True Touch

Чисто технически, это было совершенно обычное, ничем не примечательное воскресенье. Семейный ужин, точно такой же, как десятки других больших и маленьких семейных ужинов, какие у них были, начиная киновечерами и заканчивая очередным съездом у Бьякуи дома по вопросам починки крыши (у Сэнку возникало подозрение, что отец сам периодически корёжил эту несчастную крышу, просто чтобы повод собраться всем вместе на его огромной кухне никуда не исчезал, но доказательств не было — как и не было желания их искать). Но в этот раз, в этот конкретный вечер, всё их большое странное семейство, включая близких и друзей, на этой огромной кухне уместиться никак не могло. Это было неожиданно — но приятно осознавать масштаб. Пришлось искать другой выход. Они поставили на заднем дворе два длинных стола и развесили гирлянды на деревьях, чтобы придать окружающему пространству тёплое сияние в вечерних июльских сумерках. Этой весной Ген решил возродить своё увлечение выращиванием цветов — Бьякуя с радостью предложил ему воспользоваться своим садом и выделил на это дело теплицу рядом с грядками тщательно ухоженной моркови, — и потому на столах красовалось эклектичное сочетание множества вазочек со свежими цветами всех тех сортов и видов, что сумели выжить. Да, Ген всё ещё немного представлял опасность для всего живого, но он сильно прокачал свой навык растениеводства, в течение целого года не давая погибнуть очередной монстере, и потому в итоге рискнул завести свою цветочную теплицу. Сэнку предпочитал не уточнять, что основная забота о теплице была на плечах Бьякуи — пусть Ген немного порадуется своим садоводческим успехам. Его улыбка согревала сердце. Лампочки сияли, цветы благоухали в вазочках, а Сэнку на протяжении последних нескольких месяцев неоднократно спрашивал, уверен ли Ген, что хочет именно такую свадьбу. Не пышную. Не большую. Без всякой помпы. Просто два стола на заднем дворе пригородного дома с вечно прохудившейся крышей. — Мы можем себе это позволить, Ген, — Сэнку нежно убрал за ухо длинную белую прядь его чёлки. — Давай устроим настоящую свадебную церемонию. Я знаю, как сильно ты любишь красивые декорации и большие вечеринки. Ген лишь мягко улыбнулся и погладил Сэнку по щеке. — Но ты ненавидишь большие вечеринки. — Но я люблю тебя. И я хочу, чтобы у тебя было всё, что ты хочешь. — Сэнку-чан… — вздохнул он, — мои любимые большие вечеринки, о которых ты говоришь, это просто яркие тусовки, но которых можно забыть обо всём, но свадьба… Это другое. Я хочу пожениться в окружении людей, которых мы с тобой любим. Людей, которые любят нас. Я не хочу, чтобы наша любовь была развлечением для двухсот человек, которых я едва знаю, для каких-то дальних родственников, коллег и всех остальных, кого мы, возможно, сочтём своим долгом пригласить. Ну и, конечно, я совершенно точно не хочу приглашать своих родителей, а любой официальный приём привлечёт их внимание, и если отец и правда продолжает за мной «приглядывать» даже после всего… — Но мы можем сделать по-своему и не звать двести человек, но при этом всё равно устроить церемонию у алтаря, банкет и всё такое. Если ты этого хочешь. Ген покачал головой. — Это было бы неправильно. Это было бы не похоже на нас. Я люблю тебя, и я хочу, чтобы наша свадьба была днём, который ты будешь вспоминать с радостью, а не с содроганием, понимаешь? А все эти банкеты и светские приёмы у меня самого уже сидят в печёнках… Поэтому вместо банкета и большой вечеринки они устроили семейный ужин. Это превратилось в нечто вроде застолья, поскольку необходимость накормить примерно две дюжины гостей стала для Бьякуи особенным вызовом, как бы Сэнку ни предлагал ему просто вызвать старый добрый кейтеринг. Но нет, какой кейтеринг, когда у отца впервые появилась возможность скормить свою стряпню всем гостям сразу, а не растягивать это действие на три дня? Правда, он приспособил к готовке примерно всех обитателей дома, но это было весело. Кохаку и Рури нарезали салаты, как всегда постоянно ругаясь и шикая друг на друга в процессе, но сразу же смеясь и обнимаясь, и приближаться к их овощному производству казалось Сэнку опасным для жизни. Однако Хром благородно пошёл на риск оказаться случайно поколотым ножом — после того, как Рури выписали из больницы около года назад, он, казалось, вообще от неё не отходил. Это было мило — то, как он перестал стесняться своей любви к старшей сестре Сэнку, и вывалил на хлопающую ресницами Рури все свои чувства едва ли не с порога больницы со словами «даже если ты меня прогонишь, я от тебя никуда не уйду». Рури же только рассмеялась и поцеловала его, сказав, что никогда не стала бы прогонять своего спасителя. В общем, они были сладкими до тошноты, но когда Сэнку посмел об этом заявить, его засмеяли — мол, видел бы он себя со стороны, потому что они с Геном якобы всерьёз несли всем окружающим большой риск заработать диабет. Сэнку тогда посмотрел на Гена, на то, как он смеялся чему-то, болтая с Укё в стороне, и едва ли не физически ощутил, как глаза принимают форму сердечек. Так что, ну… да. Отрицать этот тезис было бессмысленно. В топе самых слащавых парочек они с Геном точно занимали первое место. Рядом с девчонками сновала малышка Суйка, которая вот уже год как официально стала частью семейства Ишигами. Девчонка была сообразительной не по годам (хотя Ген утверждал, что очень даже по годам, просто у Сэнку специфические представления о темпах развития детей), и Сэнку даже несколько раз брал её с собой в свою лабораторию, чтобы показать, как работают их с Хромом электрические примочки… но особенный контакт у Суйки появился именно с Геном. Как только эти двое познакомились, едва ли не сразу стали лучшими друзьями — и сердце Сэнку утопало в приступе умиления