True Touch

Сэнку открыл глаза, обнаружив себя в собственной постели совершенно одного. Судя по отсутствию света, за окном была совсем глубокая ночь. Всё тело сладко звенело лёгкой приятной болью, как сразу после хорошей тренировки, и он с удовольствием потянулся на простынях. Хорошо! Одно печалило — в постели Сэнку был один. Почему? На нём не было ни рубашки, ни брюк, но всё ещё имелось вчерашнее бельё. Судя по всему, Ген притащил его домой, стянув мешавшую одежду, да так и оставил спать, ограничившись тем, что протёр салфетками в машине. Вряд ли бы Сэнку умудрился проспать обряд купания, верно? Ошейника на нём тоже не было. Это отчасти даже печалило. Сэнку тоскливо погладил нежную чуть зудящую кожу на голой шее, но потом покачал головой: как ни крути — ошейник для игр. Да и спать в нём было бы неудобно… Но почему Ген ушёл?.. С другой стороны, может, он и не ушёл, может, его просто нет в спальне? Сэнку сделал последний глубокий и сладкий вдох и с небывалой резвостью спрыгнул с постели. Ковёр под его ногами ощущался каким-то слишком грубым, и эта мысль отразилась в сознании забавным умозаключением о собственной чрезмерной чувствительности. Будто бы Ген планировал поработать над его выдержкой, а получилось наоборот. От воспоминаний о прошедшем вечере по спине пробежало тепло. Сэнку усмехнулся, закусив губу, и вдруг услышал, как работает телевизор. Ген обнаружился в гостиной, сидя на диване, закутавшись в плед с головой, словно окуклившаяся гусеница. В ногах у него уютно свернулся Мелок. Это было такое комфортное зрелище, что где-то под грудиной разлилось невероятное, невыразимое тепло. Сэнку бросил взгляд на часы — всего половина первого ночи, совершенно детское время. Оказывается, вырубило его всего на пару часов. Что ж, это радовало! Довольный, он подошёл к Гену, который заворожённо глядел в телевизор. — Эй, привет, — тот встрепенулся, повернулся, как-то ломко улыбнулся ему, и почему-то выглядел очень, очень неуверенно. Сэнку неосознанно съёжился. Это что, слёзы блестят на его нежных щеках? Блядь. Сэнку напомнил себе, что он не единственный, кто нуждался в заботе после подобных развлечений. Ген, возможно, и не попросил бы об этом, но Сэнку знал, что его любимый человек был чрезвычайно тактильным как в играх, так и за их пределами. Печально было, что Сэнку вот так отрубился, и не дал ему ни капли своего тепла… Ген молча раскрыл свой огромный пледовый кокон, и Сэнку так же безмолвно устроился меж его ног, уютно положив голову на грудь. На нём всё ещё был тот глупый барашковый свитер, и ощущать его кожей было очень приятно. От Гена пахло теплом, полевыми цветами и немного мускусом. Его едва ощутимо потряхивало. Сердце Сэнку тревожно сжалось. — Прости, что я вырубился, — хрипло начал он, не понимая, что говорить. — Это ты прости, милый… Ты не против, если я прикоснусь к твоим волосам? — тихо спросил Ген, убавив громкость телевизора. — Мм, — в приступе сладкой неги Сэнку закрыл глаза, когда ловкие прохладные пальцы аккуратно забрались в его волосы и принялись нежно их перебирать. Это было очень приятно. Это тёплое тянущее чувство в его животе медленно шевельнулось, словно возбуждение, томившееся внутри так долго, мариновавшее Сэнку в собственном соку почти целый день, всколыхнулось с новой силой, но на этот раз оно было немного другим, не совсем сексуальным — просто тёплым, нежным, ласкающим… Ген тихонько всхлипнул и шмыгнул носом. Сэнку чуть извернул голову. — Ген, ты чего?.. Я очень хочу верить, что снова застаю тебя в слезах не потому, что Бьякуя опять ворвался ко мне в дом, но… Ген фыркнул, утирая щёки. — Нет, нет. Никто не приходил, — Ген оставил на лбу Сэнку невесомый чуть влажный ото слёз поцелуй. — Всё нормально. Если ты не фанат «Отчаянных домохозяек», я могу переключить канал, — тихо предложил он. — Мне всё равно. Смотри, что тебе нравится. — Ну, я бы не сказал, что мне нравится… — Сэнку усмехнулся. Гену это явно нравилось, но если он не был готов это признать, Сэнку не будет настаивать. — Просто… это моя маленькая традиция, что ли? Когда я только начинал, далеко не все сессии проходили для меня… удачно, — его голос немного дрогнул. — Я говорил, что порой чувствовал, будто заканчиваюсь? Что бы ни происходило, как бы я себя ни чувствовал, рядом с партнёром мне нужно было держать стоическое лицо, но когда я возвращался домой, то делал огромную кружку какао, врубал «Домохозяек» и сидел вот так, в пледе, представляя, будто меня кто-то обнимает. Это звучало довольно печально. Сэнку взял его прохладную ладонь. — Ты и сейчас чувствуешь, будто закончился?.. — Нет, Сэнку-чан. Сейчас я чувствую вину, — Ген рвано выдохнул. — Прости меня. То, что я сделал, было неприемлемо, я… — Эй, эй, ты чего? — Сэнку окончательно повернулся, чтобы заглянуть Гену в лицо. — Ген, всё было потрясающе! Нежно-розовые губы задрожали так, будто Ген снова вот-вот заплачет. — Я не думал, что тебя так проберёт, — он осторожно отвёл пальцами выбившуюся чёлку ему со лба. — Я видел, что тебя колотит, но я ждал стоп-слова. Я думал, ты меня остановишь, но тебе было совсем плохо, а я был так ослеплён своим азартом, что не понял… — Бля, Ген, — Сэнку мягко улыбнулся, — перестань думать. Я не сказал стоп-слово, потому что не хотел его говорить. Да, это было мучительно, но мучительно хорошо. Я бы повторил. Правда, не в ближайшую пару месяцев, но только потому, что не уверен, что выдержу. Ген убеждённым явно не выглядел. — Сэнку-чан, ты потерял сознание… — Нет, Ген, я просто уснул, тупо вырубился, потому что, кажется, впервые в жизни сумел так расслабиться, — он пожал плечами. — Бля, я такой голодный, будто неделю не ел! Ген кивнул. — Пока ты был в отключке, я по дороге завернул за булочками, — он вздохнул и расковырял из-под пледа бумажный пакет, протягивая его Сэнку. Тот достал оттуда две аппетитных ан-пан и засунул Гену в рот ту, что была с его любимой пастой из красной фасоли. Ген послушно откусил. — Пса я, кстати, тоже выгулял. Так что можешь не дёргаться, — Мелок, словно осознав, что речь о нём, внимательно поднял голову и вильнул хвостом. Сэнку хмыкнул, принимаясь за свою булочку. — Ты в курсе, что ты идеальный? Спасибо! — он вонзил зубы в мягкое тесто и застонал от удовольствия, — Блядство, как же вкусно! Как ты узнал, что я захочу съесть именно ан-пан? Ген устало улыбнулся самыми уголками губ. — Просто я тебя люблю, и всё. — Я и тебя люблю, — промычал Сэнку, дожёвывая благословенное хлебобулочное. Ген как-то уязвимо кивнул и снова повернулся в телевизор. Остаток своего позднего ужина они провели молча, хотя Сэнку то и дело хотелось сказать какую-нибудь ерунду, совершенно по-дурацки, словно ему снова было лет двенадцать. Настроение было великолепным до неприличия. Казалось, впервые за целую жизнь его голова была такая пустая, будто кто-то сдал его мозг в химчистку. Он даже не думал, что до этого его разум ощущался таким уставшим, не понимал, что всё это время ему было буквально больно думать — до тех пор, пока эта боль не прошла. Сэнку казалось, он прямо сейчас мог бы с легкостью решить все четыре проблемы Ландау, если бы только задался такой целью, он был почти уверен, что смог бы понять, почему предсказанная масса квантового вакуума мало влияет на расширение Вселенной, если бы только задумался об этом, казалось, он зарешал бы любой вопрос любой бюрократической системы, если бы его выпустили из объятий… это было охренительное ощущение. — Чёрт, Ген, я чувствую себя так охуенно, что, клянусь, если мне удастся сохранить это состояние в течение недели, я затребую повтора уже в следующую субботу, — засмеялся он. Ген вздёрнул брови и впервые за последние полчаса улыбнулся искренне и довольно. Но он всё ещё оставался печальным. Потому Сэнку, закинув в рот последний кусочек булочки, притянул его себе на колени, целуя в нос, щёки и скулы попеременно. — Ты потрясающий, — выдохнул он, целуя Гена в щёку более чем невинно, — и всё, что ты со мной делаешь, потрясающе. Пожалуйста, не забывай об этом. Ген всхлипнул и обнял его в ответ крепко-крепко, утыкаясь носом в шею, сжимая своими сильными, но хрупкими руками так, что ещё немного — и стало бы больно, но вовремя остановился, лишь нежно поглаживая по спине. — Почти час ночи, Сэнку-чан. Думаю, тебе нужно ещё поспать. Я хочу, чтобы ты сегодня максимально отдохнул. Хорошо? Сэнку хотел было возмутиться, что чувствует себя и без того великолепно, и вообще, он абсолютно бодрый, но слишком виноватый взгляд Гена