Одного человека достаточно

      С момента происшествия в городе Ти прошло около недели, когда у Чин Э выдался абсолютно свободный вечер и спокойная ночь. Всё это время, с самого вознесения, в его постоянно роились мысли. К тому же сила, возросшая в разы, требовала выхода. Навалились и совершенно новые эмоции, вызываемые в живом демоне его Богом. Восхищение, обожание, любопытство... жажда внимания и прочее. Всё это не давало ему рассуждать спокойно. Прозвав плотину безэмоциональности, новорожденный Непревзойденный чувствовал себя до нереального хорошо, словно это всё был счастливый сон.       Однако сейчас, проспав почти весь день после ночной охоты, Чин Э внезапно для себя обнаружил, что хаос в голове слегка утих. Единственная мысль его была о том, что он абсолютно свободен. Обязанностей, помимо исполнения желаний своего нового бога у него не было, дома или семьи – тоже, а демоническая и божественная части новой сути позволяли быть кем угодно и где угодно. «Свобода» – слово казалось странно-новым, нереальным и почти страшным. Он больше не наследный принц, не Се Лянь и даже не ученик из монастыря Хуанцзи... Нет ни прежних обязанностей, ни обетов. Ничто не запрещает ему, к примеру, стащить у случайного лавочника сладкие шарики из золотистой фасоли, пробежаться босиком по ночному пляжу в многих сотнях ли отсюда, а затем попытаться флиртовать со случайным человеком лишь для того, чтобы стащить у него кошелёк... Теперь это даже звучит не как набор гадостей, а как весёлое и вполне безопасное приключение.       Хотя, теперь у него есть божество. Настоящее. "Человек", чьё присутствие просто по умолчанию вызывает восторг и желание подчиниться. (Как, чёрт возьми, другие небожители могут игнорировать это чувство?)       — Могу ли я побеспокоить господина Хуа, чтобы спросить его о том, какова его мораль? Не хотелось бы мне быть плохим человеком в его глазах. Но если он на Небесах – моё появление может доставить проблем, а если он у себя во дворце, то это вторжение в личное пространство... — разглядывая темнеющие небо, где уже зажигались звёзды, размышлял Чин Э. — Точно! Я просто идиот! Раз он – божество, значит слышит молитвы. Я могу даже не называть своего имени, просто пойти в храм и вознести свой вопрос с молитвой. У каждого небожителя есть правила или учения!       Чин Э тут же соскочил с крыши какого-то постоялого двора посреди пустоши, и, спустя лишь миг, ноги его уже коснулись ступеней храма Хуа Чэна в провинциальном городке под названием Го Ли. Он быстро вошёл внутрь и огляделся. Это был не первый храм "бога Помощи", что он навещал. Если быть точным, он старался побывать во всех. Этот остался почти неизменным с прошлого визита. Божественная статуя, увы и ах, не имела большого сходства с прекрасным ликом господина Хуа.       ...       Возможно, помимо морали, у Чин Э была ещё одна проблема. Отношение. Или так и должно быть, чтобы и человек, и демон при одном воспоминании о верховном божестве испытывали желание упасть или на колени, или в обморок? Откуда ему знать. Он может лишь спросить Алое Небо о том, считает ли тот подобное приемлемым. Наверное, лучше и впрямь обойтись сегодня без имени и без лица. Но голос?.. Меняется ли его голос в молитве или сети духовного общения под голос Чин Э, сможет ли он сейчас его изменить? Не лучше ли написать, но тогда останется почерк! Левая рука – вновь провал. Это будет редкостное уродство!       — Зря я это. Изначально ведь вовсе собирался спросить лично, — решаясь на нечто важное, новое и даже опасное, едва слышно, с выдохом, напомнил себе живой демон.       Чин Э медленно подошёл к божественному постаменту и вдруг встал как вкопанный. «Подношение!». Эта отсрочка правда была ему необходима: нужно было собраться с мыслями и хоть немного продумать своё обращение. Живой демон в одеяниях монаха покинул храм и переместился в поле, мимо которого прошёл буквально вчера. Он видел здесь цветок, что, как ему показалось, очень подходит своим цветом и свойствами. Алый мак. Яркий цветок, с тончайшими лепестками, способный забрать боль, окутывающий дурманом человеческий разум при чрезмерном употреблении семян.       Глаза Чин Э сияли в темноте жёлто-рыжими огнями. Он всматривался в придорожную траву, ища лучший из цветов. Он не посмел бы использовать как подношение часть себя, потому и рыскал сейчас в темноте, прикасаясь к цветам, согревая и освещая, прося открыться. Через пятнадцать минут живой демон с удовлетворением и нежностью разглядывал уже сорванный цветок в своей ладони.       