或許全部 - ВОЗМОЖНО ВСЕ

      Чернильно-черная тьма, синий огонь каймой...       Так больно, больно, невыносимо больно принимать это извращенное, убитое пламя в себя, понимая: оно почти родное. Оно, даже мертвое, отравленное тьмой, изувеченное экспериментами — чувствуется, как что-то близкое.       Он не знал, кем были его предки. Во время пожара сгорело все поместье Чуньцю Вэй, в том числе и архивы, если таковые были. Могло ли быть так, что его предки имели отношение к побочным ветвям Вэнь?       Сторонние мысли помогали отвлечься. Держать контроль, отвечать ударом на удар. У Владыки не было меча. Он вышел драться один против пятерых, не взяв с собой духовное оружие. Хотя оно у него было, у трона в изящной, вычурной подставке в виде восходящего солнца стоял длинный меч. Меч, который был мертв — направив в его сторону краткий импульс тьмы, Вэй Ин ощутил только пустоту.       И все же отсутствие оружия не мешало Владыке забавляться с пятью убийцами, как с несмышлеными котятами. Он танцевал, то закрываясь от мощных атак главы Не с помощью Шоюэ, перехватив руку Лань Сичэня так, что тот побелел от боли, а Минцзюэ был вынужден утишить силу удара, опасаясь сломать меч друга; то Бичэнем или Саньду, и уже Вэй Ин вынужденно отступал, уводя Хэйюэ от столкновения. И судя по тому, что он даже не запыхался, и на высоком белом лбу не выступило ни бисеринки пота, такая пляска могла продолжаться еще долго.       Нужно было что-то решать. Перевести увертки в прямое столкновение.       «Дай, мне дай! Выпусти-выпусти-выпусти меня! Дай пожрать это! Мое-мое-мое! Отдай! Отпусти!»       «Утихни, гадина...»       «Да-а-а-ай!»       Он так невовремя отвлекся на сражение с внутренней тьмой, что пропустил удар. Пальцы с невероятно длинными, твердыми и отточенными, как кинжалы, ногтями вошли в грудь чуть ниже ключицы, а на узких губах напротив сама собой родилась нежная улыбка. Владыка провернул кисть, и Вэй Ин, задохнувшись от беззвучного крика, отпрянул, разрывая дистанцию, с ужасом глядя, как венценосный безумец подносит к губам кусок вырванной из его груди плоти, проглатывает и снова улыбается:       — Вкусно... Как вкусно. Кто ты, дитя?       «Отпусти меня, мальчик», — голос тьмы перестал быть похожим на детский истерический лепет, она заговорила так же, как тогда на Луаньцзан. — «Отпусти, и я смогу уничтожить то, что уже давно потеряло разум. Эта часть меня больна. Ей нет места в мире».       И он купился.       Как последний идиот, сосунок, дурак...       Он купился.       Он позволил им слиться: его тьме, той, что так долго жрала его сердце и внутренности, и тьме, исполненной местью и ненавистью, жаждой власти над всем, что мертво и умирает, что жила в Хэйюэ. Он позволил им наполнить его, превратить в послушный инструмент его тело. Он ударил, пробивая щит, выставленный Владыкой, позволил ему перехватить лезвие Хэйюэ, позволил их свободным рукам сперва соприкоснуться, а после — сплестись пальцами, словно они не враги, а любовники. На краткий миг все замерло, силы достигли равновесия. Мощь отравленной тьмой ци Владыки давила, словно гора на заточенного под ней небожителя, и Вэй Ин, напрягаясь всем телом и всей душой, давил в ответ, не отрывая глаз от тех, напротив, таких непохожих и похожих одновременно. И только потому поймал момент, когда что-то в них дрогнуло, расширились зрачки, пропала концентрация. Владыку словно парализовало на какие-то доли мяо, и этого хватило.       Тьма острыми клинками вошла в тело напротив, связывая их еще крепче. Зазубренными жалами связала их, окутывая беснующейся багрово-синей аурой.       Сопротивляться не осталось сил.       Вэй Ин выдохнул остатки воздуха и вдохнул уже ее — тьму.       

***

      Затаиться за колоннами, застыть, молясь, чтоб ни один удар клинка, приправленный силой, не разрушил ее хрупкое убежище.       Ждать, выгадывая момент.       Знать — они не победят, Он слишком силен, даже отравленный тьмой, даже безумный.       Особенно безумный.       Ждать, ждать. На краю сознания отмечая ранения бойцов, то, что необходимо сделать после, потом, когда все закончится.       Ждать, сжимая в пальцах три иглы — Тэнчжиюй.       Ей был нужен только один миг, одно мгновение неподвижности цели, доля мяо без окутывающих ее щитов.       Вэй Ин дал ей этот миг. Тэнчжиюй впились в нужные точки: спина, затылок, под лопаткой. Обездвижили, перекрыли ток ци.       И только долгое, долгое, словно мириады осеней, мгновение спустя она поняла, что натворила.       Окутавшее тело Вэй Ина багрово-черное облако выросло, изогнулось и пожрало обоих.       

