чуть больше. Но не любовь. Это просто не могло быть настолько серьёзным! Витя не видел её, не разговаривал, только это не работало. Зато работал алкоголь. Он пил его каждый вечер, ставя весь мир на паузу. Давая передышку самому себе в погоне за нормальным состоянием. В попытках прийти в норму. Освободиться. В один миг всё сделалось слишком сложным. Куда сложнее, чем раньше. Потому что ещё какой-то месяц назад единственной проблемой Вики являлся её муж, который сейчас так невовремя начал выдвигать ультиматумы: либо он, либо работа. Какой абсурд. Как будто он не знал, что она выберет. Что угодно, только не его. Причиной негодования Лаврова послужил рассказ Поспеловой про Белова и новую работу, про то, что она отныне юрист всей их конторы. Он не уточнял, кто входил в это «их», прекрасно всё понимая. Андрей требовал ответа на его условие, и Вика дала. Она улетела в командировку на несколько дней по просьбе Саши, оставив на столе короткую записку.

«Я в Германии. Вернусь через пять дней. Мой выбор очевиден»

***

Она пробиралась к своему месту в самолёте через каких-то женщин, запихивающих сумки неприличных размеров в отсеки для ручной клади. Мало того, что бабы были просто огромными, занимали весь проход, так ещё и одна из них вообще отказалась двигаться, раскорячилась посильнее, засовывая клетчатый баул сразу на два места. Вика видела, как по её красной кофте расползалось мокрое пятно от пота, делая ткань в этом месте бордовой. Женщина поддерживала свои вещи локтем левой руки, пока правой вытирала пот со лба и шеи платком, который стоило бы постирать ещё неделю назад. А лучше выбросить. — Да блять! — Поспелова толкнула бабу в сторону, и та чудом не свалилась на кресла рядом, покрывая удаляющуюся девушку в спину таким количеством мата, будто за каждый ей давали по рублю. Вика ещё раз пробежалась глазами по посадочному талону. Да, должно быть, это её место. — Извините, но… — парень, видимо, перепутавший и занявший по ошибке её кресло, оторвал взгляд от иллюминатора и повернулся к ней. — Что ты здесь делаешь? — О, я занял твоё место? — Пчёлкин сверился со своим талоном. — Да, точно, моё следующее. — Здесь — это в самолёте! — Пока он пересаживался, ей казалось, они уже взлетели, потому что уши заложило от давления ровно так же. Она как-то летала на самолёте с отцом лет в пятнадцать, а потому сравнить могла. — Какого хера ты тут… — Она водила рукой по воздуху, показывая на салон, словно у неё кончился словарный запас. — Я финансовый директор, — пожал плечами Витя. — Логично, что тебя никто одну не отпустил бы. Да и с бабой ни один человек там общаться не будет. Прелестно. Просто охуенно! Ей стало физически трудно. Смотреть на него, вдыхать тот же запах, который она остервенело выветривала со своей кухни. Находиться на расстоянии нескольких сантиметров. В этом было нечто общее с дрессировкой собак. Когда тех сажали напротив куска мяса и приказывали ждать. В её случае ждать нужно было до конца жизни. Может быть, они разобьются по дороге, и тогда осталось всего каких-то несколько минут? Вика была не в состоянии находиться рядом с ним. Словно в организм впрыснули особо опасный яд, в кровеносных сосудах образовывались тромбы из стекольной стружки. Пчёлкин просто сидел в своём кресле, листая журнал, периодически задерживаясь на какой-нибудь статье взглядом и вчитываясь в неё, собирая между бровей пару-тройку морщинок. Поспеловой было интересно, о чём там речь, но парень сидел к ней вполоборота спиной и делал вид, будто они вообще будто не вместе. Ну, а что ты хотела, Поспелова? Удивительно, как он ещё не попросил ширму разделительную поставить. За все три часа полёта ни Витя, ни Вика не произнесли ни единого словечка. Пчёлкин то читал журнал, что было абсолютно странным, учитывая то, сколько он это делал, ведь там, дай Бог, страниц бы десят набралось. То смотрел в иллюминатор, наблюдая за облаками, которые, естественно, до этого дня в жизни не видел ни разу. Поспелова тоже не отличалась увлекательным занятием: она разгадывала кроссворд в выданной на борту газете. К тому моменту, когда рейс Москва — Мюнхен приземлился в аэропорту города прибытия, у Вики оставалось три слова, на которые ответ она не знала. Девушка просто выбросила газету, не желая уточнять у своего спутника, известно ли ему, как назывался самый старый город России из пяти букв.

