Цена счастья

      Слегка горелый запах молока и сдобы донёсся до спящей Лили и разбудил её.       — Горим?! — полусонно вскрикнула она, пытаясь оглядеться по сторонам в маске для сна.       Осознав, что все же аромат еды куда интенсивнее запаха гари, она успокоилась и стянула повязку с глаз. На часах чуть больше шести утра, а завтрак для нее уже готов. Хоть это и продолжается на протяжении трех месяцев, она все никак не привыкнет к этому.       Окончательно проснувшись, она вяло выползла из спальни и выглянула на кухню. За плитой хлопотала ее подруга, по-видимому, заканчивая приготовления.       — Доброе утро, Гарде.       — Доброе утр... Кхм... Лили, опять.       —Что? Ах да, прости-прости. Доброе утро, Морнинг. — поправила она себя. — Блин, я никогда не привыкну к этому.       — Привыкнешь, у тебя уже получается самостоятельно вспомнить имя спросонья. Еще пару месяцев, и оно привяжется.       — Как скажешь. Опять готовишь? У тебя же уже живот округлился.       — Ничего не могу с собой поделать. Сон нестабильный, и в туалет хожу часто. Как уснуть надолго в таких условиях? Приходится себя чем-то занять: читаю учебники, пособия по материнству, кулинарные книги, готовлю, убираю. Между прочим, беременным полезно ходить, отеков будет меньше. Кстати, сегодня на завтрак «янтарная каша» с карамелизированными яблоками. Она немного подгорела, потому что меня выворачивает на изнанку каждые пять минут от запаха вареного пшена, но вроде бы она все еще ничего. — тараторила Морнинг с налетом веселости, наложенным легким недосыпом.       — Какой ужас, я не про кашу, а про беременность. Как ты держишься? Тебя точно ничего не беспокоит?       — Всё нормально. Стараюсь находить плюсы, например, когда мало спишь, появляется время на саморазвитие. Я уже неплохо готовлю, к концу беременности наверняка буду шефом. Хи-хи, уже представляю, как буду учить дочку готовить.       — Дочку? Потратила бы свободное время на то, чтобы придумать ей имя, тебе рожать через 7-8 месяцев.       — Ты права, я слишком долго обхожу тему имени стороной, наверное, потому что подвергаю каждый вариант сомнению. Сегодня же этим займусь... После того как повторю материал учебника.       — Ты основательно решила взяться за получение нового аттестата.       — Ну конечно, экзамен через месяц, и я обязана получить аттестат, чтобы не краснеть перед дочерью и устроиться на работу.       — Какая работа, ты же беременна?!       — Не волнуйся, я устроюсь каким-нибудь кассиром на полставки. Я не вынесу весь рабочий день, так как к концу дня мои гормоны превращают меня в слезливое озлобленное чудовище.       —Морнинг, ты не обязана перенапрягаться, я куплю всё необходимое для жеребенка.       — Я так не могу, Лили. Я ценю твою помощь, но я не хочу оставаться несамостоятельной обузой. Мне это морально нужно, чтобы поддерживать осознание того, что я больше не зависима от своих родителей и могу зарабатывать на свою и ее жизни. Я хочу чувствовать это. Понимаешь?       Лили устало зевнула. — Только не переусердствуй в этих стараниях. Я хочу, чтобы вы обе были здоровыми. Значит, янтарная каша на завтрак?       —У тебя да, а у меня яблочные вафли с козьим сыром и бальзамическим уксусом вместе с ягодным смузи на основе огуречного рассола.       —У меня от одного только перечисления ингредиентов желудок колом встал. Может, тебя тошнит от твоего рациона?       — Вряд ли, я такие вафли с детства ела, и всё нормально. А в смузи даже солоноватости почти нет.       — С детства?! О, помоги мне Селестия, не хочу, чтобы меня стошнило при взгляде на ее рацион. — в шутку помолилась Лили.       — Ха-ха, как смешно. Боже, лучше ешь быстрее, либо отвернись и не смотри в мою сторону. Что естественно, то не безобразно.       — Как скажешь, мамаша.

