Цена счастья

      Слабый лучик света, пробившийся тонкой линией через штору в комнату, нежно разбудил Коузи, упав на ее веки. Она прищуренно открыла глаза и подтолкнула тело повыше к изголовью кровати, чтобы свет не бил ей в глаза. Сладко потянувшись, она разрешила себе дурачество и с наслаждением ворочалась в кровати, поднимая от облака легкую дымку влаги. Перевернувшись на живот и зарывшись мордочкой и передними копытами в облако, она обнаружила, что в захват ее объятий попала старая игрушка кошки, взглянув на которую на ее лице непроизвольно появляется легкая искренняя улыбка.       Ей тяжело было вспомнить, когда она так хорошо высыпалась в последний раз. Возможно, тот раз, когда она заснула на куче угля, вымотавшись до беспамятства, был последним, когда она нормально спала. Но даже тогда она столкнулась с последствиями в виде боли после того сна, а сейчас всё было лучше, чем когда-либо.       Даже несмотря на то, что ей ничего не снилось этой ночью, она ужасно изголодалась по такой простой и обыденной вещи, как здоровый сон. Да, пилюли давали ей возможность не страдать от ночных кошмаров, но сон под ними нельзя было назвать облегчением. Они позволяли без лишней мороки погрузить ее тело в состояние летаргии и очистить мозг от продуктов жизнедеятельности, вырабатывавшихся в процессе активных размышлений. Но с ними жизнь превращалась в бесконечный цикл работы с пятнадцатиминутными перерывами, и лишь часы показывали ей, что за время этих пятнадцати минут на самом деле проходили 8 часов. Это не сказывалось на ее работоспособности, но психологическая нагрузка от осознания этого факта не прибавляла ее жизни красок.       Ей хотелось как можно дольше поваляться в кровати и насладиться каждым моментом, но она прекрасно понимала, что когда-нибудь она обязана будет встать, и, как назло, примерно в это же мгновение с кухни начал доноситься аромат кофе, сбивший с нее окончательную спесь дремоты.       Встав с постели, она еще раз потянулась и выполнила небольшую растяжку, спровоцировавшую хруст суставов в редких местах по всему ее телу. Выполнять упражнения или заботиться о скрупулезной гигиене сейчас не было ни желания, ни возможности из-за домашнего уюта и итак сбитого распорядка дня, поэтому она просто оделась и прошла на кухню.       Заметив тетю, заваривавшую кофе, она осторожно подошла и приобняла ее сзади. Та не испугалась, но была приятно удивлена, так как до этого Коузи почти всегда лишь отвечала лаской, но никогда не проявляла инициативы, поэтому Лили была рада каждому проявлению такого рвения от нее.       — Откуда столько любвеобильности? — шутя спросила она.       — Простая благодарность за крепкий сон, впервые за двенадцать лет.       — Значит, всё же мои методы действеннее любого лекарства? Это греет мне душу.       — А что дядя и Астерион?       — Спят, выходной же. Это ты у нас ранняя пташка.       — Всего полдевятого, не такая уж и ранняя. Но если выходной, то почему ты не спишь?       — Я? Да так, дел много, и нужно всё успеть.       Слова тети прозвучали для Коузи очень неуверенно, и она повернула ее лицо к себе. Аккуратного жеста хватило, чтобы это сделать, но та отвела глаза, как пристыженный жеребенок. Веки были опухшими, капилляры на белке воспалены, и взгляд не был свежим.       — Ты вообще спала сегодня ночью или ты рыдала всё время? — с грустью и осуждением спросила Коузи.       — Прости, я не смогла заснуть, когда ты рядом. Это не из-за тебя, а из-за сегодняшнего дня. Я не хочу, чтобы ты уходила, я не готова вновь расстаться с тобой.       Коузи вновь обняла тетю, не как в первый раз, когда она была похожа на жеребенка, виснущего на матери, теперь она была подобно матери, успокаивающей своего жеребенка.       — Я задержусь. — шепотом сказала она.       — Что? — радостно переспросила Лили.       Коузи легким жестом прервала ее радость, чтобы не обнадеживать и не внушать ложной надежды.       — Я задержусь в Клаудсдейле еще на несколько дней, только ради тебя. Но потом я все равно продолжу начатое, чтобы ты ни делала. — серьезным тоном уточнила она.       Лили держит на племяннице печальный взгляд, но на ее лице все равно появляется улыбка.       — Я всё же постараюсь убедить тебя. — в ответ на её слова Коузи тоже легко улыбается.       