***

— Здравствуйте, у нас забронировано два люкса, — Витя лениво облокотился на стойку регистратора гостиницы и достал свой паспорт из внутреннего кармана пиджака. Люда заранее нашла это вполне себе приличное место, посчитав дополнительным плюсом было то, что владельцем являлся какой-то эмигрант, а потому весь персонал состоял из русских, — на фамилии Пчёлкин и Поспелова. — Добрый день, — лёгкий немецкий акцент выдавал, что женщина лет пятидесяти с убранными в хвост седыми волосами и в очках-дольках, жила в Германии не первый год, — к сожалению, никаких броней нет. — Что? — Вика ходила по кругу, задрав голову к потолку, последние пять минут. Однако фраза администратора заставила её оторваться от этого занятия. — Может, вы хотя бы проверите? — Девушка, — женщина выделила это слово так, будто оно было практически оскорблением, — у нас нет никаких броней. Мы проверяем это каждое утро перед началом смены. — Секретарь должна была отправить факс с подтверждением бронирования. — Витя уже в уме прикидывал, где им найти ночлег хотя бы на эту ночь. Без знания языка в другой стране. — Очевидно, она этого не сделала, — женщина еле сдерживала раздражение. — Могу предложить вам номер, но он последний и эконом. — Давайте уже хоть что-нибудь, — раздражённо выплюнула Поспелова, почти швырнув на стойку свой паспорт. Пчёлкин же сверху положил и своё удостоверение личности, сохраняя абсолютное спокойствие. Пока женщина брала их документы, смиряя Вику таким взглядом, словно пыталась мысленно убить, сама девушка наблюдала за Витей. Он выводил её из себя своим показным спокойствием. Поспелова прекрасно знала: у него ещё более взрывной характер, а потому его равнодушие разжигало внутри огонь из злости такой силы, что можно было подносить факел, и тот бы непременно вспыхнул. — Извините, но в один номер может заселиться только семейная пара, а вы… — женщина не успела договорить. Вика перебила её практически криком. — Я уверена, что в моём паспорте есть отметка о браке! — Пчёлкин лишь смиренно достал купюру, аккуратно положив ту на стойку. Видимо, она имела какое-то чудесное свойство ставить невидимые штампы в документах, ведь уже через пару минут им выдали ключи от номера, возвращая красные книжечки. — Должна предупредить вас, что… — Витя мог поклясться, что сейчас у Вики начнётся нервный тик. Вот примерно секунд через пять. — Блять, что ещё? — Левый глаз девушки едва заметно дёрнулся. Прошло всего три секунды. — Спасибо большое, какой этаж? — мягко спросил Пчёлкин, забирая со стойки ключ и документы. — Третий этаж, триста десятый номер. Лифт прямо и направо. Хорошего вечера! — последнюю фразу женщина сказала только Вите, даже не смотря на Вику. Пока девушка вышагивала по коридору твёрдыми быстрыми шагами, Пчёлкин медленно, словно кот, плёлся сзади, собирая в себе всю силу, на которую только был способен. Он узнал о поездке с Поспеловой три дня назад. И его главной задачей на эту командировку оказалось не решение вопросов по бизнесу, а самоконтроль. Каждый вечер из офиса он ехал в «Метлу» и цеплял там девушку. Ну, может, не одну. Чтобы точно не сорваться рядом с Поспеловой. Чтобы не представлять себе её в соседнем номере. Он был почти уверен, что ему удастся сдержаться и не зайти к ней ни разу за четыре дня, которые планировалось провести в Германии. Но сейчас ситуация усложнилась. Самоконтроль! Поспелова прижалась спиной к стене около двери номера, наблюдая вальяжный шаг Пчёлкина. Ей хотелось его придушить. Такой, сука, расслабленный. Она, казалось, психовала за двоих. Вика убеждала себя, что это злость на Люду, на администратора гостиницы, на Витю, на кого угодно! Это просто усталость после перелёта. Это никак не связано с тем, что он будет спать несколько ночей подряд на соседней кровати. Это никак не связано с её желанием почувствовать, как язык парня проскальзывал в её приоткрытые