No halos in hell

Люцифер… задерживался. Назначенный для встречи с дочерью час уже давно пробил, и Чарли заметно занервничала, когда отец не появился на пороге. Она сидела на диване, нервно сжимая листы с планами по реабилитации грешников, которые успела разработать с тех пор, как оправилась после смерти Сэра Пентиуса. Ей не терпелось обсудить их с отцом, который все никак не приходил. — Чарли, — рука Вэгги нежно сжала ее плечо в знак поддержки. — Он придет, я уверена. Он же всегда приходил, наверняка его задержало что-то важное, он же Король Ада, как никак. — Знаю, — принцесса слабо улыбнулась, накрывая ладонь девушки своей. — Я знаю, что он придет, просто… — Да? — ободряюще сказала Вэгги, присаживаясь рядом. — Просто… — А вот и я! — Люцифер появился в вихре цветастых искр, высекаемых прорывающим ткань реальности порталом. — Прошу прощения за задержку, возникла небольшая… Заминка. — Папа! — воскликнула Чарли от радости и, от неожиданности выронив все бумаги из рук, тут же принялась их неловко собрать. — Я так рада тебя видеть! Прости, что сразу к делу, но мы с Вэгги уже долго над кое-чем работали и мне не терпится поделиться с тобой! Идея по большей части принадлежит Вэгги… Правда, Вэгги?.. Вэгги? — позвала ее Чарли, когда девушка никак не отреагировала на ее слова. Она застыла столбом и неотрывно смотрела на шляпу Люцифера и, казалось, что она даже перестала дышать. Чарли проследила за ее взглядом и удивленно охнула. Падший, заметно нервничая, поспешил снять с себя цилиндр, чтобы самому узнать, что же заставило девушек остолбенеть, и тут же сам удивленно замер, как олень в свете фар, не зная, что ему делать дальше. Крохотное золотое перышко, застрявшее между кольцами, обвившей его цилиндр змеи, грозило стать причиной разговора, к которому Падший был совсем не готов. — Чарли, я могу объяснить… — начал было Люцифер, но его тут же нахально перебили. — Охо-хо-хо! Так вот истинная причина, по которой вы заставили свою дражайшую дочь томиться в ожидании вашего прибытия! — голос, искаженный радиопомехами, неприятно резанул по слуху Падшего, и он поморщился. Только этого напыщенного оленя здесь не хватало. У Аластора с Адамом старые счеты, вряд ли он простил ему то позорное поражение в битве, а при виде золотого пера тут же обо всем догадается и не применет сообщить всей честной компании, где на самом деле пропадал Люцифер после ремонта отеля. Падший сглотнул вязкую слюну, судорожно пытаясь придумать убедительную ложь насчет пера, но, как назло, на ум ничего не приходило. — Видимо, ваша любовь к уткам все же перевесила любовь к дочери, Ваше Величество, — Аластор бесцеремонно взял перо с его шляпы двумя пальцами, а Люцифер удивленно замер, не ожидая такого поворота. — Какая жалость, когда родной отец пренебрегает свои ребенком ради желтых пищащих игрушек… Однако я осмелюсь сказать, что на этот раз игра определенно стоит свеч, вы сами себя превзошли! Перо выглядит совсем как настоящее! — он говорил с привычной раздражающей улыбкой на лице, глядя Люциферу прямо в глаза, и что-то недоброе таилось в этом взгляде, что-то гораздо более недоброе, чем простое желание досадить правителю Преисподней, но Люцифер не мог до конца понять, что именно. — Жду не дождусь, когда вы представите нам итоговый вариант! Уверен, этот утенок будет выглядеть прямо-таки как живой… хотя он определенно не должен. И с этими словами Радио-демон удовлетворенно хмыкнул и, развернувшись на каблуках, ушел в направлении своей радиовышки, видимо, посчитав, что его работа здесь закончена. Люцифер проводил его фигуру тяжелым взглядом. Тут было два варианта: либо Аластор и вправду ни о чем не подозревает и просто решил лишний раз уязвить его перед дочерью, выставляя себя в более выгодном свете; либо он прекрасно понимал, что Адам жив и надеялся получить ответную услугу взамен на молчание. И ни один из вариантов Падшему был не по душе. — Пап… Ну, ты опять? — разочарованно протянула Чарли. — Прости, милая, я… увлекся и совсем потерял счет времени, — пробормотал Люцифер, искренне раскаиваясь.

