
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Психология
AU
Фэнтези
Счастливый финал
Обоснованный ООС
Отклонения от канона
Рейтинг за насилие и/или жестокость
Уся / Сянься
ООС
Второстепенные оригинальные персонажи
Насилие
Смерть второстепенных персонажей
Fix-it
Исторические эпохи
Характерная для канона жестокость
Смена имени
Взросление
Древний Китай
Описание
Госпожа Юй отлично учила адептов, а еще лучше учила одного конкретного адепта - первого ученика клана Цзян, Вэй Ина. И - о да! - он заслуживал своего места, он очень хорошо учился. Всему - верности слову и делу, честности, преданности своим идеалам, умению делать выбор и пониманию, что порой выбирать приходится не среди хорошего и плохого, а среди плохого и еще худшего. Но тому, что геройствовать лучше не в одиночку, его научила не госпожа Юй, а куда более суровая наставница - сама жизнь.
Примечания
Знание канона не обязательно - от канона рожки да ножки)))
或許全部 Huòxǔ quánbù "Хосюй цюаньбу" (Возможно все)
Посвящение
Тому человеку, в комментарии которого я увидел идею.
Тисе Солнце - за неоценимую помощь в написании и подставленном широком плече на повизжать)))
41. Гусу. Переполох большой и маленький
06 декабря 2021, 07:31
Шум в Облачных Глубинах утих, ведь старейшины вместе с патрулями из старших адептов прочесали все, проверили каждый отнорок, каждую пещеру для медитации, даже запретную комнату библиотеки и клановую сокровищницу, последние, конечно, под присмотром Главы. Но «преступивший закон» и «потемневший» Нефрит как сквозь землю провалился.
Лань Сичэнь снял барьер: он почти неделю заставлял старейшин, сменяясь, держать его. Зато у этих злобных гу не хватало сил, чтобы взбираться на самые отдаленные горные тропы и проверять потаенные долины. Это было доверено старшим адептам, и Сичэнь лично провел отряд из пяти таких доверенных к горечавковому дому, показал его издали — кажущийся абсолютно нежилым, — и нетронутый снег был тому подтверждением, и предложил взломать барьер.
— От него нет ключа. Эта печать снимется только со смертью поставившего ее заклинателя.
То же самое он когда-то перед войной говорил и дяде. До сих пор был благодарен собственной подозрительности, которая заставила напрямую солгать. Теперь у брата было надежное убежище, и они с Яо попеременно присматривали за Ванцзи.
Несмотря на то, что накладывал ограничительные барьеры на золотое ядро Ванцзи сам Лань Цижэнь, Сичэню удалось с ними справиться. А с восстановлением тока ци по телу началась и регенерация, руки брата уже не пугали синюшной чернотой, пальцы начали шевелиться, в их кончики постепенно возвращалась чувствительность. Очень медленно подживали раны на спине, хотя Яо не постеснялся залезть в лекарские хранилища и украсть оттуда самые сильные заживляющие бальзамы и мази. На укоризненный взгляд главы клана паршивец только фыркнул и выпрямился, без смущения и страха глядя в глаза:
— Сичэнь-гэ, я никогда не буду вам врать, постараюсь не умалчивать и договаривать. Не хотел бы, чтобы вы обольщались, кто я на самом деле. Какой я. И чем мне приходилось заниматься, чтобы выжить в промежутке с девяти до четырнадцати лет. Будет проще сказать, чем не приходилось. Я не продавал свое тело и никого не убил. На этом список добродетелей заканчивается.
— А-Яо... — беспомощно посмотрел на него Сичэнь.
С кровати донеслись едва слышные кашляющие звуки, взглянув на брата, глава Лань просто онемел: Ванцзи смеялся. Прятал лицо в сгиб локтя, но Сичэню было хорошо видно выгибающийся вверх уголок рта.
— Хорошо сказано, сяомаомао, — пробормотал Ванцзи. — Вэй Ину бы понравилось. Приезжай в Юньмэн, когда он поправится.
Все еще едва шевелящиеся пальцы нежно приласкали алую ленту, повязанную на запястье. Эту ленту Сичэнь нашел, когда снимал с брата ученический чаошен, надетый на него Яо в пещере. Каким чудом ее не тронули те, кто пленил Ванцзи — неизвестно, но, наверное, это было в самом деле чудо. Именно она, эта лента, удержала брата в рассудке. Она, словно отражение лобной ленты их клана, связала две души. Брат говорил, что от нее было тепло, хотя абсолютно никаких заклятий лента не несла. Просто очень качественный шелк, искусная тонкая вышивка — и такая знакомая огненная ци, пусть только отголоском, эхом — но это была ци Вэй Усяня, такого, каким он приехал в Облачные Глубины в год обучения.
Эту ленту брат носил, не снимая, с тех проклятых соревнований лучников. Словно заклял ею сам себя. Любой другой человек, воспитанный правильно, наверное, уже бы тогда догадался обо всем. Сичэню же понадобилось так много времени... Не ошейник, конечно же, не ошейник. Красная нить, выбравшая вот такое воплощение.
— А-Чжань, скажи, — прежде чем он подумал, слова вылетели изо рта, и было поздно останавливаться.
— М-м? — тихо, чтобы не провоцировать кашель, привязавшийся с плена и все не отпускавший, подбодрил брат.
— Твоя лента... На что ты ее заклял?
— «Лунный свет сетью ложится сквозь ветви, скована ночи тьма», — процитировал А-Чжань и все же закашлялся.
— Лунная сеть? Ты успел ее выучить? — изумился Сичэнь.
