И что ты будешь делать

      Они целуются до самой зари, будто впервые оставшиеся наедине возлюбленные. Прикосновение губ выражает так много чувств — тоску, сладость, любовь и вожделение, что сполна наполняют собой их некогда одинокие души. Всё это так ново, непривычно, но Селиму кажется, что так было много раз и будет впредь — на миг он верит, что Создатель и вправду задумал их двоих друг для друга.       Но даже если нет, они поступят по-своему.       Селим выгибается в руках брата — тот прикасается к каждой части его тела, и эта нежность, что сквозит в его ласках, сводит с ума. Баязид истинный воин, прямолинейный, суровый и даже грубый — но Селиму кажется, что в этот миг он отдаёт ему своё самое сокровенное. Селим не помнит, было ли ему когда-то также хорошо — и не хочет вспоминать, растворяясь в брате и том, что происходит с ними сейчас. Он хочет доставить ему то же удовольствие — и потому мягко отстраняет сильные руки, чувствуя, как сразу напрягается Баязид. Селим мягко целует его — и спускается с постели, коленями упираясь в прохладные доски деревянного пола. Взгляд брата незабываем: так смотрит голодный хищник, что едва ли не сошёл с ума, и Селим дрожит, понимая, что он — причина этого безумия. Он хочет ещё больше — и потому склоняется к плоти Баязида, надеясь, что то, что он сделает, принесёт брату хотя бы немного наслаждения. Селим мягко вбирает головку, очерчивает её языком и скользит вниз — он не знает, где будет приятнее, но слушает и смотрит, откликаясь на каждое движение брата. Баязид рычит сквозь зубы — мучительно выстанывает имя Селима, и кладёт руку на его голову, путаясь пальцами в медных кудрях, ещё мокрых и не послушных. — Селим…       Его стон побуждает продолжать — Селим не чувствует неловкости или смущения, испытывая тот же голод, что и Баязид. Ему и самому нравится происходящее в этот миг — восхительное давление плоти на язык, её упругость и удивительная мягкость, и те стоны, что наполняют воздух вокруг них. Селим жаден, эгоистичен, ревнив — но он хочет, чтобы Баязид дышал так часто и смотрел так пылко только ради него одного. Пусть эти алеющие скулы видит только он, пусть эта тяжело вздымающаяся грудь станет лишь его пристанищем, и руки, что своей силой одолеют кого угодно, будут обнимать его одного. Селим думает об этом и становится лишь настойчивее в своих ласках — он уверенно заглатывает глубже, и не обращает внимания на слёзы, что сами собой выступают в уголках глаз. Выражение лица Баязида великолепно — искажено мучительным удовольствием, и Селим выпускает его плоть, а потом делает так ещё раз и ещё, наслаждаясь отражением каждого чувства на его лице. — Селим… — Брат сжимает его волосы, но не причиняет боли. — Прошу, скажи, что ты делаешь это впервые.       Он на грани — Селим ясно видит это, как и то, что брат ревнует к несуществующим любовникам. Значит, Селим всё делает как нужно: и он согласно кивает, изо все сил напрягая мышцы горла, едва не задыхаясь от собственной смелости.       Баязид протяжно стонет, кончая прямо в его рот.       Селим не ощущает вкуса — только тепло, и тут же проглатывает, чувствуя лёгкое жжение в потрескавшихся уголках рта. Взгляд брата почти равен темноте — его возбуждение всё также крепко, и плоть, ещё находящяяся во рту Селима, тяжело давит на язык. Селим не уверен, сможет ли сделать подобное снова, но Баязид останавливает его прежде, чем он пытается — спешно поднимает к себе и целует, оглаживая разгоряченные плечи и спину. Селим тихо стонет, когда руки брата настойчиво сминают ягодицы, и после отпускают, но делают это словно бы нехотя. Баязид отрывается от его губ, целует в угол челюсти, скользит к алеющему уху, и прикусывает, жарко шепча: — Если ты когда-нибудь захочешь и будешь готов… я сделаю всё, чтобы ты испытал здесь величайшее наслаждение.       Селим знает, о чём он говорит — он читал много книг и слышал немало рассказов о том, что такая любовь может доставить незабываемое удовольствие. Он уже знает, что однажды захочет — но Баязид не давит и не торопит, и Селим уверен, что если он не решится, брат не пойдёт против его воли. — Только не бойся… Прошу.       Селим неторопливо целует его вместо ответа — как быстро он привыкает быть столь важным для Баязида, и как ему нравится обращение брата с ним, как с драгоценностью. Селим знает, почему Баязид просит его не бояться теперь — потому что видел сомнения и опасения тогда, когда их разделяла стена непониманий и недомолвок. — Я не боюсь. — Он прижимается всем телом и шепчет в его припухшие губы. — Я люблю тебя, Баязид.       