True Touch

— Ген, — тот словно его не слышал, нервно дёргая ногой, взвинченный до предела. Последние полчаса — с того момента, как они выехали на встречу с Кокуё-саном, — Ген был сам не свой. Сэнку пытался как-то хотя бы немного разрядить его напряжение, но получалось откровенно плохо, и он уже знать не знал, что и как сказать, чтобы хоть как-то ему помочь. — Ген, хороший мой, посмотри на меня, — тот глубоко вздохнул, но на Сэнку не посмотрел. — У меня такое ощущение, что там, на этом аукционе, будет что-то ещё, чего ты почему-то очень боишься, но мне не говоришь, — Сэнку осторожно положил ладонь на его судорожно мельтешащее колено. — А из-за того, что ты так волнуешься, даже мне уже не по себе. Давай, расскажи мне, что тебя так тревожит. Нам обоим станет проще, если я буду знать, чего ждать. Ген поджал губы, попыхтел себе чего-то под нос, и снова тяжело-тяжело вздохнул, так, словно самим фактом своего ответа уступал Сэнку в чём-то очень непростом. — Прости, Сэнку-чан… Всё хорошо. Тебе точно не о чем тревожиться. Я в порядке. Просто… немного себя переоценил, думал, что смогу как-то более спокойно. — Ген, за встречу я точно не тревожусь, я за тебя переживаю, — мягко успокоил Сэнку. — Просто скажи, в чём дело. — Кокуё-сан сказал, что… ну, очень высока вероятность, что там будут мои родители, — прошептал Ген таким тоном, будто, если бы он сказал это громко, над ними разразилось бы небо. — И ладно бы только мама, она скорее всего просто сделала бы вид, что не знает меня, да и всё, но отец… с ним у нас всё сложно. Когда я ушёл из дома… — начал было Ген, но потом осёкся, тряхнул головой, будто отметая ненужные слова, и поджал губы. — Впрочем, не важно. Возможно, он захочет со мной поговорить. Сэнку моргнул. — И что?.. Нет, он, конечно, знал, что у его парня какие-то очень сложные взаимоотношения с семьёй, но Ген — его чудесный, такой умный и деликатный Ген, которого совершено точно ни в чём нельзя было винить, насколько Сэнку знал ситуацию, пусть знал он очевидно очевидно не всё, — чего он боялся-то? — И то, — фыркнул тот, раздражённо взвившись. — Я не смогу игнорировать его на глазах десятков людей. Я не знаю, к чему готовиться. Что он мне скажет? Как мне себя вести? Как отстаивать самого себя и своё право на жизнь и не выглядеть при этом капризным неблагодарным ребёнком? Что если он начнёт… что если он как-то оскорбит тебя? Я же тогда точно нагрублю ему в ответ, и это будет позор, я подведу Кокуё-сана, и ещё и тебя подставлю, и… Блядь! Почему всё так сложно?! — под конец свой тирады Ген совсем сник, опустил плечи, стал казаться таким крошечным, таким уязвимым, что Сэнку в очередной раз пожалел, что вообще согласился с этим его неистовым рвением всенепременно помочь им с Бьякуей. Ген позвонил своему старому знакомому, который за годы с тех пор, как помогал ему решать фамильные проблемы, успел стать верховным судьёй по семейным делам, и долго-долго с ним болтал, так, что в какой-то момент Сэнку даже забыл, зачем и почему вообще его слушал, пока тот, наконец, не подобрался к главному и не попросил Кокуё-сана о личной встрече. Тот, в свою очередь, пригласил Гена на благотворительный аукцион по случаю юбилея своего фонда, Ген даже согласился выставить пару своих старых картин, и сошлись они как раз на том, что побеседуют и всё обсудят прямо на мероприятии — в их плотном графике это был едва ли не единственный адекватно-свободный слот. Ген приложил максимум усилий, чтобы организовать для Сэнку эту возможность, и теперь ужасно расстраивался и волновался, что может как-то напортачить в том, что от него совсем не зависит. Надо было срочно его успокаивать. — Ген, — мягко начал Сэнку, — ты же понимаешь, что придумываешь то, чего может и не случиться? Каким бы сложным человеком ни был твой отец, он всё ещё твой отец, и я уверен, точно не захочет как-то тебя подставлять, тем более, что и сам может на этом фоне потерять лицо… — Да-да, я знаю, — вздохнул Ген. — У меня к нему иммунитет, и я не волнуюсь о репутации или чём-то таком, но… я не хочу подставлять Кокуё-сана, и что, если это как-то помешает тебе? — Не помешает. Я буду с тобой, и я поддержу тебя, что бы ни случилось. И, я уверен, всё будет хорошо. Ты никак не можешь навредить мне, Ген, понимаешь? — Понимаю… Спасибо тебе, Сэнку-чан, — его голос звучал устало. — Этот чёртов аукцион ещё не начался, а я уже от него утомился. Скорее бы всё закончилось… — Ты справишься, — подбодрил его Сэнку. — Мы справимся. Ген, наконец, оторвал глаза от дороги, мельком окинув Сэнку бесконечно тёплым, таким мягким, таким благодарным взглядом, что в солнечном сплетении тонко зазвенело. — Спасибо. Как оказалось, аукцион проводился в старом колониальном особняке в живописном месте неподалеку от бескрайних рисовых террас. Особняк был оформлен на удивление сдержанно для человека, чей уровень власти и дохода исчислялся действительно внушительными цифрами. Впрочем, Ген упоминал, что господин Кокуё происходит из очень древнего, едва ли не около-императорского рода. Сэнку с интересом огляделся по сторонам. У подъезда уже было припарковано с полтора десятка машин. — Народу будет не слишком много, но все довольно важные, — произнёс Ген, глядя в телефон. — Нам нужно будет пообщаться с несколькими людьми, у меня есть пара знакомых, может быть, тебе тоже будет полезно обновить какие-то связи… Надеюсь- — Ген, — улыбнулся Сэнку. — Дыши, пожалуйста. Ты лучше всех в галактике умеешь общаться. Всё будет хорошо. — И когда ты успел стать таким поддерживающим, — усмехнулся Асагири, поглядывая то в боковое зеркало, то в зеркало заднего вида, чтобы припарковаться как можно ровнее. — А ведь ещё совсем недавно требовал от меня предъявить свою лицензию… Думал, ляпну лишнего, ты на меня кофе выльешь! — Я и сейчас могу на тебя чего-нибудь вылить, — Сэнку кивнул на вечно-стоящий у Гена в держателе стаканчик с колой, — если это поможет тебе успокоиться. Хочешь? — Нет уж, я лучше как-нибудь сам успокоюсь, это мой лучший костюм. Ну всё, — он вынул ключ зажигания и, сложив руки на коленях, повернулся к Сэнку, — приехали. Идём? Они прошли по вымощенной мелкой брусчаткой дорожке ко входу, прямо туда, где стояли двое мужчин, проверяющих приглашения. Тот, что был повыше и в очках, очень скрупулёзно проверял списки, а тот, что пониже и с каким-то придурковатым видом — странно пялился на причёску Гена и на линию его единственной видневшейся татуировки на щеке. Сэнку уж было начало накрывать волной раздражения, но, благо, эти сомнительного вида вышибалы их уже пропустили. Он взял Гена за руку, ободряюще улыбнулся и потянул его, замешкавшегося, за собой. Они прошли большую прихожую, наполненную ароматом благовоний, и оказались в огромном зале, где уже начинала собираться пёстрая толпа. К ним подскочил юркий парень с подносом, и Сэнку взял два бокала шампанского, просто чтобы чем-то занять руки, пока Ген внимательно сканировал взглядом собравшихся гостей. Сам же Сэнку не мог оторвать глаз от него самого: Ген в этот вечер был просто неотразим. Как ему удавалось выглядеть органично вообще в чём угодно, начиная дурацкими свитерами и кожаными куртками, заканчивая, вот, костюмом холодного фиолетового цвета, такого тёмного, что в слабом освещении машины казался чёрным, но сейчас, при свете десятков ламп, приобрёл отчётливый лиловый оттенок. На контрасте с чёрными лацканами пиджака и таким же чёрным галстуком это было особенно заметно. Вихрящиеся чёрно-белые волосы были уложены совсем чуть-чуть, так, словно Ген прошёлся по берегу моря, и его чёлку растрепал морской бриз, и это создавало очаровательный контраст со строгостью одежды, словно этот статный парень придирчиво выбрал костюм, но забыл как следует причесаться. Подобная очевидно намеренная небрежность на Гене выглядела очень органично, передавая его многогранную двойственную суть. Сэнку и так основательно подвисал от вида своего парня в строгом костюме, а стоило тому уйти на пару шагов вперёд, всё и вовсе стало совсем плохо. Тяжёлая ткань с деликатным блеском плотно обнимала подтянутые и крайне аппетитные ягодицы, так откровенно подчёркивая каждый изгиб, будто если бы брюки были Гену хоть немного маловаты, это зрелище стало бы чем-то очень сильно за гранью приличия. Но к счастью, костюм сидел на нём идеально, за грань приличия ничто не переступало, и потому Сэнку таки умудрялся удерживать себя от того, чтобы не ходить за ним следом и не прикрывать этот роскошный зад от лишних глаз. — То ли их пока нет, то ли они не в этом зале, — тихо выдохнул Ген, который последние пять минут напряжённо кого-то высматривал. — Кого? — Родителей… — Ну и хрен с ними, — Сэнку махнул рукой в надежде передать Гену хотя бы толику своей уверенности. — Забей на это. Зачем заранее портить себе настроение? — Да-да, ты прав, — прощебетал Ген, встряхнувшись, и окинул Сэнку широкой лучистой