Цена счастья

      — Доброе утро! Коузи еще спит, и у меня есть свободное время на завтрак. — гордо заявила молодая мама, приходя на кухню.       — Доброе утро, Морнинг. Смотрю, ты уже вжилась в роль матери маленькой кобылки. — отвечал ей Сноупаудер.       — Ну, на удивление, это оказалось довольно просто.       — Коузи чуть больше недели от роду. Я рада в твоей уверенности, но все же меня беспокоит, что эта самоуверенность начнет загонять тебя, когда ты начнешь делать ошибки. Помнишь, что тебе сказали в роддоме? Эта идиллия продлится от силы две недели, а потом она станет куда активнее. Прошу, не переусердствуй в своей заботе и проси помощи в любое время.       — Будь спокойна, Лили, у меня всё схвачено. Я постоянно пополняю запасы молока, веду личностные журналы для себя и для нее, с удовольствием нянчусь с ней и разбираюсь во всех ее хотелках, и у меня при этом остается около 6 часов на здоровый сон. Но надо бы купить больше бирок, Сноу, ты пьешь мое грудное молоко с кофе.       Услышав это, жеребец сначала замер, не до конца осознав ситуации, затем с зеленоватым лицом выплюнул глоток кофе обратно в чашку и прополоскал рот с водой.       — Пресвятая Селестия, прости, Морнинг, я думал, это обычное молоко!       — Успокойся, в этом доме уже все попробовали его намеренно или по ошибке, даже Лили.       — Как ты додумалась поставить его рядом с обычным в первый раз? — спросила Лили с легким упреком.       — По привычке.       — Раз ты говоришь, что всё в порядке и я спокоен, но тебе и впрямь нужно лучше маркировать его.       — Добавлю этот пункт в мой журнал матери. Видишь, Лили, всё довольно просто, если вести учет.

***

      Стоя с заспанными глазами перед кроваткой с плачущим жеребенком, Морнинг вспоминала то утро и хотела дать себе подзатыльник. Какой раз за ночь она уже вставала? Пятый, может, шестой, ей было все равно на счет, сейчас нужно было успокоить Коузи.       — Ну что такое с моей птичкой? Колики замучили или дурной сон приснился? Иди к мамочке.       Она достала жеребенка из кроватки и начала потихоньку успокаивать, глядя на часы.       — Уже 5:22 утра, все послушные жеребята спят, и их мамы тоже. Ну же, Коузи, давай поспим этой ночью?       Казалось, малышка даже не собиралась успокаиваться, и Морнинг это сильно печалило. Почти полчаса она потратила на то, чтобы ее успокоить, и как только она удостоверилась, что Коузи вновь уснула, она тут же рухнула в постель и закрыла глаза.       Как только она начала расслабляться и проваливаться в глубокий сон, ее тут же разбудил детский смех. Она приподняла голову и увидела Коузи, с забавой наблюдающей за ней через решетчатую стенку колыбели. На часах было 8:01, ей удалось поспать рекордные два с небольшим часа за раз в эту ночь. Жаль, что эти часы сна ощущались для нее как отрезок в тридцать, а то и в пятнадцать минут времени.       — Доброе утро, Коузи! Проголодалась? Давай мама тебя покормит.       Выйдя с малышкой на кухню, чтобы разогреть ей молоко, Морнинг наткнулась на свою подругу, готовящую завтрак.       — Доброе ут... Оу, Морнинг, ужасно выглядишь. Ты вообще спала этой ночью?       — Да, да, конечно, может, четыре, нет, точно около пяти часов. Это рекорд.       — Не нормально столько спать, когда ты целый день в заботах и с жеребенком под боком, тебе нужен здоровый восьмичасовой сон.       — Нет, всё в порядке. Скоро она начнет спать лучше, и отосплюсь вместе с ней.       — Это продолжается уже почти три недели, ты сама на себя не похожа.       — Лили, всё нормально! — раздраженно ответила Морнинг. — Я в состоянии позаботиться о жеребенке.       — Ты вообще меня слушаешь? Я не сомневаюсь, что ты в состоянии о ней позаботиться, а кто позаботится о тебе? Давай я посижу с ней в свой выходной, а ты поспишь.       — Нет! У тебя и так дел полно: работа, учеба и прочее. Я сижу у тебя на шее уже больше года и не могу вот так нагло просить тебя о чем-то таком.       — Но это же я предла...       — Нет, не хочу слышать оправданий моей низкой работоспособности. Да, возможно, я погорячилась, утверждая, что быть матерью просто, но я исправлюсь и сделаю выводы. Вот увидишь, я смогу одна с этим разобраться.

