Одного человека достаточно

      Вторая часть пьесы началась с выхода на сцену Хуа Чэна. Он ступал не по горе, а по Небесам, актёры-прохожие не спешили шарахаться, что говорило о том, что тот всё ещё был богом. Невзирая на мирную атмосферу, над сценой уже висела табличка "спускайтесь с горы". Актёр был красив и высок, но, по мнению Чин Э, очень сильно не дотягивал до уровня оригинала. Он вошёл в арку, изображающую вход во Дворец Литературы. С дежурным дружелюбием его поприветствовал младший служащий: «Добрый день, господин Хуа. Вы уже закончили с поручениями? Что-то случилось?» — Здравствуйте, младший служащий Лу. Я хотел бы узнать как оформить вызов так, чтобы не получить наказания как мой подчинённый, — стоя спиной к зрителям сказал Хуа Чэн.       — Вы, должно быть, шутите, господин Хуа. Не тренировочные бои между небесными чиновникам полностью запрещены. Наказание последует в любом случае, степень наказания определяется уровнем нанесённого ущерба. В случае драки без серьёзных последствий это заключение, в случае покушения на жизнь или божественность – изгнание, — с чуть дрогнувшей улыбкой пояснил служащий.       — Если исход предопределён, значит я могу не беспокоиться об оформлении. Благодарю за информацию, — подвёл итог Хуа Чэн.       Затем актёр развернулся к публике, вышел из арки и поднёс два пальца к виску, изображая подключение к духовной сети. В тот же миг над сценой громко прозвучал голос: «Дамы и господа, "дорогие друзья", доброго вам всем дня. У меня для вас сегодня очень интересная новость. Я пробыл среди вас достаточно долго и так и не смог получить то, ради чего остался. Поэтому сегодня я вызываю на бой тридцать четыре небесных чиновника...». Далее он назвал тридцать четыре имени и предложил им выбрать место и время. — Ставка – мои божественность и прах против ваших статусов небожителей. Прощайте, я с нетерпением жду вашего ответа, — завершил он своё обращение и как ни в чём ни бывало пошёл обратно к спуску с Небес.       Дополнительный занавес проехался от одного края сцены до другого и Небесный Чертог сменился на Мир Снов. За спинами Богов Войны стояли армии из их спящих последователей, боги литературы высокомерно обсуждали что-то в стороне, полагая, что до них дело даже не дойдёт. Хуа Чэн вышел на поле битвы один. Он был Богом. Более того, он был Верховным Божеством. Ему не составило бы труда призвать армию или хотя бы Чин Э... Но это было его личное дело. И хотя бы это смог передать своим лицом актёр.       Тогда Хуа Чэн ещё не был Князем демонов, не обладал проклятым ятаганом Эмином, но он обладал божественной силой по своей природе превосходящей все прочие. Чин Э помнил, что Небо отказалось от идеи поиска оружия в последний момент, сказав, что не собирается тратить время на притирание к новому клинку или марать хорошее оружие в крови ублюдков. И этот факт, очевидно, был известен и сценаристу, поскольку в ножнах на поясе актёра оказалась простая сабля из отличной стали. И тем позорнее для ложных Небес был тот факт, что одного удара этого клинка и гнева сил "Бога Помощи" хватило, чтобы войско обернулось пеплом. Он поверг каждого из Богов Войны в его стихии, а затем настал черёд Богов Литературы. Здесь талант и разум значили больше, чем число верующих и грубая сила. Так мог ли Бог, которому полагался трон, уступить тем, кто долгое время служил на нижних небесам да медитировал, чтобы достичь вознесения? Конечно же нет. Пришедшие победить без боя и вступившие в бой с намерением осадить нахального мёртвого божка оказались разбиты его знаниями и чёткой логикой. Его язык разил не хуже меча. Хуа Чэна невозможно было победить словом, поскольку в нём был несокрушимый стержень. Он не петлял, не подражал великим и не уступал.       Последняя сцена второй части пьесы вновь была на Небесах. В центре сцены зияла пылающая дыра, а рядом корчились обожжённые боги. Хуа Чэн вновь, как и в день падения Хуань Юэ, стоял на краю бездны и смотрел на неё с напряжённой печалью, утонувший в собственных мыслях. А вокруг стоял переполох, слышались стоны боли, крики страха, обвинения и требования изгнать демона с Небес. Занавес закрылся. Как-то постфактум Хуан Се осознал, что, на удивление, никто не заплатил за то, чтобы остановить показ, а так же сам факт существования посторонних. Ему нужно было задать вопрос Небу, но он не мог. Он хотел бы бросить всё и отправиться в город, где поставили эту пьесу и перерыть архив, но это было бы бесполезно и Хуан Се об этом знал. Он оказался скован собственным обещанием, данным невзначай, о котором Хуа Чэн, скорее всего, даже не помнил. Как глупо...       