Цена счастья

      Ночь для Пассата выдалась беспокойная. После всего, что произошло на Гала, он попросту не мог уснуть. Голова тяготела от всевозможных мыслей, и самой главной мыслью была даже не его новообретенная родственница, а то, каким идиотом он был. Бабушка еще в Клаудсдейле предупреждала его присматриваться к Миднайт, а он, как мотылек, был ослеплен симпатией к ней и списывал все подозрения на недоверие бабушки к низкородным.       Но что теперь? Миднайт экстренно увезли в больницу, должно быть, сами божественные сестры или провидение покарало ее за этот бесчестный поступок. Главная виновница исчезла, оставляя его наедине с виновницей второстепенной. Он с трудом верил, что его родная бабушка, такая благородная и так рьяно заботившаяся о семье, могла оказаться монстром. Ему не хотелось в это верить, но слова Миднайт и реакция маркизы — все сходилось в одну единую мысль: его бабушка добровольно превратила себя в монстра, чтобы защитить свою семью от эфемерного и глупого понятия чистоты крови, поставив крест на своей дочери и ее личном счастье.       Завтра они первым же поездом вернутся в Клаудсдейл. Но какой был смысл? Благодаря телеграфу о произошедшем завтра будет знать весь город, а любой живущий в Клаудсдейле знает, кто такие Ноктилусент, и сотни врагов непременно захотят посмеяться над семейным бесчестием.       На балконе соседнего номера появилась Мистраль, по ее усталому и замученному виду было видно, что она тоже не могла уснуть и, судя по всему, рыдала какое-то время назад. Она повернула голову к брату, и два глаза на секунду блеснули золотом в лунном свете.       — Тоже не спишь? — спросила она шепотом.       — Да, не могу. Что с бабушкой и мамой?       — Бабушка не спит, просто молча сидит и неподвижно смотрит в пустоту перед собой. Если я пытаюсь с ней поговорить, она либо не отвечает, либо отсылает меня задать этот вопрос какой-то Рокаде. Она даже не попыталась смыть с себя кровь, пришлось нам с мамой ее частично почистить. — Мистраль сделала паузу и заглянула в свой номер. — Мама, кажется, уснула, она тоже долго не могла прийти в себя после случившегося. Вид Миднайт, захлебывающейся кровью, ее сильно напугал.       — Ясно. — задумчиво протянул Пассат. — Как думаешь, что теперь будет?       — С нами?       — Со всем.       — Не знаю, но думаю, что хуже уже не будет. Меня беспокоит другой вопрос: знал ли обо всём мой отец? И если знал, то почему он не заступился за тётю Гарде?       — Думаю, лучше будет спросить у него самого завтра.

***

      Поездка домой выдалась не самой приятной. Табия начала выглядеть болезненно к утру, она неестественно побледнела, и ее тело периодически пробивала дрожь. Мистраль и Памперо выглядели куда приятнее, но вид у них был неизменно печальным, и они то и дело заливались краской стыда, ловя на себе чужие взоры, приписывая их к осуждающим.       Помимо всего прочего, многие гости также возвращались в Клаудсдейл сразу после Гала, и вагоны люкс были чуть более оживлены, чем обычно. Так и не спавшему всю ночь Пассату мерещились смешки и осуждение за спиной от каждого встречного пони. Сказать наверняка, были ли они реальны, он не мог, но то, что все окружающие знали обо всем случившемся и обращали на них внимание, было однозначно.       По прилету в сам город дела лучше не стали. Ни один из извозчиков не хотел их везти даже за переплату. Лишь когда Пассат переплатил в четыре раза за закрытую карету, один из извозчиков с неохотой согласился, но довез их только до окраины района «Гало». Остальной маршрут им пришлось преодолеть пешком, ловя на себе десятки презрительных и надменных взглядов своих соседей.       На подступах к дому их внезапно встретил Арктик Стар, явно не находивший себе места. Расторопно спикировав рядом с четверкой, он первым делом удостоверился, что внешне они в порядке.       — Арктик. — казалось бы, радостно начал Пассат, но острое чувство стыда мигом его заткнуло, заставив замяться перед лучшим другом.       — Доброе утро, графиня, Мистраль, Пассат... Маркиза. — также замялся он, увидев пожилую пони. Но, в отличие от Пассата, он быстро прокашлялся и собрался с мыслями. — Рад, что вы держитесь, несмотря ни на что. Моя догадка о том, что вы как можно раньше вернетесь в Клаудсдейл, меня не подвела. Я должен был убедиться лично, что вы стойко переносите все невзгоды, и я в этом убедился, друзья. После всего случившегося нужно иметь по-настоящему выдающееся мужество, чтобы выдержать все это.       — Спасибо, Арктик, ты настоящий друг. То, что случилось на Гало, еще долго будут помнить, но я уже поклялся самому себе, что перекрою этот постыдный отпечаток на нашем роду. — говорил он шепотом, наклонившись к Арктику, чтобы это не слышала его бабушка.       — Подожди, Пассат! — с ужасом отступая, сказал Арктик. — Тебя что, волнует только то, что произошло на Гало?!       — В каком смысле? — удивился Пассат, начиная смотреть на своего друга с еще большим страхом.       — Ты разве не читал газет?       — Нет, мы же только приехали, да и настроение у меня не то, чтобы просматривать газеты.       — О Селестия! Неужели вы все совсем ничего не знаете?       — Да о чем ты говоришь, Арктик?!       — О твоем отце.       — Что? Что случилось с моим мужем?! — встрепенулась Памперо. — Он в порядке?       Заволновалась не только мать семейства, но все, кто был рядом с ней. Даже маркиза частично вышла из своего оцепенения и решительно направилась в сторону дома, не обращая ни на кого внимания.       — С вашим мужем всё в порядке, по крайней мере физически. Но он... — Арктик вновь замялся, глядя в глаза отчаявшейся кобылки. — Вам лучше лично поговорить с ним, о таком не должны узнавать даже от друга семьи.       — Я понимаю. — с волнительным вздохом ответила Памперо. — Спасибо еще раз, Арктик, за то, что не отвернулся от нашей семьи и от моих детей.       Графиня последовала примеру маркизы и удалилась в сторону дома, легкой рысцой оставляя близнецов на попечение их друга.       — А вот вам лучше будет узнать это от меня, — вновь начал он после ухода графини. — Но если вы позволите, я предпочел бы рассказать всё у себя в конторе, а не на улице.       — Тогда идем скорее, мне срочно необходимо узнать всё.       Потратив время на дорогу до корреспонденции Арктика, они наконец очутились у него в офисе. Это был довольно маленький кабинет, который казался внешне еще меньше из-за нагроможденных повсюду кип бумаги и разных печатных выпусков газет. Лавируя между всего этого беспорядка, они добрались до потрепанного временем, но все еще удобного и почти не пыльного диванчика, куда Арктик усадил своих гостей, а сам поставил стул и сел напротив.       — Прошу, Арктик, не мучай нас ожиданием и расскажи, что произошло.       — Дело, как вы уже поняли, касается вашего отца, графа Буллфинча. Вы же помните, что вчера вечером у него состоялся суд, где он выступал в качестве защиты для обвиняемой стороны?       — Да, и что же?       — Он проиграл этот суд.       — И из-за этого ты нас всех перепугал?       — О нет, если бы он просто проиграл этот суд, это бы сказалось лишь на его адвокатской репутации. Но дела обстоят куда хуже. Вам полный или сжатый рассказ о произошедшем?       — Полный, но без ненужных подробностей.       — Хорошо. Вот как всё было:

