或許全部 - ВОЗМОЖНО ВСЕ

      Первые восторги поутихли уже ко второму сяоши пути, когда они, еще толком не проснувшиеся, поеживающиеся на холодке раннего горного утра, встали на мечи и под руководством сразу двух наставников, точнее, мастера Лань Минбая и наставницы Лань Гаоюй вылетели куда-то на запад, к границам территорий ордена Гусу Лань. Какие уж тут восторги, если летели очень медленно, ориентируясь на скорость самого слабого из учеников, точнее, на самую слабую из учениц, которой, конечно, оказалась дева Лань, едва-едва прошедшая отбор для первой Ночной охоты.       Аи слегка злилась — их могли бы поделить на группы по силам, отправить в разные места и за разной добычей, а теперь, очевидно же, что наставники выбрали какого-нибудь слабенького призрака, с которым гарантированно справится даже эта дурочка, на последнем испытании перепутавшая талисман подавления со световым. Хотя Аи и говорила, что ей безразлично, на кого их отправят охотиться, но что за Ночная охота такой оравой? Их же три десятка человек! Половина, конечно, Лань, остальные — приглашенные ученики. Ну вот хотя бы своих могли повести отдельно? Аи осеклась в мыслях: тогда бы Лань Цзинъи с ними тоже не было.       На привале, впрочем, их всех постигла первая неожиданность: ученики Гусу Лань под присмотром догнавших группу наставников и наследника Лань отправлялись в другое место. От затопившего глаза Цзинъи отчаяния вчуже стало больно, но протестовать юноша не посмел, только попрощался с ними взглядом и взлетел, замыкая строй адептов в бело-голубых одеяниях.       Так что дальше шли пёстрой группой приглашенных учеников. Наставники шли впереди и говорили о чем-то своём. Юнцы, избавленные от пригляда всё же несколько консервативных — или же просто не желающих позориться перед наставниками — соучеников-Лань, распоясались, отовсюду начали лететь шуточки и похвальба, кое-кто даже осмелился подойти ближе к стайке девиц… Аи от этой стайки откололась ещё в самом начале, и шла сейчас между Цяо и Юанем. Вид соучеников, ведущих себя словно на праздной прогулке, и не особо реагирующих на это наставников окончательно убедил: сегодня они хорошо если одного мертвяка всей толпой загонят, на что-то посерьёзнее и рассчитывать не стоит.       Наставники всё же вскоре оторвались друг от друга, и на самых распоясавшихся посыпались замечания, так что несколько наказаний было роздано ещё до настоящего начала охоты. Девицам, ошалевшим от внимания такого количества юнцов, в том числе.       Ни Аи, ни её шисюнам замечаний не досталось, что заставляло довольно щуриться. Это был прекрасный шанс показать соседкам, кто из них чего стоит! Несмотря на то, что открытого противостояния, как со многими из дев Лань, с ними у Аи не было, приглашённые ученицы всё же придерживались стороны хозяек и после случая с очагом общаться с Аи не стремились. Не сказать, чтобы это ее сильно печалило. То есть, конечно, бывало совсем грустно, особенно в ненастье, когда из яши даже погулять было не выбраться. Но все же Аи не слишком сильно страдала от всеобщего отчуждения, занимая себя медитациями — и они дали плоды. Ее призрачный вьюрок уже мог нести послание в пару предложений, а вызывать его она могла хоть каждый день, чем и пользовалась, обмениваясь с женихом посланиями каждый вечер. Или не каждый, если он бывал занят на Ночной охоте или уставал так, что валился в постель и засыпал, не успев пожелать ей доброй ночи.       В общем, нет, ее не печалило отношение чужих дев. Ей с ними детей не растить. А с остальными девами ее круга — Цзинь Вэйфэн и Вэйчуань, Не Жулань, подругами из Фэнхуан-Во и из деревни чжичжуся — у нее были отличные отношения, она скучала по ним и ждала момента, когда все дети Великих орденов и Чуньцю Вэй соберутся снова вместе, даже не важно было, где — в Ланьлине, в Цинхэ, в Юньмэне или в Чуньцю. Главное, что снова вместе.       Когда самых буйных из учеников усмирили — началось подобие охоты. Наставники почти не вмешивались, разве что не давая им разбредаться слишком далеко друг от друга. Сначала Аи на такую неорганизованность сердилась — это что за охота вообще такая, и зачем здесь вообще наставники, если она происходит вот так! — но потом услышала сдавленный смешок Юаня. В ответ на удивленный взгляд он шепнул Аи на ухо:       — Ох, много мы бумаги переведем, пока будем писать сочинение на тему «что мы сегодня сделали не так»!       Аи оглянулась вокруг — и тоже поняла. Им ведь преподавали, как следует себя вести на групповой Ночной охоте! А они вместо этого что устроили?       Впрочем, когда их догнало это озарение — было уже далеко за полночь, и рассчитывать за остаток ночи организовать толпу подуставших юнцов во что-то приличное и надеяться не стоило. Вскоре небо и вправду начало светлеть, и наставники отправили их обратно на постоялый двор.       В деревушке, возле которой крестьяне видели ходячих мертвецов и еще каких-то призраков, постоялый двор оказался достаточно вместительным, чтобы поселить дев в две комнаты, а юнцов — в оставшиеся после того, как наставникам отдали две лучшие. Аи даже легла поспать и задремала на пару сяоши, но здесь не было тишины Облачных Глубин, которая царила в резиденции ордена даже днем, а от неумолчного шума родной Пристани Лотоса Аи успела основательно отвыкнуть, да и от упорядоченной суеты Гнезда Феникса тоже. Чей-то недовольный бубнеж, раздававшийся словно над самым ухом, разбудил ее, и снова уснуть вот так сразу Аи не сумела. Пришлось вставать, плестись на улицу, где под навесом расположилась летняя умывальня с нагретой на солнце водой. С Юанем она столкнулась именно там.       — Не спится, шимэй? — бледно улыбнулся тот, вытирая лицо от воды. — Мне вот тоже. Все-таки Юньшэн — ужасно вредное место. Разбаловал тишиной.       Аи согласно вздохнула. Умывание взбодрило, и возвращаться спать пока не хотелось — так что Аи устроилась рядышком под навесом, лениво рассматривая небогатое убранство двора. Юань сел рядом, привалился плечом:       — А вот Цзян Цяо всё нипочём, даже когда я вставал — не шевельнулся.       Аи привычек сна Цзян Цяо не знала и сказать ничего не могла, так что ещё какое-то время сидели молча. Спать всё ещё не хотелось; теплый, солнечный день настраивал на созерцательный лад, и Аи подумывала о медитации — но было слишком лениво.       — Шимэй, тебя не удивило, что в задании говорилось о ходячих и духах, а вечером крестьяне о мертвецах даже не обмолвились, да и на охоте мы не увидели ни единого следа от цзянши? — заговорил Юань, и Аи встрепенулась.       Оказывается, шисюн думал об охоте, как и полагалось заклинателю, а вот она… Совсем о ней не подумала, заранее сочтя провальной!       — Когда ты сказал — удивило, — припомнив все виденное и найденное ночью, с помощью талисманов и компасов зла, которые когда-то придумал бофу, закивала Аи. — Думаешь, надо пройтись и поговорить со свидетелями еще раз?       — Думаю, что что-то тут нечисто. Компас засек направление, но оно несколько раз менялось. Это могли быть и духи, но могли быть и цзянши — иногда они передвигаются очень быстро, если напитаны достаточным количеством злобы. И сигнал для духов был слишком силен. Но ведь следов нет!       — Мы могли их и затоптать.       — Характерные отметины от когтей на кустах и деревьях все равно бы остались. Ходячие мертвецы не уходят слишком далеко от своих могил, это не лютые…       — Если только ими не управляют! — переглянувшись, в один голос закончили оба.       Они очень хорошо знали историю прошедшей войны. И Вэй Усянь слишком красочно и жутко рассказывал о темном пути, чтобы напугать достаточно для отвращения от оного. Но кому-то тьма могла показаться более привлекательной, чем праведный путь, а дяди Усяня у этого кого-то, чтобы объяснить, что из Ее когтей так просто не выберешься, у этого кого-то не оказалось.       Первым делом решили ещё раз опросить свидетелей — может, в деревню заходил кто-то выделяющийся? Тот же дядя Усянь и говорил, что тьма меняет, вытягивает из тела силы, делая своего служителя самого немного схожим с нежитью.       Пара сяоши расспросов ничего не дала, только разозлила — крестьяне ничего не знали и не видели, и Аи уже готова была сдаться — как им всё-таки повезло. Кого-то странного всё-таки видели, но не в деревне — неподалеку в лесу, в старой охотничьей хижине, кто-то поселился. В деревню не заходил — первая странность, хотя это селение к хижине было ближайшим, и ходить за всяким необходимым было бы логичнее именно сюда; вторая — был сильно немолод, старики все же выбирают прибиться к людям, этот же сторонился людей, прятался в хижине или в кустах, если окликнуть.       Они тщательно выспросили, где находится хижина, записали приметы, по которым ее можно найти. Осталось только сообщить наставникам, но…       — Что, если это просто какой-то старый бродяга или беглый раб? Потому и не выходит к людям? — задумчиво спросила Аи. — А мы поднимем на уши наставников своими сказками про темного заклинателя. Да над нами весь Гусу Лань потом смеяться будет, и дядю Усяня подставим.       Юань содрогнулся, стоило только представить, что может подвести любимого главу:       — Мы должны сперва проверить. У меня есть «тень», пойдем под ней.       