Нужно любить, чтобы победить

      Собрав необходимое оборудование и переодевшись в геройский костюм, Изуку устало вздохнул. У него уже не хватало сил и терпения, чтобы постоянно думать о последнем разговоре с Кацуки. Ему было больно вспоминать то мгновение, когда он решился оборвать их отношения. Он уверял сам себя, что принял правильное решение, ведь в их общении было так мало искренности со стороны Кацуки, было мало понимания; Бакуго вел себя абьюзивно с ним, слишком отстраненно. Он просто пользовался им. Именно это коварное желание Кацуки так сильно злило Изуку, что он в ярости отмахивался от тех мысленных образов, в которых по глупости поддавался своим слабостям. Это было неправильно. Всё, что было между ними, неправильно. Он постоянно приходил к мысли, что поступил, как было нужно. Его чувства — это не так важно. Помня слова матери, Изуку старался думать, что его любовь в самом деле немного поверхностное и обманчивое ощущение, — совсем не то, за что он её принимал. Это же правда так и было. Изуку просто совершил очередную ошибку.       Но когда перед глазами возникало яркое воспоминание о том сломленном взгляде Кацуки, о его руке, что вцепилась в рукав, желая задержать мгновение, Изуку сильно жмурился, пытаясь прогнать этот образ из своей памяти. Он испытывал столько сожаления по этому поводу, что самому от себя становилось тошно. Как же оказалось просто его сломить. Тем не менее, чем дольше Изуку анализировал поведение Кацуки, тем ближе приходил к одному выводу: это было преступление чувств, а не корысти. Кацуки просто следовал за своими эмоциями — он всегда так делал; в этом было не так много расчёта, сколько необдуманных желаний. Он тоже просто оступился, и он принял свою вину — одного этого было достаточно, чтобы сердце Изуку тоскливо сжалось, умоляя обладателя проявить милость. Но это было невозможно.       Изуку не хотел глубоко уходить в рассуждения, в конце концов это следовало сделать самому Кацуки, он же сам велел ему подумать о своих чувствах — пусть так и остаётся. Мысли об этом ослабляли Изуку, он не мог обрести спокойствие, зная, что человек, к которому у него есть чувства (не имеет значения любовь ли это или нечно иное) испытывает боль. Но он не хотел погружаться в это болото, потому что на собственном опыте знал, что оттуда просто не вылезти.       Изуку не раз замечал, как Кацуки смотрел в его сторону, в глазах последнего можно было видеть стремление выполнить какое-то действие, было видно желание, а потом те чувства сменялись смирением. Кацуки быстро отводил взгляд, когда это замечал сам Деку. Изуку легко мог себе представить, о чём тот думал, потому что был уверен, что они думают об одном и том же. Но это ни к чему больше не вело, они лишь отворачивались друг от друга.       Мысли о Кацуки сложно было вытеснить из головы, только предстоящее задание помогло Изуку сосредоточиться. Их класс собрали у главного здания перед отправкой к местам сбора, по большому счету подробностей было сказано не так много, герой номер один Старатель лишь быстро обрисовал их цели, остальное Изуку услышал от Всемогущего, который перед тем, как отпустить Мидорию в самолёт, на котором их класс и других героев должны были доставить до места, решил поговорить с ним.       В словах этого великого человека Изуку слышал много поддержки, Тошинори искренне старался ободрить его, придать уверенности и сил, пожелать успехов, но так же в голосе слышалась тревога. Изуку заметил, как взгляд Всемогущего на мгновение скользнул в сторону юных героев, которые садились в самолёт, и потом он снова напомнил Изуку о Бакуго.       — Не отказывайся от его помощи, мой мальчик, работай со всеми сообща, не поддавайся тёмной стороне своей обиды.       Изуку даже усмехнулся тому, насколько сильно за него переживал Тошинори и как сильно тот рассчитывал на Кацуки; это было немного странно, но в тоже время мило. Взгляд сам собой нашёл Бакуго среди одноклассников, и Изуку вновь ощутил те чувства, которые испытывал во время их расставания — усталость и грусть.       — Я справлюсь, обещаю, Всемогущий, — сказал он, пытаясь произнести это максимально уверенно.       — Я верю в тебя, юноша.       Всемогущий улыбнулся — эта улыбка была так похожа на ту, которую бывший герой показывал с экрана телевизора маленькому мальчику Мидории Изуку много лет, и которой последний всегда хотел подражать. Тепло разлилось в груди, когда Изуку заметил эту ассоциацию, ему стало так приятно, что он тоже улыбнулся.       Перед тем как уйти, Всемогущий ещё на минуту задержал его.       — Я всё забываю спросить… По поводу предыдущих обладателей, — он понизил голос, чтобы никто их не услышал, — ты с ними не общался?       Изуку расстерялся. Этого общения уже долгое время не было, однако живая сила Один-за-всех всё ещё билась где-то внутри его жил, и в последнее время это ощущение почему-то усиливалось. Он чувствовал это. Чувствовал, что обладатели Один-за-всех с ним и, возможно, скоро у них будет разговор.       — Последний раз был давно, Всемогущий…       Тошинори задумчиво кивнул.       — Но, думаю, мне самому нужно попробовать наладить связь… — добавил Изуку.       — Угу, — только и успел произнести Тошинори, как вздрогнул от крика Айзавы, который начал поторапливать их, потому что уже все в самолете, и больше нет времени ждать.       — Мы ещё вернёмся к этому разговору, Всемогущий! — пообещал Изуку и в несколько скачков оказался в самолете. Весь класс отправили по своим местам, распределяя согласно плану.       Изуку торопливо сел на то место, которое для него занял Тодороки, он махнул ему рукой, привлекая к себе внимание, как только увидел его заходящим в салон.       — Спасибо, Тодороки-кун, — поблагодарил его Изуку, присев рядом, и они отправились в путь.       Изуку обвёл взглядом салон самолёта, едва прислушиваясь к окружающему шуму вокруг, в котором едва удавалось разобрать связные предложения. Всем было, что обсудить, эмоции били через край, и никто не мог сидеть спокойно. Кроме одного человека, на котором глаза остановились сами собой. Кацуки смотрел на Изуку всё это время, и опять, заметив чужой взгляд, опустил глаза в пол. Изуку посмотрел на свои руки, которые положил на колени, и выдохнул.       Сидевший рядом Шото, задал неожиданный вопрос:       — Всё в порядке? Мидория?       — А? Что ты имеешь в виду?.. — опомнился Изуку. — Всё нормально.       — Я… — Тодороки помолчал, прежде чем сказать: — Не сочти, будто я лезу не в своё дело, я просто переживаю и хочу тебе помочь.       — Конечно, — слабо улыбнулся Изуку.       Шото ещё недолго молчал, а потом произнёс:       — Если Бакуго тебя обижает — ты только скажи, я преподам ему урок.       — Что? Но он меня не обижает…       — Мне известно другое.       — Тодороки-кун, мы с Каччаном всё сами смогли решить, тебе не нужно вмешиваться или кому-то другому… — твёрдо сказал Изуку. — Всё нормально.       Шото довольно долго смотрел на Мидорию внимательным взглядом, а сам Изуку старался вовсе на него не смотреть, намекая, что не желает вести разговор на эту тему дальше, и даже немного отвернулся. Тодороки наконец отступил и негромко сказал:       — Как скажешь. Извини.       Всю дорогу Изуку чувствовал тревогу. В его голове будто звучало несколько голосов, которые он не узнавал. Его начало клонит в сон, и потом он сам не заметил, что всё кругом переменилось.       Он обнаружил себя в том самом пространстве, которое не обладало никакой формой, не имело начала и конца, которое было ярким и тусклым, казалось далёким и близким. Моргнув несколько раз, Изуку начал различать едва понятные силуэты перед собой, начал в чём-то узнавать неясные голоса. После длительного времени мутная фигура, что стояла напротив него и приблизилась, протянула к нему руку. Она что-то снова сказала, и вскоре Изуку вспомнил кто это, он понял, что это была Нана Шимура — героиня, что передала Всемогущему Один-за-всех много лет назад; его наставник.       — Мидория…       Изуку в волнении протянул ей руку в ответ. Он не почувствовал касания, но странная энергия прошла сквозь пальцы, будто слабый разряд электричества. Остальные фигуры, которые стояли недалеко, тоже обрели четкий вид, кроме того, что напоминал собой Всемогущего. Ощущения, испытываемые Изуку в состоянии полутранса, в которое он входил во время общения с предыдущими обладателями Один-за-всех, были такими же непривычными и даже слегка пугающими. Он расстерянно обвёл их взглядом.       — Это мы, Мидория, успокойся, — сказала Нана.       — Я не ожидал вас увидеть… Не помню, как тут оказался… Как…       — Времена сейчас такие, мы нужны тебе, мы хотим поддержать тебя.       — Нам нужно поговорить, парень. Времени мало, — сказал пятый обладатель, Дайгоро Банджо.       — Ранее мы не хотели вмешиваться в твою жизнь, так как ты был поглащен совсем другим, — произнесла Шимура.       Изуку густо покраснел.       — Надеюсь, вы ничего такого не знаете…       — Кое-что знаем, — обаскуражила она.       Деку хотелось провалиться под землю от стыда и помянуть про себя парой недобрых слов Бакуго за то, что втянул его в эти сомнительные отношения. Хотя в этом была и его вина тоже, он хотел их отношений не меньше, если не больше.       — Не переживай, мы не испытываем тех же ощущений, что и ты, иначе нам бы также как и тебе хотелось бы в туалет, ха-ха! — расхохотался Пятый.       — Мы только чувствуем твою сильнейшую любовь, твоё желание защищать людей и исполнить свой долг. Всё хорошо, Мидория-кун, мы не станем тебя ничему учить, — успокоила его героиня, улыбнувшись самой доброй улыбкой, которую Изуку прежде не видел.       — Хотя тут есть о чём поболтать, — не унимался Банджо.       — Помолчи! — махнула она на него рукой. Даже у этой леди начали сдавать нервы. Очевидно, красное от смущение лицо Изуку заставило её повысить голос.       