***

      Прошла всего неделя с момента того разговора, а дела, кажется, стали хуже раза в два. Коузи просыпается чуть ли не каждые полчаса. У Морнинг уже не хватало ни сил, ни желания встать с кровати и успокоить дочь, потому она просто лежала на спине с опухшими и покрасневшими глазами и смотрела в потолок в полной фрустрации.       Оторвав от кровати кусок облака, служивший подушкой, она положила его себе на лицо и прокричалась от души. Ничто не мешало ей просто зарыться головой в облако и прекратить в одночасье эту пытку, ничего, кроме материнского долга и ответственности, которые вечно подстегивали ее заботится о дочери. И хоть у нее было полно стремления к этой цели, ее тело и разум уже не справлялись с неподъемной ношей матери-одиночки.       Пересиливая себя в очередной раз, она не просто встала с кровати, а плюхнулась на облачный пол и только после этого встала.       — Коузи, пожалуйста, молю тебя, дай поспать мамочке. — жалобно обращалась она к рыдающему жеребенку, который не мог оценить всех ее страданий и лишений. — Пожалуйста. — повторяла она, пытаясь привлечь ее внимание. — Прошу. — ее глаз начинал дергаться от каждого вздоха маленькой пегаски, сопровождаемого криком. — Ну Коузи... Прошу... Помолчи уже наконец, черт тебя подери! — выкрикнула она, мгновенно обрубив крик дочери на корню.       Глаза ее пылали ненавистью не к дочери, а к собственному бессилию, челюсть сжалась в порыве бессильной ярости, а копыта крепко вцепились в края кроватки.       Ей потребовалось полсекунды на осознание того, что она сделала. Как только до нее дошло, что она впервые, как бестолковое и агрессивное животное, сорвалась и накричала на свою маленькую и ни в чем неповинную дочь. В ее глазах появился ужас, и она перевела взгляд на Коузи.       — Коузи..?       Кобылка сидела в шоке и ступоре, вызванном испугом. Глаза медленно наполнились слезами, а губы затряслись. Теперь она не капризничала, а рыдала по-настоящему.       — Боже, боже, боже, прости меня. Молю, прости. Я не знаю, что на меня нашло. — она тут же подхватила сопротивляющуюся дочь и прижала к себе в объятьях. — Я просто... Я просто... Я не знаю, как тебе помочь, и не знаю, как помочь себе. Как же я хочу, чтобы он был рядом со мной в такие моменты. — из глаз Морнинг тоже потекли слезы, и она зарыдала в унисон с дочерью.       Несколько минут она рыдала, не в силах взять себя в копыта. Но как только главная волна обиды и разочарования отступила от нее, она тут же начала думать, шмыгая носом.       Внезапно взгляд ее стал из растерянного спокойным, и она откинулась спиной к стене и начала убаюкивать кобылку. Легкой мелодией она начала мычать мелодию, вслед за которой она начала петь.

— Её глаза на звёзды непохожи

В них бьётся мотыльком живой огонь Ещё один обычный вечер прожит А с ней он каждый раз другой.

Её упрёки — вестники прохлады Как скошенная в августе трава И пусть в её словах ни капли правды Она божественно права.

Где-то ангелы кричат: «Прости, прощай» Плавится душа как свеча Разлилась по сердцу печаль Я навеки твой, ты — ничья.

      — Нравится? — спросила она жеребенка, заметив, что та успокоилась и смотрит на нее не отрываясь блестящими красными глазами. — Твой папа пел мне ее на нашем четвертом свидании.

— Её сиянье затмевает солнце И замерзает кровь в её тени Такое счастье дорого даётся Венец, откуда ни взгляни.

Любой валет в её большой колоде Падёт, как жертва ревности слепой Она одна и от меня уходит Давно проторенной тропой.