каждый раз, когда он наблюдал, как Ген заплетает ей косички, или учит рисовать, или показывает, как плести крепкие красивые венки из цветов и веточек… Ген вообще удивительно влился в жизнь Сэнку — так, что он уже и не помнил, как было тогда, два года назад, когда Гена в его жизни ещё не было. Казалось, это просто какой-то абсурд, не могло быть такого, чтобы когда-то Сэнку не чувствовал этой всепоглощающей любви, не знал, каково это — просыпаться с улыбкой, потому что его обнимает всем телом двухцветное сонное крайне тактильное существо, ради которого хочется перевернуть весь мир, и Сэнку… Ну, полгода назад он понял, что невозможно больше жить без официального законного подтверждения, что Ген — его. Его партнёр, его любовь, его смысл, его семья. Желание всенепременно сделать его частью своей семьи обострилось после того, как в один ничем не примечательный день Гену пришло письмо с уведомлением, что его родители и правда выписали сына из семейного реестра, и он теперь сам по себе. Не то чтобы Ген особенно расстроился, но весь вечер сидел тихим и задумчивым, будто переваривая новую данность своего бытия. Сэнку застал его дома в момент, когда тот перебирал альбом с его счастливыми детскими фотографиями и шмыгал носом, и смотреть на это было просто невозможно. Сэнку тогда уже присмотрел кольцо. А в тот вечер понял, что — всё. Кольцо нельзя не купить. Кстати, с этим тоже было весело. Ген потащил Сэнку на рождественскую ярмарку, ну, из тех, где всякие мастера-рукодельники выставляли свои творения — как художнику, ему всегда было чертовски интересно поразглядывать всякий крафт, — и там они набрели на одну ювелирную лавку какого-то маленького локального бренда, о котором Сэнку никогда не слышал. Ген бегал по ней, как ужаленный, в абсолютном восхищении, и Сэнку решил в другой день наведаться сюда без него. Но, откровенно говоря, его удачливость всегда была довольно сомнительной, и Вселенной обычно было глубоко плевать, чего он там решил. Потому что было очень странно, как такой громкий человек, как его Ген, мог быть таким тихим — особенно, когда Сэнку пытался выполнить своего рода стеллс-миссию. Сэнку осторожно зашёл в ювелирную лавку, оглядываясь по сторонам — всегда был вариант, что на рождественской ярмарке окажется Кохаку с этим её новым парнем, которого свёл с ней Ген, и который немного пугал Сэнку своими шкафообразными габаритами, — но, вроде как, всё было чисто. Он принялся оглядывать витрины. Браслеты, кулоны, серьги и… Да. Кольца. Ювелир, который, судя по контексту прошлой встречи, был немного знаком с Геном, очень старался не ухмыляться, но у него получалось плохо. Впрочем, Сэнку это не парило. Он изучал предложение. И, наконец, увидел… его. Серебряное кольцо, относительно непримечательное на первый взгляд, плоское и с геометричными гранями, некрупное и довольно простое, потому что Ген носил только минималистичные украшения, но его выделяли из всех остальных, куда более утончённых, колец кропотливо и очень мастерки вырезанные листья и цветы паслёна, что затейливо вились по блестящей поверхности и неуловимо напоминали татуировки Гена. Слабый солнечный свет, что проникал в окна лавки, умудрился поймать кольцо, отражаясь от серебра и сверкая так, словно оно было чем-то воистину драгоценным. Изящные листья и цветы, обвивающие металл, в сиянии света выглядели чем-то настолько эфемерным, настолько близким к волшебству, что Сэнку даже было страшновато взять украшение в руки — его пальцы будто выглядели слишком грубыми и неуклюжими, чтобы прикасаться к чему-то подобному. Порой у него возникало точно такое же чувство, когда он смотрел на Гена — как вот это богемное сотканное из света создание могло достаться кому-то такому приземлённому и простому вроде Сэнку? Это оно. Сердце пропустило удар. Сэнку вздохнул. — Сколько? Мужчина по ту сторону прилавка растянулся в одобрительной улыбке. — За это изделие, господин, учитывая мастерство, которое потребовалось для его изготовления, — размышлял он вслух, теребя завиток роскошных усов, — пятьдесят тысяч йен, как минимум. Сэнку хмыкнул. Пятьдесят тысяч йен — это высокая цена за простое серебряное кольцо. За такие деньги можно было ожидать, что оно будет украшено камнями, по крайней мере. Но он не мог не признать, что витиеватая резьба по всей поверхности прекрасна и очень хорошо сделана. И оно было такое… ну… асагирийное, что за одно это впечатление можно было смело доплачивать. У Сэнку были деньги. И если он хотел использовать кольцо как помолвочное — то это очевидно была более чем адекватная цена. Но, если так подумать, может быть, стоило подыскать что-то ещё? Что-нибудь с бриллиантами, например… Но Ген говорил, что ему очень нравится этот бренд крафтовых украшений, и что в ручной работе и мастерстве куда больше ценности, чем в промышленных драгоценностях… Как раз в тот момент, когда Сэнку снова поднёс кольцо к свету, нахмурившись и в последний раз разглядывая затейливый узор и асагирийный дизайн, у него под ухом раздался знакомый голос. — О, Сэнку-чан, — радостно произнёс человек, которого не должно было здесь быть, — это великолепно! Сэнку позорно подпрыгнул, едва не выронив не только своё достоинство, но и несчастное украшение, увидев румяного от мороза Гена, что с большим любопытством заглядывал ему через плечо, рассматривая свой будущий подарок. Кольцо почти выскочило у Сэнку из пальцев, казалось, само по себе, будто пытаясь сбежать, но он каким-то образом умудрился его не выронить. Ювелир не выглядел слишком уж впечатлённым его подвигом, но, наблюдая за этой картиной, выражение его лица сменилось на что-то куда более весёлое и вежливое. Однако ни ювелир, ни прочие его товары, казалось, совсем не заботили Гена. Он вытянул шею. — Это для Рури? — тихонько