True Touch

— Эй! Пёс! Мел! — крикнул Сэнку, когда Мелок снова облизал Гену всё лицо от подбородка до лба. — А ну отстань от него! Ген же не возражал — возня с бешеным щенком, который то и дело норовил перелезть с заднего сидения вперёд, на пассажирское, отвлекала от тревожной тошноты, что поселилась под диафрагмой с того момента, как они с Сэнку принялись собирать вещи в поездку. В гости к отцу Сэнку. На целые выходные. С ночёвкой. Как у Гена от волнения не поседела вторая часть его несчастной башки, он и сам не очень понимал, но, вот, он оказался втиснутым на пассажирское сиденье собственной машины где-то между печкой и крайне весёлым Мелком, потому что Сэнку предложил повести сам. Как оказалось, Бьякуя-сан жил примерно в получасе езды от города, там, где уже начиналась сельская местность, но ещё не начались бескрайние просторы заливных рисовых полей. Сэнку объяснил, что несколько лет назад тот решил перебраться поближе к природе, когда после очередного сложного дела на работе его схватил приступ, и врачи настоятельно посоветовали поменьше нервничать. Бьякуя не стал возражать — он купил дом, развёл кур, посадил капусту и нашёл отличный повод постоянно сгребать к себе в угодья всю ораву своих детей и друзей своих детей — ради праздничных застолий (и чтобы те помогали чинить вечно текущую крышу). Впрочем, в городе ему тоже было, где остановиться — потому Гену и посчастливилось столкнуться с отцом Сэнку в то солнечное утро после их первой сессии — но распробовав деревенскую жизнь, Бьякуя-сан уже не был готов от неё отказаться. На радио уже почему-то вовсю играли рождественские песни, хотя до Рождества был почти месяц, но Ген не жаловался — он подпевал. Разве было в этом мире что-то более вдохновляющее на ожидание какого-то волшебства и ощущение сказки, чем атмосфера вот этой суеты в преддверии большого христианского праздника? Скоро точно выпадет снег, откроют катки… эх, нужно будет вытащить Сэнку хоть разок покататься. Счастье всколыхнулось под кожей, и Ген покосился на человека, одна мысль о совместных планах с которым заставляла его сердце сладко трепетать. Сэнку мягко улыбался и даже периодически мычал себе под нос какие-то мелодии, расслабленный и внимательный, такой серьёзный за рулём, что Ген невольно им залюбовался. Почувствовав его долгий взгляд, Сэнку мельком на него посмотрел. — Ты какой-то притихший. Всё в порядке? — Немного волнуюсь, — признался Ген, чуть поджимая губы. — Всё-таки, ну… мы с тобой не так уж давно вместе, вдруг я не впишусь в семейные посиделки? Сэнку с тёплой усмешкой закатил глаза. — Ген, даже не думай. Просто поверь, там у всех буквально счастья полные штаны по поводу того, что я еду со своим партнёром. Серьёзно. Ты в их глазах уже герой, раз в принципе со мной связался. Тем более, ты ведь и так почти со всеми знаком? Ну, кроме Ксено с его ксенофилом, но что-то мне подсказывает, вы поладите… Ген вздохнул. Если это тот самый Ксено, о котором он думал, возможно, Ген был даже слишком с ним знаком… Вероятность, конечно, была не то чтобы огромная, но, блядь, таких вот «просто совпадений» в жизни тоже не случалось. И если в доме отца парня, с которым Ген планировал строить своё «долго и счастливо», его ждали гранатные осколки выдающегося сексуального прошлого, ну, что ж… Может быть, стоило заранее рассказать Сэнку обо всём, чтобы не было никаких неловких ситуаций? Но, с другой стороны, как о таком расскажешь-то, блядь? Тем более, Сэнку и так, слава богам, прекрасно знал, кто такой Ген и чем он порой развлекался на досуге… В голове промелькнула мысль, что, происходи это всё ещё каких-то несколько месяцев назад и с кем угодно другим, кроме Сэнку, тревожности было бы уже столько, что Ген бы точно помер от тошноты. Но сейчас — надо же! — он был почти уверен, что всё будет в порядке. Что Сэнку не оставит его, не откажется от него, не скажет, что Ген его опозорил… Может быть, Сэнку даже снова защитит его, если понадобится. Рядом с ним было настолько безопасно, что почти не верилось. Было уже почти два часа дня, когда они, наконец, въехали на длинную гравийную дорожку перед большим двухэтажным домом и припарковалась под огромной ивой. Пёс засуетился ещё сильнее, и Сэнку поспешил вылезти из машины и выпустить бешеного от радости Мелка. Ген осторожно выскользнул вслед за ним, опасливо озираясь по сторонам. — Я почти слышу, как ты думаешь, — усмехнулся Сэнку, принявшись вытаскивать вещи из багажника. — Не бойся. Всё будет в порядке. Ген закатил глаза и потянулся вверх, разминая спину и затёкшую в дороге задницу. — Я не боюсь. Просто чувствую себя немного разбитым. Не люблю долгие поездки и незнакомые места. — Что ж, у тебя будет масса возможностей размяться. Уверен, старик начнёт раздавать указания по дому, как только мы переступим порог. — Да? Хаха! Если все они связаны с Кинро-Канся-но хи, я точно не расстроюсь! Вооружившись чемоданами, они направились в дом. Местность была очень живописной — за горизонтом расстилались рисовые поля, по холмам рассыпались цветные хлопья небольших деревень, а тут, вокруг дома, росли деревья, стоял большой амбар и, видимо, курятник, за которым расположилась… — …Это что, пасека? — удивлённо вскинул брови Ген. Сэнку даже не взглянул, куда он указывал, сразу засмеялся. — Ага. Вообще, это затея Рюсуя. Он уговорил отца поставить тут улья и продавать мёд. Себе. Никто, кроме Рю, его не покупает. — Серьёзно? Рю-чан такой сладкоежка? Какая прелесть! Сам дом Бьякуи-сана был большим и внушительным, совсем не похожим на типичные японские домики, обшитый деревянными рейками, окрашенными в белый цвет, с чёрной крышей и множеством окон. Судя по размерам, в нём могли спокойно разместиться не только Бьякуя со своими детьми, с друзьями детей и собаками, но ещё и остались бы примерно три гостевые спальни. Рождество наступит только лишь через месяц, но дом уже был украшен гирляндами и венком из веток остролиста на входной двери. Заметив, что Ген разглядывал украшения с очевидным удивлённым любопытством, Сэнку решил пояснить. — Пару недель назад отцу разрешили забрать Суйку на выходные. Она обожает Рождество, и, ну, теперь всё в гирляндах. Хорошо хоть ёлку не поставили, а то с них станется… О, чёрт, это было мило. Ген почти готов был расплакаться от умиления, но они уже поднялись ко входной двери. Едва Сэнку успел её коснуться, как та с шумом распахнулась, и в проёме появился высокий мужчина с длинными наполовину седыми волосами, одетый в чрезвычайно безвкусный, но совершенно очаровательный свитер крупной вязки. Ген видел Бьякую только раз (и будучи в некотором стрессе), но эти глубокие тёплые глаза цвета пряной вишни и широкая яркая улыбка врезались в его память навсегда. — Сэнку, мальчик мой, ты приехал! — он буквально сгрёб Сэнку в объятия, которые выглядели так, словно тому вот-вот сломают рёбра. Впрочем, судя по лицу Сэнку, тому явно было не привыкать. — Мы с Кохаку уже готовим ужин. Хром тоже приехал, торчит где-то на чердаке, а Рю с Укё сказали, что будут чуть позже. — Я знаю, — проворчал Сэнку. — Ты уверен, что Львице можно доверять ужин? Я бы- В этот момент взгляд Бьякуи, наконец, скользнул мимо сына — прямо на Гена, который всё это время несколько неловко мялся на крыльце позади Сэнку. — О, Ген! Ты тоже приехал! Здорово! — Здравствуйте, Бьякуя-сан, — Ген сделал шаг вперёд с лёгким поклоном. — Я ценю, что вы позволили мне провести праздники с вашей семьёй и остаться в вашем доме- — О, боги, ты чего, как не родной? — хохотнул Бьякуя, разводя руки и сгребая Гена в точно такие же крепкие объятия. — Не нужно быть таким официальным со мной, парень! — Гена поставили на место, дружески хлопнув по плечу. — Называй меня просто Бьякуя, без всяких там «санов», — он искоса взглянул на Сэнку, заговорщицки понизив голос, — или Гену уже следует называть меня папой, а, Сэнку? В ту же секунду Сэнку покраснел, словно яблоко из «Белоснежки», потупил