或許全部 - ВОЗМОЖНО ВСЕ

      Хотелось кого-нибудь убить. С особой жестокостью. Разметать на мелкие клочки, чтоб не осталось даже души. И Вэй Ин даже имя знал этого «кого-нибудь». Жаль, что нельзя, что союзник и вообще вроде бы пострадавшая сторона, вон, в темнице Огненного дворца сейчас мается, наверняка мучили его. Но гнева за такое бездарное, бесполезное, идиотское попадание в этот самый плен никакие пытки и муки не отменяли.       Первое послание было от Вэнь Нина. Бедный пирожочек, Вэй Ин понимал его ужас. Второе — от Не Хуайсана. Первому Вэй Ин ответил, второму — не успел, тот прилетел сам, точнее, воспользовался помощью одного из адептов ордена. И выглядел при этом так, словно пешком и бегом покрыл это расстояние.       Вэй Ин привык видеть его собранным и спокойным, но сейчас юноша был не в себе, его трясло, а зрачки были расширены так, словно он вообще ничего не видел, блуждая во тьме.       Первым, к кому Не Хуайсан кинулся, кубарем скатившись с меча, был именно он.       — Вэй Ин! Они схватили даге! Вэй Ин, надо что-то....       Хуайсана пришлось прервать на полуслове, крепко встряхнув, чтобы не вопил на весь лагерь.       «Я уже знаю. А-Сан, что ты от меня хочешь?»       Он стоял, крепко держа наследника Не за плечи, но смотрел не на него, а на тех, кто собирался вокруг.       Цзян Чэн, Лань Чжань, Цзинь Цзысюань, прилетевший, чтобы согласовать наступление на Цинминь, последний крупный город перед Цишанем. Лань Сичэнь. Главы Яо, Хен, Оуян, Тун, По, Ли, Вон и еще добрый десяток других, кого он не помнил по фамилиям.       «Что вы хотите от меня?» — вопрос адресовался всем, не только умирающему от тревоги за брата Не Хуайсану.       — Не знаю... Надо... Ускорить наступление? — Вэй Ин думал, что время и война изжили из старого друга привычку прятаться за образом Незнайки, но паника, видимо, вытащила на поверхность худшие его черты.       Вздохнув, Вэй Ин ответил, и теперь уже смотрел прямо в глаза Хуайсану:       «Хорошо. Я могу сделать это. Я могу поднять всех мертвых, всю нежить, могу послать ее в атаку, и этот вал прокатится через людские земли, не щадя никого. Никого, Хуайсан. Ни солдат, ни крестьян, ни стариков, ни младенцев. Всем вам останется только вскочить на мечи и следовать за мной к Безночному Городу. Только я возьму с тебя одну клятву, Сан-ди. Ты готов поклясться мне?»       — В чем, лао Вэй?.. — от удивления лицо Хуайсана немного прояснилось, и Вэй Ин начал надеяться, что его всё же удастся привести в чувство и заставить работать. Именно сейчас, когда Минцзюэ в плену, Хуайсан нужен был в трезвом уме!       «Поклянешься в том, что лично добьешь то, что останется после меня, когда все будет кончено. Это не страшно, Сан-ди, «меня» там уже не будет, только тьма, одетая в мое тело. Так что? Ты клянешься?»       — Вэй Ин, нет!       Он резко выбросил в сторону руку с зажатой в ней Чэньцин, останавливая Лань Чжаня. Флейта уткнулась тому в грудь, распространяя холод и легкую темную дымку.       «Сан-ди, я жду ответ».       Хуайсан широко открытыми глазами смотрел ему в лицо, словно искал там что-то — а потом зажмурился и глубоко вздохнул раз, другой. Расцепил намертво зажатые на рукавах Вей Ина кулаки.       Когда он открыл глаза, всепоглощающей паники в них уже не было, только где-то на дне прятались боль и растерянность. Хуайсан медленно покачал головой.       «Жаль. Тогда кто же? Кто поклянется? Может быть, вы, глава Лань?»       Лань Сичэнь побелел так, что его одежды стали казаться сероватыми. Отшатнулся и как-то нервно потряс головой в отрицании.       «Ну что же вы? Неужели думаете, я позволю Минцзюэ-гэ оставаться в пыточных застенках дольше? Вы ведь все согласны, главы? Вы согласны на потери, на сметенные с лица земли деревни и города, на смерть всего живого на пути моей орды. Согласны на то, чтобы я исчез, исполнив свое предназначение. Согласны? Поднимите руки, если да!»       Рук никто не поднял, но вперёд из круга выступил глава Яо:       — Уважаемый Ди-цзуньши, я уверен, что никто из присутствующих, и тем более лично я, не желает вам вреда. Но разве это не наш долг — покончить наконец с тиранией Вэнь, собрав все силы в решающем ударе?..       Откуда-то из задних рядов его поддержал глава Оуян:       — Мы не можем оставить нашего боевого брата, символ восстания, уважаемого главу Не в плену у этих подлых псов!       Рук так никто и не поднял, но всё чаще из разных концов неслись выкрики в поддержку этого безумного плана. Цзян Чэн сжимал кулаки, и Цзыдянь на его пальце потрескивал искрами. Ванцзи молчал, словно под заклятьем немоты, лишь сжатые в ниточку губы выдавали его состояние. Чэньцин все еще упиралась торцом в его грудь, не позволяя приблизиться. Но и отойти он тоже не пожелал, а Вэй Ин не желал встречаться с ним глазами. Хуайсан подавленно молчал, и Вей Ин его, в принципе, понимал: если бы ему самому довелось выбирать между тем же Хуайсаном и А-Ченом...       Все уже понимали, что выхода им не оставили. Вэй Ин усмехнулся и повелительно поднял руку. Голоса затихли.       «Тогда я, своей волей, в здравом рассудке, прошу главу Лань пообещать, что именно он своей рукой уничтожит мое тело в том случае, если я потеряю рассудок. А так же уничтожит каким угодно способом мой меч, Хэйюэ. Я не уверен, что это понадобится. Но вряд ли нам нужен спятивший демон под небесами Цзянху?»       

