True Touch

В какой-то момент воскресное утро стало для Сэнку самым любимым временем за целую неделю. В другие дни у них с Геном редко выдавалась возможность провести вместе целую ночь и проснуться в обнимку, но утро воскресенья у них отобрать не могла ни одна работа, ни один даже самый срочный проект. Вот и сейчас. Сэнку открыл глаза, едва забрезжили первые лучи рассвета — в декабре это случалось и так куда позднее, чем он привык. Ген мирно посапывал, уткнувшись носом куда-то ему в подмышку, тёплый и румяный ото сна, такой трогательный, что где-то в солнечном сплетении тонко звенело от одного взгляда на эти длинные чуть подрагивающие ресницы и растрепавшиеся чёрно-белые локоны. Если бы ещё полгода назад кто-то сказал Сэнку, что он влюбится так сильно, что от счастья станет трудно дышать, а в глазах будет щипать от невыносимой нежности, он бы не поверил. Ну, где он, а где — нежность? Он бы в лицо рассмеялся этому умнику, но вот он здесь. Оказывается, когда встречаешь действительно своего человека, кого-то, кто идеально тебе подходит, в душе раскрываются доселе незнакомые ветки развития и совершенно неожиданные способности персонажа… Довольно забавная фича. Кто бы мог подумать. Сэнку тихонько усмехнулся и, не удержавшись, тронул губами спутавшиеся пряди на двухцветной макушке. Шевелиться пока не хотелось, так что можно было не предпринимать попыток выпутаться из цепкой хватки этого любвеобильного сонного осьминога. Он задумчиво вздохнул. Вчерашний вечер оставил очень… странные впечатления, за неимением лучшего слова. Протрезвев к утру от обуревавшего организм гормонального коктейля из греховных удовольствий, что подёрнул его сознание лёгкой фиолетовой дымкой — ещё до похода в клуб, на самом деле, но клуб всё только усугубил, — Сэнку захотелось проанализировать всё, что вчера произошло. Во-первых, его заинтриговало шоу. Да, это было специфическое зрелище, но, чёрт возьми, его любопытствующая и жаждущая экспериментов натура всерьёз захотела прожить что-то подобное на собственном опыте. Нет, без прищепок, пожалуй, но… нечто более жёсткое, чем то, что у них с Геном бывало обычно, нечто с задействованием дополнительного инвентаря, нечто на грани едва переносимой боли — это… Ну… Честно говоря, это то, чего Сэнку давно хотелось попробовать. И Ген обещал ему нечто подобное, уже довольно давно, но в тот вечер они поругались, и больше Сэнку эту тему не поднимал. Может быть, пора? В прошлый раз Ген сказал, что пока не готов, но прошло уже столько времени, и у них уже бывали другие сессии, да и вообще… Из головы не выходили слова той девки про то, что Ген жесток. Что ванильно он не умеет, и вообще, у него на сессии кто-то умер. Это, конечно же, был полный бред, и Сэнку даже на мгновение в это не поверил, но, быть может, нет дыма без огня, и он просто ещё не успел познакомиться с этой чертой своего любимого человека? Они вместе действительно не так уж долго, а Ген порой склонен к излишней осторожности, у него в рукаве всегда тысяча и один повод загнаться, так, возможно, Ген просто очень сдерживал себя всё это время, потому что чего-то боялся? Сэнку и так замечал, что тот тщательно держит контроль, порой даже слишком тщательно, на его вкус, но был ли в этом смысл, если Сэнку хотел попробовать всё, что Ген способен был ему дать? Говорить об этом было немного страшновато — почему-то казалось, что Гена может это ранить, он в последнее время был каким-то особенно уязвимым, ранимым, и Сэнку- — О чём ты думаешь, так нахмурившись? — сонное мурлыканье под ухом вырвало его из напряжённых мыслей. Сэнку вздохнул и взглянул на Гена. Васильковые глаза светились мягким счастьем. Сердце в груди совершило кульбит. Он подтянул Гена к себе, чмокнув в самый уголок губ. — О в вчерашнем походе в клуб. — Мне есть, о чём беспокоиться?.. Сэнку фыркнул и чмокнул его ещё раз — в тонкую нежную кожицу на самом виске. — Ни в коем случае. Просто… ну, это действительно хороший повод подумать обо всяком, разве нет? Ген расслабился, притеревшись к Сэнку щекой. — Как чувствуешь себя сейчас? — Отлично. Вот, активно перевариваю увиденное и услышанное, — улыбнулся он. — Ммм… и как успехи? — Ген задумчиво водил пальцем по контуру татуировки на ключице Сэнку. — Нашёл для себя что-нибудь интересное? Сэнку хмыкнул. Когда ещё начинать этот разговор, если не сейчас? Момент казался органичным. Очень удачным. Так что… — Мне показался очень интригующим концепт боли на грани терпения, и я подумал, знаешь… Почему с момента той нашей ссоры ты больше ни разу не предлагал использовать плётку или какие-то другие свои штуковины? Тонкий палец замер, так и не добравшись до конца чернильной лини. Ген коротко вдохнул. — Ну… а нужно? — Мне интересно, — осторожно продолжил Сэнку. — И после увиденного вчера стало интересно вдвойне... Я до сих пор вспоминаю то дразнящее фото твоего арсенала, и ощущаю какой-то зуд под рёбрами, знаешь, будто ребёнку показали конфету, но не сказали, когда её можно будет взять, — усмехнулся он, внимательно отслеживая реакцию Гена. Тот задумчиво молчал. Сэнку рискнул продолжить мысль. — Поверь, мне не страшно, наоборот, мне бы хотелось ощутить что-то жёсткое, почти жестокое. На этом слове Гена передёрнуло. — Сэнку, я же говорил тебе, что не склонен к такому… Он фыркнул. — Ну, мне кажется, ты всё-таки немного лукавишь. Ген моргнул, приподнялся на локтях и вопросительно выгнул бровь. — Лукавлю? О чём ты? Блядь. Не надо было этого говорить, но раз уж он начал, нужно идти до конца. Сэнку пожал плечами. — Та девушка вчера… с розовыми волосами, — Ген будто немного побледнел, но Сэнку не придал этому большого значения, — сказала мне, что ты ванильно не умеешь. Нет, милый, — он поспешил обнять лицо Гена ладонью, потому что тот выглядел так, будто его ударили, — я знаю, что ты ещё как умеешь, а она просто тупая ревнивая дура, но… я подумал, что… Бля, — он вздохнул. Деликатность никогда не была коньком Сэнку. — Я подумал, это значит, что с другими ты умеешь быть и жёстким. Раз уж там ходят такие слухи. Голос Гена звучал потухшим. — Что она тебе сказала? — Ну… Что у тебя на сессии кто-то умер. Ген моргнул и рухнул обратно в постель, зарываясь лицом в подушку. — Пиздец, — прохрипел он. Сэнку выдал себе моральную затрещину и поспешил его обнять. Покрытые чернильной вязью плечи мелко дрожали. — Ген, родной, я понимаю, что это- Васильковый взгляд кошачьих глаз снова метнулся к Сэнку, и он понял, что дрожал Ген не от горя. А от злости. — Вот же мелкая сука! — оскалился он. — Я, блядь, напишу Амариллис… — он медленно выдохнул. — Кажется, нужно всё-таки рассказать тебе эту историю. Я считаю, что она меня не красит, но раз уж дошло до подобных слухов… Помнишь, я говорил, что пробовал там работать? — В клубе? — Да, — кивнул Ген. — Какое-то время я был, что называется, штатным сотрудником. Из тех, к чьим услугам можно обратиться, если тебе нужен хороший верхний, и ты не хочешь затруднять себя самостоятельными поисками. Сэнку моргнул и нервно облизнул губы. Он уже знал об этом факте из биографии своего парня, но всё равно было как-то странно это осознавать. — И много у тебя было таких клиентов? — Несколько постоянных. Какое-то количество одноразовых. Это имеет большое значение? — Сэнку энергично замотал головой в убедительном отрицании, и Ген тихонько усмехнулся. — В общем… Был у меня там один парень… Он не знал моего имени, не должен был знать — все работники в клубе строго сохраняют анонимность, и я работал под псевдонимом… — Менталист, да? — Да. Так вот, он регулярно ходил в клуб именно ко мне. И по началу всё было хорошо, но потом он… Бля, — Ген устало потёр переносицу. — Не то чтобы он нарушал правила, но он говорил вещи, которые начинали меня пугать. Требовал, чтобы я был только его, а он только мой, чтобы я подчинил его полностью, говорил, что мечтает умереть под моими руками… Бля. С каждым разом он умолял обо всё более и более жестоких наказаниях, и мне реально начало казаться, что однажды он просто вынудит меня его убить. Понимаешь? Я опираюсь на систему стоп-слов, но когда человек ведёт себя неадекватно — это ненадёжный показатель. Мягко говоря. — Охренеть… — О, это ещё не конец истории, — с горечью фыркнул Ген. — Я, конечно, отказался с ним работать. Ты знаешь, я довольно привязчивый, и я испытывал к нему вполне тёплые чувства, он мне нравился по-своему, но это