спросил он, наклоняя голову и разглядывая узоры. Его глаза сияли восхищением. — Или для Кохаку? Но оно больше в стиле Рури, конечно… для Кохаку слишком нежное… — размышлял он вслух, спасая Сэнку своими словами, — но, кому бы оно ни предназначалось, ей точно понравится! — Ген утвердительно кивнул, явно одобряя выбор Сэнку. Довольное выражение его лица продержалось недолго, он снова нахмурил брови, заметив на кольце ценник, который почему-то не заметил Сэнку. — Но пятьдесят тысяч, боги, это высокая цена для серебра. У ювелира слегка сбилось дыхание. Сэнку поднял на него глаза и обнаружил слабую, сердечную улыбку, что изогнулась на тонких губах мужчины, улыбку, которой точно не было раньше. — Если бы я знал, что господин будет с вами, мастер Асагири, то, возможно, мы договорились бы о более разумной цене, — учтиво кивнул он. Ювелир на мгновение задумался, поджав губы, и снова покрутил усы. — А как насчёт сорока тысяч? Всё ещё довольно дорого, но сердце Сэнку почти выпрыгнуло из горла только от того, что в процесс покупки вмешался Ген, из всех людей, и он отчаянно попытался проглотить это глупое сердце обратно. — Ладно, — прохрипел он, сразу же протягивая карту. Ген же набрал воздуха, явно готовый к дальнейшему протесту, но, слава нейтронам, карта успела дзынькнуть о кассовый аппарат раньше, чем тот успел возразить. Выражение его лица была крайне недовольным. — Сорок тысяч — это всё равно многовато, — тихонько протянул он нараспев, наблюдая, как ювелир упаковывает кольцо в симпатичную коробочку. — Не умеешь ты торговаться, Сэнку-чан. Это же ярмарка, тут нельзя так просто покупать… Сэнку судорожно сглотнул. Если бы ты знал, для кого это кольцо, ты бы не пытался сбить цену. — Кстати, что ты вообще здесь делаешь? — вместо этого выдал он. Ген просиял, хлопнув в ладоши. — О, кстати! Я же пришёл купить подарок Минами на Рождество! — зачирикал он и побежал разглядывать браслеты. Потом Сэнку долго сомневался, дарить ли ему всё-таки это кольцо. И если дарить, то точно ли в качестве помолвочного. В итоге, как всегда, в конце календарного года, он заебался так сильно, что уже был не в силах искать что-то ещё, и рождественским утром вручил сонному Гену заветную коробочку со словами, что, если ему не понравится, то Сэнку готов купить другое, но Ген был в восторге. Такой первозданной радости, как та, что плескалась в его синих глазищах, Сэнку ещё не видел, а история с покупкой этого кольца стала отдельным анекдотом в их компании. Ген кольцо почти не снимал. И, вот, сегодня… Чёрт, они должны были пожениться. Охренеть. Сэнку сам с трудом это осознавал. ••• Что самое удивительное, Ген практически не волновался. Он сам не понял, как это вышло, но готовиться к свадьбе оказалась чем-то невероятно трогательным — особенно, когда помогать в этом деле вызвались вообще все. Бьякуя-сан принялся за основное блюдо, вытолкав Сэнку из кухни за несколько часов до назначенного времени прихода гостей, чтобы тот приготовил на улице бараньи ножки. У Сэнку всегда особенно хорошо получалось разбираться с мясом, и Ген любил шутить, что тот действительно умеет жарить. Помогать ему вызвался Цукаса — они с Кохаку встречались уже почти год, и бывший клиент Гена легко сумел за это время переквалифицироваться из просто знакомых в друзья семьи, — и дело пошло побыстрее. Они с Сэнку ладили, хотя по началу тот явно переживал за сестру — говорил, что Цукаса его пугает. Ген находил это просто очаровательным. Рюсуй и Укё не предложили свою помощь в приготовлении праздничного ужина, но Сэнку с Геном не согласились бы на это даже под страхом смерти. Потребовалось всего одно ужасное блюдо из макаронов, которые те притащили на воскресный киновечер, чтобы все однозначно решили, что лучше бы им внести свой вклад в свадебное застолье другим образом. Потому прямо сейчас они спорили о сервировке столов и украшении двора. Ген отнёсся довольно скептически к идее сделать улья акцентными декорациями, но Рюсуй не унимался. В конце концов, после третьего звонка по поводу скатертей Ген сказал ему просто сделать то, что сам Рюсуй считает лучшим, полагаясь на его специфический, но не лишённый некоторого изыска вкус. Результат потряс и Сэнку, и самого Гена: каким-то образом всегда чрезмерный и щегольской Нанами умудрился возвести на заднем дворе декорации, словно сошедшие с обложки журнала. Даже странное сочетание подсолнухов, нарциссов и гортензий из его маленького сада сработало, как надо. Было очень забавно осознавать, что их с Сэнку свадьба стала для всех воистину долгожданным событием и своего рода общественным достоянием, в которое хотелось вложиться каждому, и Ген был растроган всем этим до глубины души. У никогда не было такой большой и дружной семьи, никогда не было такой толпы друзей и близких, готовых впрячься во что угодно и помочь всем, чем можно, и он до сих пор не мог привыкнуть, что с приходом в его жизнь Ишигами Сэнку мир настолько разительно изменился. К торжеству почти всё было готово. Десерт они с Рури и Кохаку приготовили ещё накануне вечером — засиделись с сёстрами Сэнку допоздна, хихикая, распивая вино и глазируя кексы. Кохаку сначала протестовала, заявив, что кексы на свадьбе — это слишком обычно, но Ген покорил её, рассказывая о вкусовых вариантах, над которыми работал последние пару месяцев: орехово-солёная карамель, чернично-лимонный пирог и малина в тёмном шоколаде. Ну, он и правда увлекался выпечкой — этот процесс его успокаивал. На то, чтобы испечь все эти кексы, ушёл почти целый день, но с помощью девчонок Ген всё-таки сумел довести их до готовности и даже придать довольно симпатичный вид как раз вовремя, чтобы успеть испечь партию оргазмического печенья специально для Рю, который требовал их при каждой возможности, и даже хорошенько