***

      Лань Сичэнь смотрел в лицо господина Вэй и испытывал непередаваемое чувство, которое, как он думал, ему не доведётся испытать никогда. В конце концов, Ванцзи был замечательным ребёнком, и будь его воля — Сичэнь не наказывал бы его даже за те немногочисленные шалости, что он всё-таки совершал в детстве! А господина Вэй хотелось выпороть. Собственноручно. За то, что накаляет обстановку — во-первых, и за то, что довёл А-Чжаня до такого беспомощного выражения лица — во-вторых. И что посмел требовать с него подобное обещание! Почему бы тогда сразу Ванцзи не попросить, для него что сделать это собственноручно, что допустить, чтобы это сделал брат — всё едино.       Но Лань Сичэнь был не только старшим братом, но и главой клана, и он и так уже слишком долго молчал, так что пришлось пообещать:       — Уважаемый Ди-цзуньши, клянусь, что в случае необходимости остановлю вас любым доступным мне способом.       Господин Вэй посмотрел недовольно, но ловить на обтекаемости формулировки не стал. А чего он ожидал? Сичэнь по-прежнему питал к нему не особо тёплые чувства, и не только из-за брата… Но именно из-за брата — с тех пор, как они возобновили общение, а позже даже встретились в общей ставке, — Сичэнь в последнее время смягчался всё больше. Господин Вэй был, по крайней мере, честен с теми, кто ему дорог, да и в принципе не очень любил обман, хотя и умело его использовал. И обладал, несмотря на всю свою кажущуюся легкомысленность, довольно жёсткими моральными принципами. Гораздо более жёсткими, чем у тех людей, которым Сичэню пока что приходилось улыбаться в стенах Юньшэна.       А ещё господин Вэй шёл на это ради Не Минцзюэ. В последнее время у Сичэня не было возможности нормально встретиться со старым другом, посидеть, выпить хотя бы чаю, проблемы с братом, орденом и война забирали себе каждую свободную минуту. Но сейчас сердце отозвалось тяжестью и тоской.       Вэй Усянь шагнул к нему, сложил руки в подобающий почтительный жест и медленно поклонился.       «Я искренне надеюсь, что вам не придется марать Шоюэ в моей крови».       

***

      Упёршийся в грудь торец флейты сработал, как сильнейший из парализующих талисманов — Ванцзи не находил в себе сил ни сдвинуться с места, ни даже сказать хоть слово. Те месяцы, когда он ждал возвращения Вэй Ина с Луаньцзан, вновь навалились на него всей своей тяжестью: не знать, как он, не нужна ли ему помощь, вернётся ли… Сейчас он точно знал, что помощь Вэй Ину пригодилась бы, и точно знал, что Вэй Ин может не вернуться — и ничего не мог сделать. Только быть рядом, если ему позволят, потому что Вэй Ин явно не захочет подвергать его опасности пребывания в самом средоточии тёмной энергии.       В дальнейший базарный гвалт, который устроили уважаемые заклинатели, почтенные главы кланов, Ванцзи не вслушивался — просто смотрел на Вэй Ина. На его изогнутые в усмешке губы, устало сощуренные глаза, выбившуюся из-под ленты прядь… Он был прекрасен, легкомысленно-изобретательно проказничая в Облачных Глубинах. Он был восхитителен позже, в лагере перевоспитания, принимая решения и отдавая приказы. Он всё ещё был великолепен сейчас, играя пальцами с флейтой и хохоча беззвучно — и всё ещё деланно-легкомысленно, будто не было в мире ничего важнее очередной шутки — или улыбаясь вот так остро, словно демон, вызванный из Диюя лично ему, Ванцзи, на погибель. И в каждом моменте, в каждом жесте он был собой, и как бы Ванцзи ни желал оградить Вей Ина от горестей, это было не в его силах, потому что каждый свой шаг Вей Ин выбирал сам — и никому не позволил бы встать лицом к опасности вместо него. Иначе это был бы уже не Вэй Ин.       