не позволил выделываться. Чёрт, да что ж такое, как убедить его, что всё в порядке?! — Хорошо, — в итоге просто кивнул Сэнку, ещё разок целуя его в скулу, — всё, что пожелаешь, Мастер. Ген фыркнул. — Прекрати. — Не прекращу. Я люблю тебя, я люблю наш секс, я не понимаю, как мне сделать так, чтобы ты прекратил загоняться. — Любовь моя, я просто… — Ген неопределённо взмахнул рукой, отводя взгляд, — разочарован в себе. Не в тебе. Не в нашем сексе. Только в себе. Не воспринимай это на свой счёт. Сэнку нахмурился. — С чем это связано? Ген горько усмехнулся. — Понимаешь, я в жизни умею только две вещи. Бить татухи и доминировать. Каждый раз, когда в одной из этих немногочисленных моих задач происходит сбой, я-… — Сэнку не выдержал такого вопиющего, просто возмутительного принижения заслуг его любимого человека, и потому немедленно прижал большой палец к его губам. — …мнх, Сэнку! — Не смей обижать моего парня. Он печёт лучшее в мире оргазмическое печенье, чудесно поёт в душе, шутит смешнее всех моих знакомых и шарит за шедевры мирового кино похлеще любого члена Американской киноакадемии, — Ген нежно засмеялся, и Сэнку поцеловал его в висок. Убедившись, что Ген немного расслабился, он, наконец, отстранился. — Наверное, мне стоило бы сходить в душ. — Давай я сделаю тебе ванную, — Ген ловко вскочил с дивана, и спустя секунду Сэнку уже обнаружил себя на его руках. Ген держал его, словно невесту, так, будто Сэнку вообще ничего не весил. Он отупело моргнул. Охренеть! Нет, Сэнку, конечно, знал, что за слоями его одежды скрывалось удивительно сильное тело, но обнаруживать это каждый раз всё равно было каким-то невероятно-впечатляющим опытом. — И не тяжело тебе, таскаешь меня весь вечер. А ведь наверняка сам устал. Ген лишь хмыкнул вместо ответа и потащил его в сторону ванной. Он осторожно усадил Сэнку на маленький кожаный пуфик, закатал рукава и принялся набирать воду. Всё ещё молча. Сэнку это всё ещё не нравилось. Он дёрнул его за штанину. — А ты чего до сих пор одетый? Не хочешь поотмокать со мной чуть-чуть? Ген обернулся, вздёрнув бровь, не глядя бросил в воду раздобытую в шкафу ароматную бомбочку, которая осталась от Кохаку, и наклонился, чтобы немедленно прижаться к его губам. Сэнку чуть увернулся. — Бля, Ген, у меня после сна во рту словно кошки сдохли, дай хоть зубы почищу… Ген хитро сощурился, ухмыльнувшись, наконец, открыто и широко — знакомо и правильно, а потом наклонился ещё ближе, буквально выталкивая слова прямо Сэнку в губы. — Я готов вылизать тебя всего независимо от количества сдохших кошек. И поцеловал, глубоко проникая языком, ни единым движением не намекая на возможную брезгливость, так, что Сэнку снова повело, и, если бы не крепкие руки, удерживающие его, он так и повалился бы на пол. Сэнку знал, что магии не существует, но, чёрт возьми, Асагири натурально творил с ним какое-то волшебство. Он был однозначно уверен, что так — далеко не у всех пар. Чтобы каждый поцелуй — почти до потери сознания, до подкосившихся ног, как порция крепкого алкоголя, залитого прямо в кровь, будоражащего и искристого, до дрожи, до стона, до… Ген оторвался, выпрямился, и, не отрывая от Сэнку взгляда, стянул с себя свитер. От вида его обнажённого торса, расписанного филигранной вязью татуировок, у Сэнку перехватило дыхание. — В ванную мы вдвоём не поместимся, но я побуду тут с тобой. — Хорошо. Ген придержал его за руку, помогая забраться, и сам сел рядышком, обнимая Сэнку со спины. Он ласково провёл пальцами по его животу так, что тот поджался, и Сэнку хихикнул от внезапной щекотки. — Скажи мне, любовь моя, — тихо начал Ген, — что ты думаешь о том, что произошло. Не с целью успокоить меня, а честно. Мне это важно знать. — М? — Сэнку не понял. — Я же уже сказал. Мне понравилось, правда. — По идее, я должен был расспросить тебя сразу, пока ты был как пьяный и на всё согласный, — фыркнул Ген, — но я хочу понимать границы дозволенного. Я не перегнул палку? Возможно, тебе хотелось бы в следующий раз точно знать, что я буду с тобой делать, как тогда, в салоне? — Ты не перегнул палку, — однозначно припечатал Сэнку, цепляя его ладонь и целуя кончики прохладных нежных пальцев, — и, ну… я понял, что мне нравится непредсказуемость. В салоне было потрясающе, но сегодня всё ощущалось совсем иначе. Я… я чувствую такое доверие к тебе, Ген, я готов вообще на всё, понимаешь? Я знаю основное: ты не причинишь мне вреда, и этого мне достаточно. — Но… — снова начал Ген. Сэнку сжал его пальцы сильнее. — Ген. У меня есть стоп-слово, и я не боюсь им пользоваться, — он улыбнулся, оставляя поцелуй прямо в центре его нежной ладони, — правда, Ген. Мне очень нравится всё, что происходит между нами. Ты всё делаешь идеально. Я чувствую себя в безопасности рядом с тобой, — кажется, только после этих слов Ген расслабился по-настоящему, чуть обмякая за его спиной. ••• Около двух часов ночи Сэнку снова оказался в постели — на сей раз, в обнимку с Геном. Тот, наконец, совсем успокоился, уютно устроившись у Сэнку на груди, снова начал хихикать и напевать, превратившись обратно в знакомого, привычного, такого родного и любимого Гена. Сон совсем не шёл. Разумом Сэнку понимал, что стоило бы ещё поспать, но внутри что-то немного тревожно гудело, заставляя думать. Под рёбрами пухло навязчивое ощущение, будто Сэнку делает для Гена недостаточно. Чёрт, да он даже свидание организовать не смог, это тоже пришлось делать Гену! Как Сэнку мог бы его порадовать? Что Гену нравилось? Музыка. Объятия. Артхаусное кино. Когда трогают его волосы. Татуировки. Чёрный кофе. Когда его слушаются. Дурацкая еда типа чипсов и попкорна… Сэнку моргнул, осознавая, что он ничерта не знает, что нравится Гену в интимном плане. Он понятия не имел, что предпочитает сам Ген — ну, кроме того, что нужно соблюдать правила и называть его Мастер. А если не в рамках сессии? Просто так, в жизни? Что нравилось не Мастеру, а самому Гену, нежному и трогательному? Ген всегда так отчаянно угождал, стремился сделать хорошо, отслеживал каждую реакцию… В самом начале, перед первой сессией, он спрашивал у Сэнку о его предпочтениях, но Сэнку не ответил ему взаимным интересом. Блядь. Чем больше он узнавал Гена, чем плотнее и глубже знакомился с ним, тем отчётливее понимал, что Ген, галантный и заботливый, очень многих ставил выше себя. Сэнку даже не был уверен, осознавал ли кто-нибудь из его близких, насколько глубоко это зашло. Да и были ли эти самые близкие у Гена? Он слышал только о Минами… Думать об этом было тяжело и больно. Ген был из тех людей, что, скорее всего, предпочёл бы ходить босиком по битому стеклу, чем позволить кому-либо вокруг него существовать в дискомфорте, если он мог помочь с этим дискомфортом справиться. Сэнку вспоминал, как заботливо и фундаментально-успокаивающе Ген вёл себя с Кохаку, каким деликатным и милым был с его с друзьями, как уделял особое внимание Укё, которому было трудновато по началу, как он общался с официантами, курьерами, дамами на кассе кинотеатра… И эта его потребность служить другим просачивалась и в их расцветающие отношения, и Сэнку всерьёз задумался о том, желает ли Ген вообще что-либо, кроме как поставить Сэнку на первое место и делать всё для его удовольствия. Не то чтобы он возражал: если Ген хочет побаловать его и вышибить ему мозги, то Сэнку — последний человек, который стал бы на это жаловаться, но… — Ген? — Ммм? — нежные пальцы рисовали невидимые узоры на его груди, будто не в силах перестать прикасаться. В душе всколыхнулась такая любовь, что стало больно. — Слушай… а что тебе нравится? — Сэнку чуть закусил губу, не уверенный, что сейчас действительно стоило об этом говорить. Ген вскинул голову, ловя его взгляд. — В каком смысле? — Ну… ты спрашивал у меня о моих предпочтениях. Что мне нравится, что не нравится. А я о твоих — нет… — Ген замер. Над ними повисло какое-то напряжённое молчание. Сэнку нахмурился. — Я спросил что-то не то? — Нет, просто… у меня никто никогда об этом не спрашивал, — медленно выдохнул Ген. — До этого момента я даже не вполне осознавал, что это как-то печально. — Никто никогда не спрашивал? — нет, ну, Сэнку, конечно, и сам был довольно эгоистичным, но не до такой же, блядь, степени! Ген, кажется, говорил, что ему и в любви никто не признавался? Мир что, сошёл с ума? — Да с какими людьми ты вообще встречался?! Ген как-то горько усмехнулся. — Видишь ли, я… уже очень, очень много лет ни с кем не встречался, — Сэнку вдохнул было, чтобы уточнить, но