***

      Тело бессмертного, выглядевшего так, словно ему было ни днем не больше двадцати, иссохло и обернулось пеплом, отпуская на свободу всю силу, что копилась в нем — сколько? Вэй Ин не помнил, сколько лет было Вэнь Жоханю.       Сейчас он помнил только один-единственный миг: миг, когда распадающаяся душа, освобожденная от безумия и боли, шепнула ему «Спасибо» и истаяла, чтобы никогда больше не вернуться на круг перерождения.       Больше не было ничего, только разрывающая уже его душу и тело боль, только желание вырвать свой мозг, выцарапать его из утыканного иглами черепа, разорвать грудь и выпустить на свободу свой огонь: ледяной, пурпурный, невыносимо жгущий. Больше не было золотой сети на этом комке яростного пламени, источающем тьму, как дым.       Оно, это пламя, перетекало из его рук, намертво сомкнувшихся на рукояти Хэйюэ, в его лезвие, и он вскинул меч, выпуская его, позволяя пламени мгновенно пожрать балки, крышу, небо и звезды над ними. Тьма внутри бесновалась и хохотала.       

***

      Стены, изрешеченные во время битвы и последним выбросом энергии, не закрывали более ни от ветра, ни от любопытных взглядов.       Вэнь Жохань был мёртв — это узнали все, и вместе с ним умирала его резиденция.       Так же все, кто был на поле боя, могли видеть и что происходило дальше: как остатками тьмы, что высвободилась после смерти Главы Вэнь, всех расшвыряло в разные стороны, и только Вэй Ин остался на месте, в центре. Как он упал, сжираемый черным пламенем. Как к нему, с трудом поднявшись на ноги, бросились сразу несколько человек, но не смогли пройти выставленную тьмой границу.       Там, внутри нее, словно серо-багряная бабочка, билось о незримые стены тело, горящее, но не сгорающее. Те, кто был ближе, видели залитое кровью, текущей из всех цицяо, лицо, видели муку на этом лице и скрюченные пальцы, рвущие одежды на груди, царапающие висок. Пока Ди-цзуньши не замер, опираясь на клинок, медленно выпрямляясь. Руки вцепились в рукоять, словно в основу жизни, вскинули меч вверх, и с него рванул столб то ли темного пламени, цветом живо напомнившего всем присутствующим о клановых цветах Цзян, то ли темной ци. Впрочем, очень скоро стало понятно: это в самом деле пламя и ци, переплетающиеся в агонии. Этот столб прорезал материальные преграды, словно остро заточенная шпилька убийцы — тонкую бумагу ширмы.       В следующий миг сквозь границу всё-таки прорвался человек — фигура в серо-алых, таких же, как и на самом Ди-цзуньши, одеяниях, — и упал перед ним на колени. Это могло выглядеть бесстыдно, словно картинка из сборника весенних историй, но не выглядело: меч, огненным лучом прорезавший не только крышу, но и стену, и каменное тронное возвышение, и пол, был готов повернуться острием к самому хозяину. И сейчас замер в считанных цунях от заклинателя, решившего стать живым щитом.       Внизу что-то глухо грохнуло: рвущаяся с клинка энергия продолжала прожигать материальные преграды. Возможно, она добралась и до скальных пород, скрывающих спящую внутри вулкана магму.       Всем, кто пожелал увидеть, было видно, как дрожали напряженно вытянутые руки Ди-цзуньши. А потом смертельный пурпур словно втянулся в меч, а протуберанцы тьмы, клубившиеся за спиной демона — в его тело. В безмолвии упал на каменные плиты проклятый клинок, откинулся назад, лишившись сил, Ди-цзуньши. Пропала закрывавшая их граница.       — Вэй Ин! — треск разгорающегося пожара и рушащихся балок прорезал полный отчаяния крик. — Вэй Ин!       Заклинатель, бережно сжимавший в объятиях бесчувственное тело Ди-цзуньши и называвший его именем достаточно хорошо известного молодого господина Вэй, был человеком, который не мог солгать — таким его знали все. Если Лань Ванцзи назвал это имя, неужели это именно он и есть?       — Ванцзи, уходим! Сейчас рухнет крыша! — Цзян Ваньинь, подхватив никому не известную деву в золотистых одеждах клана Цзинь на руки, вместе с остальными поспешил к проему выбитых дверей.       — Брат, идем, — к замершему скорбным изваянием мужчине бросились Не Минцзюэ и Лань Сичэнь, помогли подняться, почти вынося обоих прочь из тронного зала.       И очень вовремя: буквально через пару фэнь раздался надсадный треск и грохот, и стены, изрядно искореженные прошедшей битвой, сложились внутрь, а над руинами взметнулся фонтан искр, пламени и дыма. Огонь перекинулся и на соединенные с центральным павильоном галереи, и на другие павильоны. Ветер раздувал пожар, и Безночный Город в кои-то веки полностью оправдывал свое имя: темноте ночи не было места, пока пылал Солнечный дворец.       