Внезапно на его лице-маске отразилась новая мысль. От прошлого, у Чин Э всё ещё сохранились четыре гадкие вещи: память, лицо, судьба и имя. Из всего списка проще всего избавиться от имени, но лучше впоследствии отказаться от всего. Свобода манила избавлением от боли прошлого       — Я отрекаюсь от имени, данного мне моими родителями. Прощаюсь с ним без сожалений: Се Лянь давно уже мёртв. О том, как мне следует называться теперь, я лучше спрошу своего бога. Пока же я – это лишь я, как бы меня не называли, — сказал живой демон цветку и вдруг прервался, чтобы издать короткий, невесёлый смешок. — Теперь у меня тоже нет имени. Умин, прости, но, разобравшись в себе и паре искусств, я, возможно, вознамерюсь повторить твою судьбу. Я отражу это стремление на своих ладонях. Надеюсь, это не преступление. Впрочем... Я ведь уже не тот, за кем ты следовал, можешь ненавидеть меня в посмертии, но нынешний я буду считать тебя примером для подражания.       Закончив с рассуждениями, Чин Э потянулся куда-то вниз свободной рукой и едва не зевнул. Нервозность из-за предстоящего обращения к Хуа Чэну после этого действия отчего-то нахлынула с новой силой. Не хотелось показаться ни глупым, ни навязчивым, ни неправильным. Для последнего, как раз, и нужны правила.       И вновь живой демон стоит на пороге храма. Кивнув самому себе, он уже куда более решительно, чем в первый раз, подошёл к божественному постаменту. В стакане загорелась палочка благовоний, красный цветок опустился к ногам статуи, а Чин Э на пол.       — Что ж... — начал живой демон, вставая на колени и складывая руки в молитвенном жесте. — Здравствуйте, господин Хуа, несравненно прекрасное Алое Небо. Я не посмел явиться к Вам без зова, дабы не нарушить ваших личных границ и не оказать пагубного влияния на вашу репутацию, так что, прошу меня простить, но Вы получите от меня эту странную молитву из храма в Го Ли. Я совершенно не умею молиться, но непременно научусь. Дело в том, что не так давно я отказался от обетов, что, подобно тяжёлым и многочисленным цепям, сковывали меня до нашей встречи. Стоит отметить, что все те обязательства, правила и долги шли в комплекте с моей кровью, истинным лицом и изначальным именем. Теперь я свободен как никогда. Я впервые действительно живу. Сейчас у меня нет ни законов, ни морали, помимо ваших приказов. Я не хочу быть плохим в ваших глазах. Скажите мне: какова ваша мораль? Могу ли я лгать, воровать или веселиться среди людей? Могу ли... флиртовать или браниться? Могу ли причинять кому-либо ущерб без Вашего приказа, мстить за свои обиды? И главное: какое отношение к Вам с моей стороны кажется вам наиболее подходящим? Я могу стать кем и чем угодно. Прошу вас сказать мне: кто я теперь? Вы можете дать мне иное имя, если сочтёте моё идиотским, можете сказать, как мне следует измениться внешне и ментально, можете указать мне на те науки и искусства, что мне следует освоить, чтобы принести вам пользу. Господин Хуа, я предельно искренен сейчас. Я действительно желаю стать кем-то другим и действительно хочу следовать за вами. Никакие правила и ограничения не могут показаться мне неуместными или отягчающими. Существует крайне мало вещей, что могут заставить меня вас покинуть. Я сейчас никто. Я отрёкся от своего имени и желаю отказаться от судьбы. Я мечтаю стереть своё истинное обличие. Скажите мне, моё божество, кем мне теперь быть? Что бы вы не решили, знайте, что я во всяком случае вам безмерно благодарен за то, что мне есть кому всё это сказать... «У меня нет никаких ожиданий». Я не посмею навязываться. Я благодарен вам просто бы за то, что вы есть. Если бы не наша встреча, меня бы, в том виде, что я есть сейчас, не существовало. У меня никогда не было бы свободы. Спасибо.       Сделав глубокий, нервный вдох, Чин Э замолчал. Он не поднялся с колен и не ушёл, а продолжил сидеть на полу, глядя на статую и размышляя о своём. Всего пара часов до рассвета. Будет не хорошо, если ему ответят, а он не услышит. В конце концов, он может здесь сидеть хоть до следующего приказа. Времени у живого демона совершенно неограниченное количество.       В мыслях о том, какой может быть свобода, какие профессии и жизненные пути теперь, когда нет никакого Сянлэ, ему открыты, Чин Э провёл всю оставшуюся ночь. Он точно не собирался уходить: слишком хотелось произвести хорошее впечатление, чтобы получить ответ. Лишь когда солнечный свет полностью осветил помещение, живой демон почувствовал появление Хуа Чэна. Не взгляд со стороны статуи, а скрытую ауру силы. Хуа Чэн молчал, Чин Э же поднял голову и взглянул туда, где, по его мнению, было лицо божества. Не на статую, а в полную ци пустоту.