***

      Отвернувшись от всех, Вэй Ин поочередно указал на четырех заклинателей и жестом приказал следовать за ним. И все четверо, словно вернувшись на год назад, подтянулись и последовали в палатку под лотосовым флагом.       Войдя, расселись полукругом перед уже устроившимся за столиком темным. Тот, вместо пристойной позы принял совершенно вольную, опираясь локтем о стол и подперев ладонью челюсть.       «Хах, прекрасно, меня уже похоронили и оплакивают. Еще распустите волосы и наденьте белое! Тьфу, тошно смотреть! А ну прекратить!» — ладонь, до того свободно лежавшая на столе, с силой хлопнула по исцарапанному дереву. Серые глаза налились сверкающим серебром, как в те невообразимо далекие времена, когда они все были младше и чище.       «Я осознаю риски. Именно поэтому я взял такое обещание с твоего, Лань Чжань, брата. Поднебесной не нужен спятивший демон, а императору — еще более весомый повод ввести в Цзянху войска и уничтожить наш суверенитет. Это, надеюсь, все понимают? Отлично». — он прервался на то, чтобы разлить горячий чай по пиалам, погрел о свою руки и продолжил: — «Идем дальше. Сегодня к ночи, самое позднее — завтра к обеду у меня будет план Солнечного и Огненного дворцов. Сан-ди, на тебе будет твой дагэ, соответственно, взятие Огненного дворца. Сюань-сюн, на тебе — вывести из Солнечного дворца двух взрослых и одного новорожденного младенца. Это очень важно, эти люди — мои шпионы, с их головы не должен упасть ни единый волосок. Это Цзучишоу, да, та самая. И ее младший брат, Вэнь Цюнлинь. Они оба целители, и если что-то пойдет не так, они смогут мне помочь».       Он не был так уж в этом уверен, но сейчас полуправда была лучше и правды, и лжи.       «И последнее. Судя по всему, Бессмертный Владыка увлекался темным путем. И доувлекался. Не знаю уж, где он подцепил тьму и почему потерял самоконтроль, но сейчас... Сейчас он — это то, что могло бы произойти со мной. Он чудовищно силен, конечно, его уровень совершенствования превосходит даже уровень Цзэу-цзюня, не говоря уж о более слабых заклинателях. Но в его золотое ядро проникла тьма, и оно, скорее всего, разрушается. Мне понадобится помощь каждого из вас, и главы Лань тоже, чтобы справиться с этим человеком. Почему мне? Потому что только я смогу без вреда для себя поглотить ту тьму, что высвободится при его смерти. Я рассчитывал на Цзюэ-гэ, но теперь он... скорее всего, он ранен и не сможет нам помочь.       Итак, я все сказал. Ваши решения?»       — Я пойду за командиром, куда он скажет, и сделаю то, что он прикажет, — отчеканил Ванцзи первым, заслужив легкую улыбку, притаившуюся в самых уголках губ и на дне ненастных глаз.       — Как и я, — кивнул Цзысюань, хотя уже привык командовать сам, но уважение к этому юноше и память о лагере превозмогли проснувшееся не ко времени высокомерие. — Я понял приказ, командир. Вывести Вэнь Цин и Вэнь Цюнлиня с младенцем, обеспечить безопасность. При возможности — вступить в бой с Вэнь Жоханем.       Вэй Ин кивнул, перевел взгляд на Не Хуайсана, дождался, когда тот отпустит нервно схваченный веер и поднимет глаза.       — Я понял приказ, командир. Вывести главнокомандующего Не, если он будет слишком сильно ранен — обеспечить безопасность. Если его состояние будет приемлемо — вступить в бой с Вэнь Жоханем.       «Сам не лезь. Сан-ди, ты меня понял?»       — Да, командир.       «Чэн-ди?»       

***

      Цзян Чэн ощущал себя так же, как после очередной детской шалости, когда проказничали они вместе, а попадало только Вэй Ину — который просто брал всю вину на себя. Чэн несколько раз пытался поступить честно и признаться, но Вэй Ин его отговорил: сказал, что раз уж наказан только он, то Чэн может облегчить ему наказание, принеся в детстве — сладости, а в юношестве — кувшинчик-другой вина.       Только вот сейчас это была не шалость, а война, и Вэй Ину грозило не простоять в храме предков на коленях весь день, а умереть. И Цзян Чэн не понимал, как он может говорить об этом так легко. Спасибо, хоть о помощи попросил!       Орать, как в том же детстве на своего шисюна, позже — на дагэ, при посторонних он не мог и права не имел. Даже если это был бы ор не на командира, а на Тень, все еще связанного с ним нитью клятвы. Вместо него всю глубину его чувств выразил Цзыдянь, заискрив во все стороны. В щеки плеснуло горячим: да что ж такое, неужто он даже свое духовное оружие к порядку призвать не может? Где тогда ему пытаться это сделать с дагэ? Но высказаться он был должен. Вот просто должен, тем более, от него этого ждали.       — То есть, ты, командир, нам предлагаешь идти втроём с главой Лань — которого даже нет на обсуждении плана, — против этого сумасшедшего, и при этом не лезть на рожон, а просто присматривать, чтоб из тебя не сделали мешок с костями раньше времени? Забыл добавить — после того, как ты протащишь на себе всю свою мёртвую армию!       Вэй Ин откровенно фыркнул и... кивнул, зараза такая!       «Главе Лань я сам все расскажу, хотя он и так понимает, что только ему, Минцзюэ-гэ и мне — в силу отличия пути — можно потягаться с Бессмертным Владыкой. От вас я требую только одного: увидев брешь в защите Вэнь Жоханя, бейте в нее всем, чем сможете. Каждый удар, достигший цели, сможет его ослабить и приблизить нашу победу».       Цзян Чэн поджал губы и кивнул, внимательно посмотрел в глаза дагэ:       — Посмеешь сдохнуть, я сам освою тёмный путь, подниму и ноги переломаю!       Ему досталась самая теплая, яркая и чуточку ехидная улыбка и произнесенное одними губами, без отражения на свитке Цзяньиси: «Как прикажешь, диди».       