Заварив себе кофе, они, после этой небольшой сцены устроившись за кухонным столом. Через какое-то время к ним обоим из спальни вышел Сноупаудер с еще более заспанным, чем у Коузи, видом. Поздоровавшись с обеими кобылками, он дошел до входной двери. Забрав почту, он крюком вернулся на кухню, где Лили уже начала заваривать ему кофе по собственной инициативе.       — Спасибо, дорогая. Тебе, наверное, непривычно пить обыкновенный растворимый кофе? — спросил он Коузи, после того как принял чашку горячего напитка от жены.       — От вкуса я отвыкла, но это не значит, что он перестал мне нравится.       В голове начали всплывать воспоминания. Впервые она пристрастилась к этому бодрящему напитку в 11 лет, когда после переезда в их новый дом она начала выпивать по одной кружке утром, подражая матери. Вскоре она уже не представляла свою жизнь без кофе, особенно в годы обучения в школе Дружбы. Тогда она открыла для себя смесь кофе 3 в 1 из самого кофе, сухого молока и сахара, что стала не просто ее спасением на занятиях, после бессонных ночей, но и, по сути, первым другом в Понивиле, до ее встречи с искателями.       Вкус растворимого кофе явно был хуже чем у свежесваренного из цельных зёрен, но у него был свой шарм. Шарм прошлого, которое не ассоциировалась бы у неё ни с чем дурным или печальным, а она очень ценила подобные мелочи. С этими благодатными мыслями она сделала серию глотков из кружки.       Довольный тем, что Коузи не доставляет неудобств жизнь среднестатистического жителя Клаудсдейла, Сноупаудер принялся читать свежий выпуск газеты. Однако дальше первой колонки новостей он не продвинулся.       — Буллфинч умер. — пресно сказал он, поднимая глаза на племянницу.       Кобылка продолжала наслаждаться вкусом напитка с непринужденностью того, кто впервые слышал это имя. Лишь небрежное «Неужели?», сорвавшееся с ее губ и выброшенное в тишину комнаты, не столько из-за заинтересованности, сколько из-за формальности, дало понять остальным, что она вообще услышала сказанное.       — Полиция утверждает, что вчера днем граф Буллфинч, нарушив запрет о домашнем аресте, вломился в полицейский участок, с явно помутненным рассудком и болезненным видом. Он предоставил полиции пузырек с жидкостью неизвестного происхождения и клялся, что Миднайт Рейн, ранее раскрывшая общественности постыдные секреты его семьи, является никем иным, как Коузи Глоу. Граф утверждал, что она лично явилась к нему и призналась в этом, а также манипуляциями пыталась склонить к самоубийству, предоставив яд в бутылке, который он принес. До выяснения обстоятельств графа заключили под стражу за нарушение судебного предписания, но все же предоставили бутылек на экспертизу. Как позже показала экспертиза, в бутылке оказалась обычная дождевая вода, что в купе с произошедшими недавно событиями и словами графа, которые не мог подтвердить никто кроме него самого, позволило сделать самый простой вывод о том, что тот лишился рассудка из-за пережитого. Буллфинч, под яростным сопротивлением, был переведен в камеру временного содержания до судебного разбирательства и медицинской комиссии. Но, по всей видимости, осознавая, что теперь к его основным преступлениям также может добавиться шантаж и ложные обвинения, граф решил, что не собирается мириться с обстоятельствами. Сегодня в 4:18 утра он был найден в своей камере повесившимся на собственном галстуке за тюремную решетку.       — Повесился, значит. — довольно фыркнула Коузи, и на лице ее на секунду сверкнула кровожадная улыбка. — Ироничная смерть, учитывая, до чего он довел тебя, Миднайт. — добавила она шепотом.       — Ты знала, что это произойдет? — обеспокоено спросила Лили.       — Я сказала ему, что читаю наперед каждый его шаг. Я знала, что он слишком труслив и горд, чтобы вот так умереть от яда, словно уличная собака, которой оставляют хлебный мякиш с иглами. А потому я даже не пыталась его отравить.       — Но теперь ты довольна результатом? Он мертв, твоя подруга отомщена в твоих глазах.       Коузи ненадолго задумалась. — Довольна ли я результатом? Пожалуй, что недовольна. — сказала она совершенно спокойным тоном. — Я не рассчитывала на его самоубийство, но, видимо, он оказался куда более слабохарактерным, чем я ожидала. Что Табия, что Буллфинч — их смерти не входили в мои планы не потому, что я их щадила, но потому, что смерть для них слишком легкое избавление. В смерти есть величие, есть покой, которого они не заслужили. Я надеялась, что они будут страдать, продолжая бессмысленное существование, но они лишили меня такого удовольствия. Поэтому я не довольна результатом. Похоже, что мне доставлял куда больше удовольствия сам процесс, чем конечная цель. Уже сейчас я не чувствую никакого удовлетворения от своих действий, хотя со смерти Табии даже неделя не прошла. — недовольно констатировала Коузи.       — Может, тогда стоит задуматься о смене курса?       — Нет, я не допущу подобный недочет, когда дело дойдет до Твайлайт Спаркл. — с холодной решительностью утвердила она, и за столом вновь повисла тишина.       Возможно, Лили не хотела продолжать эту тему, а может, проснувшийся и пришедший на кухню Астерион отвлек всех от этих разговоров, но этот диалог был замят и забыт.       — Раз все встали, то, может, позавтракаем?       — Было бы славно.       — Коузи, что будешь на завтрак?       — Я? Наверное, то же, что и все.       — У меня есть овсяная каша, если добавить туда сухофрукты, то...       — Мам, а можно "Cloud Puffs"?       — Хлопья? Ты же ел их вчера. Знаешь, сколько в них сахара?       — Ну пожалуйста, выходной же. Еще и Коузи в гостях.       — Уверенна, что это такой себе повод, чтобы... — она прервалась, заметив, какими широко раскрытыми и взволнованными глазами на нее смотрит кобылка.       — Те самые "Cloud Puffs"? — спросила она с каким то трепетом в голосе.       — Ну да. Ты тоже хочешь?       — Я их целую вечность не ела. — с предвкушением ответила Коузи, и Лили заметила, что та слегка размахивала хвостом, как жеребенок, которому обещали поход в парк развлечений.       — Ну хорошо, две порции хлопьев. — с выдохом побежденной, но довольной матери сказала Лили. — Странно, я думала, что ты ешь их чаще, чем раз в вечность. Неужели они не продаются в Мэйнхеттоне?       — Честно, я никогда не задумывалась о том, почему я их не ем хотя бы иногда. Думаю, у меня вообще никогда не возникало мыслей о них после побега. Есть я перестала их раньше, когда переехала в Понивиль. В столовой неплохо кормили, и спускать карманные деньги на хлопья было довольно расточительно в моем понимании.       Перед ней поставили миску с молоком, в которой плавали желтоватые подушечки из затяжного кукурузного теста. Молоком с них смывались корица и сахарная пудра, а между подушечек плавали разноцветные мини-зефирки.       Отношения Коузи и этих хлопьев можно было легко описать, они были схожи с тем, как она относилась к растворимому кофе, но только еще теплее.       Отхлебнув часть молока с хлопьями, она почувствовала, как на зубах начало похрустывать запеченное тесто, все еще не успевшее размокнуть в молоке. Рот наполнился сливочностью и сладостью, а нос щекотал легкий аромат корицы и карамели. Более точного вкуса, чем вкус детства, подобрать было невозможно.       Уголки рта машинально приподнялись, а глаза, как ей показалось, слегка намокли после первого глотка. Она подняла от миски глаза, полные удовлетворения, и посмотрела перед собой.       Перед ней была обыкновенная мирная семья, болтавшая обо всем подряд за простым завтраком. Но что-то показалось ей неправильным за этим столом. Она вновь опустила голову, чтобы съесть еще одну порцию хлопьев и подумать, но ее глаза приковало ее отражение в молоке. Вернее, отражение Миднайт Рейн.       «Это должно быть нормально?» — мысленно задала она себе укоризненный вопрос. Она сидит за этим столом, наслаждается обществом семьи, наслаждается растворимым кофе, хорошим сном, хлопьями. Почему она это делает?       Золото и драгоценные камни у нее дома валяются под ногами, она каждый день пьет лучший кофе с другого континента, спит под шелковой простыней на облаке и питается высокой кухней. Разве она не этим должна наслаждаться, ведь любой бы хотел жить как она? Тогда почему она не хочет так жить, а хочет нечто подобное этому утру? Насколько же ужасной и неправильной является её жизнь, если она находит удовольствие в вещах, которые намного хуже того, что она имеет у себя под боком, в вещах, которые другие считают обыденными и стремятся улучшить?       «Но ведь у меня здесь семья» — попыталась она найти логическое объяснение своим вопросам. "Нет, моей семьи здесь нет. Здесь их семья, а я лишь придаток этой семьи. Да, они любят меня, да, они часть моей семьи, но лишь часть, крохотная часть. А что такое моя семья? Тетя. Мама. Может, отец? А еще? Для Шиммеров я тоже лишь придаток, как и для друзей."

"Почему мне кажется, что моя жизнь такая убогая и неправильная?"