***

      Тем утром, едва открыв глаза, Хуа Чэн обратился к поступившим ему молитвам, чтобы понять: есть ли нужда идти за поручениями. Впрочем, пока ещё ни разу поступившие ему прошения не требовали для своего исполнения его непременно личного присутствия и к ним можно было прибавить поручения. В конце концов, теперь у него был помощник, и ему не нужно было делать всё своими руками и в одиночестве.       В этот раз обращений было семь, но это мало что значило, ведь у нескольких людей могла быть одна беда. «Прошу, пошли нам помощника для сбора урожая! Возможно, если вы и впрямь можете направлять людей, вы могли бы направить к нам лекаря, хоть походом. Заболел наш сильнейший муж, и мы боимся, что он может погибнуть. От этого урожая, от жизни Силача Сы зависит судьба всей нашей деревни. Мы будем вечно вам благодарны вам, господин Бог Помощи, если вы спасёте нас», — прозвучало в голове Хуа Чэна голосом старика. Примерно то же повторил пять других голосов: тоже жители той деревни.       Осталась одна молитва. «Здравствуйте, господин Хуа, несравненно прекрасное Алое Небо...», — голосом Чин Э позвала бога пустота. От удивления Хуа Чэн едва не оборвал связь.       — Какого чёрта ему надо? Почему через храм? — вслух выругался бог Помощи. — Разве он не мой младший служащий, почему не мог... А.       Только тогда до Хуа Чэна дошло, что нормальные боги с нормальными подчинёнными связываются посредством сети духовного общения. Интересно: насколько большим идиотом он бы себя выставил, обратившись сейчас, спустя более чем месяц к Сян Фа по поводу пароля Чин Э? Проще уж спросить у него самого.       Приводя свой внешний вид в порядок для похода во дворец литературы, Хуа Чэн дослушал... молитву. Давно уже стало тихо, но обращение и поступающая с ним энергия всё не прерывались. Возможно он или Чин Э чего-то не понимали в этой системе, но у бога сложилось впечатление, будто этот... человек ещё долгое время продолжал сидеть в храме и жечь благовония. Во всяком случае, он никогда не бывал в том храме, стоило бы спуститься и взглянуть.       Но поручения, а с ними и приумножение сил, были важнее причуд Чин Э. Поэтому сперва Хуа Чэн зашёл во дворец литературы к часу змеи, а уже потом, сосредоточившись на всё ещё не прерванном обращении, спустился в мир смертных. Прежде он не спускался в храмы в момент молитвы, так что собственное появление за плечом статуи стало для божества открытием. Теперь он, возможно, стал лучше понимать своего бога из прошлого.       Попытавшись осмотреться, Хуа Чэн вдруг наткнулся на взгляд рыжих глаз, направленный пусть и не совсем на глаз бога, но и явно не на статую. Чин Э сидел на коленях перед статуей и с некоторым удивлением смотрел в "пустоту".        — Здравствуйте, — щуря глаза в улыбке произнёс он.       — Ты меня видишь? — проверяя состояние скрывающего заклятия, спросил Хуа Чэн.       — Не вижу, но чувствую, — ответил Чин Э. — Вы слишком сильны, чтобы обычное заклятие могло вас скрыть от того, кто хоть немного воспринимает ци.       — Я вложу больше силы в заклинание в следующий раз. Ты давно здесь? — спросил Хуа Чэн, выходя из-за статуи и сбрасывая невидимость.       — Я пришёл в начале ночи, — ответил Чин Э и продолжил просто смотреть, не напоминая о просьбе.       Теперь богу представилась возможность осмотреться. Цветные стены, деревянный пол, абсолютно лишённая сходства с оригиналом глиняная статуя на постаменте. Чаша с фруктами и красный мак.       «Даже не смешно. Неужели я действительно пытаюсь стать как он?», — думает Хуа Чэн, подбирая цветок. Мысленно же подмечает: «Ци от него не веет, значит, настоящий».       