С днем святой Валентины!

Взрывы, рёв двигателя и визг шин — Бэтмен, выскочив из бэтмобиля, словно от катапульты, приземлился на одного из нападающих. Плащ, принимая на себя пули, рвался, но железная защита не пускала снаряды под кожу, и лишь зоны, защищенные только одним кевларом, царапались, пуская кровь. Удар за ударом, выстрел за выстрелом — вокруг разбегались люди, но атакующим уже было не до них. И только когда все звуки стихли, приветствуя секундную тишину, из-за угла вальяжно вышел виновник торжества. — Ни одной жертвы! Великолепно, Бэтмен! И как же тебе это удалось? — слишком явный сарказм для того, кто находится в бегах, — надеюсь, я стану твоим первым. Обнажая зубы в небезызвестной улыбке, Джокер провокационно и с абсолютным бесстрашием достал из-за пазухи давно знакомый револьвер, но нацелиться, конечно же, не успел: тотчас оказался на земле, лукаво рассматривая среди быстро меняющихся кадров эпичной драки излюбленный, мужественный подбородок. Хохот разрастался, периодически разбавляясь мокрым от крови кашлем, а Уэйн, непривычно для себя, не скалился и не свистел от задыхающейся свирепости. — И это всё, Бэтси? — когда поток безжалостных ударов наконец закончился, Джей чувствовал, как засверкало в глазах то ли от боли, то ли от ослепительного восхищения своим долгожданным героем, — теперь у нас по программе Аркхэм, правильно? Последние ошметки жалкого кашля, с чем-то похожим на сдавленный смех, вырвались из легких. Брюс же, не снимая с лица характерную серьезность, осторожно осмотрелся вокруг: «программу» стоило нарушить по договору, отлетев с Джокером куда-то в даль на приличное расстояние, но делать это при таком количестве запуганных прохожих было слишком подозрительно. — Упс. Надеюсь, ты успел разглядеть меня получше, — кровь, вырисовывая силуэты зубов, проделала путь от ноздрей до самого подбородка, пачкая новенькую рубашку, — потому что время моего шоу подошло к концу. Увидимся после рекламы! Точный, близкий выстрел не смог осилить кевлар, пропустив пулю в массивное плечо. Бэтмен болезненно простонал сквозь скрежет белоснежных зубов, выпуская из хватки своих ног тоненькое, дрожащее тело. Ну уж нет… Отпустить так просто своего врага он не мог даже под давлением пожатых некогда рук в перемирии. Поэтому, улетев на крышу ближайшего здания, наблюдал свысока за тем, в каком направлении убегает неуклюжий клоун. Толпа потеряла героя довольно быстро, стоило тому пролететь еще несколько точек, чтобы в очередной раз приземлиться прямо на Джея, схватив налету, и убираясь прочь, куда пускает ветер. — Я хорошо сыграл? — тот, обхватив всеми конечностями своего защитника, прижимался, при этом не боясь сорваться с огромной высоты. Вовсе нет. Даже соскользнув и камнем придавливая воздух, летя прямо на бетонный асфальт головой, Джокер знал, что не умрет. Его Бэтмен ни за что не позволит ему умереть, и это, в каком-то роде, было главным секретом бессмертия. — Да. Но в следующий раз стреляй не в плечо, — Уэйн, наметив точку приземления, из последних сил придерживал Джокера. Место ранения ныло, хотя это всё равно лучше, чем если бы он получил ножевое, что происходило чаще. — А я и не планировал, — лукаво ухмыльнулся тот, — я привык удивлять тебя, поэтому на следующий раз у меня уже заготовлено пару клинков. Осталось нарисовать крестики на твоих боках. — Чудесно, — саркастично поддержав, Бэтс окончил полет на одной из крыш, — не забудь их смазать чем-нибудь смертельно ядовитым. — А я… Эй, неужели это настолько предсказуемо?! Вопрос не нуждался в ответе, а Брюс не нуждался в словах. Он молча смотрел в изумрудные глаза, и только маска может знать, какая эмоция запрятана под нею — судить по губам иногда было так тяжело… Поэтому, облегчив задачу, Уэйн робко коснулся тонких уст Джея своими. Настолько любовно и осторожно, насколько это было возможно, что отбивалось не только от серьезного, устрашающего образа летучей мыши, спасающей десятки, а то и сотни жизней в ночи, но и от того, кто находится под костюмом. Джокер, опешив, вглядывался в два бездушных сенсора, закрывающих глаза. Это так… Непривычно. Разве может человек, которому ты моментом ранее всадил свинцовую пулю, так ласково касаться? Словно