А ведь они знали, что от самой обычной ловушки с сетью божественного плетения талисман «тени» не защитит… Но почему-то решили, что у предполагаемого то ли беглого раба, то ли темного заклинателя такой штуки нет и не может быть — слишком дорогая вещь, чтобы быть по кошельку кому-то, кроме адептов Великих орденов. Ну, или хотя бы крупных, вроде Балин Оуян, Мэйшань Юй или Пиньян Яо.       Даже барахтаясь в этой самой сети, спеленывающей все туже с каждой мяо, всё ещё продолжали думать, что это какая-то ошибка, недоразумение: земли были на самой границе владений Лань, и здесь вполне мог решить поохотиться кто-то самоуверенный, решивший, что в такую даль адепты Лань могут и не дойти. Всю тяжесть ситуации и глубину собственной глупости они осознали, лишь увидев, как кто-то, поразительно похожий на выданное им описание таинственного старика, подходит к пленившей их ловушке. Ничего общего с беглым рабом или бродягой, правда, у него не было: одежда темных тонов — добротная, хоть и простая; ухоженная седая бородка; такие же седые волосы, скрученные в пучок. Если бы не багровые искры в глазах, он был бы похож на обычного саньжэнь, разве что достаточно удачливого, чтобы дожить до седин.       Искры сомнений не оставляли: этот человек — темный заклинатель. Ну а сорвавшееся с его ладони облачко темной ци, окутавшее их, погружая в тяжелое оцепенение, стало лишь еще одним доказательством.       Аи, как и Юань, не потеряла сознания, просто они не могли ни двигаться, ни говорить. И когда сеть опустилась на землю, оказались абсолютно беспомощны перед пленителем. Впрочем, он ничего им не сделал, кроме того, что обшарил все еще невидимые для него тела, отыскал талисман тени и испепелил его, после чего сдернул с обоих боевые чжидуо, в рукавах которых хранились запасы талисманов, с поясов — мечи и цянькуни, не тронув ни ученических жетонов Гусу Лань, ни клановых знаков. Даже руки им связал небрежно, словно был уверен в том, что это их странное состояние не позволит освободиться и бежать. Потом из чащи вышаркали три мертвяка, от которых, кстати, не несло разложением, словно темный заклинатель, как и бофу когда-то в войну, использовал на них заклятье нетленности. Мертвяки подхватили Аи и Юаня и поволокли куда-то. Их покачивающиеся прыжки и отравление темной ци вскоре заставили Аи почувствовать дурноту и закрыть глаза. Открыла их она только тогда, когда движение прекратилось, а в следующий момент полетела на охапку сырой соломы в каком-то полутемном помещении, больше похожем на колодец с крышкой. Наверху перекрещивались балки, поддерживающие эту крышку, внизу располагалась узкая и толстая на вид дверь, проклепанная бронзовыми гвоздями, где-то на высоте в чжан из крохотного окошка лился свет, по его пыльному столбу Аи определила, что с момента их пленения прошло немногим больше двух сяоши. Мертвяки передвигались быстро, примерно со скоростью хорошего меча. За это время их могли уволочь за границы Гусу Лань в любую сторону. Но что-то подсказывало Аи, что это было не юньмэнское направление, да и не ланьлинское тоже. Скорей уж, похититель двигался в сторону земель малых кланов или Цишани.       Оцепенение спадать не спешило, дышать было тяжело, одолевала слабость. Аи закрывала глаза, прислушиваясь к такому же трудному дыханию Юаня рядом, а каждый раз, как открывала, свет в окошке становился всё тусклее. Когда в очередной раз Аи открыла глаза, то свет исчез вовсе, но зато дышать стало легче. Настолько, что Аи смогла повернуть голову и найти шисюна взглядом. Тот сидел рядом с ней, и его руки уже были свободны. Сосредоточившись, он касался ее запястья, посылая в духовные вены импульсы истинной ци, проходившие по ним волнами мятно-холодной силы.       — Шимэй, как ты? Я вроде смог убрать отравление темной ци, но разблокировать твои меридианы не могу — не хватает сил.       Аи прислушалась к себе еще раз, шевельнула рукой:       — Я уже в порядке, Юань, хватит. Не трать свои силы.       Он хмуро усмехнулся:       — Придется потратить. Аи, слушай меня внимательно. С нас не сняли клановые знаки. Но маячки в них сработают только на смертельную опасность. Отравление темной ци они таковой не сочли. Рисковать тобой я не могу и не буду. Открыть дверь тоже не могу, пробовал, но я ж не глава Вэй... Но зато могу спрятать тебя прямо здесь. А ты пообещаешь, что будешь вести себя тихо, что бы ни случилось дальше, хорошо?       Что бы ни случилось? Эта фраза вызвала в Аи почти ужас. Так что ответила она не раздумывая:       — Нет! — Для того, чтобы облечь ощущения в осознанные слова, потребовалось ещё несколько мяо. — Ты сказал: маячок сработает на смертельную опасность, но сейчас её нет. Значит, ты эту самую опасность собираешься вызвать. И как раз поэтому хочешь спрятать меня. Думаешь, я буду молча сидеть и ничего не делать, пока тебя тут убивать будут?!       От злости получилось отдернуть руку, прерывая контакт ци. Вэй Юань вздохнул, улыбнулся как-то даже грустно, потянулся и обнял ее:       — Аи… Мэймэй, ты же знаешь, что очень мне дорога? Как сестра, как моя будущая госпожа, как невеста дашисюна, да просто как моя лучшая подруга. Ты же простишь потом этого глупого Юаня, да?       А в следующий момент Аи перестала чувствовать свое тело. И не смогла выдавить из себя ни звука после того, как этот дурной герой нажал на какую-то точку у нее на горле, блокируя еще и речь. Она могла только смотреть, как он подносит ко рту пальцы и прокусывает подушечку, а после — рисует прямо на ее ханьфу талисман «тени» собственной кровью. После чего Юань поднял ее на руки, перехватив так, чтобы оставить свободной одну руку, напрягся и прыгнул, задействуя для этого прыжка ту же истинную ци. Ему удалось ухватиться за проем окна, а вторым прыжком добраться до балок под крышей. Они были достаточно широкими, чтобы она, уложенная на перекрестье, не упала, но Юань снял с себя пояс и привязал ее к балке для надежности. С его руки снова потекла ци, напитывая и активируя талисман.       — Прости, Аи. Я не могу допустить, чтобы ты пострадала.       Он прыгнул вниз и затих. Аи могла смотреть только вверх, на проклятую крышу, покрытую символами какой-то барьерной печати, и чувствовать, как по вискам скатываются слёзы. Пресветлая Гуаньинь, она простит ему что угодно — пускай только будет кому прощать!       Время тянулось, словно патока, Аи увязала в нём и теряла счёт. Ориентироваться оставалось по слабому изменению в освещении, которое здесь, под крышей, было едва заметно. Посветлело — значит, ночь закончилась. Сделалось жарче — даже под крышей — значит перевалило за полдень. Снова потемнело…       Юань иногда шевелился там, внизу — кажется, разминал мышцы, но ей больше ни слова не сказал, и вправду ведя себя так, будто здесь никого, кроме него, не было.       Аи настолько погрузилась в себя и в эти шорохи, подтверждающие: Юань жив, с ним всё в порядке, что даже сразу не поняла, что слышит. Голоса! Едва слышные даже ей, заклинательнице, шаги. После — скрип и грохот… Открыли дверь? Ещё несколько шагов и снова грохот. Вошли и закрыли.       — А, наконец вы у меня в руках, подстилки демонские. Наконец я вам покажу ваше место! — Презрительный хмык. — О, а вы быстро оправились, раз уже шевелиться можете! Вылезайте из вашего угла, трусливые шавки, а то я вас вытащу за волосы! — несколько мяо тишины. — Похоже, кто-то не понимает, когда ему отдают приказы, да? Ничего, я вас быстро научу послушанию! — Быстрые шаги, невнятные звуки… Борьба? Яростный вскрик того, незнакомого — и уже ненавистного голоса: — Ах ты дрянь! — шлепок плоти о плоть и более глухой стук, как от… падения на пол? Тихий болезненный стон. Аи напряглась, всем существом пытаясь позвать: «Юань!» — но из горла не вырвалось ни звука. Зато тот, отрыжка гуева, продолжал говорить:       — Зубастая дрянь, кусючая… Надо будет проверить, не занёс ли ты мне какой заразы, шавка. Что твой глава — шавка, безродный пёс, что вы все. Вас надо топить в той же канаве, из кот… — Осекся. — Это что? А где девка?       Смешок, болезненный и хрипловатый. Немного звенящий голос — он у Юаня всё ещё ломался, хотя когда он говорил спокойно, это не было заметно:       — Твоим людям... хах... только девок в борделе... обыскивать — вдруг к утру повезёт, завязки на поясе найдут. А вот в заклинательские рукава им лезть не стоит — потеряются ещё, выуживай их потом оттуда! Удивительно, что только один талисман упустили, а не нас в дороге потеряли!       — Ах ты ж дрянь! — снова звук удара, глухой и тяжелый, резкий болезненный выдох. — Где эта мелкая сука?! Где, я тебя спрашиваю!       И снова Юань смеется, еще более хрипло, клокочуще:       — Тебе не… не достать. Шимэй... в безопасности…       — Тварь, темная вэньская тварь!       Юань не закричал ни разу, хотя Аи могла поклясться, что слышала хруст ломающихся костей. А потом башня, или что это было, не важно, озарилась яркой вспышкой — и ненавистный голос взвился удивленным ругательством и оборвался. Вместо него прозвучали совсем другие, заставившие Аи беззвучно зарыдать от облегчения:       — А-Юань? Малыш, не двигайся, молчи, сейчас я уберу боль. — Бофу, его тихий хриплый голос.       — Гла…ва… Аи… Балки под… крышей… Тень…       — Ян.       — Понял, дагэ.       И пару мяо спустя рядом с Аи на краю балки возник окутанный пламенным ореолом Ян, ее Ян. Присел, осторожно нашаривая невидимое под талисманом тело, успокаивающе бормоча что-то ласковое — Аи уже не понимала, что, только то, что все закончилось, раз Вэй Усянь и Ян-гэ здесь.       

