По законам жанра

Представлять это было сложнее, чем сделать в реальности. В её мыслях они непременно долго выясняли отношения, кидались какими-нибудь взаимными обвинениями, возможно, даже покрыли трёхэтажным. Но ничего этого не произошло. Оказалось, напряжение уже было на пределе. Они просто его выпустили. Целуя друг друга, Витя и Вика буквально облизывали оголённые провода, заставляя те посылать разряды тока по венам. Испарять кровь, наполняя сосуды чистейшим безумием. Это было похоже на действие какого-то наркотика. Когда все чувства отключались, чтобы работало одно. В их случае это было желание. Пчёлкин раскинулся на кровати, привалившись к спинке, и гладил ноги Поспеловой, которые она закинула ему на живот. Они не стали включать свет, видимо, боясь, что тогда всё происходящее раньше запросто может исчезнуть. Было так страшно узнать, будто это сон. Просто плод фантазии, подкинутый настолько вовремя. Даже если это он, то пускай не заканчивается. Пусть длится вечность. — Как ты вообще умудрилась выйти замуж? — спросил Пчёлкин, проводя ладонью по её голени и чуть сжимая. — А хер его знает, — Поспелова приподнялась на локтях, желая лучше видеть парня. — Само получилось. — Я так охуел, когда ты показала кольцо. Потом стал пробивать: кто, чего, — он вспоминал, как заставлял Фила искать любую информацию на потенциального соперника. Хотя, какого уж потенциального? Тут в неуверенном положении был только сам Витя. — А потом узнал, за кого конкретно, и решил, что ты рехнулась. Ну, знаешь, прямо реально башкой поехала. — Пообщайся с Соней на эту тему, — Вика легко толкнула его в грудь. Как он вообще допустил даже мысль, будто у неё не всё в порядке с головой? — Она полностью с тобой солидарна. — А вы ещё дружите? — Да, — подтвердила Поспелова, кивнув, — когда ты меня кинул, кроме Соньки никого и не осталось рядом. — Кто кинул? Я? — Пчёлкин в момент подскочил и оказался рядом с ней. — Напомню тебе, красавица, что из нас двоих переехал не я. — А мне нужно было сидеть у твоих родителей на кухне сколько? Год? Десять? — Она забрасывала его вопросами, не успевая договорить один и уже начиная другой. — Чтобы что? Узнать, что тебе на меня плевать, раз ты не позвонил ни разу? Да, она была права. Чертовски права. Он действительно тогда проебался. Ему ничего не стоило узнать всю подноготную на Андрея. Если бы захотел, наверное, выяснил бы, какие на том трусы. В секунду Витя вдруг осознал, что приложил намного больше усилий, лишь бы сделать ей больно своим появлением в квартире, чем до этого, чтобы её найти. А ведь он же мог! Пчёлкин знал, где она училась. Знал, с кем дружила. Ему и в голову тогда не пришло позвонить Соне, всё разузнать. Он просто упивался своей болью, желая вдоволь настрадаться. Потешить внутренний голос, который нашёптывал, будто она поступила ровно так же, как Елисеева. Не дождалась. В его глазах всё выглядело именно так. Вите не нравилось вспоминать, что он не звонил ей ни разу. Ведь это звучало оправданием для Поспеловой и камнем в его собственный огород. А хотелось остаться чистеньким. Хотя бы здесь. — Я как только с Урала вернулся — сразу к тебе. — Пчёлкин лёг обратно, пытаясь восстановить подобие спокойствия в голосе. — А там бабка живёт. Говорит мне, мол, не знает никакой Вики. — Это логично, — кивнула Поспелова, — я в тот момент уже с Андреем жила. Их разговор не напоминал выяснение отношений. Пускай в словах и сквозили обвинения, ловко вплетаясь в буквы, всё равно это не звучало полноценным скандалом. Скорее, что-то вроде выстраивания мостика между их прошлым и будущим. Факты один за одним складывались брёвнышками в ровную конструкцию. Давали возможность Вике и Вите перейти от берега, где им по семнадцать лет, и они ещё не до конца осознавали происходящее, на другую сторону, в настоящее. Где уже глупо отрицать