губы. — Да она издевается! — завопила Поспелова, заходя в номер. В последний свободный номер этой гостиницы, где стояла, естественно, одна кровать. — Ты можешь лечь на полу, — пожал плечами Витя, — или поехать куда-нибудь в другое место. — Браво, Пчёлкин! Сыграно очень правдоподобно. Вика смотрела на него огромными глазами, пытаясь протолкнуть обратно в горло все крутящиеся у неё на языке слова. Бог что, издевался? Пытался посмотреть, сколько нужно раз вывести её из себя, чтобы она оказалась способна на убийство? Если да, то предел уже близко. — Ты сейчас во-от в таком расстоянии от перелома челюсти, — предупредительно процедила Вика, показывая расстояние между большим и указательным пальцем. Там было миллиметра три. У неё не выходило мыслить рационально. Просто физически это стало чем-то за гранью реального. Наблюдая, как парень раскинулся на кровати, Поспелова вытащила вещи из чемодана и пошла в душ. Ей нужно было хоть немного прийти в себя. Упорядочить всё то, что сейчас кашей собралось внутри черепной коробки. Распутать идиотский клубок по ниточке. Она смогла нормально вздохнуть только в тот момент, когда услышала звук закрывающейся за её спиной двери. Да, нужно прийти в себя. Даже если бы он узнал об этой поездке за месяц и начал трахаться в ту же минуту, пытаясь выжать из себя всё возбуждение, на которое был способен, всё равно не помогло бы. Она сейчас стояла там, в душе, а вечером ляжет спать в одну с ним кровать. Скорее всего, не слишком одетая. Вряд ли Поспелова для сна выбирала водолазный костюм. Самоконтроль! Витя не должен её касаться. Нужно постараться минимизировать любой контакт. Особенно телесный. Нужно перестать представлять её сейчас в душе. Нужно перестать представлять, как она сейчас выгибала спину под струями воды. Нужно… Сука. Создавалось впечатление, будто в воздух провели электричество. Прямо сейчас Поспелова, ступая на пол голыми ногами, на которых ещё осталась влага, пускала прямо в Пчёлкина разряды тока, заставляя его самоконтроль рушиться. Он мог поклясться, что ощущал на зубах песок из желания сорвать с неё это чёртово полотенце, едва прикрывающее тело. Витя лишь усмехнулся и, подхватив из чемодана чистое бельё, зашёл в ванную комнату, ещё окутанную паром, примешавшим в себя запах её тела и аромат геля для душа. До того момента, пока его спина не скрылась за дверью, лицо парня не выражало никакой заинтересованности в Вике. Очень, очень правдоподобно. С первыми же обжигающими каплями из протекающей лейки, которая подтверждала слова о том, что этот номер — эконом, самоконтроль сломался. Всё. Его больше Не существовало. Через кожу в поры проникал голод. Голод до её тела. До того, как сильно он хотел сейчас сжать свои ладони на заднице Поспеловой так, чтобы она потом видела в зеркале синяки. Эта картина появилась перед глазами буквально за несколько секунд. Всего ничего, а Пчёлкин уже почувствовал, как от кончиков пальцев на ногах и выше стала подниматься горячая волна, делая его член каменным. Он провёл ладонью по всей длине и глухо застонал, лишь надеясь, что вода лилась достаточно громко, и Вика этого не услышала. Витя сжал пальцы в кольцо, начал проводить ими вверх и вниз, медленно, плавно, представляя тонкие пальцы девушки, сидящей в комнате. Будто бы это она сейчас хотела сделать так, чтобы он кончил. Пчёлкин опёрся рукой на стенку душевой кабины и зажмурился. Сдерживаться становилось всё сложнее. Да и похуй. Она не услышит. Просто не разберёт ничего за хлещущей водой. Движения ладони на члене ускорялись. Он буквально чувствовал, как наливалась свинцом спина, заставляя поддаваться бёдрами вперёд. Как перекатывались мышцы на плечах. Как долгожданная разрядка подходила всё ближе, когда он касался большим пальцем головки и проходился по уздечке. Ещё немного. Вот так ещё совсем чуть-чуть. Движения превратились в бешеные, практически