或許全部 - ВОЗМОЖНО ВСЕ

      Цзинь Цзысюань понятия не имел, как дал себя уговорить на эту безумную авантюру.       Началось все с того, что он в очередной раз восхитился уровню предчувствия неприятностей Вэй Усяня. В его случае восхищение было равноценно глотку уксуса с солью, но уж лучше так, чем желание воткнуть в него меч и понимание, что это скорее его насадят на белое лезвие Суйбяня, как фазана на вертел.       Или нет?..       Началось все с того, что им пришлось активировать те самые амулеты с отводом глаз для отряда. Потому что вокруг подножия Му-Си были расставлены стрелки в белом и с солнечным пламенем на рукавах. И ждали они явно не затем, чтобы помочь тем, кто выбрался из пещеры Черепахи-Губительницы.       — Чтобы разобрать завал и помочь Вэй-гэ, Лань-сюну и Цзян-сюну, нам нужно отвлечь этих псов отсюда, — сказал Хуайсан, прячась за веером — вымокшим, покоробившимся и жалким, но не брошенным. — Проберемся в лагерь и поднимем бунт, выкрадем наши мечи.       Цзысюань не тугодум — тугодумам в Башне Кои не выжить. Но сперва он обращает внимание на то, что именно предлагает этот маленький хитрый паучок, во вторую очередь на то, как он выделил имя их командира. И только в третью — что ему не опалило привычно нутро вспышкой зависти. Он и сам назвал бы Усяня так, не стой меж ними разница в возрасте. И он без колебаний сейчас в мыслях назвал его «командиром». Должно быть, горы проросли вершинами вниз, а реки потекли вспять. Цзысюань мысленно расхохотался, не рискуя вслух издать ни звука.       Два дня они прятались в лесу, охотились, отъедаясь и отсыпаясь вповалку в другой пещере, давно уже разведанной. Уговаривали хотя бы девушек с частью отряда отправиться домой — до Юньмэна тут ближе всего, ведь Облачные Глубины сожжены и помощи оттуда ждать не приходится. Проще было бы уговорить дерево вынуть корни из жирной почвы и перейти на голые камни!       Два дня наблюдали, выжидая подходящего времени. Все прекрасно понимали: те, кто остался в пещере, в любой момент могут погибнуть — чудовищный зверь непредсказуем. Но лезть наобум и без четкого плана было нельзя. План обсуждали впятером — те, кого выделял сам Усянь. С Цзысюанем и Хуайсаном еще трое: Хао Линван, Лю Цзюсян и Мин Байцзи. Проверенные и надежные ребята, и какая разница, что ни один — не вассал клана Цзинь? Хао подчинялись главе клана Цзян, Лю и Мин были из вассалов Не. Идти вперед тоже должны были только они.       — Впятером?       — Этого более чем достаточно, — за веером не было видно усмешки, но Цзысюань знал, что она там есть — тонкая, опасная.       Вэй Ин был опасен как клинок. Не Хуайсан опасен как яд. Цзинь Цзысюаню оставалось радоваться, что эти двое на его стороне. Или он на их? Это не важно, пока сторона — одна.       Остальные должны были ждать в лесу, не слишком далеко от стены, условленного сигнала. В бой потом пойдут все, кроме девушек, а потому все были готовы ждать результата этой безумно рискованной вылазки. Но оно того стоило: на мече долететь до дома можно за считанные часы, в самом плохом случае — за пару дней, делая остановки на отдых. Пешком путешествовать по Поднебесной — не самое безопасное и легкое занятие.       Пятеро перебрались через стену там, где привыкли перебираться, уходя на охоту. В самый глухой час ночи, в пятую стражу. Хуайсан, Линван и Байцзи отправились по баракам, оставив на долю Цзысюаня и Цзюсяна проникновение в дом и оружейную. Им всем крупно повезло: как раз этим вечером Вэнь Чао со своими верными прихвостнями и еще одной группой адептов ушли на очередную бесполезную «ночную охоту». Охрана дома воспользовалась этим, чтобы повеселиться. Какие же они псы? Они крысы. Сейчас в комнатах слуг уже все затихло, только доносился пьяный храп. Цзысюань чувствовал крепкий запах пролитого и выпитого вина, пота, духов и семени, от такой какофонии его тошнило, но далеко не так, как могло бы. В самом начале этого фарса с лагерем перевоспитания было гораздо хуже, потом он притерпелся, да и надушенные платки кончились.       Напарник похлопал его по плечу, знаком указал: «разделимся». Нужно было как можно скорее найти оружейную палату, забрать мечи, и было бы идеально забрать не только свои. Но четыреста мечей вдвоем не утащишь. Можно обезвредить охрану дома и удерживать его, если у Хуайсана получится поднять в бой всех остальных. Поневоле закралась мысль: а если бы здесь был Усянь, смогли бы они все сделать так тихо, чтобы не переполошить сигнальными огнями всех Вэней в обозримом пространстве? Он мотнул головой, выкидывая мысли из головы. Не время думать о том, что могло бы быть. Время действовать.       Ему не нравилось, как легко все выходит. Как легко они с Цзюсяном сняли часовых у оружейной комнаты. Как легко сгребали мечи, сваленные одной огромной кучей, в оказавшийся у напарника свободный мешочек цянькунь. Как легко ушли, направляясь на шум у бараков. Вместе с мечами в цянькуне лежали еще сорок луков и тысяча стрел. Цзюсян ворчал, что его погребет под такой горой оружия, если заклятье не выдержит. Тихий мелодичный посвист — совершенно такой же, как у сонной сойки, если ее вдруг разбудить среди ночи, — пролетел над стеной. Тут же откликнулся гулко и раскатисто крик филина.       Кэ спустя в пустом бараке из теней внезапно проявились люди.       — Амулеты деактивируйте, еще пригодятся. Сожри меня демоны, если б можно было переманить командира в наш орден! Мы б только на его амулетах поднялись, — пробормотал Байцзи, вытаскивая из-под одежды шелковый лоскут, слегка опаленный по краям. Символы, несмотря на купание в озере, не расплылись ничуть — амулет, перестав получать подпитку от тела, погас, но пока еще не утратил силу. Как говорил Усянь, действует он четыре стражи, если без перерыва, потом сгорает бесследно. Начертать можно только на плотном шелке из Чжэ, бумага, даже та, что делают специально для заклинателей, не выдержит подобного энергетически насыщенного конструкта. Цзысюань думал: а если взять кожу? Будет ли амулет действовать дольше? Это нужно было спрашивать у самого командира или у девы Чжао Люцин. Цзысюань снова потряс головой: мысли путались от тревоги и усталости. А нужно было собраться.       В барак проскальзывали свои, разбирали мечи. Кто умел стрелять — брали луки. Шум усиливался. Потом вспыхнул один из бараков, а следом в небе расцвело «алое солнце».       — Хуайсан, бери людей, летите к пещере. Самое время.       — Держись, Цзысюань-сюн. Уходите из лагеря, пока не подошла подмога. Пока не вернулся Вэнь Чжулю.       — Сделаем.       На пару мяо сжали запястья друг друга — такой прощальный жест, только между своими. Они и с командиром так прощались, не зная, увидятся ли еще. Цзысюань усмехнулся: увидятся. Обязательно.              Через сяоши в догорающем лагере остались только оглушенные охранники, мертвецки пьяные слуги и стражи в доме, и десяток трупов. Еще через кэ на территорию поместья влетели заклинатели, остававшиеся на страже вокруг горы Му-Си, а чуть позже — еще три десятка, конвоировавшие адептов-заложников на ночной охоте. Когда же последние вернулись за брошенными на полпути юнцами, тех уже и след простыл. В самом прямом смысле — следов не было, словно те улетели на мечах. Пропажа этих самых мечей стала для Вэнь Чао самым сильным ударом. Самым большим страхом же стала необходимость появиться в Буетьень Чане и отчитаться перед отцом. Лагерь перевоспитания был именно его, Чао, идеей. Ему казалось — продумано все. Что может быть проще, чем словесно и физически унижать и издеваться над теми, кто никак не сможет ответить? Потому что в противном случае пострадают родные кланы, пострадают их ордены.       Оказалось, если ни за что бить лошадь, она однажды скинет всадника-идиота.       