***

      Первый месяц со времени устройства на работу прошел. На удивление, эту самую работу удалось найти быстро, что не могло не радовать. Наконец настал тот самый день зарплаты!       Старший бухгалтер отсчитал ей горсть монет и, убедившись в правильности расчетов, вручил. Увидев деньги, а точнее, их количество, радость Морнинг слегка поубавилась.       — Эм, простите, миссис Фог, но разве тут не должно быть чуточку больше?       — Давай проверю еще раз, дорогуша. — кобылка сверилась с графиком и перемножила числа в голове с завидной скоростью. — Нет, всё верно.       — Но мне говорили о зарплате в 200 битсов, когда я устраивалась.       — А, ты про это. Меньше, потому что ты несколько раз отправилась пораньше, и твою смену пришлось заканчивать остальным.       — Ах да, в те дни, когда меня особенно сильно тошнило.       — Мне жаль, Морнинг, может, мне поговорить с начальством по этому поводу? Уверенная, они поймут твое положение.       — Нет-нет, я всё понимаю, мистер Харш Браш уже сделал достаточно много уступков мне, взяв меня на работу. Всё остальное уже зависит от меня.       — Ну, если ты так говоришь... Удачи, дорогуша.       — Спасибо вам! Увидимся завтра.       Сохранив монеты у себя в сумке, она оделась и ушла с милой улыбкой на лице. Однако, пройдя пару кварталов, ее лицо сразу стало задумчивым вместо веселого. Заметив лавку рядом с собой, она смахнула небольшой налет инея с нее и села, ее затекшие ноги требовали отдыха. Дома она обязательно сделает себе неуклюжий массаж, а сейчас можно было обойтись простым отдыхом.       — Зима в этом году будет что надо. Когда подрастешь, спущу тебя на поля под Клаудсдейлом, чтобы ты смогла познакомиться со снегом. — говорила она с дочерью, попутно выпуская струйку белого пара изо рта.       Вновь задумавшись, она достала записную книжку из сумки и нахмурила брови. "Значит, 182 битса, да? Кроватка, которая мне понравилась, стоит пять сотен... Вычитаем деньги за витамины для беременных, за мои вкусовые извращения и прочие расходы на личную гигиену. Выходит, я не успею накопить на кроватку к моменту, когда уже не смогу работать из-за беременности, а ведь еще нужна одежда, пеленки, игрушки и прочее. Математика — беспощадная наука, особенно когда дело доходит до воспитания жеребенка. Ладно, предположим, что часть одежки я могу связать, на пеленки мне хватит, а кроватку подарит мама Лили на моей предродовой вечеринке. Уверена, она подарит кроватку в десять раз дороже, и не только ее, но еще и целую кучу подарков. Я, конечно, благодарна ей за ее доброту и помощь, но меня этот расклад не сильно устраивает."       — Тебе не кажется, что твоя мама эгоистка в плане твоего обеспечения? "Ну почему я не прихватила свою коллекцию украшений, когда уходила из дома? Хотя, вообще-то." — осененная этой мыслью, она потянулась под шапку и отцепила от волос заколку.       Единственная память о прошлой жизни — заколка, подаренная матерью. Черный шахматный король и ферзь цвета слоновой кости на фоне шахматного поля. Заколка была выполнена из черного опала и белого жемчуга, обрамленная белым золотом. За такую заколку можно было выручить немало монет.       Хмурый взгляд на заколку пропитался грустью и тоской. Она проморгалась, чтобы убрать влагу с глаз, потому что их начало щипать на морозе.       — Думаю, это будет лучшее применение для этой вещи. — в ответ на эти слова она почувствовала пинок изнутри. — Сочту это за согласие.

