或許全部 - ВОЗМОЖНО ВСЕ

      По дороге — ну, не дороге, скорее хорошо утоптанной и облагороженной тропинке, — от города Чуньцю до резиденции недавно созданного здесь клана Вэй, Гнезда Феникса, брела женщина. Платье на ней было добротное, но изрядно поношенное, лицо скрывала старая обтрепавшаяся доули, годы согнули её спину и иссушили руки. Опорой ей служила отполированная долгими годами клюка, на которой, словно в насмешку, как на рукояти меча болталась простенькая подвеска из самого дешевого серовато-зеленого нефрита с затертой, потерявшей цвет кистью. Ее обгоняли слуги с корзинами на бамбуковых коромыслах, молоденькие адепты. Впрочем, адепты — двое юношей в серо-багряной ученической форме — как раз таки остановились, вежливо кланяясь:       — Цзуму, простите этих учеников, но позвольте полюбопытствовать, что привело вас в Фэнхуан Во?       — День жаркий, путь, должно быть, был утомителен, эти ученики могут проводить уважаемую цзуму к источнику и в тень.       Женщина глубоко вздохнула под своей доули:       — У этой старухи нет особых дел, но покуда ноги идут и глаза смотрят — почему бы и не повидать новые места? Но день действительно жарок, эта старуха будет благодарна за помощь, деточки.       И все трое свернули с тропы в заросли, где отдалённо журчал ручей. Юноши услужливо придерживали ветви кустов, дожидаясь, пока женщина пройдёт, и подавали руку на склоне. Это, судя по всему, уже была территория поместья, потому что источник был ухожен: его ложе устилали плоские камешки, истоком служила грубая каменная чаша, над которой был поставлен легкий навес из бамбука с тростниковой крышей, под которым расположился низкий каменный столик и деревянные сидения.       — А-Мэн, сбегай, попроси на кухне баоцзы, — прошептал на ухо один юноша второму. — И, может, чего-то еще.       — Ладно, я быстро, — так же шепотом согласился названный А-Мэном и умчался, легконогий, не скованный тысячами правил.       Оставшийся терпеливо подвел женщину ближе к навесу. Она оглянулась вокруг, одобрительно кивая. Села, откладывая клюку и устало вытянув ноги. Охнула:       — Деточка, эта старуха только сейчас поняла, насколько болят её старые ноги! Не поднесёшь воды, чтобы я не мучила их снова, вставая?       — Уважаемая госпожа, потерпите немного, — юноша учтиво поклонился, но, отвернувшись, почесал в затылке: рядом с источником не было никаких емкостей, хотя должно было стоять ведерко. Видно, кто-то из слуг унес, или украли? Впрочем, через мяо он воссиял и тоже куда-то умчался. Вернулся с листом лотоса, из которого и соорудил чашу, выполоскав лист и набрав в него воды.       — Вот, госпожа, прошу вас!       Женщина приняла лист, отпила:       — Сладка водица в источнике, добрые люди его опекают и добрые руки мне воды подали! Спасибо, деточка.       Юноша одновременно приосанился и смутился — он ведь ничего особого не делал! Просто проявил уважение и помог. Но всё равно было приятно.       — Это все наш глава, — выпалил он, скрывая смущение. — Глава Вэй знаете какой!       — Ась? Вэй? Эта старуха, деточка, слишком давно бродит по дорогам, все имена перемешались в ее трухлявой голове. Ты расскажи, расскажи, присядь рядом, уважь старуху.       Юный адепт, которого, как оказалось, звали Вэй Линь, воодушевившись, принялся вещать, мешая то, чему сам был свидетелем, с услышанными от взрослых байками. Женщина охала и восхищалась, переспрашивала — похоже, она была действительно далека от мира заклинателей и того, что в нём творилось, — и пару раз рассмеялась, заявив, что уж такого-то на свете точно не было и быть не могло!       Вэй Линь тоже посмеялся, горя румянцем — сам понимал, что привирает, и быть такого не может, но пересказывал дословно.       — А потом глава вернулся. Цзян-цяньбэй над ним дня четыре вился, как соколица над птенцом, выхаживал. Но Цзян-цяньбэй пока ордену Юньмэн Цзян служит, верно, слышали вы, госпожа? На Лянхуа их резиденция стоит, ах, как там красиво! Но у нас тут не хуже, а лотосы редкостные, багряные. Вот оставайтесь в Чуньцю, на праздник Цветения глава обещал пропускать к озеру всех желающих.       — Чего бы и не остаться, раз приглашают? — женщина пару раз кивнула. Лица её Вэй Линь всё ещё не видел, но в голосе слышал улыбку — видимо, идея передохнуть пару дней в жилище заклинателей пришлась ей по вкусу. — А далеко ли ещё до Фэнхуан Во идти, Вэй Линь? Если далеко — пора идти, нехорошо было бы явиться в ночь — а шаг у этой старухи уже не столь лёгок, как в юности, стоило бы поспешить.       Вэй Линь глянул на солнце. Им с Вэй Мэном до поместья рукой подать, особенно если на мече, но их гостья и вправду идти будет медленней, стоит это учитывать. Именно в этот момент на тропе раздался топот, и в беседку влетел Вэй Мэн. В его руках был женлон, и далеко не пустой.       — Ах, уважаемая цзуму, вот и мой шиди вернулся. Давайте, сперва вы перекусите, а мы вас потом на мече до самых ворот донесем. Все быстрее будет.       