выходило за все рамки. И что ты думаешь? Он принялся меня выслеживать… Это было страшно. Он всерьёз меня сталкерил, ждал у выхода, сумел как-то вычислить моё имя, и однажды просто заявился ко мне домой. Ну, я брызнул ему перцовкой в глаза и написал заявление в полицию, — Ген пожал плечами. — Из клуба я уволился, приезжал несколько раз просто так, но сложно было там находиться. Амариллис извинялась, присылала подарки, но, блядь… — он тяжело вздохнул. — Конечно, я сам виноват, что допустил этот пиздец. Но всё равно неприятно. Ну, и слухи разошлись, конечно. В том числе благодаря этой суке Хомуре, я уверен. — Ген, ты не виноват, такие люди просто больные, — серьёзно сказал Сэнку таким тоном, чтобы Ген ему поверил. — Виноваты те, кто его допустил, ты же сам говорил, там проводят тестирование и всё такое… — Да, но всё равно моя работа в том, чтобы это вычислить. Сразу. Чтобы пресекать. Чтобы соблюдать границы. Чтобы контролировать. А я… Сэнку вздохнул и притянул его к себе в объятия. — А ты чертовски в этом хорош, — он мягко погладил Гена по щеке. — Ксено сказал мне, что ты один из лучших, и нет причин ему не верить. Он никого не хвалит просто так. Ген усмехнулся и закатил глаза. — Какая честь. Ладно, с тех пор прошло уже довольно много времени. Всё в порядке. На самом деле, я даже не вспоминал бы про ту историю, если бы не… Сэнку взял его за руку, поднёс к губам и мягко поцеловал тонкое запястье. — Ты знаешь, наверное, отчасти я могу понять того парня. Если бы у меня был выбор, я бы тоже хотел умереть под твоими руками. — Блядь, Сэнку! Он хохотнул, притягивая Гена обратно к себе. — Я шучу, шучу! Но… если серьёзно, помнишь, ты говорил, что я могу попросить у тебя обо всём? Что ты дашь мне всё, чего бы я не попросил? Ген вздохнул, устраиваясь в его объятиях. — Конечно, помню, родной. Всё, что в моих силах, лишь бы тебе было хорошо. — Так вот, я хочу, чтобы однажды ты себя отпустил, Ген. Я хочу, чтобы однажды ты сделал со мной всё, что хочешь ты, — голос почти дрожал от волнения, но Сэнку не отступал. — Я же вижу, как ты себя сдерживаешь, как тебе хочется большего. Так вот, не нужно сдерживать, я не рассыплюсь, наоборот, выплесни на меня всё, что внутри- — Милый, — Ген мягко прижал пальцы к его губам, останавливая поток мыслей. — Сколько раз мне нужно тебе сказать, что БДСМ — это про контроль, а не про то, чтобы всё выплеснуть, чтобы ты это понял? У нас с тобой разные роли. Ты можешь отпускать себя сколько угодно, не сдерживаться и выплёскивать всё, что накопилось, именно потому, что у меня всё под контролем. Если я не буду следить за твоей безопасностью, если мне сорвёт крышу, нам обоим потом будет плохо. Любовь моя, я знаю, о чём говорю… Сэнку мотнул головой. — Я знаю, что это не так, Ген, — он поцеловал его в висок, — я знаю, что ты не сделаешь ничего, что причинит мне вред, — и в нос, и в скулы, — Пожалуйста. Сделай это для меня… — он смял губами его губы, шепча прямо в нежную кожу. — Я хочу ощутить всё, что можно. Всё, что ты можешь дать. Весь спектр. Ты можешь доверять мне, потому что я доверяю тебе, Ген, пожалуйста… Тот таял в его руках, под его губами, млея с каждым скользящим поцелуем, и Сэнку видел, как его решимость иссякает. В конце концов, Ген вновь открыл подёрнутые туманной дымкой глаза и сладко вздохнул. — Я так понимаю, тебе просто хочется чего-нибудь пожёстче, да? Окей. Давай. Чего бы ты хотел попробовать? — Правда? — Сэнку растянулся в совершенно дурацкой улыбке. — Ух… — от предвкушения сердце заколотилось так, что стало трудно дышать. — Не знаю, что-нибудь, что нравится тебе самому? Порка? Ножи? Что-нибудь экзотическое? Правда, мне всё равно, я просто уже хочу всего, что бы ты не предложил. Ген задумчиво улыбнулся. — Хо-ро-шо… — по слогам пропел он. — Давно я ничего подобного не устраивал, — он хихикнул, и у Сэнку на душе посветлело. Он уж было немного боялся, что перегнул палку, но Ген казался расслабленным и счастливым, а значит, всё хорошо. — Мне нужно всё спланировать и подготовить. Давай договоримся на следующую субботу? — Почему на субботу? Улыбка Гена была воистину греховной. — Чтобы у тебя был ещё хотя бы один день, чтобы прийти в себя. ••• Всю неделю Сэнку ощущал себя словно на иголках, маринуясь в сладком ожидании, предвкушении и зудящем раздражении от того, что время тянется так медленно. Он надеялся, что эти шесть дурацких суток пролетят незаметно, однако Вселенная не была к нему благосклонна. Казалось, весь мир сговорился, чтобы подкинуть Сэнку как можно больше самых дебильных, самых противных и самых скучных на свете задач. Конец календарного года принёс ему бесконечный ворох отчётов, в котором Сэнку тонул, будто в вонючем и липком болоте, постоянно приходилось мотаться в больницу к Рури и заполнять очередные бесконечные бюрократические бумажки, все вокруг были дёрганными, нервными, обозлёнными и уставшими, что только усугубляло общую напряжённость и совсем не давало Сэнку выдохнуть. В течение недели им с Геном так и не удалось увидеться. Как понял Сэнку, тот тоже был по уши в работе. Всё-таки, декабрь был не самым лёгким периодом и для любого бизнеса. Когда они созванивались по вечерам, голос Гена всегда был таким же уставшим и немного раздражённым, как и у самого Сэнку — он тоже был завален работой, финансовыми отчётами и всей вот этой налоговой бюрократией, от одной мысли о которой Сэнку начинало немного мутить. Но вот наступила долгожданная суббота. До самого обеда Сэнку торчал на работе, не в силах толком сосредоточиться. Он то и дело поглядывал то на часы, то на входящие смс — проверял, не написал ли Ген ещё чего-нибудь, кроме многообещающего «не забудь надеть на себя чокер». Пальцы то и дело тянулись прикоснуться к красному ошейнику, от которого по телу будто расходились волны мягкого урчащего тепла. В половину четвёртого дня он сорвался к Гену, так, что только пятки сверкали. Казалось, весь его истощённый от напряжённой работы организм умолял о снятии напряжения очень конкретным способом, а мозг нещадно желал отключиться, отправляя сознание в блаженное плаванье по глубинам подпространства. Скорее бы, блядь. Ген открыл дверь не сразу, но когда открыл, стало понятно — это не Ген. — Привет, Мастер, — выдохнул Сэнку, ощущая, как от этого строгого, пьянящего и такого лукавого взгляда во рту мгновенно пересохло. Впрочем, не только от взгляда. Ген, как и всегда в такие моменты, был упакован по самое горло, но его наивно-сиреневая водолазка и узкие кожаные брюки были такими облегающими, что вообще не оставляли простора воображению. Тонкая улыбка подтвердила, что Сэнку верно считал настрой. — Здравствуй, милый, — плотоядно мурлыкнул Ген, глядя на Сэнку восхитительно и по-господски. Он наклонил голову, приглашая Сэнку войти. — Ступай сразу к кровати. Сэнку едва сдержал лихорадочную улыбку. Наконец-то! Он молча кивнул, аккуратно разулся у входа и прошёл вглубь квартиры. Всё вокруг было и знакомым, и незнакомым — кажется, с момента их ссоры Ген немного подвигал мебель. Наверное, чтобы меньше всего напоминало о неприятном инциденте. Блядство, как же Сэнку его любил. Честное слово, был бы у него хвост — он бы им завилял. Но хвоста не было, пришлось вилять задницей. Судя по мягкой усмешке за спиной, Ген оценил. — Разденься, — тихо, но крайне авторитетно скомандовал он, и Сэнку готов был рухнуть на колени от одного этого тона. Как давно он его не слышал. Как давно он жаждал этого чувства. Сэнку моментально сбросил свитер, футболку и брюки. Оставшись в белье, он невольно покосился на Гена. Тот выжидающе выгнул бровь, и Сэнку тут же стянул с себя и трусы. Ген довольно хмыкнул и бесшумно подошёл к нему со спины лёгкой и хищной кошачьей поступью. — Итак… — он мягко сжал его ягодицу, сначала едва, потом — сильно, и чуть прикусил кожу на плече. — Расскажи мне, чего ты хочешь? Сэнку закусил губу, сдерживая расползающуюся улыбку, и пожал плечами. — Всего? Тебя? Пальцы на ягодице сжались крепче, так, что стало почти больно. — Это не ответ, Сэнку-чан. Сердце забилось гулко и быстро. Сэнку облизнул пересохшие губы. — Хочу чувствовать себя наполненным. Хочу, чтобы меня выкосило так же, как тогда, после кино. И если наша договорённость в силе, я хочу, чтобы ты оттрахал меня так, чтобы искры из глаз летели, но не только у меня, а у тебя тоже, Мастер. Ген тихонько фыркнул. — Рад, что наши желания совпадают. Мой