выспаться перед важным днём. Итак, каким-то неведомым образом, все вместе они сумели устроить прекрасную свадьбу, и это даже не превратилось в такое уж стрессовое событие. Просто чуть больше и чуть романтичнее, чем обычное Рождество в доме Бьякуи Ишигами, на котором Ген успел побывать уже дважды. С самого утра Ген обнаружил, что каждый раз, когда он предлагал кому-то свою помощь, его прогоняли прочь. Его выгнали и из кухни, и с заднего двора, потому у его была возможность поваляться в постели подольше — и провести несколько часов до прихода гостей в компании своего жениха. Он поймал себя на мысли, что настоящая причина, по которой в наши дни двум людям не положено видеться до свадьбы, в том, что влюблённым просто невозможно успеть подготовиться к торжеству, не отвлекаясь друг на друга. Сначала Сэнку присоединился к нему в душе, и то, что должно было быть быстрым омовением во имя свежести, превратилось в часовое наслаждение телами друг друга. Затем они отвлеклись, пока одевались, и лёгкие кокетливые поддразнивания плавно перетекли в страстные поцелуи на ближайшей горизонтальной поверхности. Так, они лежали в постели, и Ген сидел верхом на бёдрах Сэнку, прижимая его запястья к подушке и оттягивая ворот рубашки, чтобы оставить там яркий припрятанный под воротничком засос, как где-то внизу раздался звонок в дверь, и Мелок принялся звонко лаять. Ген со смачным хлюпающим звуком оторвался от его горла. — О, чёрт. Я забыл, что мы не дома, — Сэнку рассмеялся, и Ген засмеялся вслед за ним. — Ладно, нам и правда пора одеваться. Если кто-нибудь из гостей спросит, где мы, Рю определённо заявит, что мы трахаемся, и эти шутки никогда не закончатся. Сэнку фыркнул. — Определённо, так и будет, особенно, если это ксеноморф со своим ксенофилом… Они поднялись с кровати. Оба были уже почти полностью одеты и, учитывая все зажимательные обстоятельства, даже не слишком помяты. Сэнку натянул стильный бордовый пиджак, который идеально подходил его глазам, решив для удобства обойтись без галстука, а Ген выбрал сиреневый жилет поверх рубашки с галстуком, но без пиджака. Они окинули друг друга оценивающим взглядом, и Сэнку, улыбаясь, протянул руку, с любовью поправляя узел на галстуке Гена. Ген же, озорно закусив губу, расстегнул верхнюю пуговицу на его воротничке, так, чтобы засос был скрыт, но всё-таки едва-едва заметен. — Ты готов? — улыбнулся Сэнку. Ген наклонился вперёд в быстром целомудренном поцелуе, сердце шумно билось от переполнявшей его любви, от приятного волнения, от трепетного ожидания — но без малейшего намёка на нервозность. — Готов. ••• Умение вести себя на светских раутах больших и маленьких калибров совершенно точно не было свойственно Сэнку, но Ген в толпе гостей был чертовски органичен, казалось, у него это в крови. Хотя, почему же казалось? По мере того, как гости прибывали, он с достоинством принимал поздравления, улыбался с тонким изяществом аристократа и элегантно направлял всех на кухню выпить, а затем — на задний двор. Укё вызвался на роль бармена и готовил коктейли за кухонным островком — во-первых, это давало ему повод не особенно смешиваться с толпой, что утешало его интровертную натуру, а также давало возможность помочь ему с подготовкой сюрприза, когда все уйдут и соберутся во дворе. Сэнку потягивал свой бурбон, стоя немного в стороне от остальных. Он был доволен, счастлив и умиротворён, с особой нежностью наблюдая, как его будущий муж ловко управляется с образовавшейся толпой. Ген намеренно представлял новоприбывших тем, с кем, как он знал, им было бы о чём поговорить — Челси, ближайшую подругу Сэнку по работе (на самом деле, его единственную подругу по работе), он познакомил с Луной, семейным врачом, и вскоре Хром с Рури тоже втянулись в разговор, когда те заговорили про медицинскую бюрократию и новые исследования в области бионики. Кирисаме, коллега Гена по тату-сфере, обсуждала татуировки с Рюсуем (который, благодаря влиянию Гена и Укё, тоже сделал себе парочку за последний год), в то время как Стэнли активно обсуждал что-то с Никки, старейшей подругой Гена и единственным человеком, который знал его до того, как он сменил имя. Ксено тусовался с Бьякуей, Кохаку флиртовала в углу со своим Цукасой, Суйка сновала между кучками гостей, гоняя пса, счастливая и ждущая торжества… Гости постепенно прибывали, и, казалось, все хорошо проводили время. В конце концов, нагрянувшая почти позже всех Минами застала Сэнку задумчиво стоящим в уголке на его собственной свадьбе. За последний год он узнал её довольно хорошо, и у него сложилось впечатление, что главная помощница в тату-салоне тоже не очень-то любила общаться с большими компаниями. Минами была бойкой, саркастичной и просто обожала Гена. Они действительно были отличной командой. К Сэнку она по началу относилась довольно настороженно, переживая за сердечко своего любимого босса, но когда поняла, что у них всё всерьёз, мгновенно потеплела. Она толкнула его локтём, свет красиво заиграл на геометрических чернильных узорах, покрывавших её руки. — Всё в порядке? — Всё хорошо, — Сэнку улыбнулся ей. — Отлично, честно. Просто я не люблю толпу, вот и всё. Она кивнула, и в этот момент Ген подошёл и крепко обнял её за талию. — Привет, дорогая. Спасибо, что пришла. — Конечно, детка, как я могла не прийти? — хохотнула она, целуя его в щёку. — Как ты? Улыбка Ген была ослепительной. — Замечательно. Мне особенно нравится, как мой жених тихонько стоит в уголке и наблюдает за всеми со взглядом хозяина жизни, — в его словах даже не было сарказма. Ему со всей очевидностью действительно это нравилось. Минами снова подтолкнула Сэнку. — Ты ему уже сказал? Ген с интересом перевёл между ними взгляд. — Что он должен был сказать? Сэнку немного неловко почесал мизинцем