***

      — Боги и демоны! — вырвалось у Вэнь Цин, стоило ей коснуться запястья уложенного на кушетку тела.       Вэй Усянь был, без сомнения, жив. Но какой ценой он все еще дышал, на каких крохах сил билось его сердце, целительница понять не могла. Потому что перед ней сейчас лежал не молодой красавчик-заклинатель, каким она видела его когда-то на соревнованиях, не исхудавший на грани истощения, переломанный, но живой, потихоньку отогревающийся человек, а самый обычный труп человека, умершего от голода. На этих костях почти не было мяса, их туго обтягивала тонкая, как самая дорогая рисовая бумага, кожа, под которой были видны все спавшиеся, потемневшие венки. Почти как лютый мертвец, только он все еще жил. А стоило прислушаться к току ци в его теле — она с вскриком отняла пальцы, рассматривая проявляющийся ожог.       Меридианы, если они и были еще, наверняка разорваны. Что из себя представляет эта темная энергия, имеющая такой странный оттенок, не знала даже она, перечитавшая труды всех выдающихся мастеров-лекарей прошлого.       — Я не знаю, что можно с ним сделать, — честно призналась она после осмотра. — Ванцзи, попробуй коснуться его. Прощупать меридианы. Если от них хоть что-то осталось, можно будет попытаться восстановить структуру.       Ванцзи послушно протянул руку, прикоснулся к запястью. Пальцы обожгло, но и в два раза не так сильно, как Вэнь Цин. Меридианы… были. Тонкие, похожие на истёртые нити, с рубцами ожогов тут и там.       С даньтянем было хуже, будто кто-то взял эти нити-меридианы и, вместо того, чтобы аккуратно смотать в клубок — спутал, а после опалил, спаяв намертво. Всё это Ванцзи и озвучил Вэнь Цин.       — Что ж, то, что он без сознания, нам на руку. Как я поняла, эту структуру необходимо удалить — она отжила свое. Та странная ци, что сейчас есть в его теле, должна сформировать новые меридианы и, возможно, новое ядро. Постой! — она вскинула руку, прерывая еще даже не вылетевшие из чужих уст слова надежды. — Это будет не золотое ядро. Вернуться на путь Меча, как все заклинатели, Вэй Усянь не сможет. Я не знаю, кем он станет, если сумеет выжить.       — Что госпожа предлагает сейчас? — глухо спросил Ванцзи, продолжая держать ледяное запястье, под которым билось жадное темное пламя, в ладони.       Это было очень странно: кожа Вэй Ина в самом деле казалась тонкой скорлупой из нефритово-белого льда, узилищем для жестокой стихии. Он боялся сжимать пальцы слишком сильно: мнилось, одно неловкое усилие, и белая, с темными прожилками вен, безупречность пойдет трещинами, из которых вырвется снова черный дым и лиловое пламя.       — Резать, — просто и буднично сказала эта страшная женщина. — Вычистить все лишнее. И мне потребуется твоя помощь.              Несколько часов спустя Ванцзи, чувствуя себя то ли пьяным, то ли оглушенным, шатаясь, выбрался из палатки, отданной под нужды Цзучишоу. Руки у него были по локоть в крови, но он даже не подумал о том, чтобы их вымыть. У него пока просто не хватало соображения на что-то иное, кроме как вспоминать, как раскрывалась под острым лезвием уязвимая плоть, совсем иначе, чем это было тогда, в надзорном пункте, где Вэй Ин вырвал золотое ядро у Вэнь Чжулю. Тогда было почти не страшно, будто не по-настоящему. Не было крови, хруста ребер под специальным ножом.       Он лично запустил руки в живое тело того, кого так отчаянно любил. Он трогал его легкие и сердце, вытягивая остекленевшие крохкие кусочки того, что когда-то было сосудами для ци.       — Обычно, они неосязаемы. Если бы мне пришло в голову сделать, к примеру, пересадку золотого ядра, тому, кто добровольно его отдавал, пришлось бы все время оставаться в сознании и концентрировать свою ци в даньтяне и прилегающих меридианах.       — А как же Сжигающий ядра?       — При работе этой техники происходит резкая перегрузка ядра и меридианов. Они обретают материальность и разрушаются так же, как если бы это был еще один орган человеческого тела.       Ванцзи заткнулся, не решаясь больше спрашивать что бы то ни было. Он и так уже узнал слишком много.       Он узнал, как больно было его Вэй Ину еще до того, как его сбросили в пропасть Могильника.              Мокрый ледяной ветер за стенами палатки заставил его задохнуться. В следующее мгновение это сделал жалящий разрядами Цзыдянь, обвившийся вокруг его шеи.       — Что. Ты. С ним. Сделал?!       Глаза у Цзян Ваньиня были бешеные.       — Глава Цзян, успокойтесь! — кнутовище перехватила тонкая изящная рука, такая же окровавленная, как его руки. — Вэй Усянь жив. И, если вы не убьете его единственный якорь, не разобравшись, возможно, даже будет жить и однажды придет в себя.       Лиловая ярость в глазах напротив погасла не сразу, как и кнут. Но до Ванцзи разряды не доходили, разбиваясь о белую, в кровавых разводах, ладонь.       — Ваньинь!       Тот моргнул, перевел взгляд на женщину, что недрогнувшей рукой удерживала духовное оружие, судорожно вздохнул и схватился за эту руку, осматривая на предмет ожогов или других повреждений.       — Со мной все в порядке. И с Вэй Усянем тоже. Ты меня услышал?       Ванцзи рассмеялся. Он хохотал и хохотал, не в силах остановиться, пока не рухнул на колени и не разрыдался. Все было просто: эти слова, это выражение лица, этот напор в голосе... Как она была похожа на Вэй Ина! Они, Вэнь Цин и Цзян Ваньинь, были просто обречены остаться вместе. Идеально совпадающие части одного целого.       Вэнь Цин была тем самым кусочком, который до ее появления относительно успешно заменял Вэй Ин. У Ванцзи появлялась надежда на то, что глава Цзян, поняв это, однажды отпустит свою Тень, освободив его от клятвы.       Только бы Вэй Ин до этого светлого мига дожил.       