***

Оказавшись в своей радиовышке и наглухо заперев за собой дверь, Аластор с неподдельной ненавистью сжал кулак, сминая золотое перышко, которое зачем-то унес с собой. Все его естество буквально зудело о желания поквитаться с Первым человеком, взять реванш, чтобы восстановить уязвленную гордость и самолюбие. Однако вместо этого он помог Люциферу в этом маленьком лживом спектакле, и теперь задавался вопросом «зачем?». Он не питал никаких дружественных чувств к Люциферу. Ему было откровенно плевать, что почувствует Чарли, когда узнает, что ее отец зачем-то помогает их злейшему врагу. Более того, сокрытие факта того, что Адам жив, даже не входило в его сделку! А он был не из тех, кто будет помогать за «просто так». И он абсолютно точно не делал это ради Него. Однако, возможно, он сделал это, чтобы вернуть ему должок, ведь в должниках Аластор ходить любил еще меньше, чем быть у кого-либо на привязи. А когда тот, кому ты задолжал спасение жизни, одновременно является тем, с кем ты по глупости заключил сделку на свою душу… Что ж, это не могло не вызывать противоречивые чувства. Все тело ломило, а широкая открытая рана на груди не переставала кровоточить. Чертов Адам, чертов Отель, чертова сделка! — А я ведь говорил, что этим все и закончится, — размеренный, почти что ленивый голос раздался из угла, где тени сгустились особенно сильно, медленно трансформируясь в высокий мужской силуэт. — Адам… тот противник, которого не стоит недооценивать. Аластор невольно прижал уши к голове и плотно стиснул зубы, чтобы не позволить неуместной колкости сорваться с его губ. Силуэт тем временем приобрел вполне себе физические очертания — это был высокий демон, который однако не потерял остатков своей человечности. Исключением были лишь длинный гибкий хвост с кисточкой на конце и небольшие рога в виде полумесяцев с небольшим острым изломом почти у самого конца, бравших свое начало откуда-то из шапки черных как смоль растрепанных волос. Ну, и черные пушистые овечьи уши. Агнец, черт его дери. Или вернее сказать… Черная паршивая овца. Демон лениво зевнул, обнажая клыки, а затем, тряхнул головой, прогоняя остатки сна, и посмотрел на лежащего на полу Аластора, прожигая его взглядом красных глаз с вертикальным зрачком, которые выделялись не только во тьме помещения, но и на фоне его мертвецки бледной кожи. Если брать во внимание романтизированные стандарты красоты эмо-подростков, то его вполне можно было назвать эталоном готической красоты. — Ты зачем к нему полез? — устало поинтересовался он, звуча словно родитель, который сто раз говорил ребенку не делать какую-то глупость, но тот упрямо не слушал и теперь разгребал последствия. — Даже я к нему соваться не рискую. — И мы оба прекрасно знаем почему, — сквозь зубы процедил радио-демон, но его собеседник благополучно пропустил эту шпильку мимо ушей. Он только вздохнул и опустился перед ним на колени, разрывая ткань красного костюма, не особо церемонясь. — Ого, — демон присвистнул, — сильно он тебя. — Просто царапина, — равнодушно ответил Аластор, но тут же сдавленно зашипел, когда чужие когтистые пальцы коснулись краев раны, а затем одна из теней истончилась до состояния нити и, повинуясь мановению чужой руки, впилась в кожу и проползла зигзагом от края до края, сшивая. Аластор зашипел. — Да-да, разумеется, — другой демон закатил глаза от этого невозможного упрямства. — Но ты все равно мог бы быть и поосторожнее. — О, поверь мне, я бы ни за что не стал бы добровольно впутываться в эту сомнительную авантюру с Отелем и всеми вытекающими из этого последствиями, если бы не твоя мать, — сказал Радио-демон сухо. — Может, просветишь меня наконец, какова итоговая цель моего пребывания в этом оплоте наивности, граничащей с полным идиотизмом? — Если ты думаешь, что она мне что-нибудь рассказывает о своих планах, то ты ошибаешься, — демон безразлично пожал плечами, все ещё не отрывая напряжённого взгляда от раны. — Меня просто ставят перед фактом, а я просто не возражаю. Себе дороже. — Как ты вообще стал Оверлордом с таким подходом? — В душе не ебу. Случайно как-то получилось. — У тебя в жизни все «случайно», — Аластор поморщится, — когда ты начнёшь относится к вещам серьезнее? — О, пожалуйста, сейчас ты звучишь в точности, как моя мать. Вам определённо стоит меньше общаться. — И я бы с превеликим удовольствием свел наше общение к минимуму, но Ваше безразличное ко всему Высочество с лёгкой