Ген успел продолжить до того, как он задал очередной смущающий вопрос. — У меня было довольно много сексуальных партнёров, — тут Сэнку ощутил острый и противный ревностный угол, но сумел удержать это злое чувство внутри, — но это были оговорённые по каждому пункту договорные отношения. Сэнку моргнул. — Договорные отношения?.. — Ну… как бы тебе объяснить, — Ген как-то напряжённо вздохнул, и Сэнку оставил мягкий поцелуй на его виске. — Я довольно долго и довольно плотно состоял в BDSM-тусовке, а там есть… ну, своего рода правила, что ли? — он пожал плечом. — Вот есть доминант, вот есть сабмиссив, вы можете удовлетворить потребности друг друга, и для этого совершенно не нужны романтические чувства. Более того, практиковать BDSM в романтических отношениях — это довольно сложная штука, она требует жёстких соблюдений границ ролей в рамках сессии и вне её, иначе это чревато очень неприятными вещами. И люди часто просто… договариваются о встречах только для проведения сессий. Иногда разово, иногда с какой-то регулярностью, но… — Ген замялся. — В общем, у меня было довольно много таких одноразовых договорных встреч, но, как ты понимаешь, я играю доминирующую роль, а спрашивать, чего там охота доминантам, как-то не очень принято, что ли. Ну, или мне не везло. — Ммм… — хмыкнул Сэнку. — Кажется, понял. Но ведь у нас с тобой романтические отношения, я же правильно понимаю? Ген тихонько хихикнул. — Хотелось бы надеяться. — Тогда расскажи мне, что тебе нравится? — Всё, что нравится тебе? — тут же попробовал Ген. — Нет, так не пойдёт, — Сэнку осторожно ткнул пальцем в самый кончик его милого вздёрнутого носа. Ген вздохнул. — Хорошо… но есть правила слушания. Сэнку улыбнулся, покачав головой. Конечно, были какие-то правила слушания. Конечно. Как же Ген и без правил? — Да? И какие? — Они заключаются в том, что ты должен слушать меня непредвзято. Мои предпочтения не имеют к тебе никакого отношения. Я имею в виду, если я говорю что-то, что нравится мне, но тебе это совершенно не кажется привлекательным, не зацикливайся на этом, я никогда не заставлю тебя делать что-то, чего ты не хочешь. Это работает и в обратную сторону. Если я скажу, что мне что-то не нравится, а тебе это, наоборот, нравится, я всё равно хочу знать, что тебе это нравится, даже если- — Я понял, как это работает, — проворчал Сэнку. — Хватит думать обо мне- — Не будь ослом. Сэнку вздохнул, отвесив себе ментальную затрещину. — Прости. Просто я не хочу, чтобы ты снова думал только обо мне и о моём комфорте, когда это я хочу подумать о тебе и твоём комфорте, понимаешь? Маленькое нежное ухо Гена залило румянцем. — Понимаю, — прошептал он, и продолжил чуть громче. — Это было первое правило. Второе — не додумывай за меня. Если я что-то не так объяснил, или ты не совсем меня понял, или я в чём-то поторопился — дай мне знать, ладно? Сэнку обстоятельно кивнул. — Хорошо. Я буду следовать правилам. Краем глаза он увидел, как Ген задумчиво высунул язык. Такой милый. — Я… люблю комплименты. Люблю похвалу, независимо от того, хвалю я или же хвалят меня, — его голос звучал немного застенчиво, и сердце Сэнку облило волной удушающей нежности. Комплименты? Он был готов утопить этого человека в комплиментах! Ген продолжал тихо, но уверенно. — Правда меня хвалят довольно редко, и, наверное, мне хотелось бы слышать что-то приятное почаще? Если так рассуждать, наверное, комплименты — это моя любимая штука, независимо от того, в рамках ли это сцены, или от типа сцены. Знаешь, иногда мне приходилось сталкиваться с партнёрами, которые предпочитают унижение или вообще не хотят похвалы, но я это всё равно делал. Я помню, что ты говорил, будто тебе нравятся жёсткие- — Ген, — Сэнку поцеловал его в лоб. — Ты нарушаешь свои же правила. Мы не обо мне сейчас. Он рвано выдохнул. — Точно, просто… это тяжело. — Ген, я люблю тебя, — Сэнку притянул его чуть выше, чтобы заглянуть в глаза. — И я действительно люблю всё, что между нами происходит, любое наше взаимодействие. Я просто хочу, чтобы я тоже мог тебя как-то порадовать. Всё лицо Гена, казалось, буквально сияло. Длинные ресницы дрогнули, когда он застенчиво отвёл взгляд. — Ладно… Так. Ну… Ещё мне нравятся игры с едой. Ну, ты, наверное, заметил? — он хихикнул. — Люблю кормить партнёра с руки, но иногда мне хочется, чтобы вот так покормили и меня. — Сэнку кивнул, показывая, что внимательно слушает. — Что мне ещё нравится?.. — Ген задумчиво поджал губы. — Я точно люблю целоваться, и так жаль, что в рамках сессии поцелуи — это довольно редкое явление. Я люблю, когда трогают мои волосы… А ещё, наверное, мне нравится порка? Я люблю шлёпать ладонью, но и плётки, и флогеры мне тоже нравятся… Надо будет как-нибудь всё-таки попробовать, что думаешь? — он хихикнул, и Сэнку усмехнулся. — От твоего «шлёпну пару раз» у меня до сих пор жопа горит. Ген хохотнул. — Не осуждай меня! Это буквально один из моих любимых эпизодов сегодняшнего вечера! — Сэнку рассмеялся и поцеловал его в висок. Ген нежно приластился к его прикосновению. — И… знаешь, что ещё? Скажу тебе по-секрету, — он интригующе понизил голос почти до шёпота, — но одно из моих любимых наказаний — заставить своего подчинённого отшлёпать меня. Сэнку сглотнул. Он… мог себе это представить. Честно говоря, это звучало довольно волнующе. — Ты бы попросил меня отшлёпать тебя, если бы я облажался? — тихо уточнил он. — Только если бы мы заранее обговорили такую вероятность, и ты бы на это согласился. Признаюсь, я не большой любитель наказаний. Я больше люблю… игру. Когда все следуют правилам. Когда в этом есть что-то озорное, что-то, что точно про удовольствие, понимаешь? — Сэнку снова кивнул, утвердительно помычав. Сейчас он уже прекрасно понимал, о чём говорит Ген, и его полностью устраивал такой подход. — То есть, когда я всерьёз наказываю своих партнеров, это обычно неприятно для нас обоих, но, надеюсь, и полезно? — Ген немного нахмурился, будто не был уверен, что его слова имели смысл. Сэнку решил уточнить. — И… твои… сабы никогда раньше не использовали это в своих целях? Никогда не доводили тебя специально, чтобы получить то, что им нужно?.. — Я не полный дурак, Сэнку. Я умею держать границы. Сэнку улыбнулся воспоминаниям. — И мне это очень нравится, знаешь? Я люблю твою безапелляционно-жёсткую сторону так же сильно, как и ту, что надевает свитера в барашек и разоряет кухни… — Ген рассмеялся. Сэнку притянул его для поцелуя. — В общем, если что, я готов к такому раскладу. А пока тебя шлёпают, ты тоже всё время разговариваешь? Ген фыркнул. — Узнаешь, только если тебе понадобится безапелляционно-жёсткое наказание, — он выгнул бровь, самодовольно глядя на Сэнку. — Думаю, ты болтаешь даже во время порки. Ты всё время болтаешь. — Сэнку-чан! Какой ты грубиян! — Мм. Наверное, тебе следует меня за это наказать… Ген драматично закатил глаза. — Я бы вряд ли назвал вот это соблюдением правил слушания. Сэнку улыбнулся, крепче сжимая его в своих объятиях. — Итак, комплименты, поцелуи, игры с едой и порка. Что-то ещё? Как я могу ещё тебя порадовать? — Ну… я люблю минет, но мне грех жаловаться, — он чуть смущённо хихикнул, — ты меня определённо балуешь… — В своё оправдание скажу, что у тебя очень симпатичный член, с ним приятно иметь дело, — абсолютно серьёзно ответил Сэнку. Ген расхохотался. — Что ж, радостно это знать! В ближайшем будущем я планирую рискнуть и заглотить твой агрегат. Честно говоря, это будет воистину большим вызовом для моего горла… Но, полагаю, ты будешь за меня болеть, да? — он снова хихикнул, очаровательно-румяный, радостный и будто светящийся. Сэнку подумал, что готов на очень, очень многое, чтобы так продолжалось и дальше. — А что насчёт тебя, Сэнку-чан?.. — Мм? — Может быть, тоже расскажешь что-то ещё, что тебе нравится? Сэнку посмотрел на потолок, затем на Гена. Синий лучистый взгляд кошачьих глаз был мягким, принимающим и вселяющим невыносимое тепло, что расцветало и плавилось в его груди. — Мне нравится, когда ты со мной разговариваешь. Ну, я имею в виду, твой мягкий, но твёрдый тон, твой голос, твои обращения, то, что ты всегда ощущаешься рядом, даже когда я закрываю глаза. — Забавно. Обычно это именно то, что отталкивало от меня людей, — тон Гена вдруг стал чуть резче, чем он, вероятно, предполагал, и Сэнку сжал его руку. Наверное, там была какая-то болезненная история? — То, как ты говоришь со мной, это надёжно и успокаивающе, — в кошачьих глазах засиял такой взгляд, который Сэнку не