план был примерно таким же. От его тона по спине побежали мурашки. — Я всю неделю чуть ли не секунды считал до этого момента. Не томи меня, Мастер. — Не дерзи, — резко выдохнул Ген, развернул его, поймал лицо в ладони и поцеловал грубо, почти зло, врываясь языком и прикусывая нижнюю губу перед тем, как отпустить. Сэнку потянулся к его губам, словно следуя за магнитом. — Ты меня с ума сведёшь, — прошипел он прямо в его рот. Сэнку улыбнулся почти пьяно. На задворках сознания уже маячили приливные волны подпространства, которое, казалось, только и ждало, когда же, наконец, наступит его час. Хотелось оттянуть этот момент, и потому он чуть качнулся вперёд и коротко лизнул пухлые розовые губы — раз, другой, — и, не почувствовав сопротивления, поцеловал Гена ещё раз, но уж совсем не так, а нежно, ласкаясь, впитывая его тихий стон, так, что где-то за грудиной бестолковое сердце грозилось лопнуть от переизбытка эмоций. — Боюсь, что ты меня с ума уже свёл, — выдохнул он, — но это явно лучший способ поехать крышей. — Ген улыбнулся. Как показалось Сэнку — немного нервно. — Всё в порядке? — тихо спросил он. Ген же вместо ответа лишь передёрнул плечами, чуть тряхнул головой, будто прогоняя неуместные мысли и снова глянул на Сэнку так, что пальцы на ногах невольно поджались. Судя по тончайшей улыбке в уголках его губ, Ген явно видел, как сильно Сэнку нравилось, когда он такой. — На колени, — приказал он тоном, не терпящим возражений. Что ж, видимо, всё в порядке. Наверное, сегодняшняя игра не была местом для задушевных разговоров. Сэнку опустился на колени слитным хорошо отработанным жестом и завёл руки за спину. — Твоё стоп-слово? — спросил Ген, и у Сэнку внутри всё предвкушающе вздрогнуло. — Красный, — прошептал он, отбрасывая из головы любые ненужные мысли. — Что ты скажешь, если захочешь что-то поменять, но не остановиться? — Жёлтый. — Отлично, — похвалил Ген и небрежно потрепал его по щеке, так, что Сэнку едва успел поймать его ладонь губами. Он любил его руки до невозможности, и вот в такие моменты, стоя на коленях во время сессий, целовать их было каким-то особенным кайфом. — Закатай мне рукава. Дрожащими пальцами Сэнку подтянул мягкую ткань водолазки почти до локтей — сначала на левой руке, затем — на правой, в процессе вновь невольно любуясь филигранной игрой чернильных нитей, жадно обводя пальцами тонкие линии. Вид его жилистых крепких предплечий был для сознания Сэнку словно лампочка — для собаки Павлова. Верный знак, что сейчас начнётся нечто невообразимое. — Хороший мальчик, — мурлыкнул Ген с какой-то мрачностью в тоне и чуть отошёл к полке, на которой были расставлены какие-то штуковины, назначение половины из которых Сэнку не очень понимал — но очень хотел поскорее ощутить на себе. Ген взял плотную маску для глаз. Всё происходило непривычно молча, так что нервы сплетались в узел. Казалось, буквально все его внутренности мелко подрагивали от неизвестности, от предвкушения, от невероятной жажды, и Сэнку обожал это ощущение. Следующими в руках Гена оказались, кажется, беруши и мягкие наушники. Он перевёл на Сэнку задумчивый строгий взгляд. — Ты хочешь знать, что тебя ждёт? Блядь, это каждый раз был самый сложный вопрос. С одной стороны, Сэнку всегда любил спойлеры — это какой-то отдельный вид интереса, угадывать, когда же произойдёт то, что тебе обещали, — но с другой, в прошлый раз Сэнку попробовал неизвестность, и это было охуенно, так что… — Нет, — он мотнул головой. — Пускай будет сюрприз. Ген одобрительно хмыкнул и подошёл, вплетаясь пальцами в его волосы так, что хотелось заскулить от этой вальяжной, господской ласки. — Ты просил у меня чего-то экзотического, и я подумал, что было бы весело окунуть тебя в своего рода сенсорную депривацию. Не просто завязать глаза, а… — он повертел в руках наушники, — в принципе оставить только ощущения. В какой-то момент я сниму их, но большую часть времени ты не будешь слышать даже себя. Как ты на это смотришь? — Звучит интригующе, — сглотнул Сэнку. — Так я буду полностью в твоей власти… и я пиздецки этого хочу. Ген медленно выдохнул, явно взволнованный его словами. Его глаза были опасными, тёмными, в них плескалось что-то незнакомое — видимо, он всерьёз воспринял просьбу Сэнку себя отпустить, и теперь и правда позволял себе чуть больше. Сэнку не отрывал от него взгляда. Он был прекрасен. Если бы Сэнку уже не был перед ним на коленях, то всенепременно упал бы сейчас ещё раз. На точёном, абсурдно красивом лице появилось то самое выражение собственничества, которое Сэнку так любил. Желудок дёрнулся в ожидании. Ген довольно сощурился. — Тогда приступим. Не забывай про стоп-слова. Я не буду тебя спрашивать — ты всё равно не услышишь вопроса. Первым делом на глазах появилась уже знакомая по сцене в салоне шёлковая маска. Мягкая, плотная, дарующая обещание. Следом за зрением исчез и слух. Сэнку показалось, что он ухнул под воду — во всех смыслах. Всё вокруг исчезло. Он ощущал мягкий ворс ковра. Маску на лице. Сладковатый пряный запах Гена, который он так любил. Ласковое прикосновение прохладной ладони к щеке. Внезапное ощущение горячей и влажной головки на губах казалось благословением. Сэнку распахнул рот и подался было вперёд, но Ген не позволил вобрать её сразу — лишь дразняще поводил членом по губам, погладил и отодвинулся, едва заметно всколыхнув ставший вдруг таким вязким и жарким воздух. Сэнку усмехнулся, по-дурацки радуясь внезапной игре, дёрнулся следом, но как ни вертел раскрытым ртом — ничего не было. Он замер, вернувшись на исходную. Собственный член уже налился, стоял колом, и ужасно хотелось за него схватиться, но это точно было не по правилам, так что Сэнку не рискнул дерзить с порога. Он сцапал сам себя за запястье и принялся смиренно ждать. Стоило ему угомониться и сесть смирно, как головка снова прошлась по губам, влажно надавливая. Терпкий мускусный запах секса и Гена казался каким-то дурманным наркотиком, от которого голову вело похлеще, чем от чистого спирта, особенно сейчас, когда кроме обоняния и осязания ориентироваться было не на что. Сэнку открыл рот и чуть высунул расслабленный язык. Отчего-то он был уверен, что Ген сейчас смешливо фыркнул, хотя сквозь столь плотную заслонку наушников не пробивалось ни единого звука. Бархатистый жар головки снова чуть подразнил его, и Сэнку, кажется, заскулил. Отсосать хотелось нещадно, так, что во рту уже было полно слюны, и в голове мелькнула странная неоформившаяся до конца мысль с параллелью со Снайдером, сигаретами и оральной фиксацией. На затылке появилась рука. С приятной тяжестью она чуть надавила ему на затылок, направляя и будто намекая, и Сэнку блаженно выдохнул, вбирая, наконец, член в рот до самого конца. Больше Ген не дразнил. Он резко двинул бёдрами, подталкивая голову Сэнку ладонью, и принялся трахать его прямо в горло, не церемонясь, словно Сэнку был просто инструментом. О, да. Блядь, да. Он почти задыхался от возбуждения и мерных толчков — но это всегда оставалось только «почти». По щекам текли слёзы, маска стала влажной и противной, но Сэнку только крепче сжимал запястье и скулил от удовольствия. Он так чертовски давно этого желал, он очень, очень, едва ли не до потери пульса, хотел, чтобы Ген, наконец, отпустил свой чёртов почти безупречный контроль и сделал с ним всё, что хочет, не спрашивая разрешения, не проверяя границы каждую секунду — потому что ему и так было можно всё. Сэнку жаждал почувствовать, что же всё это время скрывалось там, под идеальной поверхностью, под благочестивой маской из строгих правил, он вожделел ощутить, что же всё это время мысленно делал с ним Ген в те моменты, когда его взгляд становился настолько тяжёлым и тёмным, пальцы подёргивались, и весь он буквально источал опасность, Сэнку хотел познать это на себе, экспериментально проверить, и вот, наконец, наступил этот день. Он почти подавился, когда Ген кончил. От его вкуса на языке голову повело так, как не вело ещё, кажется, никогда — по крайней мере, уж точно не в первые минуты после начала. В голове набатом стучала кровь. Было пьяно. Ярко. Почти на грани. Хотелось смеяться от счастья. Блядь, он и правда словно был под кайфом — сам не понял, в какой именно момент провалился в сабспэйс, и теперь был готов вообще ко всему. Всё тело будто мелко потряхивало, и когда Ген цепко вздёрнул его за подмышки — он, кажется, вскрикнул, но