***

      Цзинъи тосковал.       Это была не первая его ночная охота, он уже дважды ходил со старшими учениками — но это должна была быть первая совместная охота с Юанем… Ну что же. Поглощённый предвкушением, он совершенно упустил из виду подробности, например, то, что совместным будет только вылет, а собственно охотиться ученики Лань и приглашённые будут отдельно. Что, если подумать, было логично — но всё равно обидно.       Так что во время охоты он был рассеян и удостоился нескольких замечаний от наставника. Это помогло взбодриться: Юань же его засмеёт, если он на охоте покажет себя хуже того, для кого это — первая охота! А в Юане Цзинъи не сомневался.       Задание — разобраться с призраком в заброшенном доме, — было просто смехотворным, но тем не менее провозились они всю ночь и все равно не справились — Цзинъи не мог сыграть «Расспрос» на сяо, а остальные от волнения делали глупейшие ошибки. Использовать же изгоняющие мелодии наставники ему запретили, ничуть не сомневаясь, что он-то справится, не зря же он самый старший в группе, но себя должны показать все остальные.       Злой и расстроенный задержкой, Цзинъи не смог заставить себя уснуть утром, когда вернулись в местную гостиницу. Пришлось медитировать, чтобы прогнать усталость и вернуть равновесие духа. Вечером они снова отправились в тот дом, но закончить работу пришлось все же наставникам после того, как в небе расцвел лиловый лотос в той стороне, где должна была охотиться группа приглашенных учеников. Сердце сделало кульбит и застряло в горле, перекрывая возможность дышать. Цзинъи оказался на мече раньше, чем понял, что делает.       На месте его встретил хмурый — много, много больше обычного — Цзян Цяо и встревоженные наставники.       — Что произошло? — Это было, конечно, невежливо — вот так сразу переходить к делу, даже не поприветствовав никого, но Цзян Цяо использовал клановый сигнал. И встречал его один. — Где Юань и Аи? — плевать, что не стоило использовать личные имена при посторонних, тем более — при наставниках, Цзинъи нужно было знать.       — Пропали, сегодня днём.       Наставница Лань (Цзинъи напрягся и вспомнил её имя — Лань Гаоюй) вмешалась:       — Я считаю, что не стоит делать поспешных выводов. Раньше молодая госпожа Цзян часто задерживалась во время прогулок, и возможно…       Цзинъи — катастрофически невежливо! — оборвал её:       — Все прогулки молодой госпожи Цзян проходили в компании обоих её шисюнов и часто — моей. А если так случалось, что она отправлялась куда-либо в сопровождении лишь одного из них — второй обязательно знал, куда и с какой целью они направились, а также — когда планируют вернуться. И если шиди Цзян говорит, что не знает, где они — значит, они не планировали уходить, а тем более — задерживаться!       Наставница Лань прекратила спорить.       — Я спрашивал у местных. Говорят, шимэй и шиди расспрашивали их сегодня о том, не появлялись ли в деревне странные люди, — отрывисто добавил к рассказу Цзян Цяо. — После полудня их никто не видел. Не верю, что никто не заметил, куда они пошли, но эти… люди… молчат словно камни! — его голос сорвался на рык. — А меня не отпустили прочесать лес.       Цзинъи знал, что Цяо в следопытстве — лучший из учеников своего клана. А читать следы в болотистых лесах Юньмэна намного труднее, чем в сухих и светлых лесах Гусу, и даже здесь, где уже чувствуется близость Озерного края.       — Идем. Под мою ответственность, — последнее Цзинъи выплюнул в лицо наставнику Лань Минбаю, и тот так и не открыл рта, чтобы возразить — должно быть, Цзинъи в этот момент был достаточно убедителен.       Наставник Лань пошёл с ними. Наставницу Лань Цзинъи попросил собрать адептов (не хватало, чтобы кто-то ещё пропал!) и ещё раз опросить деревенских.       То ли возросшая суета виновата была, то ли суровый взгляд Наставницы — это, в конце концов, не одинокий молодой адепт, — но вскоре, не успели они с Цзян Цяо зайти глубоко в лес, Наставница присоединилась к ним и пересказала то, что рассказали ей — а раньше, как сказал крестьянин, парочке молодых заклинателей. Теперь у них было направление, в котором искать.       На тропе к охотничьему домику сердце Цзинъи чуть не остановилось: не особо старательно замаскированные следы от сработавшей ловушки подтверждали худшие подозрения. К охотничьему домику идти больше смысла не было, стоило искать отсюда. Так сказал и Цяо, пройдя буквально пару чжанов по кругу.       — Следы ходячих. Мы искали их ночью, но не нашли ни одного свежего. И следы живого, хромает на левую ногу, но ни на что не опирается, да и хромота легкая. И… Я чувствую темную ци. Как хотите, а я обязан вызвать главу Цзян, — Цяо посмотрел исподлобья на наставников, не встретил отрицания и отошел, чтобы сложить ладони лодочкой, создавая вестника — какую-то маленькую птичку. Свое сообщение он проговорил вслух, так что слышно было всем:       — Срочно. Шимэй похищена. Вэй Чансинь тоже. Следы темной ци. Срочно. Лети! — и духовный вестник стрелой сорвался в сторону Юньмэна.       Цзинъи тем временем кивнул на Цяо и посмотрел на наставника.       — Мы также обязаны оповестить главу Лань. И главу Вэй.       Самостоятельно Цзинъи этого делать не собирался, вестники у него всё ещё получались не очень — так зачем рисковать?       Наставник принялся за вестников. Цзинъи видел, что на втором — том, что предназначался главе Вэй, его руки дрожали. О, он понимал: когда Ди-цзуньши узнает, что любимая племянница и лучший ученик похищены, Цзянху будет перевернута по камешку и по песчинке, а что ждет виновного — сложно даже представить. Глава Вэй мог быть сколько угодно мил и улыбчив, добр и ласков со своими, но Цзинъи как никто другой знал, сколько острых ядовитых зубов может прятать милая улыбка. У него было два таких «перевертыша» в качестве родителей, просто в случае с главой Вэй угрозы будут подкреплены еще и силой, которой очень сложно противостоять обычному заклинателю, совершенствующему Ян.       Разобравшись с вестниками, они продолжили искать. Следы мертвецов вели в разных направлениях; некоторые из них обрывались. Некоторые — возвращались назад, снова путая — сколько на самом деле было мертвецов? Какой след ложный, а какой — истинный? Одного мертвеца им даже удалось догнать — но это мало что им дало.       Отец с отрядом адептов прибыл буквально спустя шичэнь. Коротко опросил адептов, зло глянул на наставников — и присоединился к поискам. А пару фэнь спустя с неба рухнула еще и лиловая молния — и нет, Цзинъи мог поклясться, что кольцо было у главы Цзян на пальце, просто вокруг него сама по себе искрила ци. И хвала всем богам, что не Цзинъи пришлось объяснять ему, что случилось — эту миссию отец взял на себя.       Ближе к утру, когда поиски окончательно застопорились, в небе промелькнуло два лиловых всполоха, и на их наскоро разбитый лагерь двумя хищными птицами упали глава Вэй и его Наследник. К тому времени они прошли по самому четкому следу, отыскав еще двух мертвецов. Одного уничтожили, второго только обезвредили, уповая на знания Ди-цзуньши. Хотя и считалось, что после почти полной потери памяти тот ничего не помнит о темных искусствах, никто кроме него все равно не знал о них больше даже сейчас. Да и в начертании талисманов ему не было равных, кроме, возможно, членов клана Чжао.       Следов живых найдено не было. И, хотя рассказывал все это Вэй Усяню и Вэй Тяньяню отец, Лань Цзинъи мечтал сгореть со стыда — и за то, что до сих пор не нашёл ни зацепок, ни следов, и за то, что вообще позволил Вэй Юаню и Цзян Аи пострадать. И Цзинъи, конечно понимал, что технически он не виноват… Но ему всё равно казалось, что он мог что-то сделать.       — Дети пока не в смертельной опасности, — заметил глава Вэй. — Продолжим поиски.       И они продолжили.              Они обшаривали каждый холм и каждый овраг, чуть ли не каждое дерево на пути; они нашли ещё одного мертвеца. К полудню стало ясно — тёмный заклинатель надёжно сбил их со следа. Не помогли даже найденные мертвецы, глава Вэй смог отыскать лишь место, где их поднимали — ближние деревенские кладбища, на которых не нашлось больше ни следа того тёмного.       Единственной зацепкой оставался оборвавшийся след. Кто-то предположил, что тёмный мог встать на меч… Глава Цзян резко отмахнулся:       — Тогда их здесь целый отряд должен быть! Даже одного человека в сознании и готового помогать балансировать, нести на мече не каждому под силу, а двоих?       Это имело смысл. Тот же Цзинъи нести на своем мече ещё кого-то смог бы только очень недолгое время — а он был совсем не слабаком! А унести двоих, которые, к тому же, были или без сознания, или активно сопротивлялись — это было под силу лишь лучшим из заклинателей, которым не было нужды ни обращаться к тёмному пути, ни вообще ввязываться в… это.       — Нет, он не на меч встал, — изучив это место, вынес свое суждение глава Вэй. — Он использовал талисман перемещения, что приводит нас к интересному выводу: в Цзянху появился весьма сильный заклинатель, использующий одновременно и темную, и светлую ци. Вот только неясно, зачем ему понадобились наши дети?       