руки передали меня в ее неограниченное пользование, — ядовито процедил Аластор, и его голос дребезжал от плохо скрываемой злобы и радиопомех. — Я заключил сделку с тобой. Твоя матушка, наверно, не в курсе, но в эпоху феодализма было такое понятия, как «вассал моего вассала не мой вассал». Возможно, следует ее просветить? — Возможно, — легко согласился демон, а затем добавил. — Вот ты этим и займись. Мне ещё дороги мои уши. Мне хватает и того, что Авель на них постоянно покушается. Аластор вновь невольно прижал уши к голове, едва вспомнил загребущие руки этого неугомонного существа, которые то и дело норовили потискать его за уши. И это ещё хорошо, что Авель пока не выяснил, что у него есть ещё и хвост, а не то радио-демон не вынес бы этого позора. За хвост он позволял себя трогать лишь одному демону. И то, крайне редко и в моменты особо хорошего настроения. — А твой брат так вообще… — Все готово! — воскликнули с притворным воодушевлением. — Как новенький! — Зачем тебе это? — напряженно спросил Аластор, осматривая бережно зашитую и обработанную рану. — Не люблю, когда мои игрушки ломают, — демон флегматично пожал плечами. Аластор оскалился, его невероятно взбесила эта клишированная пафосная фраза, которая не имела ничего общего с реальностью, но имела огромный потенциал для ответного удара. — Скорее отбирают в наказание, — любезно уточнил Аластор и широко улыбнулся, обнажив клыки. — Каково это знать, что отец спускается в Ад не на семейное чаепитие, а чтобы покарать за грехи? — М-м-м… возбуждающе? — игриво протянул демон, прекрасно зная, что любое упоминание эротики раздражает Аластора до чертиков. Туше. Один-один. — Проблемы с папочкой? — попытался взять реванш Аластор. — Что ж, пусть первый бросит в меня камень тот, у кого их нет, — со смешком парировал он, явно забавляясь их перепалкой. А Аластора передернуло от того, как он фривольно извратил цитату из Библии. — Иисус так же говорил? Да, вот оно. Самое больное место. Черноволосый демон враз изменился в лице, с него тут же спала маска притворной беззаботной веселости. — Аластор. — Каин. — Ты же знаешь, меня теперь не так зовут… Давай же, окажи мне ответную услугу и назови меня именем, которое я выбрал себе сам, — его глаза недобро сверкнули во тьме, и Аластор по инерции слегка подался назад, прочь от этого взгляда, закономерно ожидая что вокруг его шеи сейчас возникнет тугая цепь и его притянут к земле, словно шавку, забывшую, кто здесь хозяин. Но Каин этого никогда не делал. Он вообще практически ничего не делал, чтобы показать ему его место. Возможно, потому что ему на уважение Аластора к его персоне было глубоко наплевать, как было наплевать на все, происходящее в Аду. Возможно, потому что Аластор точно знал, что под высоким воротом черной водолазки скрываются шрамы от тугой петли, которая лишила его жизни. Возможно, потому что умерев от повешенья, у него не было никакого желания затягивать удавку на чужой шее. И от этого находиться с ним наедине было еще страшнее, потому что от обычного жестокого хозяина знаешь чего ожидать, но с этим же демоном никогда нельзя было быть уверенным наверняка, когда в спину вонзится кинжал, потому что он… — …Иуда. — Именно, — прошелестел он и слегка подался вперед, так что их лица разделяли считанные миллиметры, а затем оставил легкий, почти невесомый поцелуй на его щеке. Кожа под этими невозможными греховными губами тут же вспыхнула, словно к ней прижали раскалённое добела клеймо, а затем фантомная боль раскаленной лавой потекла вбок, прямо к кончику его губ, на которых больше не было привычной улыбки. Горячее дыхание щекотало его лицо, Каин был непозволительно близко, но все же недостаточно, чтобы стать с ним единым целым. Аластор прикрыл глаза. Поцелуй Иуды никогда еще не был так отвратителен и желанен одновременно. Радио-демон пришел в себя, когда его острые когти непроизвольно вспороли метал рабочей панели, и она слегка заискрилась. Аластор всю свою земную и посмертную жизнь испытывал глубокое отвращение к сексу и прочим действиям, которые предполагали обмен телесными жидкостями, но в этом поцелуе не было ничего связанного с романтикой, эротикой, жаждой и похотью. Этот поцелуй — обещание. Этот поцелуй — угроза. Этот поцелуй — предвестник убийства. Этот поцелуй — то, что он ненавидел так же сильно, сколь же и жаждал. Этот поцелуй подтверждение того, что все те семь лет, проведенные в его объятьях, не были сном.