сам не понял, громко получилось или нет. Мира вокруг не было. Его самого — не было. Ничего вообще не было, был только Ген, его прикосновения и огромная, всепоглощающая, невместимая в сердце любовь, которая сочилась, казалось, из каждой его поры. Охуеть! И ведь они только начали, а Сэнку уже был пиздецки не в себе. Внутренний гироскоп колыхнулся, спустя мгновение простыня приятно захолодила спину. Всё снова замерло. Сэнку плавал где-то очень глубоко, не ощущая ни пространства, ни времени, не понимая, прошла минута или час, но это не пугало. Ему было хорошо. Кровать прогнулась. Он почувствовал прикосновение рук. Кажется, Ген раскладывал его, будто шарнирную куклу. Тело было мягким, податливым и будто чужим, настолько, что Сэнку понятия не имел, в какой позе сейчас находился. — Это странно — не видеть тебя и не слышать, — сказал Сэнку и удивлённо добавил, — бля, я и правда даже себя не слышу. Только чувствую, что говорю! Охренеть! — внезапно к ключице прижался поцелуй, потом к шее, к щеке, и, судя по лёгкому потряхиванию, Ген смеялся. Сэнку рассмеялся следом. Нежный палец обвёл контур губ, и Сэнку, поддавшись порыву, легонько его прикусил. В ту же секунду сосок ущипнули. Понятно, это было лишнее… но так хотелось! — Люблю тебя, Мастер, — прошептал Сэнку, и тут же всхлипнул в жадный, кусачий, обжигающий поцелуй. Мастер тоже его любит. По коже скользнуло что-то, подозрительно напоминающее мягкую верёвку. Кажется, Ген взялся обвязывать его руку, притягивая к ней ногу? Сэнку смутно понимал, что именно он там из него делал, но сам факт просто пиздецки возбуждал, и к концу действия с члена текло до влажной лужицы на животе. Сэнку чувствовал себя таким раскрытым, таким обездвиженным, но таким свободным. Стоило Гену закончить, как Сэнку оказался перевёрнутым раскрытой задницей вверх. Сильные прохладные ладони жадно огладили вздёрнутые половинки, сминая их, будто тесто, и из Сэнку, кажется, снова вырвался низкий стон. Зад опалило горячим дыханием, сладко и влажно, Ген длинно провёл языком между, больше дразня, чем действительно лаская, и тут же отстранился. Левую ягодицу ошпарило смачным шлепком. О, да. Это яркое, звенящее ощущение заставило Сэнку громко застонать, а член — жалобно дёрнуться. Любые сторонние мысли, что ещё оставались в его голове, мгновенно улетучились, сменяясь возбуждением на грани потери рассудка, и парящее блаженство подпространства вновь окутало его разум в полную силу — пока его связывали и целовали, оно немного отступило. Сэнку невольно сконцентрировался на ощущениях: Ген бил его ладонью, снизу вверх — так, что задница вздрагивала в такт движениям. В порке у него всегда была своя схема. Удары перемежались островками мягких прохладных поглаживаний, и Сэнку вдруг блаженно подумал, что задница будет в красную крапинку еще минимум несколько дней. Такие у него остались на внутренней стороне бедра после их первого раза — и Сэнку до ужаса любил эти следы. Он вообще любил все следы, что оставлял на нём Ген. Они дарили какое-то спокойствие. Рука сменилась чем-то плоским и кожаным. Сэнку вскрикнул, остатки его способности хоть сколько-то связно мыслить отключились почти сразу. От каждого удара он вздрагивал, и это было… охренительно. С очередным ударом, казалось, чуть более сильным, чем остальные, Сэнку застонал, запрокинув голову. Это было хорошо, чёрт возьми, это было так хорошо. Каждым движением — что это было, флоггер? — Ген высекал из него сноп яркого удовольствия, слепящего и заставляющего бессвязно просить ещё. Он плавал в этом безумном коктейле из эндорфинов, обожания и боли, и не хотел, чтобы это когда-нибудь заканчивалось. Задница просто полыхала. И вместе с ней полыхал сам Сэнку. Он не слышал даже собственных стонов, но в его голове отчётливо звенел ласковый голос его Мастера. «У тебя всё так хорошо получается, любовь моя. Ты отлично справляешься. Ты такой молодец, такой хороший мальчик мой Сэнку-чан…» Кажется, между стонами Сэнку лепетал какие-то признания, но разум его уже покинул. Он даже не сразу понял, что Ген уже принялся покрывать воспалённую кожу мягкими, ласкающими, успокаивающими поцелуями, а потом снова перевернул его на спину. Какое-то время ничего не происходило, но вот кровать прогнулась, и ко входу снова прижался горячий и влажный язык. Охренеть. Сэнку всхлипнул, и Ген толкнулся глубже — так, что Сэнку сам себя сжал до боли, пытаясь получить ещё немного этого восхитительного ощущения. Ген уже мягко потёр его вход пальцем. Сэнку аж перетряхнуло от удовольствия. Воздух стал ещё гуще. В комнате пахло Геном и сексом. Он задышал чаще. В голове шумело. Кажется, Ген на него сплюнул — если судить по вязкости и теплоте внезапного влажного пятна, — и чуть толкнулся пальцем вперёд. Да, это точно было не так, как по смазке — куда острее. Сэнку жадно втянул воздух, но всё закончилось слишком быстро, его снова накрыла порция бездействия, и это было так обидно, что он едва ли не захныкал. Теперь он совсем перестал понимать, сколько проходило времени в моменты, когда его не касались, но казалось, что очень много, часы, недели, целые жизни, но вот он ощутил влажные губы на своём соске, и низко, протяжно застонал в нахлынувшем умиротворении. Кажется, второй сосок Ген сжал между пальцев, перекручивая и сжимая, но касаний всё равно было мало, ужасно мало. Сэнку чувствовал, что горит, но недостаточно, чтобы сгореть дотла. Но и сделать он с этим совсем ничего не мог, только постанывал тихо, с надрывом, утопая за гранью блаженной бездны. Впрочем, когда Ген пропал в очередной раз, Сэнку не успел толком соскучиться — слишком уж был увлечён рваной скулящей попыткой отдышаться. Кровать снова прогнулась, кожи коснулся холодный металл, и на левый сосок закрепили зажим, затягивая так, чтобы было ощутимо, но не слишком сильно. То же произошло и с правым соском. Тело звенело, изнывая от недостаточности. — Мой Мастер… — умоляюще простонал Сэнку, — пожалуйста… Он не просил чего-то конкретного, нет, он просто невыносимо желал большего. Больше касаний. Больше ощущений. Больше Гена. Кажется, впервые в жизни Сэнку чувствовал себя сплошным комком из жадных до прикосновений нервов, и если раньше он хотя бы мог слышать Гена, тем самым ощущая его весомое присутствие без непосредственного контакта, то сейчас это казалось пыткой. Причём, действительно очень жестокой. А, наверное, в этом и был смысл… Однако с очередным жалобным «пожалуйста» Ген над ним сжалился. Входа коснулись теперь уже точно смазанные пальцы — сразу два — и принялись разминать. Насадиться на них глубже не позволяло положение, поэтому Сэнку снова попытался их сжать, за что получил смачный шлепок по заднице. Мир поплыл ещё сильнее. Ген, кажется, добавил ещё один палец. Внутри было мокро и голодно. Возбуждение выплетало по телу Сэнку затейливую сеть. Каждое его нервное окончание, каждый, блядь, чувствительный терморецептор реагировал остро и хлёстко, и, судя по зуду в горле, он хрипло вскрикивал на каждое движение Гена. Сэнку чувствовал себя абсолютно расплавленным, совершенно разбитым, открытым нараспашку, словно его сердце билось прямо здесь, на поверхности. Ко входу прижалась пробка. Холодная, явно металлическая — силикон всегда ощущался теплее. Ген мягко и дразняще надавил, проникая совсем чуть-чуть, и завис, целуя его колено, другое, опускаясь поцелуями вверх по бедру… Потом надавил ещё, чуть покрутил, дождавшись очередного жалобно-просящего «ещё». Процесс казался почти бесконечным. Ген то толкался этой мучительной штуковиной глубже, то тянул её обратно, доводя Сэнку до совершенно неразумного исступления, не давая достаточно, чтобы кончить, не оставляя достаточно, чтобы выдохнуть, слишком медленно, чтобы сорваться в эйфорическую нирвану, слишком приятно, чтобы возбуждение спало хотя бы немного. Сэнку словно стоял над пропастью в ожидании порыва ветра. — Ну же, Мастер! — взмолился он, — ещё, пожалуйста, хоть что-нибудь… Но Мастера было не пронять. Ген явно упивался своей властью над ним, и Сэнку мог досконально представить его греховное, тёмное в своей издевательски-приятной похоти выражение лица, мог вспомнить по именам каждого демона в бездонных омутах его глаз… Пробка была какой-то непривычной формы, кажется, немного ребристая. Это задавало новый тон, обостряло грани, заставляя Сэнку томиться в лихорадочной попытке угадать, что же в ней