вполне мог прочесть, но точно знал, что в том, что он говорит, для Гена есть смысл, есть что-то важное. — Пусть у меня было не так много партнёров, но никогда не было такого, как ты. С тобой безопасно. Ты будто чувствуешь то, что мне нужно, на каком-то необъяснимом уровне, это… поражает. — Это, наверное, самый приятный комплимент, который я когда-либо получал, — выдохнул Ген, целуя его в щёку. — Что-нибудь ещё, или оставим этот разговор на другой вечер? — он как-то особенно сладко уткнулся носом в его шею, так, что в солнечном сплетении тонко зазвенело от нежности. Сэнку задумчиво улыбнулся. — Думаю, мне понравилось сегодня. Именно вот это чувство… когда я просто безнадёжно нуждался в тебе. — Дорогой, я каждую секунду безнадёжно нуждаюсь в тебе, просто чтобы ты знал, для протокола. Сэнку тихо рассмеялся и сжал его прохладную руку. — Ты хоть примерно представляешь, что делаешь со мной? — он провёл рукой по чёрно-белому затылку, зарываясь пальцами в волосы. — Я порой ни о чём, кроме тебя, думать не могу… Ген заскулил. — Боги, Сэнку-чан… я умру, если ты не поцелуешь меня прямо сейчас! Совершенно очевидно, отказать ему в поцелуе было бы настоящим преступлением. Сэнку вдохнул его запах и, чуть сильнее сгребая пальцами шелковистые пряди на тёплой макушке, потянулся к его губам, второй рукой поглаживая подтянутое бедро. Ген тихо ахнул в поцелуй, когда Сэнку сжал ладонью добротную пригоршню его сочной задницы, и поймал губами кончик языка, вжимаясь всем телом, притираясь бёдрами… Гена явно немного повело в сладостном похотливом мареве, его поцелуи были жадными, интенсивными, почти отчаянными, и Сэнку уж было подумал, что сексуальная страница сегодняшнего вечера ещё не перевёрнута, что их ещё ждёт продолжение, но вскоре Ген мягко вздохнул и чуть отстранился, замедляя темп до почти вялого, почти ленивого, целуя Сэнку глубоко и неторопливо. Он нежно прикусывал губы, тут же зализывая укусы, не пытаясь углубить поцелуй дальше. Завертевшийся было с новой силой водоворот похоти внутри Сэнку так же медленно и планомерно затих, превратившись в томные волны, отступая всякий раз, когда их губы расходились, чтобы подняться ещё выше при следующем касании… Целовать Гена было истинным, первородным наслаждением. Если бы ещё несколько месяцев назад кто-то сказал Сэнку, что он будет едва ли не хныкать от желания трогать губами чужие губы, он бы, скорее всего, посмеялся, но вот он здесь. — Любовь моя, завтра всё ещё рабочий день, — в конце концов, мурлыкнул Ген, длинно лизнув его рот напоследок, и отстранился. — Давай попробуем поспать. Сэнку невесомо тронул пальцами нежный пушок на его щеках, любуясь пленительным румянцем, сияющим в мерцании лунного света, и, уютно устроив Гена на своей груди, сжал его крепко-крепко, как только мог, проваливаясь в сон уже спустя мгновение после того, как сомкнулись веки. ••• Проснулся Сэнку от ощущения, что кто-то его обнимает. В первую секунду он даже немного испугался от незнакомой по утрам тёплой тяжести на груди, но мозг быстро простроил причинно-следственные связи, и на губах непроизвольно расплылась улыбка. Ген здесь, рядом, мирно сопит в его объятиях — и это то, с чем его сердце не могло справиться без лихорадочной радостной трели. Сэнку слегка поморщился и медленно открыл глаза, ожидая увидеть яркое солнце, но встречая смутный полумрак очень, очень раннего утра. Интересно, который час? По ощущениям, не позже шести. Короткие чёрные волосы на самой макушке Гена щекотали нос, и Сэнку чуть перекатился на бок, осторожно изворачиваясь, чтобы обнять его за удивительно тонкую и хрупкую талию. Он притянул Гена к себе и нежно поцеловал в покрытое чернильными узорами плечо. Ген издал милый сопящий звук, но не проснулся. Сэнку тихонько фыркнул от умиления, на самом деле не удивляясь, что тот крепко спал. Казалось, вчера Ген перенервничал и устал куда похлеще самого Сэнку. Но просто лежать рядом с ним вот так и не прикасаться к нему… Ну, это было просто невозможно. Не ждите от Сэнку невозможного. Поцеловав ещё раз тонкое плечо, Сэнку позволил своим пальцам скользнуть вниз по его руке, наслаждаясь прикосновением к гладкой, невероятно мягкой коже, приятно-прохладной под его горячими ладонями. В раннем сумрачном свете затейливые чернильные линии на бледной коже Гена казались какими-то особенно контрастными, чарующими, почти гипнотическими, и Сэнку невольно им залюбовался. Обычно, за редким исключением, довольно многослойная и объемная одежда Гена замечательно скрывала его изящную подтянутую мускулистость, и Сэнку не мог не признать, как сильно его тронуло то, что Ген позволил ему увидеть себя таким. Сэнку понял, почему Ген предпочитал оставаться полностью одетым во время сессий. Его нельзя было назвать устрашающим, конечно, нельзя, но, глядя на этот выраженный рельеф узких крепких мышц, по коже невольно пробегали мурашки, и, наверное, это могло создать какие-то не те ожидания, не тот эффект, который Ген хотел бы производить. Он выстраивал свой авторитет, свою абсолютную власть другими способами — голосом, взглядом, казалось, всем своим существом, оставаясь мягким и заботливым, но при этом монолитным и отстранённым. Ген практически не использовал физические наказания для усиления динамики, но простое несоответствие между одетым домом и голым сабом во многом добавляло сцене будоражащей остроты. Именно поэтому было особенно приятно видеть его рядом с собой таким — уязвимым, мягким, демонстрирующим свою истинную суть. Сэнку сильно сомневался, что это удовольствие было дозволено испытать многим другим, тем, о ком упоминал Ген. Интересно, как это всё было устроено в его жизни обычно? Чем больше подробностей узнавал Сэнку, тем понятнее ему становилось довольно странное поведение Гена в самом начале, то, как он неоднократно проговаривал «если ты захочешь повторить», то, как он искренне полагал, что ему нужно будет уйти после того, как сессия закончится, то, как основательно он выстраивал границы ещё до того, как всё началось… Было немного больно осознавать, что этот человек не допускал мысли, что Сэнку интересен он сам, а не то, что Ген может ему предложить, но, слава энтропии, сейчас всё хорошо. Сэнку ещё обязательно больше расспросит Гена о том, что происходило в его жизни до него, но не сейчас. Сейчас нужно им насладиться, насытиться его присутствием до того момента, как они снова разойдутся на несколько дней. Сэнку уткнулся носом в длинную бледную шею, в нежное местечко прямо за ухом, вдыхая его запах. Ген так хорошо пах, невыносимо приятно, и этот сладкий, чуть мускусный и пряный аромат зажигал внутри у Сэнку что-то очень жаркое. — Ммм… какой прекрасный способ проснуться, — пробормотал Ген, сонно улыбаясь, придвигаясь чуть ближе. — О, похоже, что по крайней мере часть тебя с этим согласна… Сэнку усмехнулся. Ну, да, определённо, близость Гена, его тепло, его запах, приятный шёлк его обнажённой кожи — всё это не могло не сказаться на потоках крови в организме Сэнку. — Боги, милый, представляешь, я даже не помню, когда в последний раз просыпался от того, что кто-то меня целует, вполне возможно, что никогда, — вздохнул Ген, перекатываясь на другой бок и прижимаясь к Сэнку всем телом, зарываясь лицом ему в грудь. Он просунул колено между ног Сэнку и обнял его за талию. — Который сейчас час? — Примерно четверть седьмого, — Сэнку с наслаждением прикрыл глаза, подаваясь навстречу Гену, запуская пальцы в его шелковистые волосы. Как же приятно было быть рядом с ним, ощущать его вот так… — Ты болтаешь с первых секунд, как просыпаешься. Почему я не удивлён? Ген заскулил. — Отстань, вчера ты сказал, что тебе нравится, когда я с тобой говорю… — Я не сказал, что мне это не нравится, — Сэнку тронул губами волосы на его макушке, пряча в них тихую улыбку. — Ладно, — проворчал Ген, притираясь носом о его кожу. — Почему не спишь? Мы уснули минут тридцать назад, — пожаловался он, и его голос смешно приглушался у Сэнку в груди. Сэнку фыркнул. — Это было четыре часа назад, а я всегда просыпаюсь примерно в это время, ну, может, на час позже. — Четыре часа? Ну, нет. Я отчётливо помню, как проснулся, чтобы пописать, а потом вернулся и заснул ещё раз, — настаивал Ген, глядя на Сэнку своими огромными широко раскрытыми синими глазами. — Это не считается, ты заснул раньше, чем успел разыскать мой член, — усмехнулся Сэнку, отдалённым краем сознания вспоминая ночную возню Гена. — Клевета! Мне совершенно точно не нужно было его разыскивать, — Ген