неконтролируемые, когда у Вити немного подкосились ноги, и он протяжно, хрипло застонал, изливаясь на прозрачную дверцу душевой. Последние несколько секунд в его ушах стоял звон такой силы, что даже если бы он смог вслушаться, то не услышал бы звук открывшейся двери. По тонкой дорожке сквозняка Пчёлкин догадался: что-то изменилось. Еле ощутимо по ногам расползался прохладный воздух, облизывал голени, создавая контраст между горячей кожей и собой. Витя поднял глаза, увидев то, чего ему вообще не хотелось бы видеть: Поспелова замерла в дверях, чуть приоткрыв рот, и неотрывно смотрела на него. Даже за плотным паром он видел её расширившиеся зрачки и часто вздымающуюся грудь. Ну, естественно, именно сейчас она решила зайти! — Я… нам надо идти через десять минут, — Вика сглотнула слюну, заставляя себя смотреть в лицо парню. Не ниже. Не отрывать взгляд от его глаз. — Я подожду тебя внизу. — Поспелова наощупь что-то стянула с тумбочки, стоящей рядом с дверью, и практически отпрыгнула обратно в номер, плотно закрывая за собой дверь. Она ничего не слышала, сидя в комнате и подкрашивая ресницы тушью. Пчёлкин был прав, вода била действительно очень сильно. Девушка не различала никаких посторонних звуков. Уже натянув на себя обтягивающее платье с открытой спиной, Вика вдруг поняла, что оставила в ванной трусы. Она слишком сильно концентрировалась на том, чтобы не придушить Витю, который так же валялся на кровати, как и до её ухода в душ, а потому любые другие мысли просто не задерживались внутри её головы. Когда Витя зашёл обратно в комнату, смыв со стенки доказательство того, что секс с любой другой девушкой не решал его проблему в желании трахнуть Вику, её уже в номере не было. Ну конечно, святоша. Странная злость обхватила его пальцами за горло. Надавила на кадык. Заставила хватать ртом воздух. Она не знала, что парни дрочат? Блять, да, вот так сюрприз. Было такое чувство, словно она теперь будет избегать его. Постарается прикинуться незнакомцами. Да и похер, только к лучшему. Тогда у Вити хотя бы останется шанс не сорваться, вернуть на место самоконтроль. Собрать его из пепла под ногами, в которое тот превратился.

***

Ужин в ресторане с непроизносимый названием был показательный. Такой, словно требовалось продемонстрировать, что не все русские чокнутые. Витя сразу предупредил Вику, чтобы она не лезла в разговоры. Баба, даже если она умнее всех мужиков, сидящих за столом, в рабочие моменты встревать не должна. В любой другой день Поспелова бы запротестовала, рассказала ему о том, что она не бесплатное приложение, а квалифицированный специалист. Но не сегодня. Девушка была даже рада сидеть, молчать весь вечер, лишь улыбаясь и изредка отвечая на комплименты, ей адресованные. Мало того, что её абсолютно выбил из колеи вид Пчёлкина в ванной комнате, так ещё и он сидел сейчас рядом за столом, закинув руку на спинку её стула так, словно между ними не существовало никакого напряжения. Будто он был абсолютно расслабленным. Хотя, вероятно, он таким и являлся после того, как «принял душ». Едва заметное касание кончиками пальцев к спине. Почти неощутимое. Его можно было принять за галлюцинацию, вот только мурашки, расходившиеся от места соприкосновения кожи к коже и несущиеся вниз, к пояснице, не давали усомниться в реальности происходящего. Это выглядело так, будто он просто облокотился. Но Витя никогда не делал ничего просто так, поэтому едва ли. Едва ли это оказалось случайностью. То ли вино настолько ударило в голову, которого она выпила, к слову, четыре бокала, когда её нормой для успешного функционирования мозга требовалось ровно на один меньше. То ли от такой опасной близости к ней Вити, но сознание девушки уже отказывалось подчиняться. Её спасли партнёры, порядком уставшие от переговоров, договорившись с Пчёлкиным встретиться завтра в офисе и пожелав паре доброй ночи.