такого. Она вибрирует? Раздувается? Просто нравится Гену? Может, какой-то ксенофильской конструкции?.. Ген же помучил его ещё какое-то время, которое показалось бесконечной вечностью, прежде чем вставил эту штуковину полностью, так, что Сэнку сжался на ней, блаженно постанывая от долгожданного ощущения наполненности. Ген ласково обвёл мышцы входа пальцем, прошелся лёгкими нежными движениями по мошонке и быстро лизнул головку, тут же вбирая Сэнку в рот как минимум до половины. От столь неожиданного подарка судьбы Сэнку дёрнулся так, что верёвки, которыми он был обмотан, крепко впились в кожу, и вскрикнул от внезапной боли. Ген же наградил его очередным шлепком по заднице. После кровать снова прогнулась — Мастер снова с неё слез. В голове мелькнула немного тревожная мысль, что Ген оставит его вот так, связанным и с вибратором в жопе, как шутливо обещал однажды, когда Сэнку мешал ему с уборкой, но пробка не вибрировала, и только на этом он держался. Соски покалывало и тянуло от зажимов — это дарило лёгкую, но непрерывную волну возбуждения, что неумолимо опускалась в пах и разливалась по телу немеющими волнами. Кажется, Сэнку немного потряхивало. Тишина вокруг начинала сводить с ума, но в то же время он хотел быть хорошим мальчиком — и ни за что не останавливаться. Он нервно облизнул пересохшие губы. Всё в порядке. У него всё ещё есть возможность говорить, он мог остановить происходящее в любой момент, но был уверен, что Мастер его не оставит. Только не Ген. Потом его что-то коснулось. По ощущениям — пластик. Будто кончик шариковой ручки или что-то такое, не толще мизинца. А потом он закричал. — Бля-я-а-ахх!.. Сэнку знал это ощущение — он, всё-таки, работал в лаборатории оптоэлектронных технологий и, да, порой его любимое электричество было довольно привередливым засранцем и немного выходило из-под контроля… Ощущение, пронзившее его внезапно, напоминало, как они мелкими с ребятами во дворе разобрали утащенную кем-то у родителей зажигалку, достали из неё злополучный пьезоэлемент и весь день жизнерадостно лупили друг друга током. Так вот, это было оно. Ну, Ген… экзотически, ничего не скажешь. — Блядь! — снова вскрикнул Сэнку, выгибаясь, и снова верёвки болезненно впились в кожу. О-ху-еть. — Ах! Д-да!.. Жалящие удары тока напоминали укусы, когда проходились по нежной коже на внутренней стороне бедра. Когда-то Ген говорил, что там кожа очень чувствительная, и он любит устраивать порку именно там… что ж, Сэнку был уверен, лупи он его током по заднице, это было бы и в половину не так хорошо. Ген водил своей электроручкой то тут, то там, и предугадать очередной укус тока было невозможно — слишком хаотичными они были, бессистемными, такими, что только подстёгивали пылающее внутри Сэнку желание большего. Ген переключился на второе бедро, оставив и там парочку жалящих прикосновений. Невесомо прошёлся вокруг совсем уж нежной кожицы, что обжимала ограничитель пробки — это могло быть действительно больно, и осознание опасности полоснуло по нервам настоящим страхом, Сэнку напрягся, почти не дышал, но удара не было. От этого всполоха искреннего беспокойства похотливая жажда внутри заполыхала ещё ярче. Сэнку предпочёл не думать, что это могло бы сказать о нём самом — прямо сейчас были дела поважнее. Так, Ген почти ласково погладил этой пугающей штуковиной его поджавшиеся от неспадающего возбуждения яйца и прошелся ею по стволу, издевательски зависнув на головке. Он уткнул электроручку прямо в отверстие уретры. И ничего не делал. Сэнку дышал загнанно и рвано, будто после мощного забега. Было страшно. Но хорошо. Так, словно он нёсся на американских горках прямо в мёртвую петлю — зная, что всё будет отлично, и есть страховка, и всё по плану, но всё равно не в силах не визжать, будто на пороге смерти. Сэнку никогда не думал, что в постели может быть так, и этот совершенно охренительный микс делал внутри него нечто удивительное. — Блядь, Ген, ещё, — всхлипнул он, когда прикосновение исчезло — но тут же появилось внизу живота. — Хочу ещё, Мастер, ну же, давай ещё… Наверное, Ген смеялся. Сэнку понятия не имел. Он чувствовал, как его Мастер провёл по животу ласковую линию, вызвав лёгкую щекотку на ставшей гиперчувствительной коже, и каждый раз крупно вздрагивал, когда мучительная штуковина замирала. Следующий укус тока пришёлся в ягодицу, заставив вскрикнуть в голос. Потом касание поднялось выше и дошло до соска, вызвав очередную вспышку болезненного удовольствия. Сэнку заскулил в абсолютном изнывании. Кажется, у него текли слёзы. Они насквозь пропитали маску и начали потихоньку сползать вниз. Всё слилось в бесконечное, жалящее и сводящее с ума пиршество ощущений. Сэнку не смог бы сполна описать то, что чувствовал, даже под дулом пистолета. Оно заставляло его беспрерывно дёргаться всем телом, но при этом отчаянно жаждать ещё. И ещё. И ещё… А потом пробка внутри начала тихо и мягко распространять точно такое же покалывание. Это было странно. Пробирающе. Даже пугающе. Но пиздецки приятно. Теперь Сэнку действительно был подключён к электричеству напрямую — и трясло его соответствующе. Прямо внутри, заставляя сердце биться почти болезненно, с надрывом, будто прямо на поверхности, будто прямо в руках его Мастера, это чувство без конца покусывало его жаждущее нутро, отдаваясь яркими вспышками удовольствия в самые чувствительные места… Голова кружилась, Сэнку обжимал сладостно-пыточную пробку, казалось, всем своим телом и кусал нижнюю губу так, что в какой-то момент почувствовал металлический привкус крови. Он бессвязно выстанывал что-то, но чувствовал лишь шевеление собственных губ и хрипящую вибрацию гортани. Возможно, он выл. Ген увеличил мощность пробки, и нервы раскалились буквально до предела. Воистину раскалились, так, что Сэнку казалось, будто он вот-вот начнёт светиться изнутри. Это уже не было лёгким онемением, нет, это было жаляще-остро, испепеляюще-сладко, безжалостно-хорошо. Идеально. Сэнку натурально колотило. До слёз. До удушающей своей экстатичностью лихорадки. — Больно, — шептал он, — блядь, Мастер! Больно! Ген не снизил напряжения, но Сэнку и не просил. Влажные прохладные губы принялись покрывать его взмокшую горящую кожу самыми нежными на свете поцелуями. Это было оглушительно. Казалось, он тает, словно мороженое на солнце. Сладчайшая, утешающая, дарующая освобождение боль грызла его непрестанно, ярко и остро. Ген припал к его губам в благословенном поцелуе, глотая его стоны и всхлипы, явно слизывая мазки проступившей крови, и прошелся ещё парой укусов по соскам, прежде чем отодвинуться. Ток внутри постепенно затихал, но Сэнку казалось, что он попросту впитал его в себя. Он весь будто вибрировал изнутри, и губы сами собой расползались в абсолютно шалой, пьяной, какой-то безумной улыбке. Это было хлеще, чем алкоголь, чем любой доступный наркотик, чем что бы то ни было во Вселенной, это было всем, чего Сэнку только мог желать. Ген мягко раскачал пробку внутри и потянул её обратно. Сэнку был слишком не в себе, чтобы как-то ему помочь — он буквально не чувствовал своего тела, он будто бы парил где-то вне его. Боли не было. Не было ничего, кроме всепоглощающего кайфа, который, казалось, сочился ярким светом из каждой его поры. Его Мастер вытащил пробку и — сразу же вошёл в него единым слитным движением, упираясь бёдрами в его задницу, так упоительно, так охуенно хорошо, что Сэнку довольно хохотнул. Он обожал ощущение горячего твёрдого Гена внутри себя, этой идеальной заземляющей заполненности, он жаждал раствориться в нём, жаждал растворить его в себе, слиться с ним атомами… Хотелось смеяться, но сил не хватало. Всё ощущалось красочным кислотным сном. Сэнку не видел мира, но мир казался ему ярким и насыщенным. Ген начал двигаться, медленно раскачиваясь, мучительно подстёгивая и без того полыхающее пожаром небывалое удовольствие. Зажимы с сосков пропали, и это оказалось ещё одной вспышкой болезненного наслаждения, от которого Сэнку сжался на члене, блаженно бессвязно постанывая. — Ещё, мой Мастер, ах, блядь! — Ген растёр воспалённые соски, и Сэнку дёрнулся, сжав его ещё крепче. — Д-да, бля… Ещё, ну же! Давай, Мастер, я знаю, ты можешь ещё, не сдерживай себя, давай же… — Ген замер на жалкое мгновение, и Сэнку всей кожей почувствовал его дыхание. Наверное, он шумно выдохнул, как делал каждый раз, когда Сэнку его подстёгивал. Если он