с торжествующим видом просунул руку между ними, обхватывая Сэнку своими хрупкими пальцами сразу по всей длине — цепко и властно. — Ага, — он иронично выгнул бровь, посмеиваясь. — Но в четыре утра ты заснул, поглаживая моё запястье. Ген обиженно надул губы. — В свою защиту могу сказать, что они оба довольно толстые, — пробормотал он, снова прижимаясь носом к груди Сэнку. — Я полагаю, это просто значит, что мы должны наверстать упущенное… Сэнку тихо рассмеялся, прижимая его к себе ещё ближе. Этот человек был неисправим, но Сэнку сильно сомневался, что, укажи он на этот факт, что-то изменится. Не то чтобы он особенно хотел, чтобы что-то менялось. — Ген? — Ммм?.. — стоило ему поднять голову, Сэнку тут же поцеловал его, заставив удивлённо ахнуть, что позволило Сэнку просунуть язык между его припухшими ото сна губами. Ген сладко застонал, отстраняясь. — Сэнку-чан, я даже не почистил зубы!.. — Я тоже, — хмыкнул он, — но как ты вчера сказал? Я готов вылизать тебя целиком независимо от? Ген всхлипнул и подался вперёд, яростно перехватывая его губы новым поцелуем. Он как-то особенно сладко покрутил бёдрами, соблазняя и подстёгивая, и Сэнку подчинился, закинув на него ногу, вжимаясь в него пахом, с терпким внутренним удовлетворением ощущая всю силу заинтересованности Гена в происходящем. — Чёрт возьми, ну почему нам с тобой нужно вылезать из постели и ехать на работу, — жалобно хныкнул Ген, мягко прикусывая горло Сэнку, тычась носом в его чуть тронутую щетиной челюсть, словно большой котёнок. — Я хочу валяться с тобой в постели и целоваться всю ближайшую вечность, неужели я так о многом прошу! — Ну… чисто технически, я могу приехать на работу к обеду, — хрипло предложил Сэнку, двигая бёдрами навстречу Гену в каком-то абсолютно восхитительном, выворачивающим удовольствие на максимум ритме. — Да, но я так не могу, у меня первая запись в десять утра, — Ген не очень хорошо постарался скрыть в голосе своё разочарование, и Сэнку успокаивающе провёл пальцами по его волосам, наслаждаясь теплом и мягкостью. — В воскресенье начинаются длинные выходные, помнишь? Можем быть вместе три дня подряд, — он нежно погладил Гена большим пальцем по щеке. — Это хорошо, что у нас есть другие дела. Я бы тебе надоел, если бы всё время был рядом. — Боюсь, скорее всего, всё было бы наоборот. Большинство моих партнёров в конце концов от меня уставали, — парировал Ген с какой-то неприкрытой печалью в голосе, замедляя движение бёдер, чтобы крепче обнять Сэнку. —Прости, я просто знаю, что со мной нелегко справиться, и… — Прекрати, Ген. Я люблю тебя, я хочу проводить с тобой всё время мира, и мне жаль, что мы взрослые люди, которым приходится работать, — проворчал Сэнку. Он запечатлел на его лбу нежный поцелуй и обнял в ответ покрепче. — Почему ты во мне сомневаешься? Ген вздохнул. — Извини, душа моя, я не сомневаюсь в тебе. Я сомневаюсь в себе. У меня некоторые сложности с самооценкой, над которыми я ещё работаю… Сэнку хмыкнул. Это он тоже успел заметить, и этот факт казался ему ужасно несправедливым. У Гена, определённо, была история, и пренебрежительное отношение к его личности, к его чувствам и к его желаниям со стороны самых близких людей не могло пройти стороной, но… Неужели теперь ничего нельзя с этим сделать? Сэнку был уверен, что можно и нужно. Кажется, Ген вчера говорил, что ему нравятся комплименты? Он хмыкнул и снова втянул Гена в мягкий, медленный поцелуй, с головой проваливаясь в карамельную нежность, что томилась в его сердце с самого первого мгновения этого раннего утра. — Сколько времени у нас есть, прежде чем тебе придётся уезжать? ••• — Итак… — Сэнку как-то особенно интригующе выгнул бровь, глядя ему в глаза с неподдельной нежностью, так, что глупое, бестолковое сердечко Гена затрепетало под рёбрами раненой птицей. Какой же он замечательный… Гену нужно заботиться о нём лучше. Нужно оберегать его, нужно… — …если у нас есть ещё несколько часов, могу ли я попробовать кое-что?.. Ген непонимающе улыбнулся. — Что попробовать? Сэнку перекатился на него, седлая бёдра с таким забавным заговорщицки-смущённым видом, какого Ген даже не предполагал, что сможет на нём увидеть. Он хихикнул. Сэнку провёл пальцами по его обнажённой груди, то ли задумчиво повторяя линии татуировок, то ли довольно наивно пытаясь его соблазнить. — Кое-что. — Что ты задумал, любовь моя? — мурлыкнул Ген, наслаждаясь мягкой лаской. Он любил прикосновения, любил, когда его гладят, и сейчас, когда Сэнку так открыто и уязвимо демонстрировал свою привязанность, своё желание, это было чем-то очень значимым. — Я не буду притворяться, что умею читать твои мысли, Сэнку-чан… Сэнку усмехнулся, чуть склонив голову в бок. — О, в моей голове всё ещё так пусто после вчерашнего, что, будь уверен, мои мысли не сложные. Я бы даже сказал, совсем примитивные. Например, прямо сейчас я думаю, каким может быть на вкус вот этот участок кожи у твоей ключицы, не покрытый чернилами, — Сэнку невесомо дотронулся до того самого участка, нежно поглаживая его самым кончиком пальца, так, что у Гена побежали мурашки, — интересно, он такой же сладкий, как всё остальное, или ещё слаще? — Ген улыбнулся, прикрывая глаза, подаваясь навстречу его касаниям, ощущая, как его мозг натурально плавится, непривыкший, что он сам может быть объектом поклонения, сам может нежиться под чужими руками. Это было будоражаще. Ощущать, что им, Геном, восхищаются, что им наслаждаются вот в таком, в трепетном плане… это освежало. — А теперь я думаю о том, что мне очень нравится, как поднимается и опускается твоя грудь, когда ты пытаешься скрыть возбуждение. Не скрывай, — Сэнку повёл бёдрами, притираясь пахом к его стремительно твердеющей эрекции, и Ген тихо ахнул, томно выдыхая. Чёрт. Этот парень сведёт его с ума. — Наконец, я думаю, что пирсинг в твоих сосках — это невероятно сексуально, и что мне жаль, что я совершенно не помню, как это колечко в твоей уздечке ощущалось внутри меня вчера, потому что я был пиздецки не в себе. Ген фыркнул, закусив губу. — Сэнку-чан, скажи мне прямо, чего ты хочешь? — Ген, — с таким же серьёзным тоном ответил Сэнку, — могу я быть с тобой откровенным? Он моргнул. — Эээ… конечно? Сэнку выдохнул, явно немного волнуясь. То, что сейчас происходило, было не совсем доступно пониманию Гена, но он совершенно точно не собирался это пресекать и останавливать, наоборот — если Сэнку так активно чего-то хотел, настолько, что взял в свои руки инициативу, Ген хотел бы это поддержать. Он поймал руку Сэнку, прижимаясь губами к сухим и горячим пальцам. — Милый, что бы ты ни задумал — я за. Просто скажи мне, чего ты хочешь, ладно? — Я злюсь, когда ты говоришь о себе уничижительные вещи, — Ген закашлялся, подавившись воздухом от таких заявлений. Сэнку погладил его щёку в молчаливом извинении. — Наверное, это звучало грубовато, но ты потрясающий, понимаешь? Я возмущён, что кто-то когда-то посмел убедить тебя в обратном. Я хочу, чтобы ты взглянул на себя моими глазами, и у меня появилась только одна идея, как это можно сделать. Ген почувствовал, как яркая сладкая искра пробежала по его позвоночнику от таких слов, сказанных серьёзным и рассудительным тоном. Казалось, там не было второго дна, и это было ровно то, что Сэнку имел в виду. Это… чёрт. Ген не был к такому готов. Он облизнул пересохшие губы. — Хорошо? Давай. Ладно. Сэнку кивнул, довольный, и окончательно стянул с Гена одеяло. — Чёрт, какой же ты… Как мне так повезло? — алые глаза буквально облизывали его тело, как только Ген оказался перед ним абсолютно обнажённым. — Это не тебе повезло, это я к тебе прицепился со своими татуировками и взял тебя в оборот, — парировал Ген. Сэнку фыркнул, закатил глаза, и, схватив Гена за бёдра, перевернул его на живот. Ген не стал сопротивляться, его куда больше заинтриговало то, что он планировал сделать, чем то, что Сэнку нарушал привычный уклад. К тому же, этот самый привычный уклад был только в его голове. — Ты не против, если я немного покомандую тобой? — прошептал он Гену на ухо, явно тоже немного засомневавшись в своих действиях. — Я твой, Сэнку-чан, и ты можешь делать со мной всё, что хочешь, — мягко выдохнул Ген, успокаивая Сэнку, заставляя собственное тело расслабиться в его руках. — Чёрт, — Сэнку звучал рвано и взволнованно, и от его низкого голоса у Гена по спине побежали мурашки. Сэнку нежно прикусил мягкое место на сгибе шеи и плеча, и сразу поднялся с постели, потянув его за собой. — Есть так много всего, что я