***

      Вечером вчерашнего дня, в четыре часа, должно было состояться слушание о групповом иске против сети приютов и интернатов «Облачные просторы» и графа Льезона в частности. В качестве защиты в этом деле, как и в предыдущих делах, связанных с сетью этих заведений, выступал граф Буллфинч.       Все уже давно знали, что это дело будет вести он, так как они с Льезоном были друзьями молодости, вместе вели дела и решали рабочие вопросы. Поговаривали даже о том, что Пассата когда-нибудь женят на дочери Льезона, даже несмотря на большую разницу в возрасте.       Суд вот-вот должен был начаться. В зале сидели корреспонденты разных газет, среди которых был и Арктик, другие судьи, адвокаты и прокуроры, коллеги Буллфинча, родственники подавших иск и представители мэрии. Буллфинч прошел к своему месту, игнорируя их взгляды, коллеги в своем большинстве его ненавидели, как и он ненавидел их. Но все же с Буллфинчем приходилось считаться, он знал это и поддерживал свой высокомерный вид, пока двигался к своему месту.       Судьей на данном заседании должна была выступить Кэтнип — сокурсница Буллфинча. Хоть она и не испытывала дружеских симпатий к нему, но все же относилась более нейтрально и снисходительно, относительно других. Все знали ее как крайне принципиальную и крайне ответственную судью, но все же приписывали ее присутствие на суде в плюсы Буллфинчу.       Оппонентом Буллфинча выступал некий Сол. Он был известен в адвокатских кругах тем, что активно брался за оправдание преступников и не проигрывал ни одного дела. Однако его странно было видеть в качестве главной движущей силы гражданского иска.       Было очевидно, что всем собравшимся не терпелось поскорее начать этот судебный процесс. И как только подошло время, все активно принялись за работу. Граф, которому предоставили защитное слово, первым прошелся по списку предъявляемых обвинений со всем своим красноречием и выдержкой, разгромив или оправдав все пункты, представленные там. Среди присяжных после его слов закипели одобрительные волнения.       Казалось, что дело опять завершится в пользу «Облачных просторов». Но тут слово перешло к совершенно спокойному Солу. Тот принял его и вышагал в центр зала для ответного слова. На минуту воцарилось зловещее молчание, только для того, чтобы Сол начал говорить в той слегка несерьезной манере, в которой он защищал любое из своих дел.       Вначале были приглашены свидетели и предоставлены подписи, более 50 пострадавших поддержали этот иск и готовы были дать свои показания против приютов и интернатов, в которых они росли. Все подкреплялось медицинскими заключениями, отчетами о сторонних жалобах и даже выступлением нескольких бывших работников.       После того как часть выступления была прослушана, Сол перевел взгляд на Буллфинча. Тот был явно зол от происходящего, но не подавал виду и держался достойно. Защитное слово вновь должно было перейти к Буллфинчу, но Сол запротестовал, сказав, что граф не может выступать в качестве защиты, так как является соучастником преступления, а кандидатуру защитника подавал как стороннее лицо, а не как обвиняемый.       Решительно все были возмущены таким выпадом, но также всех смутило, как сильно побледнел граф от слов Сола. Граф был так подавлен и потрясен, что ему потребовалось несколько секунд, чтобы выдавить из себя несколько слов. Это смущение также не ускользнуло от всех, и уже не только присяжные, а вся зала зашептала, обсуждая этот момент. Судья призвала к порядку, и все затихло.       На удивление, судья не передала защитное слово Буллфинчу, а попросила Сола дать пояснение своим голословным обвинениям.       — Доказательства, мистер Сол, помните, что ваши мерзкие изречения должны быть подтверждены доказательствами.       Тот с превеликим удовольствием принялся за разъяснение. Суду были предоставлены не просто призрачные факты или пустые слова, а полноценные изобличающие документы с полноценными пояснениями от Сола. Ненароком зритель из залы мог увидеть, как подрагивает граф Буллфинч от оглашения той или иной квитанций, договоренностей или ведомости, заверенной нотариально.       Наконец, когда стопка документов была закончена, по залу вновь пронесся шум, вдвое громче прежнего. «Порядок в суде!» — громко огласила Кэтнип и ударила два раза молотком. Все же из представленных документов без должного расследования было трудно сделать какие-либо выводы, а также путь, благодаря которому они очутились у Сола, тоже создавал ворох вопросов.       — Вы понимаете, что вам нужны более существенные доказательства? — спросила судья у Сола.       — Разумеется, они у меня есть. Посмотрите на лицо господина Буллфинча и скажите, что оно принадлежит честному пони, и нужны ли вам еще более существенные доказательства. — говорил Сол, обращаясь к присяжным.       Судья искоса посмотрела сначала на Сола, а затем на склонившего голову Буллфинча.       — Защитное слово передается графу Буллфинчу.       Сказала Кэтнип, ожидая, что тот выйдет в центр зала на замену закончившего выступать Сола. Но граф не двинулся с места.       — Вам предоставлено защитное слово, господин Буллфинч. — более громко и настойчиво огласила Кэтнип.       Граф вздрогнул, выходя из забытья, начал судорожно перебирать и хрустеть бумагой со стола, но так ничего и не взяв, вышел в центр залы. Только тогда Кэтнип, присяжные и все в зале увидели, как он был страшен. Изнемогающий от пота, стекавшего ему в глаза, мечущий взгляд по всей зале и бледный, как мраморная статуя, он стоял на шатающихся ногах.       Все впали в немалый шок от его вида. Даже его враги в глубине души соболезновали ему, потому что в тот момент несчастье их врага пересилило их ненависть. Однако этот момент соболезнования быстро прошел, ибо в первую очередь судей учат сопротивляться влиянию жалобного взгляда, который мог бы разжалобить монстра из Тартара, но никогда бы не подействовал на Эквестрийского судью.       Кэтнип была поражена преображением Буллфинча. Она, как никто другая, знала, что потребовался бы великий упадок сил, чтобы сломить такого пони, как граф Буллфинч.       — Граф, вам предоставлено защитное слово. — еще раз, но намного сдержанней, повторила она.       Граф продолжал стоять в абсолютной тишине, задыхаясь от удушливого галстука на шее, из-за чего ему пришлось его ослабить и расстегнуть верхнюю пуговицу.       В это время Льезон не отводил испуганного взгляда от Буллфинча. Казалось, что его покинули все жизненные силы. Казалось, что последняя ниточка жизни цеплялась за его адвоката, цеплялась и дрожала от того, что боялась, что адвокат уже всё для себя решил.       — Мистер Буллфинч, вы собираетесь воспользоваться защитным словом?       — Нет. — глухо простонал граф.       — Как? Господин Буллфинч, можем ли мы предположить, что эти обвинения могли помрачить ваш рассудок и сказаться на вашем ответе?!       Булфинч покачал головой. Его ошибкой было то, что он уже смирился с поражением. Даже если ему удастся выкрутиться сейчас, документы, представленные суду, все равно привлекут к себе внимание. Затем последует обыск с дознанием, и дело вновь дойдет до суда, только суд уже будет происходить над Булфинчем. Выгоднее сейчас было смириться и признать вину, чтобы обстоятельства в будущем смягчили его приговор.       — Напрасно я верил, что божественные сестры пощадят меня за то, что я искупаю свой преступления, творя правосудие. — прошептал он сам для себя эти слова с пустым взглядом.       — Граф Буллфинч, я даю вам последний шанс. Перед нашим судом все равны, как перед судом двух сестер. Мы не позволим вас раздавить, не дав вам возможности защитить себя, если вы только сами этого не захотите. Может быть, вы желаете расследования?       — Нет. — уже куда более грозно прорычал он, вступая обратно к своему месту.       — Тогда я не вижу смысла в дальнейших дебатах. Прошу присяжных собраться и вынести вердикт.       Ждать вердикта не пришлось, все присяжные единогласно вынесли приговор «виновен» графу Льезону.       На имя графа Булфинча, сразу после суда, было заведено расследование в подозрении к халатному отношению к работе, коррумпированности и сокрытию улик и фактов от следствия под присягой. На время расследования ему назначили домашний арест, которому он не сопротивлялся.