***

      Лагерь покинули Не Хуайсан, которому предстояло вести отборные отряды заклинателей на штурм Безночного Города с тех позиций, где они находились сейчас, и Цзинь Цзысюань, по той же причине. Остальные, в силу того, что два войска слились воедино, готовились выступать вместе. Хотя и строились отдельными колоннами, под привычными цветами и двойными штандартами: с пронзенным солнцем и орденскими и клановыми. Отдельно ото всех, впереди, застыла изваяниями «Хуэй Фа Дэ Цянь» под знаменем с изображением феникса. Там же, впереди, замерли две фигуры заклинателей, одинаково облаченные в серые боевые ханьфу с багровыми узорами в виде перьев феникса. Вот один из них полез за пазуху и достал длинную нить черного нефрита с алой кистью, которую и надел своему спутнику на шею, резким жестом отведя в сторону его руку. Затем развернулся, отошел на несколько шагов и медленно потянул из ножен черный меч. Его матовый клинок разгорался багровым огнем все ярче с каждым освобожденным цунем, пока не полыхнул одновременно и мрачно, и ослепительно. От него, как круги на воде, распространялась темная дымка, а в небо рвался столб ледяного пламени, расплескиваясь о закручивающиеся воронкой тучи и осыпаясь вниз так тяжело, так давяще, что люди начали непроизвольно отходить, пытаясь выйти за пределы влияния меча. Но это было уже невозможно — багровый дождь, не оставляющий следов, проливался все дальше и дальше, впитывался в землю, в кости, в тела нечисти и нежити, таившейся в норах и убежищах. Заставлял их беспокойно шевелиться, гнал наружу, тянул, словно на аркане, приказывал.       Глаза того, кто держал меч, залил алый огонь, и алая же кровь выступила на губах, пока лишь окрасив их, словно кисть мастера провела по рисовому фарфору, оттеняя узор. Белые кисти провернули костяную рукоять, описывая круг и опуская меч горизонтально, указывая четко в ту сторону, где полыхали огни над Безночным Городом. Ди-цзуньши шагнул к Сюэсин Сяню, принял его руку, поднимаясь на бело-голубой всполох его меча, удерживая направление. И едва только Бичэнь устремился в полет, неся их обоих, следом сорвались ряды «Хуэй Фа Дэ Цянь», а за ними горным селем ринулся поток самой разнообразной нечисти и нежити, не обращая ни малейшего внимания на выстроившиеся боевые порядки людей.       Он тек и тек, забирая с собой последний свет дня: демонические силуэты, тени, мертвецы, яогуаи, навки, даолаогуи, мао и фэй, лютые мертвецы и речные и озерные гули, духи пустыни, духи умерших — вся эта армия двигалась молча, лишь сверкали разноцветными огнями их глаза.              Людям пришлось ждать до утра, и лишь на рассвете мимо них прошли самые медлительные из мертвецов, едва передвигавшиеся по причине потери конечностей. Отряды вышли из лагеря еще несколько часов спустя, одновременно, словно тренировались всю жизнь, бросили на воздух клинки и взлетели.       Следы того, что ночью по этой земле прокатилась волна темных сил, они увидели уже скоро. Первая же деревня встретила их смрадом одновременно и свежей, и разлагающейся плоти, и плоти паленой. Над наполовину сгоревшими домами еще вился дым, в развалинах стен слышалось чавканье — там пировали отставшие гуаи. Тел почти не было — все мертвецы встали и ушли следом за своими убийцами. Люди видели лишь обрывки ханьфу с солнечными узорами да кое-где — одежды простых крестьян.       Ту же картину они наблюдали и далее, с некоторыми изменениями. Иногда попадалось месиво из тел, если на пути Армии Тьмы вставали сильные гарнизоны заклинателей. Назвать это как-то иначе было невозможно. То, что мешалось с грязью воедино, не было даже трупами, это были куски, мешанина. Нельзя было сказать, сколько в ней тел, если не считать по черепам, но и черепа не все были целыми.       Армия Тьмы растекалась широким полумесяцем, захлестывала земли Цишань Вэнь и опустошала их, превращая в безлюдные пространства, дымящиеся руины, поля гниющих останков. На ее пути не осталось ничего живого, как и говорил Ди-цзуньши. И вся эта темная волна ударилась о скальные отроги хребта Циньлин, поднялась штормовым валом и захлестнула плато, стены Буетьень Чана, ало-золотой купол его защиты. Все это походило на пожирающую тело болезнь. Тьма сгорала в огне защиты, но текла и текла, перегружая купол, заставляя его вибрировать на пределе. Багровый луч демонического меча указывал вперед, не позволяя ни одной твари отклониться от самоубийственной атаки.       Осада Безночного Города продлилась трое суток. На исходе третьих купол лопнул и осыпался истаивающими осколками. И тогда Ди-цзуньши снова вскинул свой меч, и багровая волна от него поглотила всех призванных тварей, всех мертвецов, оборотней, духов и даже мелких демонов. Дальнейшее было делом живых — и они вступили в бой.       