ухо. — Ээ… ну. Я ждал подходящего момента, но, похоже, вот он. Помнишь, я говорил, что позабочусь о кольцах? Так вот… Минами научила меня бить татуировки. Каждую субботу, пока ты был на работе один, а у неё был выходной, мы встречались за уроками… Ну, на самом деле, я ничего не умею, кроме как просто рисовать ровные линии, но я подумал, что вместо обычных колец мы могли бы набить друг другу тату? Минами принесла всё необходимое, да? — та быстро кивнула, просто сияя от счастья быть причастной. — А Бьякуя должен сказать об этом в своей речи, и, ну… — наступила пауза, во время которой Ген, широко раскрыв глаза, смотрел на него с неприкрытым изумлением. Сэнку ощутил прилив смущения. — Но я купил нам кольца, если что. Если ты хочешь, мы можем просто обменяться кольцами, как нормальные люди, но я подумал… — Ген схватил его за руку и тут же поцеловал, остановив поток оправдательной речи. — Это значит «да»? — усмехнулся он, когда Ген оторвался от его губ. — Да. Да, спасибо, Сэнку-чан, это… Это так трогательно, и так заботливо, я просто не могу поверить — мне очень нравится эта идея, милый. Сэнку мягко улыбнулся. — Я рад, — он огляделся, заметил Укё, что выходил из кухни, и показал ему поднятый вверх большой палец. Тот кивнул, показал палец в ответ и протиснулся сквозь толпу к Рюсую. — Ну, так, может… Сделаем это, как думаешь? ••• Церемония была очень простой. Не было ни прохода между рядами, ни шаферов, ни цветочниц, ни священников. Только Сэнку и Ген, что стояли, взявшись за руки, перед самыми близкими людьми и делились своей любовью со всеми, кого любили. Бьякуя проводил церемонию — он даже специально для этого получал лицензию в муниципалитете, — и был немногословен. Он произнёс прекрасные слова о том, что любовь — это выбор, и это работа, но лучшая работа в жизни человека. Он объяснил, что Сэнку и Ген решили отказаться от традиционных колец как материальных символов своей связи и вместо этого подарят друг другу постоянные метки, которые имели для их любви особенное значение и сполна отражали тот след, что каждый из них оставил в душе другого, и что они сделают это наедине, как только гости приступят к праздничному ужину, чтобы насладиться моментом тихой близости, начиная новый виток жизни как супружеская пара. Они обменялись клятвами, милыми и простыми, идеально подходящими именно им, и которые заканчивались словами, что прозвучали в один важный день полтора года назад. «Ради нас я буду стараться». Потому что никто никогда не знает наверняка, что ждёт его в жизни. Никто не может знать, как он сам или его любимый человек будет расти и меняться. Потому что в мире существует не так много обещаний, в выполнении которых можно быть уверенным на сто миллиардов процентов — но точно можно пообещать приложить все усилия. Сделать выбор любить друг друга. Каждый день. ••• После череды поцелуев, радостных возгласов, многочисленных объятий и хлопков по спине, Сэнку взволнованно потащил Гена в дом. Пока все остальные радостно усаживались за праздничные столы, Минами с Укё проводили их к маленькой переносной тату-станции, которую до этого тайком установили на кухне, как настоящие партизаны — так, что Ген даже не заметил. Минами объяснила, какие инструменты принесла, а Укё показал, как расставил всё на кухонном столе, и Ген выдохнул. Это было будоражаще. Они с Сэнку закатали рукава, тщательно вымыли руки и, взволнованные, сели друг напротив друга. Его глаза щипало непролитыми слезами счастья, но Ген всё равно тщательно осматривал ротор, два набора игл, стаканчики с чернилами и салфетки, пока не убедился, что всё идеально. Конечно, так и было, ведь Минами была его любимой ученицей, и именно он вложил в её разум понимание беспрекословной важности безопасности и чистоты, но Ген был собой и всё равно всегда проверял свои инструменты, прежде чем ими воспользоваться. Укё протянул им обоим по стерилизующей салфетке, Минами с лихорадочной улыбкой собрала для него машинку с первым набором игл. Затем они оба отошли в сторонку, вне пределов слышимости, но всё равно будучи рядом, если понадобятся. Ген взял Сэнку за руку. Сердце колотилось сладко и бешено. — Я знаю, милый, это была твоя идея, но я просто хочу убедиться, что ты уверен. — Конечно, я уверен. Ты хочешь начать первым? — Хм, — задумался он. — Слушай, наверное, всё-таки будет лучше, если ты начнёшь. Мне будет легче подстроиться под твою линию, чем наоборот. Ты хочешь сделать одну сплошную полоску вокруг пальца, верно? Сэнку усмехнулся немного застенчиво. — Да, я же сказал тебе, что научился бить только ровные линии, ничего необычного. — Ты знаешь, бить ровную линию — это уже большое мастерство, — Ген с любовью сжал его пальцы и перевернул ладонь. — А ты в курсе, что кожица здесь очень тонкая?.. Это может быть больно, и сложно бить… Сэнку кивнул. — Минами заставила меня потренироваться на помидорах. Ген невольно усмехнулся. Он вспомнил свои ужасные тренировки с помидорами из тех времён, когда он ещё учился, там, в Окинаве… Вообще, все начинающие художники практиковались на фруктах, но обычно это были бананы или апельсины. Его же наставница заставляла всех своих учеников практиковаться на помидорах, таких тонкокожих и водянистых, что при малейшем надавливании они полностью лопались. Это было неприятно, грязно и муторно, но это означало, что все, кто прошёл через подобную тренировку, выходили с отличной техникой. Ген потом использовал этот приём и сам, когда обучал Минами — та ругалась долго и громко, но справилась на отлично. Вот, теперь и Минами так издевалась над своим учеником… — Хорошо, — улыбнулся он и протянул левую руку Сэнку. — Я весь твой. Сэнку осторожно взял его ладонь и окунул иглу в чернила. Он быстро взглянул на Гена. — Готов? Ген кивнул, и Сэнку