***

      — Я дома! — сказала Лили, заходя домой и сбрасывая сумку с учебниками на пол. — Морнинг, ты дома? Спит что ли?       — Я тут! — донеслось из гостевой комнаты.       Пройдя до комнаты и открыв лишь слегка приоткрытую дверь, она встала в ступоре. Морнинг с отверткой в зубах вертела копытами схему по сборке, попутно пытаясь состыковать детали крыльями.       — Хы как раш вовемя. — прошепелявила она с отверткой во рту. — Е поможэж мэ собать коватку?       Лили отвлеклась от подруги и прошерстила комнату взглядом. На кровати лежали упакованные баночки с насадками, несколько игрушек, соски и горка белого белья.       — Морнинг, откуда это всё? — озадаченно спросила она. — Ты же не ограбила магазин с детскими товарами?       —Что за чушь? — возмутилась она, сплёвывая отвёртку. — Разумеется, я всё это купила.       Лили наткнулась взглядом на чек и вытаращила глаза.       — Я надеюсь, ты не брала кредит на это?       Морнинг демонстративно закатила глаза. — Нет.       — Микрозайм?       — Нет.       — Одолжила деньги у коллег на работе?       — Нет! Я просто купила это на свои деньги.       — Сомневаюсь, что зарплаты кассира на полставки хватило бы, чтобы купить всё это. Морнинг, откуда деньги?       — Я продала свои старые вещи. — спокойно ответила Морнинг, возвращаясь к инструкции.       — Старые вещи? У тебя всего-то пара футболок, шапка да шарф. Что ты могла про...? О нет! Нет, нет, нет. Повернись ко мне еще раз.       Морнинг послушно выполнила просьбу подруги, и только сейчас Лили заметила, что грива подруги, которую она начала отпускать после ухода из дома, лезет той в глаза и рот.       — Ты продала свою заколку?!       — Да.       — Но так нельзя, Морнинг!       — Почему? Она моя, что хочу, то и делаю с ней.       — Но это же подарок твоей матери на твое пятилетие.       — Не говори мне ничего о ней! Не заставляй меня жалеть об этом! — внезапно сорвалась она на крик, из-за чего Лили вздрогнула. — Прости, прости, опять гормоны шалят под вечер. — тут же начала извиняться она, ударяясь в слезы.       Лили тяжело было понять, из-за чего конкретно ее подругу пробило на слезы. Хоть Гарде теперь и была Морнинг, старые привычки не уходят с новым именем, и ее привычка скрывать настоящие мысли и эмоции, если она считала их неуместными, все еще была при ней. Возможно, тут была примесь всего и сразу, по крайней мере, она так решила для себя, ведь актерское мастерство подруги даже при скачках настроения во время беременности продолжало отлично работать.       — Всё хорошо, Морнинг, я понимаю, ты не специально.       — Спасибо, Лили, ты такая хорошая. — сквозь слезы говорила она, обнимая подругу. — Вот бы моя дочь выросла такой же, как ты!       — Ну всё, прекращай рыдать, а то потом опять пить захочешь после обильных рыданий и опухнешь к утру.       — Ты права, — отвечала она, шмыгая носом и успокаиваясь. — Послушай, Лили, я продала заколку не только чтобы купить всё необходимое для ребенка. Я также избавилась от последней вещи, которая связывала меня с домом и... И я хотела, чтобы когда она спросила бы меня: «Мама, а что с моей бабушкой?», я могла ей ответить не просто: «Не знаю» или «У тебя нет или не было бабушки». Я хочу сказать ей: «Твоя бабушка позаботилась о нас. Она подарила мне всё, чтобы я могла позаботиться о тебе сразу после рождения, и ушла». Я хочу, чтобы последнее воспоминание о Табии было связано с этой кроваткой, а не с тем, что она пыталась убить мою дочь. Я хочу этого, даже если Табия этого не заслуживает.       Лили понимающе кивнула головой. — Я даже не думала об этом в таком направлении. — задумчиво проговорила она. — Прости, я считала, что ты сделала это на эмоциях, не обдумав это решение. А знаешь что? К черту всё! Как бы ты не недооценивала свои силы, я всегда буду напоминать тебе, что ты лучшая мать в Эквестрии. Даже если эти напоминания будут тебе не нужны. Так и сейчас я скажу тебе: «Ты прекрасная мать, Морнинг, и ты поступаешь правильно, не навязывая плохое отношение своей дочери к твоей матери, даже если она это заслужила».       — Хех, ты преувеличиваешь.       — Нет, я в этом уверена на все сто. Пошли, королева драмы, сделаю тебе смузи на рассоле и помогу собрать кроватку.