зубы не сжимались от сильной боли. Хотя, может, для того, кто живет двойной жизнью, это не так уж и странно… — Это было слишком нежно… Даже для тебя, — робко обхватив щеки, Джокер ответил на поцелуй. Они были сильны — хорошо распоряжались оружием, но не своими сердцами. Поэтому, немного хмурясь от смущающего и раздражающего тепла, окутывающего сердце, углубляли поцелуй. Это помогало им не чувствовать себя уязвимыми — грубость. Делясь металлическим вкусом крови, Джокер обвивал языком чужой, наглея, и в своей же наглости расплываясь. Быть не может, что всё это происходит в действительности. И неужели тот секс в отеле в самом деле не влажный сон сумасшедшего, что просто был чуть более правдоподобным и продуманным, по сравнению с другими? Неужели тот, о ком раньше можно было лишь мечтать, теперь ответно и без стыда делится с ним своими неправильными чувствами? — Скоро и я привыкну тебя удивлять, — полушепотом ответил Рыцарь через тихий вздох. Это не в первый раз, когда его порочные узы связывались с собственными же врагами. Печалило лишь то, что это не убавит жестокости у серийного, черт возьми, убийцы и особо опасного террориста. Смириться с этим было крайне тяжело, но когда на грязных руках уже начала застывать свежая кровь, Бэтмену стало спокойнее. Не в первый раз приходилось брать удар на себя, и пускай по выстрелу за стычку, но может хотя бы так это заставит брызги засыхать быстрее, отправляя воспоминания об их появлении в темное прошлое? — Признаю, твой банальный флирт мне нравится… Немного. Совсем чуть-чуть, — улыбка спала с лица, больше не скрывая концентрацию Джокера на пухлых, приоткрытых губах, к которым он находился так близко, что долетало разгоряченное дыхание. — Банальный? — вопрос прозвучал с толикой шуточного огорчения. — Больше практики, мышка, и твои навыки станут лучше, — намекающе ухмыльнулся Джей, коротко чмокнув. Ох, знал бы он, что сказал это Готэмскому плейбою, за спиной которого покоилось столько романов, что не хватило бы и трех кладбищ. Слишком много женщин. Море разбитых сердец — до того много, что от самого Уэйна осталось всего несколько кусочков, и эта фарфоровая душенька едва билась в железной грудной клетке, подобно белому, одинокому голубю, проронившему все свои пушистые перышки. — А чтобы попрактиковаться, я могу посоветовать тебе одного специалиста… Я уже давал тебе его визитную карточку, — важничал Джокер, намекая, естественно, на себя. Его согретые в родном тепле ладони ушли с щек, оголяя место, которое внезапно заинтересовало. Место пореза, — о… Смотрю, вы уже у него были. Покрытая корочкой рана преспокойно заживала, и только во власти Джея было то, как долго продлится эта бесценная неприкосновенность. Большой палец, предупреждая, надавливал, но не цеплялся, хотя так хотелось… Так хотелось оставить шрам на этом мужественном личике, чтобы все знали, кому на самом деле принадлежит его Рыцарь. — Было слишком остро. Мне бы хотелось другого специалиста, — съёрничал Брюс, сократив дистанцию так, что их губы немного соприкасались. — Не бойся, я не ревную. Острее меня у тебя точно никого не будет. Палец, соскочив-таки с корочки, сдернул ее. Поцелуй не случился. Тест на доверие благополучно завален. Брюс, отстранившись, шикнул и нахмурился, сразу поняв, что произошло. — Это было очень подло с твоей стороны. — Прости, сладкий, не смог удержаться, — если его мышка вне костюма не слишком важная персона, то повлияет ли хоть на что-то этот красненький след? Конечно нет. Так и в чем же подлость? Но Джокер в своей шалости не мог не усмехнуться. В миг приблизился и, кончиком языка лизнув ранку, тем самым извинился. Уэйн на крыльях ночи испарился во мраке. Полиция, разгребая снегопад из упавших уголовников в отключке, переглядывалась, а очевидцы говорили, что был и Джокер, но его, как и таинственного Бэтмена, нигде не видать — ни следа, кроме оторвавшегося кусочка ткани от черного плаща, которую эксперты забавы ради решили прихватить с собой. И этот раз, конечно, далеко не последний. Вопрос лишь, как скоро ликующие зрители превратятся в толпу неприятелей, закидывая актеров помидорами. Сколько еще раз придется придумывать способы избежать, и как долго продлится