— Не успел. Это не совсем она, но близко. Дорабатывали вместе с Вэй Ином.
— Вы... практически наобум, по каким-то намекам и скудным познаниям создали заклятье подавления тьмы вдвоем с этим мальчишкой?
Сичэнь понимал, что бывает, рождаются гении. Но даже уровень создаваемых Вэй Усянем талисманов казался ему не особенно высоким. В конце концов, талисманы — это лишь соединение уже известных символов. Чтобы создать с нуля или даже с какими-то имеющимися обрывочными знаниями совершенно определенную технику, а заклятья именно к техникам и относились, нужно было иметь в самом деле разум, не скованный границами, во всем подобный небу и свободному ветру.
— Да, — коротко ответил брат, глядя так, словно насквозь видел весь сумбур в душе Сичэня.
Сичэнь не знал, что говорить. Новое знание требовалось уложить в разуме, и он перевёл разговор на более насущные вопросы:
— Кажется, старейшины поверили, что тебя больше нет в Гусу. Пора слать вестника в Юньмэн, тебе нужен хороший лекарь.
— Госпожа Цзучишоу — лучший лекарь Цзянху, и она сейчас в Пристани Ло... — Ванцзи снова закашлялся и утомленно опустил голову на руки. — Прости, дагэ... Устал.
— Сичэнь-гэ, я закончу с ранами молодого господина сам, — тут же вызвался Яо, во время беседы братьев помалкивавший в уголке, но очень внимательно слушавший.
Сичэню не оставалось ничего иного, кроме как согласиться и уйти к себе, думать, писать письмо и снова думать: как он будет объясняться с Цзян Ваньинем. И надо ли объясняться вообще.
***
Глава Цзян прибыл с шумом и помпой — удивительно, при том, что кроме вежливых приветствий, сам он не произнёс ни слова. Зато его свита не утруждала себя молчанием. Безостановочно комментировал всё, что видит — спасибо, шёпотом — маленький мальчик, которого Глава лично нёс на мече. Зачем вообще брать с собой ребёнка?! Привычно, как до войны, чирикал что-то наследник Не. Глава Не что-то гудел ему в ответ, иногда вставлял пару слов Глава Цзинь. Гуй побери, Сичэнь так погряз во внутриклановых дрязгах, что забыл о смене власти у Цзинь! Все это совсем не походило на военные советы, к которым он привык, на советы старейшин, от которых у него болела голова и горло наполнялось кровавой желчью. На памятные довоенные советы, когда он сопровождал Лань Цижэня, тоже не было похоже. Он бы счел это дружеским визитом, только — вот беда! — другом он мог назвать из всех этих людей лишь одного человека, а вот Минцзюэ почему-то очень внимательно смотрел по сторонам и холодно щурил глаза. Сичэнь не понимал причин этой настороженности. И в принципе не очень понимал, что происходит! В письме он просил Цзян Ваньиня тихо, не привлекая внимания наведаться в Цайи, и желательно взять с собой Цзучишоу: дескать, появилась необходимость проконсультироваться с хорошим лекарем, а заодно можно было бы дела обсудить — про Ванцзи он написать не решился, опасаясь... да вот примерно того, что и произошло! Только в его воображении Глава Цзян вышибал ворота Облачных Глубин не несгибаемой наглостью глав трёх Великих кланов со свитами, а сразу Цзыдянем. Единственное, что ему удалось — сохранить лицо и радушно поприветствовать гостей. Крутящийся рядом Яо — благословение Гуаньинь, не иначе! — едва завидев всю делегацию у ворот, умчался в сторону гостевых павильонов с такой скоростью, что неминуемо нарвался бы на наказание, если бы эта самая делегация не отвлекла все внимание на себя. Но зато после велеречивых приветствий Сичэнь смог со спокойной душой предложить гостям расположиться со всеми удобствами и согреться после долгого пути, а после — собраться в павильоне Совета, куда подадут обед. Там можно будет и обсудить все вопросы. — А ребенка можно поручить моему ши-чжуну, если вы не против, глава Цзян. На лице Главы Цзян проступило ясно видимое облегчение — первая, кроме угрюмой решительности, эмоция за всю встречу. — Если это не доставит неудобств. — Этому ученику не будет в тягость присмотреть за таким очаровательным мальчиком, — тут же с готовностью поклонился Яо. — Этот ученик покормит будущего собрата по совершенствованию сам, если глава Цзян не возражает. — Не возражает, — было сказано уже откровенно торопливо. Воистину загадочный ребёнок — зачем было брать его с собой, если он так откровенно в тягость? — А-Ян, иди с этим адептом! — Дядя Цзян, а можно мне сперва погулять? Ты говорил, тут красиво, так можно? Сичэнь приоткрыл рот, спохватился и закрыл его так поспешно, что чуть не лязгнул зубами по языку. «Дядя Цзян»? А у главы Цзян-то скулы покраснели. Но, вопреки ожиданиям, вспыльчивый и раздражительный молодой мужчина, каким его привык видеть Сичэнь, не стал сердиться, просто опустился на одно колено и поправил на мальчишке теплую накидку. — А-Ян. Согреться, покушать — потом гулять. Ты меня понял? Что я скажу твоему гэгэ, если ты простудишься? — Хорошо, дядя Цзян. Яо, умница, тут же протянул мальчику руку, но тот только зыркнул на нее чернущими глазами и обхватил правой ладошкой левую, словно баюкая больное. Яо позвал, более не пытаясь коснуться: — Идёмте, молодой господин. Сичэнь проводил их глазами и только тогда пригласил прибывших пройти, наконец, в предоставленные им покои. А сам, пока гостей отвлекли провожатые, сбежал. Глава Цзян проводил его тяжёлым взглядом, и судя по этому взгляду от того, чтобы вцепиться Сичэню в рукав, его удерживало лишь то, что Сичэнь не подошёл для этого достаточно близко. Он же торопился — требовалось подготовить всё к импровизированному совету. В частности, полное отсутствие на этом совете старейшин.***