За неимением лучшего плана, демон принял решение остаться до конца подпорченного праздника. Чарка, ставшая золотой, на удивление вернулась в круг, принеся собой неловкость ещё двоим несчастным. Она и без проклятия была зелёной шапкой.       Наконец, наступило время состязания фонарей. Одёрнув себя, Чин Э перенёс существенную часть своего внимания на цветок, что должен был запустить фонари из храма Хуа Чэна в Аньнин. Он всё ещё сомневался: стоит ли обменяться с ним местами, чтобы сделать подношение лично, когда в небо взмыли первые фонари.       Двое обыкновенных служителей храмов Хуан Се и Чин Э запустили по два фонаря, два оранжевых, два жёлтых, для второго непревзойдённого и его второго лица. Небу же, как Богу и Третьему Непревзойдённому было уготовано три тысячи. Как и всегда. Можно было сделать и больше, к примеру, тридцать тысяч, поскольку вопрос цены не стоял, но тогда могло бы не хватить неба над Аньнин.        Прикрыв глаза истинного воплощения, Чин Э полностью сконцентрировался на запуске алых огней. Яркие, прекрасные, созданные ради Неба, несущие на себе имя Хуа Чэна. Разве мог демон не любить их всей душой? Отчасти, он им даже завидовал, хоть и понимал, что те, вероятно, столь же безразличны Небу, как и он сам. Небожители тоже старались игнорировать алые фонари, впрочем, довольно безуспешно. Шепоток каждый раз пробегал по столу, а Цзюнь У каждый раз хмурился, вспоминая о своём положении фальшивки.        Открыв глаза на Небесах, Хуан Се с предвкушением ждал, когда же во время подсчёта его никому не нужные, но от того не менее прекрасные, фонари достигнут облаков. Внизу, чуть в стороне от небесной столицы, уже виднелись жёлтые огни различных оттенков, медленно всплывающие вверх. Хоть их и запускали смертные, но даже на расстоянии от них ощущалась аура ци. Эти огоньки несли на себе отпечатки шень множества последователей. Это подношение и правда было наиболее ценным для небесных чиновников. Возможно, это делало подношение Чин Э бесполезным. Хоть у него, помимо собственной души, имелись осколки душ поглощённых им демонов, которые он измельчал ещё сильнее и использовал как подпитку цветов или зачатки душ, чтобы соблюдать условие для превращения одушевлённых существ в золото, их не было достаточно для создания дополнительных сетей духовного общения и, соответственно, для того, чтобы оставлять столь ощутимый след шень на фонарях – тоже.       На юге небо озарилось алым светом. Там был дом Хуан Се, Чин Э... Его дом. Обычно в это день он и сам был там. Обычно эти огни запускали именно его руки. Засмотревшись на огни над Аньнин, демон не сразу заметил жёлтое зарево на востоке. Это было довольно странным явлением. Во-первых, фонарей явно было слишком много. Значительно больше тысячи, а может и больше трёх. Четыре, пять? Не важно. Кто бы это ни был, сколько бы ни было фонарей, Чин Э не мог проиграть. Кукол стало больше, был полностью запущен резерв: те же три тысячи, созданный на случай проблем из-за сильного ветра или любых других неполадок. Алое зарево вновь начало разрастаться, пока Хуан Се, сидящий на Небесах, старался опознать место откуда среди тёмной земли на востоке поднялось столько света. Единственный город на востоке, находящийся в той области был практически невозможным вариантом. Кому могло понадобиться запускать огни негасимого света из Призрачного города? Да и кто бы позволил этому кому-то заранее принести туда такое количество подношений богам? Что не менее интересно, кому они могли адресоваться?       Небесные же чиновники подобными заботами отягощены не были, их словно вовсе не интересовала земля. Игнорируя алые огни, они с нетерпением ждали результатов, расслабленно пируя и неспешно восстанавливая атмосферу праздника.        Алое зарево стало чуть больше жёлтого и крайне неспешно достигло области подсчёта. Ведомые вязью заклинания, они потекли в сторону стола, в который раз лишая небожителей выбора: считать или не считать.       — В этом году шесть тысяч, — недовольно прокомментировал ведущий подсчёт Бог Литературы. — Как и всегда, в состязании они не участвуют, поскольку Хуа Чэн не является частью пантеона. А теперь прошу всех вас обратить внимание на правильные огни негасимого света. Юйши Хуан, два фонаря! По решению дворца Лин Вэнь, в этом году было разрешено суммировать фонари из разных храмов, а не считать исключительно по главному.       — Два? Откуда тогда второй? — громко поинтересовался за всех Пэй Мин.       — Фэнбао. Эти еретики, кажется, решили одуматься, — со смешком ответил счетовод.       Более половины стола дружно фыркнули, выругались или закатили глаза. Хуан Се улыбнулся поведению небожителей. Словно вопреки, от Фэнбао и Шенши в небо всплыло ещё по пятьдесят алых огней. И по два для Хуан Се и Чин Э.       — А, нет, не одумались, — печально вздохнул Бог Литературы. — Теперь у Хуа Чэна шесть тысяч сто, у Чин Э шесть и у Хуан Се шесть.       Хуан Се мысленно погладил свои двенадцать фонариков. Сколько бы лет ни прошло, эти небесные медузки становились только очаровательнее.        — Да называйте уже дальше! Плевать мы хотели на идиотов, отправляющих драгоценные фонари негасимого света демонам!       — Ох, в самом деле это сколько же денег в очередной раз спустил лорд города Шаньмо? Фонари негасимого света, так ещё и нестандартного окраса, должно быть стоили порядка полутора тысяч золотых за штуку... Если они таким образом просто смеются над нами, то, должно быть, либо живут в нищете, либо гадят золотом.       — Девять миллионов золотых... Даже столица не может себе подобного позволить без удара по казне! В самом деле, что не так с этим неубиваемым городком?       И вновь всем словно кость в горле оказался Шаньмо. Впрочем, в этот раз его "лорд" присутствовал за столом на вполне законном основании, так что он решил не оставаться в стороне. А заодно окончательно закрепить за собой репутацию психа и еретика, чтобы отделаться от этих ложных Небес.       — Прошу прощения, но «Аньнин», а не «Шаньмо», — заметил Хуан Се, когда в разговоре возникла пауза.       Перебивать было бы неприлично, да и желание донести свою мысль не было непреодолимым: демон давно смирился с двойным названием его города, отчасти, так ему нравилось даже больше. Впрочем, он имел право хотя бы раз поправить тех, кто столь бестактно заменил имя дорогого дома Чин Э.       — Ваше Высочество, у нас принято называть этот еретической притон соответствующим образом. Не лезьте, — сморщив нос бросил в ответ один из говоривших, даже не оборачиваясь полностью.       Его натянутая улыбка явно говорила, что он находит весьма оскорбительным для себя предположение кого-то вроде мусорного божества о том, что он чего-то не знает. Впрочем, он не был Богом Войны и потому так же не являлся свидетелем небольшой акции Се Ляня по раскрытию себя как Хуан Се. Возможно, он узнал как выглядит посмешище трёх миров только этой ночью, когда к нему обратился Цзюнь У.       — Я не могу не вмешиваться, когда дело касается моих подопечных. Поэтому я и пал в первый раз. Разве вы не знаете?       В миг, когда слова стекли со смеющихся губ, Хуан Се внезапно посетила мысль, что столь небрежно говорить о собственном низвержении в какой-то мере даже приятно. Возможно, для него Се Лянь был чем-то куда более далёким, чем для окружающих. По крайней мере, он был частью пантеона, был небожителем, Богом Войны, знакомым или поучительной историей, в то время как для Чин Э тот был пеплом на пепелище или отражением в старом зеркале. Основы их личностей были настолько разными, что делали невозможной разве что поверхностную эмпатию. Должно быть именно это было причиной того, что Хуан Се мог тихонько смеяться, в то время как чужие ему существа вздрагивали из-за его слов.       — Твоих подопечных? — всё же обернувшись, спросил нахмурившийся небожитель.       Демон кивнул. Теперь собеседник чувствовал, что действительно чего-то не знает. Он не имел представления о связи третьесортного небожителя и проблемного города, где поклоняются демонам. Оставшись наедине с догадками, он испытал сильное раздражение. Он был из тех Богов Литературы, что в смертной жизни были учёными, а потому неподтверждённые гипотезы крайне не любил.       — Он – второй лорд Шаньмо. Хуан Се, – негромко прокомментировал молодой Бог Войны, сидевший рядом с Богом Литературы.       — В этом году с нами сражался он, — добавил другой.       — Или кто-то в его облике — резонно заметил ещё один незнакомый Чин Э небожитель.       — Разве его имя не «Се Лянь»? Цзюнь У называл его «Сянлэ», — с сомнением спросил тот, кто прежде говорил с Хуан Се.       — Перед атакой на Аньнин он явился на собрание и сообщил о намерении защищать "своих людей", вопреки воле Небес. Не понимаю: как его всё ещё не выгнали в третий раз. Он же демон, буквально! — сказал второй Бог Войны, к концу речи перейдя на громкий шепот.       