***

      Как же быстро идет время. До родов осталось всего ничего, и Лили уговорила Морнинг лечь на сохранение в больницу.       Перспектива лечь на сохранение была хорошей, рядом всегда были врачи и медсестры на случай, если начнутся роды, не нужно было далеко ехать, и всегда можно было поболтать с другими роженицами. Но взамен пришлось пожертвовать общением с Лили, так как она заходила всего раз в день и ненадолго, удовлетворением некоторых индивидуальных потребностей беременной кобылки, и, разумеется, пришлось пожертвовать приватностью, так как палата была общей.       Также ее волновал счет, который выставлялся за ее ежедневное содержание. Но Лили заверила ее, что если Морнинг попытается уйти или оплатить счет сама, то маркиза Санрайз, мать Лили, лично приедет в больницу и привяжет неугомонную кобылку к кровати, лишь бы та осталась и перестала волноваться о том, что ее содержат за чужой счет.       Однако сейчас она не могла так активно заострять свое внимание на мелочах, которые обычно не давали ей покоя. Всему виной было ее собственное тело.       Беременность — это прекрасно, но только на словах. Ее живот вечно не давал ей покоя, не только тем, что она считала себя толстой коровой, но и тем, что он мешал спать.       То, что она раньше могла спокойно посчитать дикостью и бескультурьем, теперь было для нее нормальным поведением. Не то чтобы она была довольна этим, но из-за неконтролируемости всех этих процессов и частоты она просто махнула на всё копытом и смирилась.       Ну и, конечно же, главной занозой в крупе для нее стала лактация. Неприятные ощущения в вымени, непроизвольная лактация, стыд и неудобства, к которым она, видимо, никогда не привыкнет.       За одиннадцать месяцев беременности были позади, и она была готова на стену лезть, лишь бы из нее уже вытащили ее долгожданную дочь и этот ад кончился. Ее это достало настолько, что она даже не могла сконцентрироваться на том, чтобы подобрать для своей дочери окончательное имя. Она решила для себя, что вторая часть имени точно будет Глоу, но так и не могла придумать первую часть.       — Морнинг, всё в порядке? Выглядишь нервной. — спросила одна из рожениц.       — Да, просто пониже живота ноющие боли и голова болит от того, что надоело ходить беременной.       Внезапный, трудно описуемый порыв в животе заставил её тело напрячься и изогнуть спину. Неприятное ощущение промокшей шерсти и прилипающей к ней мокрой ткани просочилось к ней в голову. Взглянув на покрывало, она обнаружила его полностью мокрым. "Я что, обмочилась?!" — первая постыдная мысль, пришедшая в голову, залила ее лицо краской. — "Нет, я же только недавно ходила в туалет, и в животе какое-то жжение. О боги, у меня воды отошли!"       — Я рожаю! — громко сказала Морнинг, тут же подхватываемая болью схваток.       — Поздравляю! — ответила еще одна опытная роженица, лежавшая в палате в ожидании уже пятого жеребенка. — Медсестра, у нас тут пополнение! — шутливо прокричала она в коридор, из которого тут же примчалась санитарка.       — Ах, это вы, мисс Глоу. Всё в порядке, срок нормальный. Просто дышите, как вас учили на курсах, и считайте интервалы между схватками.       Морнинг постаралась последовать совету настолько, насколько ей позволяли страх и боль в ее голове. Оказалось, что хуже беременности только страх внезапных родов, по крайней мере пока что.       На ее же кровати-каталке ее доставили в родильную палату, где аккуратно переложили в ванну для рожениц.       Это было весьма забавное приспособление, однако идеально спроектированное для того, чтобы рожать в нем. Имея форму глубокой чугунной ванны, оно все же отличалось своей мягкой внутренней обивкой, чтобы ни мать, ни дитя не навредили себе в процессе родов. Борта ванны не давали случайно выпасть или выскользнуть из нее. А тот факт, что она не была сделана из облаков, предохранял тех жеребят, которые по какой-либо причине родились не пегасами в этом облачном мегаполисе.       Как только ее переложили вовнутрь, она машинально приняла удобную позу, которую выбрала для себя на курсах, и продолжила упорно сохранять темп дыхания. Врачи что-то обсуждали рядом с ней, готовили небольшой набор вспомогательных, инструментов на всякий случай.       Она прислушалась к сказанному, только когда врач в повелительном тоне приказал ей тужиться в ритме со схватками. Она тут же повиновалась и через боль проделала это в первый раз, затем еще раз и еще.       — Да сколько можно, просто вытащите ее! — начала она причитать со злостью.       — У вас отлично получается, но если вы будете больше говорить, чем делать, то процесс явно затянется, так что не отвлекайтесь.       Она начала стонать от боли, ей хотелось ухватиться за что-то, попытаться надавить или уцепиться, но ничего подходящего поблизости не было.       — Плод показался, осталось совсем чуть-чуть. Тужьтесь!       — А-а-а! Просто протяните мне кто-нибудь чёртово копыто! — рявкнула она на врачей, и один из медбратьев рискнул и сделал это.       Она тут же ухватилась за него и сжала с такой силой, что у того от боли подкосились остальные ноги. Возможно, этот жест сопровождался глухим хрустом или криком медбрата, но никто, во всяком случае, не услышал его, потому что она издала последний отчаянный стон и откинула голову в поту и бессилии, когда почувствовала резкое облегчение.       Сквозь тяжелое дыхание и отдачу собственного сердцебиения она услышала плач и крик новорожденного. Пелена с глаз тут же спала, и она приподняла голову.       С ее дочерью уже активно работали врачи, остатки пленки, плаценты и пуповины были убраны в один миг, и она показала взглядом, что уносить жеребенка еще рано.       — Поздравляю, у вас здоровая кобылка. — сказал врач, понимающе кивая, и пододвинул влажный розово-голубой комочек поближе к матери.       — Иди сюда, иди ко мне. — ласково подозвала она дочь.       Ушки жеребенка тут же задергались в поисках источника мелодичного и приятного голоса. Приходилось ориентироваться на слух, так как веки все еще были слипшимися от влаги.       Она неуверенно потянулась в сторону звука и тут же была подхвачена мягким крылом и пододвинута поближе.       Морнинг неуверенно посмотрела на очаровательное создание и высунула язык. Ей говорили, что эта процедура была устаревшей и необязательной, но все матери уверяли ее, что это неотъемлемая часть родов, через которую должна пройти каждая рожавшая впервые. Вылизывание жеребенка укрепляло его связь с матерью, помогало ему проще запомнить ее запах и улучшало кровообращение. "Что естественно, то небезобразно. Да?" — неуверенно подумала она и лизнула щеку дочери.       Вкус остатков крови и амниотической жидкости был не из приятных, смесь солено-железистого, слегка вяжущего вкуса будет преследовать ее еще несколько дней. Но в сравнении со всеми прочими прелестями беременности это была капля в море.       Судя по недовольной и заспанной мордочке жеребенка, ей тоже этот процесс не сильно нравился, но она не сопротивлялась и не плакала. Так что Морнинг воспользовалась этим и попыталась вымыть ее тщательно, не забыв про пространство за ушами и между крылышками.       Посчитав свою работу выполненной, она отдала ее обратно врачам, чтобы они окончательно отмыли ее, взвесили, измерили и привили. Примерно в это же время адреналин начал отпускать ее, и она почувствовала, что начинает засыпать после изнурительных родов.       Проснулась она уже в палате, на постели. Сперва всё показалось ей лишь странным сном, но она быстро поняла, что это был не сон. Заметив её пробуждение, её тут же начали поздравлять её знакомые по палате с переводом из рожениц в матери.       — Ну и ну, всего 4 часа, поздравляю с стремительными родами. Даже как-то завидно, мои первые длились 10 часов. Хотя для кого-то это везение спорное, поговаривают, ты сломала медбрату ногу.       — Моя дочь. Что с моей дочкой?! — Тут же начала приходить в себя Морнинг.       — Успокойся, ты спала всего час. Врачи о ней позаботились, и она, скорее всего, спит с остальными жеребятами. Сейчас позовем медсестру, и она принесет ее тебе, ведь тебе еще надо дать ей имя.       — Имя? О нет.       Медсестру предупредили, что Морнинг пришла в себя, и та удалилась на десяток минут. Наконец, вернувшись с бланком и небольшой корзинкой, парящей на маленьком облачке, она подошла к Морнинг.       — Так, мисс Глоу, это бланк на заполнение свидетельства о рождении. Указываете только имя ребенка и имена родителей. Ваша дочь здесь. — медсестра указала на корзинку для новорожденных с номерной биркой сбоку. Через полчаса я вновь ее у вас заберу, так как ей еще не поставили прививки. Постарайтесь быть с ней аккуратной, но без фанатизма. Поздравляю и счастливого материнства. — сказала она отработанными предложениями, но в них все равно чувствовалась искренняя забота.       