Цзян Чэн никогда не думал, что когда-нибудь основой его действий, распорядка жизни и смены некоторых парадигм станут дети. Он вообще к детям относился... да никак не относился. В Пристани Лотоса до войны были младшие члены клана, те, что совсем еще дети, но он мало виделся с ними, по уши занятый своими делами, учебой и Вэй Ином. Были сяошиди, но и с ними он толком даже не подружился до своего отъезда в Гусу на учебу: в тот год их только набрали, потом была вся эта кутерьма со стрельбами, и молодняком занимался в основном дагэ, потом лагерь... война... А на войне детям не место. Но когда это прописных истин придерживалась жизнь? Дети точно так же гибли, становились сиротами или брались за оружие, как и взрослые. Когда Вэй Ин, подобрав и отвезя в Юньмэн мелкого босяка из Куйчжоу, рассказал ему об этом, сперва Цзян Чэн не понял, зачем он это сделал. А потом вспомнил, кем был его дагэ, и вопросы отпали сами по себе. Он не раз краем глаза видел письма, написанные неустойчивым детским почерком, которые брат зачастую бросал где попало, не заботясь о тайне своей переписки. Бывало, и читал, потом испытывая стыд, что делал это тайком. Потому что А-Ин из желания сделать мальчика приемным братом тайны не делал, даже иногда мечтал, что вот, наступит мир — и в этом мире станет на одного молодого господина Вэй больше. Когда они вернулись с войны... Когда они вернулись, Сюэ Ян отказывался уходить от тела, замотанного в пелену «Последней надежды». Отказывался есть, пить, двигаться, говорить что-то еще, кроме «Гэгэ, проснись». Это было безумно больно и тяжело. Тем более больно, что сам Чэн иногда тоже хотел прижаться лбом к шелковой маске и попросить: «Дагэ, проснись». Ему пришлось научиться противостоять молчаливым протестам и столь же молчаливым истерикам А-Яна, уносить мальчишку на руках в свою комнату, терпеливо сносить его слезы и сопли, размазанные о ханьфу по ночам, когда он должен бы спать и не видеть. Ни Яньли, ни А-Цин с маленьким демоненком справиться не могли, что было для Ваньиня удивительно. Только он один. А потом пришло письмо от Главы Лань, и Ваньинь сперва даже не понял, чего ему надо. С чего бы ему брать а-Цин и мчаться в гуев Гусу, какие такие вопросы к лекарю у него могут быть, которые нельзя задать в письме? Особенно сейчас, когда он знает, что Цин занята Вэй Ином… И понял. Только что-то Цзян Чэн главе Лань и его планам не доверял. Так что — никакого тайного визита! Он достаточно хорошо узнал главу Лань за время войны. И понимал, что с этой «локвой в ядовитом меду» ему одному не тягаться. Потому без зазрения совести оповестил собратьев-глав Не и Цзинь. Ну а те не преминули согласиться. Оставалась одна проблема: если бросить а-Яна в Пристани, он снова не отойдет от брата ни на шаг, а на сколько мог затянуться визит в Гусу, Цзян Чэн не знал. Пришлось брать его с собой. Не то чтобы силой, но уламывал он маленького паршивца долго, пообещав показать все памятные им с «гэгэ» места. И даже то, чего в здравом уме обещать не стал бы: однажды отправить А-Яна учиться в Юньшэн, как это было и с ними. Мол, все благовоспитанные молодые господа там обучаются. Он только не предусмотрел, куда девать ребенка, пока будет решать эти загадочные дела с главой Лань. Кроме того, раззадоренный полётом мальчик не замолкал ни на минуту, и у Цзян Чэна от звонкого и наконец-то полного жизни голоса звенело в ушах. Он, конечно, был рад, что а-Ян наконец-то ведёт себя как нормальный жизнерадостный ребёнок, но говорить с главами в таком сопровождении было решительно невозможно! Так что предложение оставить его с ши-чжуном главы пришлось как нельзя кстати. Ваньинь смутно помнил этого юношу по войне, и вроде никакой враждебности к Вэй Ину тот не проявлял, так что оставить с ним а-Яна должно было быть достаточно безопасно. Да и малый оказался понятливый, не стал хватать мальчика за руку. Что ж, можно было немного ослабить это кольцо бдительности и заняться главным. Согреться после зимнего перелета было и впрямь нужно, да и поесть бы не помешало. — Цзян-сюн, ты готов? — через пол-сяоши к нему заглянули младший и самый младший Не. В Цайи он узнал, что Цюнлинь сам вызвался сопровождать главу и наследника. — Что-то п-потянуло, — коротко обозначил юный целитель свой порыв. Цзян Чэн на это только пожал плечами — пускай лучше с А-Цин обсуждает, куда и кого тянет, она своего брата лучше знает. А сейчас пора было идти: — Готов, — Ваньинь вышел из покоев и постучал в дверь А-Цин. За время, прошедшее с падения клана Вэнь, Вэнь Цин ни разу не оделась в белое с красным. Теперь она предпочитала носить одежды цвета