No halos in hell

«Каково это осознавать, насколько мало ты на самом деле значишь?» Говорят, что перед смертью вся жизнь проносится перед глазами, но у Адама по жизни все было через жопу, поэтому в момент своего поражения, ему отчетливо вспомнился именно этот момент и именно эти слова Лют, адресованные даже не ему, а ебаной дочери ебаного Люцифера. Лют всегда имела выдающуюся способность задевать врагов за живое не только мечом в бою, но и словами во время переговоров. Адам помнил, как плечи дьявольской прынцесски тут же поникли, словно на них свалились все тяготы мира, а сам он в это время растянул рот в улыбке до ушей, одновременно насмехаясь над блондиночкой и силясь скрыть, как его собственная ладонь до хруста сжала подлокотник кресла, на котором он сидел. Адам вообще часто улыбался, кривлялся, корчил рожи и скалился, не зависимо от того, что происходило вокруг. Эта идиотская, раздражающая всех улыбка намертво приросла к нему словно рогатая маска, которую в последнее время носил не снимая. Даже сейчас, когда весь его мир сомкнулся на лице плачущей над ним Лют, он попытался из последних сил выдавить из себя улыбку, как бы тем самым говоря без слов: «Эй ты, сисястая, хули сырость тут разводишь, как будто кто-то важный подох? Кончай реветь, все ж заебца!» На деле же все было нихуя не заебца уже очень давно, но мешковатая одежда, цифровая маска, искажающая и гипертрофирующая его настоящие эмоции, в купе с нахальной бравадой создавали впечатление, что все в точности до наоборот, заставляя всех поверить в этот театр одного крайне херового актера. Потому что если другие в это поверят, то был крохотный шанс на то, что сможет поверить и он сам. Он гордо заявлял, что он Первый человек на земле, что у него за всю жизнь ни одной ошибки, хотя прекрасно понимал, что на деле он сам и есть одна большая ошибка. Он пиздел о всякой хуйне, не затыкаясь, потому что ему казалось, что если он замолчит, то сразу же перестанет существовать, утонет, растворится в этой всепоглощающей тишине. Он закидывался едой, как не в себя, потому что у него внутри была такая пустота, что хотелось удавиться, а потом ею же и блевал, и делал бы это гораздо чаще, если бы не Лют, вечно маячащая рядом и напоминающая о том, что пищу иногда надо жевать для разнообразия. Он уже давно задумывался над тем, что сдохнуть окончательно и бесповоротно — не самый плохой вариант развития событий. Вот она, вся его жизнь как на ладони: создали хер пойми как и хуй знает зачем, убил хуй его знает кто, а в промежутке длинною в вечность между этими событиями какая-то сплошная лажа, боль и разочарования. Так к чему все это? Не лучше ли все это прекратить? Возможно, именно сейчас его улыбка была в кой-то веке искренней, потому что наконец-то этот блядский цирк закончится. Единственное, о чем он, пожалуй, жалел — это о том, что не увидит реакции Сэры на его скоропостижную кончину. Если она, конечно, это заметит. Ей всегда было поебать, какую бы хуйню он не вытворял. — Адам, на суде ты перегнул палку, — начала Сэра, хмуро смотря на свое творение сверху вниз, сцепив руки за спиной. Адам же как обычно оскалился, скрывая свое раздражение. Перегнул, это мягко сказано, лично он бы сказал, что берега попутал и охуел в край, но здесь в Раю только ему сходили с рук подобные выражения. И херли она ему сделает? Пожалуйста, сделай хоть что-нибудь, отругай, накажи, скажи, что я твое самое большое разочарование, просто, блять, позволь мне почувствовать, что я хоть что-то значу! Но она не сделала ни-ху-я. Впрочем как и всегда. Просто в очередной раз прочитала скучную нотацию о том, что ему следует быть сдержаннее, что его стремление оградить Рай от присутствия адских созданий похвально, но его порывы могли бы быть более цивилизованными, и что вследствие случившегося на суде следует подготовиться к следующему истреблению более тщательно. — Я уверена, ты с этим разберешься, — она склонилась, так что их лица были на одном уровне, и Адам подавил в себе инстинктивное желание отступить из-за давящего ощущения от того, какой же он на самом деле маленький по сравнению с ней во всех смыслах этого слова. Когда он в маске все воспринимается легче, но сейчас они наедине и маски на нем нет. Сэре она никогда не нравилась, но она великодушно позволила ему и такую блажь, как разгуливать по Раю с рогами на голове. Чем бы дитя не тешилось. — Я ведь могу рассчитывать на тебя, Адам? — она взяла его лицо в свои ладони и испытывающе посмотрела, казалось, в самую его душу. — Да-да, все будет заебись, как и всегда, — фыркнул он, закатывая глаза и пытаясь слегка отстраниться, но скорее чисто из вредности и для проформы, нежели из реального нежелания физического контакта. — Хорошо, — Сэра оставила на его лбу невесомый поцелуй, всего лишь призрачное, мимолетное касание, почти механическое, словно машинальное поглаживание лежащей на коленях собачки. Адам ненавидел это чувство, но это, наверное, было единственным, где он не смел проявлять характер. Напоследок она ласково провела рукой по его растрепанным после снятия маски волосам, так что они как по волшебству стали лежать ровно, волосок к волоску. Идеально. Как и все то, к чему прикасаются руки старшего серафима. Сэра вышла, оставляя Адама наедине, и он тут же раздраженно взъерошил волосы обратно. — Ой, да в пизду все это, блять. Заебали. Все его заебали и он всех заебал. Баста. Финита ля комедия. Просто оставьте его в покое уже, блять. Однако он не учел одной маленькой детали. Это был Ад. И все, кто в него попадал, не могли обрести покой уже никогда, а Люцифер сидящий рядом с ним являлся тому живым подтверждением. Адам лежал и на спине с закрытыми глазами, в нем боролись два желания: подняться и из последних сил въебать по самодовольной морде этого ублюдка, который явно пришел просто позлорадствовать, или же продолжать прикидываться трупом и не подавать никаких признаков жизни в надежде, что падший просто посидит и уйдет. Однако Люцифер в своих желаниях был более определенным и на мнение и желание Адама ему было глубоко плевать. — Я все еще помню, как ты дышишь, когда притворяешься, чтобы тебя не трогали. Сука, вот что-что, а память у этого краснощекого обмудка была действительно хорошая, и судя по тому, как его грубо вздернули за шиворот, Люцифер намеревался припомнить ему не только это.