***

      — Ваш отец не стал отрицать, что покрывал, за плату, мошенническую схему графа Льезона по выуживанию государственных денег на содержание благотворительных заведений за счет сирот и махинаций с документацией. А также знал, но утаивал, как на самом деле живут сироты в этих приютах. Мне жаль, но это то, как обстоят дела на сегодняшний день.       Пассат и Мистраль мрачно молчали, Пассат прикрыв копытами глаза, а Мистраль в ужасающем помешательстве смотря в эфемерную точку на столе.       — Откуда бы ни шли корни этого разоблачения на графа, я готов сказать лишь одно, и вы не можете поспорить с этим фактом: быть может, это всё воля врага, но этот враг — лишь запоздалое проведение. Насколько бы мы ни уважали графа Буллфинча, его поступку нет оправдания. — вновь начал Арктик.       Пассат поднял красное от стыда лицо с мокрыми от слез глазами и, шмыгнув носом, согласился со словами Арктика.       — Вы правы, друг мой, поступкам графа нет оправдания.       Наконец Мистраль не выдержала и заплакала после слов брата, но эти слезы облегчили ее горе, и она смогла собраться с мыслями, как только ей полегчало.       — Мистраль, Пассат, я могу лишь догадываться, как вам тяжело сейчас. Весь мир и вера в родных отвернулись от вас, но вы не должны отчаиваться. Хвала Селестии, что поступки отцов не бросают тени на их детей в наше время. Я заявляю это, даже зная, что девиз вашего рода говорит об обратном. Ни один благородный род не прошел через века своей истории, не запачкавшись в крови или не замарав чести в грязи. Вспомните, что у вас все еще есть благородная мать и чистое будущее. Я готов поддержать вас в этой ситуации как друг, но притвориться, что маркиза и граф не виновны в своих преступлениях против закона и морали, я не могу.       — Мы понимаем и ценим это, Арктик. Но напрасно ты так думаешь, Арктик, наши жизни кончены. Я не осмелюсь согласиться с тем, что этот удар нам принесло провидение, потому что за любым подобным поступком в первую очередь стоит какая-нибудь личность, а уже потом небесная кара. И это к лучшему, потому что вместо невидимого вестника рока я встречу осязаемое и смертное существо. Я хочу найти тех, кто преследует нас своей ненавистью, и я найду их, чего бы мне это ни стоило.       — И что тогда? — спросил Арктик, но ответа не последовало.       — Где я могу начать свои поиски? — мрачно поинтересовался Пассат.       — Друг мой, может все-таки ты выслушаешь мой совет?       — Где я могу начать? — еще более одержимо повторил Пассат.       — Думаю, что в адвокатской конторе Сола. — пробормотал сдавшийся Арктик, глядя на отчаяние в глазах друга. — Мистраль, ты с нами?       Пегаска помотала головой. — Я хочу узнать, как себя чувствует мама, и хотела бы посоветовать моему брату сделать то же самое, но я уверена, что он не послушает.       — Я буду очень благодарен, если ты сообщишь мне, сестра.       — Хорошо. — с грустным вздохом отвечала Мистраль, уже смирившаяся со всем произошедшим.

***

      — Здравствуйте, мистер Сол сейчас не принимает. — говорила секретарша за стойкой.       — Меня это не волнует. — заявил Пасса, проходя мимо нее и распахивая дверь в кабинет Сола.       — Какого черта? Я что, не могу спокойно посидеть и почитать в свой обеденный перерыв?       — Есть такие посетители, которых невозможно не принять, если не хочешь оказаться трусом. Я требую объяснений!       — Да кто вы такой?       — Я виконт Пассат Кингчесс, сын графа Буллфинча Кингчесса!       Сол остолбенел на несколько мгновений. Затем, развернувшись к секретарше, сказал: «Оставьте нас». Секретарша выполнила просьбу начальника и закрыла дверь кабинета.       — Что же вас привело, господа?       — Что нас привело? Да ты... — его порыв остановил Арктик, который дал понять, что ему стоит успокоиться перед тем, как продолжать разговор.       — Нас сюда привело дело, в котором вы были оппонентом графа Буллфинча, нам требуются объяснения. — разъяснил он мысль друга.       — Объяснения? Я думаю, что тут всё и так понятно. Чем я виноват, что ваш отец оказался коррумпирован?       — Подонок! Ты наверняка в сговоре с теми, кто всё это устроил. Ну конечно, опорочить честь уважаемого судьи на его поле боя ради собственного престижа. Вы виновны в той же степени!       — Прошу вас следить за языком, господин Пассат. Вы правы, дело с графом прибавило престижа моей адвокатской конторе, но это лишь само собой вытекающий фактор из любой победы на поле юридических распрей. Подумайте сами, разве мне есть какая-то личная выгода от того, что секрет Буллфинча вскрылся?       — Но вы рыли именно под моего отца, а не под графа Льезона, над которым совершался суд.       — Я не отрицаю этого, мне кажется, никому не запрещено готовиться к делу, которое тебе предстоит вести. Но я не по собственной воле начал это делать, и мне в большей части помогли с этим, предоставив все документы, изобличающие графа. Поймите, я лишь наемный рабочий. Мне платят, чтобы я качественно выполнял свою работу и я ее выполняю. А когда мне давали эту работу, заранее указали сосредоточить свое внимание на Буллфинче и его делах с Льезоном.       — Указали? Но кто?!       — Боюсь, я не могу этого сказать. Это можно считать нарушением прав моего клиента.       — Кто?! — прорычал Пассат.       Сол испугался перспективы того, что Пассат мог набросится на него в любой момент, и серьезно задумался о чем-то.       — Впрочем, это и так можно будет узнать через налоговую. Да и она не упоминала об анонимности. Все же ее имя фигурирует в иске, хоть она и не принимала непосредственного участия. — бормотал он себе под нос, обдумывая свое окончательное решение.       — Ну?       — Ну что ж, лицо, с которым я беседовал, выросло в «Облачных просторах» и имело полное право на подачу коллективного иска, оно полностью оплатило все издержки, связанные с судебным процессом, и помогло своим корреспондентам в поисках желающих поддержать иск и сборе всех изобличающих бумаг. Это лицо лично нашло меня и попросило вести это дело, дав точные указания и сроки.       — Да кто же это?!       — Миднайт Рейн. — непринужденно отвечал Сол. — Она, кажется, ваша соседка.       — Миднайт Рейн организовала этот иск?!       — Да. Она, безусловно, потратила колоссальные ресурсы на то, чтобы разоблачить вашего отца, сразу как приехала в Клаудсдейл.       — Господин Сол, вы обвиняете Миднайт, зная, что ее сейчас нет в Клаудсдейле и что она не может себя оправдать.       — Я никого не обвиняю. Ее имя фигурирует в деле, я жду ее подписи в своих расписках, она лично жаловалась мне, что настрадалась в «Облачных просторах» по причине того, что ваш отец покрывал все происходящие там бесчинства, прекрасно зная о них. Это не обвинения, а всего лишь факт.       Пассат отступил на несколько шагов, пытаясь прийти в себя и переварить услышанное.       — Так что, если вам нужны объяснения, спрашивайте их не у меня, а у госпожи Миднайт. Мне на ваши личные расприи все равно, ведь они никак не сказываются на моей карьере или достатке.       Сомнений больше не осталось, Соул хоть и защищался низко, но делал это уверенно, с полной правотой своей позиции. Быть может, не говоря всей правды, он раскрыл основную суть, как и свойственно адвокату, а Пассату нужно было только это.       — Хотите совет, мистер Пассат? Забудьте всё это. В этом облачном мегаполисе, как и в других больших городах, всех манит лишь запах крови. Как только вашего отца осудят, всех привлечет чужой аромат, и все про вас позабудут, а через лет пять и вовсе никто не вспомнит об этом случае. Съездите в другой город или страну на это время, это всяко безопаснее, чем затевать вражду с мисс Миднайт.       — Спасибо вам за совет, мистер Сол. — сдержанно отвечал Арктик, направляя все еще погруженного в мысли Пассата к выходу. — Ваше предложение разумно, но, боюсь, мой друг не откажется от своего решения. И спасибо вам за содействие, несмотря на наше поведение.       — Обращайтесь, если надо будет кого-нибудь засудить или вытащить из тюрьмы. И помните: «Лучше зовите Сола!».       Арктик вывел Пассата на свежий воздух, в то время пока он вспоминал всё, что с ним произошло с момента знакомства с Миднайт.       Миднайт знала всё с самого начала. Она не случайно поселилась на их улице и познакомилась с Мистраль на бирже. Она посетила их дом и поговорила с каждым, чтобы изучить их семью. Эта кобыла с самого начала пылала ненавистью к их роду и лишь ждала случая, чтобы поведать всем правду. И этот случай подвернулся ей, ведь не просто так судебный процесс отца и Гала были назначены на один день. Она единовременно нанесла семье два непоправимых удара, воспользовавшись своим прикрытием друга.       