No halos in hell

Люцифер появился посреди комнаты, держа на руках Адама, который от телепортации все же потерял сознание по-настоящему. Однако он все еще был жив. Падший чувствовал, как призрачное слабое дыхание едва уловимо щекотало ему шею, поэтому он поспешил водрузить свою ношу на кровать, пока его снова не начали одолевать непрошеные воспоминания. Первый человек, несмотря на то, что был выше его на голову, был на удивление легким и худым, почти что тощим. Люцифер заметил это еще тогда, когда сжимал его в воздухе своими щупальцами, обратившись в осьминога, но сейчас, грубо разорвав мешковатую рясу и оставив его только в черных штанах, он имел удовольствие воочию лицезреть тело первого человека. Адам был не просто тощим. Костлявым. Настолько костлявым, что, казалось, будто его ребра можно было пересчитать пальцами, хотя в этом и не было никакой необходимости — Люцифер и так прекрасно знал, что одно отсутствовало. Подобное телосложение было не свойственно для человека, которого в последнее время увидеть ничего не жующим можно было разве что во время истреблений. Однако если Люцифер и обратил на это внимание, то не придал особого значения, потому что его привлекла другая занимательная деталь. Место, куда вошел клинок адской горничной, пронзая тело насквозь, и где теперь зияла открытая рана, было в точности тем местом, где у Адама отсутствовало ребро. Ладонь Люцифера озарилась ярким светом, и он осторожно положил ее на грудь лежащего перед ним на кровати Адама, едва касаясь. Золотая ангельская кровь тут же перестала течь и начала сворачиваться, предотвращая смерть от кровопотери. Падший через кожу чувствовал слабое сердцебиение, пульсацию легких, ощущал, как кровь медленно перетекала из вен в артерии, и чем дольше он его сканировал на предмет повреждений, тем больше с удивлением понимал, что жизненно важные органы не были задеты. Люцифер присел рядом на кровать и снова озадаченно взглянул на самую глубокую рану, оставленную от первого удара. Ребра и печень с хирургической точностью не были задеты, случайно такое не получится… Хотя о чем это он? Она же кромсала его как бешеный мясник, он отчетливо это помнил. А то, что она проткнула его именно там… А куда она еще могла попасть с ее-то ростом? Все это могло бы быть просто совпадением, но Люцифер в подобные совпадения, хоть убейте, не верил. — Да ты чертов везунчик, — дьявол хмыкнул и откинул волосы Адама со лба, а потом, после непродолжительных раздумий, решил все же залечить ему еще и лицо, которое он сам же и разукрасил. Короткая яркая вспышка — и вот перед ним снова было здоровое и целое лицо Адама, словно его только вчера вылепили из земного праха. Люцифер осторожно провел ладонью по его лицу, совсем не так, как недавно — кулаками. Первая женщина, его Лилит, была красива, но и первый мужчина ей не уступал. Разумеется, когда не кривлялся и не устраивал несуразных истерик, так что его лицо искажалось до неузнаваемости. Он всегда чем-то напоминал Дьяволу всклокоченного шебутного воробья, особенно когда сидел нахохлившись, обидевшись на какую-то ерунду. Или когда грел отчего-то вечно мерзнущий нос в изгибе Люциферовой шеи. Боже, если так подумать, то у Адама было много птичьих повадок еще задолго до того, как тот отрастил себе золотые крылья. Кстати, о них. Люцифер закусил губу. Да, он залечил его раны, но всячески оттягивал тот момент, когда придется перевернуть его на живот и посмотреть, во что они превратились. Тело это одно, но крылья — это вещь совершенно иного толка. После падения, он свои собственные крылья спасти не сумел, новые он, конечно, себе отрастил, но вот старые… пришлось вырвать. И ему было даже страшно представить, какую истерику устроит это ходячее недоразумение, когда об этом узнает. Люцифер покачал головой, отгоняя от себя эти мысли, нужно решать проблемы по мере их поступления. Пока что жизни первого человека ничего не угрожает, а значит он со спокойной душой может отправиться к дочери и помочь с восстановлением отеля. Дьявол последний раз мазнул взглядом по лицу Адама и уже собирался встать с кровати, как вдруг услышал хриплое: — Лю… Дьявол нахмурился, Адам все еще был без сознания, но кажется пытался позвать… его? — Лю… кхгх… — его губы с трудом шевелились, а Люцифер замер, не в силах двинуться, и он не мог сказать, что именно его держало. — Адам? — тихо позвал он в ответ, прекрасно понимая, что тот ему не ответит ничего членораздельного, просто ему отчего-то хотелось дать ангелу понять, что он сейчас рядом с ним. — Лю… Лют, — наконец-то смог выговорить он, и Люцифер ощутил острый укол разочарования, но тут же отогнал от себя это наваждение. — Кэсси… Джесс… Лин… Женские имена слетали с его губ с тихим постаныванием, и Люцифер досадливо поморщился. В этом был весь Адам, даже на смертном одре только и думает, что о своем ангельском гареме. Того и гляди встанет у него сейчас, и дьявол не имел никакого желания за этим наблюдать. Но тем не менее остался. — …Сэлма, Вел, Кики… — Адам бормотал себе под нос имена своих истребительниц, попутно паря в воздухе и выискивая кого-то взглядом в толпе только что вернувшихся с из Ада девчонок, а затем, видимо, не найдя того, кого так усиленно искал, резко приземлился и упер руки в бока. — Так, блэт! Лю-ю-ю-т! — Я здесь, сэр, — его лейтенант тут же подлетела к нему, попутно снимая с себя окровавленную маску. — Ты-то здесь, сисястая, — фыркнул он и по-птичьи вытянул шею, снова вглядываясь в толпу ангелов, которые резко прекратили воодушевленный треп о том, сколько демонов сегодня порешили, и озадаченно уставились на командира. — А Руфь где потеряли?! Он подошел к одной из истребительниц, голову которой венчали витые рога, и бесцеремонно поднял ее за талию в воздух, словно та могла стоять и заслонять собой вышеупомянутую Руфь. — Ну? Где эта пизда ушастая, блять, я кого спрашиваю?! Девочки переглянулись. По толпе поползли шепотки. Руфь нигде не было. Однако спустя несколько часов поисков, они все же ее нашли. Мертвой. Лежащей в искалеченной позе и с отрубленной головой посреди Адской пустоши. Лют что-то ему говорит о том, что нужно сейчас же пойти туда и перебить их всех до последней шавки, и Адам с трудом сдерживается, чтобы не поддаться этому злому порыву и не нарушить договор между Небесами и Преисподней. Все, что он может сейчас, — это лишь со всей дури ударить кулаком по проектору, чтобы тот разлетелся к хуям, чтобы голограмма мертвой Руфь перестала маячить перед глазами, лишая трезвости рассудка, а помещение погрузилось в спасительную темноту. Смерть. Слово такое темное, но привычное, легко соскальзывающее с языка Адама и оставляя кислое послевкусие, когда он говорит об истреблениях. У Адама со смертью особые отношения. Он уже давно не боится ее. Адам безжалостно призывает смерть к своим врагам и гордо преподносит Сэре в виде бумажных отчетов каждый год. Адам убивает, убивает и убивает каждый год, проливая реки демонической крови. Его маска в крови. Его ряса в крови. Но он только улыбается. И его руки в крови, в крови навсегда, кровь, которую невозможно отстирать. И Адам улыбается, почему он улыбается? Он их всех убил, убил, убил. Убил, потому что Сэра так сказала. Потому что они сопротивлялись. И Адам был счастлив видеть смерть. Когда она наконец-то приходила, она дарила это кисло-сладкое ощущение завершенности и избавление от мучений. Она дарила гордость Сэры, дарила избавление мира от неправильных, лишних, злых и виноватых. Адам собирался спуститься в Ад и устроить там праздник Смерти. И теперь Руфь была мертва. И Адам ненавидел смерть. Он убивал демонов, но никогда не думал, что и ангела можно убить. Что существо, которое, казалось, должно жить вечно, может умереть прямо как… — …Авель, — прошептал он еле слышимо и его лицо исказила гримаса боли, а все еще сидящего рядом Люцифера прошибло током насквозь от одного призрачного упоминания этого имени, давно стертого со страниц истории. Только услышав это имя, он наконец осознал, что стоны, с которыми Адам произносил имена до этого были вовсе не стонами наслаждения. Это были стоны боли, разочарования и печали. Сколько ангелов-истребительниц полегло в этой битве? Сколько имен больше никогда не прозвучит? Как они умирали? Это была быстрая смерть или каннибалы терзали своими клыками их еще живые тела?