Морнинг тут же отложила бланк и потянулась к жеребенку. Копыта тряслись как дикие, но как только она прикоснулась к малышке, они замерли в абсолютном сосредоточении.       Она была такой крохотной и легкой, что почти не ощущалась в копытах. Нежно-розовый мех, отмытый и высушенный, лоснился по телу, только сейчас она заметила кремовые веснушки у нее на лице. На голове распушился пучок голубых кудрей, очень густых и спутанных. Почувствовав, что ее держат на весу, малышка лениво раскрыла сонные веки и непонимающе осмотрелась по сторонам большими красными глазками. Увидев лицо Морнинг, жеребенок заинтересовался ей, слегка улыбнулся после сладкого зевка и затрепетала крылышками. "Красные... как у отца."       Увидев реакцию жеребенка, глаза Морнинг непроизвольно намокли, и она улыбнулась в ответ, еле сдерживая слезы.       — Привет, малышка, я твоя мама. Ма-ма.       Кроха лишь еще раз зевнула в ответ и заморгала глазками.       Аккуратно поднеся кобылку поближе, она положила ее себе на грудь. Почувствовав мягкий и теплый мех матери, она тут же зарылась в него мордочкой, и Морнинг показалось, что та легонько хихикнула.       Морнинг заметила, что грива ее дочери пахнет солнцем и, почему-то, сухим молоком. Все проблемы, все лишения и неудобства моментально покинули ее, все, через что она прошла, стоило этого момента. Все ради этого маленького комочка у нее на груди.       — Ты в этот мрачный мир пришла как светлый луч. Несчастным ты воздашь, поможешь обделенным. Ты будешь как святая, благой и всемогущей, и памяти чужой напомнишь о справедливости. — прошептала она засыпающей на ее груди кобылке. — Тебе уютно? Мне очень. Уютно... — Морнинг на секунду задумалась и после аккуратно дотянулась до бланка, записав в поле имени каллиграфическим почерком имя Коузи Глоу. — Ну вот, теперь тебя зовут Коузи. Моя малютка Коузи.       — Оу, ну что за милая сцена. — начала шепотом одна из кобылок, наблюдавшая за этим.       — Да. Может, расскажем ей, что эта идиллия продлится всего пару недель? Ей ведь потом придется ночами не спать. — добавила вторая.       — Не сейчас, не порть момент.

***

      — Морнинг, я прибежала, как только узнала! Точнее, я узнала у стойки регистратуры, сбегала за цветами и сразу примчалась к тебе. — громко говорила она с одышкой, держа под крылом слегка помятый букет белых роз. — Оказывается, тебя перевели в соседнюю палату. Хотя это логично, ты же родила...       — Ш-ш-ш. — шикнула на нее медсестра из палаты.       — Простите. — шепотом ответила она.       — Лили! Подойди сюда. — вполтона подозвала ее Морнинг.       Лили аккуратно подошла, вручила букет подруге и принялась выискивать новорожденную глазами. Ничего не найдя, она вопросительно посмотрела на Морнинг. Та, прочитав этот взгляд, отложила букет и подтащила облачко с корзинкой поближе, но хитро прикрыла его крылом.       — Закрой глаза.       — Морнинг, ты серьезно?       — Закрывай.       Лили недовольно выдохнула и закрыла веки. Несколько мучительных секунд ожидания, и послышались слова: «Можешь открыть», пегаска тут же их распахнула. Морнинг держала перед ней маленький розовый комочек в пеленке, который удивленно смотрел на Лили из копыт матери.       Лили обомлела и впала в ступор от вида юной кобылки. Не успела она прийти в себя, как Морнинг сказала ей: «Держи» и протянула кобылку.       — Держать?! Но... Но она такая маленькая и хрупкая, а что, если я ей что-нибудь сломаю ненароком?       — А ты постарайся сдерживать эмоции. — отшутилась Морнинг, продолжая протягивать новорожденную.       Лили подняла копыто, чтобы принять ее, но тут же поняла, что оно дрожит, как будто после изнурительной тренировки. Тогда она села на круп и принялась подпирать копыта крыльями, чтобы те меньше дрожали. Наконец ей удалось взять ее к себе, и она почувствовала, как начинают слезиться ее глаза.       — Какая же она милая.       — Да, мои первые мысли были такими же. Ну что, Коузи, поздоровайся с тётей Лили.       Коузи лишь продолжила непонимающе оглядываться, лежа в копытах Лили, без сопротивления или елозинья.       — Значит, Коузи, да?       — Коузи Глоу.       — Звучит отлично, ей очень подходит. Подожди, тетя Лили? Мне 19, слово «тетя» меня старит. Мне не слишком это нравится. Разве «тетя» это уместно?       — Боже, но ты же мне как сестра! Без тебя её бы не было, а значит, ты её тётя, тётя Лили.       Лили еще раз взглянула на Коузи, та лишь хлопала большими красными глазами и смотрела в ответ.       — Ну что ж, ради нее я согласна и на тетю Лили.