улыбкой. — Ну, пошли «налаживать связи»? И Кокуё-сана заодно поищем! — они неспешно двинулись по залу, то и дело останавливаясь для обмена приветствиями с другими гостями, чьи имена и лица не говорили Сэнку ровным счётом ничего. Он поймал себя на ощущении, что, несмотря на то, что никого здесь не знает, происходящее казалось странно-приятным, всё напоминало какую-то встречу старых знакомых, которые не тусовались со школьного выпускного и теперь искренне рады друг друга видеть. Ген то и дело кивал кому-то, улыбался, порою — вежливо, порой — действительно искренне, — и с каждой минутой такого общения его плечи расслаблялись всё сильнее, а выражение красивого лица становилось всё спокойнее, и в конечном итоге минут через пятнадцать перед Сэнку оказалась его самая любимая версия Асагири — убийственно-элегантная и ослепительно-уверенная, совершенно потрясающая. Здесь, в окружении всех этих людей, в этих роскошных, но сдержанных интерьерах, Сэнку, казалось, впервые осознал, насколько Ген во всё это вписывался. Он буквально источал хорошие манеры и аристократичность, точно знал, как и с кем себя вести, он не совершал ни единого лишнего движения, плыл сквозь толпу словно рыба в воде… Сэнку на его фоне даже ощутил себя немного неотесанным деревенщиной. Не то чтобы его это парило, просто… — О, а вот и Кокуё-сан! Идём, идём, поговорим, пока всё не началось. Господин Кокуё оказался гораздо крупнее, чем Сэнку себе его представлял, он ощущался практически монументальным — Сэнку едва дотягивал макушкой ему до плеча. Завидев Гена, он широко улыбнулся, тепло и почти по-отечески, и от улыбки его стоическое лицо моментально преобразилось. Ему на каком-то интуитивном уровне хотелось говорить правду, потому что казалось, что он её и так знает, и Сэнку, сам того не ожидая, от его взгляда будто немного оробел, но виду, конечно, не подал. Ген низко ему поклонился. — Очень рад вас видеть, Кокуё-сан, и спасибо за приглашение. — Добро пожаловать на наш праздник, — кивнул Кокуё-сан. — Надеюсь, вы хорошо проведёте время. — Позвольте вам представить моего спутника, — Ген просиял и перевёл взгляд на Сэнку. Он тут же шагнул вперёд, согнувшись в поклоне. — Ишигами Сэнку. — Добро пожаловать, господин Ишигами. Вы, — Кокуё-сан чуть прищурился, будто вспоминая, — случайно не родственник Ишигами Бьякуи?.. Внутри у Сэнку всё немного сжалось. Вот он, момент, когда облажаться было никак нельзя. — Это мой отец, господин, — кивнул он и, ощутив, как подрагивают пальцы на левой руке, сжал ладонь в кулак. — Неужели вы с ним знакомы? Кокуё-сан как-то неуловимо смягчился. — Вы удивительно на него похожи. Вы ведь тоже приёмный, если мне не изменяет память?… Надо же, как бывает. И, да, мы с вашим отцом совсем немного знакомы, я когда-то возглавлял комиссию по тем девочкам, Кохаку и Рури… До сих пор помню это дело. Мало кто решается на усыновление подростков, тем более — таких трудных. Как у вашего отца сейчас дела? Всё ли хорошо? Сэнку неловко потёр затылок. — Ну… Как бы вам сказать… — Вот об этом я хотел с вами поговорить, Кокуё-сан, — тут же засуетился Ген. — Видите ли, Бьякуя-сан сейчас ведёт ещё одно дело об усыновлении, и на его пути возникли странные проблемы… — он бросил на Сэнку многозначительный взгляд, как бы предлагая подхватить речь, и Сэнку резко выдохнул, собравшись. Это, казалось, был вообще один из самых важных разговоров в его жизни. Ну, после того, когда он просил Ксено стать его научным руководителем. Кокуё-сан слушал внимательно, чуть нахмурившись, его глубокие пронизанные какой-то вековой мудростью глаза блуждали по залу, будто он одновременно контролировал вообще всё, что здесь происходило, и пытался понять, как решить проблему Сэнку, а Сэнку всё говорил и говорил — сначала сбивчиво, но потом всё структурнее. Про то, как у малышки Суйки из глухой деревни погибли родители, и про то, как она жила совсем одна, а с голода не умерла только потому, что её подкармливали соседи, и про то, как её определили в самый неблагополучный интернат префектуры, и про то, как Бьякуя, который воспитал и вырастил троих приёмных детей и который буквально своими руками построил будущее ещё для сорока пяти таких же личностей, не смог пройти мимо, проникнувшись прытким умом и невероятным очарованием девочки, и про то, как Суйка к нему привязалась, как ждёт каждый раз встречи, как она уже почти часть их семьи, как её обожает Кохаку, как уважает её Сэнку, и как до нелепости абсурдны аргументы комиссии по усыновлению, как оскорбительны их подозрения… — …и мы просто не можем позволить себе оставить всё, как есть. Суйка болезненная, с травматичным опытом и уже слишком взрослая, чтобы надеяться, что кто-то ещё решится взять её в семью. И неужели, какой бы ни была наша семья, она хуже… — голос дрогнул, и Сэнку едва ли не зашептал: — …чем интернат? — Это… очень интересная история, — Кокуё-сан задумчиво потёр подбородок. — Если не сказать — странная. Я про ту часть, где вашему отцу отказали. Да, конечно, согласно протоколам, приоритеты отдаются полным семьям, да и массовые усыновления тоже вызывают оправданные подозрения, но это… будто просто слепое следование правилам, отказ ради отказа, в нашей работе так быть не должно. Кто возглавляет комиссию по делу Суйки? Какие документы вы предоставили, и какие они ещё потребовали? Сэнку принялся торопливо объяснять все бюрократические тонкости, но Ген тут же предложил отправить данные Кокуё-сану на электронную почту. Когда документы были отправлены и просмотрены, Ген мягко приобнял чёртового верховного судью по семейным делам, тот обнял его в ответ, и от осознания степени влиятельности связей своего парня Сэнку стало немного не по себе. До этого вечера он и правда с трудом осознавал масштаб его личности. — Спасибо вам, дорогой наш спаситель, — Ген лучисто улыбнулся, — вы, как всегда, выручаете даже тогда, когда надежды нет. Кокуё-сан рассмеялся мягко, тепло и, казалось, немного смущённо. — Да брось, малыш. Тут я хотя бы действительно могу повлиять на ситуацию, и мне жаль, что когда-то я оказался бессилен, чтобы по-настоящему помочь тебе. — Вы сделали для меня куда больше, чем любой другой человек, — отмахнулся Ген. — И к тому же, я был уже взрослым лбом, а тут речь о маленькой девочке. Вот кого надо спасать. Сэнку задумался на секунду, сколько всего он ещё не знал о прошлом своего любимого человека, сколько всего скрывалось там, под его идеально-выверенной маской, но расспросить его об этом можно будет и потом, сейчас же нужно отдать должное и выразить благодарность. — Кокуё-сан, — Сэнку снова поклонился, — благодарю вас за отзывчивость. Надеюсь, вас не слишком затруднит помощь нам, и ситуация разрешится благополучно для всех сторон. — Не сомневайтесь, — серьёзно кивнул Кокуё-сан, — я обязательно разберусь в данном вопросе. Полагаю, это даже не проблема — просто временное недоразумение. Ваш отец — удивительной глубины человек, и в вас сразу чувствуется его влияние. Для меня честь приложить руку к чему-то настолько благородному. Они раскланялись с господином Кокуё и отошли, давая и другим гостям возможность пообщаться с хозяином торжества. — Ого, ничего себе, я и не знал, что Кокуё-сан знаком с твоим отцом, — восторженно прошептал Ген, когда они оказались подальше. — Обалдеть! А Бьякуя-сан у вас почти селебрити, да? — Это логично, если так подумать, — пожал плечами Сэнку, ища глазами того спасительного паренька с шампанским: после такого активного и волнительного разговора ему просто необходимо было выпить. — Отец много где успел засветиться, но он никогда не стал бы пользоваться своими знакомствами. — Думаешь, он… нас за это осудит? — тон Гена был осторожным, словно шаги по тонкому льду. — Нет, конечно, — Сэнку мягко улыбнулся ему и утешающе дотронулся до плеча, краем глаза отмечая у дальней стены чувака с подносом и анализируя, как до него добраться так, чтобы ни в кого не врезаться. — Он не стал бы обращаться к связям не потому, что осуждает, а потому что сам, мне кажется, не понимает, насколько он примечательная личность. Скажи ему, что Кокуё-сан, глядя на меня, сразу подумал, что я его родственник, он и не поверит. — Но вы правда удивительно похожи, — хихикнул Ген, ловко маневрируя меж лениво толпящихся людей в костюмах. — До сих пор не понимаю, как это вообще возможно! Сэнку усмехнулся и схватил, наконец, бокал с шампанским, жадно глотая эту странную кислую алкогольную газировку. — Знаешь, есть теория, что питомцы со временем становятся похожи на своих хозяев? Он меня в три года к себе взял, времени было много… Ген заливисто расхохотался, громко и серебристо, так, что на них обернулось человек пять, не меньше. — Сэнку-чан, ты дурак! — Кого я вижу! Дикая природа настолько очистилась, что в водах Амазонки снова замечены розовые дельфины, а на светских раутах — особый сорт пекинской капусты… — вальяжно протянул за спиной до