их неправда? Как быстро Тёмный Рыцарь из всесильного героя станет немощным противником, неспособным победить того, кого побеждал даже в своих самых страшных амплуа. И вновь побег, провожаемый шорохом нового плаща, как во время тривиального фокуса с исчезновением — ещё раз, и зрители будут пытаться пробить дно шляпы, в которой пропадают их вещи, как по волшебству, но пока подозрений ни у кого не было. Подумаешь, всего второй раз подряд, когда Джокер остается безнаказанным! Не впервые. — Бэтс… — невинно, совсем тихонько вырвалось с уст. Отстранившись от поцелуя, Брюс взглянул в некой растерянности — какую странную реплику ждать на этот раз? Но, как оказалось, никакой. Это было лишь секундой лестной слабости, из-за чего Джокер, в смятении нахмурившись, продолжил действие. Так странно, когда тот, кого ты привык видеть лишь в образе вечно самоуверенного, наглого и веселого, не смог словить крошащиеся осколки своей маски всего от одной реплики, сказанной с таким искренним вожделением, что эхо било по мышиным ушам, проделывая нелегкий путь из барабанных перепонок через легкие, а оттуда, путаясь в ребрах, заплывало в сердце. Легкие капельки мороси падали мелкой крупой, украшая зеленые волосы, и, как детишки на ватрушках, скатываясь с черного плаща. Джокер никогда не выскажет своего восхищения прямо, но то, как его пальцы беспомощно сжимали мускулистые плечи, заставляло задуматься, насколько на самом деле захолодела в этом городе мертвых тел и криминала его бесчеловечная душа. Уэйн, заботливо убирая непослушные локоны за ухо, едва прикусывал тонкие губы, играясь, и это Джей принимал на себе с трепетным содроганием: хрупко вздыхал, не в силах дать отпор на такой коварный удар. — Бэтси… — вновь зашептал он, сжимая черную ткань. Заглядывая в невидимые глаза с нескрываемым нетерпением, что, признаться, сражало Брюса наповал. Слишком подчиненно… Слишком любовно это звучало голосом того, кто, казалось бы, вовсе не способен на такое прямое выражение своей привязанности. — Мне пора уходить, — бархатный голос согревал расстроенное лицо, не скрывая в своей интонации нечто похожее на взаимное сожаление. Уэйн не хотел покидать Джокера в такой кульминационный для их небрежных чувств момент. А Джокер, плавно пав к широкой груди, прижался, терпя холод железной брони и влагу от осадков — плевать. Если эти объятия — единственное, что поможет выразить свое нежелание отпускать, то Джей готов сжать бренное тело так сильно, как только сможет, будто в попытке слиться воедино. Стать одним целым. Это так раздражало. Такая блядская уязвимость, которую он больше не был способен скрывать. Поэтому, хмурясь, зарывался носом в груде металла сильнее, вызывая у себя чувство дискомфорта от прегражденных дыхательных путей, пока наконец не почувствовал, как на спину упало что-то тяжелое — чья-то рука. Сильная и тяжелая рука, когда-то ломающая кости всем, кто вставал на пути. И только от этого, дрожаще выдохнув, Джокер почему-то почувствовал… Спокойствие. Ему никогда не было важно ощущать себя нужным. Конечно, несмотря на это, ему нравилось быть в центре внимания — не было бы зрителей, не было бы и шоу, но если со сцены он высмотрел бы лишь одну мрачную тень с двумя острыми ушками, всё вокруг потеряло бы своё значение. Даже если бы зал был пуст и одинок, но где-то вдали шуршал столь привычный, черный плащ, Джокер бы играл только для него — для своей любимой тени. И даже если он бы получил тысячи оваций, среди которых не было бы слышно долгожданного шороха, его театральная маска с грохотом бы обвалилась на скрипящий пол. В спектакле нет смысла, пока не наблюдает его главный зритель, ведь без него не было бы не только шоу, но и самого актера. Поэтому, нескрываемо лелея с ненавистной уязвимостью, он в последний раз взглянул на безэмоциональное лицо и высмотрел в нем одобрение, о котором так давно мечтал. Поцеловал на прощание в ямочку на статном подбородке и ушел, не проронив ни слова и даже не одарив устрашающей улыбкой — в этом не было нужды. Они ещё встретятся. Занавес закрывается лишь на антракт. Бинокли опускаются, вокруг включается свет, скрипят полы и сидушки, а очередь строится к буфету — это еще не конец представления.