взгляд, отвернулся, и у Гена возникло ощущение, что ещё мгновение — и они оба провалятся под землю прямо здесь и сейчас. — Эм, кхм, ну, эээ… — замялся Сэнку, и Ген поспешил ему на помощь. — Думаю, пока будет достаточно просто Бьякуи, ага? — неловко хихикнул он в попытке разрядить обстановку. Но Бьякуя, казалось, только этого и добивался. Больно уж довольным он выглядел. — Замечательно! Очень хорошо. Мы все рады, что ты приехал, Ген. Чем больше людей, тем веселее. Сэнку фыркнул, закатив глаза. — Скорее, тем больше рабочих рук займётся твоим ремонтом… — Да, — положив руку на сердце, признался Бьякуя, — и это тоже. Но это всё завтра! Вы заходите, заходите, оба, должно быть уже, замёрзли. Резко похолодало, правда? Хотите чаю? Я поставлю чайник, — и с этими словами он исчез на кухне. Сэнку чуть подтолкнул Гена локтём. — Пойдём, покажу тебе, куда положить вещи. У нас будет своя комната, но не обещаю звукоизоляцию… — На что ты намекаешь? — На то, что наша комната будет рядом с комнатой Рю, и надо быть готовыми ко всему, — хохотнул Сэнку и повёл его вверх по лестнице. Как оказалось, интерьер столь уютного снаружи дома был таким же уютным и изнутри. Он был выдержан в европейском фермерском стиле, а по стенам висели очаровательные фотографии из детства Сэнку, Кохаку и Рури, и Ген от души посмеивался над тем, какие пухлые щёчки были у каждого из них. Сэнку что-то показательно ворчал, но явно был доволен — в его улыбке таилось столько тепла, что глупое сердечко Гена почти не выдерживало. Сэнку открыл дверь спальни, и… Ген медленно повернулся к нему, приподняв брови. — Это что, космическая комната? Серьёзно? Тот вздохнул, качая головой. — Помнишь, я рассказывал, что из-за работы отец попал в больницу? Ему тогда сказали найти хобби, которое помогало бы отвлекаться от работы. Он решил, что сажать капусту и кормить кур за городом недостаточно. — И он?.. — Увлёкся дизайном интерьера. Есть космическая комната, а ещё коровья, и комната подсолнухов… — О боги, — рассмеялся Ген. — Я хочу увидеть коровью комнату. — Поверь, ты не хочешь… — Я настаиваю! ••• Исследование дома заняло около получаса. Коровья комната, как Ген и предполагал, была тем, чего так не хватало в его жизни. Следующую квартиру он намеревался обставить именно так, а лучше — пригласить Бьякую-сана на роль дизайнера. Сэнку называл его сумасшедшим и сладко целовал за каждым углом, украдкой оглядываясь, чтобы никто не видел. Ген чувствовал себя счастливым. — Ну, эй, вы чего не спускаетесь, голубки? — с лестницы раздался задорный голос Кохаку. — А ну идите сюда! Сэнку? Я по тебе, вообще-то, соскучилась! Сэнку с очевидным трудом оторвался от его губ, и, прижавшись лбом ко лбу, прошептал. — Ты готов спуститься? Можем ещё немного посидеть в безопасности… — Я люблю тебя, ты знаешь? — нет, Ген точно не доживёт до Рождества, если его сердечная мышца продолжит лихорадить каждый раз, когда его парень делал нечто настолько трогательное. — Это да или нет? — Это «пошли вниз», — мурлыкнул Ген, напоследок ещё разок прижавшись к нему в целомудренном поцелуе. Кохаку там, внизу, встретила их с ножом наперевес. Она, конечно, всего лишь нарезала салаты, но выглядело это всё равно впечатляюще. — Ген! — взвизгнула она, тут же подскочив ближе, и стиснула его в объятиях едва ли не ещё более крепких, чем те, что подарил её отец. — Я так рада тебя видеть! — Я тоже рад тебя видеть, Кохаку-чан! Как твои дела? — Нормально, — отмахнулась она, — сессия близко, а значит, если я закрою табель на высокие баллы, Сэнку мне оплатит ещё одну татуировку, да, Сэнку? Тот лишь закатил глаза. — Ты закрой сначала, потом и поговорим. Где там, блин, Хром? — спросил он, оглядываясь по сторонам, будто Хром мог где-то здесь от него спрятаться. За спиной сразу раздался знакомый приятный голос. — Я тут! Привет, Ген, классно, что ты приехал! — Ген моргнул, несколько ошарашенный внезапным гостеприимством всех окружающих, и помахал Хрому рукой. Тот широко улыбнулся и осмотрелся на кухне. — Блин, а где Рюсуй? Там на крыше есть угол, который протекает, и я даже со стремянкой не достаю, нам нужна эта шпала! — Рю звонил раньше, они с Укё немного задерживаются, — снова взмахнула ножом Кохаку. Ген ненавязчиво от неё отошёл — он, конечно, уважал всякого рода найф-плэй, но, не поймите его неправильно, всё-таки, не при таких обстоятельствах. Как минимум, Кохаку-чан явно не знала его стоп-слова… — Но не сказал, почему. Хром задумчиво кивнул. — Наверное, слишком долго трахались и потеряли счёт времени… Его тон был настолько серьёзным, а Сэнку с Кохаку переглянулись с настолько философским видом, что Ген почти рассмеялся, но внезапно на кухню заглянул Бьякуя, многозначительно прочистив горло, и Ген решил на всякий случай не хихикать. Мало ли, какие тут правила. Бьякуя, конечно, не выглядел как человек, осуждающий шутки про секс, но и у Гена не было опыта в общении с отцами своих партнёров. — Дети мои, — улыбнулся тот, усаживаясь в глубокое кресло, — ваш чай остывает. Прекратите болтать и пейте, — под синхронное «да, папа» Сэнку с Кохаку плюхнулись на диванчик, Хром пристроился напротив, а Ген втиснулся между ними. — Ген, мой дорогой мальчик, — усмехнулся Бьякуя-сан, поворачиваясь к нему, — пожалуйста, дыши. Я вижу, насколько ты напряжённый, и мне немного неловко. Может, плеснуть тебе в чай коньячку? — Не стоит, — заверил его Ген, — мне просто нужна минутка освоиться. Бьякуя понимающе кивнул и улыбнулся ещё шире, хотя казалось, что это вряд ли возможно. — Ну, ладно. Подмигни, если что, и я мигом! — он заговорщицки метнул взгляд в сторону мини-бара, и Ген усмехнулся. На сердце как-то сразу потеплело. Бьякуя тем временем немного посерьёзнел. — А ещё я хотел тебя поблагодарить. — За что? — Мне позвонили сегодня из суда. Повторное слушание по делу Суйки назначили на вторник. Сэнку аж поперхнулся чаем. — Уже?! Сегодня ж вообще выходной! — Ну, — Ген кокетливо повел плечом, — когда в дело вступают связи, вопросы решаются гораздо быстрее. Но не стоит меня благодарить, — он улыбнулся, — Кокуё-сан передавал вам привет. — Неужели он меня помнит? Кохаку выгнула бровь. — Пап, ты, вообще-то, крутой. На минуточку. — Ты чертовски права, Кохаку-чан! — хихикнул Ген и, сделав большой глоток чая, изумлённо распахнул глаза. — О, Бишамонтен, это превосходно! Бьякуя пожал плечами, будто бы невозмутимо, но видно было, как ему приятно. — Поживите с моё, и точно узнаете секрет хорошего чая… Сэнку закатил глаза. — Старик, не начинай… Это обычная чайная смесь, которую ты купил в Gyomu Super на распродаже, а говоришь, будто это какой-то древний семейный рецепт. — Ну, я добавил туда мёд с нашей пасеки, — отмахнулся мужчина с видом, будто Сэнку докопался до него на пустом месте. — Это и есть своего рода семейный рецепт. — По сути, это пасека Рюсуя! — Да, но в моём дворе! — Что ж, я не могу об этом не спросить, — усмехнулся Ген, осторожно поставив чашку с чаем на колени. — Неужели Рю-чан и правда уговорил вас разводить пчёл только чтобы самому скупать весь мёд? Хром заржал. — Он раньше сам пытался разводить пчёл. Давно, ещё когда мы учились в универе. Но потом оказалось, у него аллергия на пчелиный яд… — Ага, — подхватил Сэнку. — Мы называли его Рудольф, потому что однажды этот придурок чихнул и втянул пчелу прямо себе в нос. Та, конечно, ужалила его от такой наглости, а нос распух на несколько недель и был ярко-красным. — Рудольфа я придумала! — Кохаку просияла. — Ты бы его видел! У меня где-то были фотки… От смеха Ген чуть не выплюнул свой чай. ••• — Потрогай, ну же! — Боги, нет! — Не бойся, они не кусаются! — Я не хочу, чтобы Кохаку-чан обзывала меня Рудольфом! — А ты не чихай пчёлами, а потрогай их, — Сэнку рассмеялся и, чёрт бы его побрал, и правда протянул руку и погладил пчелу по брюшку. Пальцем. По мягкому пушистому полосатому брюшку… Конечно, Гена повели на экскурсию на пасеку. Конечно. На что он вообще надеялся? Он попытался