ещё был способен что-то там шумно выдыхать вместо того, чтобы сорваться в нирвану вслед за Сэнку, значит, нужно было подстёгивать его ещё лучше. — Я не стеклянный, Ген, я не сломаюсь… Ты что, трусишь? Я же сам прошу, возьми меня, пометь меня, присвой меня, я весь твой, только возьми сильнее, сделай мне больно, сделай мне хорошо, умоляю… Ген же раскачивался в нём медленно, будто растягивая собственное удовольствие, а потом снова вдарил током по соску, одновременно вбиваясь в Сэнку сильнее. На втором таком подходе Сэнку неожиданно для самого себя кончил, неслышимо сдирая горло в стоне и проваливаясь в блаженное ничто на какое-то бесконечно-вечное мгновение. Это было больше, чем искры из глаз. Это было совершенное блаженство. Он словно парил в невесомости. Он будто- Внезапно в мир вернулись звуки, а Сэнку даже не понял, как. Собственный жалобно-просящий скулёж, сбитое дыхание Гена и хриплое, сорванное, низкое, ломкое: — Цвет? — Зелёный, блядь, просто пиздецки зелёный, продолжай, продолжай, блядь, зачем ты остановился, давай же… Ген рассмеялся опасно и почти мрачно. — Хороший мальчик. ••• С самой первой встречи, с первого сеанса татуировки, с первой минуты, когда Сэнку оказался в его руках, под его пальцами и его иглой, Ген с отстранённым ужасом осознавал, как что-то в этом невозможном стоическом парне затрагивало самые тёмные, самые потаённые струны его души, что-то, что цепляло его отчаянно сильно, так, что его собственническая эгоистичная натура мечтала затащить его в своё логово и бесконечно доставлять удовольствие, раз за разом разбирая на части и собирая заново… Ген ощущал себя пьяным. Нет — он ощущал себя словно под кайфом. В голове шумело. Каждый вздох, каждый хриплый стон, каждое прошёптанное сорванным голосом ругательство расплывалось по венам Гена чёрной вязкой субстанцией, состоящей из похоти и упоения властью. То, каким открытым был Сэнку, каким свободным в своём удовольствии, то, как покрывалась следами румянца золотистая кожа — и не только румянца, кстати, о, эти воспалённые следы на заднице творили с его психикой нечто невообразимое… Стараться сохранить хотя бы отголоски рассудка рядом с Сэнку было бесполезно, и потому Ген уже даже перестал пытаться, теряя голову от чистейшего восторга, от абсолютной, заполоняющей каждый атом эйфории. Он ощущал себя богом, в руках которого удовольствие лучшего человека на земле, нет, во Вселенной, человека заботливого, защищающего, такого сильного и такого беззащитного, такого убийственно-доверяющего в его руках, блядь… Низкий грудной стон, настоящий глубокий звук удовольствия вырвался из Сэнку, когда Ген двинул бёдрами особенно резко. — Блядь, Мастер, да-а-а… ещё… — Ненасытный, — восхищённо выстонал Ген, накрыв его своим телом полностью, так, пока каждый его вздох не согревал покрасневшее ухо. — Чем же мне ещё тебя удивить, любовь моя? Я просто хочу увидеть, как ты разбиваешься в моих руках… Я хочу, чтобы ты распался на миллиарды кусочков, чтобы мне понадобились дни, чтобы снова собрать их вместе, чтобы удержать тебя в твоём теле и потом снова разбить, снова и снова, раз за разом… — Пожалуйста, Мастер, разбей меня, уничтожь меня, просто делай со мной всё, что хочешь, я твой, я твой, пожалуйста, пожалуйста… У Гена в жизни было не так уж много слабостей, но это явно была самой мощной, самой уничтожающей его рассудок. — Мой? — мурлыкнул он голосом, который казался слишком низким и опасным, чтобы быть его. — Твой, только твой… — И чем докажешь, ммм, сладкий? — Ген с силой провёл по его груди кончиком пальца, наслаждаясь видом, как на распаренной коже от этого движения появлялся красный след. Внезапно в его воспалённом сознании появилась идея. — Что, если я оставлю на тебе своё клеймо? — Да… — Что, если я вырежу на тебе своё сердце? — Блядь, да! Это безумие, это опасно, и это… Блядь, да. Ген с неприкрытым восхищением оглядел Сэнку. Его подтянутое тело, потрясающую мягкую кожу, испещрённую красивой вязью верёвки и его татуировками, покрытую яркими мазками румянца, влажную, нежную-нежную… Было что-то нечестивое в том, чтобы пометить её так, как Ген желал. Но затем он посмотрел на свои руки, руки, в которых зиждилось наслаждение Сэнку, руки, дарующие боль и удовольствие в одном флаконе, и понял, что это именно то, что нужно им обоим. — Тогда вдохни для меня глубоко-глубоко, — прохрипел он и, не выходя из Сэнку, схватил из разложенного вокруг кровати арсенала тонкий нож — один из своих любимых. Он медленно провёл лезвием по груди — ровно с таким нажимом, чтобы оставить царапину, но не пустить кровь. Сэнку заколотило. — Цвет? — Зелёный… — блаженно всхлипнул он. — Давай же… Пометь меня… — Всё внутри полыхало. Ген провёл по груди чуть сильнее. На розовой воспалённой полоске появились крошечные красные капли, и Ген, не удержавшись, их слизнул. Сэнку явно пробрало. — О, да! Ген медленно нарисовал остриём маленькое кровавое сердечко вокруг левого соска Сэнку. — Теперь у тебя моё сердце, милый, — он с каким-то нечеловеческим наслаждением слизнул горячую кровь, которая лилась с кожи его любимого человека, ощущая себя каким-то вампиром, что выпивал тем самым чужую любовь. — Ты позаботишься о нём для меня? — Сэнку лихорадочно закивал, его высокий лоб покрылся капельками пота, а бёдра беспомощно дрожали, пытаясь заставить Гена двигаться. — Ты такой красивый, — прохрипел он и, сдавшись, двинул тазом так, что Сэнку выгнулся, с силой натягивая свои верёвки, но Ген буквально пригвоздил его к месту, продолжая двигаться мучительно медленно, наклонился, вновь накрывая Сэнку собой и тяжело выдохнул прямо ему в ухо. — Скажи мне, чего ты хочешь, милый, — прошептал он, обхватывая ладонью его почти болезненно налитый член, который, казалось, и не смягчался толком после первого оргазма. — Я хочу услышать, как ты это скажешь. — Я просто хочу тебя, Мастер, хочу тебя, хочу быть твоим, хочу кончить, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, я не могу больше этого выносить, пожалуйста… — Сэнку беспомощно извивался, потерянный, бессильный и дикий. Это было прекрасно. Он был прекрасен. — Правда? Это всё, что ты хочешь? — издевательски шептал Ген, нисколько не ускоряясь. — Пометить тебя? Сделать тебя своим? — Умоляю, да, Мастер, умоляю… И Ген сломался. Он с силой двинул бёдрами вперёд, вбиваясь в Сэнку со звонким смачным шлепком, схватил его за волосы и откинул голову назад, с каким-то почти животным рыком впиваясь зубами в нежную мягкость под острой челюстью. Сэнку ахнул почти без голоса. Он попытался повернуться, чтобы поймать губами его губы в поцелуе, но Ген снова зарычал и дёрнул его на себя. Он кусал его шею, царапал зубами чувствительную кожу, сосал и неустанно двигался в каком-то безумном темпе, ни на мгновение не ослабляя своего натиска, его зубы разрывали Сэнку, пока он снова не почувствовал пьянящий вкус крови, и всё равно этого было недостаточно. Хотелось сожрать его, поглотить, впитать, выпить, присвоить себе каждую частичку его существа. Сэнку выл едва ли не на одной ноте, а Ген всё кусал и облизывал его рот, угол челюсти, шею, губы, слизывая его стоны, словно озверевший. В голове не осталось ни одной связной мысли, ни одной. Каким-то забытым осколком сознания он понял, что прямо сейчас Сэнку выгнулся от настоящей боли, но не остановился. Он снова дёрнул его за волосы, выгибая шею ещё сильнее, и Сэнку, он… он поддался, он засмеялся, он откинул шею ещё сильнее, оголяя горло специально для Гена, открываясь, доверяя… Блядь, он так ему доверял, так- От этой мысли Гена выкрутило оргазмом такой силы, что он едва не отключился. Из глаз брызнули слёзы. Его затрясло, и это ощущалось даже пугающе. Сквозь красное марево экстаза он продолжал двигать бёдрами, крепко сжимая член Сэнку в такт, вгрызаясь в истерзанную кожу на стыке шеи и плеча. Хриплые стоны Сэнку стали выше, тот напрягся всем телом и спустя мгновение выплеснулся между ними горячими пульсирующими лентами. Ген рухнул на него, пытаясь отдышаться. Спустя от силы пару секунд он приподнялся на локтях, моргнул, тряхнул головой, пытаясь прийти в себя, прогоняя последние хмельные капли марева, и… Блядь. — Господи, что ж я наделал?.. — прошептал он, в ужасе закрывая рот рукой. Сэнку весь был измазан кровью. Сердечко вокруг левого соска казалось воспалившимся и сочилось. На его шее буквально не осталось живого места. На сгибе шеи и