Запад от Рая, восток от Рая, северный берег и южный край — где заживает любая рана, а обреченные умирают быстро, — когда-нибудь будет Рай.

Адам стиснул зубы и, что-то невнятно промычав, начал метаться по кровати, взъерошивая и без того поврежденные крылья, а по щеке медленно скатилась одинокая слеза, которую Люцифер машинально утер большим пальцем.

Что-то Адаму ночами снится? Райский цветник, золотые птицы, долгий и трудный рабочий день. Зарисовать бы их, только утром он этих птиц вспоминает смутно, как голоса и глаза детей.

Люцифер так и не отнял руки от лица Адама и осторожно поглаживал его щеку большим пальцем, пытаясь успокоить этим жестом не столько его, сколько себя. Только сейчас он осознал, что его дочь, его любимая Чарли, могла сегодня умереть. Нет, не могла! Он бы этого не допустил! Даже если бы кровь адского существа не пролилась раньше, плевать на договор, плевать на все, он бы защитил своего ребенка! У Адама такой возможности не было. Потому что он не знал, что подобное вообще может произойти, а значит никак не мог это предотвратить. Если бы только яблоко не попало в руки Евы… Боже, собственная мать…

К Еве под утро, шаги чеканя, вязким кошмаром приходит Каин и молчаливая тень теней. Ева барахтается в трясине: хуже мучительной смерти сына лишь ожиданье вестей о ней.

Что вообще стало с Каином? Он был первым грешником в Аду, в то время, как его отец был первым человеком на небесах, какая ирония.

Каину в дымчатой мутной дреме видятся толстые стены дома, лодочки рук и подол-причал, маятник век без движенья. Боже, Ты на любовь не ответить можешь — хоть бы на ненависть отвечал.

Люцифер устало прислонился своим лбом ко лбу Адама и призвал остатки своей ангельской благодати, чтобы избавить его от кошмара. Сейчас он просто не мог на него злиться.

Злиться на это недальновидно — Так же нелепо, как ненавидеть передрассветный небесный шелк.

Пусть ему приснится что-то хорошее. Например, уточки.

Авель во сне ничего не видит — Авелю хорошо.