было возразить, что не любит, когда в него тычут жалом, на что Кохаку демонстративно оглядела его татуировки и заявила, что из уст Гена это звучит неубедительно, и вот он здесь. Как оказалось, к зиме все улья на пасеке утеплили, но пчёлы не впадали в спячку, их деловая пчелиная жизнь продолжалась — они мирно гудели по своим домикам, теснясь поближе друг к другу своими пушистыми брюшками, суетились там чего-то, вибрируя так, что ведь улей немного дрожал, если положить на него руку… Погладить пчелу казалось чем-то очень странным, но очень желанным, и Ген рискнул. Пчела оказалась мягкой и бархатистой, почти меховой — ровно такой, какой представлял себе его мозг. — Сэнку-чан! Она вибрирует! — Ну, пчёлы так устроены, да, — усмехнулся Сэнку, приобняв его сзади и нежно тычась носом куда-то Гену за ухо. — Нет же, она будто кошка… будто она мурлычет! — Ген восторженно пищал. — Пчёлы умеют мурлыкать? Это маленькие полосатые котята от мира насекомых, да? А кошки? Кошки умеют делать мёд? Сэнку тихо засмеялся, уткнувшись лбом ему в плечо. — Ты дурачок? — Нет, я городской житель, я видел пчёл только на картинках! И в той серии «Чёрного зеркала»! Когда они вернулись в дом, вдоволь насладившись уютным жужжанием пушистых брюшек, Ген в полной мере ощутил пряный запах горячей еды, от которого тут же потекли слюнки. Пока они блуждали по пасеке, успели приехать Рюсуй и Укё — эти двое подкараулили их в дверях, и Рю так агрессивно обнял Сэнку, что Ген всерьёз заподозрил, что в этом доме на самом деле есть какое-то негласное правило то и дело пытаться сломать друг другу рёбра. — С днём труда, капустная башка, — прогремел Рюсуй, с силой хлопнув Сэнку по спине. — Ты ж у нас извечный трудоголик! — Я же говорил тебе, чтобы ты, блядь, не называл меня так. — А я решил, что поржать над тобой мне дороже нелепых угроз! Пока эти двое препирались, Ген с теплотой пожал руку Укё. Тот улыбнулся ему, широко и лучисто, но немного обеспокоенно. — Привет, Ген! Как ты после вчерашнего?.. — Да всё в порядке, — отмахнулся Ген, — правда. Думаю, гораздо больше беспокойства мне причинила мозоль от неудобных туфель. Нет, серьезно, почему под чёртов костюм нельзя было надеть кеды? Укё тихонько хихикнул в руку. — Понимаю. Я вообще ненавижу костюмы. Они вызывают у меня ассоциации с военной формой… — Ты был военным? — удивился было Ген, но тут же вспомнил. — Точно, подлодка! Могу представить тебя в форме — очень даже секси! Укё очаровательно покраснел. — Ну, ты в костюме — тоже секси… — Приехали, ублюдки?! — за спиной раздался возмущённый голос Хрома. — А ну марш на чердак, вы думали я тут один за всех отдуваться буду? Хрена с два! Ужин будут хавать все, а работать — я один? Возмущение Хрома было, безусловно, праведным и обоснованным, так что уже через десять минут все отправились наверх, захватив с собой и Гена с Кохаку впридачу. Бьякуя попытался было залезть на крышу вместе с ними, но Сэнку обозвал его стариком, припомнил больную спину и то, что кроме него большой праздничный ужин тут никто не приготовит, так что роли распределились согласно рекомендациям профессионалов. Как оказалось, крыша в старом доме прохудилась в паре мест, недостаточно критично, чтобы спешить с её починкой в течение лета, но достаточно основательно, чтобы побеспокоиться об этом в преддверии снежной зимы. Сэнку и Хром с умным видом рассуждали о преимуществах синтетических карбоновых материалов над старым добрым гофрированным металлом, Рю деловито выпиливал что-то лобзиком, Укё то и дело мотался то вниз, то вверх, затаскивая по лестнице, видимо, те самые материалы (удивительно мускулистый и сильный для своего роста и обманчиво-милого лица, как с интересом отметил Ген), а Кохаку потащила его с собой, разбирать старые коробки в поисках ёлочных украшений. — Но до Рождества ещё целый месяц, Кохаку-чан, — попытался было возразить Ген. Кохаку заговорщицки шикнула. — Тише ты! Или хочешь, чтобы и тебя припрягли крышу чинить? Наша стратегия — имитация бурной деятельности! Такой аргумент крыть было нечем. Впрочем, затея с коробками оказалась совершенно очаровательной. Открыв уже первую, Кохаку буквально запищала от радости. Ген с любопытством заглянул внутрь. — Что там такое? — Телескоп, — девушка отогнула краешек пледа, которым была укутана разобранная металлическая конструкция, — прямо из детства… сколько же лет прошло с тех пор, когда мы его в последний раз доставали? — О, я помню эту историю, — улыбнулся он, — ты рассказывала, как отец возил вас смотреть на звёзды… Кохаку усмехнулась. — Ага, он до сих пор периодически скучает по небу, а я, вот, кроме Большой медведицы и не запомнила ничего, хаха. Вот они с Сэнку душнили тогда! Батя ж у нас бывший астронавт, ты знал? А до этого преподавал астрофизику в университете. — До сих пор не понимаю, как его занесло в социальную работу… — Ну, я так полагаю, из-за Сэнку, — пожала плечами она. — Мы об этом толком-то никогда и не говорили, но я знаю, что Сэнку был сыном его близкого друга, который погиб, и батя не мог оставить его вот так, на произвол судьбы. Правда, процесс усыновления оказался совсем непростым, и отец столкнулся с кучей трудностей, пока Сэнку был в приюте, ну, и, короче, решил, что посвятить жизнь благому делу социального труда куда полезнее для общества или типа того. Ген вздохнул. Его ни на секунду не переставало восхищать семейство Ишигами, и с каждой новой деталью благоговение лишь сильнее укреплялось. Кохаку закрыла коробку с телескопом и достала следующую. Ген последовал её примеру. — Кокуё-сан упомянул, что вы с Рури оказались у Бьякуи-сана подростками?.. — очень осторожно, прощупывая, чтобы не ранить, начал он. Но, видимо, ранить Кохаку было очень сложно, потому что она хохотнула с нескрываемым весельем. — О, да! Ну и крови мы тогда у него попили! До сих пор удивляюсь, как батя нас обратно в детский дом не сдал! Ген аж поперхнулся. — Ээ, ты так просто об этом говоришь… — Да а чего париться? — отмахнулась девушка и радостно воскликнула, извлекая из коробки большой фотоальбом. — Такая жизнь. Мне тогда было десять, а Рури уже тринадцать. В приюте мы оказались… ну, лет в шесть? Или пять? Я плохо помню, — она пожала плечами и сдунула пыль с альбома. — Хаха, на Рури вечно жаловались все воспитатели! Она дралась со всеми, кто смел меня обижать! И, конечно, нас никто не хотел забирать в семью, мы ведь были уже слишком взрослые. А тут — Бьякуя. Они с Рури как-то внезапно подружились, когда он приезжал волонтером на праздник в наш детский дом. Он ей про космос рассказывал, а она ему кучу вопросов задавала… Рури умная. Много знает, — Кохаку вздохнула, печально поджала губы, и Ген осторожно накрыл её ладонь своей ладонью, чуток сжимая пальцы, как бы говоря «всё будет хорошо, она обязательно поправится». Кохаку улыбнулась ему, кивнула и принялась листать фотоальбом. — Вот, смотри, это мы спустя почти полгода, как оказались в семье! — У Сэнку-чана что, фингал под глазом? — Ага, — хищно усмехнулась девушка. — Я поставила! Ген расхохотался. — За что?! — Он обозвал Рури глупой, потому что её истории про звёзды — ненаучная фигня. Вот они цапались тогда, ты бы видел! — Сколько вам здесь? — Мне так же десять, Сэнку двенадцать, а Рури — тринадцать, — улыбнулась Кохаку, с невыразимым теплом в глазах разглядывая фотографию. — Могу представить, как его тогда корёжило. Прикинь, в двенадцать лет внезапно заиметь аж двух сестёр, с которыми надо делить комнату, внимание, компьютер… и одна из них ещё старшая! Я бы офигела! — Я бы тоже, — согласился Ген. Почему-то он никогда не думал о том, каково было Сэнку. Сейчас-то всё было трогательно и тепло, Ген видел, как тот обожает семью, и сестёр, с каким теплом говорит о Рури, как заботится о Кохаку, но когда ты — подросток, и тут на тебя свешивается внезапная братская обязанность… наверное, это нелегко. Он перелистнул страницу альбома. — Какие вы тут хорошенькие! Боги, Кохаку-чан, ты