Предположений не было ни у кого. Разве что…       — Может, он собирается угрожать их жизнями вам, глава Вэй, глава Цзян? И что-то от вас получить? Знания, или деньги…       Цзинъи сам не верил, что это сказал. Звучало глупо — денег хороший заклинатель и так заработает, а знания… Их никак не проверишь, пока может не стать слишком поздно — велик риск навредить самому себе, использовав намеренно искаженную при передаче технику. Но других предположений пока ни у кого не было.       — Вэй Усянь, сделай же что-нибудь! — прорычал глава Цзян, схватив своего названного брата за ворот.       — А-Чэн, успокойся, с детьми пока все в порядке. Иначе… я бы знал.       Цзинъи было очень странно и очень смущающе смотреть на эту сцену, тем более он никогда прежде не слышал, чтобы к главе Цзян обращались вот так свойски, по первому имени.       — Ты слишком спокоен!       — Нет, просто лучше держу себя в руках, — от появившейся на губах Ди-цзуньши ухмылки Цзинъи остро захотелось уединиться в кустиках. — И ты сможешь, если дашь себе труд. Метания и вопли не помогут нам найти детей. Если ты помнишь, мы с Яном кровно заинтересованы в том, чтобы с Аи ничего не случилось.       Глава Цзян заскрипел зубами, но метаться перестал. Зато решил сцедить яд словесно:       — Итак, какой-то хмырь похитил мою дочь, и мы не знаем, где она и зачем она ему. Можем лишь предполагать, что с ней всё в порядке. Никаких следов. И единственное, что у нас есть — описание этой гуевой отрыжки! Хоть иди по площадям спрашивай, не видел ли его кто!       Глава Вэй пожал плечами:       — Талисман перемещения всё же имеет ограниченную дальность действия. В никуда он уходить не мог, у него был план и обустроенное логово, а значит, пока это логово обустраивал, он мог попасться кому-то на глаза. Так что искать его так — пока действительно единственный вариант.       Дальше глава Вэй на кэ засел за расчеты, пытаясь выяснить, как далеко талисман мог унести заклинателя с добычей, пока глава Цзян занимался оповещением ближних к этому месту орденов и кланов — силами одних только Лань, Цзян и Вэй они народ опрашивали бы ещё неделю минимум, не говоря уже о том, что заходить крупными отрядами на территорию чужого ордена без предупреждения всё равно не стоило.       После — отправились в ближайший город, заходя по пути во все встреченные деревни. Несмотря на то, что отряды разделились, идя редкой цепью, люди всё равно на такое количество заклинателей смотрели настороженно; добиться от них вразумительных ответов и быть уверенными, что им не солгали, лишь бы они скорее улетели, было сложно.       Цзинъи напросился в тот отряд, что вел глава Вэй. С ним было хоть и жутко, но поспокойнее, чем с остальными: нервничал даже отец, а глава Цзян все еще время от времени выдавал молнии в воздух, не справляясь с эмоциями, особенно когда кто-то, по его мнению, тупил или увиливал от ответа. Глава Вэй был спокоен, как покрытое коркой лавовое озеро на вершине вулкана. Цзинъи знал, что этот вулкан в любой момент может всплеснуть лавой, но все же пока рядом с ним было спокойнее.       Судя по расчетам главы Вэй, им следовало осмотреть земли в не слишком большой окружности, всего в пределах сотни ли от места, где был задействован талисман. Но на поверку это оказалась просто огромная территория, и обустроенное логово темного заклинателя могло таиться в любом ущелье, на любом островке многочисленных рек, да где угодно! К вечеру от отца прилетел вестник: похожего человека видели неподалеку от Саньяна, и не так уж давно.       — Отправляемся, — коротко приказал глава Вэй, и весь отряд моментально встал на мечи.              До Саньяна долетели уже почти в темноте. Отец ждал их вместе со свидетелями — несколькими лавочниками, у которых отоваривался предположительно их похититель.       Описания и вправду совпали с теми, что давали крестьяне в деревне. Правда, больше ничего полезного лавочники не сказали — покупал он сплошь бытовые мелочи, которые о том, где он прячется или что планирует, подсказок никаких не дали.       Оставалось попытаться хотя бы узнать, в каком направлении он ушёл из города и вообще выходил ли он из него, но этим они заняться не успели. У Вэй Усяня и Вэй Тяньяня тревожно-алым засветились клановые подвески-перья, а через пару фэнь они просто исчезли. Правда, не так чтоб сильно надолго: не прошло и половины сяоши, как на руку главе Цзян опустился вестник. Тот выслушал, создал своего, посыл в него он вкладывал мысленно, и Цзинъи восхитился: так могли только самые сильные заклинатели. Когда же вестник вспорхнул и растворился в темном небе, глава Цзян прорычал сквозь зубы:       — Дети найдены. Деревня Синьсу. Чансинь ранен, моя дочь цела. Кто-то должен продолжать поиски темного заклинателя, в месте, где держали детей, его не было.       Сердце Цзинъи зашлось безумным стуком: Юань ранен? Это потому сработали амулеты — глава Вэй ведь говорил, что узнает, если что-то случится, так? В дальнейшем распределении поисковых отрядов Цзинъи не участвовал, тревожно приплясывая на месте — душа рвалась вперёд, к Юаню, и приходилось прикладывать усилия, чтобы дождаться, когда уже отец и глава Цзян закончат с распоряжениями и с малым отрядом двинутся в путь. Глава Цзян, впрочем, тоже медлить не желал, и на мечи они встали буквально через фэнь.       Цзинъи, хотя с территориями родного ордена был знаком неплохо, про деревню Синьсу ничего не знал, а вот отец, похоже, неплохо представлял где это, так что летели очень быстро. Цзинъи пришлось сжать зубы и сосредоточиться только на полёте, чтобы не отставать — двое суток беготни без отдыха вымотали его. Вообще, его здесь сейчас даже быть не должно было — всех учеников отправили обратно в Гусу ещё когда стало понятно, что это не странная случайность, а целенаправленное похищение. Цзинъи смог остаться лишь потому, что всем было не до него, и к тому же все в Юньшэне привыкли, что Цзинъи всегда оказывается там, где творится какой-то хаос, и его участие в поисках восприняли как должное. И если сейчас он начнёт отставать, задерживая весь отряд… То на него, скорее всего, не обратят внимания. Или наоборот, обратят, потому что это будет выглядеть подозрительно.       Цзинъи не оставалось ничего иного, кроме как держаться, пусть и в самом хвосте отряда, но все-таки наравне со взрослыми. Но у цели — какой-то приземистой башенки на окраине полузаброшенной деревушки — он даже не приземлился, а практически упал, в чжане от земли окончательно потеряв контроль над мечом и последние силы. Удалось только сгруппироваться, чтобы не сломать позорно ноги.       Вернув Ваньфэн в ножны, едва попав острием меча в устье — так дико дрожали от усталости руки, Цзинъи медленно поплелся туда, куда остальные долетели — к той самой башенке, рядом с которой в отсветах факелов было видно только какие-то мешки, выложенные в ряд. Дойдя, Цзинъи спешно зажал рот ладонью, потому что это были не мешки… Это были трупы. И, вроде бы, он видел ходячих мертвецов и прочих чудовищ, которых старшие адепты притаскивали на тренировочные полигоны, чтобы показать мелкоте, что это, как выглядит и как убить. Но никогда почему-то не ассоциировал ходячий труп с некогда жившим — по-настоящему жившим — человеком. А здесь и сейчас были просто трупы. И даже убиты были не так чтобы сильно жестоко — в основном, у всех были вспороты горла, только один развален чудовищным ударом от плеча до бедра. Цзинъи слегка повело, вынудив отойти к ближайшим кустам.       Пока он пытался проблеваться и отдышаться, всё закончилось. Всё было осмотрено, назначены стражи, отряд уже собирался в Гусу. Глава Цзян держал на руках дочь. Вэй Тяньянь стоял рядом, чуть ли не цепляясь за рукава Цзян Аи и главы Цзян; отец был там же, и Цзинъи мог слышать приглушённый спор, но это его сейчас не интересовало. Потому что глава Вэй тоже вышел из башенки — и на руках у него лежал Вэй Юань.       Цзинъи не выдержал — бросился к нему, остановился в паре шагов, не решаясь подойти ближе и замечая всё новые детали: окровавленное лицо, повязка на голове, сложенные на груди, плотно перевязанные руки — и то, как бережно Вэй Усянь его держал…       — Глава Вэй, как он?       Вэй Усянь перевёл свой жутко горящий лиловым огнем в зрачках взгляд на Цзинъи, на мяо нахмурился, будто не понимая, кто он и что здесь делает. После расслабился и даже слегка улыбнулся:       — А-И? Волнуешься за друга? Он поправится.       — Он… он сильно пострадал?       — Достаточно сильно, чтобы я забрал его домой.       Сердце Цзинъи оборвалось.       — Ваньинь! — окликнул глава Вэй главу Цзян. — Не время спорить. Если ты послал вестника, то Цзюэ-гэ уже в Юньшэне, вместе с главой Лю. В любом случае, до Юньшэна ближе всего, а уйдем мы Зеленой галереей в любой момент.       Глава Цзян что-то приглушенно пробормотал и бросил свой меч на воздух, вместе с ним взлетели остальные юньмэнцы и Вэй Тяньянь. Через мяо в небо взвилась и знаменитая Хэйюэ, и за главой Вэй почетным эскортом последовала часть ланьцев. Только после этого отец заметил Цзинъи.       — Что ты здесь делаешь?       