взаимные чувства. — Почему ты на юрфак поступила в итоге? — Пчёлкин собирал в своей голове её жизнь по кусочкам. Даже те части, которые, казалось бы, он знал. — Я же помню, как мечтала филологом быть. — Мои истории про то, что хотелось ловить преступников, тебя не убедили? — уголок губы Поспеловой полез вверх, понимая, к чему всё шло. — Неа, — усмехнулся парень, начав внимательно вглядываться в лицо девушки, наполовину скрытое тенью. — Ну, тогда скажем так, — она подбирала слова, искала обходные пути этой истории, — хотела, чтобы ублюдки получали по заслугам, а их жертвы были отмщены. — Откуда такой порыв? — Думаешь, я не способна на альтруизм? — бровь Поспеловой изогнулась. — Думаю, что с темы соскочить пытаешься, — парировал он. Вздохнув, девушка предприняла ещё одну попытку уйти от прямого ответа. — Я знаю, каково это, когда мудак не получает за свои поступки ничего, — чеканно произнесла она. — Это ты о ком? — Пчёлкин нахмурился, пытаясь понять, в какой момент жизни рядом с ней появился кто-то, кто сделал ей настолько больно. В голову приходил только собственный образ. — О Роме. — Даже его имя далось сложно. Потому что вслед за этими четырьмя буквами выплывали из глубин памяти все те вещи, которые происходили с Викой на заброшке. Опять становилось мерзко. Гадко. — Который тебя с выпускного забирал, что ли? — Как удивительно: он вспомнил именно этот момент. Не тот день, когда спровадил Шатунова от её подъезда, а конкретно выпускной вечер. — Ага, — Поспелова посмотрела на свои ноги, на поглаживающую её голень ладонь Пчёлкина. Всеми силами она старалась скрыть глаза, в которых уже встали слёзы. — Чё он сделал? — К своему несчастью, парень слишком внимательно наблюдал за ней и ровно поэтому сразу заметил изменения. Он следил за каждой эмоцией на её лице. Как только Витя увидел странный блеск в глазах красавицы, в его черепной коробке имя «Рома» сменилось на более подходящее. Теперь он назвал его сукой. Вика шумно выдохнула, стиснула зубы и тихо начала говорить то, что произнесла вслух лишь раз. Той мерзкой бабе-психологу. — Я этого не хотела, — едва уловимый всхлип. Почти незаметный. Его можно было принять за нервный выдох Поспеловой. И очень, очень болезненный тон голоса. Буквально за несколько произнесённых девушкой слов Пчёлкин покрылся мурашками. — Просила его остановиться, не трогать меня, отпустить. Пыталась отталкивать, а он мне руки сзади скрутил и держал. — Она уже не сдерживалась, во всю плакала, продолжая рассказывать. Лицо Вити превратилось в удивлённо-ошарашенную маску, но руки... Он больше не гладил Вику по ногам. Его ладони сжались в кулаках до побелевших костяшек. Сука. — Орать пробовала, а он рот рукой зажал. Я рыдала, кусать ладонь даже пыталась, представляешь? А он меня сзади в это время драл и стонал. — Блять, — сказал на выдохе парень. Это был максимум, на который он оказался способен. Одновременно в нём разрывалось желание порвать суку и прижать к себе Поспелову. Лишь бы больше она никогда не плакала из-за этого. — Вот так вот, — наконец, девушка смогла открыть глаза, посмотреть на Витю впрямую. — Он тебя изнасиловал, — это не звучало как вопрос. Это им не было, на самом деле. Всё и так было понятно. Но почему-то Вика решила ответить. — Да, — кивнула она будто самой себе. Девушка заставляя саму себя ещё раз убедиться в том, что она жертва, а не виновница случившегося. — Почему ты нихуя мне не рассказала? — теперь в голосе Пчёлкина появилась ярость. Она была обращена не к Поспеловой, однако он всё равно не смог скрыть её за мягким тоном. — Я бы могла сейчас сказать «А что бы ты сделал?»