***

Добраться до номера. Просто проехать в лифте и потом дойти. Желательно, постараться не упасть. Такая лёгкая и одновременно с тем непосильная задача, когда на ногах — тонкие шпильки, а в организме плещется вино. Слишком сложно. Едва заметно, когда до спасительной лифтовой кабины оставалось пару шагов, Вика оступилась. Предательские каблуки. Витя подхватил её, моментально прижав к себе. Это не было желанием обнять. Скорее просто какой-то инстинкт. Один из тех, который заставляет тебя отдёрнуть человека с края крыши. С той лишь разницей, что он сейчас её толкнул в это самое свободное падение. И прыгнул следом. Поспелова тонко простонала ему на ухо, стоило Пчёлкину лопатками впечатать её в стену лифта, кончиком языка проводя по шее. Сумасшествие. Он взял её за подбородок и мгновенно втянул в поцелуй, выбивая из лёгких весь воздух, а из-под ног — почву. Заставляя цепляться за его предплечье, шею, оставлять отметины своих ногтей на коже. Как только двери лифта закрылись, и он поехал наверх, Витя сжал бедро девушки в ладони с такой силой, что Вика не сомневалась: завтра она обнаружит на этом месте синяки. Впрочем, сейчас это казалось таким неважным. Он углублял поцелуй, наклонял её голову так, как ему было нужно. Пчёлкин делал с ней всё, что хотел. А она отвечала. Это было похоже на то, как поджигали коктейль в баре. Он вспыхивал молниеносно, горел пламенем, и инстинкт самосохранения подсказывал, что нельзя подносить его близко к лицу. Вика всё равно поднесла, выпивав залпом. Ведь знала наверняка, что получит удовольствие. Было бы правильно сказать ему сейчас твёрдое «Нет». Оттолкнуть, заставить извиниться. Сказать, будто он не имел права так делать. Послать к чёрту и уйти вниз. Снять другой номер. Поспелова бы собой гордилась. Только она бы никогда не смогла так поступить. Не с ним. Поэтому Вика просто вложила свою ладонь в его, когда двери лифта распахнулись на третьем этаже, оповещая о необходимости выйти. Каким-то чудом они добрались до номера, не упав по дороге и не сломав себе ничего. Пчёлкин притягивал Поспелову к себе за талию, блуждал рукой по спине, лопаткам и пояснице, пока девушка целовала его в шею, чуть втягивая, покусывая кожу, оставляя едва заметные отметины, которые завтра станут сине-багровыми. — Я тебя так сильно хочу, — прохрипел Витя, закрывая дверь номера и стискивая Вику в своих руках. Хотя вряд ли эти слова были необходимы. Она чувствовала всё и так, вжимаясь в него. Опустив девушку на кровать, он дёрнул за тонкую бретельку платья вниз, создавая в комнате, помимо частых вздохов, звук разорвавшейся ткани. — Что ты… — Поспелова не успела договорить, сорвавшись на стон. Пчёлкин облизал её сосок и чуть прикусил, создавая контраст между ощущениями. — Я куплю тебе таких десять, — очерчивая языком ареолу и пытаясь нащупать пальцами молнию на платье, выдохнул он. Чувствуя хаотичные движения ладонью по её телу, Вика не сразу поняла, что он хотел, но, сообразив, сама расстегнула молнию и сбросила с себя лишнюю одежду куда-то в сторону, пока парень стаскивал рубашку с брюками. — Ты знаешь, Поспелова, чего я никогда не понимал? — спросил Пчёлкин, опускаясь обратно к ней и целуя куда-то в ключицу, пока его пальцы оглаживали клитор Поспеловой, откровенно дразня. — Ч-чего? — её голос балансировал на грани стона и мольбы. — Как тебе удаётся быть такой сукой и при этом самой лучшей в мире. — Он наблюдал за тем, как девушка открывала рот, собираясь ответить, но обратно закрывала его и вжималась в кровать, не в силах больше сдерживаться. — Это называется… ах… — Двумя пальцами Пчёлкин поддел её бельё. Оно отправилось туда же, где уже валялось платье. Витя вставил в неё палец, отмечая про себя, что влага стекала по фалангам и костяшкам. Она его хотела. — Это называется талант. — Расскажешь мне ещё о своих талантах? — Он вёл этот диалог, как светскую беседу. Будто бы сейчас не заставлял Вику извиваться под своей рукой, умоляя о большем. — Я… Вить, пожалуйста, — практически прохныкала девушка. — Какой жалобный тон, — нарочито ласково произнёс Пчёлкин, — но я не понимаю, о чём ты говоришь. — Я хочу. — Ещё одно движение бёдрами. Он буквально замер. Не двигал пальцем ни на миллиметр. Она сама насаживалась на него. — Скажи мне, чего ты хочешь, и я тебе это дам. — Издеваясь на Викой в этот