***

Люцифер был счастлив впервые за долгое время. Он обсуждал с дочерью планы по реновации и улучшению Отеля для реабилитации грешников. Его голос звучал воодушевленно, когда он описывал новые идеи, которые приходили в голову сами по себе. Он давно не чувствовал в себе столько энтузиазма, и уж тем более не мог поверить, что это причиной этого выхода из творческого застоя станет идея, в которую он абсолютно не верил. Однако, в какой-то момент, он заметил, что Чарли выглядит подавленной. Ее глаза не горели от восторга и восхищения, и как-то нехорошо блестели, а улыбка казалась натянутой. Люцифер, уловив эту тревожащую нотку, нахмурился. — Чарли, что с тобой? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал мягко, хотя внутри уже зрела тревога. — Ничего, папа, все в порядке, — попыталась заверить его дочь, отворачивая взгляд. Но Люцифер чувствовал, что что-то было не так. Он осторожно подошел к ней, коснулся ее плеча. — Дорогая, я вижу, что тебя что-то беспокоит. Пожалуйста, расскажи мне. Чарли вздохнула и на мгновение закрыла глаза, словно собираясь с духом. Когда она вновь посмотрела на него, в ее взгляде уже не было той скрываемой боли — она вырвалась наружу. — Ты действительно хочешь знать? — тихо спросила она, и голос ее дрожал. — Хорошо. Я скажу тебе, — девушка глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. — Вэгги снятся кошмары. Она просыпается почти каждую ночь со слезами на глазах и лежит, глотая слезы, думая и надеясь, что я не замечу. Ей и раньше снились кошмары, но после последнего истребления, они стали пугающе частыми. Чарли прервалась на мгновение, чтобы набрать воздуха в лёгкие, и вскинула перед собой руку, когда заметила, что Люцифер собирается что-то сказать. — Ей снится Адам, — сказала Чарли, и Люцифера перевернуло от звука знакомого имени. — Адам, который ее бросил, когда она больше всего в нем нуждалась. Я думала и надеясь, что она сможет это отпустить, потому что теперь у нее есть я. Но меня недостаточно, чтобы заполнить эту сосущую пустоту внутри, чтобы избавиться от этого гнетущего ощущения, что ее бросили, что она ни на что не годится, если самые важные люди в ее жизни отвернулись от нее. Я думала, что смогу ей помочь справиться с этим, но не могу. В ее голосе зазвенели слезы, Люцифер подался ей навстречу, желая обнять, но Чарли неожиданно отшатнулась от него, чем привела Падшего в ещё большее замешательство. — Не могу, потому что сама с этим не справляюсь. Ее слова были словно прорыв плотины. Чарли начала говорить быстро, голос ее становился все громче и резче. — Папа, ты знаешь, как мне было одиноко, когда мама пропала? Ты хоть представляешь, как это — каждый день просыпаться и не знать, что с ней, не иметь возможности обнять ее? — Чарли сжала кулаки, в ее глазах блестели слезы. — А потом ты… ты просто ушел. Оставил меня совсем одну. Люцифер замер, его сердце сжалось от боли, которую он увидел в глазах дочери. — Чарли… — начал он, но она прервала его. — Нет, дай мне сказать! Ты понимаешь, как это было? Я нуждалась в тебе, папа. Мне было так больно и страшно, а тебя не было рядом. — Ее голос сорвался на всхлип. — Ты сейчас здесь, и я благодарна тебе за это, правда. Но ты даже не представляешь, как тяжело мне было тогда. Это все еще гложет меня, понимаешь? Люцифер почувствовал, как его собственная вина и сожаление охватывают его, давят на грудь. Он хотел обнять Чарли, утешить ее, но знал, что слова нужны больше. — Чарли, я… прости меня, — сказал он тихо, голос его был полон боли. — Я был слеп и эгоистичен. Я думал, что… Лилит ничего мне не говорила, она никогда не говорила, что ее что-то не устраивает в наших отношениях, в нашем браке, а потом она просто исчезла. Испарилась. И… я думал, что я… что я тебе тоже в тягость, что мое присутствие и в твоей жизни делает все только хуже. Поэтому я и ушел, я думал, что так будет лучше для тебя, но ошибся. Прости меня за то, что оставил тебя. Чарли посмотрела на него, слезы текли по ее щекам. Она медленно кивнула, словно принимая его слова, но