Если постараться — он сможет, не зря же они с А-Мэном столько тренировались?       — Шисюн, только попроси госпожу поторопиться, — тихо-тихо пробормотал ему на ухо А-Мэн. — Глава вроде собирался на Ночную охоту и обещал взять младших адептов.       Ночной охоты с главой было жалко до кома в горле, но куда годится торопить человека в возрасте? Пришлось ткнуть шиди локтем в бок и посмотреть укоризненно. Успеют — хорошо, не успеют — так тому и быть, не в последний раз.       Женщина ела неторопливо, тщательно — видимо, зубов у неё было уже маловато, или же поперхнуться опасалась, и не испытывать досады было сложно, но юноши старались.       А-Мэну, как младшему, было сложнее, но Вэй Линь положил ему руку на плечи, прижимая к себе. Они так привыкли с самого детства: их матери были сестрами, они росли вместе и вместе же проказили, учились, тренировались. Когда началась война, и в Цзычань пришел странный немой заклинатель, они вертелись вокруг него тоже вместе. Смотрели с восторженным ужасом, как он управлялся с ужасающим темным мечом, который выковала Лилянь-по, как поднимал мертвецов. Вэй Мэн, вернее, тогда еще Вэнь, всем сердцем прикипел к этому человеку, хоть и недолгим был их путь от Цзычани до Юньмэна. Да и сам Вэй Линь им восхищался и жадно ловил все вести с фронта, в которых бы звучало хао Ди-цзуньши.       Потом в Пристани Лотоса появился малыш Ян, и они — взрослые, вроде бы, ответственные! — каким-то образом оказались чуть ли не в его подчинении, устраивая проказы. Сюэ Ян... Его принес на мече сам Вэй Усянь. И пообещал сделать своим младшим братом. Мэн и Линь тогда аж обзавидовались до глупых слез. А потом они — все до единого, весь их род! — получили фамилию Вэй, и завидовать стало вроде бы и нечему. Кроме того, что Вэй Ян — это Вэй Ян, и он умудрялся помыкать всеми вокруг, невзирая на их фамилии и возраст. И всё ещё оставался любимчиком главы, так что общения с кумиром ему перепадало всё же больше, чем остальным.       Женщина наконец доела, и они спешно собрались — наскоро сполоснули женлон и вскочили на мечи. Гостью довелось нести Вэй Линю, как старшему, но договорились приземлиться и поменяться, если станет тяжело. Вэй Линь очень постарался лететь быстро. Но он понимал, что везет старую женщину, которая, возможно, никогда прежде и меча-то близко не видела, не то что не стояла на нем. И было достаточно тяжело удерживать концентрацию, скорость и ее в руках, в которые эта старушка вцеплялась так, что он всерьез решил, что потом руки отсохнут.       — Госпожа, не бойтесь, я вас не уроню! — взмолился уже в виду ворот поместья.       — Ой... Шисюн, там глава! — пискнул А-Мэн, и оба разом вспомнили, что разрешения-то у него или хоть у кого из старших спросить не удосужились.       Вэй Линь от неожиданности — и немного с испугу — чуть не потерял управление, и госпожа вцепилась в него так, что под ноги главе они едва не рухнули. Вэй Линь поспешил помочь ей сойти с меча, с трудом не уронив, она ступила на землю и явно зареклась становиться на меч вообще, а со всякими недоученными юнцами — в частности:       — И-извините, цзуму!       — Вэй Линь, Вэй Мэн.       Голос главы был тихим, спокойным, и оттого пугал до судорог в животе.       — Госпожа, — рискнувший поднять голову Вэй Линь икнул от неожиданного зрелища: глава клана низко кланялся старухе. — Надеюсь, эти юнцы были с вами вежливы.       Та рассмеялась и поклонилась в ответ:       — Эта старуха не стоит беспокойства главы Вэй. И ему не стоит сомневаться в своих адептах — они были учтивы. Но старые кости просят отдыха, не выделит ли глава для этой старухи угол, где она сможет скоротать ночь?       — Если госпожа не побрезгует, этот Вэй приглашает ее оставаться в Гнезде Феникса столько, сколько пожелается. Вэй Линь, Вэй Мэн. Подготовьте госпоже покои в главном доме. Бегом!       Юноши, торопливо поклонившись, в один голос пискнули «Да, глава!» и умчались — откуда и силы взялись! — исполнять приказ. И только у гостевых покоев, предназначенных для самых дорогих гостей, переглянулись непонимающе:       — Глава Вэй ее знает?       — Может и знает. А может опять почуял что-то, — они, да и не только они, уже не раз замечали за своим главой удивительное чутьё на людей. — Вдруг это не просто старуха, а воплощение самой Гуаньинь?       — Или какая-то могущественная демоница, которую наш глава решил обхитрить и заманить в ловушку?       Оба предположения были дурацкими, но второе — ещё и оскорбительным, так что Вэй Линю опять пришлось дать шиди подзатыльник.       — Поговори тут! Глава сам разберется, а нам велено дело сделать.       А-Мэн пробурчал что-то себе под нос, но послушно принялся наводить порядок и застилать кровать, пока глава с гостьей не явились.       В конце концов, это же Вэй Усянь! Он всяко сильнее даже демонов. В клане Вэй эта истина была непреложна.       