само очарование в этом розовом платьице! — Ага, — хохотнула Кохаку. — Кто бы мог подумать, что из этой очаровательной девчушки вырастет такая оторва, да? — Заметь, это не я сказал! Коробку с ёлочными игрушками они нашли только минут через сорок — слишком уж увлеклись просмотром фотографий. Сердце щемило от трогательной нелепости и вечно-недовольного выражения лица подростка-Сэнку, а наблюдать, как с каждым новым разворотом альбома этот хмурый цыпленочек превращается в прекрасного мужчину, которого Ген так любил, было просто выше его сил. В процессе хихиканья и обмена забавными комментариями Ген ненавязчиво рассказал Кохаку о своём недавнем клиенте с татуировкой льва, мол, представляешь, то лет пять никто никаких львов не набивал, то, вот, внезапно, в течение пары месяцев и сразу двое, как же так, не может же всё это быть просто совпадением, это явно знак, к тому же, Кохаку-чан, видела бы ты его грудные мышцы- — Вы чего тут делаете? — Я показывала Гену, каким чмошником ты был в средней школе, — невозмутимо ответила Кохаку. Ген засмеялся, оборачиваясь на Сэнку, который чуть приобнял его со спины. — Крайне не согласен с этим тезисом, дорогой! Ты был просто очаровательным цыплёночком! В ответ Сэнку лишь страдальчески застонал. — Кохаку! Ну какого хрена ты меня позоришь! Я думал, мы братья! — О, поверь, я тебя не позорила, — хихикнула та, — я не показала ни одной фотки из твоей эмо-фазы! — Что?! — навострился Ген. — Эмо-фаза?! Я обязан это знать! Кохаку! — Ген, пошли отсюда. — Я пойду с тобой только в том случае, если ты расскажешь мне подробности о своей эмо-фазе! — Этого, — Сэнку указал в него пальцем, — никогда не случится. — Ты уверен? Я бы, на твоём месте не зарекался, — Ген захлопал ресницами. — Я могу быть весьма убедительным, как ты помнишь… — Ужинать пойдёмте, — закатил глаза Сэнку. — Никаких эмо-фаз в этом доме! ••• Было что-то крайне увлекательное в том, чтобы проводить выходные в окружении семьи и друзей Сэнку, что-то тёплое, домашнее и немного ностальгическое, даже несмотря на то, что Гену, в общем-то, не с чем было сравнивать. Это было похоже на то чувство, которое возникает, когда смотришь один из тех слащавых семейных фильмов из девяностых или рекламный ролик от «Киндер» — тебе тепло, очень трогательно и немного грустно, потому что, вроде как, там обещают живописный праздник, уютные посиделки из тех, что не грех сфотографировать и напечатать на открытке, тогда как в окружающей реальности твои родители ссорятся, семейный ужин — место для моральных пыток, а твою тётю Сьюзен, что приехала в гости из Франции, тошнит прямо на стол, прямо всеми деликатесами традиционной японской кухни. Семейные праздники всегда вызывали у Гена определённый иррациональный страх, даже когда он был ребёнком. Хуже Кинро-Канся-но хи, которое обожал его отец и считал своим едва ли не профессиональным праздником (конечно, блядь, ведь сенаторы трудятся в полях, прямо как крестьяне), было только Рождество, которое обожала его мать. В любом случае, что бы они ни отмечали, хоть Новый год, хоть день рождения, со стороны это выглядело как идеальное семейное торжество, на котором избалованный богатенький мальчишка получает всё, что только может пожелать, а родители осыпают его заботой и любовью. Это видели все гости, это видели все друзья и знакомые семьи, которым рассылались нарядные фотографии… Но чего люди не могли видеть, так это того, что всё это было одним сплошным шоу. Идеально подстроенный повод, чтобы все вокруг поверили, что у них счастливая маленькая семья, хотя на самом деле они друг с другом почти не разговаривали, подарки Гену покупала гувернантка, а родители проявляли к нему хоть какую-то видимость привязанности только тогда, когда кто-то за ними наблюдал. В конце концов, нужно же было соблюдать приличия. Это было душно. Нужно было держать лицо. Казаться приличным человеком. Наверное, так оно обычно и бывает, когда растёшь там, что другие называют «высшим обществом» — всегда есть правила, которым нужно следовать, и имидж, который нужно поддерживать. И, ну, очевидно, сын-педик не соответствовал этому имиджу. Интересно, как со всем этим справлялся Рюсуй? Впрочем, в господине Нанами-младшем было столько силы и напора, что вряд ли кто-то в принципе смел ему противоречить и что-то там запрещать… Хотя никогда нельзя было знать наверняка. Вполне вероятно, в семействе Нанами были свои сложности и проблемы, которые никто не видел со стороны — как и в семье Гена. Однако, семья Сэнку совсем не была похожа ни на его собственную, ни на чью бы то ни было ещё. В этом доме царили тепло и любовь — это чувствовалось во всём, в невероятно огромных и полных заботы сердцах выросших тут детей, в каждом глотке заваренного с мёдом чая, в каждой маленькой детали ручной работы, в каждой шутке между Сэнку и Кохаку, в каждой нежной улыбке Бьякуи-сана, когда он думал, что никто не видит… Это чувствовалось и в том, как здесь принимали гостей — друзья Сэнку со всей очевидностью просто считались ещё одними детьми в этой большой семье, со всеми теми же правами, и, что самое забавное — со всеми теми же обязанностями, насколько Ген мог судить по всеобщей починке крыши. С каждой минутой в этом доме его сердце согревалось. И… да, Ген хотел бы по-настоящему стать частью всего этого. Это был тот самый семейный праздник, о котором он всегда мечтал. Когда они спустились с крыши, ужин был почти готов — нужно было только накрыть на стол. В большой столовой комнате большого дома вдруг стало до смешного тесно, когда пятеро взрослых мужчин и одна очень боевая девушка суетливо расставляли тарелки, бокалы, приборы, салфетки, шутливо пихаясь друг с другом и обмениваясь саркастичными комментариями по поводу того, что Хром не помнил, с какой стороны в этих ваших Европах кладут вилку, а с какой — нож, потому что все нормальные люди, очевидно, едят руками, а на совсем худой конец — палочками. Тем временем Бьякуя-сан вносил последние штрихи в меню, тепло усмехаясь над их вознёй и параллельно рассказывая сумасшедшие истории о всяких странных людях, с которыми успел столкнуться в своей работе. Они сидели за обеденным столом одной весёлой гурьбой и уплетали великолепный праздничный ужин, воистину достойный самого императора. Что ж, Сэнку действительно не шутил, когда сказал, что его папа планирует устроить настоящий пир. На столе были и запечённые овощи, и прекрасный рассыпчатый рис, и лосось, и огромная индейка с начинкой — Ген понятия не имел, как они в принципе могли всё это съесть, даже большой компанией, но Сэнку объяснил, что обычно все всё доедают ещё как минимум три дня, да и вообще — это он ещё их Рождественский стол не видел. Обычно Гена несколько смущала идея есть одну и ту же еду так долго, но, чёрт возьми, всё это было так вкусно, что он даже не сомневался, что завтра же захочет ещё. Ему даже пришлось расстегнуть пуговицу на джинсах, чтобы всё влезло. Рюсуй эмоционально рассказывал о том, что чуть не сорвал переговоры о новых контрактах, Хром — как переживает и волнуется, что на следующей неделе начнётся экспериментальное лечение болезни Рури, Кохаку щебетала о своей учёбе, а Ген просто слушал их всех с рассеянной улыбкой на лице, довольный тем, что может выдохнуть и насладиться моментом и теплотой приятной компании. Если бы он постарался изо всех сил, то почти смог бы представить, что он тоже — часть этой большой семьи… — Ты в порядке? — мягко прошептал Сэнку, немного к нему наклонившись. — Ты какой-то ужасно тихий. Для тебя это довольно необычно. — Я в порядке, дорогой, — улыбнулся Ген, — просто задумался… Знаешь, за все те восемнадцать лет, что я провёл в своей семье, я не помню, чтобы когда-то ужинал с таким удовольствием… У нас каждый совместный приём пищи рано или поздно перерастал в дебаты, заслуживают ли определённые люди каких-то там прав или нет. Сэнку мягко положил ладонь ему на колено. — Я немного боялся, что