Они долгое время разговаривали о возможной встрече с Тенко, потому что чувствовали сильнейшее влияние Все-за-одного на его сознание, и Деку тоже это ощутил. Это было грузное, тягучее, горькое чувство, от которого становилось плохо. Они говорили о том, что следующие причуды могут проявить себя в любой момент, и о том, что требуется сделать. Изуку уже и забыл, что всё это нужно делать именно ему, а не кому-то другому, никто не снимал с него ответственности; самое важное всё ещё лежало на нём. А он отдался настолько обыденным и глупым проблемам, в сравнении с которыми, теперешняя задача становилась ещё более невыполнимой. Ему было так неловко.       Чувство долга тяжёлым гнётом осело на его плечах, Изуку, конечно, был готов к этому, но всё равно испугался. На мгновение он ощутил удушье, ему стало плохо. Образы владельцев Один-за-всех начали расплываться, и он вынырнул из видения, хватая ртом воздух.       — Мидория? Мидория, ты в порядке?       Придя в себя после нескольких глубоких вздохов, Изуку понял, что сидит всё также в кресле самолёта, а рядом с ним сидел Шото, который держал его за руку в попытках поддержать.       — Да… Да, всё хорошо, — покивал Изуку. — Мне нужно выйти.       Он поднялся и направился в хвостовую часть самолета, где располагался туалет. Деку слышал, как за его спиной другие ребята начали задавать вопросы, услышал, как Тодороки встал со своего места, видимо, пожелав пойти вслед за ним. Но до Изуку донеслись не шаги Шото, а пара слов, сказанные в адрес кого-то другого.       — Это не твоё дело…       Изуку не дослушал, он быстрым шагом дошел до туалетной комнаты и вошел внутрь, но не успел он закрыться, как увидел Кацуки, что задержал его, ухватившись за дверь.       — Подожди, — попросил он твёрдым голосом.       — Каччан?       На мгновение они замерли, вглядываясь в лица друг друга. По глазам Изуку понял, что Кацуки догадывался о его состоянии, и, наверняка, знал, с чем это было связано.       — Ничего серьёзного не произошло, я просто перенервничал, хорошо? — решил ответить на незаданный вопрос Изуку.       В самолете было много лишних ушей, говорить об Один-за-всех никак нельзя. Кацуки внимательно пригляделся к его лицу, будто проверял, говорят ли ему правду или врут. И, видимо, не заметив лжи, сказал:       — Если тебя что-то волнует, ты можешь рассказать мне, я помогу.       Он выглядел очень серьёзно и даже обеспокоенно. Изуку почувствовал странное тепло внутри, когда рассмотрел в его поведении заботу, и кивнул, чуть улыбнувшись.       — Спасибо, Каччан.       Они еще несколько секунд помолчали, пока смущение не взяло над ними верх, и разошлись, нелепо попрощавшись.       Озакавшись за закрытой дверью один, Изуку улыбнулся своим мыслям.

***

      Уже давно Мидория не видел такого огромного скопления как профессионалов, так и молодых героев; принимали участие все, многих из них Изуку знал лично, а кого-то видел только по телевизору или читал в интернете. Многообещающие герои со старших курсов из других Академий производили огромное впечатление, и на их фоне Изуку сильнее чувствовал свою незначительность. Это напомнило о том, что ему ещё многое предстоит пройти в будущем и усерднее работать над собой, иначе конец наступит раньше начала. Изуку не питал иллюзий на свой счёт, но искренне верил в себя и был готов стараться изо всех сил. То, что ему предстояло сделать, пугало его, но в тоже время являлось основной причиной, по которой он не опускал руки.       Героев разделили на две основные команды для выполнения двух задач: первая заключалась в том, чтобы захватить Гараки Кюдая, вторая — противостоять Сверхъестественному Фронту Освобождения. Первым занималась команда Старателя, вторым — команда Меткого Стрелка. Было известно местонахождение Гараки, а соответственно и Шигараки, когда об этом узнал и Изуку, он импульсивно выразил желание присоединиться, но странный взгляд Айзавы его смутил, заставив глупо оправдываться. Вопросительные взгляды одноклассников только усилили его смущение. Никто кроме Бакуго не знал об Один-за-всех, его стремление сражаться непосредственно с Шигараки казалось сумасшествием. Плеча Мидории коснулась Урарака, она ободрительно улыбнулась, стараясь придать ему уверенности. И он улыбнулся ей в ответ.       Миссия проходила в полнейшей тревоге. Всё происходило очень быстро, было много паники и суеты. Мирные жители города Гако, в который их направили, никак не могли знать, что происходит, потому не все выражали желание следовать за героями и участвовать в эвакуации. На разговоры с ними тратилось много времени и нервных клеток. С кем-то Бакуго даже умудрился начать спор.       Изуку не был в курсе, что происходило в самом центре событий, не знал, как про-герои добрались до места, с кем сражались, и кто одерживал победу. В какой-то момент он просто услышал по внутренней связи сообщение, которое поразило его своим масштабом. Томура высвободился, разрушения, которые он нанёс были настолько разрушительны, что всем в тот же миг дали команду немедленно спасаться самим и помочь оставшимся горожанам.       