цин, как когда-то ее покойный отец, и, надо сказать, ей это невероятно шло. Поспешно отведя взгляд от невесты — уже официальной, ведь первое письмо было передано и принято благосклонно, — Ваньинь слегка покраснел и предложил ей локоть. За спиной два гаденыша «тихим» шепотом обсудили, как хороша их парочка. — Попрошу Цзюэ-гэ оборвать им уши, — прошипел Ваньинь. А-Цин только фыркнула в меховую опушку своей накидки. — Бесполезно, эти двое, кажется, вьют из старшего брата сети божественного плетения. Верилось легко — Цин, когда познакомилась с Яньли, сказала, что она очень похожа на Цюнлиня — а из них с Вэй Ином шицзе могла плести что угодно. О Хуайсане даже говорить не стоило — он умудрялся добиваться того, что ему нужно, даже в те времена, когда Минцзюэ считал его лентяем и неумёхой. Чэн усмехнулся: — Похоже, орденом Не теперь управляют целитель и птицелов. — Это пока, — в тон ему заметила невеста. — Думаю, когда за плетение возьмется крепкая ручка госпожи Не, в сети окажутся и эти двое. — Хм? Ты что-то знаешь? — Догадываюсь. Но рано говорить. Цзян Чэн предпочел промолчать: эти женщины! Что у них на уме, одному Небесному Императору ведомо, и то не факт. К нужному павильону гостей пришли проводить те же адепты, что отводили к гостевым покоям. Это было нелишне — к примеру, Ваньинь знать не знал, где находится зал Совета. То ли они с Вэй Ином во время учебы туда не забредали, то ли он не обратил внимания и запамятовал. А в зале — просторном, аскетично убранном, в привычных для Гусу Лань цветах бело-голубой гаммы и черного дерева, гостей уже дожидались выставленные в два ряда столики, разожженные жаровни, выставленные на столах закуски и сам хозяин: бледный, но с яркими пятнами морозного (или болезненного) румянца на щеках. Впору было заподозрить, что он болен или слишком долго нервничал и оттого уже не может держать лицо. — Прошу вас, располагайтесь! Ваньинь отметил, что и голос у главы Лань звучит хрипловато, но сочувствия так и не ощутил. Всем нелегко после войны, Цзысюань-сюн вон вообще в трауре, чему одновременно и рад, и бесится, потому что не может жениться. Уважаемые главы с сопровождением чинно расселись и принялись обедать. Могильная тишина, в соответствии с гуевыми правилами — нужно же хоть какое уважение проявить — заполнила помещение. В такой атмосфере выжидающие взгляды, которые все поочерёдно бросали на главу Лань, которому, кажется, первому кусок в горло не лез, казались совершенно зловещими. Когда трапеза, наконец, была закончена, — лично Ваньинь не осилил и половины, он отвык от кухни Гусу Лань и привыкать обратно не собирался, — и слуги убрали со столов, а Хуайсан метко припечатал к дверям и окнам талисманы, Ваньинь позволил себе сесть более вольно. — Что ж, теперь можно и поговорить, — первым, на правах старшинства, заговорил Не Минцзюэ, пристально глядя на главу Лань, который от этого взгляда, кажется, был готов сползти под собственный столик и накрыться циновкой. Ваньинь догадывался, чему Лань Сичэнь обязан такой «любезности» Цзюэ-гэ. Он еще прекрасно помнил резиденцию, какой она была во время их обучения. И слезные стоны Сичэня о том, что Вэнь обратили ее в пепел. Вот только новыми в Облачных Глубинах выглядели всего несколько зданий: библиотека и примыкающие к ней ланьши, да несколько павильонов из гостевых. То есть, Ванцзи тогда не солгал: Облачные Глубины не столь сильно и пострадали, и «огненное очищение» Вэнь было в самом деле только намеком на возможные последствия неповиновения. Горные Вершины Мэйшань Юй были уже в самом деле сожжены дотла, как и Юньмэн, Пристань Лотоса не сжигали лишь затем, чтобы было, где разместить надзорный пункт. — Конечно — Лань Сичэнь вежливо улыбнулся. Выглядело бледно. — Так что привело уважаемых глав кланов ко мне? Чэн фыркнул. Серьёзно? — После Чуньцзе будет совет, если ты не забыл, — Минцзюэ, проверив, что сработали все талисманы, заговорил так, как привык говорить в штабной палатке на поле боя. — И встанет вопрос о новом Владыке. То есть, новом Верховном заклинателе. Я, как все, надеюсь, тут присутствующие понимают, буду от этой «чести» отказываться всеми способами. А то или меня искажение ци хватит прямо в зале Совета, или я всех старых сморчков порублю, когда надумают рыть канавы поперек пути. — Мне тем более не до этого. В Юньмэне и Мейшани до сих пор разруха, у меня нет ни желания, ни времени решать чужие проблемы. А кроме того, Ваньинь Цзюэ-ге отлично понимал: он тоже предпочёл бы все помехи устранять более радикальными способами. — К весне ещё не будет окончен траур, — Цзысюань был ещё более лаконичен. — Мне... — Сичэнь сглотнул, схватился за чашку с остывшим чаем и осушил ее до дна, поставил с видом идущего на казнь и хрипло проговорил: — Мне тоже не до проблем Верховного будет. С внутриклановыми бы разобраться и остаться в живых. Ваньинь, я нашел Ванцзи. Цзян Чэн не позволил себе обрадоваться, в конце концов он это и предполагал, зачем ещё Сичэню понадобилась бы дева Цин, да ещё и в такой тайне? Только уточнил на всякий случай: — Как? — Вернее, его