      Поверхность молока начала рябить до того, как она осознала причину этого. Рябь повторилась, и тогда Коузи поняла, что из ее глаз в миску активно падают слезы.       — Коузи, всё в порядке?       Кобылка подняла поплывшие глаза и встретилась с испуганным и вопрошающим лицом тети, затем с дядей, с Астерионом. Секундное сверление тети отчаявшимся взглядом осознавшей свою ничтожность кобылки, и она дрожащим копытом отодвинула миску.       — Они забрали у меня всё. Они отняли у меня всё это. — дрожащим голосом сказала она и принялась неестественно рыдать, захлёбываясь воздухом и слезами.       Лили встала в ступор, не понимая, как ее племянница всего за пару секунд из жизнерадостного настроения погрузилась в отчаянную истерику. Она чувствовала на себе испуганные взгляды родных. Все еще не понимая, что ей делать, она обхватила Коузи передними копытами, обняла и начала успокаивать.       Что-то было не так, такой она ее еще никогда не видела. Да, она препиралась, да, она грустила при ней, но она никогда не позволяла себе подобных отчаянных истерик. Раньше ей достаточно было обнять кобылку, чтобы та начала успокаиваться, сейчас Коузи брыкалась, так что они с Лили вместе плюхнулись на пол. Даже несмотря на то, что она держала ее копыта в замке, та продолжала биться головой о плечо Лили, но она терпела все молча, продолжая успокаивать племянницу.       Почему я?! Почему? — отчаянно вопрошала кобылка. — Всё это, всё должно было быть у меня! Они отняли мое детство! Они отняли мое будущее, мою жизнь! Я тоже хочу так жить, хочу хорошо спать, хочу кофе по утрам, хочу хлопьев, хочу к маме! Я хочу свою семью, чтобы завтракать с ними, как вы. Почему я обязана добиваться всего сквозь боль и слезы, если это есть у всех, кроме меня, и все они это не ценят?! Почему я не могу просто жить и быть счастливой? Я что, многого прошу?! — истерила Коузи, обливаясь слюной и слезами.       Каждое ее слово вбивало кинжал в сердце Лили. Она и сама была готова заплакать, если бы у нее остались слезы после прошлой ночи. Она наконец начала понимать, что случилось. Она знала, что тот образ, в котором Коузи предстает перед другими, лишь внешняя оболочка, твердая скорлупа яйца, видимая всем.       Следом шел белок, основа, заполнявшая ее в большей степени, то, с чем сталкивались те, кому удавалось проникнуть под скорлупу, — чистейшая ненависть, дистиллированная и ректифицированная, настоявшаяся за годы самовнушения обид и злобы.       И наконец, то, что таилось за всем этим, — желток, ее чувства. Годами скапливая обиду, грусть и сожаление внутри себя густой и липкой массой, она заталкивала их внутрь, пряча их глубоко и надежно, ибо в ее глазах они были слабостью и изъяном, которые могли все ей испортить.       Где были все добрые и хорошие чувства Коузи при этом, Лили не знала. Возможно, их можно было представить в виде тонкой эластичной пленки между скорлупой и белком, впрочем, сейчас это было неважно.       В ту ночь, когда она пришла к Коузи, она, по всей видимости, увидела лишь каплю того, что сейчас выплескивалось наружу. Пригласив Коузи сюда, она медленно подтачивала эту оболочку, шаг за шагом она хотела заменить в ней жажду мести на стремление к приземленным и обыденным вещам. Как же она ошибалась, когда думала, что Коузи просто-напросто позабыла о том, какого это — жить простой и счастливой жизнью.       Она заставила это яйцо лопнуть, вскипятив его изнутри. Весь этот желток, все эти забитые и скомканные внутри нее, за все годы, сожаления были связаны с невозможностью получить такой желаемой ею обыденный покой и упущенную жизнь.       Коузи перестала биться, и наконец Лили рискнула и взглянула на нее. Изможденное лицо, залитое влагой, и пустой взгляд неупокоенного разума. Ей стало тошно от этого вида. Не потому что она была омерзительной в ее глазах, а потому что все это выглядело как что-то, противоречащее самой природе Коузи. Диссонанс в голове Лили просто не мог осознать, какой упадок сил и выжигающую мозг печаль нужно было испытать, чтобы из примера стоической кобылки, идущей наперекор божественным личностям, превратиться в это.       Подошедший Сноупаудер погладил кобылку по голове и протянул стакан воды. Та, тут же собравшись с силами, взяла его и осушила, после чего самостоятельно встала на ноги, как будто ничего не было.       — Прошу прощения за мое неподобающее поведение. Это было крайне непрофессионально с моей стороны. — серьезным тоном сказала она, и это выглядело бы смешно, учитывая ее зареванный вид, если бы не пугало той легкостью, с которой она отбросила все эмоции.       Неужели все эти годы Коузи жила в этом проклятом колесе? Неужели она окружала себя роскошью и гедонизмом лишь чтобы заглушить на подсознательном уровне свою жажду обыденности? Неужели это не первый раз, когда даже ее стальная оболочка трескалась под напором чувств, только лишь для того чтобы начать процесс накопления этого негатива заново? "Это не жизнь, а ад." — непроизвольно подумала Лили, за что мгновенно отчитала себя в голове за подобную ассоциацию.       — Я умоюсь, найду другое место, чтобы позавтракать, и вернусь к обеду, как и обещала. Еще раз извините.       Коузи не успела отойти далеко от кухни. Ее тут же остановила Лили, подскочившая с пола.       — Прости за это. Давить на тебя домашней атмосферой и уютом было бесчувственно и эгоистично с моей стороны.       — Тетя, всё в порядке. Этот нервный срыв — лишь недоразумение.       — Нет, не в порядке. — она сделала паузу, чтобы собраться с мыслями. — Я хотела оставить тебя подольше, может быть, навсегда. Но ты ведь и дальше будешь страдать, если не оправдаешь упущенные возможности успехом своей мести?       Коузи молчала, но по виду соглашалась с ее словами.       — Мсти, если это единственный способ унять твою боль. Я не гоню тебя отсюда, не запрещаю возвращаться или оставаться здесь. Но я не хочу видеть, как ты мучаешь себя из-за меня. Если твое сердце мчится исполнять свои планы, то я не вправе держать тебя здесь или запрещать тебе что-то, будто я все еще нянчусь с тобой, как с жеребенком. Обо мне ты можешь не переживать, я сохраню эти два дня как залог до твоего триумфа и буду яростно надеяться на твой успех, если он будет залогом твоего счастья и жизни, даже несмотря на все последствия. Я всегда буду ждать твоего возвращения, Коузи, лишь бы ты вернулась живой.       Кобылка смерила Лили взглядом, в котором читалась безмерная благодарность и печаль одновременно.       — Спасибо. Я постараюсь вернуться как можно быстрее. — сказала она, обнимая тетю. — Но, наверное, мне стоит первым делом закончить завтракать.

***

      Беспорядок был убран. Сноупаудер и Астерион ушли в парк для игры в хуфболл. Коузи сидела за столом и покойно доедала свою порцию хлопьев.       Звонок в дверь отвлек Лили от мытья посуды. Дойдя до двери, она спокойно открыла ее, думая, что у соседей закончилась соль или смесь для выпечки. Но она не ожидала, что перед ней будет стоять та, кто сделает это утро еще более странным.       — Здравствуйте, миссис Санрайз. Лили, да? Могу я поговорить с Коузи?       Каждая поджилка в ее теле затряслась от услышанного. Что ей делать? Соврать? Закрыть дверь и не впускать ее? Сработает ли, ведь перед ней была принцесса-аликорн.       — Не волнуйтесь, я здесь одна и лишь для того, чтобы поговорить с Коузи, я знаю, что она у вас. Хотела зайти раньше, но у вас тут произошла небольшая сценка, поэтому я дала ей время прийти в себя. Может, я зайду, а потом... — она запнулась, посмотрев за спину Лили.       В голове тут же всплыла причина ее запинки. Обернувшись, она увидела Коузи, та стояла с ножом наготове в крыле.       — Здравствуйте, мисс Коузи. Простите, что так внезапно, я здесь, чтобы поговорить.       — Коузи, стой! — тут же рванулась Лили, напоровшись на ответный рывок Коузи.       Принцессу обуял ответный порыв, так как на долю секунды она предположила, что Коузи возьмет Лили в заложники. Но она остановила себя до того, как двинулась с места. «Нет, она так не поступит», — ее мысль тут же получила подтверждение. Ответным рывком Коузи крутанула тетю так, что та оказалась позади нее. Коузи же начала прикрывать ее от аликорна свободным крылом и копытом.       — Принцесса Флурри Ми Аморе Харт. — холодно проговорила Коузи. — Нам не о чем разговаривать.       Подняв крыло она наставила нож на аликорна.       — Боюсь, что визитом сюда вы подписали себе приговор. — судя по всему, ее слова не возымели успеха, так как принцесса никак не отреагировала.       Флурри зрительно оценивала обстановку. Нож в крыле Коузи дрожал, но не от страха, а от ненависти, с которой та сжимала рукоять. Глаза, все еще налитые кровью после слез, пристально следили за ней. Флурри требовалось быть как можно более осторожной, чтобы не спровоцировать ее на агрессию.       — Мисс Коузи, пожалуйста, положите нож. Думаю, вы и сами понимаете, что он в этой ситуации бесполезен.       — Думаешь, что испаришь его раньше, чем я нанесу удар.       — Думаю, вы не из тех пони, кто способен на убийство. Вашу тетю в заложники вы не возьмете, а нанесение мне тяжких увечий не исправит сложившейся ситуации.       — Возможно, вот только вы не учли одно «но». — С этими словами она поднесла нож к своему горлу. — В этой комнате есть та, чью жизнь я могла бы запросто оборвать, назло вам, если меня не отпустят. Может, вы хотите проверить истинность моих заверений? — она поднесла нож еще ближе, начав натягивать кожу на горле.       Флурри начала медленно пятиться, но из-за крыла Коузи тут же напористо вышагала Лили. Резким ударом копыта она выбила нож у Коузи и следом дала ей хороший подзатыльник.       Коузи замерла на месте после удара. «Что это, черт возьми, было?». Не то чтобы удар был сильным или причинял много боли, она явно чувствовала боль куда сильнее этой. Но почему эта боль ощущалась по другому? Все детство она старалась быть послушным жеребенком, и даже если ее ругали или наказывали, то физических наказаний к ней никогда не применяли. Казалось, в этот раз она сильно превысила грань дозволенного, даже зная, что Флурри не даст ей себя убить. Переведя взгляд на тетю, она непроизвольно опустила уши, смотря на нее смесью обиды и непонимания.       — Совсем дура?! А ну марш за стол! — рявкнула та на нее, еще сильнее пристыдив.       Завороженная Флурри смотрела, как та, кого ей представляли как ужасную злодейку, которая чуть дважды не захватила Эквестрию, безропотно, как наказанный жеребенок, выполняет команду простой домохозяйки, при этом строя обиженный вид.       — Мне жаль, что это произошло, если бы я...       — Ты тоже живо за стол. — вновь рявкнула всё ещё злая Лили оборвав слова принцессы.       Флурри тут же опустилась на уровень Коузи, ибо знала, что с размеренной матерью, даже если ты принцесса-аликорн, спорить бесполезно.

***

      Флурри Харт и Коузи Глоу смиренно сидели за кухонным столом под молчаливым надзором строгого взгляда Лили. Коузи сверлила злым взглядом принцессу аликорна, а так, чувствуя себя из-за этого не в своей тарелке, старалась оглядываться по сторонам, чтобы отвлечься.       — Итак, принцесса, зачем вы здесь? — начала Лили властно, так как обычно никогда не говорила.       — Я хотела поговорить с мисс Коузи.       — О чем же?       — Я хотела предложить ей свою помощь. Поскольку я нейтральная сторона, которую не коснулся этот конфликт напрямую, я думаю, что могла бы...       — Помощь?! — рявкнула взбешенная Коузи. — Не смеши меня. Кто ты такая, чтобы помогать мне? Принцесса? Может, ты не заметила, но я Коузи Глоу, я та, кого вспоминают первой, когда речь зашла о врагах принцесс. Я уже говорила тебе, что я не по зубам тебе, что ты меня не знаешь.       — Тут я могу с вами поспорить. — от ее слов лицо Коузи явно стало еще злее. — Простите меня за мой поступок, но я не моя тетя или мать. Возможно, мои методы решения проблем не соответствуют стандартам дружбы, но я предпочитаю отступать от общепринятых правил в уникальных ситуациях. После того вечера на Гала я не смогла отпустить эту проблему и решила проследить за вами. Когда вас оперировали, я зачаровала александрит в вашем колье несколькими следящими заклинаниями.       Услышав это, Коузи изрядно удивилась, но не стала прерывать рассказ Флурри.       — С того момента я видела и слышала через него всё, что вы делали, благо после случая на балу вы начали носить его постоянно как напоминание о своем триумфе. Я вызвалась следить за вами, чтобы понять, с чем я имею дело. Вы были правы, в глубине души я действительно видела в вас загадку, которую хочу разгадать. Я была свидетелем скандала с Пассатом, ночи, когда к вам пришла ваша тетя, дуэли, вчерашнего вечера и сегодняшнего утра. Я видела всё, без исключения. Да, мой поступок вероломен, он наплевательский по отношению к вашей личной жизни. Но только так я узнала, что вы Коузи Глоу, что вы жертва данной истории.       — И всё? — холодно произнесла Коузи, от чего Флурри впала в ступор, явно ожидая любой реакции, но не этой. — Ты следила за мной пять дней и считаешь, что знаешь меня, думаешь, что понимаешь мою суть? Да ты хотя бы можешь представить, что я делала, что я чувствовала, что я повидала за все эти 14 лет?! Что мне твои пять дней?!       — Вы правы, пять дней — это очень малый срок, чтобы понять кого-то, даже если эти дни были пропитаны событиями. Но мне этого было достаточно, чтобы сделать выбор.       — Я не пойду кланяться перед Твайлайт или медитировать в горы ради поиска внутреннего покоя, если ты этого хочешь.       — Я не предлагаю вам этого, моя помощь будет заключаться в другом. Я хочу найти альтернативу мести.       — Альтернативы нет!       — Правда? Но разве вы вчера не сказали своей тете, что если ваша мать воскреснет, то вы прекратите свою месть?       Повисло натянутое молчание.       — Не разбрасывайтесь громкими словами, принцесса. — прошипела Коузи, вдавливая Флурри в стул своей беспощадной аурой.       — Я знаю, что вы устали от всего этого, что вы мне не доверяете. Но я также вижу, что вы вините себя в произошедшем. Вы не можете себя простить, вы истязаете себя мысленно и морально за то, что не смогли предотвратить случившееся с вашей матерью. Кульминацией этих мук стал ваш искупительный крестовый поход против моей тети. Вы не можете представить, как услышишь от своей матери: «Это не твоя вина, Коузи». Поэтому я хочу подарить вам этот шанс. Я не разбрасываюсь словами, я готова посветить всю себя исполнению этой цели.       — Не бывает подобных альтруистов!       — Если вам будет проще принять мою позицию только со стороны взаимовыгоды или личностного замысла, то я скажу вам, что вы так хотите услышать. Эппл Блум говорила, что вы исповедуете философию эгоизма. Допустим, что я помогу вам, это не просто покажет тете Твайлайт, что я достойна быть принцессой, не просто заполнит комплекс неполноценности от отсутствия свершений, связанных с моей личностью, но и избавит Эквестрию от мстительной натуры Коузи Глоу. Что вы думаете теперь по поводу этого? Хоть одна из причин удовлетворит ваш запрос на корыстность моих мотивов?       — Боже, ты действительно особый случай. — ответила Коузи после долгого обдумывания в тишине. — Подобных тебе идиотов с подростковым максимализмом и огромной силой и властью еще поискать надо.       Она перевела взгляд на тетю Лили, та молча наблюдала за происходящим, хотя давно могла бы начать уговаривать ее принять помощь от Флурри Харт. На этот раз она лишь молча смотрела на Коузи взглядом, полным надежды на то, что она хотя бы попробует принять эту помощь. Каким бы ни был выбор Коузи, она его поддержит, даже несмотря на то, что она простая маленькая пони.       — Я дам тебе шанс. Я не приму твою помощь, но если ты заработаешь кроху моего доверия, то я подумаю.       Флурри позволила себе выдохнуть, казалось, лед тронулся, и самая сложная часть позади.       — Но мне нужны гарантии.       — Я могу поделиться информацией. Как я уже говорила, я вызвалась следить за вами, и об этом разговоре никто, кроме нас троих, не знает. Вокруг дома особый иллюзорный барьер. Никто не знает, что я в городе, так что за приватность можете не волноваться.       — Этого мало.       — Еще я могу рассказать о том, что тетя провела небольшое собрание по поводу обсуждения вашей персоны. Они начинают догадываться не о том, что Миднайт — это Коузи, но о том, что она помогает ей. Торакс и Кризалис захотели проверить ваш рудник, а капитан гвардии Флэш готовится отбыть в Мэйнхеттен для обыска в вашем доме. А еще вор, которого вы позвали, не мертв, он пострадал и находится в коме, из которой может выйти в любой момент, если уже не вышел.       — Этого мало! Это всего лишь слова, пыль на ветру, которая не имеет ни веса, ни значимости. У меня нет повода верить твоим словам.       — Значит, нужно что-то весомое, чтобы вы поверили. — Флурри задумалась, явно колеблясь из-за чего-то. — Хорошо, я приберегла это на самый крайний случай, если бы вы вообще отказались идти со мной на диалог, и я не хотела это использовать. Но если только так вы мне поверите.       Ее рог засветился и создал портал в карманное измерение. Покопавшись в портале копытом, она достала и глухим ударом поставила на стол то, от чего зрачки Коузи тут же сузились, а горло пересохло.       Она тут же схватила предмет копытами и принялась разглядывать. Орнамент, вес, материал, форма и даже легкое покалывание магических эмпирей на кончиках копыт было таким, каким она его помнила. Колокольчик Грогора в ее копытах был настоящим.       — Откуда? — с еще большим недоверием в голосе спросила она.       — Забрала из хранилища, оставив иллюзию с перенесенными на нее охранными заклинаниями. Это было после того, как в Sanctum Sanctorum вернули артефакт, но до того, как восстановили охранные системы. Можете не волноваться, он настоящий, и о его пропаже не знают.       — Нельзя быть настолько тупой, чтобы просто отдать его врагу. — пробубнила про себя Коузи. — Где подвох?!       — Подвохов нет. Вы просили весомый аргумент моей лояльности, и вы его получили.       Коузи наставила колокольчик на Флурри.       — Значит, ты готова даже позволить мне вытянуть из тебя магию с помощью него?       — Д-да. — с толикой волнения и запинкой ответила Флурри, оставаясь на месте. — Но вы ведь этого не сделаете. Вы знаете, что если заберёшь мою магию, то нарушишь поле магического равновесия, и вас тут же найдет Дискорд, так же, как он нашел Тирека когда-то. Не думаю, что вы готовы сражаться с ним сейчас.       Выслушав ее, Коузи лишь сверила направление колокольчика и принялась читать заклинание. Флурри зажмурила глаза с легкой дрожью в теле, не зная, чего ожидать, но с места не сдвинулась. На последнем слоге заклинания прогремел сильный грохот, и Флурри от неожиданности потеряла равновесие на стуле и упала на пол.       Поднявшись с пола, она обнаружила, что магия все еще при ней, а на столе лежит колье с александритом. Оно было разбито в крошки сильным ударом увесистого колокольчика и источала остатки заклинаний вложенных в него. Сама же Коузи спокойно выписывала что-то на листке бумаги.       — Всё же голова у тебя не только для того, чтобы есть, хотя это все еще спорное утверждение. — проговорила она, не обращая внимания на недовольство Флурри из-за пренебрежительного отношения к ее доверию. — Я дам тебе шанс заслужить мое доверие. — она отдала записку аликорну.       — Шанс заслужить доверие? Но разве я уже не заслужила его, отдав вам колокольчик?       — Шутишь? Ты заслужила лишь попытку, чтобы заслужить каплю моего доверия, не больше.       Коузи встала со стула прямо перед Лили. На лице тети было волнение, но глаза ее все еще светились надеждой на светлое будущее.       — Я рада, что ты попытаешься.       — А вот мне не нравится вся эта задумка.       — Но ты все равно согласилась.       — Возможно, я просто слишком сильно устала от всего этого, или я в край обезумела, раз доверяюсь племяннице своего врага.       — Я верю, что у тебя всё получится. — она наклонила голову Коузи и поцеловала в лоб. — Держи друзей близко, а врагов еще ближе. — шепнула она ей.       — В любом случае, чтобы ни случилось, попытайся не так сильно беспокоиться за меня. И чтобы ни происходило в мире, знай, что всё идет по плану и у меня всё под контролем. — она также поцеловала тетю в лоб и откланялась, держа колокольчик под боком, завернутым в ткань от посторонних глаз.       Выйдя из дома вместе с Флурри, Коузи заметила легкое подрагивание воздуха на границе лужайки. Флурри Харт и впрямь установила барьер, мешающий посторонним подслушать или увидеть их.       — Я так рада, что вы выслушали меня. Уверена, вместе мы обязательно найдем способ...       Коузи прервала ее, больно схватив за шею копытом прямо под затылком и наклонив ее ухо поближе к своему рту.       — Не забывайся. Мы не друзья или товарищи, и если я хотя бы немного засомневаюсь в тебе или тем более узнаю, что ты захотела мною воспользоваться, предать или обмануть меня, то я тебя в порошок сотру вместе с костями и скормлю Твайлайт. Тебе ясно? — холодным тоном прошипела она ей в ухо и отпустила.       — Ясно. — скупо ответила Флурри потирая жгущееся место на шее.       Верно, ей не стоит забывать, с кем она имеет дело. Хоть Коузи и показывала себя той, кем она не является, и хоть она и видела то, что той не чужда грусть и нежность, она все еще была Коузи Глоу. Флурри еще не доводилось видеть всю полноту ее темной и жестокой стороны, и ее нутро подсказывало ей, что не стоит даже пытаться узреть эту часть Коузи.       Когда та улетела, Флурри наконец позволила себе развернуть записку, которую Коузи отдала ей на кухне. Записка гласила: «Встретимся завтра. Если опоздаешь хоть на минуту, то больше меня не увидишь. Я постараюсь избавиться от всех следящих заклинаний, которые ты понавешала на меня и колокольчик, так что не пытайся меня выследить».       — Это координаты? — спросила она сама себя, глядя на набор цифр в конце письма. — Но координаты чего?