***

      Клан Не готовился к свадьбе, как не готовятся даже к войне. Буцзинши, отмытая до блеска, словно расправила каменные плечи и приосанилась, так старый воин, на время скинув истрепанную в боях броню, надевает праздничное ханьфу и горделиво оглядывает суетящуюся молодь, посмеиваясь в бороду. Серые стены словно заискрились на солнце, грозные барельефы, казалось, затаили в оскалах усмешку, многочисленные занавеси светло-зеленоватого шелка, шитые золотом, придали воздушности, дорожки посыпали новым песком — белым, как снег. Обновили стяги и знамена, натерли до золотого сияния бронзовые держатели для светильников и украшения.       Минцзюэ, доверив приготовления к свадьбе брату, не прогадал, сам теперь с веселым удивлением рассматривал крепость и только хмыкал. Но все равно нервничал, казался сам себе неуклюжим, неповоротливым, тугодумным и косноязычным. И подозревал, что при виде невесты забудет совершенно все, что так долго учил, замрет столбом, когда нужно будет двигаться, и сможет только мычать.       Ради этой свадьбы были сделаны совершенно грандиозные приготовления: в Юньмэне и Цинхэ в ли от ворот обоих городов выросли алые арки, сплошь исписанные символами заклятий: в день свадьбы их соединит печать Врат, чтоб свадебный караван не преодолевал долгие сотни ли от Ляньхуа-У до Буцзинши, как и гости. Свадебная церемония будет проведена сперва в Храме предков клана Цзян, где они совершат поклон родителям Яньли, а после — продолжена в Храме предков Не. Чтоб это все придумать, продумать и просчитать, Вэй Усянь, Хуайсан и Чжао Люцин загоняли что живых, что магических птиц, подготовка, расчеты и постройка шли два месяца, мастера связующих Врат что в Буцзинши, что в Ляньхуа-У от младших уже прятаться начали: из них буквально высосали все знания, которые только они могли дать. Супруге Цзысюаня со своей стороны удалось напрячь отца и мастеров ордена Ланьлин Цзинь, а так как она беременна, а беременным не отказывают, вскоре новое открытие — гениальное в своей простоте и безумное в самой идее — было сделано.       Минцзюэ подозревал, что двумя арками дело не ограничится. Но насчет этого он собирался очень серьезно поговорить со всеми побратимами: это, конечно, очень годное изобретение, но не для всех. Во-первых, чтобы запитать такие арки, требуется невероятное количество ци, которое еще поди скопи, во-вторых, даже если неугомонный Усянь придумает какой-то источник, ставить их для сокращения пути нельзя. Если этот способ будет доступен только заклинателям, способным расплатиться, отдав некое количество ци, это вызовет гнев простого люда. Если сделать его доступным всем — пусть, пока только в воображении, — это разорит тех, кто нанимается в охрану караванов, кто их водит, в общем, много кого. Очень неоднозначное изобретение. Потому и говорить Минцзюэ собирался со всей серьезностью, он верил: Вэй Усянь не из тех, кто пропускает предостережения мимо ушей.       — Дагэ! Дагэ, ну где ты? Тебе положено примерять свадебное облачение, а ты исчезаешь, как демон от священных сутр!       Минцзюэ подавил желание спрятаться между стеллажей библиотечного покоя, в самом дальнем углу. Все равно бы не вышло, у Хуайсана на него чутье. Вот и сейчас ведь нашел, хотя Минцзюэ мог поклясться: никто не видел, как он вошел сюда! Он нехотя вышел из-за полок, показываясь брату на глаза:       — Чего там примерять, мелочь? Меня обмерили вдоль и поперёк!       Хуайсан взглянул так укоризненно, что Минцзюэ почти устыдился:       — Брат, иногда ты напоминаешь мне дикаря из северных степей, а не просвещённого главу клана! Идём.       — Я знаю, это твоя страшная месть, — бурчал Минцзюэ себе под нос, зная, что брат все равно слышит. — Это ты мне так мстишь за все те разы, что я насмехался над твоими шелковыми тряпками.       — Не понимаю, о чем ты, дагэ.       — Всемилостивая Гуаньинь, как же хорошо, что люди женятся один раз!       — Это не так, — с мягким смешком уточнил очевидное Хуайсан.       — Один. Раз. Тем более, я люблю Яньли, с чего бы мне...       Хуайсан привалился к стене плечом, ахая и картинно обмахиваясь веером.       — Как жаль, что А-Линя нет рядом! И он этого не услышал! Но я обязательно расскажу ему!       Минцзюэ ничего не оставалось, кроме как проигнорировать эту мелкую занозу: язык у братца всё же был подвешен лучше, чем у него, а говорить о чувствах он тем более не привык. Так что просто подхватил мелочь за шкирку и прошёл туда, где его обычно мучали примерками — чем раньше они начнут, тем раньше закончат.       Хуайсан, стоит отдать ему должное, на этот раз долго в захвате висеть не собирался — возмущённо пискнул и вывернулся, идя сам и бросая на брата осуждающие взгляды: это до войны он частенько таскал вот так сжавшегося в комок Хуайсана, не желающего идти на тренировку или не имеющего сил — после, теперь ему перепадало гораздо реже. Минцзюэ не мог перестать думать о том, каким станет брат после того, как «погостит» у Усяня. Что в нем изменится? Скорее всего, почти никаких внешних изменений он не увидит, но вдруг?       — После свадьбы ты едешь в Фэнхуан Во. Твой пятый брат пригласил погостить. Знаю, я гад, что не сказал раньше. Прости, забыл совсем с этой суетой.       Хуайсан ошарашенно схватил воздух ртом и заполошно взмахнул рукавами, напомнив одну из своих птиц. Когда дар речи к нему вернулся — возмущённо загалдел:       — Дагэ, это было подло, так нельзя! Я ведь совершенно не успеваю подготовится! До свадьбы остались считанные дни, и всё это время я буду занят, и на свадьбе тем более, и после свадьбы ведь тоже нужно будет помочь тебе, а мне ещё нужно собраться, и кто же будет кормить моих птиц...       Минцзюэ перестал вслушиваться, тихонько пофыркивая в сторону и надеясь, что брат, уже занятый в мыслях планированием предстоящего отъезда, не заметит.       Он действительно просто забыл сказать — но, пожалуй, это можно было считать достойной местью за бесконечные примерки.              Комната, где происходили примерки, была вообще-то на женской половине. Здесь когда-то жили супруги, а то и наложницы властителей Буцзинши, их дочери. После смерти матушки Хуайсана эти покои были заперты, но потом Минцзюэ снова велел их открыть. В той части, где жила Цзинь Ганьцзюй, все оставалось так, как при ее жизни, и он однажды отвел мелкого сюда, не зная, что сказать на его бесконечные вопросы про маму. Кажется, он тогда буркнул, что, мол, видишь — все ее вещи на месте, но ее нет, значит, ушла, может, надолго, кто знает. Хуайсан тогда немного поплакал и поприставал с расспросами — куда ушла, когда вернётся, почему не взяла его с собой... Минцзюэ не помнил, что тогда ему отвечал. Кажется, буркал на любой вопрос «не знаю». Потом братец, вроде, что-то понял и отстал, и Минцзюэ смог вздохнуть с облегчением.       Сейчас эти покои снова открыли и привели в подобающий вид — у Нечистой Юдоли вновь должна была появиться хозяйка. Ну а пока ее не было, а огромное — по любым меркам — бронзовое зеркало, отражающее смотрящегося во весь рост, даже Минцзюэ, было, именно сюда Хуайсан привел его для примерки в первый раз и с тех пор таскал постоянно. Ему то не нравилось, как сидит на брате шень, то чан на его взгляд узковат, то рукава у чаошена расшиты не так. В прошлый раз Минцзюэ пригрозил, что достанет отрез алого шелка, обмотается им на голое тело и так придет за невестой, если брату не нравится тот наряд, что уже пошит. Хуайсан присмирел и на все, что на Минцзюэ надевали, только кивал.       Хотя они оба знали, что Минцзюэ угрозы не исполнит: все в этой свадьбе должно было быть безупречно, идеально, отлажено, выверено. Просто потому, что для Яньли он хотел именно этого — идеала, совпадая в мечтах с ее братьями. Так что ради результата приходилось терпеть — и примерки, и суету в крепости.       