начал. Ген даже не смотрел на свою руку, довольный тем, что всё это происходит в принципе. Как бы это ни выглядело, ему это точно понравится, просто потому что это сделал Сэнку. Вместо этого Ген изучал лицо своего новоиспечённого мужа, ощущая, как всё его существо буквально переполняет любовью, как его сердце затапливает нежностью от вида, как Сэнку высунул кончик языка, сосредоточившись, как от стараний между его бровями появилась маленькая морщинка, как ласково он касался его пальцев… Процесс не занял много времени, всего около пяти минут. Когда Ген, наконец, взглянул на свою руку, то с удивлением обнаружил, что Сэнку проделал отличную работу — контуры кольца были ровными, а чёрный цвет нанесён насыщенно и равномерно. О, милый Сэнку, он явно усердно занимался уроками татуировки. Минами отлично его научила. Он явно немного нервничал, ожидая вердикта Гена, поэтому Ген поспешил расплыться в широкой улыбке. — Это отлично, любовь моя. Ты проделал замечательную работу. Я тобой горжусь. Ну, теперь моя очередь? — Сэнку кивнул и аккуратно перевязал ему палец, поцеловав напоследок в середину ладони. Ген заменил иглы на новые и взял его за руку. Он заглянул в тёплые багряные глаза. — Я люблю тебя, — тихо сказал он, не выдерживая. — Я люблю тебя больше, чем вообще когда-либо думал, что это возможно. Сэнку сжал его руку. — Я тоже люблю тебя. С каждым днём всё больше. Ген моргнул пару раз, чтобы не расплакаться, и приступил к кольцу Сэнку. Ему не нужно было сосредотачиваться на этом действии так же сильно, как его мужу, и потому он мог себе позволить немного поболтать. — Минами-чан говорила тебе, что на этой коже не очень хорошо носятся татуировки? — спросил он, продолжая работать. — Да. Она сказала, что даже если мы сделаем всё правильно, линии со временем могут размываться. Ген кивнул. — И, возможно, они будут немного исчезать, особенно вот здесь, по бокам. Нам просто нужно запланировать регулярные коррекции, и всё будет хорошо. — О, нет, — саркастично протянул Сэнку. — Ещё одна причина позволить тебе потыкать меня иголкой… Ген улыбнулся. Он сдержал своё обещание доработать тот эскиз, что родился в его сознании на сессии в тату-салоне, и действительно добавил туда маленькую лисицу в качестве себя, и очаровательного шустрого тушканчика — потому что малышка Суйка оказалась именно такой, шустрой и очаровательной. Они решили набить этот эскиз у Сэнку на груди, но за последний год и на плечах у него появилось несколько новых рисунков от Гена. Забавно, как Ген умудрился буквально подсадить семейство Ишигами на иглу — на иглу тату-машинки, конечно. Он быстро закончил с кольцом Сэнку и перевязал его. Они просидели вот так, просто держась за руки, ещё несколько минут, наслаждаясь моментом и чувствами, что бушевали под кожей. — Это было здорово, — тихо сказал Ген. — Не только татуировки, но и возможность просто побыть наедине с тобой. Ужин, наверно, займёт ещё несколько часов, и, хотя я с нетерпением жду возможности потанцевать и повеселиться с нашими гостями, было приятно получить в этом хаосе маленький момент только для нас двоих. Сэнку кивнул. — Ты готов вернуться ко всем? — Я готов есть, я умираю с голоду. Они встали и вышли из кухни, взявшись за руки. Минами с Укё о чем-то оживлённо болтали, но тут же переключились, когда они подошли. — Как всё прошло? Ген протянул руку, чтобы Минами осмотрела линию под прозрачной плёнкой. — О, он хорошо поработал. Горжусь тобой, Ишигами! Сэнку покраснел. — У меня был хороший учитель. Спасибо тебе, Минами. — Да, — тепло добавил Ген. — Спасибо вам всем. Это был замечательный сюрприз, и я так благодарен вам, ребята, за помощь в подготовке, спасибо, правда! Укё улыбнулся, кивнул и ретировался за дверь, явно чувствуя себя немного неловко из-за столь прямого выражения эмоций. Минами же задержалась на мгновение и серьёзно посмотрела на Гена. — Держись за него, хорошо? Тот, кто готов потратить сотню часов на изучение нового навыка, только чтобы тебя удивить, стоит того, чтобы за него держаться. Вы крутые, ребята. Ген засмеялся, а Сэнку покраснел ещё сильнее. — Минами, дорогая, у меня на пальце буквально только что появилось обручальное кольцо, и я даже не знаю, что ещё сделать, чтобы более чётко выразить намерение за него держаться, — фыркнул он. — Если ты что-нибудь придумаешь, дай мне знать. ••• — Что ж, по крайней мере, это лучшая ночь в жизни Мелка, — хмыкнул Сэнку, оглядывая счастливые лица гостей и крайне, крайне счастливую собаку. Пёс никогда раньше не видел в доме столько людей, и куда бы он ни подошёл, везде находил кого-то, кто готов был его приласкать, кому можно было облизать руки и выманить кусочки еды. Подтверждением собачьего счастья был хвост, что неустанно вилял, так, что, казалось, он либо вот-вот отвалится, либо превратится в пропеллер. Ужин был превосходным, но последовавший после него десерт — просто ошеломительным. Сэнку обожал все вот эти эксперименты своего мужа (от этого слова по коже пробежал целый табун мурашек) с выпечкой, смиренно признавая, что Ген умудрился привить ему любовь к сладкому. Но только к сладкому собственного производства, это важное уточнение. Сэнку скормил ему из рук кусочек шоколадной малины, а Ген, озорно подмигнув, намазал глазурью кончик носа Сэнку, и точно так же скормил ему кусочек солёной карамели. Сэнку не упустил возможность обхватить губами кончики его пальцев, Ген рассмеялся, наклонился, слизывая глазурь с носа, и запечатлел поцелуй на его губах, вызвав всеобщие одобрительные возгласы и улюлюканье. Сэнку снова покраснел — рядом с Геном он забывал, что тут, вообще-то, была целая толпа народа, и для его непривычной к подобному нервной системы было, пожалуй, слишком много внимания, что обычно ему не нравилось, но Ген казался таким