боли знакомый голос. — Рю, прекрати, — второй такой же знакомый голос хихикнул слишком ласково, чтобы звучать с укоризной. Сэнку аж поперхнулся в бокал с шампанским. А эти-то двое какого хрена тут забыли?! — Ого, какая встреча! — Ген помахал куда-то ему за плечо, и Сэнку обернулся. Нанами в залихватском красном смокинге с люрексным блеском и золотыми пуговицами выглядел то ли пиратом, то ли гусаром, то ли цыганом, то ли просто безвкусным дебилом, как и всегда. Сэнку окинул его взглядом. — Бля, братан, я надеюсь, этот твой прикид хотя бы стоил дохерища, иначе я просто не знаю, чем ещё это оправдать. — Не сомневайся, братан, — Рю довольно ощерился, щёлкнув пальцами. — Дохерища! Каким-то образом Укё, что немного робко шагал рядом с ним в нежно-кремовом костюме и жёлтой рубашке, умудрялся не только не выглядеть официантом, но даже казался едва ли не в разы представительнее своего спутника. — Рю, умоляю, шампанского больше не пей. Привет, ребята, — Укё пожал руку сначала Гену, потом Сэнку, как бы напоминая Нанами, что нормальные люди здороваются вот так. — Что ты ему предложил, чтобы сюда вытащить? — Рюсуй повернулся к Гену. — Утоли мой исследовательский интерес. Признавайся, сколько раз ты ему отсосал? — Стыдно признаваться, но пока ни разу, — заулыбался Ген, подхватывая Сэнку под локоть. — Я куда более талантлив в других областях убеждения! А вот Сэнку-чан, отнюдь… — Серьёзно? Как много ждёт меня открытий чудных! — Нанами заржал и отсалютовал бокалом в воздухе, изображая крайнюю степень изумления. — Здорово, что вы тоже здесь, я не ожидал. Какого хрена вы тут делаете, кстати? — Ген устроил мне встречу с Кокуё-саном, но взамен пришлось приехать на его аукцион. Рюсуй нахмурился. — Ты знаком с Кокуё-саном? — он снова посмотрел на Гена, куда более внимательным взглядом, разглядывая его костюм, его глаза, нос, словно сканируя, словно перебирая в памяти все сотни тысяч своих знакомых, и в какой-то момент удивлённо вскинул брови, сменившись в лице. — Чёрт возьми, я… я, кажется, понял, кто ты! Ген улыбнулся ему тонко и вежливо. — Приятно знать. — Охренеть, чувак… — Рю ошалело моргнул, разводя руками. — Ходили слухи, что ты или сторчался, или самоубился! — Как мило, — Ген закатил глаза. — Ну, в какой-то момент моей жизни слухи были очень близки к правде, но, как видишь, я здесь. Нанами выглядел серьёзным и уважительным — кажется, впервые на памяти Сэнку. — Я рад по-настоящему с тобой познакомиться. Ты знаешь, я… респект тебе, чувак. Я бы на такое не решился. Сэнку знает? — Знает, — кивнул Ген. Сэнку не знал, что он там должен был знать, у него было стойкое ощущение, что он очень сильно что-то упускает, что-то очень важное и драматичное, но если Ген утверждал, что он в курсе, значит, объяснения будут позже. Не сейчас. Он поймал немного растерянный взгляд Укё, который тоже явно ни хрена не понимал, и тот пожал плечами. — Пойдёмте в основной зал? Займём хорошие места, чтобы лучше видеть лоты. Рюсуй закивал, приобнял Укё и повёл их за собой в аукционный зал. — Вы собираетесь что-то покупать? — Посмотрим, — улыбнулся Ген. — Кокуё-сан уговорил меня выставить пару своих старых картин из тех времён, когда я ещё писал маслом, так что… Укё радостно вскинул брови. — Правда?! Ух ты, это же настоящий раритет… Я бы купил! — Серьёзно? — Сэнку окончательно перестал что-то понимать. — Ген, ты что, прям художник? — Нет, Сэнку-чан, я тату-художник, но я умею рисовать… — Просто Ген довольно популярен в интернете, — объяснил Укё, и, да, что-то такое Сэнку точно припоминал, но почему-то раньше всерьёз значения этому сорту популярности не придавал. Но, возможно, зря?.. Они заняли места на третьем ряду от сцены, и вскоре начался, непосредственно, аукцион. По ощущениям, весь этот раут длился уже больше часа. Сэнку лениво тянул шампанское и думал, что пожалуй, за всю свою жизнь не пил столько игристого за один вечер. Рюсуй развлекался тем, что неадекватно поднимал цены на какие-то дурацкие скульптуры, которые по итогу скупали другие люди, а Укё буквально урвал у какого-то старикашки большую картину художника под псевдонимом Менталист — Ген при этом усиленно делал вид, что он тут не при чём, чем повеселил Сэнку. Картина, кстати говоря, была действительно занимательной — квадратное полотно с тёмными бушующими водами, из которых тянулась хрупкая ладонь — то ли утопая, то ли надеясь на спасение. Ощущение от картины было жутковатым, но взгляд она цепляла совершенно точно. Сэнку задумался даже, что же такая картинка могла бы рассказать о своём авторе, но решил не заниматься глупыми психологическими тестами. Спустя примерно полчаса Нанами разошёлся окончательно и попытался купить с молотка чью-то викторианскую шхуну, но, судя по выражению лица Укё, такая покупка никак не вписывалась даже в их семейный бюджет. Неизвестно, чем бы всё это завершилось, но тут кто-то предложил действительно вопиюще непристойную сумму, Рюсуй насупился, и аукцион подошёл к концу. На сцену вышел основатель фонда, и зал притих. Речь господина Кокуё была короткой, но крайне весомой, и сводилась, по большому счёту, к тому, что он очень рад видеть всех этим вечером, благодарен дорогим гостям за каждое доброе слово и за каждую потраченную на доброе дело йену, и предлагает продолжить праздник жизни под живую музыку. На сцену вышел небольшой оркестр, комнату заполнил людской гомон, скрип отодвигаемых стульев и шорох платьев. Официальная часть приёма явно подошла к своему завершению. — Ну, мы пошли танцевать, — Рюсуй крепко пожал Сэнку руку. — Я обещал Укё, что мы свалим ровно через два с половиной часа, у меня осталось всего двадцать минут, и я возьму от этих двадцати минут всё. Укё улыбнулся, пихнув его локтём. — Не сваливай всё на меня. — Ни в коем случае, любовь моя, — хохотнул Нанами. — Я так понимаю, встретимся уже послезавтра у Бьякуи-сана? Мы приедем чуть попозже. — Ага, — Сэнку похлопал его по плечу. — Хорошего вечера. Рюсуй утащил своего любимого на танцпол, тут же закружив в вальсе, и Сэнку уж было подумал, может, взять с него пример… — Идём, Сэнку-чан? — …но Ген уже решительно поднялся с кресла, протягивая ему руку. — Я только попрощаюсь лично с парой людей, и можем ехать домой. Ну, домой — это тоже неплохо. Это даже хорошо. — Останешься сегодня у меня? Кошачьи глаза дразняще сверкнули. — Для чего же? — Ну… — Сэнку наклонился к Гену и влажно прошептал ему на ухо. — Я очень давно не стоял перед тобой на коленях. Ген закусил нижнюю губу и рассмеялся. — Большое упущение, душа моя. В таком случае, я быстро, — и пошёл в сторону компании очень дорого одетых людей, о чём-то оживлённо беседовавших неподалёку. Сэнку проследил взглядом за манящей линией его бесконечно длинных ног и улыбнулся сам себе, расправив плечи. Он глубоко вдохнул — полной грудью и с каким-то простым, понятным удовлетворением. Настроение было феноменально хорошим, таким, что сложно было удержать внутри — оно так и рвалось на волю. Бахвальская бравада пузырилась под кожей желанием шалить, играть, целовать… Сэнку с томным теплом под ложечкой следил глазами за высокой изящной фигурой в тёмно-фиолетовом смокинге, мелькавшей меж гостей, — не потому, что боялся потерять, а просто потому что смотреть на Гена было чертовски приятно, даже если видеть одну лишь спину. Сэнку стоял в стороне от места скопления людей. Народ понемногу разбредался. Мимо прошёл господин Кокуё, поинтересовался, хорошо ли прошёл его вечер, и Сэнку заверил, что лучше не придумаешь. Самое удивительное, что он даже не слукавил, искренне так считал. Не было ни одной причины хандрить: сегодня Сэнку решил — ну, очень надеялся, что решил — большую бюрократическую несправедливость, от которой буквально зависели жизни, он от души посмеялся с друзьями, напился игристого, налюбовался на самого фантастически красивого человека во Вселенной… Ещё пара минут — и они с Геном уедут. И проведут остаток вечера вкусно, сладко — не важно, как, но главное, что вместе. От этой маленькой фантазии в груди потеплело, и Ген, будто услышав его мысли, вынырнул из толпы и поплыл к нему, заворожённо глядя, словно Сэнку был его маяком. Он подходил всё ближе, и всё лучше становилось видно его лицо — растрепавшиеся чёрное-белые локоны на лбу, розовые мазки румянца, нежную ласкающую улыбку, и глубокие блестящие глаза, чья синева обволакивала Сэнку с ног до головы и дарила обещание. Внезапно Сэнку поймал взглядом Рюсуя. Тот выглядел странно напряжённым, будто бы чем-то всерьёз обеспокоенным, и как-то дёрганно кивал Сэнку головой, словно пытался что-то ему сказать. Странно, чего это он? Сэнку хмыкнул и снова посмотрел на Гена. На долю секунды его кошачьи глаза метнулись куда-то за Сэнку, и деликатный румянец тут же спал с красивого лица — кажется, он увидел… что-то. Что-то неприятное, что заставило его споткнуться и выглядеть так, будто кто-то умер прямо у него на