мы сможем тебя отпугнуть. — Нет, — Ген мотнул головой, — никогда, — в следующую секунду в режиме реального времени Ген наблюдал, как Бьякуя снова исчез на кухне и тут же вернулся с каким-то новым блюдом. Ох, чёрт возьми, ещё еда?! Внезапно ненасытное желание попробовать новое объявило войну рациональному мышлению и переполненному желудку. Ген вздохнул. — Хотя, боюсь, тебе, придётся меня откачивать, если я съем ещё хоть что-нибудь. Кажется, твой папа намерен меня откормить… — Скорее всего, — усмехнулся Сэнку. — Наверное, думает, что ты слишком худой… — Я думаю, его восприятие «слишком худого» несколько искажено, — Ген выгнул бровь. Эй, у него, вообще-то, почти идеально-выточенное тело! Попробуйте потаскать тату-кресло со всей аппаратурой по всем тату-выставкам! Да у него железобетонная бицуха! Кто виноват, что он просто немного субтильный? Сэнку же томно улыбнулся, приблизился ещё сильнее, едва касаясь губами его уха, и влажно прошептал. — Он просто не видел тебя без одежды. — Ты уверен, что это стоит исправлять? — мурлыкнул Ген ему в ответ. — Эй, голубки, — внезапно вмешался Рюсуй, — прекратите флиртовать и ответьте на мой вопрос. Ген моргнул и повернулся к нему. — Прости, Рю-чан, ты о чём-то спрашивал? — Я спросил, приготовишь ли ты завтра то своё оргазмическое печенье? — Да, Ген, пожалуйста, — захныкала Кохаку. — Они мне все уши про него прожужжали! Это нечестно, что его пробовали все, кроме меня! — Эм, ладно, если мы найдём все ингредиенты… Рюсуй довольно щёлкнул пальцами. — Ради такого я даже сгоняю в город! — Я тоже, — кивнул Сэнку. — Вы сказали, оргазмическое? — раздался вдруг до холодных мурашек знакомый голос. — У Бьякуи-то в доме? Чёрт. Ох, чёрт… За всем этим очаровательно-семейным флёром Ген совсем забыл, что на этом празднике жизни ожидались ещё и другие гости. ••• Ген замер с кусочком рыбы на полпути ко рту, отупело моргая и пытаясь осознать, что, да, вчера вечером рациональная часть его мозга действительно не подвела, и во всём Токио вряд ли есть ещё один человек по имени Ксено. Ксено Хьюстон Уингфилд. И его верная цепная псина Стэнли Снайдер, конечно, как без него. Не то чтобы Ген как-то плохо к ним относился — вовсе нет, наоборот, просто… Ну, знакомство с этими двумя зиждилось где-то в той части его жизни, которую он бы хотел держать подальше от отца мужчины, которого любил. Очень тесное знакомство, так сказать. Слишком тесное, учитывая обстоятельства. Очень странно было видеть Хьюстона не в строгом костюме с рубашкой, застёгнутой на все пуговицы, и не в латексе, на худой конец, а в бежево-уютном свитере крупной вязки, но не так странно, как видеть Снайдера одетым в принципе. Они зашли в столовую как к себе домой, расслабленные и улыбающиеся, пошутили про печенье, извинились за опоздание, вручили Бьякуе торт, и всё это совершенно не обращая внимания на новое лицо за столом. Ну, как — новое… Ген уж было успел понадеяться, что его и не заметят, как вдруг его взгляд внезапно пересёкся с большими обсидиановыми глазами, и мир вокруг остановился. В плохом смысле. Ксено, который в этот момент что-то говорил Кохаку, до комичного резко захлопнул рот и завис. Ген неловко улыбнулся и помахал ему рукой. Ксено моргнул. Все за столом, кажется, тоже замолчали, но, может, это просто у Гена в ушах зашумело, и он перестал воспринимать аудиальную информацию. — Стэн, дорогой, — не отрывая от Гена взгляда, позвал Хьюстон, — ты видишь то же, что и я? Снайдер, отвлёкшись, наконец, от отрывания большого шмота индеечного мяса, поднял глаза. Увидел Гена. Перевел взгляд на Сэнку. Моргнул. Снова посмотрел на Гена. И, видимо, окончательно удостоверившись в реальности происходящего, утвердительно кивнул. — Если ты видишь Менталиста, то да. Я тоже. — То есть, у меня не визуальные галлюцинации на фоне странной ностальгии по былым временам? — Видимо, нет. Ген в прямом эфире наблюдал, как по обычно скульптурно-ледяному лицу Ксено расползалась ухмылка, с одной стороны — явно радостная (по поводу неожиданной встречи), с другой — явно очень, очень ехидная (по поводу понимания контекста). К большому сожалению Гена, Ксено Хьюстон был очень умной сволочью. Очень. Умной. — Чёрт возьми, какая встреча! Сколько лет, сколько зим! — Вы знакомы? — от удивлённого тона Сэнку Ген аж вздрогнул. Блядь. Всё-таки, надо было ему сказать. Или не надо было? Или надо? С-с-сука, да что ж такое-то, ну какого хера, ну как Ген вообще умудрился оказаться в настолько пикантной ситуации! Ну какова вероятность, а! — Ген? — повторил Сэнку. — Ага, — пришлось кивнуть, чтобы подать признак жизни. — Знакомы. Привет, мужики. Давно не виделись. На обычно совершенно невпечатлённом хлебале Снайдера промелькнули, казалось, все эмоции, придуманные человечеством. Он продолжал переводить ошалело-весёлый взгляд с Гена на Сэнку и обратно, потом туда, где ладонь Сэнку уютно гладила колено Гена, потом снова на Сэнку, потом на Ксено, и с каждым прошедшим мгновением в его глазах всё отчётливее читалось осознание. — Нихрена себе! — в конце концов, многозначительно выдал он. — Малой, ну, удивил! Я в восторге! Ксено согласно кивнул. — Нихрена себе — это ещё мягко сказано. Я никогда бы не подумал, что ты к такому склонен, Сэнку. — Да брось, — хохотнул Стэн, — по нему ж за километр видно… — Я бы заметил, если б было видно! — Не все в этом мире так реагируют на тебя, прикинь? Кто-то, вон, реагирует на Менталиста… — Ну, ты, вон, на него тоже реагировал, тебе ж это не мешало реагировать на меня! — Блядь, ну ты и сравнил! — Стэн, не матерись в моём доме! Не при детях! — Бьякуя, дружище, да какие ж они дети?! Ты хоть знаешь, чем они занимаются? Это был словно момент из какой-то дешёвой артхаусной постановки, когда не ясно, чего там хотел сказать автор — то ли вызвать у зрителя испанский стыд, то ли сотворить комедию, то ли он вообще замахивался на драму, но случайно вмазал самому себе вилкой в глаз. Надеяться, что эти двое будут помалкивать и не станут выдавать всю подноготную их с Геном знакомства с потрохами, было, по меньшей мере, наивно, но не вот так же — прямо с порога! За столом воцарилась любопытствующая тишина. Пока Ксено со Стэном эмоционально препирались, все остальные переглядывались между собой, ожидая то ли объяснений, то ли продолжения банкета. В конце концов, Сэнку, явно немного напрягшийся от столь яростного внимания без объяснения контекста — Ген физически ощущал, как горячая ладонь на его колене задеревенела, а плечо, что касалось его плеча, будто приподнялось в неосознанной защите, — попытался разрядить обстановку и хмыкнул. — Кстати, Ксено, вот, буквально на прошлой неделе тебя вспоминал. — Да? И по какому поводу? — Да мы с Геном ходили на юбилейный показ «Чужого», не мог не провести параллель с ксеноморфами… Снайдер аж хрюкнул от смеха, а Хьюстон лишь снисходительно закатил глаза. Все похихикали, немного расселись, освобождая место новоприбывшим гостям, снова принялись болтать, и Гену почти показалось, что, всё. Пронесло. Впрочем, ему показалось, потому что спустя пять минут Ксено снова повернулся к ним. — Итак, давно вы двое вместе? — Уингфилд, да отвали ты от пацанов, — цокнул Бьякуя. — Не могу отвалить, ты не понимаешь, это крайне важно, в том числе, для моей работы с Сэнку… Бьякуя выгнул бровь. — Мне лучше не задавать вопросов, я так понимаю? — Так точно, — хохотнул Стэн. — Тебе, дружище, точно лучше не задавать… Хьюстон же возмутился. — Ну почему же, Стэнли! Вот если бы у тебя был сын, неужели бы ты не хотел знать- Тут Ген уже не выдержал. Он медленно повернулся к Ксено, нацепил на себя свою самую сладкую, самую вежливую улыбку и тихонько ответил. — Я бы на твоём месте выдохнул, Хьюстон. Подышал немного. Уверен, в твоей жизни есть вопросы куда более интересные, чем наши отношения с Сэнку-чаном, м? Притихший было Нанами аж присвистнул. — Воу! Ну, доктор Уингфилд, это раунд! Стэнли снова заржал, бросив на Сэнку всё тот же