Изуку и остальные видели, как издалека на них неслась разрушительная волна, от которой земля вибрировала под ногами, а дома рушались, рассыпаясь в крошево. Изуку лишь несколько секунд наблюдал за этой катастрофой, а потом бросился вперёд, желая остановить разрушение. Он крикнул друзьям бежать назад и помочь тем, кто не успеет спастись самостоятельно. Голоса друзей за спиной нисколько его не задержали, в этот момент он не думал, а двигался инстиктивно. Использовав причуду на сорок пять процентов, он замахнулся ногой, чтобы сбить движение ударной волны — но ничего не вышло, разрушения не остановились, удар не произвёл никакого эффекта. Изуку вскоре понял, что это действие причуды распада, и остановить её обычным ударом невозможно. Оставалось только бежать.       С ним были Урарака, Шото, Тсую, Бакуго и многие другие; они принялись спасать всех, кто был поблизости, стремясь избежать воздействия этой смертельной причуды. Изуку хорошо помнил тот далёкий момент в торговом центре, где он встретил Томуру, он помнил холодные пальцы на своей шее, которые грозились его уничтожить — всего одно касание и наступит необратимая смерть. Но Изуку заметил, что разница в масштабе разрушения по сравнению с тем, что было раньше, просто колоссальная. Шигараки стал намного сильнее, чего не мог сказать с уверенностью о себе сам Деку.       Шото создал ледяную стену, чтобы хоть как-то остановить причуду, но и в этом не было смысла: стена начала крошиться сразу. Огромные глыбы льда создали только больше хаоса, когда посыпались на молодых героев.       — Каччан, осторожно! — неосознанно крикнул Деку, когда заметил, как в Кацуки полетел один из кусков льда. Он был рад видеть, как Бакуго послушал его и вовремя увернулся от осколка.       — Тодороки-кун! — обратился Изуку к Шото, потянув его за собой.       — Слышу, бежим!       В какой-то момент разрушения прекратились сами собой, и выдалась минута перевести дух. Изуку обвёл друзей взглядом, проверяя все ли на месте и не ранен ли кто-то из них. К счастью, со всеми всё было в порядке, в том числе и с мирными гражданами. Изуку взглянул на Кацуки, который, плохо сдерживая ярость, пытался отцепить от себя особо перепуганную женщину, что схватилась пальцами за его костюм настолько сильно, что ещё немного — и тот порвётся. Хорошо, что это было невозможно из-за прочности ткани.       Ещё раз вздохнув, Изуку вдруг услышал в наушнике тревожные новости: Томура направлялся сюда, он искал его. Он сказал, что ему нужен Один-за-всех.       Как только прозвучали эти слова, Изуку замер, пытаясь справиться с внезапной дрожью, которая зародилась где-то в области груди. Слушая навязчивые вопросы героев о том, что это значит и что им делать, Изуку, не думая ни минуты, рванул к Шигараки, одноклассники попытались его задержать, но Кацуки приказал им заняться эвакуацией, а сам присоединился к нему, направившись вместе с ним к их главному врагу.       — Каччан?!       — Я иду с тобой, и не пытайся мне указывать, куда я должен идти и что делать. Слова Всемогущего помнишь? Я должен за тобой присматривать.       Изуку пригляделся к уверенному лицу Кацуки, взгляд его был направлен вперёд, он двигался быстро и не пытался больше ничего говорить.       — Ладно … — вздохнув, смирился Изуку.       Они двигались вперёд. В новостях без перерывов сообщали о Шигараки, о количестве разрушений и постоянно задавались вопросом, что это такое — «один-за-всех». Было ясно, что скоро это не будет секретом, который хранили между собой Кацуки, Изуку и Всемогущий. Деку нахмурился, глядя перед собой, усиленно думая, как лучше сделать. Он взглянул на Кацуки, что летел рядом с ним. Они встретились глазами и через мгновение без слов приняли общее решение.       Изуку вышел на связь с про-героями.       — Это Деку. Шигараки Томура ищет меня, ему нужен я, мы с Каччаном направляемся к нему.       — Что ты хочешь этим сказать? — строго спросил Старатель. — Что значит, ему нужен ты?       — Очень долго рассказывать. Я должен с ним сразиться, мне нужна будет ваша помощь, пожалуйста, выслушайте меня!       Томура возник из ниоткуда прямо напротив них, страшное чувство опасности, воспоминания о Камино, в которых Изуку представлял себе их смерть, каменным ужасом охватили его сердце. Но неожиданно им на помощь пришёл Гран Торино и помог увернуться от случайного прикосновения с причудой распада. А после прибыли другие герои, даже Шото не остался в стороне, а решил к ним присоединиться.       С этого момента нужно было принимать серьёзные решения.       То, что происходило дальше, на деле являлось ещё более сумбурным, жестоким и страшным зрелищем, чем ожидал Изуку. Он давно не помнил настолько тяжёлого сражения со злодеем как это. Разве что битва с Чисаки была чем-то похожа; тогда Изуку вместе с Эри на плечах смог буквально «выйти за свои пределы», он сражался до истощения, был готов пожертвовать всем, кроме невинных, чтобы остановить злодея. В этот раз он тем более не мог позволить себе ошибки.       