Баязид тяжело выдыхает в поцелуй — и в следующий миг Селим оказывается на спине, погребённый под его телом. Брат прижимает его бедра к своим и закидывает ноги Селима на плечо, смотря так, что тянет каждый напряженный нерв. — Ты сводишь меня с ума.       Баязид толкается между его сведённых бёдр, и Селим едва может сдержать протяжный стон. Их плоть соприкасается друг с другом, и это трение, безумный жар восхитительны и опасны, как пьянящий глоток вина. Селим цепляется за простыни, чувствуя, как рука Баязида обхватывает их чресла, даря ещё больше удовольствия — он двигается уверенно, сильно, словно знает тело Селима лучше него самого. Где взять терпения и не сорваться с тонкой звенящей струны, что соединяет собой каждую часть его — Селим закусывает губу, силясь сдержать неизведанное доселе удовольствие. Баязид ускоряется — между бедёр саднит, но эта лёгкая, острая боль, лишь подстёгивает Селима, толкая к грани, которую он готов переступить в любой миг. Всего несколько рваных фрикций — и он кончает, беззвучно крича, а следом изливается Баязид, оставляя своё семя на его груди и животе. Селим с трудом глотает воздух — жаркий, напитанный их собственными запахами, но всё равно отвечает на поцелуй, в который увлекает его Баязид. Он почти нежен и полон единения — того самого, которое бывает только у любящих и понимающих друг друга людей. — Ты великолепен. — Брат целует его щёки, скулы, подбородок, вызывая у Селима улыбку. — Кажется, я никогда не смогу насытиться тобой. — Тебе некуда торопиться. — Селим нежится под его лаской, ощущая приятную усталость и спокойствие. — У нас достаточно времени, чтобы отдать его друг другу. — Ты прав. — Баязид тянется к его волосам, неторопливо перебирая тёмные медные кудри. — Я отдам тебе всё, что у меня есть.       Он целует разморённого Селима в лоб, и тот сонно смотрит, как брат встаёт с постели, беря кувшин и полотенце. Селиму нравится его забота, и он не сопротивляется, когда Баязид обтирает его, счищая тела следы их взаимной привязанности — он уверен, что завтра появятся новые.       И с нетерпением будет ждать их. — Ты ведь не уйдешь?       Баязид убирает полотенце и ложится в постель, прижимаясь к нему со спины. Селим мотает головой, берясь за руку Баязида — переплетает их пальцы и прижимает к груди, слушая стук собственного и чужого сердца. — Я буду с тобой каждую ночь.       Брат крепко сжимает его пальцы, а Селим засыпает, чувствуя его силу и тепло, приносящие успокоение и уверенность в том, что теперь всё будет хорошо.       Они не допустят иного.

***

— Аллах да пошлёт вам долгих лет жизни, шехзаде. Люди не забудут вашей доброты.       Селим рассеянно кивает, разглядывая готовый план строения — чёртеж небольшой школы для детей бедняков кажется простым и сложным одновременно. В чётких линиях заметна твёрдость руки и ясность ума — не использовано ни одного лишнего сантиметра, и Селим надеется, что то, что он видит перед собой, как можно быстрее воплотится в реальность. — Я выделю необходимые средства. Благодарю за работу тебя и твоего ученика, Кадыр-эфенди.       Старик и его сын почтительно кланяются — Селим передаёт лист обратно в их руки, довольный тем, что увидел. Чем быстрее начнётся строительство, тем скорее дети начнут обучение — Селим знает как важно дать образование тем, чьи умы и плечи продолжат укреплять их империю. — Когда вы будете готовы? — С вашего позволения, шехзаде, к исходу этой недели. Земля ждёт, и, Аллах свидетель, мы постараемся послужить благому делу. — Если что-то понадобится, приходи сразу ко мне, Кадыр-эфенди. — Благодарю вас, шехзаде. С вашего позволения.       Селим отпускает их кивком, устало опуская веки, когда за гостями закрываются тяжелые двери. Он хочет спать с невероятной силой, но работа в санджаке никогда не отпускает из своих сетей легко и быстро — в последний месяц измотанность стала почти постоянным спутником Селима. Дело было не в непростых решениях, многочасовых просмотрах документов, нет — долгие ночи с братом лишали его почти всех сил и сна, который был так необходим. Они сходили с ума друг по другу — и, хотя Селим каждый раз обещал себе, что сегодня не будет ничего, первым терял самообладание, соблазняя Баязида. Он не мог напиться им, не мог прикоснуться так, чтобы хватило хотя бы на день — и потому испытывал вечный голод, что лишь усиливался вдали от брата. Им нельзя было рисковать, но Селим всё чаще думал о том, что хочет быть с ним, не таясь — конечно, о природе их близости не должен узнать никто, но Селим жаждал свободы для них обоих.       