хочу с тобой сделать, но сейчас я попрошу тебя подойти к зеркалу и встать напротив него. Ладно? — Да, — Ген улыбнулся. — Уточню, ты просишь встать меня на колени, или…? — дразняще протянул он. Сэнку явно смутился, но вида не подал. Такой забавный. — Кхм, ну… если ты не против, то… Да. — Только ради тебя, любовь моя. — Отлично, — Сэнку отступил назад и пошёл в ванную. — Я сейчас вернусь. Ген подошёл к большому зеркалу, на которое до этого момента почти не обращал внимания с тех пор, как впервые оказался в спальне Сэнку. Зеркало было большим, в него можно было отлично разглядеть себя в полный рост, но висело оно так, что в нём не отражалась кровать, поэтому в первый раз Ген внутренне вычеркнул его из списка потенциальных развлечений. Интересно, что же задумал Сэнку? Устроившись перед зеркалом, Ген, согласно своим же правилам, завёл руки за спину и склонил голову. Находиться в такой позе было необычным, довольно смущающим, но он доверил бы Сэнку собственную жизнь, потому не чувствовал ни опасности, ни беспокойства. Он слышал, как Сэнку включил воду в раковине, и позволил себе задуматься, что же он там делает. Ген ощущал себя крайне заинтригованным, он давно не испытывал ничего подобного — когда кто-то что-то придумывал для него. Ему не пришлось долго ждать. Сэнку вернулся в комнату, вытирая руки полотенцем. — Не склоняй голову. Я хочу, чтобы ты посмотрел на себя, — Сэнку прислонился к стене, наблюдая за ним. Его голос звучал низко, чуть хрипло, в нём читались тщательно скрываемые неуверенные нотки, и именно эта его неловкая уязвимость растопила всё оставшееся напряжение в теле Гена. Он даже не думал, что этого напряжения было так много, но, видимо, то, как он потерял голову вчера вечером, что-то надломило в нём куда сильнее, чем Ген готов был признать. Задумавшись, он не сразу последовал указанию, и крупно вздрогнул, почувствовав пальцы Сэнку под подбородком. — Ну, давай же, Ген. Обещаю, я не сделаю ничего плохого. Доверься мне. Ген улыбнулся и поймал его взгляд в зеркале. — Я тебе доверяю, любовь моя. — Спасибо, — Сэнку улыбнулся ему в ответ. — Итак, скажи мне, что ты видишь, — приказал он, снова отступив назад. Что ж. Ладно. Это было не сложно. — Я вижу себя, — хмыкнул Ген, глядя на своё отражение. Первым делом в глаза бросился беспорядок из седых и нормальных волос, совсем растрепавшихся за ночь. Тонкие спутанные линии татуировок, которые вились практически по всему тему, начиная от ключиц и до самых ног. Ещё этот странный цвет его глаз… — Угу, — кивнул Сэнку. — Но не мог бы ты мне себя описать? В деталях. Сейчас я завяжу себе глаза, — Сэнку и правда повязал вокруг головы полотенце, закрывая себе обзор, — и хочу, чтобы ты нарисовал свой образ в моём воображении. Ген хихикнул, глядя на него. — Боги, Сэнку-чан, что за дешёвые психологические приёмчики? — Ты сказал, я могу тобой покомандовать, — Сэнку пожал плечами. — Так что прекрати саботировать мои идеи и следуй указаниям. — Хорошо, хорошо, — Ген искренне забавлялся. Ладно, что бы Сэнку ни задумал, Ген любил его, и хотел исполнить его пожелания. Он внимательно разглядел себя в зеркало. — Я вижу чёрно-белые волосы. Седая их часть длиннее и достаёт почти до плеч, а чёрная короче и только лишь прикрывает уши. В любом случае, волосы довольно грязные, и мне срочно нужно их вымыть. — Хм. Ещё? Ген закатил глаза. Сэнку вынуждал его говорить дальше. Почему-то это становилось некомфортным. — Я вижу татуировки. — О, интересно. Мне нравятся татуировки. Какую часть твоего тела они закрывают? Ген задумчиво склонил голову вбок. — Наверное, процентов семьдесят? Линия начинается на моём лице, спускается по левой щеке, вниз по шее, к ключице, и уже на груди начинаются основные узоры. Татуировки не очень плотные, открывают много свободной кожи, но они вьются по всему телу. Плотнее всего рисунок на руках и на спине, но спину я сейчас не вижу. — Хорошо. Что ещё? — Я вижу дурацкий курносый нос и светлые глаза. Редкие брови. Пирсинг в сосках. — Ты сказал — светлые глаза? Ген моргнул. — Ээ… Да? — Просто светлые глаза?! — голос Сэнку звучал искренне возмущённым. — Бля, Ген, почему ты так себя обесцениваешь? — Я не- — Мои глаза закрыты? — перебил его Сэнку, усаживаясь в кресло, что стояло под углом к зеркалу. — Да. — Верно. Как ты понимаешь, я не могу видеть твоего лица, но, имея удовольствие находиться в его непосредственной близости последние двенадцать часов, вот как бы я его описал, — Сэнку закинул ногу на ногу, устраиваясь поудобнее. — Твоё лицо выразительное, очень юное, с тонкими интеллигентными чертами, словно ты потомок какого-то древнего аристократического рода. Хотя, это ведь так и есть, верно? У тебя интересная асимметричная стрижка, которая сразу привлекает внимание. Та часть волос, которая длиннее, белая, как снег на солнце. Она совершенно очаровательно вьётся на конце, как бы ты ни пытался её приручить. Сейчас у тебя волосы чуть отрасли, и создают эту милую растрёпанность… Такую, что тебя охота потискать. А ещё твои волосы мягкие, и скользят сквозь пальцы, как настоящий шёлк. А твои скулы, чёрт возьми, они такие точёные, на зависть любой телезвезде, острые, будто о них можно порезаться. Твой нос совершенно очаровательный. Я обожаю, когда он слегка краснеет. Он не дурацкий, он имеет характер и создаёт поразительную линию профиля. Твои татуировки — это настоящее произведение искусства, их можно разглядывать бесконечно, это что-то многогранное и истинное… А твои глаза… чёрт, Ген. Они не просто светлые. Я едва не умер, когда впервые их увидел, понимаешь? Они — синие. Удивительного цвета. Как… как медный купорос! Или васильки! А ещё у тебя совершенно кошачий взгляд с поволокой, от которого у меня каждый чёртов раз начинается тахикардия. И такие красивые ресницы… — Сэнку снял полотенце с лица, уставившись в его отражение. — Бля. Боюсь, я снова просчитался, — тихо прошептал он. Ген дрожал. Глаза щипали слёзы, но он, кажется, совершенно этого не замечал. Что-то внутри готово было взорваться, разлететься на мельчайшие искрящиеся блёстки, испепелиться дотла в этом потоке выжигающей всё сущее нежности, что переполняла его сердце. Он даже не знал, даже не подозревал, что Сэнку видит его таким, что… что он сам хоть чем-то заслужил услышать нечто подобное. Он тихо всхлипнул, утирая щёки. — Как же так? — Каждый чёртов раз мой рациональный мозг убеждает меня, что ты не можешь быть таким красивым, как я тебя представляю, и каждый раз ты оказываешься ещё прекраснее, — Сэнку звучал таким серьёзным, что Ген смешливо фыркнул, утирая слёзы. — Я помню, ты мне об этом говорил. — Я не устану это повторять. Честно говоря, я не уверен, что вообще смогу сказать словами всё, что чувствую, не уверен, что смогу показать именно то, что я вижу, когда смотрю на тебя, но я решительный человек и сделаю всё возможное, ладно? — Ген тихонько засмеялся, кивнул, и Сэнку поднялся с кресла, подходя к нему со спины. — Я хочу, чтобы ты сосредоточился на своём отражении. Ген снова кивнул, не отводя глаз от зеркала, а Сэнку встал на колени позади него. Ген замер совершенно неподвижно, боясь спугнуть — не его, себя самого, — а Сэнку потянулся вперёд и провёл тыльной стороной пальцев по линии его челюсти. — Я люблю, как ты можешь быть одновременно мягким, нежным, забавным, и властным, сильным, таким, что мне хочется встать на колени и подчиняться тебе до конца времён, — прошептал Сэнку, касаясь губами его уха. От этого у Гена по спине пробежала сладкая дрожь, но он удержался, продолжая покорно смотреть на своё отражение. — Я люблю твои плечи, у меня каждый раз дыхание перехватывает от того, какой ты, блядь, сильный, у меня в голове это не укладывается, — Сэнку нежно провёл ладонями вниз по плечам Гена, вдоль по его рукам. — А твои руки? Чёрт, ты помнишь, как меня повело в тот момент, когда ты закатал рукава в первый раз. Этим рукам я позволю всё, — Сэнку поцеловал его ладонь, — душить меня, обнимать меня, прижать меня к стене и трахать, всё. Ген заскулил, представляя, как прижимает Сэнку к стене, подхватывая под бёдра, и… Сэнку самодовольно усмехнулся. — Да, я согласен. Довольно вкусная мысль. Но вернёмся к делу, — Сэнку опустил его руки, чтобы коснуться чуть дрожащих бёдер. Когда Ген успел стать таким чертовски чувствительным? — Я обожаю твои ноги, это незаконно, то, какие они длинные и соблазнительные, у меня пальцы зудят, когда ты рядом, от того, как хочется их потрогать. Понимаешь? Я люблю каждый чёртов миллиметр