восторженно-счастливым, таким румяным и радостным, таким сияющим, что это вообще не имело значения. Когда Укё, который при первой же возможности сбежал за импровизированный диджейский пульт, врубил музыку, и начались танцы, Кохаку была первой, кто подскочил к ним, тут же заключив Гена в крепкие объятия. — Добро пожаловать в семью, братишка, — проказливо протянула она. Ген сморщился. — Умоляю, Кохаку-чан, я не хочу числиться твоим братом, потому что тогда получается, что и Сэнку-чан тоже мой брат, и я буквально сплю со своим братом, а я далёк от подобных кинков… — Ну, мы не кровные, так что, как говорится, помоги мне вылезти из стиральной машинки, сводный братик… — иронично выгнул бровь Сэнку, и Ген откровенно заржал, хлопнув его по плечу. Кохаку скорчила гримасу. — Фу! Вы мерзкие! Ладно, это последний раз, когда я так тебя называю. — Спасибо, — кивнул Ген, и они рассмеялись. Гости сменяли друг друга, все хотели поболтать и поздравить, и, в конце концов, толпа немного развела их с Геном в разные стороны. Сэнку болтал с Челси, Луной и Хромом, но всё равно краем глаза наблюдал за Геном. Тот разговаривал с Ксено, что даже по прошествии полутора лет всё ещё заставляло его немного нервничать. Да, он как бы знал, что Ген был знаком с Ксено ещё до появления в его жизни Сэнку, но это всё равно было сложно осознать. Особенно, учитывая бэкграунд их отношений… Так что, неудивительно, что Сэнку немного нервничал, видя, как они разговаривают. О чём они вообще могли говорить? Сэнку извинился перед Челси с Луной и подошёл к ним. — …да, звучит интересно. Я могу прислать несколько вариантов позже на этой неделе, — улыбался Ген. — О чём речь? — вмешался Сэнку. Ксено выгнул бровь. — Я решил сделать татуировку. — Серьёзно? Какую? — Это действительно не твоё дело, — фыркнул он, но Сэнку уловил в его тоне некоторое удивление. Сэнку закатил глаза. — Да? Тогда тебе, наверное, стоит найти какого-нибудь другого мастера. Ген покачал головой. — Нет-нет, я никому ничего не скажу, — подмигнул он Ксено с широкой улыбкой. — Я сохраню твои секреты, Хьюстон, как минимум, во имя нашей старой дружбы. Ну, и потому, что это меня забавляет. — Чего? — Сэнку с игривой ухмылкой повернул Гена к себе. — У тебя не должно быть секретов от своего мужа! — О, подожди, правда? Чёрт, я не знал, на что подписывался, подожди, — Ген демонстративно облизал палец и попытался стереть татуировку с кольцом, отчего Сэнку схватил его за обе руки и притянул к себе для поцелуя. — Да, да, очаровательно, — с неприкрытым отвращением закатил глаза Ксено. — Нет, правда, вы двое просто омерзительны, у меня чувство, что глядя на вас можно заработать кариес… — Как будто ты лучше, — раздался голос Стэна, когда он подошёл к Уингфилду сзади и обнял его за талию. Ксено сразу смягчился. Он улыбнулся, повернулся к Стэнли, и тот поцеловала его так крепко, что Сэнку поспешил отвести глаза. — Ты всё испортил, — проворчал Хьюстон, как только они со Стэнли друг от друга отстранились. — Я тут пытался сбавить градус сладости, но, кажется, это просто невозможно, — Стэнли фыркнул в ответ. Ксено повернулся к Гену. — Я буду на связи, обсудим детали позже, — крикнул он вслед, когда Стэн потащил его прочь. Все начинали расходиться. Наконец-то. Было поздно, и Сэнку был счастлив, но устал — социальная батарейка начинала предупреждающе пиликать, оповещая, что вот-вот разрядится. День выдался насыщенным, и, несмотря на то, что все присутствующие были ему дороги, общение всерьёз начинало утомлять. Он не мог дождаться, когда снова останется наедине с Геном — и сможет выдохнуть. Поверх голов толпящихся вокруг людей он поймал взгляд Бьякуи. Они обменялись взглядами, и отец кивнул, тут же засуетившись, делая активные знаки в сторону двери, как бы давая гостям понять, что уже поздно и пора возвращаться домой. Семейный ужин подошёл к концу. Прошло всего около пятнадцати минут, прежде чем все, кроме самых ближайших людей, разошлись. Рури с Кохаку вовлекли своих парней в активный процесс уборки, которая была едва ли не более шумной, чем подготовка, Суйка радостно собирала со столов цветы, и Сэнку хотел было ей помочь, но путь преградил сияющий Бьякуя. Он по очереди обнял Сэнку, потом Гена, и положил руку тому на плечо. — Спасибо тебе, Ген, — тихо сказал он. — За всё, что ты сделал для моего сына. Ген очаровательно залился краской. — Сэнку-чан сделал для меня куда больше, я обещаю. — Не думаю, что это правда, — хмыкнул Сэнку. — Ты буквально изменил мою жизнь. Ген открыл было рот, чтобы возразить, но Бьякуя перебил его с самой тёплой улыбкой на свете. — Пока вы оба продолжаете так думать, у вас будет хороший брак. Никогда не принимайте друг друга как должное. Ваша любовь — большое сокровище, не дайте ей обесцениться, мальчики… — Ген забавно захлопнул рот и посмотрел на Сэнку. Сэнку же кивнул и с топящей саму суть мироздания нежностью погладил его по щеке. — Смотрю на вас, и сердце радуется, — пробормотал отец. — Ладно, уже поздно, всем пора ложиться спать. Поздравляю вас обоих, идите к себе наверх, мы тут сами всё уберём. Суйка? Сказку на ночь? — малышка подбежала, Бьякуя предложил ей руку, приглашая прогуляться в её комнату, и она вприпрыжку поскакала рядом. А потом они с Геном остались одни. В новом статусе. В браке. Сэнку схватил своего мужа (своего супруга, с ума сойти!) за руку и втащил его в дом, наверх, в специально выделенную для них самую дальную спальню, и сразу же прижал к двери. — Это всё заняло слишком много времени, — простонал он, припадая к любимым губам в поцелуе, пока его пальцы лихорадочно развязывали чёртов шёлковый галстук. Руки Гена, занятые примерно тем же, лихо сбросили пиджак с его плеч и принялись расстёгивать рубашку. Это было непросто — раздевать друг друга, не