глазах. Сэнку тут же обернулся, но ничего подозрительного не заметил. Он шагнул навстречу Гену, ловя его в свои объятия. — Что случилось? — Всё в порядке, — выдохнул тот, пряча взгляд. — Пойдём, ладно? — Видел бы ты себя, бледный и глазища шальные, — Сэнку нежно погладил его по щеке. — Ещё и Рюсуй там чего-то дёргался… Точно всё в порядке? Пойдём-ка отсюда. Вдруг за спиной раздался зычный голос. — Ну здравствуй, Гэнкуро. ••• Ген хорошо помнил тот день, когда решил уйти из дома. Тогда было Рождество, ему было девятнадцать, и его семья устраивала точно такой же светский приём с кучей разряженных в перья и шелка гостей, как и сейчас. В тот вечер была метель. Настоящий шторм. Он стоял в своей комнате и пил горячее вино, вдыхая аромат тимьяна и шалфея, корицы и мускатного ореха, который, по плану, должен был принести ему хоть какое-то утешение, но почему-то не приносил. Вино плескалось внутри, но не согревало — ни тело, ни душу. Руки едва заметно дрожали, а горло сжималось так, что трудно было дышать — то ли от шёлкового галстука, то ли от жестокого беспокойства. За его спиной, там, в большой гостиной их фамильного особняка, раздавался звонкий шум торжества, неестественный смех и лицемерные, насквозь фальшивые голоса. Тёмные тучи, полные мокрого снега, быстрыми маршами растекались по небу, мрачные, тяжёлые и беспросветно-серые — словно вся его жизнь последние пару лет. Ген вздохнул, когда раздался лёгкий постук туфель по твёрдой древесине. — Гэн, дорогой. Отойди от окна. Тебя все ждут в зале. Ген поморщился. В нос противно бил слишком сильный запах материнских духов, но нужно было держать лицо. Он медленно повернулся к ней и тонко, очень вежливо — так, как его всегда учили, — улыбнулся. Объективно Арлин Асаяма была потрясающе красивой женщиной. Наполовину француженка, наполовину японка, она была трофейной и крайне скандальной женой, её тёмно-каштановые волосы элегантно переходили в серебро, и, как и всегда, были собраны в объёмный пучок. Она была худой и высокой, с костлявыми запястьями, украшенными звенящими на ходу серебряными браслетами, и большими раскосыми синими глазами. Когда-то она считалась первой красавицей столицы. Каждая деталь её внешности была идеальной. Идеальные брови, идеальный макияж, идеальное платье… И такой неидеальный сын. Позор семьи. Ну, как же так. — Извините, мама. Я пока хочу побыть здесь. Её тонкие цепкие пальцы впились в его предплечье. Она наклонилась близко, чтобы никто не слышал её недовольный тон, и Гена почти ошпарило — то ли насыщенным алкоголем дыханием, то ли жалящими словами, такими шипящими, будто сам факт их разговора причинял ей боль. — Гэн, ты наследник семьи, к сожалению, единственный. Веди себя как нормальный человек. Будь приличным. Не выставляй себя ещё большим дураком. Жаль, что вся её красота была только снаружи. Выкрашенные красным ногти ещё сильнее впились в его руку, идеально выверенным давлением, ровно таким, чтобы максимально ясно донести её точку зрения. Это было настолько знакомо, что желчь подступила к горлу — казалось, на мгновение Ген снова стал десятилеткой ростом всего в метр двадцать, с бледным лицом, тонко сжатыми губами и полными глазами слёз, а мать всё так же ругает его и тащит обратно в толпу дальних родственников и знатных гостей… Ген боялся толпы, но это никогда не имело значения, даже если там было слишком громко, слишком шумно и слишком много людей, которые постоянно трогали его, щипали за щёки и трепали ему волосы, слишком много людей, которые задавали слишком сложные вопросы для такого маленького человека, которые просили то рассказать пару стихов, то сыграть на огромном рояле… Его почти захлестнула непреодолимая волна ужаса, но Ген вовремя тряхнул головой. Он больше не ребёнок. Уже нет. Ему девятнадцать. Он и так уже сделал всё, чего от него ожидали: он поступил в колледж, хотя не хотел, он отбросил все свои увлечения, хотя не хотел, он уже смирился со статусом позора семьи, его уже ничем не испугать. Он просто существовал и старался не отсвечивать. Единственное, чего ему хотелось — чтобы от него все отстали и дали ему хотя бы немножечко свободы. Хотя бы самую крошечную возможность быть счастливым — тихим, никого ни к чему не обязывающим счастьем… Ген медленно выдохнул и отвернулся обратно к окну. — Я присоединюсь к вам, как только прибудет мой партнёр. Он набрался смелости взглянуть на отражение матери в стекле. Она вскинула брови то ли в ужасе, то ли в удивлении, а в этих красивых синих глазах с каждым мгновением всё сильнее разгоралась ярость. Она скривила губы в отвращении, так, будто съела что-то грязное, и ещё сильнее впилась ногтями в его руку. — Это при условии, что этот мальчишка осмелится прийти, дорогой, — выражение её глаз не обещало ничего доброго, но её голос был тягучим и сладким, и, если постараться, в нём даже можно было уловить что-то, что можно было принять за сочувствие, если бы Ген не знал её так хорошо. — Но я в этом сильно сомневаюсь. Не после того, как отец ему заплатил. — …что?! Тот день был, наверное, самым разрушительным в жизни Гена, самым болезненным. Нет, с тех пор ему ещё не раз бывало и больно, и пусто, но, как говорится, в первый раз хуже всего — потом на розовой нежной душе уже нарастают мозоли, чувства притупляются, и боль не такая острая, но тот вечер был первым в череде казавшихся бесконечными эмоциональных мясорубок. В тот вечер Ген узнал, что его парню, которой обещал быть рядом и поддержать, что бы ни происходило, отвалили тысячу долларов, чтобы он удалил его номер и никогда больше не появлялся на горизонте. Тысячу долларов! Как дёшево, оказывается, стоило его сердце… Но сейчас Ген даже был ему благодарен. Не продай тогда его бойфренд, не растопчи он розовую душу Гена тяжёлым ботинком, где был бы Ген сейчас? Сбежал бы он тогда из дома? Порвал бы он все связи с родными? Сменил бы имя? Построил бы он ту карьеру, о которой мечтал? Встретил бы он Сэнку?.. Сильно вряд ли. А прямо сейчас именно на присутствии Сэнку всё и держалось. Когда Гена окликнули, тот стоял к нему лицом и улыбался, такой родной и понимающий, такой тёплый, что хотелось срочно спрятаться в его объятиях. Сэнку нахмурился, глядя на его стремительно бледнеющее лицо, и у Гена тонко зазвенело в ушах. Весь мир размылся, словно карандашный рисунок, на который неуклюже пролили воду, и в фокусе осталось лишь лицо Сэнку. Ген зажмурился. Ну почему они не успели уйти! Ну почему, почему, почему, какого чёрта, за что! Почти десять лет прошло, а корёжит всё так же. Хотелось орать, но горло ссохлось. А затем с громким хлопком, словно кто-то раскупорил шампанское, хлопком, прозвучавшем, вероятно, лишь в его сознании, всё вернулось — и Гена оглушило навалившимся шумом — светскими разговорами, музыкой, шорохом чужой одежды и стуком туфель. — Гэнкуро, я к тебе обращаюсь, — снова позвал голос, и Ген обернулся, шагая в сторону. — Здравствуйте, папа, мама, — сердце трепыхалось в груди так сильно, что было больно. Он уже, чёрт возьми, успел обрадоваться, что этот день закончился без потерь, но Ген никогда не мог похвастаться какой-то особенной удачливостью. — Я бы сказал, что рад вас видеть, но это не так. ••• — Глупо было надеяться, что такая бестолочь, как ты, радушно встретит своих родителей, — высокий и статный мужчина выгнул бровь каким-то очень знакомым жестом, и Сэнку оторопело моргнул, разглядывая внезапно подошедшую пару. Прямо тут, напротив них, в чёрном смокинге и щёгольской бабочке стоял мужчина с острым, таким острым, что о него можно было порезаться, лицом. По левую руку от него на них взирала женщина с тёмно-каштановыми наполовину седыми волосами, и, чёрт, возьми, она была просто копией Гена. Точнее, наверное, корректнее было сказать, что Ген был её копией, но Сэнку было плевать на корректность — в его понимании мира Ген был первостепенным. У неё были того же цвета глаза — бесконечно глубокие, синие, почти васильковые, та же форма аккуратного чуть вздёрнутого носа, острый подбородок — чёрт возьми, всё так и кричало об их родстве. Ген явно собрал в себе лучшие черты обоих родителей — высокий рост и харизматичную статность отца вместе с убийственной элегантностью и утонченной красотой матери. Теперь не нужно было включать фантазию, чтобы представить как будет выглядеть Ген в свои пятьдесят с хвостиком — вот так. Потрясающе. Но это было не важно, потому что самому Гену со всей очевидностью было не по себе. Он вцепился в локоть Сэнку мелко дрожащими пальцами, и пусть внешне выглядел невозмутимо-гордым и уверенным, можно было ощутить, как сильно эта встреча его растревожила. Первой реакцией Сэнку, когда он увидел этих людей, были удивление и восхищение, но эти приятные чувства быстро закончились, стоило отцу Гена вместо «добрый вечер, приятно познакомиться», сказать: — Гэнкуро, кто это с тобой? — голосом таким твёрдым и невозмутимым, с настолько