тебя, Ген… — Сэнку провёл ладонью по его груди, и Ген застонал от этого жаркого, длинного прикосновения. Сэнку медленно гладил его, спускаясь ниже и ниже, пока не обхватил его член и не качнул его несколько раз. — Ты видишь, что я делаю? — в низком голосе Сэнку колыхнулись опасные, игривые нотки, и у Гена слегка закружилась голова. — Вижу, — прошептал он, продолжая смотреть, как Сэнку его ласкает. Всё тело гудело, звенело, Ген даже не думал, что после стольких сеансов татуировки его кожа может быть такой восприимчивой, но вот он здесь. Сэнку укусил его в шею, вызывая крупную дрожь и тонкий стон, и отстранился. — Как ты себя чувствуешь? — Прекрасно. Сэнку кивнул и прижался к нему со спины всем телом, вжимаясь своим горячим членом меж ягодиц Гена. — Бля… Ты бы знал, как я хочу тебя трахнуть. Ген рвано выдохнул. — Не смею тебя останавливать. Сэнку снова усмехнулся и встал, направляясь к комоду, извлекая из верхнего ящика смазку и презервативы. Ген неустанно наблюдал за ним с бешено бьющимся сердцем. Он скорее слышал, чем осознавал, как Сэнку раскатал по себе презерватив, как открыл смазку, и, вот, внезапно горячие губы уже коснулись его шеи, настойчивые и требовательные, мягкие, трепетные, и Ген почти растаял от прикосновения. Казалось, Сэнку точно знал, как заставить его плавиться, знал, как проникнуть прямо ему под кожу и превратить его в дрожащее хнычущее месиво, и, чёрт, это именно то, что Сэнку делал прямо сейчас. Его руки быстро нашли себе место — одна крепко держала его за бёдра, а вторая легла прямо Гену на подбородок, поворачивая голову к Сэнку. Спустя секунду его уже целовали — жадно, долго и глубоко, и к тому моменту, когда Сэнку отстранился и снова прижался губами к его шее, Ген уже задыхался. — Сэнку-чан, я… — попытался он, но в его мозгу словно произошло короткое замыкание. Его мысль оборвалась, так и не оформившись, потому что Сэнку длинно провёл по его плечу языком, целуя и обнюхивая его кожу так, будто Ген был чем-то драгоценным, и, чёрт, эта горячая и твёрдая длина, что недвусмысленно прижималась сейчас к его заднице, точно не помогала собрать мысли воедино. — Бля, — выдохнул он, упираясь ладонями о чёртово зеркало, прогибаясь в спине, чтобы потереться задом об этот благословенный член. — Сэнку, трахни меня. Сейчас же. — Какой ты нетерпеливый! А как надо мной весь вечер издеваться, так пожалуйста, да? — дразняще протянул Сэнку, и Ген едва ли не заскулил от возмущения. Но Сэнку уже подался вслед за ним, снова смазано целуя его, неряшливо и торопливо, бешено, кусаче, просто, блядь, идеально, и когда он отстранился, Ген даже не смог заставить себя позаботиться о том, сколько слюны размазано по его губам. Нет, он не мог заставить себя волноваться, потому что Сэнку уже прижал к нему два скользких пальца. Это было нежно, дразняще, почти издевательски, и Гену ужасно хотелось его укусить — «поторопись, засранец!» — но и ужасно хотелось позволить Сэнку собой наслаждаться. И потому он разрешил Сэнку — и самому себе — двигаться медленно, острожно, позволяя своему любимому человеку разобрать себя на части. Ген глубоко вздохнул и прикрыл глаза, наслаждаясь ощущениями, подаваясь бёдрами навстречу пальцам. Ген не мог отрицать, что Сэнку был чертовски талантлив в постели. Это был всего второй раз, когда его парень брал весь контроль на себя, но, казалось, он точно знал, как двигаться и что делать, чтобы заставить Гена скулить и выгибаться, казалось, он целую жизнь изучал, как правильно сгибать пальцы, как идеально надавить, чтобы свести Гена с ума. Блядь. Как же хорошо. — Смотри, — низкий рокот любимого голоса заставил Гена распахнуть глаза, с размаху врезавшись там, в зеркале, в прекрасное лицо Сэнку и в его тяжёлый, голодный взгляд. От этого зрелища у Гена по спине пробежала дрожь, он ощутил, как щёки обдало будоражащим, удушающим жаром. — Чёрт, — рвано выдохнул Ген, — Сэнку-чан… Ген случайно поймал своё отражение: рот слегка приоткрыт, губы припухшие, яркие, зрачки почти затопили радужку греховной похотью, щёки раскраснелись. Он разглядел свои влажные волосы, взмокшую кожу и едва не задохнулся, когда снова перевёл взгляд на Сэнку. Такой красивый. В блаженном полухмельном бреду промелькнула мысль, что Ген мог бы кончить вот так, просто теряясь в широких и влажных движениях языка Сэнку по его шее, растворяясь в постоянных толчках его потрясающих умных пальцев. Они только начали, а он уже был на такой тонкой грани, что мог бы просто несколько раз погладить себя, и излиться прямо на это чёртово зеркало, которое уже покрывалось испариной от его тяжелого дыхания. Он поднял дрожащий палец и начертил в конденсате «I❤️U». Сэнку нежно укусил его в шею. Голова закружилась окончательно и бесповоротно. Ген очень отдалённо осознавал тот поток звуков, что вырывались из его горла, но его это совершенно не волновало, потому что Сэнку так сладко согнул свои чёртовы пальцы внутри, что у него подкосились колени, и Ген, дабы найти ещё хоть одну точку опоры, прижался к зеркалу лбом. Он, чёрт возьми, был пьян, совершенно опьянён удовольствием, блаженным эйфорическим туманом… Ещё один особый поворот пальцев послал прицельный разряд электричества через всё его мелко дрожащее тело, и он снова чуть не упал, но нежные руки Сэнку успели крепко обхватить его грудь, прежде, чем Ген рухнул на пол. — Чёрт, ты в порядке? — голос Сэнку был мягкий, такой мягкий, что Ген сумел лишь только беспомощно кивнуть. — Да, да, чёрт возьми, да, я охуенно в порядке, пожалуйста, Сэнку, трахни меня уже. Сэнку ругнулся сквозь зубы и вытащил из него пальцы, поворачиваясь, чтобы схватить смазку, щедро выливая её на себя. Без поддержки Ген таки упал на четвереньки, задрав задницу вверх. Наверное, он выглядел жалким, но, честно говоря, ему было совершенно плевать. Спустя то ли вечность, то ли мгновение, Ген почувствовал, как тупая горячая головка прижалась к его входу, и Сэнку замер. Он взял Гена за челюсть и повернул голову вверх, пристально глядя его отражению в глаза. — Смотри. Этому голосу Ген мог только подчиниться. Затаив дыхание, он наблюдал, как Сэнку медленно входит в него, открывая собой и полностью заполняя. Высокие скулы Сэнку пылали красным фосфором, он был самим воплощением греха, и у Гена едва ли не текли слюнки от того, как красиво напрягался в этот момент его пресс. Он наблюдал, как большой и совершенно потрясающий член Сэнку медленно исчезал в его собственном теле, миллиметр за миллиметром, глубже и настойчивее, вытесняя весь воздух из его лёгких. Погрузившись в него до конца, Сэнку замер, учтиво позволяя Гену привыкнуть к своему удушающему размеру и отдышаться. Но, чёрт, возьми, хотя Ген, безусловно, ценил его трогательную заботу, он не мог не прижаться к нему задом, не мог не податься немного навстречу, не мог не качнуться, неглубоко трахая сам себя его благословенной горячей тяжестью, потому что, чёрт возьми, этот член заставил Гена почувствовать себя таким полным, и, блядь, если Сэнку не начнёт двигаться в ближайшее время, Ген, чёрт возьми, просто умрёт. — Умоляю, двигайся, любовь моя, давай же, — заскулил он, не выдерживая. — Секунду, иначе я просто кончу, и веселье закончится, — признался Сэнку, и Ген страдальчески фыркнул. Спустя пару мгновений Сэнку поймал его взгляд. — Не смей отводить глаза, понятно? Ох, блядь. Гену было понятно. Он заворожённо наблюдал, как ресницы Сэнку задрожали от удовольствия, когда он двинул бёдрами назад и вперёд, сначала осторожно, но затем всё ускоряясь, вызывая тонкие прерывистые стоны, с каждым сильным толчком продвигаясь всё глубже и глубже. Он наблюдал, как Сэнку кусал губы и стонал, впиваясь пальцами в мякоть его бёдер, блаженно закидывая голову назад, такой открытый, такой уязвимый в своём наслаждении — им, Геном, наслаждении, — что Гену почти хотелось плакать. Он наблюдал, как позволял этому потрясающему человеку себя трахать, отчаянно и глубоко, так, что стоны наполняли комнату, почти такие же громкие, как шлепки бёдер Сэнку по его голой заднице. Чёрт, чёрт, чёрт! Как же, блядь, хорошо! Ещё один точный и прицельный толчок заставил Гена упасть на локти и застонать так громко, так отчаянно, что глаза защипало. Его колени разъехались в разные стороны, он скулил и хныкал, такой громкий, что это, наверное, должно было бы смущать, но, чёрт, Ген уже зашел слишком далеко, чтобы его это волновало. — Сильнее, Сэнку-чан… — он стонал, или скулил, или умолял, не важно. — Чёрт возьми, я мог бы трахать тебя так