      Она продолжала напевать припев песни, пока они обе окончательно не успокоились, а Коузи не заснула у нее на копытах.       — Твоя мама подвела тебя сегодня. — шепотом пробормотала она, целуя кобылку в лобик. — Я чертова неудачница, раз позволяю себе срываться на тебя. Но я обещаю, что стану лучше, обещаю, что ты сможешь гордиться своей мамой.       Она еще какое-то время наблюдала за тем, как малышка спит, пока сама не уснула, совершенно этого не осознавая и облокачиваясь на кроватку.

***

      — Время мыться! — сказала Морнинг, набирая для Коузи ванночку теплой воды.       Даже к такому занятию, как купание дочери, Морнинг относилась с трепетом: детский шампунь, без аллергенов и раздражителей, шапочка-зонтик, чтобы во время мытья гривы вода не попала Коузи в глазки, несколько резиновых игрушек, чтобы малютке было чем заняться.       Всё было готово, и она аккуратно поместила дочку в тазик с водой и игрушками. Малышка тут же начала плескаться во все стороны, в то время как ее мама начала мочить ее непослушную кудрявую гриву.       Следом за гривой она приступила к хвосту, а потом к шёрстке. Шампунь не пенился, чтобы Коузи ненароком не попыталась съесть мыльный пузырь или из интереса не подносила пену близко к лицу.       — Осталось только смыть. Моё маленькое облачко наигралось в ванной? — в ответ лишь нечленораздельная мешанина веселых звуков и смеха, которую она всегда интерпретировала как согласие.       Она аккуратно взяла малышку и, облокотив ее на копыто, окунула по шею в воду. Но что-то пошло не так, и та выскользнула, погрузившись с головой. Голову тут же захлестнула паника, но, на удивление, ее тело не спешило тянуться за дочерью, несмотря на то, что пара сантиметров воды отделяла лицо Коузи от воздуха. Наконец она медленно потянулась, чтобы приподнять ее. Но копыта казались ей вялыми и неподвижными в этот момент, видимо, из-за недосыпа. Она почувствовала, как вместо того, чтобы потянуть дочь наружу, она наоборот прижимает ее ко дну. Странное, пугающее и обманчивое нарастающее чувство облегчения возникло на душе, когда на поверхности воды начали появляться всплывающие пузырьки воздуха. Внутренне она ощущала себя в клетке, копыта не слушались, противное чувство в голове пугало ее, и дикий нарастающий страх за дочь сводил ее с ума, но она все равно не торопилась ее доставать.       Эта пытка показалась ей вечностью. Лишь когда последний пузырек воздуха всплыл на поверхности и лопнул, она проснулась вся в холодном поту и с дрожащими копытами. Мерзкое липкое чувство тошноты и страха от увиденного кошмара захлестнуло ее волной. И этот страх лишь усилился от осознания того, что она лежит на полу рядом с перевернутой кроваткой.       Сердце тут же ушло в копыта от осознания того, что она самолично перевернула кроватку, повиснув и уснув на ней.       — Коузи?! Коузи! — начала она судорожно звать дочь и шерстить комнату глазами.       Почувствовав чьё-то нежное прикосновение к копыту, она тут же одернула его, подле нее игралась ее дочь, которую она просто-напросто не заметила. Поняв, что с малышкой всё хорошо, она отошла от нее, как от лесного пожара, и забилась в угол, не сводя взгляд с кобылки.       Через какое-то время в комнату зашла Лили проверить, как дела у Морнинг, и застала эту странную картину.       — Морнинг, что случилось?       —Забери ее у меня. — прошептала она Лили с ужасом в глазах.       — Что?!       — Забери ее! Ей опасно находиться с таким монстром, как я.       — Морнинг, о чём ты говоришь?       — Я... Я ее утопила. — чуть ли не сквозь слезы говорила она. — Я обещала ей стать лучше, а потом утопила ее!       — Ты купала ее всего лишь раз, и я лично это видела, потому что ты учила меня этому. Ты никого не топила. Тебе что, приснился кошмар?       — Я... Я... Я не знаю. Возможно. Наверное. Но я накричала на нее вчера ночью, я сорвалась, я чертово животное, Лили!       — Ты этого не хотела и сожалеешь об этом, у всех сдают нервы.       — Но она выпала из кроватки! Я уснула и перевернула ее! А вдруг она поранилась бы или стукнулась или выпала бы из окна?       Лили устало выдохнула. — Морнинг, мы в Клаудсдейле, здесь пол и стены в домах из плотных облаков. — сказала она и демонстративно топнула, поднимая легкую дымку. — Я без понятия, кем надо быть, чтобы разбить, сломать или вывихнуть себе что-то при приземлении на облако. Они мягкие, эластичные и их трудно прорыть, идеально для жеребят.       — А если бы она выпала или опрокинула бы на себя мебель!       — Окна закрыты, и она еще не умеет хорошо летать в этом возрасте. А мебель у нас из небесной древесины. Я, кобылка без физической подготовки, с легкостью могу поднять тумбу в одиночку. Даже если в мебели было бы меньше вещей, она бы все равно не опрокинула бы ее на себя, вес Коузи просто не дал бы ей возможности сделать это. Она же жеребенок-пегас, ей полтора месяца, она весит как два перышка и пачка чипсов.       — А если бы я перевернулась и раздавила бы ее во сне!       — Морнинг, перестань. У тебя начинается послеродовая депрессия от недосыпа. Все матери ошибаются, и многим жеребятам везет не так, как Коузи. Но это не значит, что ты должна отгораживаться от нее или видеть в себе опасность для нее. Ты ее мать, ты самый близкий для нее пони, и ты никогда не причинишь ей вред намеренно. Ты и без меня это знаешь, но сомневаешься в себе. Все допускают ошибки, но главное — уметь эти ошибки исправлять и учиться на них.       — Прости, я не знаю, что на меня нашло. Похоже, я и впрямь не справляюсь в одиночку.       — Хей, всё в порядке, я рядом. У меня сегодня выходной, давай я посижу с ней, а ты поспишь?       — Но я не хочу отнимать у тебя единственный выходной, я же и так иждивенец.       — Я ее тетя, помнишь? Неужели ты запретишь ее тете нянчиться с ней?       Морнинг посмотрела благодарными слезящимися глазами на Лили.       — Спасибо. Ты лучшая сестра из всех.       — Хорошо, что мы договорились. Теперь расскажи мне, что надо делать, и отправляйся спать.       Морнинг рассказала Лили, во сколько надо будет покормить и уложить Коузи, а также дала ей свой блокнот с заметками на всякий случай, а сама отправилась поспать. Поначалу сон давался ей тяжело, но она успокоила себя мыслью, что Коузи в надежных копытах, и ей удалось хорошенько поспать и даже выспаться, проснувшись ближе к обеденному времени.       Выйдя из комнаты довольная и с растрёпанной гривой, она застала забавную картину. Лили полулежа-полусидя облокотилась на диван, вымотанная и потрёпанная, а рядом с ней резвилась Коузи, используя правую половину её лица как холст для фломастера.       — Ужасно выглядишь, Лили. — отшутилась Морнинг.       — Ты уже выспалась?       — Да, бодра и полна сил. Еще раз прости, что пришлось сидеть с Коузи. — сказала она, подбирая малышку с пола и отрывая от творчества.       — Знаешь, несмотря на то, что это было утомительно, мне всё понравилось. Я бы с радостью посидела с ней еще.       — Правда? Тогда, думаю, я буду чаще обращаться к тебе за помощью. — Морнинг отвлеклась, чтобы забрать у дочери фломастер изо рта. — Кхм, Лили, это же не детские фломастеры. — проговорила она, читая этикетку.       — Разве?       — Написано «перманентный».       Лили с шоком в глазах подбежала к зеркалу и принялась разглядывать правую половину лица. Почти всё оно было плотно исписано маркером.       — Вот ж дер...