Вновь переводя взгляд на по-прежнему сидящего на коленях и смотрящего на него Чин Э, сложно было не предаваться воспоминаниям. Теперь он был по другую сторону сцены из детства. Правда, он ничего не нарушал своим появлением, поскольку тот, кто перед ним, и сам, в некотором смысле, небожитель. Сейчас Хуа Чэн был волен сказать ему всё, что вздумается: Чин Э – чудик, и он едва ли станет осуждать за странные действия других, но... У каждого человека, за исключением столь помешанных, как он, есть предел терпения. И пусть этот живой демон утверждает, что невозможно сказать ему что-либо, что он сочтёт неприемлемым, грань должна была существовать. И её важно найти. Возможно, он и Чин Э окажет услугу, доказав его неправоту.       — Тебе нужны ограничения, но при этом ты говоришь, что причина твоей мне признательности – свобода. Боюсь, ты сильно ошибаешься, говоря, что не уйдёшь, что бы я не сказал, — уверенно сказал Хуа Чэн.       — Можете попытаться доказать мне обратное, — предложил слуга.       — Правила стоит обдумывать. Подожди, — удерживая себя от действий на зло, мотнул головой бог.       — Как скажете, я не тороплюсь, — не стал спорить живой демон. — Следует ли мне пока отправить цветы на выполнение поручений?       — Да, конечно. Пахари и лекарь нужны в Цзышань – деревне на севере у реки Ду, ещё нечисть возле балки на юге, около умирающего городка Фэйжоу... Ещё они просили дождя, но это обещали направить Юйши Хуан.       — Я попробую справиться и с дождём. Я... Изучал эту тему несколько лет назад. Можно сделать слабую версию стихийного артефакта при помощи рун, — отметил Чин Э. — Я не изучал их, но попробую что-нибудь сделать. Так же отмечу, что вы обладаете способностями во всех областях покровительства. Если не смогу я – вам уж точно это будет по силам. Возможно, вы даже сочтёте эту возможность для практики ценной.       — Хорошо, — кивнул Хуа Чэн. — Ещё какой-то демон-паразит в Чилане. Большая часть местных жителей уже сбежала, так что, в крайнем случае, вытаскивай оттуда всех и сожги это место к чертовой матери. Дальше в... Дибу. Обращение странное: это один из городов, мнящих себя полноценными государствами и непрерывно конфликтующих с себе подобными. Они просят помощи на поле боя. Посмотри: стоит ли вмешиваться и можно ли сделать это, не привлекая внимания непросвещённых.       — Хорошо. Я выполню всё, оставшись при этом здесь. Так? — склонил голову в вопросе Чин Э.       — Верно. Но разве ты разбираешься в медицине? — говоря таким тоном, будто намеренно старался подловить на этом слугу, уточнил Хуа Чэн.       — Нет. Но разберусь, — без колебаний ответил живой демон.       — Посмотрим, — не принимая подобного заявления на веру, сказало божество.       Чин Э не стал возражать, посчитав лучшим способом что-либо доказать действие, сотворил в руке щедро напитанный тёмной ци цветок, что сможет впоследствии разделиться на множество. Цветок обернулся белой птицей и вылетел в окно, навстречу свету.       — Птица? Почему не человек? — последовал вопрос.       — Из храма не должно выйти больше людей, чем в него вошло, — объяснил демон. — Цветы могут стать чем угодно, так почему бы им не обрести оптимальную форму?       — Понятно, — кивнул Хуа Чэн. — Теперь правила, верно?       — Верно, — ответил Чин Э.       Всем своим видом он выражал ожидание и искренний интерес.       — Сперва, ответь ещё раз: зачем ты за мной следуешь? Кем ты меня считаешь? — не желая принимать такое отношение, задал вопрос Хуа Чэн.       — Вы лучший из богов, что я видел. А я никто. Мне необходимо за кем-то следовать, чтобы стать кем-то, — улыбается живой демон.       — Ты благодарил за свободу, говорил, что стал живым. Для чего тебе ограничения? Почему ты заявляешь, что я не могу поставить таких условий, что заставят тебя уйти?       — Мне некуда уходить. Не думаю, что можно придумать что-то, с чем я не смогу справиться, имея силы и время. Неприемлемых же требований быть не может, потому что в противном случае преданность – лишь пустой звук.       — «Не нападай первым без приказа, но защищайся и не прощай. А в остальном делай что хочешь» – хорошо звучит? Этого ты ждёшь? А если я скажу, что моя мораль – не дышать, чтобы не тратить воздух, или прикажу прекратить использовать демонические способности? — приподнимая бровь в насмешке, спросил Хуа Чэн.       — Думаю, перестав дышать, я не умру. Но... Отказ от демонических сил сделает меня малоэффективным. Да и с перемещением возникнут проблемы. Я Вам настолько неприятен, что вы ищите способы от меня избавиться? Я надеялся, что хоть немного полезен, потому вы меня и терпите, — обеспокоенно, но всё ещё будто не серьёзно, ответил живой демон.       — Именно поэтому. И дело даже не в том, что ты идиот. Мне вообще люди не нравятся.       — Могу быть собакой, — тут же предложил Чин Э.       Бог ненадолго замер в ступоре. Столь редкостное в своём идиотизме предложение несколько выбило его из колеи.       — Не говори ерунды, — преодолев ступор, бросил Хуа Чэн.       — Гав, — ответил Чин Э.       На голове этого недоразумения тут же появились уши. Слишком острые, впрочем, для пса.       — Идиот, — прикрывая верхнюю половину лица рукой, прошипел бог. — Хватит себя так вести. Я не похож на небожителя, я – демон, разве не видно?       — Настолько красивых демонов не бывает, — тут же возразил "идиот" с ушами.       — «Красивых»? Ты точно больной на всю голову! — восклицает бог, едва не отшатываясь. — Никто из тех, у кого есть глаза и голова на плечах, в жизни не скажет подобного бреда в мой адрес.       — У меня есть и голова, и глаза, — замечает Чин Э, и голос его, почему-то, становится, наконец, серьёзным. — И я не вижу в Вас ничего такого, что можно было бы счесть отталкивающим.       — Да ну? — с непонятной даже для него самого злобой уточняет Хуа Чэн. — А так?       Он... Точно действовал на эмоциях. В противном случае он бы никогда не поступил столь импульсивно. Желая подтвердить, доказать то, что сам бог считал непреложной истиной... Хуа Чэн резким движением сорвал со своего правого глаза повязку. Лишний свет заставил его на миг прищуриться, но уже через секунду он на чистом упрямстве открыл оба глаза и заглянул прямо в рыжие глаза, глядящие на него снизу вверх, ожидая реакции.       Взгляд Чин Э застыл. Зрачки его сперва сузились до точки, а потом сильно расширились. «Противно?» — с насмешкой и странным самодовольством подумал Хуа Чэн.       — О чём думаешь? — с издёвкой, не то над собой, не то над слугой, спросил бог.       — «Почему никто не делает украшений, соединяя в композицию алый коралл и чёрный жемчуг?» — сказал Чин Э.       — Что, прости? — переспросил Хуа Чэн, совершенно не уловивший от неожиданности смысла слов.       — Я думаю: «Почему никто не делает украшений, соединяя в композицию алый коралл и чёрный жемчуг?», — повторил живой демон. — У вас невероятно красивые глаза.       «Помешанный» — пронеслось в голове у Хуа Чэна.       — Проваливай. Нет у меня морали, — движимый одним лишь желанием отделаться от этого странного "человека", сказал после непродолжительного молчания бог.       — Хорошо, я уйду, — не стал спорить Чин Э. — Вы вольны изменить своё решение в любой момент.