плеча красовались кровавые следы настоящих укусов, словно Ген был какой-то, блядь, бешеной собакой. Пальцы задрожали. Пиздец. Пиздец. Пиздецпиздецпиздецпиздец- Паника наказывала убийственной волной. — Ген? — ломко прошептал Сэнку, и Гену захотелось рыдать. — Прости, — по щекам непроизвольно полились слёзы, — умоляю, прости… Я… чёрт… Ген соскочил с постели, на трясущихся ногах метнувшись к аптечке. Схватив всё, что нужно, он совершенно на автомате, не позволяя своему разуму скатиться в паническую атаку, разрезал на нём верёвку, вытягивая его, должно быть, уже затёкшие руки и ноги, дрожащими пальцами массируя воспалившиеся следы. — Ген, всё в порядке, — непонимающе выдал Сэнку, слепо протягивая к нему руку, но Ген отшатнулся от неё, словно она могла обжечь. — Просто полежи так, ладно? — блядь, ну его почему голос звучал так ломко! — Сейчас я обработаю раны, сейчас я… Но Сэнку его не послушал. Он сел, встревоженный — блядь, человек, который плавал в подпространстве, сел, беспокоясь о нём, о Гене, какой пиздец, какой позор, пожалуйста, Сэнку, ляг, дай о себе позаботиться, дай хотя бы немного компенсировать всё это, умоляю… — и стянул с лица маску. — Ген, родной, мне очень жаль, — прошептал он, широко распахнув глаза, и Ген горько рассмеялся, пронзительно и почти визжа. — Тебе жаль? Тебе? — он покачал головой, истерический смех вырывался из его груди неконтролируемым потоком. — Я сорвался, я сделал тебе плохо, я… — Я специально тебя подначивал. Прости, пожалуйста, родной, не расстраивайся, обещаю, всё было идеально, прости… — казалось, Сэнку умирал от желания протянуть к нему руку, сделать что-нибудь, что угодно, но Гена накрыло чем-то, чему он даже не мог дать название. Его трясло, ему хотелось выйти в окно от бескрайнего сожаления. — Тебе не за что извиняться. Я… — Ген провёл дрожащими руками по волосам, по лицу, пытаясь выпрямиться и стереть кровь Сэнку- — Тебе тоже, — твёрдо сказал Сэнку. — Я, блядь, мечтал о чём-то подобном с тех пор, как ты впервые об этом упомянул. Я знаю, что ты не хочешь этого слышать, но… чёрт… мне сейчас так чертовски хорошо, Ген, это было потрясающе, пожалуйста, давай просто обнимемся и… Из груди вырвалось рыдание. Всё неправильно. Это он должен был успокаивать Сэнку, это он должен был помогать ему всплыть медленно и осторожно, а не вот так, он должен был контролировать себя, он должен был нести ответственность за него, ведь Сэнку доверился ему, открытый и уязвимый, и прямо сейчас явно сбитый с толку, а Ген даже сам себя в руки взять не может, блядь, какое же ты ничтожество, Асагири- — Ген! Посмотри на меня! — Ген вскинул взгляд. — Я здесь для тебя, — Сэнку пожал плечами. — Если ты думаешь, что причинил мне боль так, как мне не нравится, мы можем поговорить об этом. Но я бы предпочёл, чтобы ты просто выслушал меня и действительно доверился мне, потому что я знал, чего хочу, и я сам сделал всё, чтобы это получить. Ген покачал головой. — Сэнку-чан. Я нарушил правила. Я. Сам нарушил. Свои же правила. Всё это работает только если я всё контролирую- Сэнку фыркнул. — Тогда извини, но я польщён тем, что сумел выбить из тебя твой чёртов контроль. Наступила тишина. Впервые за долгие годы Гену захотелось курить. Он закрыл глаза и запустил руку в волосы. Его трясло. Он был не в себе. Он понятия не имел, что с ним происходит, но ему было страшно, и стыдно, и виновато, и- Блядь. Ему нужна помощь. Но хуже всего — Сэнку нужна была помощь, но Ген не был способен ему её дать. У него была только одна идея, что со всем этим делать. — Сейчас я принесу тебе воды и апельсиновый сок. Потом обработаю порезы и укусы. Я закутаю тебя в одеяло и позвоню кое-кому, он придёт, убедится, что с тобой всё в порядке, и отвезёт тебя домой… — Что? Почему? Ген, всё нормально, почему ты… Я ведь люблю тебя, я… — в голосе Сэнку плескался страх. Ген вздохнул. — Я тоже люблю тебя. Но… — он наконец встретился взглядом со всё ещё хмельными и не совсем вменяемыми красными глазами. — Тебе сейчас нужна забота. Тебе нужна помощь. А мне нужно собраться, нужно прийти в себя. Это моя вина. Я слышу тебя, я слышу, что ты говоришь, но ты не понимаешь, милый. Ты немного не в себе. Всё, что между нами происходит, это работает только в том случае, если я заслуживаю твоего доверия, а если я не контролирую себя должным образом, то я не справляюсь со своей работой. — Но именно этого я и хотел… — Мы так не договаривались, — выдохнул Ген, устало сжимая пальцами переносицу и нервно покусывая губу. Он отвернулся от Сэнку и заговорил в пол. — Единственное, о чём мы действительно договаривались с тобой, в широком смысле, это то, что я буду всё контролировать, а ты будешь мне подчиняться. Я не справился с контролем. Я не справился с работой. — Ген, это не работа, это мы! Я люблю тебя! — Сэнку-чан, я мог тебя убить. Ты понимаешь? Я был на тонкой грани от этого, — голос сорвался. — Но я не собираюсь рисковать тобой. Я не собираюсь рисковать вместе с тобой, — он сглотнул горечь и направился на кухню. — Подожди, пожалуйста… — Сэнку. Мне нужно, чтобы ты меня услышал, — Ген поймал его взгляд. — Я знаю, что ты расстроен. Но прямо сейчас? Я не в порядке. И из-за того, что я не в порядке, я не в состоянии убедиться, что с тобой всё в порядке. Поэтому мне нужна чужая помощь. Прости меня за это. И за всё. Сэнку смотрел на него одновременно виновато и покинуто. — Пожалуйста, останься… — прошептал он. Но Ген вышел на трясущихся ногах, закрыв за собой дверь. Он был на самой грани паники, самой тонкой, готовый сорваться туда вот-вот, но ему нужно было сделать всё необходимое, всё от него зависящее, чтобы Сэнку не было хуже. Он достал телефон, нажал на кнопку вызова и глубоко вдохнул, прикрыв глаза. — Хьюстон? — выдохнул он спустя два гудка. — Мне нужна твоя помощь. ••• Ген сделал всё, как и обещал, но легче от этого не было. Когда он снова прошептал «прости» механическим, убитым, полным вины голосом, и вышел из комнаты, Сэнку казалось, что он закончился. В плохом, опустошающем смысле. Он сидел, завёрнутый в тёплое пушистое одеяло, и не двигался с места, просто смотрел на двери невидящим, немигающим взглядом, в надежде, что Ген вот-вот вернётся, что это всё какая-то ошибка, что просто сплошное странное недоразумение, что они сейчас обнимутся, как в прошлый раз, и всё будет хорошо, что… Но когда двери снова открылись, и вошёл Ксено — Ксено! Из всех людей, то… Сэнку сдался и заплакал. — Я не понимаю, — всхлипнул он, зарываясь лицом в ладони. Ксено тут же материализовался рядом, окутал его в свои руки и мягко прижал к плечу. В последний раз, когда он держал Сэнку вот так, было, наверное, лет в 14, и тогда Сэнку думал, что нет ничего хуже отказа в раннем поступлении в Токийский… Блядь, как Сэнку вообще оказался в этой точке таймлайна! — Всё будет хорошо, — выдохнул Ксено, и Сэнку никогда в жизни не слышал его голос таким мягким. Он чуть повернулся, чтобы прижаться щекой к его макушке. — Ген любит тебя. Ты любишь его. Вы со всем разберётесь, просто позже. Он расстроен, потому что подвёл тебя. — Но он меня не подводил! — В целях своей ответственности перед тобой, Сэнку, он действительно облажался. Ты должен это понять. Даже если ты ловил самый кайфовый кайф во всех параллельных реальностях, именно Ген нёс ответственность за создание и поддержание границ. Он несёт ответственность за твою безопасность. Он не может позволить себе роскошь… увлекаться. Сэнку всхлипнул и вцепился в Ксено, крепко сжимая его руку. — Но это моя вина. Я всё сделал так, чтобы он увлёкся, я хотел, чтобы он увлёкся… — Это так не работает, — всё так же мягко, но твёрдо сказал он, медленно покачиваясь с Сэнку на руках, будто баюкая его. Будь Сэнку сейчас в другом состоянии, он бы знатно охуел от того, что Хьюстон умеет быть таким, но прямо сейчас его воспалённое сознание было зациклено на другой проблеме. — Ты отдаёшь себя в его руки. Помнишь, что я сказал о нём в прошлый раз? — Что ты однажды доверил ему самое дорогое, а значит, можешь доверить ему и меня… — Сэнку покачивался вместе с ним, и мерное тщательно контролируемое дыхание приводило его в чувство. — И он заслуживает доверия именно потому, что понимает свою ответственность, — всё тем же успокаивающим тоном согласился Ксено. Сэнку шмыгнул носом. — Но ведь бывает и хуже. Я видел. Даже в клубе ту девчонку хлестали так, что смотреть было больно. А я ведь