… — Витя перебил, не дав Вике закончить. — Убил бы, — процедил сквозь зубы Пчёлкин. — Захуячил до смерти. — Знаю. — Она посмотрела на него с такой нежностью, с такой благодарностью. — Вот поэтому и не сказала. — Твою мать, Поспелова, как ты это выдержала? — Ярость никуда не ушла. Разъедающая злость оставалась была внутри парня, даже набирала обороты, подпитываемая новым чувством. Жалость. У Вити появилась необходимость прикоснуться к Вике, почувствовать её рядом. Он подтянул девушку за ногу, и та, поняв, чего он от неё хотел, забралась под руку Пчёлкина, утыкаясь губами в ключицу и целуя кожу на косточке. — Понятия не имею. — Кто ещё в курсах об этом? — Он думал о том, знал ли Белый. Тогда, на проводах, когда они уходили разговаривать. Она рассказала ему? — Ты единственный, — выдохнула Вика между поцелуями, поднявшись к шее. В этом не было какого-то сексуального подтекста, скорее благодарность, выраженная в ласке. — Пиздец. — Пчёлкин прижал её ближе к себе и дотронулся губами до макушки. Он вспомнил, как кинул какую-то фразу про её разбитые колени и суку. Стало тошно. Настолько же тебе было тогда хуёво, Поспелова? Почему ты нихера мне не рассказала? Как могла сидеть и улыбаться? — А потом что? — Я не звонила, он тоже, — руки Вики легли на шею парня, а губы уже порхали по щекам. — Через несколько дней набрала, трубку мамаша его взяла. Сказала, мол, нет у Ромочки никакой девушки, вы ошиблись. — В смысле? — Пчёлкин чуть отодвинулся, пытаясь понять что к чему. — А у него через пару дней свадьба была, прикинь? — рассмеялась Поспелова. Это была самая мерзкая и комичная часть в истории для неё. Ведь такого она точно ожидать не могла. — Охуеть. Пазл Пчёлкина, который никак не хотел собираться в голове ещё с 89-го, сложился. Теперь он понял, почему она вздрогнула, когда Витя дотронулся до её щеки на кухне дачи Царёвых. Почему дёрнулась, когда он почти вошёл. Понял, что не показалось ему тогда, будто в глазах слёзы заметил. Их первый раз, который для Пчёлкина был самым, наверное, нежным и лучшим в жизни, для Поспеловой являлся пыткой. Желание прикончить суку возросло в геометрической прогрессии, хотя ещё минуту назад казалось максимальным. Этот разговор выжал из Вики все силы. Буквально опустошил её. Она проваливалась в сон, слушая стук сердца Вити и подстраивая своё дыхание под его. Уже практически падая на мягкие подушки сновидений, она услышал где-то около уха совсем тихий шёпот, который можно было принять за фразу, подкинутую ей дрёмой. — Моя маленькая сильная девочка, — наблюдая, как подрагивали веки Поспеловой, произнёс Пчёлкин. — Моя красавица. Моя.

***

Роль Вики в этой поездке была максимально простой — украшение. Её задачей являлось расположить к себе мужчин на ужине в первый вечер достаточно, чтобы последующие три дня они шли на уступки в переговорах. Витя утром уезжал в офис, раздражаясь необходимости ранних подъёмов, проводил там время до вечера и возвращался в гостиницу с бумагами. Поспелова их читала, делала какие-то пометки и объясняла Пчёлкину, где они неплохо так дожимали, а где их, откровенно говоря, наёбывали. В эти моменты, когда парень садился рядом с ней и, внимательно слушая, впитывал каждое слово, они становились командой. Никаких прикосновений, поцелуев или прочей ерунды. У них прекрасно получалось разделять дела и личное, что удивляло обоих. После того, как все рабочие вопросы были закрыты, Поспелова с Пчёлкиным выходили гулять по городу. Тут было так легко представить, будто они просто пара влюблённых. Приехали в мини-отпуск, вырывались из душной Москвы. Вика держала его за руку, не боясь появившегося из-за угла какого-нибудь знакомого. Витя прижимал её к себе за талию и нежно целовал, не опасаясь того, что их застукает кто-то и доложит благоверному девушки. Хотелось осесть здесь и больше никогда не возвращаться в Россию, не рушить эту картинку двух влюблённых без каких-либо отягощений из обязательств перед другими людьми. — Во сколько у нас завтра самолёт? — листая меню, половина которого была на немецком, а