Поначалу Изуку не стремился использовать Один-за-всех на полную мощность, потому что это не теоретически, а фактически могло его убить в самый неожиданный момент. Всемогущий нередко предостерегал его от этого, и Изуку хотел следовать его словам, однако ситуация с Томурой не позволяла ему биться в полсилы, он должен был сражаться как в последний раз, во всю свою мощь. В результате ударов он сломал одну руку, потом и вторую, но не переставал сражаться. Он был не один. Это придавало ему сил, ему всегда было проще биться, когда на кону стояла не только его жизнь, потому что у него в приоритете всегда стояли другие, стояло что-то большее. Вместе с ним бились и Старатель, и Сотриголова, и Гран Торино, Каччан и другие. Он не мог никого из них подвести. Однако слова Шигараки о том, чем собой представляет мир вокруг них; люди рядом с ними с их тёмными сторонами, всё, что создано героями в том числе, — отринуло его, и потому Шигараки готов отречься и от них тоже. Его слова заставляли Изуку сомневаться в том, что он делает, сомневаться в своей правоте, сомневаться, что он на стороне добра, а он не хотел в этом сомневаться — это разрушало всё. Как причуда распада, пожирающая материю, тревога овладевала его сердцем, погружала в смятение. Он не мог избавиться от этих чувств на протяжении всего боя.       Когда причуда полёта проявилась сама собой в разгар битвы над землёй, он заметил это далеко не сразу. Тренировки, которые он проводил с одноклассникам не прошли даром: Изуку чувствовал себя так, словно мог левитировать вот уже много лет подряд, он координировал свои движения так ловко, что восхитил этим скорее Томуру, чем самого себя. Чёрными хлыстами он помог другим героям безопасно вернуться на землю, а сам продолжал сражаться. Деку ещё не чувствовал усталости, но заметил, как силы в его теле постепенно угасали; кровь залила его лицо, у него затруднялось дыхание, но он не желал отступать. Никто не собирался сдаваться, несмотря даже на самые серьёзные раны.       Следующую сцену, что развернулась перед его глазами на несколько роковых минут, Изуку будет вспоминать до последних дней. Взгляд Шигараки был переполнен яростью, желание уничтожить разгорелось в нём с такой необычайной силой, что Изуку неосознанно трепещал всем телом. Он едва успел понять, что произошло, но вдруг увидел, как заостренные, бесконечно длинные шипы оскалившись бросились ему навстречу, желая вонзить свои клыки в его плоть, однако почти в ту же секунду его оттолкнули. Изуку с ужасом в глазах наблюдал, как Кацуки — человек, который всю битву сражался рядом с ним и только что спас его от смертоносного удара, — харкнул кровью и скривился от невыносимой боли, которую причиняли ему два шипа, пронзившие его насквозь. Кацуки тяжело проговорил:       — Не пытайся… побеждать… самостоятельно…       Изуку замутнёнными от страха, крови и слёз глазами наблюдал за тем, как Кацуки падал вниз; он рванул было к нему, но Гран Торино подхватил того в воздухе, предотвратив падение. Он был в относительной безопасности.       На секунду Изуку успокоился, когда услышал родной голос, Кацуки ещё был в сознании, он не отключался и даже, возможно, хотел продолжать бой, но потом необычайная ярость воспламенилась в душе Изуку. Если ещё несколько минут назад он сражался потому, что так было нужно, что это его предназначение, то сейчас он продолжил битву, потому что вдруг захотел отомстить. Едва осознавая себя, он перешёл в наступление и наносил такие удары, от которых ломались не только кости, но и рассыпались последние крупинки здравомыслия. А Томура пользовался его слабостью в этот момент. Гнев — плохой помощник, об этом предупреждали и предыдущие обладатели Один-за-всех, с которыми недавно общался Изуку, но он будто оглох и не слышал их внутренние голоса. Он хотел причинить боль. Он никогда бы не подумал, что действительно этого хочет, но обида и ярость овладели его душой настолько сильно, что он почти не мог этому сопротивляться.       В какой-то момент он почувствовал, что Томура приблизился слишком близко, и силы Все-за-одного проникли в его сознание, желая украсть Один-за-всех. На мгновение Изуку подумал, что не сможет это остановить, могущество врага, которому пришлось сопротивляться, поражало своей силой. Однако прошлые обладатели великой причуды пришли Деку на помощь, и они совместно смогли отразить нападение Все-за-одного. Но Изуку чувствовал, что причина их успеха заключалась в слабости Томуры, а не в их силе, иначе всё могло бы обернуться по-другому.       Практически полностью лишённый сил, Изуку пытался держаться дальше, он следил за Томурой, боясь, что тот захочет продолжить биться, но этого не происходило. Тот был также обессилен, сильно ранен и измучен, но Деку всё равно не доверял своим глазам. Тем не менее долго поддерживать причуду в активном состоянии он уже не мог, спустя несколько секунд и упрямых попыток оставаться в сознании, прикрыв глаза, он упал вниз с высоты третьего этажа, на которой всё это время происходила битва, и даже не почувствовал удара с землёй.