понимающий взгляд, а Ксено фыркнул. — Мы с господином Асагири давние приятели. Я бы даже сказал — своего рода коллеги! И мы уже очень давно не виделись! Кстати, Ген, я всё хотел спросить, почему ты перестал появляться в клубе. Неужели из-за Сэнку? Ген усмехнулся и покачал головой. — Нет. Ты знаешь, почему. Сэнку нахмурился. — Коллеги? В клубе? Что происходит? — Оу, — с медленным осознанием в тёмных глазах хмыкнул Бьякуя, — в клубе… Что ж, кажется, мне и правда лучше не задавать вопросы… — он моргнул пару раз, на его лице за считанные секунды промелькнули все пять стадий принятия, так, что стало до слёз очевидно — он всё понял. Ген уж было хотел провалиться сквозь землю от стыда, но Бьякуя-сан уже растянулся в широкой и абсолютно искренней улыбке, не похожей на улыбку человека, который узнал про партнёра своего сына какую-то грязную правду. — Ну, что, кому тортик? — Мне! Мне! — поднялись руки, задвигались тарелки, и, казалось, все уж было смирились с тем, что никаких подробностей не будет, но любопытство Ксено было сильнее. — И всё-таки, как вы двое умудрились познакомиться? — Можно считать, что я их познакомила, — отозвалась Кохаку с полным ртом торта. — Я била у Гену татуху, а Сэнку пошёл со мной! — Ага, — усмехнулся Сэнку, — а потом я и сам решил набить. Так и завертелось. — У тебя есть татуировка, которую набил Менталист? — Стэн резко повернулся, возмущённо вскинув изящные брови. — А мне почему было нельзя?! Ген закатил глаза. — Потому что это было не по правилам. Ксено тут же ехидно сощурился. — То есть, Сэнку ты бил по правилам? Сэнку аж поперхнулся. — Ну, в целом… Стэнли заржал, радостно пихнув Сэнку в бок. Ген смерил Ксено взглядом. Тот не унимался. — И сколько своих правил ты уже успел нарушить? — Чёрт возьми, Ксено, отвали! — Сколько? Ген вздохнул. Было вполне очевидно, что ни суровыми взглядами, ни едкими фразочками от Ксено не отделаться. Самая выгодная для них обоих стратегия, чтобы это всё быстрее закончилось — просто дать ему пару честных ответов. Сколько собственных правил он нарушил с Сэнку? Секс с клиентом. Секс на рабочем месте. Кончить больше раз, чем кончил саб. Ударить саба вне игры. Уснуть в чужой постели. Позволить кому-то видеть мою кожу. Позволить кому-то трогать мою кожу. Позволить кому-то увидеть меня уязвимым. Позволить кому-то позаботиться обо мне. — Девять. Могло бы быть десять, но, полагаю, технически этот пункт перекрывался невероятным энтузиазмом Сэнку. Ксено расхохотался. — Блин, Стэн, похоже, ты таки выиграл. Я рассчитывал как минимум на десять. Сэнку моргнул. — О чём вы, вашу мать, говорите?! — О правилах, малой, — ухмыльнулся Снайдер. В красных глазах Сэнку, которые с каждой минутой этой странной сцены загорались всё большим, но пока ещё очень неуверенным пониманием, наконец-то вспыхнуло осознание. Он перевёл на Гена какой-то очень сложный взгляд. Ген очень боялся разглядеть в этом взгляде разочарование, но… но, вроде как, не находил. Там была какая-то лёгкая грусть, и любопытство, и недоумение, и, кажется, даже веселье, но разочарования, слава всем знакомым и незнакомым Гену богам, которые решились бы взять за это дерьмо ответственность, там не было. Сэнку улыбнулся самым уголком губ и хмыкнул. — Ах, правила. Понимаю. Но почему ты думал, что их будет нарушено больше? — Так он же совсем на правилах повёрнутый! — хохотнул Ксено. — Насколько я помню, у него даже есть правило слушания! Стэн поддакнул. — Ага, и правило правил! — Потому что в этом и есть смысл, — фыркнул Ген, которого их с Ксено разность взглядов, вообще-то, никогда не парила, но вот тому покоя совершенно не давала. — Наша задача — контролировать ситуацию и следовать договорённостям! Видимо, почувствовав, что Гену становится не по себе, Сэнку нежно погладил его колено. Ген благодарно вздохнул. Сэнку послал ему маленькую улыбку и снова взглянул на Ксено. — Если вам интересно, то лично меня всё устраивает. — Ну, ещё бы, — усмехнулся Стэн и тут же получил тычок в ребро от мужа. — Ну, что?! Менталист классный! — Кому подлить чай? — Бьякуя-сан сегодня точно играл роль громоотвода, за что Ген был ему премного благодарен. Все снова засуетились, в комнату вернулся мирный шум оживлённой болтовни, то и дело прерываемый звучным хохотом Рюсуя и «да иди ты!» Кохаку, и Ген даже сумел заставить себя снова расслабиться. Ужин двигался к логическому завершению — было до сытого спазма в животе очевидно, что все наелись от пуза, разговоры текли пусть всё ещё оживлённо, но уже явно немного лениво, и Ген почти забыл, что ещё полчаса назад чуть не поседел от стыда и второй половиной головы. Почти. Потому что даже спустя полчаса Сэнку, что всё ещё сидел рядом и даже его обнимал, оставался немного напряжённым и растерянным. В конце концов, Ген не выдержал. Он наклонился к нему поближе и прошептал, тихо, так, чтобы услышать мог только он. — Если ты хочешь что-то у меня спросить, спроси. Сэнку тихонько вздохнул и поджал губы. — Откуда они знают про твои правила? — Мы с ними… ну, скажем так, состояли вместе в одном БДСМ-клубе. — Это я понял, — кивнул Сэнку. — Я спрашиваю, откуда они знают твои правила? Я так понимаю, они у всех разные? — сердце забилось быстро-быстро, почти лихорадочно. Ген поджал губы. Не то чтобы он стыдился своих связей или предпочитал что-то скрывать, просто… зачем вообще было об этом говорить? — Ну… — он замялся, вообще не понимая, какую стратегию выбрать и что отвечать. Однако Сэнку всегда был сообразительным. — Ты… — он нервно облизнул губы, — был с кем-то из них? Проводил сессию, да? — Ну… — голос немного дрогнул, и Ген прочистил горло. — Там всё было немного сложнее, но… в целом, да… — Со Стэном? Потому что он саб? — Ага, — ну, что ж, его история любви с этим прекрасным юношей была недолгой, но счастливой, Ген благодарен ему за всё- — Ха! Прикол! — Ген моргнул. Тон Сэнку был… заинтригованным. Любопытным. Настороженным. Но всё ещё не разочарованным. Его губы растянулись в кривоватой, но очень довольной ухмылке. — Так и знал, что Снайдер типичная цепная псина! — Слыш, ты, сам ты цепная псина! — Да я и не отрицаю! Бьякуя-сан поперхнулся чаем. ••• Прежде чем они все перебрались в гостиную, было решено убраться в столовой. Схема, как оказалась, была отработанной, и Ген всё ещё удивлялся тому, как у них всё в этом плане было заведено. Хром убирал со стола, Сэнку намывал тарелки, Ген их вытирал, а Рюсуй, на правах самого высокого, деловито расславлял посуду по полочкам. Удивительно, как быстро все управились с тем, что казалось каким-то неподъёмным трудом. Ген уютно устроился на кресле с чашкой чая, с удовольствием наблюдая, как одна часть их большой компании развернула целую баталию по игре в «Монополию», а Сэнку с Кохаку тем временем притащили в комнату огромную коробку с большим бантом. Кинро-Канся-но хи был национальным днём благодарности труду, что-то сродни американскому Дню Благодарения, праздник, в который часто устраивали семейные посиделки, но редко дарили подарки. Однако, конечно, не в этом доме. Бьякуя-сан со счастливой улыбкой аккуратно, чтобы не порвать бумагу, развязывал бант и раскрывал обёртку, обнаружив там, внутри, настоящий кинопроектор со складным экраном — «Потому что вы с Суйкой любите устраивать вечера кино, и теперь у вас будет свой настоящий кинозал». Ген готов был расплакаться от трогательности. Никто ни на минуту не сомневался, что дело малышки Суйки завершится победой, и этот чудесный подарок был ярким тому подтверждением. Бьякуя в ответ раздал небольшие свёртки своим детям, и даже Рюсую, Хрому и Укё, и всё было крайне мило, пока отец столь дорогого Гену семейства не подошёл к нему и не вручил и ему — Гену! — завёрнутый в яркую бумагу подарок. — Оу, — он моргнул, — вы хотите, чтобы я передал это Сэнку? — Нет. Это для тебя. — Что? — Ген уставился на небольшой яркий свёрток, что лежал у него в руках, и осторожно повернул к себе табличку с именем, на которой