вторая — на русском, и выбирая, спросила Вика. — Вроде в десять, — пожал плечами Пчёлкин, — надо будет посмотреть, как вернёмся в гостишку. Просто пара. Обычные парень и девушка. Он в чёрных брюках, совпадающих по цвету с рубрикой. На его запястье блестел золотой браслета, а на шее цепь из того же драгоценного металла. На среднем пальце правой ладони — печатка. Она выбрала чёрное обтягивающее платье мини. Настолько тесное, что Пчёлкин удивлялся, каким образом там вообще поместились трусы. Ещё лёжа на кровати в номере и наблюдая, как Вика ходила в стрингах, которые она упорно называла бельём, а не верёвочками, он тысячу раз пожалел о приглашении на этот дурацкий ужин. Сам ведь позвал! Теперь Вите хотелось остаться в гостинице. Весь вечер, вообще без передышки, они откровенно издевались друг над другом. Между делом бросали двусмысленные фразы, совершенно случайно вспоминали, какую позу было бы интересно попробовать. То, что во время горячего им уже абсолютно не хотелось сидеть в ресторане, виноваты были сами. Но игра стоила свеч. В ответ на ногу Пчёлкина, которая прочертила по голени Поспеловой линию и резко исчезла, девушка решила повысить ставки. Играть по-крупному, так сказать. — Боже, здесь так жарко, — демонстративно обмахиваясь ладонью, заявила Вика с абсолютно спокойным выражением лица, наблюдая, как Витя ухмылялся, уверенный, что жарко ей стало от его действий. — По-моему, в самый раз, — пожал он плечами. Девушка рылась одной рукой в сумке, отвлекая внимание Пчёлкина, пока второй аккуратно стягивала с себя бельё. — Да где эта чёртова резинка? — она изображала крайнюю степень недовольства, снимая с каблука чёрные «верёвочки». — А, вот, нашла, — Вика неотрывно следила за тем, как подлетели вверх брови парня, когда он понял, что она завязала на волосах. Поспелова еле сдержала победоносную улыбку. Резко жарко стало самому Вите, и тут уже помочь просто глотком коньяка было невозможно. Он выругался в голове за заказанный Поспеловой десерт, что означало ещё дополнительных минут тридцать в ресторане. Она сидела напротив без белья, невинно хлопая глазками, пока Пчёлкин медленно сгорал от желания. У него вдруг образовался такой голод, который не утолить не то, что ужином, вообще ничем! Даже если сейчас мамонта вынесут, он всё равно не даст чувство насыщения. Единственный человек в мире, который мог ему помочь — Вика, сидящая напротив и делающая глоток вина. Пчёлкин не отсчитывал, сколько положил в небольшую книжечку со счётом. Ему хотелось, чтобы существовала какая-то магия, способная перенести их отсюда прямо в номер. Однако Поспелова не была готова так быстро сдаваться. — Может, прогуляемся? — улыбнувшись, спросила девушка. — Ещё хоть одна минута, пока мы не едем в гостиницу, и ты сама будешь объяснять этим людям, почему я снимаю с тебя платье прямо здесь, — прошипел Витя, волоча её за руку на выход. В этот раз никаких секс-рекордов они не ставили. Даже если бы очень сильно захотели, то не смогли бы. Слишком долго мучали друг друга в ресторане, чтобы сейчас растягивать события. Поэтому из лифта в номер девушка шла босиком и в мятом платье, а Пчёлкин почти что бежал, заставляя Поспелову шевелить ногами быстрее. Его вид практически не выдавал начавшегося ещё в лифте, с тем лишь исключением, что губы и щёки парня испачкались красной помадой, которая стёрлась с губ Вики в поцелуях. Всё стало настолько просто, настолько правильно, что аж пугало. Пчёлкин рядом. Целовал её и обнимал. Говорит какие-то пошлые вещи на ухо, которые, даже не особенно смущающаяся Вика, встречала алыми пятнами на щеках и шее. Она ведь замужняя девушка, закрутившая роман на стороне. Это было буквально клише. Поспелова терпеть их не могла, но конкретно это… это ей нравилось. Оно было слишком возбуждающее. Манящее. Заставляющее голову идти кругом.