нескрываемым презрением, что Сэнку захотелось оскалить зубы. Одной совершенно невинной по своей сути фразой его и оскорбили, и унизили, и обесценили. Превосходно. Для такого, вообще-то, нужно было иметь талант — до сегодняшнего дня подобное удавалось провернуть только лишь Ксено. Мать Гена окинула Сэнку пренебрежительным взглядом, отец же и вовсе на него не смотрел, так, будто его тут и не было, будто бы не за его рукав сейчас судорожно цеплялся их собственный сын. — Сэнку-чан, — голос Гена был слишком ровным и тягучим, чтобы Сэнку поверил в его искреннюю дружелюбность, — знакомься, это мои родители, Арлин и Сайго Асаяма, — Ген небрежно вскинул руку в их сторону, а Сэнку хотелось кричать внутри — что? ЧТО? Ген родом из семейства Асаяма?! Какого чёрта! Его отец буквально возглавлял нижнюю палату Совета! Нет, конечно, он говорил, что его отец сенатор, но масштаб сенаторства мог быть совершенно разным, чёрт возьми! — Родители, это — доктор Ишигами Сэнку, мой партнёр. На несколько долгих секунд между ними повисла вязкая, тягучая тишина, нарушаемая лишь звоном бокалов на фоне и приглушёнными разговорами гостей. — Очень приятно, — попытался вежливо улыбнуться Сэнку и неуверенно протянул вперёд руку. Асаяма-сан проигнорировал этот жест, а мать Гена, до этого хранившая пренебрежительное молчание, фыркнула с плохо скрываемым отвращением. — Гэнкуро, ты серьёзно? Ты притащил с собой этого мальчишку? Он хотя бы окончил школу? Сэнку хмыкнул и быстро опустил руку обратно. Ну, что ж, он попытался, протокол вежливого знакомства был соблюден, любые вопросы с него сняты. Сэнку, в общем-то, был не из робкого десятка, он вполне был способен за себя постоять, да что уж там, даже нахамить, если надо, он вообще не парился обо всех этих формальностях, но лезть в словесную перепалку после нескольких минут знакомства с родителями своего любимого человека, пожалуй, было уже слишком, к тому же — ещё по дороге сюда Сэнку обещал, что никакого скандала с последующим позором сегодня точно не будет. Да и прекрасный приём Кокуё-сана портить совсем не хотелось… Сэнку хотел уж было просто проглотить это пренебрежительное «мальчишка», но у Гена, видимо, было на этот счёт какое-то другое мнение. От него вообще сейчас радушием не веяло, скорее, наоборот — со всей очевидностью от него ощущались исходящие волны моментально накатившей усталости и желания поскорее закончить этот разговор и больше не встречаться со своей семьёй до конца жизни. — Кажется, вы меня плохо расслышали, — невыносимо вежливо уточнил Ген. — Я сказал, что это доктор Ишигами. Сэнку-чан не только уже давно окончил школу, но и защитил пару докторских. Он учёный. Довольно знаменитый, если хотя бы немного увлекаться наукой. Сэнку был не таким уж знаменитым учёным, да и докторская у него была всего одна, потому что вторую он ещё не защитил, и вообще, Сэнку крайне сомневался, что Ген понимал, о чём его первая диссертация, но попытку приподнять ситуацию (и опустить родителей) заценил. — Н-да? — кажется, отец Гена взглянул на Сэнку в первый раз. — Учёный? И чем же вы занимаетесь? — Ну, я работаю в лаборатории оптоэлектронных технологий. Прямо сейчас мы создаём такой инструмент, который позволяет генерировать сверхкороткие импульсы света — длительностью всего в несколько десятков аттосекунд, это десять в минус восемнадцатой степени, — чтобы воссоздать стабильное ускорение электронов нелинейными плазменными волнами до энергий порядка нескольких ГэВ… — Сэнку принялся с серьёзным видом объяснять принцип работы высокотемпературного фотонного эха, периодически отпуская шуточки, над которыми тепло смеялся Ген, и это был самый утешительный и приятный звук, которым можно было себя вознаградить. — Говоришь обо всём так, будто и правда хорошо в этом разбираешься. Поистине поразительно, как этот человек умудрялся опустить ниже плинтуса буквально одним предложением. Если Ген вырос в подобной атмосфере… что ж, это многое объясняло. Сэнку усмехнулся. — Конечно, разбираюсь. Я буквально руководитель проекта. О, эти взгляды. Это была именно та реакция, которую Сэнку ждал. Да, ему было всего 25, и он прекрасно понимал, что выглядел довольно молодо, и каждый раз, когда ему хотелось кого-то уколоть, было достаточно просто рассказать о своей работе. Женщина медленно моргнула. С её лица спала тонкая вежливая улыбка — точно такая же, что всё это время была приклеена на лицо её сына. Асаяма-сан выгнул бровь со странной едва читаемой эмоцией, которую можно было бы назвать удивлением, если хорошенько присмотреться. — Значит, вы тот самый доктор Ишигами? Сэнку только кивнул. Судя по тому, как дёрнулись ноздри на тонком носу миссис Асаямы, тот факт, что у её непутёвого сына был довольно успешный партнёр — это было уже слишком. Асаяма-сан же смерил его долгим взглядом и опустил глаза на руки Гена, что обвивали локоть Сэнку. Со всей физиологичной ясностью он ощущал, как прямо сейчас его предают огню на мысленном костре. Больше на него внимания не обращали. Дальше началось нечто странное. На Гена, который всё ещё отчаянно цеплялся за Сэнку, посыпались вопросы. «Что на твоём лице, Гэнкуро? Что значит татуировка?», «Когда ты собираешься жениться? Давно пора заводить детей!», и самое ужасное: «Мы скучали по тебе, Гэн». Сэнку физически ощутил, как Гена в этот момент тряхнуло. Впрочем, его голос совсем не стыковался с его явной нервозностью — он был ровный и спокойный, будто в воздухе вокруг них не искрилось раздражающее напряжение вперемешку с неприязнью, отторжением и стойким ощущением, что добром эта встреча не закончится. Ген отвечал вежливо и односложно, повторяя раз за разом, что Сэнку его партнёр, что его номер телефона не менялся последние пятнадцать лет, и если они так скучали, то вполне могли позвонить, что… — Гэнкуро, хватит! — мужчина негромко рявкнул после очередного явно неодобряемого ответа. — Прекрати паясничать. Это неуместно. — Вся моя жизнь для вас — это шоу в цирке уродцев, что бы я ни делал, в ваших глазах это будет неуместно, — Ген выгнул бровь точно таким же движением, что и его отец. Его тон был резким и холодным, Сэнку ещё ни разу не слышал его таким. — Ты знаешь, что я имею в виду. Тебе должны были направить письмо. — Так чего вы от меня хотите? — Как минимум твоего присутствия на похоронах деда. — Нет, меня там не будет, — отрезал Ген, и Сэнку перевёл на него ошалелый взгляд. Что? У Гена недавно умер дедушка? Но он ничего об этом не говорил… Как же так! И почему он не хочет ехать на похороны, какого чёрта в этом семействе вообще происходит? — Ты обязан приехать, — настаивал Асаяма-сан. — Я никому из семьи ничем не обязан, — голос Гена не терпел возражений, и, по всей видимости, это только сильнее злило отца. — Ты обязан семье всем! — Я так не думаю, — Ген покачал головой. — Если вдруг вы не заметили, никто из членов нашей чудесной и дружной семьи не стремился поддерживать со мной связь с моих девятнадцати лет. Сейчас мне двадцать семь, так с чего бы мне быть вам чем-то должным? Со второго курса я сам оплачивал обучение в колледже, сам оплачивал жильё, еду, я всю свою жизнь делал только то, что вам было нужно, но вы всё равно предпочли от меня отказаться. А теперь вы приходите ко мне и говорите, что я вам что-то должен? Обстановка накалялась. — Что ж, я тебя услышал, — тон Асаямы-сана можно было назвать не иначе как арктически-холодным. — Очень жаль, что свои жалкие детские обиды ты ставишь выше семейных ценностей, впрочем, этого и стоило ожидать после стольких лет тишины. — Обоюдной тишины, — что ж, это было важное замечание. — У меня нет на вас детских обид. Я благодарен вам за всё. Но так уж вышло, что я хочу быть счастливым, а это несовместимые материи с тем, когда родители пытаются залезть в каждый кусочек твоей жизни, даже в твою постель. — Гэнкуро! — Меня давно зовут не так. Последнее десятилетие я — Ген- — Раз уж мы затронули тему твоей постели, самое время поговорить об этом, — Асаяма-сан кивнул в сторону Сэнку, даже не удостоив его взглядом. — Это Сэнку. Сколько раз мне нужно назвать его имя, чтобы вы, папа, наконец запомнили? — Я не собираюсь запоминать имя очередной твоей подстилки, какой бы титулованной она ни была, — от этих слов Ген вздрогнул так сильно, будто ему было физически больно. Сэнку выдохнул, обнял его за плечо и мягко поцеловал в висок. Ген немного обмяк в его руках, а значит, он всё сделал правильно. Краем глаза Сэнку почувствовал, как в нескольких метрах на них смотрит растревоженный нервный Рюсуй, который, казалось, вот-вот готов был броситься в драку и сдерживался лишь потому, что его под локоть удерживал Укё. Больше, вроде бы, никто на них не смотрел. Отлично. Сэнку жестом подозвал паренька с подносом шампанского. — Я прошу прощения за то, что встреваю в семейный разговор, но раз уж речь зашла обо мне, то, пожалуй, я имею право высказаться, — он легко