боль все еще не отпускала. И не отпустит ещё очень долго. Такие вещи — это не то, что забывается так легко. Вэгги тому живое доказательство. Люцифер обнял дочь, крепко прижал к себе, позволяя ей выплакаться на его плече. Он знал, что не сможет вернуть прошлое, но надеялся, что сможет быть для нее лучшим отцом теперь. Это всегда тяжело видеть слезы своего ребенка для любого родителя. Но Чарли не просто ребенок. Она ребенок выстраданный. Сколько было бесплодных попыток у Лилит забеременеть, сколько у нее родилось мертвых детей, сколько из них так никогда и не открыли глаза… И Чарли могла закрыть свои глаза навсегда, если бы он не помешал Адаму. Злость полыхнула в нем шальной искрой, разгоралась все ярче и ярче, лоб начал неприятно зудеть от норовивших прорезаться рогов. Ему стоило немалых усилий взять себя в руки. Как бы он не злился на Адама, это ничего не решит. Он должен попытаться не думать об этом, не вспоминать руку Адама на шее Чарли, потому что история с исчезновением Лилит была слишком уж подозрительной, и Падший небезосновательно полагал, что Адам мог приложить к этому руку. В конце концов, она пропала спустя год после их приватного разговора… Сразу после очередного истребления… Люцифер покривил душой, когда посчитал, что Адам нужен ему лишь для того, чтобы решить проблему с Раем. Если повезёт и он будет достаточно мил с Первым человеком, чтобы тот расслабился и утратил бдительность… Возможно, у него удастся вытянуть информацию о Лилит из его болтливого не по делу рта. — Я здесь, Чарли. И я не уйду больше. Никогда, — прошептал он, стараясь вложить в эти слова всю свою любовь и сожаление. Чарли тихо всхлипнула и обняла его в ответ. Тишина, которая установилась между ними, была не тяжелой, а наоборот, обнадеживающей. Теперь они были вместе, и это было самое главное. Люцифер медленно выпустил Чарли из объятий, глядя ей прямо в глаза. — Ты больше никогда не будешь одна, — сказал он, и его голос был полон решимости. Чарли прикусила губу и кивнула, соглашаясь. Однако в глубине ее глаз промелькнуло что-то, чего Люцифер не заметил. Она хотела, но просто не могла сказать ему, что все же была не совсем одна, когда у родителей произошел разлад. Чарли лежала, положив голову на колени Евы, ощущая легкое прикосновение длинных холодных пальцев, скользящих по ее волосам. Это успокаивало, но в тоже время заставляло почувствовать себя не в своей тарелке. Когда она осталась совсем одна то уцепилась за единственного, кто оказался рядом. Подозрительно вовремя, к слову. Чарли вовсе не была такой наивной дурочкой, которой казалась со стороны, и понимала, что у Евы есть какие-то скрытые мотивы, но отказаться от этого суррогата материнской ласки, которой ей так не хватало, она не могла. Да и к тому же, она была готова на все, чтобы защитить свой Отель, а после того, что произошло в Посольстве и сокращения времени до следующего истребления, защита требовалась особенно сильно. И Чарли была не уверена, что отец будет ей помогать, но возможно Ева сможет что-нибудь подсказать? — Адам кажется мне таким отвратительным, — начала Чарли, голос ее дрожал, то ли от несвойственной ей злобы, то ли от едкой обиды, — Как ты вообще его выносила? Со всеми его женоненавистничеством и… Прочим. Ева посмеялась, ее голос был мягким и немного насмешливым. — Не суди по первой встрече, особенно если на Адаме была маска. — Ева слегка наклонила голову, ее волосы плавно скользнули по плечам. — Маски, знаешь ли, бывают очень обманчивыми. Чарли нахмурилась, понимая, что Ева имела в виду, но она не могла поверить, что Адам притворяется, не после того, что она знала из истории Лилит. — Мама мне другое говорила, — упрямо сказала она. Ева нахмурилась и ее волосы вздыбились от одного упоминания Лилит. Было видно, что ее до сих пор задевало, что она всего лишь замена, которая пришла после Лилит для Адама. — Твоя мама вообще очень любила поговорить, — хмыкнула Ева. — Мы с ней… Общались. Очень давно, в Эдеме. И поверь мне, как только я пришла ей на замену, Адам стал снова