***

      Открыв глаза, первое слово, которое Изуку хотел произнести, звучало как:       — Каччан…       — Юный Мидория, — отозвался Всемогущий в туже секунду.       Изуку повернул голову и увидел Тошинори, который стоял возле кушетки, его лицо выглядело ещё более осунувшимся и уставшим чем прежде, однако когда они встретились глазами, он мягко улыбнулся.       — Слаба богу, ты пришёл в себя.       Изуку прикрыл глаза, всё ещё чувствуя сильнейшую усталость, он вздохнул и позже присел, облокотившись на подушку.       — Ты пробыл без сознания почти три дня, мы переживали, что ты не проснёшься…       Собственное положение не сильно заботило Изуку сейчас, важнее было другое.       — Как он, Всемогущий? Как все остальные? Шигараки? И ещё…       — Давай по порядку, Мидория… Сейчас с Бакуго всё нормально, его жизни ничто не угрожает, он уже давно пришёл в себя и хотел зайти к тебе, но, к сожалению, это пока невозможно организовать. — Начало речи Всемогущего обрадовало Изуку, но постепенно радость всё больше сходила на нет. — Твои одноклассники тоже в безопасности, им ничто не угрожает. А Томура… — Тошинори помолчал. — Он сбежал. Все-за-одного тоже, из всех тюрем сбежали злодеи, на улицах хаос и ужас, эвакуируют целые города. У нас очень мало времени осталось, прежде чем Все-за-одного обретет полную власть над Томурой.       Изуку тревожно молчал, пытаясь осознать масштаб катастрофы, но по вгляду Всемогущего легко было догодаться, что дела очень плохи. Всемогущий успел рассказать Мидории ещё кое-какие подробности о битве, прежде чем в палату зашли про-герои Ястреб и Старатель.       Последние события вызывали серьёзные подозрения, Всемогущий без какого-либо давления со стороны не стал больше скрывать правду и рассказал всё про Один-за-всех. Изуку долго слушал их разговор, иногда добавляя что-то от себя. Под конец они приняли рискованное решение взять Мидорию с собой, но не по собственной воле, а потому что на этом настаивал сам Деку. Всемогущий его поддержал в этом.       — Раз ты говоришь, что твоё самочувствие позволяет начать, то я предлагаю не тратить время и приступать, — произнёс Старатель, обратившись не только к Изуку, но и ко всем остальным.       — Да, я могу!       — Хорошо.       — Только позвольте мне написать друзьям?       — Думаю, мы не имеем права тебе запрещать, — улыбнулся про-герой Ястреб.       — Спасибо!       У Изуку оставалось совсем мало времени, чтобы всё обдумать, но когда его оставили наедине он все равно несколько минут просто лежал в постели и смотрел в потолок, едва осознавая то, с чем имел дело. С самого начала — с того дня, как ему передали Один-за-всех — его судьба не представлялась мифически красивой, полной героизма и торжествующего добра историей на пару прочтений. Чем больше проходило времени, чем дальше он заходил, тем сильнее убеждался, что всё гораздо сложнее и опаснее.       Эти мысли удобряли почву, в которой росли ненужные ему эмоции, они отпугивали его, отрезвляли. Это были тревога, ужас и горе — то, через что он проходил не один раз. Ему вдруг стало грустно, но вместе с тем его решимость нисколько не угасла.       Изуку вспомнил, как Кацуки сражался бок о бок с ним и как спас его от атаки Томуры. Тоска сама оседала горечью на языке, когда он представлял вновь и вновь тот момент. В тех секундах царствовали не только печаль и страх, но и неподдельная ярость, которую он ранее не чувствовал даже в самых экстремальных ситуациях. Он не хотел об этом думать.       Его мысли снова вернулись к Кацуки. Он испытывал столько восхищения к нему и искренней любви — да, это была именно она, её ни с чем нельзя было перепутать, он любил его, как и прежде, ничего не изменилось. Его мать оказалась неправа. Тем не менее времени оставалось всё меньше, и Изуку пришлось поторопиться. Дрожащей рукой он взял листок бумаги с ручкой и принялся писать письмо для Кацуки. В нём он хотел выразить всю свою благодарность этому человеку, которую испытывал прямо сейчас. Поблагодарить его за всё. Он боялся, что они могут не увидиться больше никогда и в середине недлинного письма заметил, как на бумагу упала пара капель глупых слёз. Но протерев глаза, он продолжил писать и закончил его с улыбкой на лице.       Это был последний раз, когда Изуку позволил себе думать о любви.