***

      Вэнь Нин торопился, но идти приходилось буквально по стеночке, чтобы не наткнуться на охрану, которой сейчас, на второй день осады, наверху было столько, что талисман тени почти обжигал, не справляясь. Вэнь Нин активировал еще один, скользнул в потайной ход, чудом уловив момент, когда коридор опустел. Прислонился к стене и с трудом перевел дыхание. Впереди были еще кишкообразные коридоры тюремного дворца, но там, юноша был уверен, сейчас почти пусто. Всю охрану перевели наверх, на улицы, на галереи и стены. Это давало ему простор для действий. Тяжелая корзина оттягивала плечи. Сейчас в ней были самые мощные эликсиры, мази и снадобья. А еще самые действенные — и смертельно-опасные настойки, подстегивающие золотое ядро и организм в целом. Расплатой за употребление таких может стать как смерть, так и искажение ци, длительное истощение на грани комы и даже выжженные меридианы и повреждение золотого ядра. Сестра категорически не хотела ему их давать. Но что поделать, если сам Цюнлинь — не особо сильный заклинатель? Его сила была в филигранном оперировании потоками ци, а не в грубом и мощном вмешательстве.       Отдышавшись, юноша продолжил свой путь, иногда замирая и прислушиваясь, чтобы уловить чужие шаги, разговоры или лязг оружия. Потайной ход вел на четвертый уровень, в такой же тупик, в котором открывался узкий лючок вниз. Сколь бы ни был Цюнлинь изящным, но он был юношей в полном расцвете сил, и справедливо опасался не пролезть. А в таком случае ему придется пробираться сперва через весь четвертый уровень к лестнице, а потом через весь пятый — к нужной камере. От перспектив стыло в желудке и заходилось сердце.       Впрочем, пережил же он поход к кабинету Владыки, в котором на подставке хранилась так и не освобожденная от талисманов сабля пленника? Чего стоило только стоять практически на виду у охраны и вплетать в защитные заклятья тонкие ниточки своей ци, чтоб они признали в нем того, кто имеет право войти и выйти, вынеся из кабинета что-либо. Здесь Цюнлинь не ошибся: заклятья были завязаны на кровь, а они с Владыкой были не зря родичами, пусть и отдаленной ветви. Он был целителем, подправить основу заклятья крови труда не составило. Куда больше его и сил ушло на то, чтоб перебороть страх и стоять почти недвижимо, едва-едва шевеля кончиками пальцев.       Саблю он все же украл. Она очень понадобится ему, чтоб разобраться с оковами — ключей от них попросту не существовало, они замыкались духовной силой и разомкнутся сами со смертью заклинателя. Но цепи — цепи можно было перерубить. Главное, не разрубил бы его потом глава Не напополам за такое неуважение к его духовному оружию.       Ход закончился, как Цюнлинь и думал, в кромешной тьме. Этот уровень остался совсем без охраны, ну, точнее, на лестнице она точно будет, а здесь, в душном жарком закутке, никто явно стоять бы не захотел. Повозившись, юноша скинул с плеч корзинку, опустился на колени и принялся шарить по неровному полу, отыскивая только по описаниям известные ему приметы. Наконец, пальцы нашарили узкую бороздку, прошлись вдоль нее и наткнулись на острый выступ-камешек. Слишком сильно, расцарапанные подушечки тотчас запекло, Цюнлинь подавил желание сунуть их в рот. Сестра долго его отучала от этой пагубной для целителя привычки.       Люк подался вверх без скрипа и лишнего шума. Видно, маскирующие и заклятья сохранности не успели выветриться. Или подпитывались от самого сердца горы — спящего вулкана? Впрочем, это было не важно. Сработало — и отлично. Первой вниз отправилась корзинка, спущенная на пол на веревке. Даже если придется идти долгим путем, он не потащит с собой лишний груз. Потом Цюнлинь споро разделся до исподнего, сел на край люка и принялся осторожно пропихиваться.       «Только б плечи прошли...»       