Минцзюэ уже привычно — столько раз мерил, шутка ли! — облачился и застыл, ожидая вердикта брата и рассматривая себя в зеркале. Ничего особенного он там не видел, и чем отличаются новые рукава и чан от раскритикованных братом — не понимал, и только радовался, что у него есть тот, кто понимает.       А Хуайсан внезапно зашмыгал носом.       — Эй, что такое? Все плохо? Все не так, как ты хотел? — удивился Минцзюэ, поворачивая братца к себе и заставляя поднять опущенную голову.       — Все хорошо, — хрипло пробормотал тот. — Просто... Ты... Тебе так идет этот наряд, а я боялся... Я столько времени боялся, что никогда тебя в нем не увижу-у-у!       Минцзюэ только растерянно прижал его голову к плечу, разглядывая их обоих в зеркале.       — Глупый диди... Почему ты боялся?       — Потому что-о-о!       «Искажение ци, вот чего он боялся. Да, с такой жизнью я рисковал подохнуть быстрее отца. И в самом деле не покрасоваться перед А-Саном в алом, и не дать ему потетешкаться с племянниками».       Теперь припадков дикой ярости с ним не случалось вовсе, а лёгкие колебания ци, происходящие в основном от усталости или совершенно естественного по своим причинам раздражения тут же пресекались Цюнлинем. Сичень также писал, что недавно нашёл в библиотеке Гусу Лань мелодию, которая могла бы помочь, и даже несколько раз уже вырывался на денёк в Юдоль и играл её. Сам Минцзюэ никаких изменений от его треньканья не ощутил, хотя музыка была красивая, ничего не скажешь, но присутствовавший А-Линь подтвердил, что влияет она действительно благотворно.       Минцзюэ об этом особо не задумывался, и тем более — не говорил вслух, но одной из причин его давнего нежелания жениться был страх навредить супруге, а другой — нежелание оставлять деву во цвете лет вдовой. И, как бы ни нравилась ему Яньли, если бы искажение продолжало донимать его так же, как раньше — никакой свадьбы не было бы. На эту тему с ним собирался поговорить Усянь, но только после того, как разберется с принципами управления своей ци. «Все можно исцелить, дагэ. Главное — понять, где корень проблемы. Прости, что мне было пока не до этого». Вот глупый мальчишка, нашел за что извиняться! У него, пожалуй, больше всего сейчас забот, и не все из них так легки и приятны, как подготовка к свадьбе.       — Ну, ну, перестань мочить мне наряд, а то придется перешивать — а я больше не выдержу. А-Сан, посмотри на меня.       Диди поднял заплаканное лицо, и Минцзюэ осторожно вытер ему щеки, как делал в детстве, боясь оцарапать загрубевшими от сабли пальцами.       — Я понимаю, чего ты боялся. И обещаю — больше не придется, мы вместе найдем решение. У нас теперь есть, на кого положиться, с кем посоветоваться и к кому обратиться за помощью. Мы больше не одни в целом мире и против него. Ты меня понял?       Хуайсан кивнул ему, щуря покрасневшие глаза и растягивая дрожащие губы в улыбке. Минцзюэ взъерошил ему волосы, встрёпывая аккуратную причёску. Тот вновь прижался к нему, уже не плача, и они ещё немного постояли так, и Минцзюэ гладил своего диди по голове — а потом брат наконец отлепился от него и мимолётно взглянул в зеркало.       Возмущённое шипение взвилось под потолок и опало недовольным бурчанием, перемежаясь редкими смешками Минцзюэ, пока Хуайсан приводил в порядок устроенное братом на его голове воронье гнездо.       Утреннее раздражение пропало, и даже очередная подгонка наряда не казалась больше докукой. Минцзюэ терпеливо дождался ее конца, разделся, внезапно подумав, что в следующий раз снимать с него все это ало-золотое великолепие будут нежные пальчики жены, задохнулся от подступившего жара и стремительно сбежал на тренировочное поле.       