аккуратным почерком было написано «Ген». — Как же так? А у меня ничего для вас нет… — от невероятного чувства растерянности во рту пересохло. Ген поёжился. — Сэнку не говорил ничего о подарках, и я как-то даже не подумал, чёрт, простите, это так неловко… — Это не важно, — отмахнулась Кохаку. — Вообще-то, мы все приготовили тебе подарки! — Ты теперь — часть семьи, а значит, тоже должен что-то получить, — твёрдо заявил Бьякуя. — Но… — нет, нет, нет, Ген определённо не собирался здесь плакать. — Вы не можете просто… Я не знаю, что сказать. — Просто открой подарок, глупый, — тепло усмехнулся Сэнку. Дрожащими руками Ген открыл коробку. Там были несколько милых баночек с джемами и мёдом с пасеки разных вкусов, ярко-красный шарф, — «Потому что Сэнку говорил, что тебе всё время холодно», — с кошачьей улыбкой объяснила Кохаку, — и… там, внизу, на самом дне, он обнаружил толстый блокнот в чёрной кожаной обложке, украшенной тиснением в виде серебряных веток и цветов паслёна, совершенно потрясающий, удивительно красивый. Полный благоговения, Ген осторожно провёл пальцами по мягкой коже. — Это для твоих рисунков, — прошептал Сэнку, усаживаясь рядом на подлокотник кресла. — Я заметил, что в последнее время ты что-то рисуешь на мелких клочках бумаги или на обратной стороне квитанций, и подумал, что, может быть, тебе нужен новый блокнот? — Это… это идеально, — Ген не мог оторвать глаз от плотных идеально-молочных страниц без линовки, от утончённой обложки явно ручной работы. — Боги, я… Спасибо, спасибо! Ген не собирался плакать, понятно? Он просто… он был очень-очень тронут. Он не заметил, как на глазах навернулись слёзы. Это были маленькие, но такие милые, такие продуманные подарки. Ген не понимал, как справиться с тем, какой освобождающей болью этот трогательный знак внимания разлился у него по венам. Это были не те бездушные и показательные дары, которые стоили очень много денег, но которые покупали совершенно чужие, совершенно не знающие Гена люди, которым за это платили его родители. Чёрт, да весь этот день был лучше, чем Ген вообще когда-либо мог мечтать! Все эти люди, их такт и забота, теплота их огромных сердец — всё это заставило его почувствовать, что Ген и правда что-то значит. Что он и правда… ну… Часть семьи? Что он и правда может добавить маленькую абстрактную лисицу на тот эскиз, что они с Сэнку договорились превратить в настоящую, а не бесцветную татуировку? И вдруг он вспомнил о своей собственной семье. О холодном взгляде своей матери. О жестоких словах своего отца. О том чувстве тотального, беспросветного одиночества, пустоты, ненужности, о том, каким грязным, ничтожным и бесполезным существом его считали самые близкие люди, о том- — Ген? — Сэнку обеспокоенно на него взглянул. — Что случилось? — Прости, — всхлипнул он, утирая глаза. — Всё в порядке, правда. Правда, — он не мог не усмехнуться от недоверчивой хмурости Сэнку. — Мне просто нужно подышать свежим воздухом. Я скоро вернусь, — и Ген легко соскочил со своего места и выбежал на крыльцо. Он не хотел убегать, но он был ошеломлён. Честно говоря, последние пару часов привнесли в его жизнь слишком много слишком сложных эмоций — начиная появлением Уингфилд-Снайдеров и заканчивая… Ну… Очаровательным шарфом, в которой Ген закутался прямо сейчас, и трогательным блокнотом. Потому что Сэнку подумал, что ему нужен новый. Ему действительно нужен был новый, но Ген всё время забывал его купить. Ген шмыгнул носом и утёр набежавшие вновь слёзы. Чёрт, он чувствовал себя так глупо из-за своей реакции. Сколько можно так переживать? Сколько можно вообще обо всём этом думать?! Всё это случилось почти десять лет назад… Конечно, ему пришлось столкнуться со своим отцом буквально вчера, и, да, не то чтобы Ген успел это встречу осознать и прожить, но тем не менее! Он сильный! Он стойкий! Он матёрый! Он даже не знает, что такое сдаваться! Он даже не знает, что такое матёрый!.. Блядь. В вдобавок ко всему, с каждой секундой где-то в животе всё сильнее и сильнее скручивалось тошнотворное чувство вины, стоило только впустить в сознание мысль о том, что он сбежал от Сэнку и его семьи сразу после того, как те подарили ему праздничные подарки… О боги, что они теперь должны о нём подумать?! Внезапно что-то тёплое и мягкое коснулось его макушки, отвлекая от гнетущих мыслей. Ген медленно поднял взгляд и увидел улыбку Бьякуи-сана, который предлагал ему нагретый плед. Ген снова шмыгнул носом и протёр глаза уголком рукава, отчаянно надеясь, что выглядит не так плохо, как, чувствует, что выглядит. — Ой. Здрасьте, — он робко улыбнулся. — Извините, что я так сбежал, просто… — Малыш, ты в порядке? — Да, да, — Ген хихикнул от этого «малыш», будто его внезапно и правда прописали в сыновья, — я в порядке, правда, в порядке. — …Ты уверен? Потому что, ну, знаешь, ты выбежал из дома совершенно неожиданно и теперь плачешь на крыльце, когда на улице почти зима, — Бьякуя осторожно присел рядом с ним, укутывая Гена в плед поплотнее. — Я… — на какое-то мгновение Ген задумался, не солгать ли ему, не напялить ли снова стоическую маску, не сделать ли храброе лицо и не пойти ли обратно в дом, как будто ничего не случилось, но что-то подсказывало ему, что этот удивительно-тёплый и мудрый мужчина сразу же его раскусит. — Возможно, — осторожно начал он, — я немного… не в порядке. Немного. Бьякуя понимающе кивнул. — Ты хочешь поговорить об этом? — Я… не знаю. Мне немного стыдно, но… Но, думаю, мне просто нужна минутка, чтобы успокоиться, если вы не против. — Конечно, — улыбнулся Бьякуя, — всё в порядке. Ты не возражаешь, если я посижу тут с тобой, или ты предпочитаешь побыть в гордом одиночестве? Ген тихо рассмеялся. — Гордое — это не совсем то слово. Но я бы хотел, если бы вы остались. — Хорошо. Тогда я останусь. Несколько минут никто из них не говорил ни слова, но это была спокойная, уютная тишина. Не гнетущая, не осуждающая — скорее, поддерживающая. Ген наслаждался надёжным, каким-то успокаивающе-монументальным присутствием этого мужчины, который вырастил человека, которого Ген так любил. Это было что-то… чего Ген думал, в его жизни никогда не случится. Но вот он здесь. — Сэнку водил тебя гладить пчёл? — в конце концов спросил Бьякуя, совершенно будничным и мягким тоном, будто никто тут не рыдал буквально пять минут назад. Ген улыбнулся. — Ага. Они очаровательные. Кто бы мог подумать? — Сэнку в детстве обожал пчёл. Наверное, поэтому я повёлся на предложение Рюсуя устроить тут пасеку, хаха! — Правда? Какая прелесть! Бьякуя пожал плечами, тепло усмехаясь. — Когда я забрал Сэнку к себе, ему было всего три года. Совсем крохотный! И щёки такие, — он расплылся в нежной улыбке, и на сердце у Гена посветлело. — Единственное, что у него тогда осталось от его родной мамы — это большая плюшевая пчела, которую он называл Тигрица. Потому что она рыжая в чёрную полоску, логично же, — усмехнулся Бьякуя. У Гена от умиления чуть не лопнули щёки. — Потом, когда к нам присоединились Кохаку с Рури, он долго обзывал Кохаку львицей, пока та не сказала, что ей даже нравится. Может, у него какая-то гиперфиксация на семействе кошачьих? Ты тоже похож на кота. Ген рассмеялся. — Ой, да бросьте! — Нет, я серьёзно, — мужчина потрепал его по макушке, и щёки сами самой залились румянцем, совсем без участия Гена в этом безобразии. — Спасибо тебе, Ген. Я и не думал никогда, что увижу своего сына таким… мягким. Он будто светится изнутри, когда смотрит на тебя. — Бьякуя-сан… — Никаких «санов», мы ж договаривались! И вообще, — он взмахнул рукой, — я, между прочим, нисколько не приподнимаю ситуацию. Я правда беспокоился за личную жизнь Сэнку, потому что он всегда был… ну, очень зацикленным на себе и своих интересах. А то, что там у других — это его не волновало. Это не плохо, чтобы ты понимал, — пояснил Бьякуя-сан, — это связано со многими факторами, и с врождёнными особенностями его психики, и с травмирующими