Цзинъи вздернул подбородок — спустя почти сутки его наконец заметили! — и ответил как мог уверенно:       — А разве нельзя было? Меня никто не прогонял.       Отец недовольно нахмурился — не совсем очевидно для посторонних, но Цзинъи понимал, что как только они вернутся домой, ему достанется. Достал из ножен Шоюэ и кивнул Цзинъи, явно трезво оценив его состояние:       — Вставай.              В Юньшэне Цзинъи хотел было направиться в лекарские покои, но был пойман за рукав отцом:       — Цзинъи. Тебе сейчас там не место. Иди отдохни.       Пришлось подчиниться: там сейчас были и глава Цзян, и глава Вэй с наследником, и лекари… Последние подобным столпотворением наверняка недовольны, ещё и Цзинъи там явно не потерпят. В цзинши, тем не менее, возвращаться не хотелось — Цзинъи был уверен, что как бы он ни устал, заснуть всё равно не выйдет, по крайней мере до тех пор, пока он точно не узнает, что именно произошло… И действительно ли глава Вэй намерен забрать Юаня обратно в Чуньцю.       Самым быстрым и надёжным способом было спросить у родителей, но они сейчас тоже были заняты. И вряд ли одобрили бы, если бы Цзинъи полез к ним со своими вопросами… Но Цзинъи мог и подождать. Например, в ханьши, в кабинете.       Допуск у него был, так что Цзинъи устроился поудобнее и опёрся локтями о стол. Усталость всё же брала своё, и сидеть прямо становилось всё сложнее — и Цзинъи опер подбородок о кулак и прикрыл глаза, чтобы перед ними перестало мутиться. Открывать их не хотелось — да и зачем, подождать кого-то из родителей он и с закрытыми может...              Привычный звук колокола разбудил Цзинъи, и в первые несколько фэнь тот лишь недовольно ворочался, елозя щекой по подушке, пока не проснулась память. Подскочил, не понимая, как оказался в цзинши — а это точно была его цзинши, — ведь он оставался в ханьши, в кабинете родителей! Взяла досада: наверное, он так крепко уснул там, что его не добудились, и кто-то — скорее всего, отец — просто перенес его сюда, раздел и уложил. И если уже утро… Не опоздал ли он всюду, где только можно? Глава Вэй уже мог забрать А-Юаня и уйти с ним в Фэнхуан Во! Как и глава Цзян с Аи! И если так, то… он даже не попрощался с ними! Цзинъи тихо взвыл и бросился умываться и одеваться. А после, проигнорировав завтрак — к лекарским палатам.       Уже там немного отлегло от сердца: караул из старших адептов просто завернул его, пояснив, что не велено никого впускать, кроме целителей, пока главы на совещании. Цзинъи, послонявшись вокруг, поймал одного из младших помощников при лекарне, намеренный во что бы то ни стало вытрясти из него, как там Юань. Ну, не особо потребовалось и трясти, наследнику Лань тот сам почти с охотой выложил, что у Вэй Чансиня разбита голова, сломаны ребра, обе руки и повреждены осколками ребер легкие, а еще печень и селезенка из-за того, что его сильно избили. Но самые критические повреждения глава Вэй уже исправил, и держат Вэй Чансиня в исцеляющем сне только для того, чтобы он не испытывал боли.       Цзинъи, который уже начал было составлять план того, как пробраться в палаты незамеченным, сник. Если Юань спит для того, чтобы не испытывать боли — Цзинъи точно не будет ему мешать и дождется, пока его разбудят. Пришлось переключиться на второго гостя палат — и вот Цзян Аи была в полном здравии и не спала, так что план проникновения Цзинъи всё же пригодился.              Цзинъи тихонько поскребся в затянутое бумагой окно. Если Аи его сейчас не впустит, придется срочно уползать из чахлых кустов — потому что снаружи окно не открывалось, а рвать бумагу Цзинъи точно не стал бы. К счастью, Аи и вправду бодрствовала — и была в одиночестве, как и сказал помощник лекаря. Так что окно Цзинъи открыли — чуть при этом не ткнув мечом в глаз, правда, но Цзинъи был не в обиде.       Устроившись на кровати «больной» — которая была вполне бодра, разве что чересчур нервничала — Цзинъи принялся доставать подарки. Первым вынул кролика, который уже с фэнь угрожал сделать Цзинъи дырку в одежде, и торжественно отдал в руки. Аи восторженно пискнула и зарылась руками в пушистый мех, а Цзинъи продолжил — на этот раз из рукава показались орехово-медовые шарики — единственное, что Цзинъи смог найти достаточно быстро.       Подождав, пока Аи натискается с кроликом — Цзинъи похвалил себя за верный выбор, потому что она выглядела явно спокойнее, чем в начале — он начал наконец разговор.       — Аи, что планируют теперь главы Вэй и Цзян?       — Забрать нас по домам, — и огорченной этим намерением Аи вовсе не выглядела! — Папа даже слушать не пожелал главу Лань, сразу рявкнул, что у него ни единого разу с учениками на первой Ночной охоте ничего не случалось. Так что мое обучение, считай, закончено. А-Цяо, конечно же, уходит с нами. А-Юаня забирает бофу, он очень, очень зол.       Цзинъи удивился: той ночью ему совсем не показалось, что глава Вэй так уж сильно зол, но Аи, конечно, было виднее.       — А потом наверное будет суд. Бофу схватил того подонка, который все это затеял, живым. Ян-гэ его допросил, пока дядя Усянь возился с Юанем, а я все слышала. Мне… Мне так странно сейчас говорить, но… А-Юань спас меня от участи хуже смерти. Ян-гэ не оставил бы меня даже после… Но я бы сама помнила и знала, понимаешь? Ай, что ты можешь понять… — Аи махнула рукой, снова зарылась лицом в шерстку кролика.       Но это она зря — про понимание. Цзинъи дураком не был и о том, какая участь считается для женщины хуже смерти — знал. Он в принципе в свое время много и внимательно слушал и подслушивал, конечно же. И понимал, почему глава Цзян не пожелал после такого оставить дочь на попечении не сумевшего уберечь её ордена. И почему уговоры отца оказались бесполезны — тоже; он сам уговаривать Аи не покидать Юньшэн не имел никакого права… Хотя и очень хотел. Больше всего, конечно, он хотел, чтобы остался Вэй Юань — но Цзинъи влюбился, а не поглупел, и отлично понимал, что после случившегося на это шансов даже меньше, чем на то, что останется Аи.       Цзинъи слишком погрузился в свои мысли — и заметил это, только почувствовав на себе пристальный взгляд. Аи и правда смотрела на него, словно понимая, о чём он думал. Хотя почему «словно»? Уж она-то понимала, что такое разлучаться с тем, к кому тянется сердце — пускай и для его же блага!       — Мы проведём в Облачных Глубинах ещё несколько дней точно — бофу всё же хочет ещё немного подлечить Юаня. Чтобы перемещение не вызвало у него осложнений. А потом всегда останутся Ночные охоты или всякие официальные визиты — ты уже достиг того возраста, когда тебя стоит представлять как наследника, да и Юаню, как первому ученику, полезно будет присутствовать на подобных сборищах.       Юань когда-то сказал Цзинъи то же самое — но от этого легче не становилось.       — Я надеялся, что у нас будет ещё хотя бы пара месяцев, а не пара дней, чтобы к этому приготовиться... — тоскливый вздох вырвался сам собой. — К тому же не думай, что я буду скучать только по Юаню — вы с Цзян Цяо тоже мои друзья!       Аи чуть заметно улыбнулась ему, но еще довольно долго молчала, что-то обдумывая настолько сосредоточенно, что бедный кролик в ее руках вынужден был задрыгаться, чтобы его так не стискивали.       — Цзинъи, ты ведь не проходил обучение в Цинхэ?       Цзинъи не проходил и в свое время — то есть, год назад — весьма пожалел о том, что отец решил отказаться от отправки его учебной группы на годовую стажировку в Буцзинши. Точнее, не так — нескольких адептов он отправил, из тех, кому следовало подтянуть боевку. А вот Цзинъи нагрузил изучением внутренней политики клана и ордена, мотивируя это тем, что достаточно такому здоровому оленю развлекаться, пора учиться чему-то полезному.       — Нет, не проходил.       — Что ж, я намерена упросить отца отправить меня туда, как только выздоровеет Юань. Если мы с ним настолько глупо вляпались, значит, наших знаний и умений было недостаточно. А где лучше всего постигать боевку, как не в клане, где мастером — сам Верховный Заклинатель? — она смешливо прищурилась. — Хочу научиться их боевым танцам с тешанем. Однажды я видела, как… кое-кто танцует. Хочу так же!       Намёки Цзинъи понимать умел. И больше ни капли не жалел, что в прошлом году в Буцзинши не поехал. Да это… Это даже лучше, чем несколько месяцев в Облачных Глубинах!       Аи фыркнула в ответ на его широкую улыбку. Строптиво добавила:       — Молодой господин Лань так радуется шкуре неубитого тигра?       — Молодой господин Лань радуется самой возможности поохотиться на тигра! — отфыркнулся Цзинъи.       Аи, конечно, была права — и у него, и у неё ещё могло и не получиться никого уговорить — Цзинъи, в конце концов, и в прошлом году просил… Тогда, правда, у Цзинъи не было настолько веской причины добиваться своего. Но уж в этот раз он добьётся!       О возможной поездке в Цинхэ сегодня больше не говорили — словно боялись спугнуть; по крайней мере, так казалось Цзинъи. Но Аи он развлекал, как мог — пока главы решали свои дела, ей, практически здоровой, не считая нервного истощения и лёгкого отравления темной ци, сидеть в палате было скучно, а выходить — не разрешалось.       