
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Психология
AU
Фэнтези
Счастливый финал
Обоснованный ООС
Отклонения от канона
Рейтинг за насилие и/или жестокость
Уся / Сянься
ООС
Второстепенные оригинальные персонажи
Насилие
Смерть второстепенных персонажей
Fix-it
Исторические эпохи
Характерная для канона жестокость
Смена имени
Взросление
Древний Китай
Описание
Госпожа Юй отлично учила адептов, а еще лучше учила одного конкретного адепта - первого ученика клана Цзян, Вэй Ина. И - о да! - он заслуживал своего места, он очень хорошо учился. Всему - верности слову и делу, честности, преданности своим идеалам, умению делать выбор и пониманию, что порой выбирать приходится не среди хорошего и плохого, а среди плохого и еще худшего. Но тому, что геройствовать лучше не в одиночку, его научила не госпожа Юй, а куда более суровая наставница - сама жизнь.
Примечания
Знание канона не обязательно - от канона рожки да ножки)))
或許全部 Huòxǔ quánbù "Хосюй цюаньбу" (Возможно все)
Посвящение
Тому человеку, в комментарии которого я увидел идею.
Тисе Солнце - за неоценимую помощь в написании и подставленном широком плече на повизжать)))
12. Юньмэн. Стрекозы тревожат воду
30 октября 2021, 12:14
Возвращение прошло одновременно и обыденно, и торжественно: на первом же семейном ужине после обитатели Пристани Лотоса чествовали юных победителей.
Госпожа Юй снова была недовольна, особенно тем, что ее воспитанник, взращенный ею самой, не опустил глаз, оправдываясь за победу:
— Мой господин мне приказал.
Цзыдянь развернулся лиловой змеей, поискрил и потух, возвращаясь в форму кольца. Она больше не имела власти и права наказывать чужую тень. Точнее, не так — за небрежность на занятиях, опоздания, ошибки на полигонах или дерзость лично перед ней — имела, а вот за безупречное исполнение приказа своего хозяина — нет. Вэй Ин внутренне смеялся, накрепко запечатав свой смех под маской почтительного внимания.
Хотя он понимал, прекрасно понимал, что отныне и навсегда зависит от здравомыслия своего шиди. От того, насколько правильно будет вести себя с Цзян Ваньинем. Его господин молод и легко поддается управлению. Только нужно продумывать каждый свой шаг, чтобы не навредить — ни себе, ни ему.
Теперь он понимал досаду госпожи Юй, слегка посмеивался внутри: Пурпурная паучиха слишком хорошо его учила и продолжала учить. Теперь — и только теперь — он понимал, отчего был так недоволен глава Цзян. Тень не должна быть старше и сильнее хозяина. И сила здесь не в телесном, а в душе. Вэй Ин был сильнее. Им, никогда не выживавшим так, как это делал он, было невдомек, что даже будь он сильнее в тысячу раз, никогда бы сознательно не навредил А-Чэну и А-Ли, единственным, кто ему по-настоящему дорог. Но навредить можно, и не осознавая этого. Потому он будет учиться еще прилежнее, впитывая, словно сухая земля, любые знания.
Лето проходило, протягивалось золотым и зеленым шлейфом за небесной аватарой, неспешно шествующей по землям Юньмэна. Лето было жаркой страдой не только для крестьян, но и для заклинателей: плодились, словно обезумевшие, речные и озерные гули, перерождались из замшелых коряг навки, на юге видели сяньли, который задрал двух волов и почти выпил жизнь из крестьянина. Юные адепты ордена не знали покоя — вместе со старшими они уходили на ночные охоты. Время теории прошло, наступило время оттачивать навыки на практике.
Еще в Облачных Глубинах Вэй Ин увлекся талисманами. Точное количество выученных им начертаний он даже не мог бы назвать, но больше всего ему нравилось изобретать свое. Постигать искусство начертания — это сродни каллиграфии, но намного сложнее. Иногда от того, какая линия наложена первой, а какая ее перекрывает, может зависеть время работы, сила талисмана и даже само его действие. А что уж говорить о материалах? Вот где поле не пахано — рис не сеян! В любой, выдававшийся свободным, момент времени Вэй Ин занимался именно талисманами. Его комната приобрела вид логова нечисти, заваленная кусочками, стопками, скатками и рулонами самых разных материалов. Отдельно в коробах стояли краски, коробочки с брусками разноцветной туши, подставки под кисти самых разных размеров и жесткости.
— Дагэ, скоро здесь будет не пробраться, — пенял ему Цзян Чэн. — Никого не впускаешь в свое логово, дай хотя бы мне помочь?
Скрепя сердце, пришлось согласиться. К тому же, он уже нащупал самые выигрышные варианты материалов, и ото всего остального можно было избавляться.
Потратив почти весь день, получив на это разрешение, вдвоем разгребли творившийся ужас, оставляя комнату почти первозданно-пустой. Ширма, кровать, столик для чаепитий и рабочий стол, несколько составленных один на другой плетеных коробов с нужными материалами, сундук с вещами, подставка для Суйбяня и несколько картин тушью, развешенные по стенам — вот и вся обстановка.
— Так мне нравится больше, — Цзян Чэн устало повел плечами и увалился на кровать, с удивлением и смущением заметив тут же: — Кажется, пора сказать слугам, чтобы тебе поменяли кровать. Эта узка и коротка, тебе не кажется?
— Ай, ты знаешь, как я сплю, — отмахнулся Вэй Ин.
Он в самом деле предпочитал спать, свернувшись клубком. Эту привычку не смогли искоренить ни годы в тепле, ни нудные требования приличия что в Гусу, что в первые годы здесь.
