Вот опять окно

Поговорить по-человечески вышло лишь во время перерыва. Алиса и Максим вышли за здание, чтобы спокойно покурить. Морозный воздух приятно бодрил после нахождения в душном помещении. Молчание затягивалось, хотя им, казалось, нужно было сказать друг другу невыносимо много всего. Первым заговорил мужчина. — Как у вас вообще дела? — Он не смотрел на дочь, его взгляд был устремлен куда-то в пол. Голос оставался твердым, но было слышно, что ему стыдно. — Потихонечку. Работаю, вот, кормлю семью. — С обветренных губ слетел смешок. Алиса еще во время съемок реванша хотела поделиться с одним из самых близких людей радостью от получения работы, но каждый раз сдерживала это желание, понимая, что такая новость не должна стать коротким сообщением в мессенджере. — В своей семье заслуженный артист и некоторым образом кормилец, — нараспев произнес Максим, получив в ответ теплую ностальгическую улыбку. — а мама как отнеслась? Не была против твоего перехода в стан врага? Фраза завершилась глубокой затяжкой. Говорить о ней до сих пор было тяжело. Прошло уже два года, но каждый раз его сердце окутывала всеобъемлющая пустота, когда по утрам перед глазами оказывалась голая стена, а не рыжие кудри, отливающие золотом под мягкими лучами солнца. — Да... Нормально, в целом. Она рада, что я занимаюсь любимым делом, поддерживает меня, но место работы мы особо не обсуждали. Ну, просто приняла как факт, что я буду с тобой работать. — А у Женьки как дела? Учится, не прогуливает? — Раз на раз не приходится. Алиса видела, что долго говорить о маме он не хотел, поэтому и не настаивала. Они уже не курили. Просто разговаривали минут пятнадцать обо всем и ни о чём. Темы сменялись одна за другой, на былое молчание не осталось и намека, словно это была их первая и последняя встреча. Он рассказывал о городах и людях, повстречавшихся ему на двадцать четвертой битве. Она жаловалась на неадекватных преподавателей, систему оценивания которых не понимали даже коллеги. Левин в ответ на это предавался ностальгии, вспоминая свои студенческие годы, но старался сильно не разглагольствовать — не хотелось отнимать время от и без того короткого перерыва. Но рано или поздно любая встреча подходила к концу. Один из администраторов вышел к ним, давая понять, что на сегодня их время подошло к концу. — Лисен, вы как с Женькой завтра, свободны? Давайте хоть встретимся по-человечески, прогуляемся там, не знаю. — Чувство вины вновь дало о себе знать, найдя выход во взгляде мужчины. Он на протяжении двух лет виделся с дочерью гораздо реже, чем хотелось бы, но казалось, будто пропустил всю ее жизнь. Вчерашняя выпускница стала абсолютно другим человеком — собранная, статная. В голове не укладывалось, что его девочка, которая совсем недавно с горящими глазами бежала к телевизору в страхе пропустить начало какого-то популярного мультфильма, так стремительно выросла. Алиса лишь улыбнулась на попытку отца скрыть такую явную меланхолию. — Да, конечно, давай сходим куда-нибудь, — Развернувшись, она поняла, что Максим до сих пор стоял на месте. — Пап, ты идешь? Мужчина лишь что-то невнятно промычал на фразу дочери, брошенную через плечо. Выкинув окурок, он нехотя поплелся ко входу в здание, мысленно настраиваясь на изнурительный съемочный процесс.