вечно, — прохрипел Сэнку в низком стоне, врезаясь в него с ещё большей силой, чем раньше, и его горячий алый взгляд был прикован к Гену в зеркале. — Блядь, Ген, ты хоть представляешь, как сексуально сейчас выглядишь? — Скажи… скажи мне это, пожалуйста… — Ты прекрасен, — Сэнку отпустил его бёдра одной рукой, потянувшись вперёд, чтобы поймать подбородок, поднимая его голову вверх и эффективно прогибая в спине, вдавливаясь в него ещё глубже. — Мой невероятно, возмутительно, неприлично потрясающий Ген. Я люблю тебя, — Сэнку врезался в него так, что перед глазами запылали красные искры, — люблю, мой чудесный, мой славный… Ген застонал, мечтая закрыть глаза, но не в силах оторваться от отражения Сэнку, от его тёмного, терпкого, жадного взгляда и растрепавшихся по плечам волос. Внезапно горячая крепкая рука оказалась на его горле, потянув вверх, заставляя снова чуть приподняться на коленях и выгнуться в спине ещё сильнее, и, чёрт, это было так жарко! Ген не был уверен, следовало ли ему сосредоточиться на идеальном ощущении члена внутри себя или на опасном, но едва заметном давлении руки на горле, всё это заставляло его задыхаться — не буквально, но ощутимо. Сэнку никоим образом не перекрывал ему воздух (он не стал бы этого делать, не спросив об этом, Ген точно это знал), но это ощущение давления добавило небывалой остроты, такой, что всё это стало почти что слишком сильным. Собственный член ощущался воспалённым, тяжёлым и пульсирующим между его ног, делая томный жар в животе почти невыносимым. — Чёрт, Ген, ты выглядишь так, будто был создан, чтобы принимать меня, — влажно прошептал Сэнку, наклоняясь к его уху, наблюдая, как глаза Гена бегают по их отражению. — Чёрт, Ген, ну какой же ты! Ген бы точно снова рухнул куда-то на пол, ошеломлённый, если бы не рука Сэнку, настойчиво державшая его в вертикальном положении, выгибая его тело, идеально прижимая задницу к его члену. Казалось, Ген был на грани потери связи с реальностью, он ощущал, как дрожь пробегала по позвоночнику оглушительным кайфом, он слышал, как собственный голос стал незнакомым — высоким и мягким… — Сэнку-чан, я-а-ах… — Тебе нравится мой член, не так ли? — Сэнку продолжал грязно шептать, наблюдая за их отражением, за тем, как Ген отводит бёдра назад, снова опираясь руками на зеркало. — Конечно, тебе нравится, ты только посмотри на себя. Ты практически умоляешь о нём. Тебе ведь нравится то, как он ощущается, как наполняет тебя… — Блядь, Сэнку, — рвано выдохнул Ген, потому что, чёрт возьми, это он всегда был тем, кто разговаривает во время секса, он всегда подбадривал и шептал непристойности, но, будь он проклят, если то, как это делал Сэнку, не было горячо. — Давай, Ген, — уговаривал его Сэнку невыносимо нежным голосом, таким контрастным на фоне того, как жёстко он его трахал, — посмотри на себя. И кем был бы Ген, если бы не подчинился? Он снова позволил взгляду скользнуть по своему отражению — по покрасневшему лицу, затвердевшим соскам, взмокшей коже, собственному члену, твёрдому и подтекающему… Блядь, несмотря на то, насколько нарциссичным это могло быть, Ген не мог не застонать при виде этого зрелища. Да, чёрт возьми, это было красиво. Он потянулся одной рукой вверх и назад, грубо сжимая кулаком волосы Сэнку, и тот отвёл бёдра назад, резко встречая его мощным толчком, и, блядь, Ген готов был признать, что это было самым развратным, самым потрясающим, что ему доводилось видеть — то, как изгиб его бледного покрытого татуировками тела выглядел на фоне загорелого подтянутого тела Сэнку. Теперь он не мог оторвать взгляда от их отражения. Кажется, в этом была вся задумка Сэнку. Кажется, задумка удалась. И, судя по всему, его мозг настолько расплавился, что словарный запас сократился до ругательств и одного конкретного любимого имени. Вообще плевать. Ген не собирался подбирать слова, когда трахал сам себя на этом прекрасном члене, выгибаясь в спине почти на грани своих возможностей, ощущая, как он волшебно заполняет его, как с каждым толчком под кожей все жарче разгорается огонь. — Чёрт, Чёрт, Сэнку-чан… я так хочу… — Посмотри на себя, — шептал Сэнку, — ты прекрасен, Ген. Ты выглядишь так идеально, и внутри тебя так хорошо… — А-ах!.. — Ген не смог сдерживать тонких высоких стонов, что вырывались из его горла практически без его ведома, когда Сэнку мощными прицельными толчками снова и снова попадал в ту идеальную точку внутри него, и эта крепкая рука так сладко давила на его шею, и он был близко, так, так близко… — Сэнку-чан… Сэнку наклонился, горячо прижимаясь губами к его шее, но всё равно не отводя глаз от их отражения, сохраняя свой идеальный темп. — Давай, милый, ты можешь это сделать, — он нежно впился зубами в мягкую кожу под ухом, — иди за мной. И Ген не был уверен, что именно заставило его сорваться со своей высоты прямо в бездонный омут блаженства — низкий влажный шёпот в ухо, опасное давление на шею или прекрасный вид на акт слияния их тел, — но спустя мгновение он звонко застонал, ещё сильнее выгибая спину и запрокинув голову, зажмурившись и сладко пульсируя вокруг Сэнку, изливаясь прямо на это чёртово зеркало. Казалось, время оргазма Гена Сэнку ускорился вдвое, и спустя всего несколько секунд он тоже кончил — с низким стоном на губах и зубами на его плече. На мгновение весь мир замер. Ген позволил себе упасть вперёд, как только Сэнку отпустил его шею, вытянув руки на полу, переводя рваное, тяжёлое дыхание. Сэнку прижался губами к его спине, мягко лаская пальцами взмокшую кожу. — Эй, милый, всё в порядке? Я перестарался? Бля, извини, пожалуйста… — прохрипел он немного тревожно. Ген открыл совершенно затуманенные глаза, повернул к нему голову и тупо улыбнулся. — Я в порядке, обещаю. Это было потрясающе, просто моё тело теперь не знает, что делать. Сэнку выдохнул и, оставив ещё один поцелуй на спине, сел. Он ласково посмотрел на Гена сверху вниз, его нахальная и такая, блядь, сексуальная ухмылка застыла на покрасневшем лице, волосы спутались, спадая на лоб и плечи, и у Гена снова перехватило дыхание. — Ты такой красивый, — на этот раз это сказал Ген. Сэнку забавно прикусил губу и ткнулся носом ему в щёку. — Я рад, что ты так думаешь. — Мы… можем пообниматься? — Ген вдруг почувствовал такую уязвимость, почти ранимость. Он вдруг в очередной раз осознал абсолютную необходимость афтеркера в сессиях, какими бы мягкими они ни были. Если уж даже ему после такого сладкого и очевидно полного любви секса так хотелось обнимашек, что же тогда происходило с сабами? — Конечно, — Сэнку улыбнулся. — У нас есть ещё минимум два часа. Но, может, всё-таки сначала в душ? Я потный, как помойная крыса после дождя… Ген расхохотался, звонко и свободно. Чёрт, он так невыносимо сильно любил этого человека и его дурацкие шутки. Душ помог прийти в себя, но под горячей водой (и под горячими руками Сэнку, нежно трущими мыльной пеной его кожу) он почувствовал себя таким уставшим. Сэнку завернул его в махровый халат и отвёл в постель. Ген закинул ногу ему на бёдра и медленно выдохнул. — Мне хорошо. — Это было… нормально? — тихо спросил Сэнку, зарываясь пальцами в его волосы. — Я не совсем понимал, как себя вести, чтобы тебе было комфортно, вроде бы я тобой командовал, но у нас не было правил, и я… — Сэнку-чан, — Ген прикрыл пальцами его губы, останавливая поток тревожного бормотания. — До тебя в моей жизни почти не было просто секса. Очень долго. Ты мной не командовал, не в том смысле, о котором стоит беспокоиться. Помнишь, я говорил тебе, что хотел бы, чтобы у нас было ещё что-то, кроме сессий? — Помню. — Так вот, это куда лучше чем всё, о чём я мог даже мечтать, любовь моя. Спасибо тебе за этот опыт. — Я хотел… — Сэнку замялся, и Ген оставил мягкий поцелуй на его груди. — Я хотел сказать тебе всё, что чувствую. Показать, какой ты удивительный. Ты говорил, что любишь похвалу, и… вот. Я решил тебя похвалить так, чтобы ты понял. Ген улыбнулся. Сердце затапливало такой нежностью, такой любовью, что это было почти больно. — Ты не представляешь, как сильно я это ценю, Сэнку-чан. Спасибо. В дверь спальни агрессивно зацарапали когтями, сопровождая это жалобным скулежом. Сэнку поморщился. — Мы, кажется, разбудили собаку… Ген застонал. — Мелоооок! Ещё пять минуточек! Но, судя по вою, пёс не был намерен с ними торговаться. — Бля, у меня ощущение, что этот день начинается уже в третий раз, — проворчал Сэнку и с недовольным кряхтением встал с постели. — Да иду я, иду, чёртов ты шерстяной будильник…