Цена счастья

      Через три дня на кладбище Андерклауда теснилась довольно внушительная толпа. От начала южных ворот до склепа Ноктилусент протянулась скорбная процессия из аристократов разной значимости. Несмотря на последние события, старые друзья и просто знакомые с этим родом пришли проводить в последний путь по-настоящему значимую фигуру. Все же маркиза Табия была представителем старой аристократии, преданным приверженцем трона и политической фигурой, которую нельзя было просто игнорировать.       Почтить память пришли и ее родственники: невестка и двое внуков. Граф не смог попасть на похороны матери из-за судебного запрета на покидание дома.       Многие знали, что еще одна ее внучка ни за что не придет на ее похороны, но также многие сомневались в этом утверждении, а потому пытались высмотреть ее в толпе скорбящих.       Наконец доставили гроб, и началась похоронная процессия. Тело усопшей несли по кладбищенской аллее, отпевая гимнами, призванными ускорить воссоединение духа умершей с ее родственниками на ином плане бытия.       Клаудсдейл всегда чествовал пышные похороны. Наблюдавшие за процессией аристократы, ровесники маркизы, не могли долго удерживать благоговейное молчание, а потому принимались за обсуждения ситуации, как только гроб проносили мимо них.       — Подумать только, умерла, да еще так внезапно. Я видел ее незадолго до скандала на Гала. Она выглядела так молодо и так пылала жизнью, что казалось, что она переживет нас всех. Сколько же ей было? Что-то около 65?       — Ей было 68. Но поверьте мне, ее убила не старость, а горе.       — Не напишут же это в ее свидетельстве о смерти.       — Нет, официально она умерла от остановки сердца, ну или от старости. Но, как говорил мне доктор, который осматривал ее за день до ее смерти и позже констатировал смерть: «Смерть наступила в результате остановки сердца из-за ослабленных функций кровеносной системы вследствие теплового удара, вызванного приступом горячки в связи с инфекцией, разыгравшейся на фоне ослабленного иммунитета на нервной почве. Смерть наступила во сне».       — Ну хотя бы не мучилась. Хотя такие события заставят помучиться кого угодно.       — Да, она отмучилась, но ей пришлось сгинуть, будучи опозоренной. Думаю, страшнее кошмара она представить не могла. Хотя говорят, что прямо перед смертью ее рассудок помутился от жара. Она винила во всем произошедшем Коузи Глоу и даже говорила, что это не Миднайт Рейн, а именно Коузи поведала миру о ее поступке. Бедная кобыла, благо, умирая в беспамятстве и бреду, ее хотя бы не мучила совесть.       — Во всяком случае, какова бы ни была причина и обстоятельства ее смерти, остается еще масса вопросов к будущему Ноктилусент. Вы заметили, как быстро они организовали похороны? Говорят, у них намечается черная финансовая полоса. Помимо того, что они все еще не оправились с момента краха графини на бирже, им еще и предстоят судебные расходы и выплаты пострадавшим от дел Буллфинча. И не стоит забывать про развод, который разделит остаток их капитала пополам.       — Но тогда получается, что они, скорее всего, теряют и родовое поместье. Воистину, сами небеса прогневались на этот род. Но обиднее всего за юную виконтессу Мистраль, она теперь официально матриарх, и хоть она и унаследовала большую часть наследства маркизы, на нее в одночасье свалилось все это бремя.       — Ну да, официально. — добавил один из собеседников, делая акцент на последнем слове.       — Что вы имеете в виду, говоря об этом в таком тоне?       — Если подумать, то маркиза официально никогда не отрекалась от дочери.       — Черт подери, вы правы! — воскликнул он, но тут же осекся и понизил тон. — Неужели это значит, что графиня Гарде стала новым матриархом?       — Гарде — мертва, насколько мне известно. Хоть она и не умерла в подростковом возрасте, как все думали раньше, но она скончалась около десяти лет назад. Я читал об этом в расширенном издании «Хроник Кантерлота».       — Ужас, даже если не в 17 лет, но она все еще умерла молодой. Но раз Гарде мертва, а Мистраль уступает по старшинству, то это значит... Ох, Селестия всемогущая...       — Разделяю ваше удивление. — с кивком сказал тот. — Если бы мне кто-нибудь неделю назад сказал, что Коузи Глоу встанет во главе Ноктилусент как законная наследница, то я бы посоветовал тому, кто это скажет, обратиться в лечебницу для душевнобольных.       — Поистине, мы с вами живем в сумасбродные времена. Но даже если Мистраль не полноценная наследница, все всё равно поймут, что она достойная преемница этого рода, в отличие от Коузи Глоу.       Меж тем траурная процессия приблизилась к семейному склепу. Около входа в склеп покойницу провожали ее родственники. Никто из них не заставил себя проронить слезы по маркизе. Неясно, было ли причиной этому разочарование, которое они испытали касаемо ее поступков, или же они просто израсходовали все свои слезы за эти волнительные дни.       Посеребренный гроб внесли в склеп, представлявший из себя каменный прямоугольник, сложенный из базальтового кирпича. Вход в это пристанище смерти был украшен объемными фресками двух мифологических богинь пегасов.       Первая изображала Эринию Ноктилусент — покровительницу и основателя рода, богиню суда и возмездия, держащую подвешенные за крыло весы душ. В зубах ее был зажат обоюдоострый меч со сточенным острием, коим раньше казнили вельмож.       Вторая показывала образ Мары Деа Тациты — богини смерти и счастья, что несла свое бремя бога смерти с улыбкой, стараясь искать во всем только хорошее. На ее лице была язвительная гримаса, приветствовавшая всех, кто смирился, и насмехавшаяся над теми, кто боялся. На поясе она несла серп и пучок свежескошенного овса.       Над обеими богинями, подобно арке, был изображен развернутый пергамент со словами: «Peregrinatio est vita» — Жизнь — это странствие. А под ними на бронзовой пластине было выбито: «Ultimum refigium» — Последнее прибежище.       Наконец, спустя два десятилетия разлуки, маркиза воссоединилась со своим мужем в семейном склепе. На этом церемония была завершена, и толпа, собравшаяся для просмотра, начала постепенно расходиться.       — Мама, мы с сестрой еще какое-то время побудем около склепа. Мистраль предложила прибрать территорию. — обратился Пассат к Памперо.       — Вы собираетесь прибирать ее сами?       — Неужели аристократам нынче зазорно ухаживать за местом успокоения их предков лично?       — Ни в коем случае, просто это так необычно. Поаккуратнее с ключом, не забудьте закрыть склеп и не задерживайтесь в этом мрачном месте.       — Не волнуйся, мы не задержимся надолго.       Памперо покинула кладбище, чтобы рассказать мужу о том, как прошла церемония. В это время Мистраль и Пассат действительно занялись уборкой. Неумело и затянуто прибирая двор склепа, они все же вкладывали силы и старание в это непривычное для них дело.       — Я ведь не приглашала тебя помочь. Почему ты решил присоединиться? Разве у тебя не была запланирована встреча с Арктиком? — спрашивала Мистраль, решив устроить перерыв.       — Хотел помочь, ты ведь всё это затеяла, чтобы забыться и развеяться. Возможно, ты думаешь, что я отстранился от тебя и мамы. Но я всё ещё поддерживаю вас, хоть и не так активно, как мне хотелось бы.       — Спасибо. Раз ты здесь, можешь помочь мне кое с чем?       — Конечно. О чем идет речь?       Мистраль молча встала и взглядом позвала брата за собой. Зайдя в склеп, они оба почувствовали на себе холодный застоявшийся воздух этого безмолвного места. Пройдя почти до конца склепа, она остановилась у одного из углублений с гробом и сконцентрировала свой взгляд на именной табличке.       — Всё ещё не смирилась?       — Мне просто не верится, и я хочу удостовериться. Хочу успокоить себя.       — Мне нужно вытащить и открыть его?       — Да, если ты не против.       Вздохнув, Пассат наклонился и, взявшись за рычаг из цепи, в несколько подходов вытолкал тяжелый гроб из углубления, чтобы его крышка спокойно могла открыться. На лицевой стороне гроба были выбиты даты жизни и имя: Гарде Кингчесс.       — Как думаешь, если ее здесь нет, то где она? Миднайт говорила, что тетя Гарде тоже погибла много лет назад.       — Не все ли равно мертвым, где быть похороненным?       — То есть ты бы предпочел, чтобы тебя хоронили вдали от семьи?       — Ну всё, я открываю. — после недолгой тишины сказал Пассат, не ответив на вопрос сестры.       Мистраль зажмурилась, мысленно готовясь к любому исходу, в то время как Пассат откинул крышку гроба.       — Ничего. — утвердительно сказал он, рассматривая бархатную обивку.       