Юаня она посоветовала попытаться навестить завтра — его как раз должны были пробудить, а она в свою очередь постарается уговорить бофу и отца пустить к ним хотя бы тех же Цзинъи и Цяо — которого, оказывается, тоже не пускали.       — О! — Аи раздраженно всплеснула руками, когда зашел разговор об этом. — Этот идиот, мой старший шисюн, додумался падать перед отцом и бофу на колени и винить себя в том, что недосмотрел! Хотя он-то, в отличие от нас, предельно скрупулезно исполнял приказ наставников и отсыпался. Но у папы принцип: признаешь вину — получи наказание. А-И, пожалуйста, зайди к этому твердолобому болвану и передай, что ни я, ни Юань наверняка на него не сердимся. Ладно?       Цзинъи нервно усмехнулся:       — Я понимаю Цзян-сюна. Меня и самого гложет вина, что я не был с вами.       Аи выпустила кролика и сперва звонко шмякнула ладонью себя по лбу, а потом так же звонко — по лбу Цзинъи.       — Меня окружают идиоты! Жертвенные идиоты!       Цзинъи не собирался спорить, по крайней мере — на счёт идиотов.       В итоге, договорились они до того, что Аи пришлось закрывать за выпрыгнувшим Цзинъи окно в тот момент, когда целитель открывал дверь палаты. А Цзинъи — сидеть под этим самым окном тихо и старательно зажимать себе — уши, а кролику — пасть, потому что слышать подробности осмотра он не желал, а уползти — не мог: случайный шум мог его выдать, и как ему тогда достанется…       К счастью, целитель ушёл довольно быстро, и Цзинъи, выждав для верности ещё немного, — чтобы его не заметили сторожащие палаты адепты, — пополз в сторону яши Цзян Цяо.              Цзинъи не думал, что найдет своего друга в таком состоянии и положении. Да уж, А-Цяо, что называется, напросился с чувством, с толком, с расстановкой: в яши его не было, а вот во внутреннем дворике, на засыпанной мелкой острой каменной крошкой площадке — был. Стоял на коленях, держа на вытянутых руках свой меч, обмотанный злобно потрескивающими кольцами духовной плети главы Цзян. Судя по тому, что у сильного, крепкого юноши уже потихоньку капала из носа кровь — ци в Цзыдянь глава Цзян вложил немало, а стоял Цяочжань уже долго. Разговаривать с ним прямо сейчас не имело смысла — он бы и не ответил, упрямо отбывая наказание ни за что. Разве не с его помощью отряды выслеживали ходячих?       Цзинъи прикусил губу и, подумав, встал рядом. Это был единственный способ поддержать друга. Ну и еще все-таки тихо сказать то, что попросила Цзян Аи. На это Цзян Цяо лишь на мяо утомлённо прикрыл веки — конечно, он знал, что ни шимэй, ни шиди его винить не будут — и потому делал это за троих. После чего недовольно покосился уже на Цзинъи — что тот расшифровал как вопрос: а сам-то он что тут делает? Цзинъи с удовольствием покаялся в том же, в чем винил себя Цяочжань, но реакции на этот раз не добился: похоже, насчёт собственной вины друг был неумолим. Пришлось упрямо стоять вместе с ним до темноты: отступать от своего выбора Цзинъи не собирался, хотя зубами и скрипел — на коленях ему стоять не доводилось давно.       За пару кэ до отбоя во двор вошли главы Цзян и Вэй — и папа. То есть, наверное, здесь и сейчас — младший глава Лань.       — Откуда вы двое знали, что они будут вместе? — возмущенно проговорил Цзян Ваньинь, по взмаху его руки лиловая плеть-молния раскрутилась с меча Цзян Цяо и через миг замерла на его руке, поблескивая полированным кристаллом цзыцзина в серебре, словно сытым глазом чудовища.       — Это можно было предположить, Ваньинь, — усмехнулся глава Вэй.       Он, к слову, выглядел таким же сытым чудовищем — в его глазницах точно так же сверкал лиловый огонь в серебре. Вот так воистину поверишь, что когда-то этот человек был Тенью своего брата.       — Мальчики крепко сдружились за последнее время, — добавил папа, заставляя Цзинъи покраснеть.       Хотя для папы он, наверное, всегда будет «дитя». Просто в силу того, что Лань Чуньяо был тем, кто заботился о всех его нуждах, и телесных, и духовных, даже когда у него не оставалось сил, в отличие от отца. Нет, Цзинъи любил их одинаково сильно. Но все же папа — это папа.       Глава Вэй смерил Цзинъи странным долгим взглядом, заставившим одновременно покраснеть ещё сильнее и покрыться холодным потом. Глава Цзян закатил глаза:       — Вставай, Цзян Цяочжань.       Тот тяжело, слегка пошатнувшись, поднялся. Цзинъи бросил взгляд на папу и, получив от него слегка насмешливый кивок, тоже встал. Конечно, наказание он себе назначил сам, а значит, теоретически, и когда хватит — тоже мог решить сам, но нужно же было соблюсти приличия?       — Эти юноши, мне кажется, заслуживают право знать, что произошло и по какой причине, — негромкий, хрипловатый голос главы Вэй отличался от того, которым он отдавал приказы поисковому отряду. Цзинъи напрягся, шерстя память: что-то он такое знал или слышал о том, что долгое время Ди-цзуньши вообще не мог говорить.       — Дицю, ты уверен, что это хорошая идея?       — Сюнцю, они узнают это — если уже не знают — в самом скором времени. Я прав, наследник Лань?       — Этот может предположить, но был бы благодарен главе Вэй, если бы ему разъяснили.       Отвечал Цзинъи с осторожностью, потому что лгать в глаза явно не стоило… Да и вправду — Аи, конечно, слышала допрос, но пересказала Цзинъи всё лишь в общих чертах, так что подробностей он не знал.       От ответной усмешки — двойной, практически синхронной! — от главы Вэй и папы ему стало сильно не по себе, но то, что он «может предположить» — никак не было прокомментировано. Наоборот, их с Цзян Цяо отправили привести себя в порядок и приготовить чай, а после пригласили присоединиться в любимой родительской беседке к малому Совету, как назвал их собрание глав папа. Уже от этого дрожь еще раз пробрала до самой печени. Никогда еще Цзинъи не приходилось присутствовать настолько близко к носителям верховной власти, кроме родителей. Нет, он бывал на Советах. Но в сам зал заседаний мелких наследников не допускали. Обычно им устраивали их собственные заседания, призванные сблизить тех, кто в будущем займет места своих отцов или дедов. Но так уж выходило, что дети обычно сбивались в стайки по интересам и давним связям. И как-то так получалось, что Цзинъи, несмотря на весь свой шебутной характер, оставался не у дел. Пока Вэй Тяньянь опекал детей-наследников всех прочих Великих кланов, не раз предлагая и ему присоединиться, Цзинъи отказывался. Ему казалось неправильным отнимать внимание старшего товарища у тех, с кем тот связан узами куда более близкими. Сейчас Цзинъи думал, что глупо обокрал сам себя. У него могли быть намного более тесные отношения со всеми этими детьми и — возможно! — они с Юанем познакомились бы куда раньше!       Но сейчас речь шла не о детях, а о взрослых.       — Глава Не уже освободился, сюнцю?       — Да. Он ждет нас с Сичэнем на месте. Кроме того, пришел Хуайсан. Рвал и метал. Правда, только взглядом, но было жутко. Дицю, ты преподаешь искусство испепеляющих взглядов, а этот ничтожный и не в курсе?       Глава Вэй очень нежно улыбнулся:       — Ты уже мастер в этом, сюнцю. Не прибедняйся.       Насколько же странно было присутствовать при таких вот беседах! Цзинъи совершенно не чувствовал себя на своем месте, тем более кем-то, достойным быть здесь, слушать беззлобные перепалки взрослых, при том понимать, что они полны скрытого смысла, и не понимать — какого!       Глава Вэй, видимо, заметил его смятение — мягко усмехнулся и прервал папу:       — Сюнцю, давай уже прекратим смущать детей, расскажем им то, что им стоит знать, и отправим спать?       — Спать? — в голосе папы, как и в его взгляде, была видна откровенная насмешка.       Цзинъи всё же нашёл в себе силы не покраснеть — да, спать он сейчас не пойдёт! Он пойдёт вместе с Цзян Цяо в яши и наконец нормально с ним поговорит — стоя на коленях это всё-таки сложновато сделать! А потом, может, в том же яши и заночует, чтобы не бегать с риском попасться после отбоя — всё равно постель Юаня пустует… Папа же продолжил на редкость медовым тоном, таким, от которого разом начинали болеть все зубы:       — Хорошо, дицю, ты прав — поговорить меж собой мы сможем и позже, а детей стоит отправить спать.       Воистину два змея.       Нет, Цзинъи искренне восхищался ими. А еще восхищался своим шуфу Цзян Минфэном: тот как-то жил с одним из этих змеев, при том ничуть, ни капельки не походя характером и нравом на отца, который жил со вторым. Как ему это удавалось? Нет, нет, он не хотел бы этого знать. Но… Интересно, А-Юань, если поживет подольше в Фэнхуан Во, станет еще больше походить на своего обожаемого главу? Вот это уже узнать очень хотелось — каким Юань станет потом, когда они оба будут считаться уже не юношами, но мужчинами? Сохранит ли привычку краснеть от комплиментов — или и в этом вопросе будет невозмутим так же, как когда получает похвалу от наставника? Научится ли юлить или останется так же нахально-прямолинеен? Цзинъи очень хотелось, чтобы у него был шанс всё это узнать.       Но он опять позорно уплыл в свои мысли, очнувшись лишь от тычка в бок от сидевшего рядом Цяочжаня и размеренного голоса главы Вэй:       — Итак, слушайте, дети, и не повторяйте чужих ошибок...       

