Цена счастья

      Миднайт стояла перед прилавком кондитерского магазина, сверля грустным взглядом кекс, покрытый красной глазурью. Из размышлений ее вывел вопрос кондитера.       — Уже определилась с выбором?       Она подняла на нее голову, натянув фальшивую улыбку и попытавшись изменить свой взгляд на веселый или хотя бы расслабленный.       — У тебя все хорошо? — ее слова мгновенно дали понять Миднайт, что она не справилась с простейшей задачей.       — Можно кексов? — спросила она, проигнорировав вопрос кондитера.       — Конечно, а сколько?       — Один.       — Всего один? Может что-нибудь еще?       — Нет, спасибо. — она оставила монетку на прилавке и забрала коробку с кексом.       Выйдя на улицу в нос ударил запах свежести и дождя, перебивший плотный запах свежей выпечки, стоявший в кондитерской. Все прошлые года она проводила этот день в Клаудсдейле, там дождей никогда не было. Не то чтобы ей не нравился дождь, но за 2 недели беспрерывного полива он начал надоедать ей.       Шагая по дороге, она вновь размышляла о том, что еще совсем не готова. Она еще не искоренила в себе все слабости и даже такая дурацкая причина, как ее день рождение, заставила ее прогнуться под настоящие эмоции. Хорошо, что сегодня она не преподает у Спирит и Призма, никому из их семейства лучше не видеть ее в таком состоянии, пусть и дальше думают что она веселая и наслаждающаяся жизнью кобылка.       Вернувшись в особняк она тихонько прошла в свою комнату, где закрылась от посторонних взоров, там ей было куда спокойнее. Предаваясь чтению книг, она покидала комнату только чтобы сходить в ванную, либо пополнить кипятком термос, в котором она теперь постоянно заваривала свой травяной отвар.       Прервавшись, впервые за день, на сон она с горечью обнаружила, что все ее сны вновь были только из воспоминаний о доме и матери, ей не хотелось видеть их. Эти воспоминания в настоящее время были для нее ядом, терзающим ее сердце и душу. Ей хотелось верить, что у мамы и тети все хорошо, это помогало ей бороться с тоской, но если она думала об этом постоянно, то темп ее работы замедлялся, а печаль только усиливалась.       — Похоже сегодня не удастся нормально поспать. — удручающий факт, учитывая то, что из-за школы она начала спать всего по 6 часов в день.       Посчитав, что лучше она будет страдать от недосыпа, чем травить себя теплыми воспоминаниями о том, как она праздновала свои дни рождения с мамой и тетей, как они вместе делили небольшой медовик со свечками или как ей подарили ее любимую плюшевую кошку. Она закусила уголок нижней губы, смесь грусти и злобы заставила ее выполнить дыхательное упражнение, чтобы успокоится.       В таком удручающем настроении тянулся для нее весь день. За ужином, ей удалось удержать маску, в основном из-за разговоров она разные темы, что смогли ее ненадолго отвлечь. Но сразу по возвращению в комнату она почувствовала, как душевный груз взвалился на нее с удвоенной силой. Смысла бороться с этим грузом она не видела, так как она не собиралась покидать комнату до конца дня, да и вряд ли к ней кто-нибудь еще зайдет сегодня. Поэтом она позволила уголкам своих губ опустится, ушкам поникнуть, а взгляду стать мрачным и отрешенным. Миднайт взвалила свое тело, будто тяжкий груз, на стул и вновь погрузилась в чтение, ставшее для нее рутиной.       Лишь когда часы в ее комнате пробили полночь, заставив ее вздрогнуть, она оторвалась от книги и подошла к двери. Около двери она вслушивалась в пустоту коридоров, простиравшихся за ней. Не услышав ни шагов, ни дыхания, ни даже биения постороннего сердца, она спокойно выдохнула. Закрыв дверь на замок и зашторив окно, она достала на стол коробку с кексом. В свете одинокой свечки глазурь на нем поблескивала алыми бликами, способными возбудить аппетит у любого, кроме нее.       — С днем рожденья меня... — начала она напевать шепотом, ее голос был пропитан тоской и дрожал как пламя свечи. — С днем рожденья меня... — она чувствовала, как горячие слезы начали наворачиваться на ее глаза. — С днем рождения милая... — она остановилась в нерешительности произнести свое настоящее имя боясь, что стены могут услышать ее тайну и, даже не имея языка, разнести ее по всей округе.       Такого позора она еще не чувствовала - страх перед собственным именем. Похоже она и вправду была демон, раз знание о ее истинном имени давало такую власть над ее судьбою. Мысли, о том до какой жизни она докатилась, возникли сами собой. Это было первое ее день рождение без матери. Она была в бегах, вдали от дома, заботилась не об их благополучии, а об отпрысках богатого рода, чья жизнь была и без того проста и беззаботна.       Всего каких-то три месяца назад она была благодарна провидению за свое освобождение, все чего она жаждала тогда это свобода. Теперь же, ее старые мечты вновь заставляли ее стремится к ним, и когда ей удастся удовлетворить их, на смену им придут новые, еще более сложные и несбыточные. В этом крылась коварная сущность любого мыслящего существа, проклятье любого из живущих.       Она собралась продолжить петь, но вместо того чтобы произнести имя, она лишь безмолвно пошевелила губами, произнеся свое имя.       — С днем рожденья ме...ня. Теперь мне тринадцать.       Свечи на кексе не было, а задувать настольную свечу ей не хотелось, поэтому она просто откусила самую аппетитную часть верхушки, хорошо украшенную кремом и глазурью. Надеясь получить хоть какую-то радость, от сегодняшнего дня, она жевала нежную мякоть кекса. Но к ее сожалению ее подавленное настроение сделала кекс для ее вкуса крайне сухим и приторным. Ей был так отвратителен его вкус, что она не могла заставить себя проглотить этот кусок. В тот момент ей казалось, что она вот вот готовится глотать охапку гальки, и только глоток горького отвара из термоса помог ей справится с этим испытанием. Ее взгляд вновь упал на кекс, который скорее всего был также вкусен, как и те, что она пробовала в "Сахарном уголке", когда была в Понивиле, но ужасная тоска не давала, даже такой любительнице сладкого как она, насладиться его вкусом.       Отодвинув выпечку в сторону она хотела продолжить чтение, но ее прервала пара слезинок, упавших на старые страницы и намочив их. Она быстро вытерла лицо копытами, но взгляд ее оставался таким же замыленным из-за влаги.       — Похоже придется сделать перерыв.       С этими словами она слезла со стула и забралась на кровать. Лежа на боку Миднайт свернулась калачиком и смотрела на темную и пустую стену комнаты, пытаясь очистить голову от всех мыслей. По щекам на подушку медленно стекали тонкие струи слез. В горле проступила икота, периодически прерывая, на пару с неровным дыханием, абсолютную тишину в комнате.       — Ничего, ничего, наступит час, когда я буду злорадствовать, а другие будут рыдать. — она пыталась так себя успокоить, но это не помогло сдержать глухой и сдавленный, горестный стон, что вырвался из ее горла после этого.