событиями, я горжусь тем, какой он вырос, но я так рад видеть его не только успешным, но и по-человечески счастливым. — Ну, Сэнку-чан действительно потрясающий, — немного горько усмехнулся Ген. — Он настоящий красавчик, и такой умный, и с ним интересно… Уверен, если не я, так было ещё множество желающих сделать его счастливым. Бьякуя хмыкнул. — Ты прав только отчасти. Желающих правда было много, просто смешно, сколько шоколадок он притаскивал домой на 14 февраля! Девчонки на него вешались. И даже пара парней. Вот только… Сэнку был, мягко говоря, не заинтересован. Представляешь, когда ему исполнилось шестнадцать, я решил провести детям лекцию о половом воспитании. И что ты думаешь? Он сказал мне: «старик, я попробовал уже всё, что хотел, и не вижу смысла в дальнейших экспериментах». Вот я там обалдел, конечно! Ген расхохотался так, что у него свело скулы. — Боги, серьёзно? Хаха, не видит он смысла в экспериментах. Вот это мне повезло… — Ага. Ну, ближе к институту, видимо, гормоны всё-таки взяли своё, и он даже влюблялся пару раз, как мне тогда казалось, но… — Бьякуя улыбнулся, — таким я его ещё никогда не видел. — Расскажите ещё о нём маленьком, — тихонько попросил Ген. — Умираю, так хочется представить эти пухлые деловые щёки! — О, он не рассказывал тебе, как в пять лет ушёл из дома? — Что? Нет! — Он пусть совсем крошкой был, когда я его взял, но всё равно всё понимал, — вздохнул Бьякуя. — Всё не верил, что я его из приюта на совсем забрал. Ждал, когда я его сдам обратно. Сначала смирно ждал, потом начал провоцировать, всё как по учебнику. Но к пяти годам, как мне казалось, успокоился. А потом нашёл во дворе брошенного щенка. — И что случилось? — Притащил его домой. Помыл, накормил. И решил, что оставить его дома я точно не разрешу, но раз он щенка приручил, надо брать за него ответственность! Он тогда как раз Экзюпери прочитал. Вдохновился, понимаешь? — Ген усмехнулся. От бьющей по венам нежности почти разрывало аорту, но прекратить слушать было совсем невозможно. Бьякуя продолжал. — И, ну, он собрал свои вещи в рюкзачок, щенка, и ушёл из дома. — А вы?! — А я его искал по всем подворотням с фонариком до половины ночи, — развёл руками Бьякуя, широко усмехаясь. — Нашёл под калиткой детсада. Опять-таки, всё логично — ему ж с утра надо было на занятия, а занятия никак нельзя пропускать. Пришлось забирать его домой вместе с собакой. И мой стоический герой-спаситель всех бродячих псов, кажется, чуток расслабился. Поверил, что никуда его из дома не выгонят и никуда не сдадут. — Боги, — Ген утёр набежавшую то ли от смеха, то ли от невыносимой трогательности слезу, — как же Сэнку с вами повезло… — Не, — мотнул головой мужчина. — Это мне с ним повезло. — Вы простите, что я так убежал, — наконец, выдохнул Ген. — Надеюсь, я никого не обидел. Я просто… не знаю, я так внезапно почувствовал себя разбитым, и мне нужно было выйти, чтобы склеиться обратно. Бьякуя кивнул, как будто и правда всё понимал. После небольшой паузы он уточнил. — Могу я спросить, что заставило тебя так себя почувствовать? Ген вздохнул, не желая смотреть в эти тёплые вишнёвые глаза, принявшись ковырять бахрому у пледа. — Да просто… все эти семейные праздники — ну, знаете, ужин, подарки, то, как всем нравится проводить время друг с другом, — это… вызвало во мне некоторые, — он чуть замялся, подыскивая подходящее слово, — эмоциональные воспоминания. — О твоей семье? — Ага, — Ген засмеялся, хотя в этом не было ничего смешного. — Знаете, мы никогда не были такими, как… как вы. У нас подобные праздники проходили… довольно прохладно, если не сказать больше. И вчера… Сэнку не рассказывал? Хотя, когда бы он успел, — в носу снова защипало, и Ген утёр глаза краешком пледа. — Вчера мы встретили моих родителей на аукционе. Отец сказал, что выпишет меня из семейного реестра, потому что я никчёмный и бесполезный. А я совсем ничего не почувствовал… Хотя, нет, я почувствовал облегчение. Я не хочу иметь с этими людьми ничего общего, спасибо им за всё, но дальше я сам, и всё такое, но… Но знаете, что самое глупое? Даже несмотря на то, что между нами всё так разладилось, даже несмотря на то, что я никогда не был близок с ними с самого своего рождения, когда я побывал сегодня здесь, с вами, мне вдруг стало так больно за себя маленького, и, кажется, я убежал, чтобы оплакать ту жизнь, которой у меня никогда не было, — губы задрожали, и Ген снова почти зарыдал, хотя у него, казалось, больше не было слёз, его голос казался ломким и гнусавым, со всеми этими ужасными прерывистыми всхлипываниями, но большой и тёплый Бьякуя обнял его, прижимая к себе покрепче, и сдержаться уже просто не было сил. — Боги, я такой глупый. Я ушёл из дома почти десять лет назад, я не должен был так переживать из-за какой-то пятиминутной встречи… Твёрдая рука, что лежала на его плече, заставила его поднять глаза и увидеть, что Бьякуя пристально смотрит прямо ему в лицо. — Ты вовсе не глупый, — с непоколебимой твёрдостью сказал он. — Самые близкие люди причинили тебе боль. Это нормально, что ты переживаешь. — Но почему я не могу просто оставить всё как есть и смириться? — всхлипнул Ген. — Почему мне всё ещё больно? — Потому что ты человек, Ген. Мне жаль, что всё это произошло с тобой, но это жизнь. Но, посмотри, каким ты стал, каким классным парнишкой ты вырос, а? Никакие невзгоды не помешали тебе стать успешным, развивать свои таланты, реализоваться во всяких… — Бьякуя на секунду задумался, — штуках… Ген шмыгнул носом, вытирая его рукавом. — Хаха, да уж… Вдруг входная дверь распахнулась. — Вы чего тут мёрзнете? Эй, эй, что происходит? — Сэнку тут же присел рядом с Геном, заглядывая ему в лицо. — Пап, ты опять доводишь моего парня до слёз? Ну какого хрена? — Нет-нет, — фыркнул Ген со слабым смешком. — Это я сам. Я сам. Бьякуя-сан усмехнулся и, чуть покряхтев, встал на ноги. — Ну, я пошёл. Оставлю вас. Только не засиживайтесь, тут и правда прохладно. Сэнку кивнул ему и снова заглянул Гену в глаза, нежно обнимая ладонью щёку. — Ген? Всё в порядке? Горячая кожа Сэнку на его остывшем лице была такой приятной, что Ген приластился к прикосновению, словно кот. — Теперь точно да. — Теперь? — Ты пришёл ко мне, — улыбнулся Ген и добавил, чуть понизив голос, почти шёпотом. — Я боялся, что ты не придёшь. Сэнку усмехнулся и взял его за руку, мягко касаясь губами тыльной стороны. — Почему я не должен был? — Ну, знаешь… — он замялся, — вдруг, после того, как ты услышал про Стэна, решил, что я тебя не стою, или типа того. Что я какой-то грязный и неправильный, как… Как говорил мой отец. Вдруг ты осознал это сейчас, когда узнал… — Ты думаешь, я не понимаю, что у тебя есть прошлое? — тихим голосом уточнил Сэнку. — Ген, я понимаю. Ты ведь и сам говорил мне, и про БДСМ-тусовку, и про довольно большое количество партнёров, ты думаешь, я этого не слышал? — Да, но… этих людей ты знаешь, и это всё вскрылось прямо посреди ужина… Сэнку лишь фыркнул и пожал плечами. — Да плевать вообще. Это даже забавно. Хотя и странно, не могу отрицать. Но, блядь, теперь моё воображение неустанно рисует Ксено с хлыстом, и это отвратительно! Ген не выдержал и рассмеялся. — Ну, знаешь, на вкус и цвет! Я бы сказал, что ему идёт… — Нет, нет, не предлагай мне думать о Хьюстоне в тех амплуа, в которых я думаю о тебе! — Сэнку замотал головой, будто отгоняя от себя назойливую муху. — Вот тебя — пожалуйста, — мурлыкнул он, ловя губами его губы, — хоть с хлыстом, хоть без хлыста, хоть в коже, хоть в латексе, хоть в свитере с баранами, обожаю в любом виде… — последние слова Сэнку шептал уже прямо в поцелуй. Ген ощущал себя талым пломбиром в его руках. И на его губах. И, чёрт, сожми ещё крепче, вот так… — Боги, Сэнку, ты просто бесценный, — прошептал Ген, с трудом оторвавшись от любимых губ. — Нет, ты, — парировал Сэнку и, вдруг на секунду задумавшись, выдал нечто совершенно неожиданное. — Сводишь меня как-нибудь в БДСМ-клуб?