***

      Лю Вайнин был зол. По крайней мере так он себе твердил, потому что если не злость… Лю Вайнин не мог себе позволить чувствовать тот ужас, что навевали на него грубые каменные стены темниц Буцзинши, неверный свет единственного факела — даже не лампы — где-то за поворотом извилистого коридора, ведущего к его камере, и равнодушие приносящих ему жидкую похлёбку и суховатый хлеб стражей. Вот последнее злило — страшило — больше всего, потому что как бы он ни кричал, сколько бы ни напоминал, что он — наследник уважаемого клана, с которым следует обращаться согласно его положению, стражи продолжали относиться к нему так, будто никакого положения у него не было. Будто и самого Лю Вайнина уже почти не было.       Да как они смели!       Сначала из-за этой тёмной твари, которую всё превозносили как героя, погиб дагэ — его умный, сильный дагэ, который обещал Вайнину, что никогда его не бросит! Если бы дагэ не поддался очарованию этого демона — он не настаивал бы на том, чтобы выступить на стороне союза Низвержения Солнца, не встрял бы в противостояние Великих орденов — вот уж воистину среди кого праведников нет! — и не погиб бы!       А потом эти… Вэй — да какие они Вэй, все знали, что Вэй Усянь сговорился с остатками Вэнь, надеясь обменять своё покровительство на тайные техники, которые делали Вэнь Жоханя столь могущественным, что ни один иной заклинатель не мог справиться с ним в одиночку! — начали жиреть, захватывая себе земли Цишани, что должны были достаться всем, поддерживаемые Великими орденами! Будто было в них что-то великое, кроме их жадности и наглости! Будто жизни всех, погибших по вине их и их проклятого главы, ничего не стоили! Будто и не было никакой войны, будто дагэ умер ни за что! Потому что как раньше превозносили Вэнь Жоханя — так теперь восхваляли Вэй Усяня, и то, что пятый — или всё же всё ещё первый? — из Великих орденов сменил цвет — это было всё равно, что рядить волка в овечью шкуру!       Лю Вайнин смирился бы, если бы эти выскочки, эти демоновы отродья знали своё место, но Наследник Вэй — из-под овечьей шкуры которого очевидно выглядывали клыки недобитый вэньской шавки — наглядно показал, что до этого им далеко. После этого Вайнин не мог позволить этому продолжаться. Недобитым вэньским псам стоило показать их место.       И он попытался. Еще тогда — в Облачных Глубинах. Он был не один, найдя в нескольких сверстниках и благодарных слушателей, когда делился с ними своим видением неправедного возвышения недобитых вэньских псин, и, как ему тогда показалось, смелых соратников. Увы — никакой смелости в них не осталось к концу чудовищного избиения, которым «наградили» их попытку поиска справедливости лицемерные святоши! И трижды увы — отец не стал даже слушать его оправданий, прямо ткнув носом в то, что Вайнин посмел напасть на юношу младше себя, да еще и не один на один, а в сговоре. Натыкал, словно это он, Вайнин, был обгадившимся щенком! Упомянул и о победе Вэй Усяня над Владыкой Вэнь, а когда Вайнин посмел возразить, мол, это все могло быть подстроено, и до сих пор нет доказательств тому, что темный демон Ди-цзуньши и Вэй Усянь — это один и тот же человек, и тому, что Вэй Усянь распрощался с тьмой, отец и вовсе накричал, обвиняя в непочтительности!       Вайнин понял, что в семье союзников ему не найти. И в последующие годы искал их где мог и как мог. Да, он залезал в казну клана, чтобы собрать наемничьи отряды или нанять убийц-одиночек, но все, все попытки уничтожить сперва Вэй Тяньяня, ударить в слабое место Вэй Усяня его гибелью, чтобы ему было так же больно, как все эти годы болело у самого Лю Вайнина — все они провалились. Впору было думать, что имя Наследнику Вэй дано неспроста, и тот научился предугадывать расставленные по его души ловушки. Последняя, на которую Вайнин потратил больше всего денег, наняв целый отряд северных варваров — пришлось отвалить немало серебра не только им, но и посреднику, — провалилась с особенно оглушительным результатом. Вэй Тяньяня превозносили до Небес, славили героем, едва ли не в одиночку уничтожившим армию кочевников!       А Вайнин, проглотив в очередной раз оплеуху судьбы, понял, что «слабое место» главы Вэй превратилось в силу. Но у каждой силы есть своя слабость. И он, Вайнин, не зря не гнушался собирать слухи и сплетни. Разузнать о слабости Вэй Тяньяня труда не составляло: то, что хотели сохранить в строгой тайне, можно было узнать гораздо скорее, нежели то, до чего большинству не было дела. Лю Вайнин узнал о готовящемся союзе мелкой вэньской суки, которая даже рождена была от старой вэньской суки не в законном браке, но при том заносилась и считала себя настоящей Молодой Госпожой Цзян, и Вэй Тяньяня. План родился в его голове мгновенно. О, он даже не собирался убивать ни сучку-Цзян, ни случайно, но так удачно попавшегося вместе с ней щенка-Вэй. Довольно было просто опозорить обоих — сперва ее на глазах у дружка, а после и щенка — Первого ученика Вэй! Лю Вайнин хотел бы после увидеть, как тот наложит на себя руки после такого унижения, и был уверен, что если пацан этого не сделает — он будет презирать его еще больше.       Сейчас он ненавидел — ненавидел того лживого темного, который пообещал, что добыча надежно спелената и бессильна. Ненавидел Вэй Чансиня — за то, что лишил половины удовольствия. Ненавидел Вэй Усяня, каким-то образом узнавшего, где находится его ученик…       Лю Вайнин ненавидел себя за то, что оказался таким неудачником.       И ненавидел всех остальных — за то, как они слепы. Или не слепы — а лживы, лицемерны и трусливы! Потому что это он — прав, он обошёлся с отродьями демонов так, как они того заслуживают, а никто этого не видит, не желает видеть, ослеплённые лживым сиянием Вэй Усяня и его прихвостней!       Лю Вайнин повторял себе это «Я прав!» изо дня в день, мечась по тесной — едва улечься во весь рост — камере. Изо дня в день, пока ждал, когда его отсюда вытащат; пока отец придёт за ним; пока придёт хоть кто-нибудь, кроме гуевых равнодушных стражей с похлебкой и хлебом!       Никто не пришел. Просто в один день стражи явились без похлёбки, связали ему руки за спиной — Вайнин сопротивлялся, потому что как они смеют! — и получил оплеуху, стремительно расцветшую звоном в голове и болью в челюсти — и потащили наверх.       Там было светло, приходилось щурить успевшие привыкнуть к тьме подземелий глаза — и Вайнин не успел сгруппироваться, споткнулся и упал коленями на камни двора. Пошатнулся, пытаясь встать — и снова ударился коленом, когда на плечи, не позволяя, легли руки всё тех же стражей. Лю Вайнин вскинул подбородок — хоть это он мог — и осмотрелся… Хотя смотреть, собственно, было и не на что. Лицемерный «праведник» Лань Сичэнь — Вайнин помнил, как его супруг пресмыкался перед мальчишкой Таньянем тогда, в Гусу. Отец мелкой сучки — поди ещё докажи, что и вправду отец, ни единой общей черты, старая сука точно прижила её где-то на стороне, как бы ещё не от своего прежнего покровителя! Сам Вэй Усянь со своим выкормышем... нет, эта дрожь по спине — это не от страха, просто Лю Вайнин ненавидел их, так ненавидел! Его гостеприимные хозяева — глава Не и Верховный заклинатель. И отец… Вайнин пытался посмотреть ему в глаза — но отец смотрел в пол, ни разу не подняв взгляд — и Вайнин понял, что это значит. Трус! Все они — лицемерные трусы!       Верховный заклинатель взял слово:       — Лю Вайнин, ты обвиняешься в организации заговора против ордена и клана Чуньцю Вэй и распространении лживых слухов о его главе; в преступном сговоре с тёмным заклинателем, идущим неправедным путём, с целью причинить вред первому ученику Чуньцю Вэй, Вэй Чансиню, и молодой госпоже Цзян, Цзян Аи. Тебе есть, что сказать?       