нашел Мэн Яо. Я догадывался, что это похищение могло быть делом рук старейшин, но... я лично обыскал всю резиденцию... А он просто взял — и нашел, — Сичэнь потер висок пальцами. Вот только не вызывал он жалости ни у кого из сидящих в этом зале. Ну, разве что у Цюнлиня, но А-Линь вообще юноша сострадательный, вон, уже в рукав потянулся за лечебной пилюлей, не иначе. — Покороче, Сичэнь-гэ. Если Ванцзи жив, почему его нет здесь? — Он... сильно пострадал. После совета я хотел бы проводить к нему уважаемую Цзучишоу. Ваньинь не помнил, как оказался на ногах и вообще рядом с главой Лань. Просто сгреб гада за отвороты его траурных одежд и горло, и принялся трясти, как кот трясет пойманную крысу. С губ слетали нечленораздельные обрывки слов, но у Ваньиня в голове мутилось от гнева, а руки окутывали сиреневые разряды. «Убью... Убью, сука!» Оттащили его Хуайсан и Минцзюэ. Пока Ваньинь пытался взять себя в руки, Вэнь Цин спросила: — Мне на совете обсуждать нечего, и я хотела бы как можно скорее осмотреть пациента. Это возможно? — Днем... — глава Лань слегка задыхался: разряды молнии и без Цзыдяня причиняли довольно сильную боль. — Днем пройти туда можно только под «тенью». Если уважаемые собратья подождут — я проведу вас. — А нам знать, что с ним, необязательно?! — Ваньинь наконец смог стряхнуть с себя стальную хватку Минцзюэ и приставшего, как репейник, Хуайсана. — А вас я попрошу увезти его отсюда — и сохранить это в тайне, иначе, я боюсь, до него снова доберутся, и двадцатью ударами дисциплинарного кнута он уже не отделается! — Сичэнь тоже повысил голос, а потом сгорбился и опустил голову в ладони. Если Ваньинь хоть что-то понимал в этой жизни, то сейчас глава Лань не лицемерил — он действительно был раздавлен. Он поджал губы. Ладно, это они обсудят потом. А сейчас он хотел знать, что с его другом: — Вы сейчас отведёте меня и Вэнь Цин к Ванцзи, мы оставим Цзучишоу там, вернёмся обратно и поговорим. Устраивает, Глава Лань? — Хорошо. Талисманы, — он вынул из рукава три, явно же готовился ко всему, и к этому тоже. — Идем, сохраняя тишину. Мне стоило труда доказать, что в этом месте никто не живет и Ванцзи вообще в Глубинах нет. Оставив всех остальных ждать, Сичэнь, нашарив руку Ваньиня, в свою очередь ухватившего за запястье невесту, повел их куда-то за пределы основной долины. Пришлось долго подниматься в гору и идти сквозь заиндевелый лес... чтобы едва не столкнуться с двумя мальчишками, топчущимися у барьера. Мэн Яо выглядел очень встревоженным и почти испуганным. Время от времени он пытался приблизиться к застывшему у самого барьера а-Яну и отвести его в сторону, повторяя: — Молодой господин Ян, вам туда никак не пройти! И не нужно, там ничего нет, просто пустой домик! — Там мое. Пусти. Голос у А-Яна уже был таким, что Ваньинь понял: сейчас разразится истерика. Молчаливая, а потому страшная. Пришлось снимать талисман и спешно подхватывать мальчишку на руки: отказы, если уж А-Ян называл что-то своим, он не принимал, и чтобы добиться желаемого прибегал к разнообразнейшим уловкам. Истерика и беспрерывное канюченье были не худшими из них. — Дядя Цзян! — тихий, но судорожный выдох на ухо был уже ожидаем. — Идем мы, идем туда, тише. Ты все правильно сказал, там «твое» — твоего гэгэ самый близкий друг. Он там спрятался, чтобы злые дяди не нашли, потому помолчи, хорошо? — Да, дядя Цзян, — А-Ян обвил ручонками его шею и спрятал лицо в меховой опушке плаща. О том, что маленький демон будет ревновать Вэй Ина к Ванцзи, можно было не бояться: даже еще не увидев, Ян принял Ванцзи как часть единого целого с гэгэ. Иногда интуиция и уровень восприятия этого ребенка Ваньиня пугали. А-Цин и Сичэнь тоже сняли талисманы. Мэн Яо при виде своего главы низко поклонился: — Простите, глава, этот адепт был беспечен. — Поговорим об этом после. В открытый Сичэнем проход в барьере прошли все, в том числе и Мэн Яо. Насколько Ваньинь понимал — именно он по большей части присматривал за раненым Ванцзи. Слишком уж уверенно он держался. Внутри крохотной хижины была лишь одна комната, почти пустая, не считая кушетки, заваленной бинтами, стола, заставленного лекарствами, и ширмы, прячущей кровать. Ставни были закрыты, но на них висели талисманы односторонней проницаемости, и в доме царил серый свет зимнего дня, готового просыпаться снегом. Ванцзи сидел на кровати — бледный до прозрачности и встрёпанный, но явно не желающий встречать гостей лёжа. Мэн Яо бросился вперёд, поддержал привычным жестом. — Лань Чжань! — сорвалось с губ Ваньиня ставшее таким привычным обращение. — Боги, Лань Чжань! Живой... — М-м, — из Ванцзи словно копье выдернули, так явно он расслабился. Ваньинь мгновенно понял: он ожидал увидеть совсем не друзей. Потому и сел, что не собирался сдаваться без боя. — Потом поговорите, — А-Цин уже доставала из рукавов цянькуни, наполненные самыми разными и почти чудодейственными лекарствами. — Мэн Яо, да? Будешь мне помогать. Остальные — вон, и подальше. А-Ян... Хорошо, ты останешься, но будешь сидеть тихо. — Да, тетя Цин. — А-Ян? — тихо переспросил