***

      Он смотрел в окно, солнце за которым упало к горизонту, последними лучами окрашивало небо в оттенки жёлто-оранжевого, а листву деревьев — в оттенки подвявшего мха. Одна оконная дверца была слегка приоткрыта, и через щель проскальзывал свежий вечерний воздух. Едва ощущая боль во всем теле, Кацуки мысленно вспоминал о недавних событиях.       Та сцена, в которой Изуку чуть не был убит Шигараки, повторялась в голове, как заевшая пластинка. Кацуки уже сейчас понимал, что будет до самого конца с тревогой вспоминать то мгновение, в которое осознал, что никому не может позволить притронуться к Деку — тем более навредить ему. Раньше всё было иначе, он смотрел на это по-другому, в конце концов это с самого начала было частью их профессии, однако теперь его чувства преобразились. Он помнил, как не думая ни одной секунды, бросился спасать Деку. Его тело двигалось само по себе, это был порыв чего-то глубокого, неосознанного, сильнейшего, важного — чего-то, что велело ему двигаться вперёд. Боль, которая сопровождала его до сих пор, помогала ему понять, что это не был сон, что он действительно спас Изуку.       Новая сцена возникла перед глазами — момент, когда Кацуки подскочил на кровати, в панике и ярости первым делом подумал о Деку и рванул к нему, не обращая внимания ни на одноклассников, что столпились у его постели, ни на капельницы и врачей — ни на что. У него была одна цель. Но его не пустили.       Кацуки в раздражении поднял верхнюю губу. Его злило, что у него нет возможности увидеть Изуку. А когда он вспоминал, что Мидория вовсе несколько дней не приходит в себя, он ощутил тоску и бессилие.       Нахмурившись, сжимая зубы и кулаки, Кацуки угрюмо смотрел в окно, пытаясь понять, что делать дальше. Он не мог успокоиться, он хотел встать и опять попытаться дойти до палаты Изуку и посмотреть на него. Всего лишь посмотреть.       Кацуки вновь начал ворочится в постели.       — Чего ты всё вздыхаешь? — донесся голос Тодороки с соседней кушетки. Они лежали в одной палате, у Шото также были серьёзные раны, но в отличие от Бакуго ему разрешали вставать.       — Не твоё дело, — отмахнулся Кацуки.       — Я понимаю, что тебя беспокоит…       — Просто отвали.       Кацуки не хотел с ним спорить, но этому парню очень просто удавалось доводить его до бешенства. Это ненормально.       Тодороки некоторое время молчал, Кацуки надеялся, что вообще ничего больше говорить не будет, как и весь день: они перекинулись за сегодня всего лишь парой предложений, но надежды не оправдались.       — Я долгое время думал об этом, но не хотел вмешиваться из-за Мидории.       Кацуки раздражённо фыркнул. Уж с ним-то он в принципе не хотел обсуждать Деку.       — Я подозревал, — продолжал Тодороки, — что ты встречался с ним не из добрых побуждений, а когда увидел Мидорию расстроенным из-за тебя после вашего расставания, мне очень сильно хотелось тебе врезать.       Бакуго на мгновение разозлился, а потом резко вспомнил, что сам же не так давно хотел размазать себе лицо за отвратительное поведение перед Деку, потому он не стал ничего говорить и просто грозно взглянул на Шото, а тот смотрел в ответ холодным, очень серьёзным взглядом.       — Ты спас его, — сказал Тодороки. — Я тоже подумал помочь ему, но не успел, ты среагировал слишком быстро…       — Чего ты хочешь от меня, Двумордый? Говори уже, хватит предысторий.       — Ты его любишь? — неожиданный вопрос.       Кацуки расстерялся, он не сразу нашёл что ответить, глупое замешательство и даже трусость пришлось спрятать за несколькими слоями гнева. Он злобно произнёс рычащим голосом:       — Тебя любопытство распирает, а, придурок? От этого кошки дохнут, знаешь. Не лезь не в своё дело!       — Ты сам сказал «без предысторий».       — Откуда я знал, что ты спросишь об этом?! — рявкнул Кацуки и лёг на бок, отвернувшись от Тодороки к стене.       Когда же прошло минуты две, в течении которых Бакуго слушал своё напряженное сердцебиение в районе глотки, он добавил:       — Он мне не безразличен, чтоб ты знал.       Шото промолчал, а Кацуки вдруг пожалел, что выразился так слабо. Он пожалел о том, что не сказал, что любит Изуку, потому что чувствовал, что может это сказать. Это было вновь проявление слабости с его стороны, и он ненавидел это чувство, как ненавидел смертельного врага.       