***

      От того, чтобы просто смотреть на Яо и гладить его бледное, усталое лицо, Сичэня оторвали прибежавшие — видимо, на его крики — адепты:       — Глава, что случилось?!       Только это напомнило ему, что они всё ещё на людях, и надо что-то делать: отнести Яо в ханьши, объяснить, действительно, что произошло, достать тех тварей, что посмели протянуть свои гнилые руки к Яо...       Он потянулся к поясу и взял в руку свой жетон, влил в него ци, активируя сперва общую тревогу — на угловых башнях стены зазвенели тревожные гонги; потом — малый щит, который можно было вызвать, не касаясь артефакта активации полного щита. Полный не задействовался со дня нападения Вэнь Сюя. Сичэнь уже знал: падение щита не было вызвано его перегрузкой. Защита Облачных Глубин могла продержаться еще несколько дней.       — Собрать всех учеников по группам, проверить состояние, запереть в учебных классах. Главам подразделений — немедленно явиться к ханьши. Старшине охраны — запереть врата, проверить личный состав, отозвать все патрули. Исполнять!       Голос не дрожал, но в полной мере свои чувства Сичэнь контролировать не мог: тот, кто посмотрел ему в лицо, отшатнулся и побледнел. Одно благо — приказы все бросились исполнять незамедлительно.       Сам Сичэнь бережно подхватил Яо и, плюнув на правила, бегом понёс домой. Лекаря нужды звать не было, это он видел — от яда в теле не осталось и следа, только общая слабость — амулет Вэй Усяня сработал как нужно. Сичэнь будет ему теперь благодарен до смерти не только за брата. Но если лекаря не позвать — не будет ли это подозрительно? И если позвать — не найдёт ли чего-то подозрительного сам лекарь?       Придётся рискнуть. Как Сичэню это надоело: необходимость — вместо того, чтобы быть с дорогими людьми, когда им плохо — просчитывать риски и заниматься делами!       — Яо, нужно сделать вид, что ты частично парализован.       — Делай, Хуань-гэ. Не беспокойся обо мне.       Сичэнь в который раз подумал, что не заслуживает такого спутника, как А-Яо, понимающего с полувзгляда и с одного звука. Техника «Полежи тихонько» обычным исследованием ци и пульса не выявлялась. О ней вообще никто в клане не знал, потому что это было изобретение самого Сичэня, которым он поделился только с братом. Одно короткое прикосновение к спине, крошечный импульс ци — и человек не чувствует своего тела. Но как же страшно оказалось снова держать на руках обмякшего Яо, словно он вернулся назад во времени, до того, как сработал амулет!       До прихода лекаря Сичень успел выслушать доклад старшины охраны и заметить ещё одного маячившего за дверью адепта, которого от входа, собственно, и оттеснил целитель. Тревожно и быстро осмотрел слабо моргающего Яо, даже по остаточному следу воздействия безошибочно определив яд.       — Но... Как?       Сичэнь достал из рукава платок с завернутыми в него обломками яшмового кулона: это был один из его личных амулетов, правда, спасал он от несварения и был полезен на Ночных охотах, если те длились дольше пары дней, а непривычный к чужой пище желудок начинал бунтовать. Сичэнь успел раскрошить его в пальцах, вытянув всю вложенную в камешек ци.       — Амулет ослабил действие яда.       Лекарь бережно принял платок с каменной крошкой, кивнул:       — Вам повезло, амулет, видимо, был не из слабых.       Видно было, что лекарю безумно хотелось узнать, где Сичэнь взял что-то, способное ослабить до излечимого состояния действие одного из сильнейших известных ядов, но он держал себя в руках.       — О, подарок дорогого пятого брата вряд ли мог быть слабым, — едва заметно приподнял уголки губ Сичэнь. — Хотя это был просто амулет для очищения. Итак, целитель, как быстро вы сможете поставить Лань Чуньяо на ноги? Мой ши-чжун незаменим и нужен мне здоровым как можно скорее.       Лекарь покосился на Сичэня как-то странно и ответил:       — Сразу сказать не могу. Лань Чуньяо не очень сильный заклинатель, а в этом случае самый надёжный метод — самоизлечение. Я лечу его уже не в первый раз, и судя по моим наблюдениям — у него это займёт не меньше месяца. — Лекарь пару мгновений помолчал. — Но вы с ним занимались парным самосовершенствованием, Глава, это так?       — Яо — мой партнер на этом пути и будущий супруг, — сдерживаясь из последних сил, проскрежетал Сичэнь сквозь зубы. — Мне казалось, правило номер шестьсот тридцать пять запрещает обсуждать личную жизнь членов клана.       — Я ни в коем случае не хотел бы нарушать это правило, — целитель устало вздохнул и посмотрел прямо. — И не собираюсь делать это сейчас. Всего лишь рекомендация: парная медитация поможет быстрее очистить организм от яда и разогнать ци, укрепит золотое ядро. Парное совершенствование справилось бы с этим быстрее.       Сичэнь усилием воли расслабил сжатые мышцы, поклонился целителю:       — Благодарю за совет, целитель Лань.       Покраснеть ему мешали только самообладание и усталость — дожил, сам себе надумал гадостей — и набросился на человека, который всего лишь желал дать дельный совет!       