Голос Не Хуайсана звучал сухо и равнодушно, почти скучающе, будто он произносил то, что его обязывали произносить надоевшие формальности. Лю Вайнин скривил губы: фарс, всё это — фарс, они сговорились! Ну ничего, он не станет унижаться и подыгрывать им, оправдываясь и вымаливая прощение!       — Они это заслужили!       Голос слишком высоко и надтреснуто прозвенел в колодце двора Буцзинши, и Вайнин поморщился — он должен был звучать уверенно и равнодушно, а не… так!       Он смотрел на них, и отводить взгляд ему не хотелось — но лишь до того момента, как слово взял Вэй Усянь. Тихий хриплый — нечеловеческий! — голос, казалось, отразился от тех же каменных стен вкрадчивым рыком темных тварей:       — Поведай же нам, Лю Вайнин, кто, по-твоему, и что заслужил? Мой младший брат, которому было четырнадцать, когда ты впервые напал на него с пятью подельниками? Мой первый ученик, которому пятнадцать? Моя чжинюй, которой еще меньше, и которую ты намеревался… — голос изменил ему, скатившись до низкого хрипа, но Вайнин и без того знал, какое слово не прозвучало.       — А мой дагэ — заслужил?! Дагэ сражался с Вэньскими шавками, называл Вэй Усяня — своим командиром, чтобы в итоге этот командир предал его, спутавшись с этими погаными псами, чтобы назвал их своими учеником и племянницей? Вы все это заслужили!       Отец дёрнул головой, будто хотел взглянуть на Вайнина, но не сделал этого, наоборот — сильнее ссутулил плечи.       Вэй Усянь коснулся своего горла — ладонь его светилась зловещим лиловым огнем, — кашлянул и заговорил снова. Его голос обрел какие-то неживые, металлические нотки, словно заговорил меч:       — Лю Цзюсян действительно называл меня командиром и подчинялся моим приказам, так же как приказам своего генерала. Он сражался как герой и погиб как герой. Но тебе, видно, никто не соизволил рассказать, что погиб он, защищая группу беженцев-Вэнь от преследовавших их вэньских же головорезов. Обычных людей, попросивших помощи у бойцов Коалиции и получивших ее.       — Ложь! — какая наглая, бесстыдная ложь! Дагэ сражался с Вэнь, он не мог защищать их! Это всё поклёп, они простосто хотят его запутать! — Вы просто желаете очернить имя дагэ, чтобы оправдать себя!       — Очернить? — рявкнул Не Минцзюэ. — Мальчишка, да ты лишился последнего разума? Тебе только что сказали, что он погиб как герой — какое тут очернение? Он поступил, как должен был поступить настоящий мужчина и воин — защитил тех, кто был слаб и нуждался в защите!       — Глава Не, он не понимает. В его разуме все еще идет война, он не может понять тех, кто смог вернуться со своей войны, — прозвучал тихий спокойный голос, и откуда-то из-за спин этих… судей… выступил еще один ненавистный Вэнь, напоминая Вайнину, за что он ненавидел и Великий орден, которому их клан присягал на верность. Ненавидел тем больше, что вынужден был, как и все, чьим оружием была сабля, проходить через его руки едва ли не каждые три месяца.       — Глава Не, это, похоже, моя вина — я не заметил, как сердечные демоны взяли верх в юном Лю. Я замечал, конечно, что меня он едва терпит… Но это, увы, не искажение ци, а я не душевед.       Лю Вайнин перестал слушать этот бред, ему уже всё было ясно. Они выставили дагэ — прихвостнем Вэнь, его самого сейчас объявят сумасшедшим… Сговорились!       Вайнин рассмеялся.       — Воистину, среди Великих кланов не осталось ни одного праведного! Зря, зря я так прицепился к Вэй, они — лишь самые наглые из вас, лицемерных ублюдков! Надо было начать с тебя, а не с Вэй Таньяня, отравитель — уж с тобой бы эти бездарные северные бараны бы справились!       — Северные бараны? Уж не те ли бараны, которые меня чуть не убили два года назад? — голос Вэй Таньяня уколол Вайнина, как иглой, а сам он, со своим диким прищуром и выглядывающими из ядовитой улыбки клыками, как никогда напомнил бешеного пса.       — Жаль, что лишь чуть! — Вайнин оскалился в ответ.       — То есть я могу также присоединить к обвинению организацию нападения и попытку убийства Наследника Вэй? — Верховный Заклинатель смотрел куда-то поверх головы Вайнина и говорил в пустоту, но Вайнин откликнулся:       — Можете! Я пытался убить это демоническое отродье много раз, и мог бы — попытался ещё! И до вас, глава Вэй, я тоже добрался бы, если бы мог!       Вэй Усянь просто рассмеялся, но вот глава Цзян глянул зло и процедил на полном серьезе:       — Да если бы у тебя вышло задуманное, щенок, после ты бы не скрылся ни в Цзянху, ни в Поднебесной, ни в землях варваров.       — Ваньинь, — Вэй Усянь опустил руку на его плечо, качнул головой. — Мальчик, ты подумал о своей семье? Ты признался в том, что виновен в У-Ни, Пятом Злодеянии по законам Цзянху. Ты понимаешь, что не только ты лишишься головы, но и твой клан потеряет право быть главенствующим в ордене, на три поколения лишится права собирать под свою руку иные кланы, и лишь то, что твой отец и твой брат сражались в той войне и были признаны героями, позволит тебе умереть не как паршивой собаке, разорванным шестью лошадями на площади перед всеми людьми, кто только пожелал бы смотреть? Ты понимаешь, какой позор ты навлек на своих родных? Ты этого хотел?       Лю Вайнин смотрел в горящие демоническим лиловым пламенем глаза — они требовали ответа.       — Какое мне до них дело, они меня бросили! Они все меня бросили! — И отец, который не сказал сегодня ни слова в его защиту; и дагэ, который ушёл на проклятую войну, ушёл вслед за Вэй Усянем — и не вернулся.       — Бросили? Твой отец, трижды просивший за тебя самого Верховного Заклинателя? Твоя мать и сестры, неделю простоявшие на коленях на том самом месте, где стоишь сейчас ты, пока Не Цюнлинь пытался отыскать способ смягчить твой приговор? Они тебя бросили? — Вэй Усянь отчеканил звенящим голосом: — Величайшая сыновняя непочтительность! Позор! Твой дагэ не встретит тебя у врат Диюя, Лю Вайнин. Отвернется, когда Воловья Башка и Лошадиная Морда будут волочь тебя на Вансянтай.       Просили? Они за него просили? Но никто ни разу не пришёл к нему, пока он сидел в застенке!       Вайнин поднял голову ещё выше, смотря на отца — тот всё ещё не поднимал головы — и дальше, ему за спину. Там и вправду были они — мама и сестры, их лица казались сплошными бледными пятнами, и только на мамином видны были ещё и тёмные провалы глаз — сёстры, как и отец, смотрели в пол.       Мама встретилась с ним взглядом — и ее белые губы что-то прошептали. Вайнин всмотрелся до рези в глазах, читая с трудом: «Сынок, как же ты так мог поступить?» — и закричал, вырываясь из рук стражи:       — Ты не понимаешь! Я прав! Я прав, мама, как ты не понимаешь?!       Она отшатнулась и закрыла лицо руками, отворачиваясь. И это… был конец. Именно вот это — конец. Даже если они просили за него — они сочли его виновным! И просили как за преступника!       Вайнин был прав — они все от него отвернулись. И он отвернулся в ответ, глядя куда-то мимо Верховного Заклинателя, не желая смотреть на этих трусливых лицемеров. Прошипел сквозь зубы:       — Вэньские прихвостни!       Верховный Заклинатель, кажется, слегка вздохнул — Вайнин не был уверен, да ему и плевать было, — и сказал:       — Лю Вайнин признал все свои преступления и в соответствии с Уложением должен быть покаран за них смертью. Учитывая просьбы его отца и статус героя посмертно — его брата, смертный приговор будет исполнен через обезглавливание и приведен в исполнение немедленно. Да будет так.       Лю Вайнин почувствовал, как исчезают с его плеч руки стражей, как они отступают от него на шаг в стороны. Услышал звон вынимаемого из ножен клинка, тихий шорох шагов за спиной — и свист рассекаемого саблей воздуха...