разнимая губ, — но в конце концов им это удалось. Запыхавшись и стянув с Сэнку брюки, Ген резким движением их перевернул. Он толкнул Сэнку к стене, прижимая его всем телом, пригвоздив коленом между ног, впиваясь в его губы яростно и с напором, так, что всё внутри содрогнулось. — Блядь, наконец-то, — низко выдохнул Ген, облизнул его шею и с шалой улыбкой вернулся к созданию засоса, от которого его оторвали ранее. Сэнку захлебнулся стоном, ударился головой о стену и заскулил. Он обожал такого Гена, нет, он обожал любого Гена, но его властная и яростная часть всегда будоражила как-то особенно. — О, да, пожалуйста, Мастер… — но сразу же почувствовал крошечную, почти незаметную перемену в его поведении — то, как едва напряглись его плечи, как губы чуть дрогнули на его шее, и, нет. Так нельзя. Сэнку положил руки ему на плечи и чуть приподнял, уговаривая Гена посмотреть ему в глаза. Он внимательно вгляделся в выражение любимого лица, отметив лёгкую напряженность в уголках кошачьих глаз. — Не сегодня, да? Ген выдохнул, прикусил губу и медленно провёл руками по его груди. — Ну… Это наша первая брачная ночь… Это не было отказом. Но и не было согласием. Ген часто уклонялся от прямого ответа, когда думал, что такой ответ расстроит Сэнку. Но ничего — со временем Сэнку научился считывать такие тонкости в его манере говорить. Поэтому он покачал головой. — Именно так, родной. Это наша первая брачная ночь, и это был долгий, изнурительный день. Пойдём, — Сэнку потянул Гена к кровати, по пути выключив верхний свет, так, что теперь их освещала только маленькая тёплая лампа на прикроватной тумбочке, которая создавала приятную, интимную атмосферу. Они устроились в постели, лёжа на боку лицом друг к другу, и сладко пахнущая двухцветная макушка уютно покоилась у Сэнку на плече. — Ты знаешь, у меня ведь запланирована целая сцена, — вздохнул Ген. — Сейчас я приду в себя. Просто дай мне ми- — Эй, Ген, всё в порядке, — перебил его Сэнку, мягко целуя в лоб. — Во-первых, ты устал. Именно ты всю ночь учтиво ухаживал за нашими гостями, от меня, конечно, не было никакой пользы. Во-вторых, у нас сегодня уже был секс. Дважды. Это всё совершенно не обязательно. — Но ты ведь всё равно хочешь, — попытался запротестовать Ген. — Ты уже знаешь, что я собираюсь на это сказать. Это был тот самый разговор, который они вели неоднократно на протяжении всего того времени, что были вместе, с тех самых пор, как однажды очень испугались, что по глупости могли друг друга потерять. Разговор о том, что Сэнку хотел не Мастера, он хотел Гена, что бы это ни значило, и если Ген не был готов надевать другую свою личину, значит, Сэнку это не нужно. Наступил долгий, тихий момент, когда Ген просто нежно проводил пальцами по груди Сэнку, по линии татуировок, которые он на нём нарисовал, по линии тонкого белого сердечка вокруг левого соска, которое напоминало, что их любовь важнее, и что они дали друг другу обещание. — Завтра, — наконец выдохнул Ген. — Мы проснёмся с утра и поедем домой. И там, дома, я уложу тебя в постель и продержу там весь чёртов день. Я свяжу тебя и буду дразнить, пока ты не потеряешь связь с реальностью, пока ты не будешь хныкать и умолять дать больше. Я буду кормить тебя с рук, буду ласкать тебя, и, конечно, я буду тебя трахать, доводить до края и отступать, снова и снова, я буду делать всё, что мне, чёрт возьми, заблагорассудится, а ты не сможешь сделать ничего, кроме как принимать мою любовь и таять от наслаждения. Понятно тебе? — Да, Мастер, — прохрипел Сэнку, сглотнув слюну от предвкушения, и притянул Гена к себе для сладкого, медленного поцелуя. Он не был разочарован, по правде говоря, он гордился Геном. Два года назад, да чёрт возьми, даже год назад Ген проглотил бы свои чувства и поступил бы так, как, по его мнению, хотел Сэнку. Ему потребовалось немало усилий и много часов психотерапии, чтобы достичь того состояния, когда он чувствовал себя в безопасности, выражая свои собственные потребности и желания, даже если они противоречили желаниям Сэнку, того состояния, когда он совершенно точно знал, что Сэнку не бросит его в ту минуту, когда Ген якобы больше не будет ему полезен. Точно так же и Сэнку потребовалось немало работы над собой (и, чёрт бы их побрал, несколько месяцев регулярных походов к психологу), чтобы осознать, что он достоин всей этой любви, которую дарил ему Ген. Что ему не обязательно справляться со всем в одиночку. Что он не самый умный — что, откровенно говоря, было несколько разочаровывающим, — и не может знать, что нужно другим людям, и не умеет читать их мысли. Но, как минимум, со временем он научился считывать сигналы Гена — и это было уже огромной победой. Рядом с Геном он чувствовал себя свободным и всемогущим — но при этом не обязательно всемогущим, в том смысле, что он не обязан был тащить всё в одного. Ему было, на кого положиться. По-настоящему было. Ген настолько перевернул его восприятие мира, что мир перестал казаться чем-то, с чем постоянно нужно бороться. На самом деле, то, как Ген воспринимал его, настолько радикально противоречило представлению Сэнку о самом себе, что порой возникал когнитивный диссонанс. Сэнку иногда становилось не по себе от того, каким его видел любимый человек — но очень хотелось этому образу соответствовать. У них не всё и не всегда получалось идеально. Ген иногда до сих пор подавлял свои собственные желания в угоду его желаниям, пока те не вырывались наружу, а Сэнку иногда всё так же скатывался в странные и изощрённые приступы самоуничтожения, желая почувствовать освобождающую боль, но это случалось всё реже и реже, и каждый раз они справлялись с этим вместе — со всей любовью и пониманием, что у них были. Если отношения — это работа, то они точно справлялись с ней на ура.