Демон почти беззвучно хмыкнул на то, как его вытеснили из разговора. Небесная столица и правда была похожа на клуб высокопоставленных сплетников. Ни стыда ни совести.       — Я всё ещё здесь, — с лёгкой ухмылкой напомнил о себе Хуан Се.       — Сгинь, демон, — тихо фыркнул небесный чиновник слева.       — Исчерпывающий ответ. Я передам своему названному брату, — насмешничая отозвался Хуан Се.       Не планируя более ничего комментировать, он прислушался к подсчёту фонарей негасимого света. Достигнув небес и пройдя подсчёт, они смешивались и хаотично растекались по Столице. Поэтому теперь, когда, судя по имени Ши Уду, соревнование близилось к завершению, вся столица сияла жёлтым, оранжевым и алым. В этот раз огней для Хуа Чэна, возможно, оказалось столько же, сколько всех остальных вместе взятых.       Объявив тысячу огней Цзюнь У, ведший подсчёт небожитель странно замер, не спеша объявлять окончание топа, напоминая Хуан Се об огнях негасимого света из Гуйши с которыми он вступил в бой, выпустив весь резерв.       — Что-то не так?       — Разве не всех уже объявили?       — Ох, смотрите! Там ещё одно облако фонарей!       — Сколько же их там?       — Ого! Так много! Чьи они?       Небожители резко оживились, почуяв грядущее событие. Жизнь на Небесах и правда была скучна.       — Кхм, не обращайте особо внимания... Эти огни негасимого света также вне конкурса, — прокашлявшись сказал ведущий. — Там пять тысяч фонарей для Хуан Се. В итоге у него их пять тысяч и шесть. Этим демонам уже в пору проводить собственный конкурс.       — Да он у них повеселее нашего будет. И откуда только такие деньги? — печально прокомментировал один из высокопоставленных Богов Литературы.       — К слову об интересном, откуда их отправили?       — Да-да, неужто этот поганый культ распространяется!       У Чин Э, как у образцового хулицзин тут же закололо кончики пальцев от желание навесить на голову говорившему несъёмную иллюзию поганок. Сдержавшись, он сосредоточился на ответе небожителя, ведущего подсчёт.       — Призрачный Город, Храм Тысячи Огней, — едва заметно одёрнув себя от закатывания глаз, объявил небожитель. — Как итог, среди демонов побеждает Собиратель Цветов под Кровавым Дождём Хуа Чэн, среди небесных чиновников – Император Небес Цзюнь У.       — Впредь не нужно их объявлять, — спокойно сказал Ложный Император, посмотрев на Хуан Се.       «Совесть и власть на лжи явно несовместимы», — поморщившись подумал демон.       —Сянлэ, мне так жаль, что для твоего настоящего имени никто не зажёг фонарь...       А вот это он действительно сказал зря. Вспышка гнева, отвращения и боли невероятной силы прошибла Чин Э насквозь, тьма, впервые за долгое время почувствовав естественные для неё эмоции всколыхнулась, на миг вырываясь вовне тяжёлой аурой. Се Лянь посмотрел прямо в глаза фальшивому Владыке и улыбнулся, намеренно ломая губы в то положение от которого отучивал себя специально. И оттого было в его красивой улыбке что-то неестественное, завораживающее и страшное.       Прежде, чем с губ демона сорвалось шипение или Цзюнь У успел сказать что-либо ещё, один из фонарей негасимого света, парящий неподалёку от Владыки покачнулся на едва ощутимом порыве ветра и коснулся его головы. На глазах у сотен поражённых до глубины души небожителей за считанные мгновения волосы на голове вскочившего со своего места Цзюнь У оказались, охвачены пламенем.       Ши Уду и Ши Циньсюань в единовременном порыве попытались потушить огонь, однако, в связи с отсутствием источников воды, за исключением спиртных напитков, ветер настиг ошарашенного Владыку на секунду раньше.       Эта разница оказалась фатальной: Цзюнь У замер во главе стола как громом поражённый. В его лысом и мокрым затылке отражался свет фонарей.       В повисшей тишине отчётливо было слышно и как голова Се Ляня встретилась с поверхностью стола, и его полузадушенный отрывистый смех, похожий на лисье тявканье.       — Простите, в этот раз я честно не специально, — с трудом просипел он, вновь срываясь на безудержный смех.       С крайне строгим и недовольным выражением лица, Цзюнь У накинул на себя иллюзию волос, и опустился на место. Впрочем, напряжение вызванное всеобщим знанием о произошедшем и смехом бывшего принца Сянлэ это не исправило.       — Поговорим об этом после, Сянлэ. А сейчас продолжим.       — Забудьте это имя. Я его ненавижу, — прерывая смех, серьёзно сказал Хуан Се. — Прошу меня простить, но сейчас я вынужден уйти.