был на всё согласен, я не сказал стоп-слова, я… Я хотел, чтобы Ген отпустил контроль. Я провоцировал его. Я умолял, я просил ещё, я не понимаю, в чём проблема… Я думал, ему будет лучше, если он выплеснет все эмоции, и мы вместе будем свободными, я не понимаю… Ксено чуть отстранился, заглядывая Сэнку в глаза. Его обсидиановые радужки ещё никогда не казались Сэнку такими затягивающими, а взгляд ещё никогда не был таким спокойным и взвешенным. Ксено был экспрессивным, драматичным, взвинченным, эпатажным, язвительным — каким угодно, но не успокаивающим, не заземляющим, но, наверное, в этом и крылась какая-то суперспособность всех доминантов — отращивать себе для таких дел новую личность. — Сэнку. Ген ведь говорил тебе, что БДСМ — это не про «отпустить себя», а наоборот? — Ну, да? — Тогда ты должен понимать, что его, как ты выражаешься, «свобода» — в том, чтобы держать контроль. В том, чтобы держать в руках тебя. Управлять тобой. В этом смысл его роли. В том, чтобы ты мог не думать вообще ни о чём, а он мог думать только о тебе. Я не знаю, что именно у вас случилось, но если Ген чувствует, что крышку у него сорвало, значит, так и есть. И ты был в опасности. Потому что твой дом думал не только о тебе — но и о себе. А ты думал о нём. Зачем-то. И, видимо, ты потянул его за собой, туда, где ему не место. — Блядь, но я- — Я знаю, — голос Хьюстона был твёрдым и полным авторитета. — В этом главная сложность совмещения романтических отношений и БДСМ-практик. Иногда из-за того, как сильно мы влюбляемся в партнёра, плывут наши границы. Ген так любит тебя, что поддался на твой зов — и поплатился. Ты так любишь его, что решил, что знаешь сам, как сделать лучше — и сломал несущие стены. Всё намного проще, когда кроме стен ничего нет. Но это явно не ваш случай. — Но я всё равно не понимаю, — Сэнку с силой потёр переносицу. — Он говорил, что ты… э… всё делаешь по-хардкору? И у вас же со Стэном всё нормально? Ксено усмехнулся. — Ну, мне не нужно терять контроль, чтобы расписать Снайдера под хохлому, понимаешь? Я тыкаю в него ножами и грожусь его убить, абсолютно контролируя ситуацию. Но то я и Стэн, а то — твой Асагири. Ты ведь не будешь спорить, что мы разные, мягко говоря? Сэнку вздохнул. Он больше не ощущал себя потерянным, брошенным и слабым, но всё равно чувствовал тоску, вину и огромный океан сожаления. — И что мне теперь делать? — Что он сказал, что бы хотел, чтобы ты сделал? Он устало закрыл глаза. — Чтобы я поехал домой и лёг спать. — Отлично, — кивнул Ксено. — Вот что мы сделаем. Я помогу тебе встать, и мы дойдём до машины. Я отвезу тебя домой, уложу спать, ты отоспишься от всего этого адреналина, и уже завтра с утра поймёшь, что делать. Как тебе план? — он чуть наклонился, чтобы поймать его взгляд. Сэнку кивнул. — Хорошо. — И, для протокола… раз уж я здесь исключительно по просьбе Менталиста, можешь не переживать. Если ты сам не попросишь, я эту тему никак поднимать не буду. Почему-то от этих слов действительно стало легче. — Спасибо. ••• — Ксено знает, как закрыть твою квартиру, да? — хмыкнул Стэн, помогая Гену снять пальто. Ген рассеянно кивнул. — Там ничего сложного, просто захлопнуть дверь… Снайдер бросил ключи в миску на комоде. Ген растерянно огляделся. В гостях у Уингфилд-Снайдеров ему ещё бывать не приходилось, но Ксено настоял, что Гену тоже нужна помощь — в смысле, не только с Сэнку, а и конкретно ему. Пентхаус, в котором жило странное семейство, был обустроен в стиле лофта, с открытой планировкой, достаточно большой, чтобы квартира Гена могла поместиться тут дважды и даже больше. — Просто… как? — тихо спросил он, больше для себя, чем для кого-либо, но Стэн услышал. — Ты не поверишь, но за убийство людей по государственному заказу довольно неплохо платят. Они обменялись усталыми улыбками. Стэнли провёл Гена в гостиную, включил газовый камин и усадил Гена на низкий бархатный диванчик. — Тебе не обязательно оставаться рядом со мной, всё в порядке, — выдохнул Ген. — Я в порядке. — Заткнись, — Снайдер уселся в угол дивана. — Я — в порядке, а ты — нет. Ген уставился в огонь, опустив голову. — Зачем ты это делаешь? — Мы оба знаем, что ты бы сделал для меня то же самое, — отмахнулся Стэн. — Что бы ты там ни думал, я твой друг. И я могу представить, что ты чувствуешь. А ещё я знаю, что чувствует мелкий, и знаю, что Ксено бы хотел, чтобы у вас всё было в порядке. Выбери причину, которая тебе больше нравится, мне всё равно. Тебе просто нужно поспать, мужик. И, кстати, в таком состоянии лучше не смотреть на огонь. Ген провёл рукой по глазам. Он знал, огонь плохо влияет на стабильность менталки, когда ты в отчаянии. — Я знаю. Извини. — На тебе всё ещё кровь. Пойдем, помоем тебя. — Я могу помыться сам. Голос Снайдера был тихим, но непреклонным. — Можешь, но ты тут, нахрен, заблудишься. Или возьмёшь шампунь Ксено, а я получу по яйцам, что не проследил. Пойдём, — он встал и протянул руку Гену. Ванная была просторной и светлой, вся вот эта белая плитка в немного андеграундном стиле, бронзовая фурнитура и кварцевые столешницы, на которых было такое количество средств по уходу за кожей, что хватило бы на семью из четырёх человек. Стэнли подвёл Гена к табурету перед туалетным столиком и жестом пригласил его сесть. — Ты действительно не- — Асагири. Заткнись, — чёткими и лёгкими движениями Стэнли потянулся, чтобы включить воду, схватил с полки полотенце, намочил его и выжал излишки. Он принялся осторожно вытирать кровь со щеки Гена. Спустя минуту тишины он выдохнул. — Я уверен, всё у вас будет хорошо, не переживай, — он запрокинул его голову и вытер кровь, что стекала по горлу. — Блядь, мужик, у тебя это даже в волосах. Думаю, мне таки придётся бросить тебя в ванну. Сорян, — Стэн повернул его лицо влево и вправо, будто Ген был какой-то тряпичной куклой. — Можно я всё-таки сам? Снайдер поджал губы. — Мне Хьюстон сказал тебя одного не оставлять. Ген усмехнулся. — Честное слово, топиться я тут не буду. — Уверен? — Обещаю. ••• Когда Ген вышел из ванной в спортивных штанах и футболке с длинными рукавами, которые Стэн предусмотрительно ему занёс, он услышал, как хозяева дома тихо разговаривают в гостиной. Он не мог разобрать разговор, но услышал, как Ксено тихо рассмеялся, когда встал, чтобы пойти на кухню. Он заметил Гена и слегка сощурился — без привычного яда, но с ощутимой иронией. — Проходи к камину. Я принесу тебе чаю. Огонь убавили до минимума, и на открытом пространстве лофта было действительно холодно, поэтому Ген по пути подхватил с соседнего кресла плед. Стэн протянул ему руку, и Ген рухнул рядом с ним, аккуратно прижавшись к горячему боку, чтобы было теплее. Через минуту подошёл Хьюстон, вложил в его руки ароматную полную чая кружку и сел с другой стороны. — С Сэнку всё в порядке, — невозмутимо сказал он, будто всё происходящее не произвело на него ни малейшего впечатления. — Он не понимает, что между вами случилось, но с ним всё в порядке. Я отвёз его домой, выдал ему таблетку снотворного и уложил спать. Утром будет как новенький. Ген вздохнул. — Не будет. На нём слишком много повреждений. Ксено закатил глаза. — Не драматизируй. Бывает и хуже. — Я прокусил ему шею. — Но он не сказал стоп-слова. Стэнли пожал плечами. — И, если тебе интересно, я думаю, это было довольно горячо. — Зачем вы это говорите? — глаза снова защипало. — Вы оба знаете, как сильно я согрешил. Не нужно ложных утешений. Я виноват. Я потерял контроль с клиентом. Я- — Ген, он не клиент, — рявкнул Ксено. — Я всё понимаю, БДСМ-этикет — это важная, блядь, штука, но Сэнку не твой клиент. Он сопливый щенок, который тебя обожает до невнятных воплей. В нём вообще мозгов не остаётся, когда он про тебя говорит, в глазах сердечки вместо интеллекта. Снайдер хохотнул. — Да ты и сам, кстати говоря, не лучше. Смотрите друг на друга, будто вас из сопливого фильма вырезали. — Да, — согласился Хьюстон, — поэтому расслабься, чёрт возьми. Слышишь? Ты облажался, он дурачок, но что вам мешает просто задорно трахаться, без всей этой дурацкой мишуры с твоими непоколебимыми правилами? — Но Сэнку нравятся сессии… — слабо возразил Ген. — Ему нравишься ты. А по жопе шлёпать и с пробками баловаться можно и без сессий. Да даже если и с ними, то… — Ксено неопределённо взмахнул рукой, — любовь важнее правил. Ген моргнул. Глотнул чай. Любовь важнее правил? — Мне надо об этом подумать…