***

      — А-Ли, он же не... — Цзян Чэн запнулся, не в силах сказать то самое страшное слово.       — Жар спал и раны затягиваются, А-Чэн. Он скоро очнется.       — Хорошо. Я... Мне нужно к отцу.       — Ступай, сяоди, все будет хорошо.       Уйти из комнаты было физически сложно, словно натягивалась горячая и тугая нить, и он боялся ее порвать. Но пока он ее чувствовал — знал, что его дагэ жив. И можно было дышать.       Он помнил, как эта нить едва не оборвалась там, в пещере, когда метавшийся в бреду Вэй Ин замер и перестал дышать. Помнил и не забудет вовек, как Ванцзи-сюн отвесил ему тяжелую пощечину, прекращая истерику, и приказал давить А-Ину на грудь, короткими импульсами посылая ци прямо в сердце, а сам... Ох, боги девяти небес! Он никогда не забудет, как белый, словно полотно его одежд, Ванцзи прижимался губами к окровавленным губам дагэ, вдыхая в него воздух, ровно, методично, не позволяя себе остановиться. Пока Вэй Ин не сделал вдох сам — и не зашелся страшным кашлем пополам с кровавой рвотой, выплевывая черные сгустки отравленной крови Сюань-У, желчь и розовую пену.       Он тогда так и не пришел в сознание, только беспамятство стало, кажется, не таким глубоким. И в Пристань Лотоса его несли на руках, сменяясь, Цзысюань, Ванцзи и еще четверо юношей постарше. В Пристань вообще отправилось больше всего народу. И уже отсюда их забирали спешно вызванные отцом через духовных вестников родные.       Сейчас уже разлетелись почти все, остался только Лань Ванцзи, отправивший всех остальных адептов в Облачные Глубины, помогать восстанавливать резиденцию ордена и дома клана, да Цзысюань, у которого с отцом и матушкой был долгий и нелегкий разговор. А потом такой же — начавшийся дракой и закончившийся примирением и пониманием — с самим Ваньинем. А потом он, Ваньинь, мельком видел, как Цзысюань-сюн стоял на коленях перед А-Ли, прося прощения за намерение разорвать помолвку. Если б они к тому моменту уже не поговорили и не пришли к пониманию, он бы убил проклятого Павлина за боль в глазах сестры. Цзысюань был с нею хотя бы честен — признал, что любит другую, что не сможет сделать сестру счастливой так, как она того заслуживает.       Почему, почему, почему все так страшно и сложно?       Почему он был таким дураком всего месяц назад, когда думал, что сложно — это разбираться с денежными отчетами Пристани Лотоса?       Почему ему кажется, что скоро все покатится, как камень с горы, тревожа другие камни, пока не засыплет привычную тропу совсем?       Почему ему хочется кричать и топать ногами, как трехлетке, требуя, чтобы все вернулось на круги своя?       «А-Ин, дагэ, мне страшно! Пожалуйста, проснись скорее и скажи, что все будет хорошо!»