***

      — Малец, ты как, живой?       Вэнь Нин вздрогнул и открыл глаза, с пробившейся через апатию тревогой рассматривая того, ради кого надорвался.       — Глава Не может не беспокоиться, этот нич...       — Вэнь Цюнлинь, — прервал его неожиданно гневный взрык. — Что я говорил о самоуничижении?       Юный целитель заморгал, садясь и пытаясь понять, отчего этот огромный, страшный, суровый, как северная зима, мужчина так о нем... заботится?       — Чтобы я не смел себя принижать.       — И это верно. Ты, гуй тебя раздери, сделал то, что твоя сестричка назвала гуевым чудом, пообещав, кстати, выдернуть мне ноги к гуям, если я тебя вздумаю обидеть.       — А... А?       — А я поклялся на Бася, что никто в Буцзинши и Цинхэ тебя и пальцем не тронет, и слова поперек не скажет. Так вот, гуй меня раздери!       — Дагэ хочет сказать, что страстно жаждет забрать тебя в Нечистую Юдоль, о чем уже уведомил твою сестру и сейчас пришел уведомить тебя, — ласково и немного ядовито пропел юноша в таких же одеждах, как и глава Не, появляясь из-за полога палатки. — Только вот они оба забыли узнать твое мнение. Ты как, согласен? У нас сурово и вообще... Но со мной, например, можно дружить. Я люблю веера, каллиграфию, пишу стихи и рисую. Так какой будет твой положительный ответ?       Вэнь Нин фыркнул в ладонь, глядя на этого юношу. Кажется, Не Хуайсан его звали? Да, Наследник Не. Он говорил так, словно отчаянно хотел понравиться, но глаза у него были... холодные, серьезные и очень-очень внимательные. Он был в этом похож на Вэй Усяня. И он в самом деле нравился Цюнлиню.       — Положительный, — согласно кивнул он и постарался встать.       Слабость отступала, золотое ядро, хоть и тянуло иногда болезненно, но по-прежнему пульсировало внутри теплом.       Он полетит в Цинхе Не. Это такой отличный шанс начать новую жизнь. Нет, он любил сестру, но Цин-цзе отправится в Юньмэн вместе с заклинателями клана Цзян, чтоб присмотреть за своим главным пациентом и... наверное, через какое-то время поймет, что стоит внимательнее присмотреться к главе Цзян. Все будет хорошо у них.       Война окончена, так ведь?              Война окончена. Дракон, пожиравший чужие души, мертв. Они все свободны.       Кроме того, кто убил дракона.