Ванцзи и вдруг улыбнулся — слабо, но ласково. — Я помню, Вэй Ин тебе писал. — Вы — Лань Чжань? Гэгэ о вас писал! — а-Ян с любопытством рассматривал Лань Ванцзи. — Подойдешь? Полубессильная рука легла на колено, предлагая коснуться. Хрупкая детская ладошка — левая! — тихонько скользнула в нее, позволив пальцам слегка сжаться. — Вы такой теплый, вы же согреете гэгэ? — Обязательно. Ваньинь нарочито грубо откашлялся, пытаясь прогнать навернувшиеся слезы и хрипотцу от сдавившего горло кома. — Ладно, мы тогда оставим тебя на А-Цин и А-Яна. А завтра уж точно заберем, понял? — Мгм, — Лань Ванцзи согласно кивнул, и они с Сичэнем, снова нацепив талисманы, поспешили обратно в зал совета. Там царило гнетущее ожидание — даже Хуайсан не пытался заполнить вязкую тишину какой-нибудь бессмыслицей. Все взгляды мгновенно обратились на Ваньиня, он аж поежился. — Живой. В своем уме, вроде. Так что надо придумывать, как его умыкнуть — ни стоять, ни ходить он пока явно не может. Ну, или подождем до вечера, что скажет Цзучишоу. Можем пока продолжить перекидываться горячим бататом должности Владыки. Дальнейший разговор действительно напоминал перекидывание печеного плода из рук в руки: идею поставить на должность кого-то из меньших кланов мусолили долго, но так и не нашли никого, кто не только устраивал бы всех, но и действительно справился с работой; сами присутствующие лениво отбрехивались. Глава Лань уныло молчал — Ваньинь подозревал, что он-то как раз был бы не против сесть на трон Верховного, но ему никто не предлагал. В конце концов Минцзюэ буркнул: — Да легче этот гуев пост упразднить вовсе. Или Хуайсана на него поставить, эффект тот же будет. — Дагэ! — Не-сюн обижено поджал губы. — Что? Тебе она точно проблем не доставит, посмотрел бы я, как можно заставить тебя работать, если ты этого не хочешь! — пускай Хуайсан и помогал брату всем, чем мог, его истинной любовью всё ещё были птицы и веера. — Да я!.. Я бы справился! — Должность можно упразднить временно, — прищурил зеленые глазищи Цюнлинь. — На, скажем, два года. Как раз Сан-сюн станет совершеннолетним. — Кто за? — не дав никому опомниться, Минцзюэ поднял руку с чаркой байцзю. Ваньинь усмехнулся: ловко провернули, яогуаи мохнатые! Но тоже поднял свою чарку, правда, с «Улыбкой императора». Сичэнь слегка пожал плечами и приподнял свою — гайвань с чаем — двумя руками. Цзысюань с нескрываемым облегчением на лице завершил круг: — За будущего Владыку Хуайсана, и да устоит Цзянху! — и первым лихо выпил.***
Яо бежал по тропинке к ханьши своего главы и молился всем богам девяти небес, чтобы совет глав продлился подольше. Потому что иначе не сносить ему головы, ну, или быть поротым Цзыдянем: он потерял маленького господина Яна. Когда Цзучишоу выпроводила их с Сюэ Яном из горечавкового дома, велев пойти и поесть, потому что песни их желудков мешают ей сосредоточиться, и Сюэсин Сянь с ней согласился, они ушли, благо, барьер в обратную сторону пропускал и без ключа. И Яо даже накормил маленькое бедствие, этого духа поветрия, и тот вроде даже начал клевать носом. Яо предложил ему пойти и немного поспать, пока все взрослые заняты, и демоненок согласился. А стоило ему отвернуться, расстилая постель — исчез. Яо уже обошел, а потом и оббегал все ближайшие и дальние тропинки, был и у горечавкового дома, и у холодных источников, и даже на водопад заглянул... Глава оторвет ему голову. И будет прав: Яо не только дураком оказался, не способным уследить за мальцом, но еще и полным лопухом: пропажу ученического жетона он обнаружил только спустя полтора сяоши поисков. Оставалось только опять взять один из запасных жетонов и молиться, чтобы маленькое бедствие не свалилось откуда-то и не переломало себе все конечности. Яо спешно схватил жетон и помчался к воротам. Первым делом, на всякий случай, потряс дежурных у ворот — вдруг пронесёт, и исчадье бездны всё ещё на территории Гусу? Не пронесло: дежурные вспомнили, что мальчишку в лиловом, с черным мехом, плаще они видели как раз сяоши назад, тот шел следом за отправленным в город адептом, так что все подумали, что именно тот сопровождает маленького гостя. Яо похолодел: за сяоши с ребенком в незнакомом лесу, на крутой горе, могло случиться все, что угодно. Как и в городе, если он туда добрался. Искать что-то на тропе было бесполезно, так что Яо решился и неуверенно поднялся в воздух, тщательно вглядываясь в просветы между кронами. На белом снегу ведь должно быть хорошо заметно лиловое? Ему приходилось часто спускаться: он еще не слишком хорошо держался на мече. Глава Лань подарил ему это духовное оружие в тот же день, что Яо «вышел из медитации», проверив, насколько укрепилось его золотое ядро и сочтя его достаточно сильным. Яо назвал этот великолепный клинок Ичжун. Госпожа Удача снова благоволила ему, как и всегда после пинка. Мальчишку Яна он отыскал на одной из полян, где водились кролики. Не сразу понял, что тот не в сугробе сидит, а в груде белых комочков меха с черными носами и глазками. Картина была очень милая, но Яо было не до любования красотами: — Молодой господин Ян! Зачем вы убежали? — задыхаясь от усталости, спросил он у гаденыша, которого хотелось бы, конечно, оттащить обратно в Глубины за шкирку, но явно не стоило. — Так весело, — с яркой улыбкой ответил тот. Яо подошел к дереву и от души приложился головой к стволу. — А жетон мой зачем спи... кхм... взяли? — Так еще веселее. — Если вам было скучно, молодой господин, стоило сказать мне, и мы вместе нашли бы, чем вас развлечь. — У вас тут так скучно. Все такие тихие и ходят, как духи холода. Давай сделаем так, чтобы было весело всем? — в черных, как беззвездная ночь, глазах улыбка не отражалась. Яо внутренне поежился: интересно, сколько смог понять мальчишка, увидев Сюэсин Сяня? Потому что у Яо это предложение вызвало однозначную реакцию: он всецело был «за», устроить тут всем «веселье», но он-то уже знал всю подоплеку, а ребенок семи-восьми лет? Насколько он понимал, Сюэ Ян до этого дня даже лично не встречался с Лань Ванцзи, но был очень привязан к Вэй Усяню. И мгновенно проникся доверием к его сердечному другу, стоило того увидеть. — Мне точно оторвут голову, — прошептал Яо себе под нос. — Твой дядюшка и оторвет первым. — Дяде Чэну мы скажем, и дяде Линю. А дядя Линь скажет своим гэгэ. А остальным — не скажем, — уверенно кивнул мальчик и первым протянул ему холодную ладошку. Правда, правую, не левую. Левую он прятал за отворотом теплого ханьфу. И они пошли обратно. Пошли — потому что сил на полёт, тем более с грузом, у Яо не осталось. А по пути молодой господин Ян внушил Яо желание никогда, никогда-никогда не оказываться с ним по разные стороны... Облачные Глубины ждал крайне увлекательный вечер. Первое, что они сделали — это закрылись в ханьши и извели полугодовой запас туши главы Лань. У Яо после болели руки — столько пришлось растирать в чернильнице и сливать в бутылочку из-под лекарства готовую тушь. — А-Ян, если нас поймают... — У тебя нет талисмана? У меня есть, на, — «доброе дитя» протянуло ему талисман, судя по всему, написанный еще рукой Ди-цзуньши, и Яо благоговейно спрятал его в рукав, решив использовать свой, а этот сохранить, как реликвию. Яо в детстве был очень послушным ребёнком, и опыта создания пакостей у него не было, но аккуратность пригодилась и здесь — тушь в подушки в столовой нужно было лить аккуратно, чтобы она не просочилась раньше времени и подушки просто не заменили. Яну аккуратности пока не хватало, но зато опыта и старательности было с избытком, и учился он очень быстро: подушки старейшин они испортили на совесть. Потом направились в хозяйственную часть, в мастерские — красть клей. Яо содрогнулся — его тоже требовалось развести, бедные его руки! Но он был готов потерпеть — а еще вознести после отбытия гостей молитвы всем богам всех девяти небес за то, что эта мелкая пакость живет в клане Цзян, а не здесь. Хотя, положив руку на сердце, он признавал: в клане Лань такой милый мальчик либо не выжил бы, либо сломался. Точнее, его сломали бы, как упрямый, но все же хрупкий молодой бамбук. Клей был вылит в большую часть ножен ученических мечей, висевших в павильоне перед тренировочными полигонами. — Молодой господин Ян, может, довольно? — без малейшей надежды на успех спросил он у этого исчадия Диюя. — Нет. У тебя есть перец? Яо в очередной раз содрогнулся. Перец... Он знал, где его можно добыть. В павильоне целителей была большая банка с маленькими коричневато-черными сморщенными горошинками, которые нужно было молоть и добавлять в согревающие отвары. Что ж... Молоть предстояло снова ему. В павильон, где хранились травы и ингредиенты, они залезли только за перцем. А в итоге унесли еще парочку трав, в которые ткнул пальчиком Ян. — Это мы добавим в чай самым противным старикашкам. — А-Ян! Что это? Ну, не был Яо силен в травах, не был. Как применять лекарства — знал, кое-какие самые расхожие травы узнавал «в лицо» в свежем виде. Остальное было для него темным лесом. — Имуцао, снотворная трава. А это — цзюэ минчжи. До Яо только после, когда травы были добавлены в приготовленные для старейшин чаи, дошло, что предназначение второй травки Ян ему не сказал. Яо волевым усилием решил не спрашивать: он и так в этом по уши, какая разница? Потом узнает, по результату. Кроме того, что испортили чай, на кухне они еще украли несколько булочек, и Яо проводил уставшего ребёнка обратно в гостевые покои, перед тем клятвенно пообещав, что с супом он закончит сам. И только когда крепко посоленный и поперчённый суп понесли в столовую, а Яо пристроился в углу со своей частью ворованных баоцзы, он вспомнил, что же забыл — предупредить Главу! Сделать это на виду у всех? А гостей как предупредить? Яо обреченно прикрыл глаза и не двинулся с места. Вот прислуживающие адепты разнесли пиалы с супом, миски с рассыпчатым белым рисом и овощами... Вот глава Лань взялся за ложку, подавая всем остальным знак приступить к трапезе... Яо совсем закрыл глаза и вцепился в пиалу с чистой водой, судорожно сглатывая сухим горлом. Несколько мяо в столовой царила тишина, прерванная судорожным всхлипом откуда-то со стороны