Целитель удалился, оставив сверток с травами, которые могли помочь очищению от яда, Сичэнь, пока за ним закрывались двери, видел целую толпу адептов, собравшуюся у ханьши, старшину стражи и кого-то из старейшин. Но нашел время отменить паралич и поцеловать едва не потерянного возлюбленного.       — Отдохни, А-Яо. Ни о чем не тревожься, я со всем справлюсь сам.       Яо слабо улыбнулся и сжал его руку в ответ:       — Не переусердствуй, Сичэнь-гэ.       Сичэнь оторвал себя от него и перешёл в другую комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Нужно было принять всю эту толпу за порогом, и не стоило беспокоить Яо лишним шумом.       Дальше он работал, заставив себя забыть обо всем: всей этой ситуации требовался жесточайший контроль, потому что... Вэй Усянь, чтоб его! Этот темный гений нашел способ отомстить мучителям А-Чжаня, тем, кто остался в живых, разом. И при этом он действительно никого не убил. Просто те шесть огоньков, что видел Сичэнь, поразили виновных, и уж они-то были парализованы безо всякого притворства. Первая реакция главы оказалась очень правильной: Облачные Глубины закрылись, как потревоженная ракушка. Теперь Сичэнь направлял отряды вооруженных адептов прочесать всю территорию, распределяя их так, чтобы никто не подкопался: люди действительно ищут злоумышленника, отравившего шесть старейшин и, наверняка, хотевшего отравить главу Лань, которого спас его верный ши-чжун.       А дальше нужно было сработать просто филигранно: Сичэнь не собирался содержать на шее клана шесть бесполезных туш. В дома к болезным он приходил в сопровождении тех людей, кого мог назвать действительно добродетельными членами клана. В их присутствии проводились допросы и обыски — он искал «зацепки», а находил ту самую переписку с Вэнь Жоханем, ингредиенты и оборудование для возгонки яда, книги из библиотеки Цишань Вэнь по темным искусствам. Понятное дело, многое пришлось подбросить, но, как ни странно, некоторые вещи он действительно нашёл именно в тайниках в домах старейшин. И в который раз напомнил себе не держать дома ничего, что могло бы натолкнуть кого-то любопытного на размышления.       Сичэнь иногда поглядывал на сопровождающих — те с каждым разом становились всё мрачнее, а шушукались — всё громче, хотя и пытались держать себя в руках. Сам он ходил мрачнее тучи с того момента, как ему пришлось отойти от Яо.       Кроме этих шестерых пришлось обойти еще и дома уже покойных Лань Чунсина и Лань Инъяна. Доказательства масштабного заговора старейшин были собраны. Как и доказательства того, что главу Лань собирались тайно убить, но решили сперва уничтожить всех, кто был ему дорог. Сичэнь не зря добавил в список Цижэня — его репутация оказалась белее лотоса, хотя после гибели дяди по Облачным Глубинам нет-нет да ходили слухи, что не все было чисто с этим искажением ци, а Сичэнь был последним, кто находился с Учителем Лань рядом. Мысленно он утирал пот, хотя и не мог себе позволить ни единой лишней эмоции внешне. Только гнев, скорбь и праведное негодование.       Поредевший совет старейшин собрался, просмотрел бумаги и очень быстро вынес приговор: виновным — смерть. Хотя на его взгляд смерть была для них лишь избавлением от мук бессмысленного существования в неполноценных отравленных телах. Оставалось лишь надеяться, что в Диюе их души получат по заслугам. Но для начала стоило в этот самый Диюй их отправить.       Раньше в клане Лань такого бедствия не случалось, а если и случалось — то в гораздо меньших масштабах, и приговор выносил и приводил в исполнение кто-то из старшей ветви либо сам глава... Сичэню было сейчас не до того, чтобы лично заходить к каждому из старейшин, со всем уважением к крови и возрасту обрывать их жизни, а после — поститься и медитировать, очищаясь от греха убийства кровной родни. Дядя в своё время — чтоб ему скорее с сообщниками в Диюе повстречаться! — желал сделать ответственным за наказания Ванцзи, даже успел приставить его следить за порядком среди приглашённых учеников... С тех пор, как брат ушёл, ответственного за наказания в клане не было.       Сейчас Сичэнь попросил взять на себя эту заботу одного из тех, кто был с ним на войне — почти из того же поколения, что и Цижэнь, лишь немногим младше, кровный Лань из потомков Лань Аня, более интересующийся ночными охотами и совершенствованием, чем мирскими делами, а потому нечасто появляющийся в стенах Юньшэна. К ночи главе доложили, что приговор приведен в исполнение, а исполнитель просит позволения уйти в уединение для очищения души. Сичэнь позволение дал. После чего приказал не тревожить его до утра, даже если на резиденцию будет рушиться небо и разверзаться земля.       К Яо он зашел, рассчитывая увидеть уже спящего юношу, но ошибся: тот, закрыв свою комнату талисманом, работал с документами, облегчая жизнь своему главе.       — А-Яо, да ты совсем сошел с ума! — тихо возмутился Сичэнь.       Яо в ответ лукаво улыбнулся и протянул руку, перехватывая его ладонь, рванувшуюся то ли отобрать бумаги, то ли придержать излишне трудолюбивого помощника.       — Сичэнь-гэ, я, благодаря подарку главы Вэй, лишь слегка ослаб, а не при смерти, и вполне успел выспаться днём. А сидеть без дела — невыносимо, не отбирай у меня последнюю радость.       