Через несколько фэней ему показалось, что грудная клетка застряла в люке. Приступ паники едва не заставил его судорожно забиться, и только каким-то чудом он сумел протиснуться, обдирая спину, грудь и тыльную сторону рук, уцепиться за края люка и уже аккуратно спрыгнуть вниз, в еще более кромешную тьму. Сердце билось аж в горле, отдаваясь болью в виски. Он присел, снова подышал на счет. Потом принялся собирать сброшенные комом одежды, накинул верхнее ханьфу и отыскал, наконец, в рукаве потайной фонарь. Ох, совладать бы с Бася... А то с сабли станется ему самостоятельно голову отрубить. Вынув духовное оружие из цянькуня, он принялся осторожно, по одному, отлеплять талисманы. Когда изогнутое, массивное, с грубыми украшениями, лезвие освободилось наполовину, сабля низко «запела», и этот звук-не звук отдавался в костях, во внутренностях, порождая фантомную боль.       — Чш-ш-ш, Бася, потише. Мне еще твоего хозяина лечить!       Ключа от камеры у него тоже не было. Удержать своевольную саблю даже в двух руках было чрезвычайно тяжело: она и весила преизрядно, и норовила вырваться. Короткой царапины по засову, запертому на замок, хватило, чтоб металл распался на две половины.       — Ох, гуй меня заешь, вот это да!.. — восторженно прошептал юноша, но быстро прикусил себе язык.       Войдя в камеру, он зажег потайной фонарь.       — Малец? — пленник узнал его, хмыкнул. — Что-то это... не похоже... на твой... обычный визит?       — Ох, помолчите, прошу, глава Не, — взмолился и без того едва переводящий дух Цюнлинь. Ему было страшно-страшно-страшно! Но он должен был сделать то, к чему готовился с того самого момента, как узнал о пленении Не Минцзюэ.       Следующим, что поразила Бася, были крюки, которые требовалось сперва обрубить как можно ближе к телу, а потом уже вытащить с обратной стороны и как можно скорее закрыть раны. К моменту, когда он это сделал, одежда пропиталась потом, а в груди слегка тянуло: вместе с мягкими тканями он залечивал и раздробленные кости, а это было не менее кропотливое занятие, чем восстановление сухожилий.       — Я сейчас, глава Не, — Цюнлинь сполз по стене на корточки. — Я сейчас. Нужно снять цепи. Сможете устоять, если обопретесь на меня?       — Попробую. Ты не сильно крупнее моего брата, а он меня выдерживает.       — И я попробую. Так, сейчас...       Бася больше не била его своей внутренней яростью. Казалось, она сама направляет удар, так что цепи были срезаны у самых оков сперва на щиколотках заклинателя, а потом, когда он смог стоять, опираясь на плечи своего освободителя — на его запястьях.       — Теперь ложитесь, глава Не. Лечение не окончено, честно говоря, оно только начато. Я прошу вас довериться этому ничтожному...       — Эй, парень. Смотри в глаза и не смей себя принижать.       Юноша со всей серьезностью заглянул с соколиные, золотисто-карие глаза и устало улыбнулся.       — Вы не первый, кто мне это говорит. Молодой господин Вэй то же твердил. Что ж, давайте, я продолжу.       Вэнь Цюнлинь знал, чем рискует. Он шел на это сознательно, с открытыми глазами. Он знал, что тем, кто стоит сейчас у защитного купола Безночного Города, придется сразиться с Владыкой. А Владыке во всем заклинательском мире никто в одиночку противостоять не сможет, как бы это ни претило великим мастерам и главам Великих орденов. Потому, если он успеет подлатать Не Минцзюэ до того, как случится бой с Вэнь Жоханем, и тот сможет в него вступить, это будет очень весомый вклад в победу.       Настойка ожгла горло, жидким огнем пролилась в желудок, оттуда словно острые лучи-иглы брызнули, ударив в даньтянь. Он охнул и на пол-фэня свернулся в комок, пережидая.       — Малец?       — Сейчас... Сейчас, глава Не. Я продолжу.       К моменту, когда были залечены все повреждения костей, сухожилий и мышц, Вэнь Нин пил проклятую настойку уже третий раз. И понимал, что больше ему нельзя, если он хочет остаться не только обычным травником, но и целителем с золотым ядром.       — Расхаживайтесь, — прошелестел он, осев в очередной раз у стенки и сворачиваясь в клубок, баюкая свою боль и сдерживая слезы. — Я думаю, за вами скоро придут.       