интересовать ее. И Люцифера. — А ты… Может, ты могла бы поговорить с ним? — неловко спросила Чарли, переводя тему. — Если он действительно не такой плохой, как ты говоришь… — Я готова быть жилеткой, в которую можно поплакаться, — иронично сказала Ева, ее губы искривились в насмешливой улыбке. — Но я не буду выступать в роли парламентера. В райском мире, где безраздельно правит свет, никто не будет слушать созданий, преданных тьме. — Ты ведь была его женой… — Всего лишь второй, — хмыкнула она. — Заменой. Меня бы вообще могло не быть, если бы не твои слишком инициативные родители. А ты могла бы вполне быть ребенком Адама и Лилит. Ева насмешливо прищурилась, когда Чарли поморщилась после этих слов. — Не кривись, — фыркнула она. — Будь Адам твоим отцом, этих проблем не было бы вообще. И, поверь мне, Адам был бы для тебя лучшим отцом, чем Люцифер. Чарли вспыхнула от гнева, ее сердце заколотилось быстрее, а жар прилил к щекам. — Почему ты так думаешь? Ева холодно усмехнулась и нанесла удар по больному месту. — Потому что он бы тебя не бросил. — Как он не бросил Вэгги? — выпалила Чарли и вскочила с чужих колен, чувствуя, как слезы подступают к глазам. Она пыталась защитить своего отца, но ее собственные сомнения усложняли дело. Ева рассмеялась, ее смех был полон горечи и иронии. — Между «бросил» и «отпустил» большая разница, моя дорогая. Чарли удивлённо нахмурилась и посмотрела на Еву с непониманием. — Что ты имеешь в виду? Откуда ты можешь это знать?! Тебя там не было! Ева выразительно изогнула бровь. — Подожди… Ты видела, что там произошло?! — Может быть. У меня везде есть глаза, помнишь? — уклончиво ответила Ева и в подтверждение ее слов в темной комнате красными огнями загорелись несколько десятков глаз, а затем она медленно поднялась, и ее фигура начала растворяться в тенях, оставляя после себя лишь призрачный дым. — Стой, подожди! Не смей вот так вот уходить! — Ночь заканчивается, и мне здесь больше делать нечего. Тем более, что ребенка, потревоженного кошмаром, я уже успокоила, — насмешливо сказала она, исчезая в темноте. — Но запомни, Чарли, и передай своей одноглазой подружке, что здесь никому нельзя доверять. Даже собственным глазам. Особенно, когда ты и так видишь лишь половину от целой картины. Чарли осталась одна, еще больше запутанная и обиженная. Ее мысли метались, как птицы в клетке, не находя выхода. — Ева лжет, — сказала она сама себе, обняв себя за плечи. — Ева всегда лжет. Но чем больше она думала об истории Евы и ее родителей, тем больше она чувствовала, что врут здесь абсолютно все. — Папа, — напряжено начала Чарли, глядя Люциферу прямо в глаза, — ты же мне не лжешь? — Конечно нет, Чарли! Я правда тебя никогда больше не оставлю! — Люцифер снова обнял ее, прижимая к своей груди, чтобы Чарли не увидела лёгкую нервозность промелькнувшую в его взгляде. Он очень надеялся, что она говорила сейчас об этом, а не о чем-то другом, связанным с их общим пернатым знакомым. Чарли глубоко вздохнула и наконец расслабилась в его руках. — Спасибо, — тихо прошептала она. — Я рада, что у меня есть отец, с которым я могу поговорить. — Ты можешь говорить со мной о всем, что тебя тревожит, мой утенок, — прошептал Люцифер в ответ, утыкаясь в ее макушку. — Я всегда выслушаю тебя, поддержу и постараюсь помочь. — Пускай иногда на это потребуется время, — не удержалась и подколола Чарли, а Люцифер в ответ несильно ущипнул ее за бок. Девушка недовольно пискнула и подняла взгляд на отца. — Что заставило тебя передумать на счёт отеля, кстати? — Я просто осознал, что с годами ты стала слишком похожей на меня, — Люцифер вздохнул и мягко погладил дочь по голове. — А я с годами стал больше походить на своего Отца, и в отличие от первого, этот факт меня не особо радует. — Каким Он был? — Он был… сложным. Как и все, что по его задумке должно было быть простым, — Люцифер возвел глаза к потолку. — И с ним было невозможно разговаривать. Наверное, Он тоже это понимал, поэтому и перестал отвечать на молитвы. Но я… Я бы очень хотел с ним поговорить.