***

— Вить, я хотела поговорить, — начала Поспелова, поправляя ремень безопасности в самолёте. Они парили в воздухе уже около часа к тому моменту, как она решилась на этот разговор. — Блять, я знаю этот тон, — не сдержавшись, Пчёлкин закатил глаза. — Если ты сейчас скажешь, что нам нужно всё забыть, я тебя пристрелю прямо здесь. — У тебя нет оружия, — Поспелова расплылась в улыбке, накрываясь пледом, который минутой ранее принёс бортпроводник, — но я не об этом. Я не хочу, чтобы кто-то знал о… нас. — Так мы теперь «мы»? — Усмешка. Естественно, она опять вернулась на его лицо, как только он понял, к чему клонила девушка. — Ну, о тебе и мне, если так лучше… — Пчёлкин рассмеялся, перебивая её. — Нет, мне больше нравится «мы». — Он придвинулся ближе, закрывая спиной обзор другим пассажирам на Вику. — Так ты хочешь скрываться, чтобы Андрюша не ушёл? — На имени мужа Поспелову передёрнуло, будто Пчёлкин в красках описал ей, как из человека вынимали кишки. — Даже если ты трахнешься со мной на его глазах, он воспримет это за шутку. — Рука парня скользнула под плед, и пальцы очертили кружево на чулках. — Но ты прав, я хочу, чтобы мы оставались в секрете. — А в этом что-то есть, — протянул Витя и провёл подушечками пальцев выше, моментально забираясь под ткань белья Вики, собирая влагу и толкаясь внутрь. — Секретные отношения… — Девушка слишком громко простонала, рискуя обратить на них взгляды пассажиров. — Тш-ш, тихо, — прошептал Пчёлкин ей в шею, медленно совершая поступательные движения пальцами, — ты же не хочешь, чтобы люди вокруг подумали, что мы занимаемся какими-то непотребствами? — он изогнул бровь, и уголок его губы нагло потянулся вверх. — Непотребство… м-м-м, — Вика вцепилась в подлокотник, закрывая глаза и откидывая голову назад, пытаясь сдерживать стоны, параллельно отвечая ему. — Непотребство — твоё второе имя. — Да что ты говоришь? — Парень подогнул пальцы внутри и нажал на переднюю стенку, заставляя Поспелову сжаться, закусив косточку указательного пальца. — Блять… — Грязный ротик, — цокая, ответил Витя. А после этого, вынув из разочарованной Вики, которая не успела кончить, пальцы, вставил их ей в рот, жадно наблюдая за движениями её языка и головы. Тысячу раз он пожалел, что в самолёте нельзя заниматься сексом. Ещё столько же, что вообще затеял это всё. Вика не останавливалась, а каменный член упирался в брюки до болезненного дискомфорта. К счастью, ни другие пассажиры, ни бортпроводники ничего не заметили. Ну, или сделали вид, за что им тоже большое спасибо. Поспелову, как лавиной, накрыло осознание того, что Пчёлкин понял ещё в номере отеля после их первого секса в Германии. Любовь. Она так явственно её сейчас ощущала, могла поклясться в этом хоть на Библии, хоть на чём угодно другом. Это не было похоже на что-то милое и приятное. Нет, это было иначе. Любовь к Пчёлкину не была для Вики чем-то светлым, прекрасным, чистым. Она была завораживающе-пугающей. Как нечто абсолютно неотвратимо-кошмарное, разрушающее всё вокруг. Как несущийся на человека локомотив. Машинист сигналил, просит уйти с рельсов, передумать, а этот чокнутый стоял и ждал конца, раскинув руки в стороны с бешеной улыбкой на лице. Поспелова одновременно была и этим самоубийцей, и сторонним наблюдателем. Тем самым, который отводил взгляд, отворачивался, но всё равно боковым зрением подсматривал, надеясь увидеть как можно больше ярких красок. В основном алых. Потому что это интересно. Необычно. Омерзительно и чарующе. Восхитительно в своей неумолимости и до тошноты противно в своей чудовищности. Да, именно такой была их любовь. Грязной и в этот же момент кристальной.