***

      С того мига, как план был утвержден, жизнь Хуайсана превратилась в следование плану и ожидание.       Он отдал командирам распоряжение готовиться к выступлению, нашёл командира личного отряда дагэ и приказал сопровождать себя, объяснив их стратегию и главную цель. И принялся ждать выступления.       Ждал конца пути, стараясь не смотреть вниз — на то, что оставила после себя армия Вэй-сюна.       Ждал, пока тьма и её порождения разрушат купол.       Ждал, пока его отряд прорубится сквозь врага. Ему даже оружие доставать не пришлось — командир, упустивший дагэ, изо всех сил старался исправить оплошность.       А потом он увидел, наконец, стены Огненного дворца — и ожидание закончилось, пришло время действовать.       У него не было сабли, но был Фэнъи, и для того, чтобы колоть и резать врагов в узких коридорах, этого должно было хватить. Если ему вообще придется дотянуться до врага. Пока что его отряд, целенаправленно отделившийся от основной массы штурмующих, пошел на приступ самой ужасной тюрьмы Цзянху.       Пробиться даже на внутренний двор было нелегко: снаружи ворот не было или они были замаскированы так, что сразу не заметишь. Или отворялись каким-то хитрым манером изнутри. Это было не так уж и важно. Взять стену штурмом с воздуха тоже было нетривиальной задачей. Стража забрасывала их стрелами и заклятьями, вынуждая рассыпать строй и лавировать.       — Поднимайся выше, — приказал Хуайсан тому адепту, что нес его на своей сабле.       Сверху открывался неплохой вид на позиции обороняющихся. Хуайсан всмотрелся, прикидывая маршрут, и в очередной раз мысленно поблагодарил Вэй-сюна и его гениальный разум — многие из придуманных им талисманов изрядно облегчили сегодняшнюю задачу.       Опустился обратно и приказал запускать талисманы. Взрывы, далеко не такие безобидные, как в пещере Сюань-У, сотрясли стены твердыни Вэнь. По тяжеловесной кладке поползли трещины, под несколькими одновременными попаданиями рухнул вниз зубец каменного бастиона, похоронив под собой группу воинов.       — Вперед! — рявкнул Хуайсан, срывая в этом крике горло, но не замечая того.       Заклинатели рванули в пробитую брешь, словно разъяренный рой серых ос, отыскавший прореху в обороне. Через считанные мгновения завязался настоящий бой — засверкали больше не вспышки заклятий и печати, а сабли и мечи.       — Лун, Тай и Мин, за мной.       Один талисман на четверых — и вот уже едва-едва заметные в тенях силуэты крадутся вниз, уворачиваясь от дерущихся на лестнице заклинателей. Пробираться по крепости было сложно: несмотря на наличие плана дворца, который все участники операции заучили наизусть, и талисман тени, стычки происходили регулярно — в коридорах было слишком тесно, чтоб на них не натыкались просто на ощупь.       Вот тут Хуайсану пришлось пустить Фэнъи в дело, и даже встать на острие атаки: саблями в коридорах махать было неудобно, а вот кинжал отлично резал глотки.       Но запас талисманов не бесконечен, да и толку от них немного, когда враг стоит почти в упор, и мечом может тыкать хоть наугад — всё равно попадёт — так что долго скрываться не вышло. К счастью, они успели пробраться достаточно глубоко в крепость, и число охраны уменьшилось — почти все были на стенах.       А потом он услышал знакомую яростную песнь Бася. Этого не могло быть — но было. Сабля так пела только в руках дагэ — и ни в чьих больше, да она никому больше и не подчинялась! И когда из очередного полутемного коридора вместо очередного вэньского пса или тройки таковых вынырнул Минцзюэ, Хуайсану показалось, что он просто надышался вулканических газов, или у него помутилось в голове от здешнего спертого воздуха.       Брат был полуголым. Из всей одежды на нем был чужой чаошен, повязанный на поясе на манер чана. Больше не было ничего — абсолютно. Не считать же перекинутого через плечо врага, браслеты от кандалов или Бася за деталь одежды? Хуайсан мимолетно подумал о том, как хорошо, что в цянькуне у него есть запасное облачение для брата, включая сапоги.       Вторым, на что он все-таки обратил внимание, было состояние брата. Все его смуглое от загара тело было покрыто жуткими синяками, ссадинами и следами ожогов. На груди под ключицами багровели две отметины, похожие на уже подживающие раны, такие же мелькали над краем сползающей с бедер бело-алой ткани.       Брат его тоже заметил и взревел своим неповторимым басом:       — Хуайсан! А ты здесь какого гуя забыл?!       — Его зовут Не Минцзюэ! — сердито выпрямившись и вскинув подбородок, отчеканил юноша. — И я согласен — он тот еще гуй!       Дагэ недоуменно моргнул и расхохотался:       — Так это что, ты меня спасать пришёл? Слышал, малец, тут нас спасают! — он легонько встряхнул висящее на плече тело.       — А это..? — остывая, вопросительно буркнул Хуайсан.       — Вэнь Цюнлинь. Целитель. Это ему благодаря твой гуев дагэ все еще может передвигаться на собственных ногах. Тай, Мин, за мальца отвечаете головой.       Обморочный юноша только тихо простонал что-то, попав с плеча главы Не в руки его воинов.       — Диди, ты тут не видал кого с подходящим размером ноги хотя бы? — отвлекся от него Минцзюэ.       — Не видел. Но зато догадывался, что ты об этом спросишь.       Хуайсан только начал вытаскивать из цянькуня одежду, как услышал очередной топот за поворотом. После того, как к ним присоединился дагэ, шанс, что это будут не враги, исчез окончательно, а Хуайсану совершенно надоело находиться в этом месте — так что он просто вручил цянькунь брату и подошёл ближе к углу, на удобную для него позицию атаки.       Перерезать глотки очередной троице выкормышей Вэнь много времени не заняло, но Хуайсан надеялся, что дагэ успел одеться, и они смогут наконец убраться отсюда и приступить к следующей части плана. Развернувшись, он уже совсем привычным — много тренировался — жестом стряхнул с узорчатого клинка кровь и протер его лоскутом золотистого шелка, свисающего с кольца в рукояти. И только потом заметил одобрительную усмешку брата.       — Мой диди совсем вырос.       А Хуайсан смотрел на него — такого привычного, огромного, внушительного, как гора Хуэйсэлуншань, и понимал, что сейчас ему больше всего на свете хочется опровергнуть слова брата, подойти, уткнуться лицом в широкую грудь и обнять за пояс, чтоб никто не оторвал. Сглотнув, он кивнул:       — Вэй-сюн просил, как только найдем тебя, идти в Солнечный дворец. Сказал, что ему одному даже с поддержкой главы Лань не хватит сил противостоять Владыке.       Минцзюэ посерьёзнел.       — Он прав, не хватит. Я видел Главу Вэнь достаточно близко, и я не уверен, что даже соберись нынешние главы всех великих орденов вместе, нам удастся одолеть его. Но преимущество в пару ударов Вэй Усяню мы дать можем.       — Тогда поспешим.       Внутри что-то оборвалось и замерзало теперь пустотой.       Хуайсан надеялся, что больше он никого не потеряет. Ни друга, ни брата. Никого.       