Выйдя из рассуждений, он поведал все свои мысли Арктику.       — Ты прав, Сола и правда касается лишь материальная сторона этого вопроса. Похоже, что Миднайт Рейн и впрямь устроила вашей семье показательную казнь. Я согласен, что объяснений тебе стоит требовать от нее. Но...       — Но? Какие могут быть «но»?       — Подумай, Пассат, это крайне серьезный шаг, ведь я уверен, что тебе от нее не просто объяснения или извинения нужны. Ты хочешь, чтобы она поплатилась.       — Да, ты прав, я хочу этого.       — Поэтому я и прошу тебя не торопиться. Всё же я, как бы это больно для тебя ни прозвучало, не вижу вины Миднайт в том, что случилось с твоим отцом. Миднайт имела полное право мстить ему, и она своей местью не только свершила справедливость, но и, быть может, подарила многим сиротам надежду на будущее.       — Ты прав, я не могу требовать с нее объяснений за отца, ведь тут и вправду все понятно и без них. — обиженно говорил Пассат. — Но то, что она опорочила маркизу. Тут ты не смеешь спорить с тем, что она не имела на это права, даже если выполняла чужую волю.       — Да, в случае с маркизой я на твоей стороне. Но визит к Миднайт будет крайне серьезным. Соул — деловой пони, а деловые пони знают себе цену и неохотно рискуют жизнью, в отличие от Миднайт, которую можно также считать леди чести, по крайней мере внешне. Но я опасаюсь, что под внешностью этой леди может скрываться нечто гораздо страшнее. А если она окажется убийцей?       — Я опасаюсь только того, что она откажет мне в дуэли.       — Значит, все-таки дуэль, Пассат? Она же кобылка, да еще и после операции.       — Считаешь, что она откажется?       — Мне кажется, что наоборот, я думаю, что она будет слишком хорошо драться. Но мне кажется, что тебе стоит прислушаться к Солу. Покинь с семьей Клаудсдейл на несколько лет, пока все не забудется.       — Как ты можешь мне такое предлагать?!       — Пассат, если Миднайт и впрямь всё продумала и не собирается останавливаться на маркизе и графе, то она наверняка предвидела то, что ты захочешь ей отомстить. А вдруг дуэль — это единственное, чего она ждет, потому что знает, что другими способами до тебя не добраться? Что, если она убьет тебя?       — Тогда я умру, защищая честь своего рода, кровь смоет позор. Наша семья — староверы, и я воспитан как старовер, поэтому ты меня не переубедишь.       — Подумай о матери и сестре!       — Да, мне действительно жаль, что им придется все это пережить. Но умереть в позоре всяко хуже, чем упиваться горем.       — Значит, я не смогу тебя переубедить?       — Нет.       — Тогда мне остается только подготовить тебя так хорошо, чтобы ты вышел победителем. Но где ты собираешься бросить ей вызов, ее нет в Клаудсдейле, и ты даже не знаешь, пережила ли она операцию.       — Такие скользкие гады, как Миднайт, всегда выкручиваются даже из копыт смерти. Что касается её приезда, то ты слышал, что Сол сказал: она должна подписать документы после рассмотренного дела. Поэтому она приедет.       Внезапно к ним подлетела Мистраль, которую они не ожидали увидеть так скоро.       — Вы узнали, что хотели? — грустно поинтересовалась Мистраль.       — Да, сестра. Но сначала скажи, что происходит дома.       — Слуги подают на увольнение, скоро они все покинут наш дом. Мама поговорила с отцом, и они думают о разводе. — новость, которую Пассат ожидал, но о которой так не хотел слышать. — А бабушка... У нее поднялась температура, и начался бред и лихорадка. После новостей у нее началась горячка, и ей вызвали врача на дом.       Пассат сжал зубы от услышанного. — Арктик, мне срочно нужно домой. Могу я рассчитывать на встречу с тобой завтра?       — Конечно. Я зайду за тобой в десять, если тебе угодно.       — Спасибо.       Мистраль с Пассатом улетели обратно в свой дом. По дороге Пассат рассказал сестре всё, что они с Арктиком узнали у Сола. Мистраль была опечалена и раздражена новостями не меньше Пассата, хоть и не показывала этого. Но Пассат умолчал о своем плане, даже несмотря на то, что Мистраль хотела расплаты Миднайт почти так же сильно, как он.