Мистраль также открыла глаза и прошлась копытом по краю гроба.       — Значит, она не врала... Мы о тёте почти ничего не знаем. Интересно, где ее могила и какой она была пони при жизни?       — Почему ты задалась этим вопросом?       — Думала, что если мы ее узнаем лучше, то сможем понять бабушку. Но, видимо, этому не суждено случиться.       — Возможно, когда-нибудь мы поймем или простим ее, но сейчас лучше сконцентрироваться на более реальных проблемах.       Гроб вновь был закрыт и помещен на свое место. Выйдя из склепа вместе с братом, Мистраль наконец закрыла на замок железную решетку, служившую дверью в усыпальницу.       — Я собираюсь возвращаться. Ты со мной?       — Нет, я еще немного поприбираюсь и вернусь, а ты можешь идти.       — Точно? Мне не хочется оставлять тебя одну здесь.       — Не волнуйся, со мной всё будет хорошо. Мне надо побыть одной.       Пассат с опаской принял слова сестры, но все же послушал ее и улетел. Мистраль же продолжила уборку участка, обрывая со стен лозы плюща, окутавшего склеп. Погрузившись в медитативное состояние, она продолжала обрывать лозы одну за другой, пока полное их отсутствие не вывело ее из раздумий. Потеряв счет времени, она поняла, что потратила больше получаса на это занятие.       Собрав весь мусор в отдельную кучку в стороне от склепа, она собралась домой. Но по пути, проходя по кладбищенской аллее, она наткнулась на бледную пегаску с черной гривой, от вида которой ее перья и мех слегка взъерошились в угрожающей позе.       Пегаска мирно сидела и созерцала памятник Мары Деа Тациты, попутно наслаждаясь вкусом спелого персика. В стороне, за спиной пегаски, ее мирно дожидалась желтая единорожка, левитируя около себя два букета черных ирисов.       — Оу, какая неожиданная встреча. Приветствую вас, виконтесса Мистраль. Или теперь к вам нужно обращаться «маркиза»? — сказала Миднайт, отрываясь от памятника.       — Вы! Что вы тут делаете?!       — Знаете, после операции требуется время на восстановление. Поэтому бывают мгновения, когда я беру передышки во время ходьбы, чтобы восстановить силы. Вот я и решила сделать небольшую остановку перед памятником и полюбоваться, наслаждаясь моими любимыми персиками.       — Я не об этом. Эти цветы...       — Можете не переживать, они не для вашего семейного склепа. — сказала она, вставая с места и отбрасывая персиковую косточку в сторону. — Как будто у меня своих дел на кладбище нет.       — У меня нет никакого доверия к вашим словам после всего, что вы сделали с моей семьей. Признайтесь, что вы пришли позлорадствовать над могилой маркизы. — продолжала Мистраль, увязываясь вслед за начавшей идти Миднайт.       — А ведь точно, похороны маркизы уже состоялись. Примите мои соболезнования вашей утрате. По всей видимости, маркиза решила напоследок подпортить мне наслаждение своей скорой кончиной. Впрочем, тем лучше для вас, ведь что для одного горе, для другого триумф.       — Теперь, когда вы не прикрываетесь маской добродетели, вы высказываете все эти мерзости в открытую. Почему вы решили преследовать и мучить нашу семью? Или, по-вашему, вы оказываете обществу одолжение, издеваясь над нами? Вы могли бы просто провести судебное дело, но нет же, вам нужно было именно проникнуть в нашу жизнь и притвориться другом. Как это низко и подло.       — Кажется, вы сегодня в крайне паршивом настроении. Поверьте, мне нет дела до того, как мои поступки примут другие. Они могут молиться или презирать меня, мне плевать. Я делаю то, что считаю нужным, и лишь проведению известно, какими разрушительными будут мои действия. И, как вы видите, правда на моей стороне, даже если вы так не считаете.       — Да вы... Да вы...       Мистраль, казалось бы, готова была выругаться на Миднайт, но та внезапно остановилась и повернулась к одной из могил. Мисс Лемон, моментально прочитав намерения хозяйки, протянула ей один из букетов.       Переведя взгляд на непримечательное надгробие, Мистраль внезапно почувствовала, как в груди что-то сжалось.       — Это оно?       — Да, могила вашей тети.       На обыкновенной могильной плите была выгравирована надпись: «Морнинг Глоу; 30.05.3007 — 2.09.3036; прекрасный друг и любящая мать». У подножья могилы лежало два букета. Один букет состоял из лилий разных сортов, а второй был исключительно из белых пионов. Оба были почти сухие, так как находились тут, исходя из даты смерти, почти две недели.       — Эти букеты, от кого они?       — Один от ее лучшей подруги, что поддерживала ее на протяжении всего ее жизненного пути, а второй от ее дочери. Странно, правда? Ваша бабушка покоится в серебряном гробу в отдельном богато украшенном склепе, окруженная цветами. А ваша тетя предпочла деревянный короб, гниение и червей, пожирающих ее плоть. Сотни пришли почтить память вашей бабушки, в то время как вашу тетю провожала в последний путь лишь семья ее лучшей подруги. Но что потом? Цветы на могиле вашей бабушки успеют усохнуть и истлеть до следующего посещения могилы, как и воспоминания о ней. А цветы на могиле вашей тети появляются каждый месяц.       — Каждый месяц?       — Я узнала, что каждый месяц старому и проверенному сторожу кладбища присылают плату за букет и его услуги. Каждый раз он по чьей-то просьбе покупает пятьдесят белых пионов и исправно оставляет их у могилы. Думаю, объяснять, от кого исходит эта просьба, нужды нет.       Миднайт положила около свой букет могилы и неподвижно встала в скорбной минуте молчания. Мистраль неосознанно поддержала ее молчание своим, почтив память о почти незнакомой, но все же родной для нее пони.       — Вы пытаетесь найти поступкам вашей бабушки оправдание. Я угадала? — сказала Миднайт, прерывая панихиду. — Вы не в состоянии смириться с тем, что дорогой вам пони оказался надменным и презирающим других созданием. Но, ища оправдание ее поступкам в жизни вашей тети, вы ничего не найдете. Ваша тетя желала просто счастья для себя и своей дочери, а маркизу интересовала лишь ее родословная.       — Вы считаете тетю Гарде... То есть тетю Морнинг счастливее бабушки, даже после всего случившегося?       — Нет. В смерти нет счастья, лишь покой. Смерть может быть карой, но никогда не будет расплатой за совершенные злодеяния. Ваша бабушка знала это, а потому не пыталась сопротивляться смерти, жизнь для нее стала куда большей мукой. Поэтому я и говорю, что она отделалась куда проще, чем того заслуживала.       Мистраль вновь начала молча идти за Миднайт, гадая, кому предназначался второй букет. Им пришлось пройти долгий путь, почти на противоположный конец кладбища. Всё было ради еще более невзрачной и жалкой памятной плиты. Также остановившись напротив, Миднайт грустно вздохнула и посмотрела на занесенную сухими листьями плитку. Взгляд ее был лишен каких-либо мыслей, в нем была лишь печаль и тусклый огонек мрака.       — Чья это могила? — осторожно поинтересовалась Мистраль.       — Моей сестры. — сказала Миднайт после долгой паузы и принялась разгребать с могильной плиты листья.       Мистраль побледнела, увидев, что кобылка по имени Миднайт Клауд умерла, еще будучи жеребенком.       — Моя сестра убила себя, она повесилась на веревке, сделанной из пододеяльника. — мрачно и безэмоционально говорила Миднайт. — Она была доброй, даже слишком доброй к другим. Ей хотелось помогать каждому в приюте. Но чудовища, которых набирали в наши группы ради того, чтобы в приют поступало больше государственных денег для разворовывания. О, эти чудовища своими поступками создавали еще больше монстров, и у Клауд не вышло с ними справиться. Они ее сломали, они довели ее, ее добрая и мягкая натура сделала из нее мученицу. А ваш отец покрывал все, что происходило в этом приюте. Он и дело о моей сестре замял, выставив ее больной на голову и никому не нужной сиротой.       От ее слов сердце Мистраль сдавили тиски стыда и вины, а глаза ее намокли. Миднайт в это время продолжала смотреть на холодный могильный камень пустым взглядом.       — Мне жа...       — Мне не нужна ваша жалость. — строго отрезала она. — Мне она не нужна, потому что, проявляя ее ко мне, вы выказываете неуважение к моей сестре. Лишь радикальные меры в борьбе за правду окупают себя, и я это доказала.       Миднайт возложила к могильной плите второй букет и развернулась в сторону выхода. Мисс Лемон также безмолвно последовала за хозяйкой, неумело скрывая свою жалость и грусть к этой строгой и прагматичной пони.       — *Memento mori, госпожа Мистраль. — сказала она на прощание.       Мистраль еще какое-то время разглядывала могильный камень, после чего побрела другой дорогой к выходу, погруженная после произошедшего в еще более тягостные думы.