***

      Вэнь Цин за те годы, что им с братом пришлось провести в Безночном Городе, достаточно хорошо изучила Солнечный дворец, чтобы указать брату нужный потайной ход, а в другом спрятаться самой.       Прятаться одной было бы проще. Но она была не одна. У нее на руках тихонько спала под заглушающим внешние звуки талисманом кроха трех дней от роду. Рядом сидела вусмерть перепуганная кормилица, которую пришлось обездвижить и лишить возможности кричать иглами. На слова и убеждение у Вэнь Цин не было времени.       Вэй Усянь в последнем письме сообщил, что за ними придет молодой господин Цзинь, и теперь Вэнь Цин упорно высматривала в коридорах золотистые ханьфу с пионами. Пока не было видно даже родных бело-алых - к счастью.       Сидеть и ничего не делать было выматывающе - ожидание пускало по кругу одни и те же мысли: волнение за брата, абсурдное ожидание, что вот сейчас из-за поворота выйдет Владыка собственной персоной, или наоборот - что за ними никто так и не придёт. Но Вэй Усянь ещё ни разу не обманул её доверие, так что и сейчас Вэнь Цин предпочтёт ему верить.       По коридорам, пробирая спину холодом, пронеслась волна тёмной энергии. Целительница влипла в стену, пытаясь отдышаться. Что это было? Неужели, Усянь? Но это же невозможно! Такой объем иньской ци должен разорвать меридианы и искалечить носителя. Даже Владыка сошел с ума, а его опыты с темной ци ограничивались несколькими проклятыми вещами и взаимодействием с темными тварями, например, с черным фениксом, яйцо которого ему привезли из Дунъина.       Вспоминались ходившие меж рядовых адептов слухи о том, что на стороне повстанцев сражается мстительный демон. Но она лично видела и даже лечила Вэй Усяня, он точно был человеком! Владыка это быть не мог — его сила ощущалась совершенно иначе.       Мысль за мыслью, воспоминание за воспоминанием. Вэнь Цин цеплялась за них, как за спасительные ветки, если падаешь с горы. Вспоминала родителей, хотя отца она помнила уже не очень хорошо. Кажется, он был похож на Владыку. Да, именно потому она так Его возненавидела — за эту внешнюю схожесть. Такие миловидные, совсем юные лица — они были похожи гораздо больше, чем это могло бы быть при таком отдаленном родстве. Карие, с темно-вишневыми прожилками, глаза. Длинные, до пола, волосы — папа подбирал их в три сложения, подвязывал зеленой лентой. Он не любил красно-белые клановые ханьфу, часто облачался в одежды цвета цин или глубокой летней зелени. Владыка собирал часть волос в пучок, украшенный золотым гуанем и подвеской с редкостным красным нефритом, остальные же плащом ложились ему на плечи, отливая алыми искрами.       Ненависть ее согревала больше, чем теплые стены дворца, построенного на склоне спящего вулкана. Но мыслей тоже не хватило надолго, ведь все они, так или иначе, скатывались к тому, на что она сейчас повлиять не могла. Чтобы не сидеть в гнетущей, подчёркнутой отдаленным звоном оружия и криками тишине, она даже начала шепотом говорить с кормилицей: успокаивать, объяснять, уговаривать — пытаться сделать так, чтобы с ней рядом был пусть и ненадежный, но союзник, а не насмерть перепуганный бесполезный пленник.       Следить за временем было сложно, и Цин ориентировалась по отдаленному шуму битвы и малышке: звуки стали громче, а девочку пришлось кормить один раз, когда в павильоне наконец зазвучали шаги. Множество шагов. Чужой говор: мягкий и почти певучий — это адепты Гусу Лань. Гортанный и резкий — это Цинхэ Не. Слегка щебечущий, легкий, переливчатый — Юньмэн Цзян. Ровный, плавный, но тяжеловесный — Ланьлин Цзинь.       Внутри медленно разжимались когти страха, отпускали сердце. Теперь еще не попасться бы на глаза чужакам. Ей сказано четко: сдаться только самому наследнику Цзинь или людям, которые будут с ним рядом. Это было сложно: мимо коридора, в нише которого они сидели под талисманом незаметности, текла и текла целая река заклинателей. Окровавленные, подкопченные, злые — они шагали так, что сотрясались полы и перекрытия дворца.       Цин крепче вжалась в стену, ожидая. Когда последний человек скрылся за поворотом, осмелилась выдохнуть — судя по лицам, эти люди не стали бы разбираться, кто она такая, и младенца пощадили бы вряд ли. Ожидать молодого господина Цзинь стало совсем невыносимо, когда снова раздались шаги и голоса — на этот раз чистый ланьлинский выговор. Цзинь Цзысюаня она видела мельком и с трудом могла припомнить, когда именно. Ах да, на последнем Совете перед войной. Какая ирония! Она помнила миловидного, даже немного женственного юношу и не сразу соотнесла его с тем уверенно, но и настороженно держащимся мужчиной, что прошел в ее коридор, открывая двери на другой стороне.       — Госпожа Цзучишоу? — голос его звучал негромко и спокойно, хотя рука крепко сжимала рукоять меча.       Цин выждала ещё немного — жизнь в Солнечном дворце приучила её выверять каждое движение и слово, и действовать только после того, как удостоверится, что это не ловушка — и сняла талисман. Цзинь Цзысюань вздрогнул, явно не ожидая увидеть её на только что пустом месте, мимо которого уже несколько раз прошёл.       — Госпожа Вэнь Цин? Цзучишоу? — уточнил он, поймал ее кивок и всмотрелся в кормилицу и младенца в плетеной ивовой корзине. — Командир просил забрать вас и ребенка в безопасное место. Это кормилица?       — Да, — с трудом разжав сцепленные зубы, сказала целительница. — Мой брат?..       — За его безопасность отвечает Сан-ди. Уверен, с ним будет все в порядке. Вы можете идти?       — Могу.       Вэнь Цин с трудом поднялась на затёкшие ноги, кормилице помог встать один из адептов Цзинь. Малышка недовольно пискнула, потревоженная движением.       — Чжан, Фан и Лю, отведите госпожу, кормилицу и дитя в лагерь за границами города.       — Только их. Я пойду с вами.       — Госпожа...       — Я иду с вами. Я целитель. Наверняка кому-то потребуется помощь.       Наследник Цзинь замер на пару мяо, потом повелительно махнул рукой молоденькому адепту в золотистой форме:       — Сними чаошен. И вы, госпожа. Наденьте это.       

***

      Тьма бурлила, билась внутри, рвала меридианы, скручивала в ледяной ком внутренности. Он шел вперед, поднимался по лестнице, скользкой от крови и заваленной трупами, крепко сжимая губы, сглатывая и сглатывая соленое и почему-то горячее. Разве у него внутри еще осталось хоть что-то горячее?       — Вэй Ин?       — Дагэ?       Он перехватил волосы и завязал их узлом на затылке. Провел по наручам, проверяя, плотно ли сидят. Повел рукой, иссушая тела в бело-алых чаошенах. Тьма взревела еще яростнее, он не знал, покачнулся ли, или удалось выровняться вовремя. Никто не заметил — они, четверо, шли в ряд по широкой лестнице, готовясь к последнему бою с засевшим в своем логове чудовищем. На предпоследней площадке к их строю присоединилась высоченная широкоплечая фигура. «Глава Не», — узнал он, улыбнулся краем рта, чувствуя, как просачивается между губами густая капля.       «Дай-дай-дай мне! Отпусти! Сколько смерти, сколько злобы! Дай-дай-дай! Все мне, мое!»       «Замолчи... Заткнись! Захлопнись, сука!»       «О, ты не понимаешь. Ничего, я подожду, я подожду еще немного. Скоро мой брат споет, и тогда все это станет нашим!»       Виски разрывало болью. Он знал, что не должен отпускать контроль. Что если так случится, он умрет. Он был готов и к этому тоже.              Высоченные тяжелые двери распахнулись — окутанные стылой черно-синей силой. Как мертвое пламя. Как его пламя, только оттенок иной.       «Мое! Это будет мое!» — взвыла, потянувшись вперед, тьма.