***

      Лили тяжело было поверить, но Коузи уже сегодня исполняется два года, казалось, только вчера она меняла ей пеленки, вытирала слюни. В честь такого знаменательного события Морнинг изъявила желание испечь для Коузи торт. Из всего разнообразия кондитерских изделий предпочтение было отдано медовику.       Как только Лили вернулась домой, ее тут же встретили Морнинг и Коузи.       — Лили, смотри скорее. — Морнинг взяла листок бумаги и что-то написала на нем, а затем протянула его Коузи.       — У тети Лили севодня класивая грива. — не без труда, но самостоятельно прочитала с листка Коузи.       Лили замерла в удивлении и после перевела взгляд на подругу.       — Она что, сейчас прочитала это с листка?! Сама? Это не розыгрыш?       — Сама в шоке. Моя Коузи такая умница. — Морнинг тут же подняла дочь с пола и принялась зацеловывать, провоцируя ту на смех.       — Это... Это просто невероятно и даже пугающе. Вау, жеребята в ее возрасте только начинают говорить предложениями, даже не знала, что они могут научиться читать. Для меня было шоком, что она начала говорить, когда ей еще года не было, а тут такое.       — Я заметила, что ей слишком легко даются детские головоломки и пазлы, поэтому решила попробовать давать ей что-то посложнее. Вспоминая тот день, когда она произнесла свое первое слово... — Морнинг прервалась и с завистью и недовольством посмотрела на Лили. — Я вспоминаю этот день с тоской, но именно тогда я поняла, что Коузи родилась одаренным жеребенком.       — Да брось, ты до конца жизни будешь дуться на меня за то, что ее первым словом было «Лили», а не «мама»?       — Вот именно, поверить не могу, что ты так со мной поступила!       — Я же ненарочно, Коузи сказала то, что ей было проще выговорить.       Морнинг лишь недовольно хмыкнула. — В общем, после того дня я решила потихоньку учить ее буквам. Она схватывала всё налету, и, как видишь, теперь она умеет читать. Да, над произношением слов стоит поработать, и читает она только короткие и простые предложения, и навряд ли понимает прочитанное, но она читает!       — Кози одаленная?       — Да, ты моя маленькая умница. Мама очень гордится тобой!       — Хорошо, так мы будем готовить то самое? — с намеком спросила Лили.       — Оу, да-да, Коузи, зайка моя, не хочешь полепить из пластилина что-нибудь в комнате, пока мама и Лили готовят?       — Хочу!       — Вот и умничка. Слепи нам пару своих замечательных поделок, пока мы работаем.       Коузи убежала в комнату так быстро, как ей позволяли ее короткие ножки. Забравшись на кровать, она прыгнула и в прыжке начала трепетать крылышками, медленно паря до стола. Мама не разрешала ей добираться до верхних ящиков таким образом, предпочитая, чтобы Коузи пользовалась стулом, но у маленькой кобылки появились проблемы с полетом, и она практиковалась таким образом при каждом удобном случае.       Она точно знала, что хорошо летала раньше, хоть воспоминаний об этом у нее не сохранилось, и даже мама говорила, что Коузи активно летала, когда ей исполнилось два месяца. Сейчас ей уже было... Она не помнила, сколько ей было точно, годик с перышком, кажется, и летать ей стало трудно. Мама говорит, что это нормально, и что все жеребята пегасов начинают летать в очень раннем возрасте из-за маленького веса и размеров тела. Потом жеребята вырастают и набирают массу, и крыльям становится не так легко их поднимать, поэтому крылья нужно хорошо тренировать, чтобы научиться летать заново. Коузи не представляла, как она может это сделать, и ей это не слишком нравилось, с другой стороны, это означало, что она растет и при этом толстеет, чтобы это ни значило.       Допорхав до стола, Коузи открыла верхний ящик и достала пачку с пластилином. Забрав всё, что ей надо для творчества, она спрыгнула вниз, грациозно пробив пол копытами, что вызвало у нее смешок.       Аккуратно разгладив облака на полу, она улеглась и принялась думать, что же ей слепить из пластилина. Нужно было что-то, что могло бы удивить всех. Например, как принцесса Селестия вручает медаль ей или как вручает медаль маме за то, что она такая хорошая мама, и еще рядом будет тетя и Коузи верхом на льве. Как же ей хотелось, чтобы принцесса подарила ей домашнего льва, львы ведь такие красивые, и кошек Коузи любит сильно-сильно, хоть никогда и не видела ни одну, но на картинках они очень милые.       Решено, Коузи слепит то, как принцесса награждает маму за то, что она лучшая мама, а тетя Лили и Коузи на льве будут рядом поздравлять ее. Вот только желтого цвета было мало, возможно, лев будет чуть-чуть коричневым, а в гриве пусть будет венок, как у героев из легенд пегасов. А принцесса? Белый цвет оказался испачкан другими цветами. Тогда это будет краска! Мама обыграла принцессу в игру, где нужно стрелять шариками с краской, и поэтому принцесса награждает маму за то, что она лучшая мама, а тетя Лили и Коузи на льве с букетиком будут рядом поздравлять ее. Работа колоссальная и потребует много сил и времени, поэтому медлить нельзя, она отщипнула немного пластилина и принялась намешивать цвет.       Спустя полтора часа смотрелось неплохо. Экспериментальный и довольно постмодернистский стиль в отношении пропорций и цветокора мог вызвать неизгладимое впечатление у неподготовленного зрителя, но всё творчество Коузи было таким. Она вкладывала душу и экспрессию в каждую свою работу. Вот только конструкция в виде одного листа бумаги в качестве подставки была крайне неустойчивой и требовала от нее помощи взрослого для переноски.       — Ма-а-а-ам, помоги мне с пластилином! — громко просила Коузи, выходя из комнаты.       К ней тут же подбежала тетя, от которой пахло очень вкусно и сладко, и, подхватив ее, прикрыла глаза крыльями.       — Попалась! Сиди тихо не подглядывай, у нас для тебя сюрприз.       Услышав слово «сюрприз», Коузи сжалась от нетерпения, как пружинка, и затихла, как мышка. Она почувствовала, как ее сажают в ее обеденный стул, но глаза все еще были закрыты. В нос ударил приятный запах свежей выпечки.       — Готова? Раз...Два...Три...       — С днём рождения! — мелодично пропели два голоса одновременно с открытием глаз Коузи.       На столе стоял не слишком большой и не слишком маленький, возможно, слегка косящий на один бок тортик с пушистой обсыпкой и двумя свечками сверху. По бокам стояли мама и тетя, улыбаясь и наслаждаясь реакцией кобылки.       Коузи сидела неподвижно с широко раскрытыми глазами и ртом, завороженная двумя оранжевыми огоньками в тусклой комнате.       — Нравится?       — Да!       — Тогда нужно срочно загадать желание и задуть их, только никому не говори его, а то не сбудется.       Послушав совета матери, малышка зажмурила глаза и поморщила носик, загадывая желание. Наконец поняв, чего она хочет, Коузи набрала полные легкие воздуха и задула обе свечки под радостное улюлюканье Лили и Морнинг.       Имениннице тут же отрезали самый большой и красивый кусочек торта, на который она накинулась. Она так и не рассказала, что пожелала в этот день, но, скорее всего, ее желанием был домашний лев, подаренный лично принцессой Селестией.