схватил с подноса фужер, предлагая его Гену, но тот отрицательно мотнул головой, и Сэнку оставил игристое себе. — Для протокола — наши отношения с вашим сыном основаны не на сексе. Мы пара, если вдруг вы до сих пор не поняли, и в обозримом будущем это совершенно точно не изменится. Асаяма-сан впервые удостоил его взглядом дольше чем на пару секунд, и от этого по коже прошёлся мерзкий холодок. Он криво усмехнулся, пару секунд о чём-то пораздумывал и неожиданно сменил свой презрительный вид на другой, однако всё ещё не менее неприятный. Он взглянул на Сэнку обеспокоено, словно тот был несмышлёным дитём, что по глупости разбил коленку. — Господин Ишигами, вы, вроде как, сообразительный, интеллигентный молодой человек, и должны что-то понимать. Так вот, поймите, всех наших с вами пальцев не хватит, чтобы перечислить только тех шлюх Гэнкуро всех возможных полов и гендеров, о которых известно лично мне. Сколько же их было на самом деле, полагаю, не знает даже он. Если вы по своей душевной простоте решили, что у вас с ним что-то серьёзное, что это надолго, мне вас искренне жаль, но вы связались не с тем человеком. Он только кажется приличным, но даже наша строгая дрессировка не выбила из него всё дерьмо. Он настоящий содомит- — Вы слишком низко думаете о своём сыне, особенно учитывая, что совершенно его не знаете, — у Сэнку окончательно лопнуло терпение. Плечо Гена под его ладонью мелко потряхивало, но не было понятно, от гнева или от страха. — А ещё, позвольте уточнить, очень уж мне любопытно, откуда у вас такая воистину уникальная осведомлённость о его личной жизни? Насколько я знаю, Ген давно не поддерживает с вами связь. Так на чём же основаны ваши выводы? Ген тут же навострился. Очевидно, этот вопрос не давал покоя не только Сэнку. Асаяма-сан сухо рассмеялся. — Может быть Гэнкуро и думает, что семье нет до него дела, но это не так. Все эти годы я присматривал за ним. Репутация семьи для меня не пустой звук, — мужчина бросил на Гена демонстративно-полный отвращения взгляд. — Гэн меняет партнёров с шестнадцати лет. Он спит со всем, что имеет ноги и умеет их раздвигать. Как бы мне ни было печально это признавать, увы, но мой сын аморален, ему не знакомы понятия чести и достоинства. Он бестолковый, бесталанный повеса, как бы я ни пытался его воспитать достойным, но приличному человеку в его обществе точно делать нечего. Более того, я наслышан о его, так сказать, увлечениях, о его любимых клубах по интересам, и это окончательно пятнает его имя, и славно, что оно больше никак не относится ко мне и моей семье. Однако вам, молодой человек, вам ещё не поздно сбежать. Вряд ли эта мимолетная связь заденет вашу репутацию. От такого бескомпромиссного неуважения у Сэнку дёрнулся глаз. Он натурально был готов рвать и метать. Как, блядь, у этого человека вообще язык повернулся говорить такое про родного сына? И он ещё смел что-то вещать про долг перед семьёй?! На Гена же сейчас и вовсе было страшно смотреть. Он резко побледнел, сжался в какой-то крошечный комок из боли и отчаяния, и Сэнку обнял его крепче, мягко поглаживая по плечу. Получается, что всё это время родители знали, как он живёт? И речь даже не об увлечениях, хрен бы с ними… Они знали про колледж, про то, с каким трудом Ген тянул и учёбу, и работу, и попытки в бизнес? Знали про его сложности, про его боль, и… и ничего не сделали, ни разу? Ни звонка, ни сообщения? Вот так просто вычеркнуть из жизни собственное дитя, а теперь поливать его грязью на глазах у толпы? Сэнку хрипло рассмеялся, покачал головой и взял холодную мелко дрожащую ладонь Гена, с любовью переплетая пальцы. Была бы возможность, он бы полностью обвил Гена, спрятал бы его в своих объятиях, но, пожалуй, сейчас это было бы неуместно, да и вообще, со всей очевидностью пора было переходить к активным действиям. Теперь, после всего сказанного, Сэнку было глубоко поебать на то, кто этот мужчина напротив, где они, блядь, находятся, и что он обещал не устраивать скандал. — Знаете, вы правы, я действительно сообразительный. И я не считаю нашу связь мимолётной. Более того — я с огромным удовольствием разделяю все увлечения вашего сына, и совершенно не вижу причин, по которым это хоть как-то должно влиять на мою репутацию, — Сэнку крепче сжал ладонь Гена, он слышал себя будто со стороны, с трудом узнавая свой голос — он звучал мягко, низко, почти приятно, однако был насквозь пропитан ядом. — Что-то мне подсказывает, что вы достаточно долго не видели Гена, чтобы делать такие громкие выводы. Повторюсь, вы его совсем не знаете. Ген не похож на человека, которого вы описали. Ген — потрясающий, удивительный, тонкий и чуткий, он талантливый художник, отличный психолог и превосходный друг. Уверен, он был бы и достойным сыном, будь у него достойные родители. — Да как ты смеешь, щенок! — Сэнку понял, что попал в яблочко, когда Асаяма-сан дёрнулся, будто от удара, и сжал руки в кулаки, явно готовясь к драке. Ну, будь что будет. Сэнку чуть расслабил галстук, отец Гена шагнул к нему, еле заметно отводя локоть — и тут миссис Асаяма широким движением вылила шампанское из своего бокала прямо мужу на грудь. — Какого чёрта?! — взвился тот, резко оборачиваясь. — Ты что, совсем сдурела? — Ах, какая неприятность, — ровным тоном без малейшего признака раскаяния произнесла женщина. — Кажется, нам придётся отлучиться, — она подхватила мужа под локоть, но тот зашипел, отмахиваясь от неё. — Ты! Позорище! — он повернулся к Гену, видимо, осознав, что с Сэнку совершенно точно диалога не получится. — Держи своего щенка на поводке, иначе я приму крайние меры! Ген выглядел какой-то восковой куклой. Он отупело смотрел на отца, хлопая своими невозможными-длинными ресницами, явно не поспевая оцифровывать реальность. Напряжение было просто чудовищным. Сэнку вырос в той парадигме, где семья была превыше всего — какой бы она ни была. Семья Сэнку была приёмной, и порой в детстве, в моменты глупой обиды, он размышлял, каково было бы, будь его отец родным. Наверное, тогда бы он любил Сэнку сильнее, и уж точно не запрещал бы мастерить петарды в гараже… Но Сэнку тогда был маленьким и глупым, и точно не понимал всего. Но это? Это разве семья? Эти люди не заслужили Гена. Ген же медленно выдохнул и совершенно ровным тоном уточнил. — Ну и что же это за меры такие? — Я выпишу тебя из семейного реестра! — Асаяма-сан говорил предельно серьёзно. Что-то в грудине Сэнку сжалось в ужасе. Это было нечто совершенно немыслимое. Его отец, Бьякуя, положил жизнь на то, чтобы вписать в семейный реестр четверых совершенно чужих незнакомых детей, дать им дом и любовь, а тут… Чёрт, да выписать кого-то из семейного реестра — это всё равно, что удалить человека из жизни! Когда-то в приюте Сэнку говорили, что если тебя нет в реестре, значит ты никогда не был частью семьи, у тебя больше нет дома, и, в каком-то роде, нет даже прошлого. Он потянулся к Гену, чтобы его утешить, но… Тот рассмеялся. Нет, серьёзно. Он рассмеялся звонким серебристым смехом, будто Асаяма-сан сказал нечто феноменально смешное. Сэнку обеспокоено глянул на Гена. С ним точно всё в порядке? Не сошел ли он тут часом с ума от количества нервных переживаний? Не ёбнулся ли тут кто-то из них окончательно? — О, боги, пресвятые предки, если для вас это действительно крайняя мера, то поздравляю, мне абсолютно и уверенно насрать, есть я в вашем реестре или нет. Это просто смехотворно! Восемь лет назад я буквально пытался добиться этого в суде, а теперь вы мне этим же угрожаете! — Ты лишишься наследства, — зашипел мужчина, но Ген расхохотался ещё сильнее. — У меня достаточно денег, чтобы не бедствовать всю оставшуюся жизнь, папа. Я умею работать. У меня свой бизнес. Я взрослый и самодостаточный человек. Мне от вас ни черта не надо. — Ах ты- — Асаяма-сан, — Сэнку указал взглядом на расползавшееся по его рубашке розовое пятно от шампанского, — полагаю, вам всё-таки стоит что-то с этим сделать. Подать вам салфетку? — И то верно, — миссис Асаяма бросила им тонкую и почти жестокую улыбку. — Идём же, — не слушая бессвязного злобного шипения, она снова подхватила мужа под локоть и потащила к двери с такой силой, которую сложно было ожидать в её тонком тельце. Сэнку смотрел им вслед, внутреннее отмечая, как понемногу успокаивается сердце. Придя в себя, он наконец додумался взглянуть на Гена. Тот стоял, не двигаясь, будто не мог справиться с навалившейся на него реальностью. — Ты в порядке? — Сэнку-чан, я… — наконец начал он, но ему не дали закончить: в ту же секунду рядом с ними обнаружились Рюсуй и Укё. Нанами выглядел крайне впечатлённым. — Ген, как ты? Охренеть, он серьёзно тебе угрожал! Бля, а ты правда с ним судился?! Чёрт, чувак, я тебе даже завидую… я так и не смог на такое решиться… — Рю, дай человеку прийти в себя, — одёрнул своего гиперактивного бойфренда Укё. — Ген, тебе что-нибудь принести? — Нет, нет, ребята… — Ген