момент, Витя, по правде говоря, издевался и над собой. Даже в большей степени. Однако ему было важно, чтобы она попросила. Чтобы Пчёлкин услышал, чего конкретно она хотела. И кого. — Я хочу тебя, — прошептала Вика, притягивая к себе за шею Витю. — Пожалуйста. От её тихой просьбы член начал болезненно пульсировать. Парень стянул с себя боксеры и кинул в сторону, проходясь головкой по мокрым складкам, толкнулся внутрь. Поспелова зашипела от этого ощущения, но сразу же подалась бёдрами навстречу, прося продолжать, не останавливаться. Ожидаемо. Естественно. Само собой разумеющееся. Так, словно это задумывалось с самого начала. Не поездки, нет. С самого их знакомства на линейке первого сентября, когда они оба пошли в первый класс. Ну, вряд ли тогда планировалось прямо то, что происходило сейчас, но нечто однозначно про близость. Наверное, духовную. Кто теперь уже выяснит? Пчёлкин двигался в ней, доказывая, что её брак — это тупая ошибка. Терзал её губы даже не в поцелуях, а в какой-то извращённой их форме. Он кусал, зализывал ранки, оттягивал её нижнюю губу и снова проникал языком в рот, заглушая рвущиеся наружу стоны из груди Поспеловой. Вика до боли в пальцах сминала одной рукой простынь, второй держась за его шею, пока парень входил во всю длину резкими движениями. Ему этого было мало. Недостаточно. Тогда Витя взял её за подбородок и отрывисто сказал, чуть отодвигаясь: — Смотри на меня! — Вика распахнула глаза, и он засомневался в её адекватности. Взгляд был настолько расфокусированным, пьяным от желания, что вряд ли она вообще хоть что-то соображала в данный момент. Витя почувствовал, как вокруг его члена стала распространяться нарастающая пульсация, означающая то, что девушка скоро кончит. Он перевернул Вику на живот и практически лёг сверху, поцеловав во впадину между плечом и шеей. Пчёлкин перестал окончательно сдерживаться. Начал вбиваться в Поспелову, проводя большим пальцем по нижней губе девушки. — Вить… я больше… ах, — она ловила губами подушечку и целовала её между частыми вздохами, — не могу. — А не надо было, блять, — пульсации стенок нарастали, а Вика чуть приподняла бёдра, меняя угол входа, — да, вот так, меня называть скорострелом. — Ты меня шлюхой назвал! — Поспелова ощущала грань. Ещё каких-то пару толчков, и она рассыплется прямо на этой простыни. — Не было такого. — Резко войдя, Пчёлкин подхватил её за живот и приподнял, продолжая вбиваться, когда девушка вскрикнула и задрожала. Только благодаря какой-то невероятной выдержке он продержался добрых десять секунд, а после кончил следом за ней, оставаясь внутри. Обессилено упав сверху на Вику, парень пытался восстановить дыхание. Она тоже не шевелилась, удерживая негу, которая сейчас растекалась волнами по телу, обволакивая её полностью. Поспелова бы могла сейчас поклясться ему в верности навечно, если бы он только попросил. Могла бы пообещать развестись с Лавровым, если бы только Пчёлкин озвучил это желание. Вику пугало такое абсолютное подчинение человеку, который, по-сути, был даже не любовником. Она не могла подобрать определение их отношениям, они ведь не разговаривали на эту тему. Это была какая-то химическая реакция. Что-то про смешивание двух реагентов, которые дали абсолютно взрывоопасный эффект. В прошлый раз после секса он чувствовал себя использованным. Было бы проще, люби он Вику до одури, а она его в ответ — нет. Это было бы не так болезненно. Но когда женщина, ради которой ты готов на всё, спешит отмыться от секса с тобой — вот это уже действительно больно. Будто она считала это чем-то неправильным, но не могла противиться желанию. Ему было недостаточно того, что она его ровно с того момента, как возбудилась, и до того, как кончила. В другое время Пчёлкин был для Поспеловой так, одним из нескольких людей в жизни, которые стояли где-то на фоне. Зато сейчас всё было иначе. Он не списывал это на алкоголь или усталость. Если бы тогда, в квартире, она бы заявила, что счастлива с Лавровым — да. Но не после её ответа. Он осознавал, был уверен: Вика действительно его хотела. Пчёлкин не знал наверняка, насколько сильно, но какая разница? Главное — она рядом. Лежала мокрая от пота прямо под ним и сплетала их пальцы. На ней не было этого мерзкого обручального кольца, которое рушило иллюзию, будто она могла быть его по-настоящему.