***

Рыжие кудри вновь были нещадно выпрямлены. Наманикюренные мальчики крепко вцепились в руль, дабы руки дрожали не так сильно, а холодный взгляд не отрывался от дороги. В подстаканнике вместо любимого чая стоял стаканчик с каким-то невыносимо горьким кофе, от каждого глотка которого Елизавета невольно морщилась. Она старалась максимально занять голову хотя бы чем-нибудь — пересчитывала людей, идущих по пешеходному переходу, продумывала до мелочей каждый свой шаг в офисе, с кем поздоровается и кому какие вопросы задаст. Периодически вспоминала, что за дорогой тоже нужно следить, но тогда в голову вновь врывались навязчивые мысли, разносившиеся по разуму, подобно чуме — слишком быстро, не давая ни секунды на раздумья. Нельзя думать о нем. Алиса на эту непутевую работу устроилась как будто назло матери. По крайней мере Лиза так считала. Конечно, она не стала препятствовать желанию дочери работать и развиваться в любимой сфере, да только то, что трудиться старшая будет под боком у отца, несказанно напрягало женщину. Она не запрещала девочкам общаться с ним и в целом старалась в их отношения не лезть. Беспокоило Елизавету лишь одно — перспектива повторного появления бывшего мужа в ее жизни. Она едва-едва окрепла, практически перестала просыпаться с желанием почувствовать его ленивый поцелуй в макушку и широкую ладонь на талии. Лиза уже давно заметила, что Максим обладал абсолютно ужасным умением напоминать о себе сразу же после того, как о нем начали забывать. Впервые это произошло примерно год назад. Лиза долго училась жить с мыслью о том, что некогда любимый человек обманывал ее едва ли не все восемнадцать лет брака, подвергая опасности их семью. Боль душевная перешла бы в физическую, но вместо этого нашла отражение в окружающих. Без него дом казался пустым, девочки стали какими-то необычайно замкнутыми, нескончаемые рассказы о школьных буднях сменились дежурным "ничего нового" и красноречивым уходом в другую комнату. Поначалу Елизавета пыталась разговорить дочерей. Потом решила дать им время и пространство. Еще чуть позже вообще лишилась желания возвращаться домой. Подъезжая, сидела в машине почти часами. Молилась, но безупречно выученные тексты путались в голове. Курила, но салон настолько сильно пропах сигаретами, что от одного вида пачки табачных изделий начинало тошнить. Плакала, но вместо родного плеча был потертый кожаный руль авто. Дома ее не ждали, окно кухни давно перестало встречать теплым светом. Оно, наверное, к лучшему. Время летело быстро, молитвы забывались, а сигаретный дым удушливым шлейфом тянулся за женщиной. Колото-резаные раны наконец начали потихоньку затягиваться, но одна новость все же смогла разбередить их. Максим вышел по условно-досрочному. Она ждала нескончаемых звонков и тонну сообщений. Ждала его под дверью с цветами и вином. Ждала попыток достучаться через детей. Ждала его. Но он молчал. Переписывался с Женей и Алисой, иногда виделся с ними, но не предпринимал никаких попыток вернуть брак. Девочки тоже в разговорах старались отца не упоминать лишний раз, мало ли. А Лизу эта тишина убивала. И как бы сильно она не пыталась убедить себя в том, что с Левиным у нее нет будущего, трупный запах разлагающейся надежды на воссоединение резал глаза, пропитывал каждую частичку ее существа, казалось, не оставляя к этому мужчине никаких чувств, кроме отвращения. Но спустя пару месяцев он, видимо, решил, что хоронить былое слишком рано. Один звонок заставил Елизавету бросить все дела, пулей вылететь из офиса, спешно выкрикивая какие-то указания. Высветившееся на дисплее имя свекрови поначалу обрадовало Лизу. Она надеялась было на предложение заехать ко "второй маме" на выходные, да только всхлипы на том конце провода заставили женщину мгновенное натянуться струной. Лиза эти слова запомнила на всю оставшуюся жизнь. Едва разборчивые, они были криком. Криком души. Криком о помощи. "Лизонька... Родная... Разрыв аневризмы у него!". Кровь тогда в жилах застыла, а сердце пропустило пару ударов. Времени на разглагольствования не было, поэтому лишь адрес спросила и сломя голову побежала к припаркованной у офиса машине. Свекровь и дальше что-то бормотала в трубку, но Лиза ее уже не слушала, а после и вовсе сбросила звонок. Успеть. Главное успеть. Она готова была все грехи ему простить, забыть обиды и с распростёртыми объятиями принять назад, только бы жив остался. Правила дорожного движения, чересчур яркие светофоры и дурацкие ограничения скорости сейчас стали вещами абсолютно второстепенными. Елизавета не помнит как добралась до больницы и сколько штрафов ей пришлось оплатить. Помнит, как настойчиво старалась прорваться в коридор, узнать хотя бы крупицы информации. Помнит, как неловко поправляла белый халат, озираясь по сторонам в поисках нужной операционной. Помнит, как увидела ее. Лиза неглупая — сразу поняла, что к чему. Черные волосы скрывали лицо женщины, а худое тело била мелкая дрожь. И сердца у них обеих болели, только если у незнакомки душа в клочья рвалась от беспокойства за любимого, то у Лизы от осознания ситуации. Вот почему он не торопился ступить на пород дома родного. Вот почему ни слова от него Лиза не услышала. Она оставаться не стала. Закусив до крови губу, развернулась и вылетела из больницы. Ничего, за него теперь есть кому волноваться. За рулем плакать нельзя. Нужно за дорогой следить, некогда сопли распускать. Зато мысли одна за другой в голове мелькали. Елизавета себя ругала, ругала нещадно. Ну неужели раньше не могла понять? А думала ведь, что он момента нужного дожидается, хочет красиво все сделать. Дура. Девочек дома не было, их к себе бабушка с дедушкой забрали на пару денечков, чтобы дети за городом отдохнули. Лиза в тот вечер напилась до беспамятства, даже не переодеваясь. Слезы не вытирала, они жемчугом своим украшали раскрасневшиеся щеки, растягивали замысловатые узоры темной туши. Она уснула прямо за столом, спрятав опухшие от алкоголя и рыданий глаза в сгибе локтя. После той ночи женщина запретила себе вспоминать о бывшем муже. Жуткое похмелье, пожалуй, было очень даже мягким наказанием за пустые надежды. Алиса с Женей регулярно навещали отца в больнице, дивясь равнодушию матери, но она и думать не хотела о том, что будет, если вдруг заявится к нему. Время текло, и Лиза уже привыкла к тому, что жизнь шла мимо нее. Двадцать четвертый сезон Битвы экстрасенсов она тоже упорно игнорировала, пусть сердце предательски екало всякий раз, когда до боли знакомый голос раздавался в стенах ее квартиры. А сегодня она, проводив дочь на работу, усердно старалась не думать о том, чье имя в очередной раз будет резать ее слух. Всё-таки, если она может вытерпеть на языке горечь этого отвратительного кофе, то и упоминания Левина не станут для нее большой проблемой.