адептов Лань и полным удивления: — О, в Гусу наконец научились пользоваться специями? — от Главы Цзян. Гости — хвала богам! — ели спокойно. Адепты Гусу Лань давились и беззвучно рыдали. Глава Лань скользнул по Яо очень укоризненным взглядом, но он им вообще всех в зале обвел, и Яо смог слегка выдохнуть. И попробовать уже суп, найдя его вполне пристойным — он-то вырос в Юньпине, где пищу и солили, и перчили изрядно, и ему гораздо труднее пришлось, пока не привык к местной преснятине. Так что он смутно понимал, отчего остальные так страдают, но ему в кои-то веки удалось по-настоящему насладиться пищей. Баоцзы он из рукава доставать не стал. Тем временем подозрительно заёрзали старейшины. Они испытание супом переносили стоически — большая часть, правда, просто смотрела на миски, не стремясь сделать второй глоток. Первым с места подскочил Лань-шифу, развернувшись боком — так, что всем стало видно его спину с чёрным пятном на самом интересном месте, и возмущённо уставился на свою подушку. Яо еще раз поклялся, что ни при каких условиях не пойдет против Сюэ Яна, и своего главу отговорит. Если этот демоненок вырастет и не угробится в процессе, он станет до гуя изобретательным по части пакостей заклинателем. — Лань-шифу, э-э-э... — Кто это сделал?! — под своды зала взлетел почти истерический крик. Учитель Лань никогда не придерживался лично правила, запрещающего кричать в Облачных Глубинах. Словно не понимал, что именно кричит. Старейшины начали поочерёдно вставать, кто-то проверял подушки, кто-то сразу уходил. Лань Цижэнь продолжал сыпать карами неизвестному подлецу, Лань Сичэнь вымученно улыбался, даже не пытаясь его успокаивать. Глаза Цзян Ваньиня наполнились недоверием, — видно, стиль показался знакомым, — и он бросил в сторону Яо быстрый подозрительный взгляд. Яо ответил ему самым невинным и безмятежным... Чем, кажется, только укрепил в подозрениях. Но никто, конечно же, не накинулся на него с криками и не стал трясти. Глава Цзян склонился к единственной женщине среди всех присутствующих — Цзучишоу, что-то проговорил ей почти на ухо. Вэнь Цин закрылась рукавом, ее плечи слегка задрожали. Названные младшие братья Не одновременно вскинули раскрытые веера к лицам. Глава Не и глава Цзинь сидели с каменными лицами, хотя Яо было прекрасно видно, с каким трудом оба сдерживают хохот. Все поспешно разбредались из столовой, активно шушукаясь под прикрытием рукавов. Лань-шифу, поняв, что никто не собирается немедля признаваться в авторстве шутки, тоже ушёл — продолжая возмущаться, чем привлёк к себе внимание даже тех, кто был ещё не в курсе произошедшего. Гости тоже ушли — на этот раз не дожидаясь провожатых, видимо запомнили дорогу. Сам Яо выскользнул следом за Главой Лань. Нужно было обсудить план, в общих чертах оформившийся, пока они с Яном готовили свои шутки.***
Утро для Облачных Глубин началось не с завтрака. Утро началось с тревожного построения и рассылки всех адептов старше пятнадцати на поиски пропавшего маленького гостя. Тех же, кому было меньше, отправили на тренировочные площадки — чтобы занялись чем-нибудь, пока старшие не могут занять их сами. Занятие действительно нашлось — выковыривать из ножен намертво вклеившиеся тренировочные мечи. Старейшины же вовсе не спешили показываться кому-то на глаза — кроме нескольких, которые, как знал Яо, предпочитали пить чай из личных запасов. Он запомнил название второй травки и пообещал себе узнать, какое же у нее действие. Но пока что вместе со всеми бестолково бегал по тропинкам резиденции, на все лады голося «Молодой господин Сюэ», внутренне помирая со смеху. Потому что А-Ян все это время тихо сидел в ханьши главы и уничтожал запасы его бумаги и остатки туши, что-то рисуя. Как важно заметил малец, это будут «сильные-пресильные-пресильные талисманы». Глава Лань только обреченно вздыхал, оставляя свое ханьши на разорение, уверенный, что одной бумагой от мелкого демоненка не откупится. А тем временем от ворот, провожаемая только Главой Лань, отбыла часть гостей — Не и Цзинь. Группа сосредоточилась вокруг Главы Не, заявившего, что у него нет времени здесь прохлаждаться, он предпочтёт отправиться домой, и пускай Цзян сами ищут свою потеряшку. Лань Сичэнь проводил их на удивление тоскливым взглядом. Пропажа отыскалась сама: Ян вышел на главную улицу резиденции, тянущуюся от ворот к гостевым павильонам, прижимая к груди кролика, подобрался к злющему, как три тысячи демонов, главе Цзян и нежным голоском спросил, можно ли ему оставить себе зверька. Выражение лица Цзян Ваньиня говорило, что он этого кролика сейчас убьёт и оставит в качестве завтрака, но вот он закрыл глаза, глубоко вдохнул и ответил тем тоном, которым обычно говорят «Только через мой труп!»: — Можно! Собирайся, нам пора домой. Расшаркиваться с главой Лань глава Цзян не стал. Прощался сухо и коротко, правда, ненадолго: уже через полтора месяца в Гусу Лань должен был состояться Большой Совет. Адепты ордена дружно решили помолиться и зажечь благовония за то, чтобы на совет глава Цзян с собой маленькое исчадие Диюя не взял.