— Но я-то нет?
Вэй Ин застыл, замер, потряс головой, пытаясь понять.
— Ч-что?
— Я привык спать, нормально вытянувшись. Не думаешь же ты, что мне будет удобно ютиться с тобой на этом куцем ложе?
— А-Чэн, т-ты...
Юноша сел, буравя его неожиданно злым и где-то в самой глубине смущенным взглядом. Хотя смущение выдавали больше заалевшие скулы и покусывание нижней губы.
— Ты думаешь, я не в курсе, что такое «связь с тенью»?
— Я не...
— Молчи!
Вэй Ину словно уста склеили самым мерзопакостным гусуланьским заклятьем. Он медленно опустился на колени, наклонил голову, пряча лицо за рассыпающимися из хвоста локонами.
— Я знаю, что делают Иньчжу и Цзиньчжу в покоях матушки каждую ночь.
Голос его звучал почти ровно, только в начале фраз похрипывая, но не срываясь.
— Я... я читал. Отец дал мне допуск в запретный архив. И я...
Вэй Ин глубоко вдохнул, поднялся и скользнул на постель, вытягиваясь рядом с ним, опустил пальцы на сухие горячие губы. Его любимый шиди так забавно затаился, словно этим можно было прекратить или изменить что-то... Какой горячий — как будто под кожей течет обжигающая лава, а не кровь. Обхватить ладонью это еще по-детски округлое лицо, скользнуть по гладкой щеке — на ней пока даже пушок не растет, для заклинателя шестнадцать — это еще совсем детство. Наклониться, касаясь кожи только дыханием, оставляя ему право отказаться, оттолкнуть и уйти...
— Я не боюсь!
Боги всех Небес! Сердце защемило до сладкой боли. Бесстрашный А-Чэн, самый смелый... Знал бы только, как тебя любят, но сам приказал молчать.
Губы коснулись губ, и не было в этом прикосновении ничего от того злого и болезненного поцелуя, силой вырванного у прекрасного Нефрита в Безночном Городе. Совсем иное, чистое и безмерно правильное ощущение — касаться этого рта, пока только едва-едва прихватывая нижнюю губу своими, не торопя.
— Дыши, — наконец, получилось вытолкнуть из горла вопреки приказу. — Дыши, А-Чэн. Мы до всего дойдем постепенно. Не сейчас. Когда ты будешь действительно готов. А пока дыши.
***
Вэнь Жохань в своей жажде власти, кажется, окончательно помешался: от его имени распространялся приказ всем орденам заклинателей и одиночкам-саньжень прекратить ночные охоты на неопределенный период. Порядок на территории орденов обязались поддерживать адепты Цишань Вэнь. Повсеместно, хотя и шепотом, ходили разговоры о том, что это откровенная провокация. Во-первых, ордена заклинателей не просто так получали налоги с подконтрольных им земель, а именно за свою помощь в очищении их от порождений тьмы и зла. Если орден не будет выполнять возложенную на него миссию, очень скоро он попросту разорится и пойдет по миру. Во-вторых, даже такой большой орден — первый по количеству адептов — не мог бы охватить территории всех орденов и кланов. Пусть Цишань Вэнь и без того уже считается господствующим над четвертью всех земель, людей, особенно обученных заклинателей, у него от этого каждодневно не прирастает. А нечисть и нежить имеет нехорошее обыкновение появляться внезапно, даже там, где ее сто лет не бывало. Все зло в мире происходит от людских деяний и помыслов, и как неискореним с лица земли род людской, как неискоренимы же и его пороки. Первым воспротивился подобному произволу орден Гусу Лань. Его адепты сходили с горных вершин, подобно небожителям, несмотря на все запреты, оказывая необходимую помощь, поддерживая простых людей, очищая землю от скверны. Казалось, так будет и дальше, пока в один из последних летних дней Юньшэн Бучжичу не был атакован более чем двухтысячным войском под знаменами Пылающего Солнца. Древняя жемчужина мудрости и покоя была сожжена за два дня и одну ночь. Глава ордена был убит, наследник бежал, надеясь спасти хотя бы уникальные рукописи из библиотеки, второй молодой господин Лань и наставник Лань Цижэнь были ранены. В отправленных во все ордена посланиях этот беспрецедентный случай был высокомерно назван «Огненным очищением». Следом за ними главы всех кланов получили от Верховного заклинателя приказ отправить не менее двадцати адептов в Лагерь перевоспитания. Этим приказом предписывалось явиться в Цишань не позднее, чем через три дня после его получения. Кроме того, вместе с адептами ордена обязательно должен был присутствовать представитель младшего поколения правящей семьи клана. В Юньмэн Цзян под приказ подпадали либо Цзян Чэн, либо Цзян Яньли. Естественно, отправлять девушку в неизвестно какие условия, в качестве заложницы благоразумия родителей, в первую очередь не согласился ее брат. Не было даже иного варианта для него, кроме как отправиться самому. Ну а для Вэй Ина не было никакого выбора вообще. Теплым солнечным днем в начале осени восемнадцать адептов ордена Юньмэн Цзян, Цзян Ваньинь и Вэй Усянь поднялись на мечи и отправились в одно из загородных поместий, принадлежащих Вэнь Чао, младшему сыну Верховного заклинателя, на чьей совести и оказалось управление Лагерем перевоспитания. Впрочем, надеяться на совесть этого человека было напрасно, и все юньмэнцы это прекрасно знали, потому были столь мрачны и молчаливы все время пути.