***

      Коузи отлично повеселилась и сейчас восстанавливала силы во время своего дневного сна, чтобы продолжить праздник позже. В это время Морнинг и Лили домывали посуду на кухне.       — Морнинг, мне всё не даёт покоя одна мысль по поводу Коузи и её способностей.       — Ты имеешь в виду ее интеллект?       — Да. Ты тоже была такой в детстве?       — Не совсем, я тоже была крайне одарённым жеребенком для своего возраста, но я была явно не настолько одарена, как она.       — Вот как, и что ты планируешь с этим делать?       — О чем ты?       — Главная причина разногласий между тобой и твоими родителями заключалась в завышенных ожиданиях, высокой планке требований и желании абсолютного контроля над твоей жизнью и будущим. Это может как-то повлиять на Коузи?       — Что ты имеешь в виду? — с тревожным недопониманием спросила Морнинг.       — Не запретишь ли ты развивать ей свои таланты в страхе стать подобной своей матери?       Морнинг остановилась и молча разглядывала пенную посуду полминуты.       — Нет, я не могу так поступить с ней. Если Коузи нравится учиться и познавать мир, то я поддержу ее в этом. Я не собираюсь давить на нее или принуждать к этому, как это делала Табия. Я помогу ей узнать все, что она хочет, но также я хочу научить ее дружбе и сделать так, чтобы она выросла достойной кобылкой, а не книжным червем или бессердечным снобом.       — Рада это слышать. А ей прям так нравится учиться?       — Ей нравится, когда я ей что-то объясняю. Она сразу хочет узнать подробности или понять связи. Кажется, у нее склонность к естественным наукам, она просила научить ее считать, как только она научится хорошо выговаривать слова. Надеюсь, что когда она пойдет в школу, это не доставит ей больших проблем или не отобьет у нее интерес к урокам.