Наступит ли она когда-нибудь? — Ты выглядишь уставшим.       Селим резко оборачивается, в который раз удивляясь способности брата двигаться бесшумно — словно тот своими шагами не беспокоит даже воздуха. Баязид редко приходил в его покои, но уже давно настала глубокая ночь, и Селим задержал время своего визита. — Прости, я слишком погрузился в дела. — Тут не за что извиняться. — Брат садится рядом, и Селим думает, что сегодня он особенно красив. — Благодаря тебе санджак процветает и люди счастливы. — Они будут счастливее, когда снизятся налоги и запасов зерна будет больше. — Селим вздыхает, вспоминая об утреннем письме. — Повелитель снова увеличил сборы втроё. — Втроё? — Баязид хмурится. — Разве казна пуста или он готовится к новому походу? — Я уверен, что нет, но могу быть не прав. Кто знает, что теперь происходит в его мыслях? — Тебе не нужно печалиться об этом, Селим. — Баязид ласково касается его скулы и Селим устало льнёт к его руке. — Однажды ты станешь Падишахом, и, я уверен, что будешь справедлив. — Нет, Баязид. — Селим смотрит в глаза брата, светящиеся теплом и любовью. — Следующим султаном должен стать ты. — Селим… — Я мог бы долго убеждать тебя в этом, но мы оба знаем, что так и должно быть. — Селим тянется к Баязиду и мягко разглаживает глубокую морщинку между его бровей. — Ты — тот, кто нужен Османской империи.       Селим уверен в своих словах и твёрд в решении — он уже давно понял, что не хочет становиться новым Падишахом. Но важнее его собственных желаний было другое — Баязид в самом деле был рождён для того, чтобы править их страной. Брат всегда был смел и силён, а теперь стал мудрее и дальновиднее — только такой правитель приведёт свой народ к процветанию. К тому же, Баязид был полон любви к своей империи и людям — и Селим точно знал, что многие отвечали ему тем же. — Когда ты так смотришь и говоришь, мне кажется, что я вижу нашу Валиде. — Баязид улыбается, но Селим видит притаившийся страх в его глазах. — Я не хочу быть против тебя, Селим, и мне больше не важен трон, власть или огромная сила. Я лишь хочу, чтобы ты всегда был со мной.       Эти слова проникают глубоко в сердце — Селим на миг прикрывает глаза, навсегда запечетлевая их внутри себя и в своей памяти. Баязид всегда был великодушен, но за это время Селим понял, что брат безграничен в своей любви — он вправду готов отдать всё, лишь бы они остались любовниками, и не сделались врагами. — И я буду. — Селим порывисто склоняется к его губам, не в силах сдержать себя. — Я всегда буду рядом с тобой, Баязид.       Селим целует его первым, и брат отвечает, заставляя сердце биться втроё чаще обычного. Баязид любит его больше всего на свете, но Селим хочет, чтобы он думал и о себе — хватит с него страданий и жертв, которых он вынес слишком много.       Селим позаботится об этом. — Иногда мне кажется, что это сон. — Баязид шепчет в его губы, продолжая целовать. — Что я проснусь, и мы снова враги. — Я знаю. — Селиму страшно признаваться, но кто, как не Баязид имеет право знать. — Иногда мне снятся кошмары об этом. — Я ужасен из-за того, что рад этому? — Баязид смотрит лукаво, хотя и не скрывает своего беспокойства. — Надеюсь, они не снятся тебе постоянно? — Нет. — Селим улыбается, надеюсь, что на этом их разговор окончится и Баязид уступит его желанию. — Не переживай об этом.       Он снова тянется к губам Баязида, но тот вдруг целует его в лоб и отстраняется, не позволяя Селиму продолжить. — Баязид? — Боюсь, что ты скоро упадёшь в обморок во время одного из своих собраний. — Брат мягко придерживает его за плечи. — Мы не сможем сдержаться, если начнём, а тебе нужен отдых.       Он прав — Селим знает, что прав, но всё равно испытывает борьбу внутри себя. Баязид же прижимает его к своей груди, и Селим замирает, слушая стук его сердца — оно бьётся ровно, сильно и так успокаивающе, что Селим вдруг понимает, что в самом деле чрезвычайно устал. — Приходи ко мне каждую третью ночь. — Баязид отстраняется, напоследок целуя его в висок. — Или я приду к тебе сам.       Селим кивает, признавая правоту брата — ему в самом деле нужен крепкий сон. Баязид улыбается на прощание, и Селим с тоской провожает его фигуру, исчезающую в проходе, словно тень в лучах восходящего солнца. Он так привык быть с ним, что хочет пойти следом и остаться вместе — но Баязид точно отправит его обратно, не дав переступить и порог. Нужно взять себя в руки — стоит немного подождать, и в конце концов порыв чувств утихнет, так что они спокойно смогут спать друг рядом с другом.       И когда же он стал таким нетерпеливым?