Сичэнь видел — по синякам под глазами и напряжённым плечам — что Яо привирает, но улыбка его внушала надежду, что всё действительно лучше, чем он опасался.       — Ты маленький поганец.       Он не мог противиться искушению сесть за спиной, сдвинуть ворот домашнего одеяния — легкого, наброшенного поверх обнаженного тела, без нижнего белья. Собрать распущенные волосы, подвязывая концами лобной ленты, чтоб не мешались, коснуться губами покорно подставленной шеи.       — Оставь документы... хотя... нет, раз уж ты так занят... продолжай работать, не отвлекайся, — прошептал в потеплевшее ухо, мягко прихватил губами мочку.       — Ну почему же, если отыщется занятие поинтересней — я вполне могу прерваться. Тем более мы сегодня отвлекли от дел уважаемого целителя, и хотя бы из уважения к нему стоит выполнять предписания. Если мне не изменяет память, он как раз советовал парные медитации? — голос этого лисёнка был преувеличенно серьёзен, а кисть и бумаги были тут же отложены.       — А еще говорил, что парное совершенствование поможет лучше, — усмехнулся Сичэнь, развязывая его пояс.       Фарфоровая бутылочка с маслом — правильным, почти без запаха, долго не впитывающимся, а словно бы обволакивающим кожу — лежала в его рукаве. Он купил ее в Цайи, да так и забыл — после Совета было слишком много дел, им если и удавалось побыть наедине до того, как сон сморит обоих, то сил хватало лишь на поцелуи. Сейчас сил тоже было не сказать что много, но отголоски ужаса и желание почувствовать любимого пока что вытесняли усталость.       Яо зашипел, пытаясь повернуться в его руках и неловко задев столик, и Сичэнь подхватил его, прижав к себе и в пару шагов переместив на кровать.       — Злючка-колючка, А-Яо, как мне нравится, когда ты такой.       Поцеловать в лоб, между нахмуренных бровей, радуясь мелькнувшей мысли о том, что здесь никогда не будет киноварной метки — Яо принадлежит ему, целиком и полностью. Снять ленту, ведь достаточно только слегка потянуть — и хитрый узел развяжется. Развернуть плотный шелк шеньи, словно обертку на сладости.       — Чш-ш, позволь сегодня мне все сделать самому. Все, с самого начала.       Яо помедлил — и с ясно видимым облегчением откинулся назад, расслабляясь. На миг Сичэнь даже усомнился: стоит ли продолжать то, что он начал, не лучше ли действительно просто вместе помедитировать, а после дать Яо выспаться?       Его сомнения разрешил требовательный пинок в бедро:       — Неужто Глава Лань лишь на словах умел и самостоятелен, а на деле этому подчинённому всё же стоит ему помочь?       — Этот подчиненный смеет сомневаться в моих познаниях? — Сичэнь поймал точеные лодыжки, спасаясь от очередного понукания, словно он — упрямый конь, поднял к плечам, намеренно пока не опуская взгляда на почти обнаженное тело. Повернул голову, прикусывая косточку на щиколотке. Короткий выдох и прерывистое:       — Уже... не смеет... — стали ему ответом.       Пусть это и был первый раз, когда он действительно собирался все сделать сам, но облажаться Сичэню было нельзя. Пришлось припоминать все, что он тогда видел, действовать так, как действовал А-Яо, не торопясь и не жалея масла, вспоминая тайком и урывками прочитанное за эти дни в руководствах по парному совершенствованию и... конфискованной у старших учеников книжонке с непотребными картинками. Прерывистые вздохи, почти переходящие в стоны, и краткая дрожь, пробегающая по телу возлюбленного, стали ему наградой. У Сичэня уже у самого в голове почти мутилось, а пальцы скользили легко-легко, когда Яо позвал:       — Хуань... А-Хуань... Ну же, давай!       Собравшись, вместе с первым толчком в это безупречное, жаркое тело он послал и поток своей ци, наполняя ею меридианы, проникая в золотое ядро так, как будто и этим брал его, присваивал, заполнял собой. Совершенно безумное было ощущение, и такое потрясающее выражение на точеном лице, изламывавшее все тонкие черты, словно Яо уже достиг сияющего пика, но никак не может сорваться с его вершины.       Размеренные толчки, короткие стоны и дрожь им в такт, движение сплетённой ци по их так же сплетённым телам, выбивающее из головы все мысли — это действительно очень напоминало медитацию, в какой-то момент Сичэню показалось, что он может провести так вечность. Но, конечно же, он ошибся, или у пока еще обычных смертных тел были свои законы, и удовольствие все же захлестнуло — только на этот раз обоих вместе, слишком остро они чувствовали сейчас друг друга, чтобы Сичэнь смог удержаться, когда Яо забился под ним, снова расцарапывая в кровь его спину и плечи, добавляя этим еще одну пряную ноту во вкус этой ночи.       Мутная вода удовлетворения сходила долго, как весенний паводок, оставляя их обессиленными и в то же время полными спокойствия и внутренней силы. Засыпая, так и не отпустив из рук свое едва не потерянное счастье, Сичэнь подумал, что наконец-то священные горы свободны от сорных трав. И они вдвоем могут создать здесь сад. Такой, как будет правильно. Такой, как захотят.