моргнул пару раз и растянулся в широкой улыбке. — Всё в порядке. Мы пойдём, ладно? — те закивали, и Ген, улыбнувшись ещё разок напоследок, схватил Сэнку за руку и потащил за собой сквозь толпу, из зала в холл, из холла — прямо на залитую лунным светом террасу. Завернув за ближайшую колонну, чуть укрывшись от глаз толпы, Ген остановился, наконец, и заглянул Сэнку в глаза. Два бездонных васильковых океана сияли бескрайними галактиками, он выглядел таким красивым, таким пленительным, что глупое сердце Сэнку вновь пропустило удар. — Ты заступился за меня! Сэнку моргнул. — Что? Ну, да, я- — Охренеть, — Ген покачал головой в немом восторге, так, будто совершенно не верил в свалившееся на него счастье. — За меня никто никогда не заступался. Боги, ты и правда меня защитил, Сэнку-чан, ты… — его голос дрогнул, — ты невероятный. Знаешь, что? — кошачьи глаза сверкнули какой-то пламенной непоколебимой уверенностью, такой, что Сэнку на мгновение не понял, чего это он такого решительного задумал. — Я хочу тебе отсосать. Немедленно. Сэнку аж закашлялся от такого напора. — Ген, но тут… Как бы… Люди… Он демонстративно огляделся по сторонам. — Совершенно никого, — на выдохе мурлыкнул Ген, томно и горячо, так, как умел только он, и впился в рот Сэнку голодным кусачим поцелуем, прижимая его к колонне, буквально уложив его на лопатки в вертикальном положении, припечатывая своей любовью безапелляционно и без права на обжалование. Крохотные искорки сладкой-сладкой боли лишили Сэнку последних разумных мыслей. Он заскулил, прижимая Гена к себе всем телом, и притёрся пахом о пах, ощущая под его ширинкой твердеющий член, обхватывая ладонями его манящую задницу, которую весь вечер хотелось вот так помять, всей пригоршней… — Сожми крепче, — попросил Ген, выпустив его губы, и тихо застонал, стоило Сэнку сильнее стиснуть пальцы на его заднице. — Блядство, Сэнку-чан, за что же ты мне такой достался? Сэнку усмехнулся, внезапно запыхавшийся, словно после бега, задыхаясь от накатившего возбуждения, и наклонил голову, жадно вдыхая пряный запах, притаившийся под уголком острой линии любимой челюсти. Как же Ген, чёрт возьми, приятно пах, никакой силы воли не хватит… Он провёл языком по длинной шее, над самым краем накрахмаленного воротничка его дорогущей рубашки, Ген тихонько, жалобно заскулил и потёрся о него искушающе — так, что по позвоночнику прошёл высоковольтный разряд первобытной похоти. Раздевать его прямо здесь было нельзя, совсем никак, даже чуть-чуть, какой бы возбуждающей эта идея ни была, какой бы животный огонь не разжигала под рёбрами шальная мысль, что кто-нибудь их увидит, но — нельзя, иначе был шанс сжечь последние тормоза и опозориться. Он не мог этого сделать с Геном, да и с собой, признаться, не мог — он и так уже навёл ненужной суеты в доме господина Кокуё, а окончательно терять здесь лицо было просто немыслимо. Но блядство, как же сильно ему хотелось ещё! Он втянул в рот маленькую аппетитную мочку, сжал зубами и длинно облизнул. Прохладная ладонь легла ему на шею сзади, властно царапая ногтями. — Сэнку-чан, я так хочу тебе отсосать, — Ген влажно излил свои страдания прямо ему на ухо. — Очень хочу. Никогда в жизни так сильно не хотел сожрать чей-то член. Пожалуйста, позволь мне. — Что, прямо сейчас? — шикнул Сэнку, ошеломлённо переводя взгляд с Гена на вход в особняк, туда, где ещё играла музыка и суетились люди. Ген просто кивнул, жадно и голодно облизнув губы. Сэнку судорожно сглотнул, отмечая, как эти безумные кошачьи глаза жадно проследили за движениями его горла. Ген точно сведёт его с ума, но кто такой Сэнку, чтобы перед ним устоять? Выругавшись под нос, он рвано кивнул, и Ген, не теряя времени, плавным движением опустился сначала на одно колено, потом на другое, и, утвердившись на полу, обвёл любовным взглядом его пах. Ловкие пальцы быстро расстегнули пряжку ремня, в мгновение ока высвобождая из текстильного плена затвердевший член, и тот тяжело качнулся наружу, прямо ему в лицо. — Потрясающее зрелище, — выдохнул Ген, смело обхватывая ствол ладонью. — Не суди меня строго, я в этих делах не мастак, и твой агрегат, ну… — Я понимаю, — сквозь зубы процедил Сэнку, которого знатно смущали все эти бесконечные восхищения Гена его членом. Сердце колотилось в груди отбойным молотком, норовя пробить рёбра — сочетание вида Гена, что стоял перед ним на коленях за углом чёртового особняка, в котором они только что разругались с его родителями, и который смотрел на член Сэнку так, будто это было лучшее зрелище, что он когда-либо видел, и этого зудящего непоколебимым азартом страха, что кто-то увидит их такими… Блядь, это было чертовски рискованно, но и… так горячо. — Не стесняйся стонать моё имя так громко, как тебе хочется, — подразнил его Ген, озорно глядя своими лукавыми глазищами из-под тёмных ресниц, так, будто читал его мысли. Сэнку открыл было рот, чтобы возразить, но тут же прервался коротким вздохом, когда юркий язык длинно и сладко его лизнул. — Черт… — выругался он, когда Ген внезапно сжал основание его члена, и тут же задохнулся от ошеломляющего ощущения тёплых влажных губ прямо на головке. — Мммм…. Ген медленно спустился вниз, покрывая ствол влажными горячими поцелуями, облизывая с таким очевидным удовольствием, что сносило башню. Это так чертовски хорошо! То, как его пухлые губы скользили вверх и вниз, и его язык… Пресвятая сингулярность, его язык! С лёгким нажимом ласкал его прямо по венам, умело кружась над головкой и озорно поддразнивая самый кончик, доводя Сэнку до безумия, до исступления, посылая глубокое покалывание удовольствия вверх по его позвоночнику — прямо в мозг. Было ли в этом мире хоть что-нибудь, в чём Ген не достиг совершенства? Чёрт, если вы хотите узнать мнение Сэнку, это несправедливо — то, насколько хорошо Ген владел своим языком… но Сэнку не собирался на это жаловаться, не в тот момент, когда этот самый язык настойчиво баловал его до онемения пальцев. — Ген… чёрт, ты хорош во всём, — пробормотал Сэнку где-то между тем, чтобы стонать и пытаться сдерживать стоны. Услышав это, Ген остановился, длинные ресницы взметнулись вверх, открывая огромные лужи зрачков и абсолютно шальной, пьяный от вожделения взгляд, и… чёрт, Ген такой красивый с его членом во рту. По фарфоровым щекам растекался тёмно-розовый румянец, губы маняще блестели, он выглядел воплощением греха. Видимо, сообразив, что Сэнку наслаждался не только минетом, но ещё и зрелищем, Ген растянулся в самой лукавой улыбке и выпустил член изо рта с неприлично громким хлопком. Правой рукой он зажал основание и прижался щекой к твёрдой горячей длине, дважды похлопав членом себя по лицу, параллельно облизывая и его лаская. Сэнку едва не скончался на месте. Ну, или не обкончался, тут была очень тонкая грань. Ген ухмыльнулся от его глухого стона, и головка исчезла между губ, погружаясь в горячую влажную глубину его рта. Сэнку впился пальцами в собственные ладони, понимая, что у него сейчас натуральным образом поедет крыша. И член расплавится — разрастающееся в паху возбуждение было ярким и острым. Запрокинув голову, Сэнку стиснул зубы и глухо застонал: дикие, первобытные звуки вибрировали в груди, и он не мог это контролировать. Мозг отключился окончательно, перегруженный взрывающими нейроны вспышками ослепительного кайфа. Ладонь будто сама легла на любимую чёрно-белую макушку, погружаясь в густые шелковые локоны, и Ген, он… Качнул головой, медленно-медленно, почти мучительно медленно опускаясь, погружая член так глубоко, как только мог. Он попытался втянуть больше, но подавился, едва ли не задохнулся, из огромных глаз брызнули слёзы, и, чёрт возьми, наверное, Сэнку был неисправимым, ужасным, ужасающих масштабов извращенцем, потому что это было самое сексуальное что он когда-либо видел в жизни. Покрасневший и задыхающийся, с полным ртом Сэнку, Ген смотрел на него тёмными влажными глазами… Блядь, как же Сэнку его любил. — Тебе не обязательно глубоко меня глотать, ладно? Всё, что ты делаешь, потрясающе, обещаю… В синих омутах плеснулась такая благодарность, что у Сэнку защемило под диафрагмой. В голову пришло нечто-то совершенно глупое, почти озорное — взъерошить Гену волосы. Ген в отместку щёлкнул кончиком языка по каким-то нервным пучкам, бёдра Сэнку мгновенно вздрогнули, рука сама по себе сжала чёрно-белые пряди, притягивая голову Гена вниз, ещё ниже, и Сэнку, противореча сам себе, сам того не желая вдруг глубоко погрузился прямо в его горло. Ген задохнулся, закашлялся, Сэнку тревожно зашептал: — Чёрт, родной, извини, я… — но Ген, похоже, был не против. Он быстро вытер слюну из уголков рта и снова вернулся к делу. С каждой секундой удовольствие становилось всё более напряжённым, всё более концентрированным, и Сэнку уже давно отказался от мысли держать свои хриплые стоны тише. Если кто-то их услышит, это не его вина. Кто виноват, что Ген так хорош? Тот явно увлёкся. Взявшись за дело всерьёз, он вбирал его член в горло до самого основания, так что тот поршнем ходил внутри, глубоко погружаясь в глотку. Это было ни с чем не сравнимое чувство. Сэнку обхватывал ладонью его затылок, ритмично надавливая на него, задавая глубину и темп, и Ген, что удивительно, не возражал, позволяя контролировать и направлять его, тем самым создавая полную иллюзию того, что Сэнку трахает его в рот. Наслаждение от этой иллюзии выносило его куда-то совершенно за грань реальности. Сэнку не мог припомнить ничего более странно-волнующего — такой покорный Ген вызывал в нём непривычные, незнакомые, но очень-очень сильные чувства… Нужно будет потом обсудить это с ним — но не сейчас. Сейчас Сэнку чувствовал приближение оргазма, так, будто тот был цунами, который с рёвом и рокотом надвигался на сушу, чтобы поглотить без остатка. Собственные хриплые стоны, которые он давно перестал контролировать, бились в ушах, затем он и вовсе утратил способность что-либо слышать, видеть и воспринимать, когда экстаз накатил будоражащей, ослепительной волной, выгнул тело и окончательно расплавил ему мозги. Вжав голову Гена в свой пах, он кончил глубоко в его горло, рассыпаясь на мириады частиц, растворяясь в блаженном мареве небытия… Ген быстро заправил Сэнку обратно в брюки и резко поднялся на ноги, цепко схватив его за челюсть в грубом жадном поцелуе. Его упругий горячий язык немедленно ворвался прямо в рот, выливая туда немного его собственной спермы, и Сэнку едва сдержал громкий стон, без раздумья проглатывая всё без остатка. Ген отстранился от него с коварной ухмылкой. — Хороший мальчик, — тихо прошептал он, и Сэнку крупно вздрогнул, прежде чем снова потянулся за поцелуем. Чёрт, казалось, он может целовать Гена вечно… — Это, — хрипло хихикнул тот, слишком резко отрываясь от Сэнку и вытирая губы тыльной стороной ладони, — было великолепное зрелище, Сэнку-чан. Кажется, у тебя немного снесло крышу. Я больше, чем уверен, что нас слышала половина гостей, — он облизал Сэнку взглядом с таким видом, будто не у него в глотке пару минут назад двигался поршень из члена, и взял его за руку, потянув за собой на парковку. Сэнку отупело моргнул, не поспевая за ним своим расплавленным сознанием. — Погоди, Ген… — он притянул его к себе, снова сжимая в объятиях, с мягким вздохом уткнувшись носом в сладко пахнущее местечко за ухом. — Спасибо тебе. Это было…. Было…. — Хорошо? — тихо подсказал Ген. — Ммм. Больше, чем хорошо. Потрясающе. Ты удивительный. Ген хмыкнул, поудобнее устраиваясь в его объятиях. — Нет, это… тебе спасибо, Сэнку-чан. Без тебя бы я сегодня точно сломался. — Без меня ты бы здесь и не оказался. Так что самая большая благодарность — всё-таки тебе. Они тихонько рассмеялись, нежась, наслаждаясь близостью и теплом, вдыхая запах друг друга. Сэнку казалось, он может провести вот так ближайшее тысячелетие — и совершенно от этого не устать. ••• — Значит… Гэнкуро Асаяма, да? Ген выдохнул, прикрыв глаза, уткнувшись носом в тёплую грудь Сэнку, и медленно сосчитал от десяти до нуля. Он надеялся, что они не будут об этом говорить — они смогли добраться домой и даже поужинать, совершенно не затрагивая эту тему, но, черт возьми, Сэнку был… таким Сэнку. Он не мог просто делать вид, что не замечает слона в комнате. — Нет, дорогой, — Ген покачал головой. — Я Ген Асагири, и никто иной. — Я понимаю, но… — Это девичья фамилия моей бабушки. Говорят, я очень на неё похож… и она была единственной в этой безумной семейке, кто точно меня любил. Она всегда звала меня именно Ген, и рядом с ней мне было спокойно и тепло. Она умерла, когда мне было двенадцать… с тех пор у меня не было чувства, что меня кто-то любит. Сэнку чуть крепче его обнял. Ген ещё раз вдохнул его тёплый запах. — Мне жаль, Ген… — …не было чувства, что меня кто-то любит, до того, как я встретил тебя, — он прошептал и сразу же почувствовал, как нежные губы целуют его в макушку. Как же Гену с ним повезло, с ума сойти… — Это неправильно, как они с тобой обращаются. Как это вообще допустимо… — Сэнку покачал головой и оставил на виске ещё один мягкий поцелуй. — Это несправедливо, и это меня злит, и я должен был сразу прекратить это, но я боялся что-то испортить, и это тоже несправедливо по отношению к тебе, — он чуть приподнял голову Гена за подбородок и чмокнул в поджатые губы. — Мне очень жаль, что я не сразу за тебя вступился. Я знаю, что этого было недостаточно, я хотел бы заступиться за тебя больше и лучше. Извини, что я тебя подвёл… Ген осмелился откинуться чуть назад и посмотреть Сэнку прямо в глаза. Какой он невероятный, один только взгляд на него выбрасывал из головы любые мысли и заставлял его мозг заикаться. Он такой трогательный, такой красивый: его густые нахмуренные брови, его так по-серьёзному сжатая челюсть, то, как его глаза осторожно скользили по лицу Гена, то, как тихо и глубоко он говорил, словно боялся что-то разрушить… — Сэнку-чан, всё в порядке… Ты сделал для меня больше, чем кто бы то ни было. Он покачал головой и ещё раз чмокнул Гена в уголок рта. — Возможно, но… чёрт, я растерялся. Я не мог нормально за тебя постоять, я тупо стоял там и… Я не могу оправдать это или себя, и мне очень жаль. Ген извернулся в его руках, так, чтобы глядеть прямо в его лицо, и нежно сжал красивую челюсть Сэнку, проводя большим пальцем по её твердой острой линии. Багряные глаза казались настолько глубокими, что он мог бы утонуть в них, и это была бы самая приятная смерть на свете. Сэнку же приластился в его ладонь, словно большой кот — ещё чуть-чуть, и заурчит. — Сэнку, милый, — в груди перекатывалось так много эмоций, что было почти больно. — Когда мне было девятнадцать, мои родители заплатили парню, с которым я встречался, тысячу долларов, чтобы он навсегда исчез из моей жизни. И он исчез… Тогда я подумал, что моя любовь ни черта не стоит. Я просто… разменная монета? Меня приучили, что нужно быть хорошим и правильным, чтобы тебя любили, но даже так, даже тогда, кто-то может просто предложить больше. А ты… ты изменил всё. Боги, Сэнку-чан, мне так жаль, что я заставил тебя познакомиться с этой частью моей жизни… Меньше всего Ген хотел, чтобы кому-то такому яркому, такому чистому, как Сэнку, пришлось столкнуться с чем-то таким гнустным и ядовитым, как его семья. То, что Ген родом оттуда… ну, это о многом говорило, верно? Он и сам был немного таким. Поверхностным, эгоистичным, но… рядом с Сэнку хотелось становиться лучше. — Знаешь, Ген, я бы пошёл за тобой куда угодно, даже в грёбаный ад с пеклом, — его голос чуть-чуть сорвался, и сердце Гена сжалось в приступе удушающей нежности. — И я рад, что теперь действительно понимаю, через что тебе пришлось пройти, — большая горячая ладонь с какой-то непередаваемой любовью обхватила его подбородок, чуть поднимая голову вверх, а мягкие, сухие, такие любимые губы едва коснулись его собственных. — Я обещаю тебе, Ген. Я буду с тобой. Никогда больше ты не будешь во всём этом один. И Сэнку поцеловал его. Это было медленно и глубоко, тепло и безопасно. И… Ген ему поверил, конечно, поверил. Он вцепился в него, казалось, всем своим существом, подавляя горький всхлип, который вот-вот грозил вырваться наружу. — Как я могу отблагодарить тебя за это, Сэнку-чан? Он почувствовал лёгкую улыбку на своих губах и гул хриплого голоса Сэнку. — Тебе не обязательно. И ты уже. От переизбытка чувств Ген вполне мог бы просто упасть в обморок или сделать что-нибудь ещё столь же драматичное, но вместо этого он просто снова нежно его поцеловал. — Я чертовски сильно тебя люблю. — А я тебя, — Сэнку облизал его рот, и Ген снова потерялся во вкусе тёплых губ и прикосновениях языка, едва заметных, но достаточных, чтобы искры пробежали по всему его телу. Это недолго, но он хотел бы, чтобы это длилось вечно… — Слушай, Ген. — Ммм? — Если… если ты не хочешь, мы можем не ехать завтра к Бьякуе… Ген нахмурился. — Почему? — Ну, я пойму, если у тебя аллергия на семейные посиделки… — это было сказано как вопрос, но звучало скорее как утверждение. Сэнку глядел серьёзно и решительно, будто и правда готов был отказаться от обещания отцу, если бы Ген сказал, что не хочет ехать. Какой же он… невероятный. — Это другое, любовь моя, — улыбнулся Ген, мягко целуя его в нос. — Твоя семья, они… они любят тебя, я люблю их, они тёплые, забавные, искренние и настоящие, а моя семья — холодная и глупая, и ведёт себя так, будто я какой-то паразит, и, да, это меня так злит, но… но я не хочу из-за них отказываться от чего-то стоящего. Сэнку кивнул. — Значит, завтра едем к Бьякуе? — Ага. — Классно, — выдохнул Сэнку, явно успокаиваясь. — Там будет Кохаку, ребята, а ещё, скорее всего, Ксено со Стэнли… Ген снова устроился на его груди. — Здорово… Стоп. Стоооп, — он приподнялся на локтях, удивлённо глядя на Сэнку. — Ты сказал Ксено?.. — Ну… да? Вот. Же. Блядь.