Процесс восстановления проходил не быстро, его раны затягивались долго даже с использованием вспомогательных причуд местных врачей. Первое время Кацуки слабо чувствовал боль, она усилилась только на второй день, и он не мог избавиться от ощущения, что просто разваливается, как старый драндулет. Однако боль отходила на второй план всегда, когда он думал об Изуку, представляя его спящим на своей койке в закрытой от посторонних палате. Кацуки очень хотел его видеть, он же не был «посторонним», они с ним близки — хотя бы потому что знали друг друга с детства. Но его так и не пустили к нему. Когда же Бакуго выписали и отправили в общежитие, он узнал, что Изуку чуть ли не прямо перед его уходом исчез из больницы вместе со Всемогущим и другими про-героями, которые перестали выходить на связь. Эта новость оказала сокрушительный эффект на Бакуго. Учитель Айзава только при помощи своих лент и причуды смог удержать его от попытки кинуться на поиски немедленно. Друзья тоже пытались успокоить его, но им это давалось с трудом: они сами испытывали глубочайшую тоску и напряжение. Ситуация складывалась ужасная и бесповоротна. Они были в трауре, оплакивали погибших во время миссии в особенности Полночь, страшились будущего и были морально разбиты. А тот факт, что Айзава-сенсей теперь был практически без одной ноги, пугал их, погружая в глубокую пучину депрессии. Печаль наполняла общую комнату вязким мазутом, здесь просто нечем было дышать, и бежать было попросту некуда.       Учитель Айзава не стал откладывать это надолго и сообщил, что Мидория оставил для каждого из них письмо. Это помогло оживить расстроенных ребят, а когда они, не имея терпения, прочитали адресованный им текст, удивлённо восклицали, спрашивая друг у друга одно и тоже.       — Ты знал про Один-за-всех?!       Этот же вопрос Киришима задал Кацуки, и тот лишь утвердительно кивнул. Подробностей Бакуго не стал раскрывать, он не хотел об этом говорить, он хотел прочитать своё письмо, которое Изуку подписал его детским прозвищем «Для Каччана». Он не мог это откладывать даже на минуту и молча побежал в свою комнату, никого не предупредив. К счастью, его никто не останавливал.       Закрыв за собой дверь, Кацуки достал письмо из кармана штанов и развернул его, приглядевшись к надписи на конверте. Ему было страшно его открывать, но с другой стороны он хотел получить от Деку пещинку внимания, услышать хотя бы мысленно его голос и понять, что тот чувствует и что хочет ему сказать.       Присев на край кровати, Кацуки достал письмо из конверта и развернул его, осторожно погружаясь в чтение. «Каччан, привет! Как ты себя чувствуешь? Мне сказали, что твоё состояние стабильно и ты идёшь на поправку, когда я услышал это, то был счастлив! Я очень за тебя переживал! Извини, пожалуйста, за почерк, у меня ужасно трясутся руки… Не знаю с чем это связано, скорее всего я просто волнуюсь. Мне столько всего хочется тебе рассказать, но у меня совсем нет на это времени. Я сижу здесь один, меня ждут, а я ещё должен всем остальным написать письма, не знаю даже, как я с этим справлюсь, я очень устал. Но со мной всё хорошо, не волнуйся! Когда закончу, я отправлюсь со Всемогущим в город, не могу сказать, куда именно, пока это тайна, но сейчас это не важно, думаю, ты и так догадываешься, ты же знаешь, какая сейчас ситуация, но я верю, что мы справимся. Каччан, я хочу сказать тебе спасибо за то, что ты спас меня! Перечитав это предложение, оно кажется мне таким безразличным на бумаге… Но это не так, я просто не знаю, как ещё выразить свои чувства, когда думаю об этом, я бы хотел сказать это тебе в глаза, я очень хочу обнять тебя… Я безумно благодарен тебе за всё, что между нами было, несмотря ни на что. Благодаря тебе я стал взрослее, я многому научился и многое понял о самом себе. Я навсегда у тебя в долгу. Спасибо тебе. У меня правда очень мало времени, я бы написал гораздо больше и гораздо эмоциональнее, я надеюсь, ты поймёшь меня и сказанного тебе будет достаточно… Я желаю тебе успехов, Каччан, и надеюсь, что мы ещё увидимся. С любовью, Изуку. P. S. Забыл упомянуть, Великий Убийственный Бог Взрывов Динамит, да, мне передали твоё геройское имя, которое ты назвал во время боя! Я рад, что ты наконец определился с ним, ты так долго его придумывал, оно очень крутое, мне очень нравится!!!»       Когда Кацуки закончил чтение, то вновь ощутил то чувство, которое заставило его тогда рвануть вперёд, защищая Изуку от удара. Он понимал, что готов снова и снова бросаться на эти шипы лишь бы спасти его. Теперь он нисколько не сомневался в том, на что готов пойти ради этого человека. Он для него значил всё.       Кацуки склонил голову, запуская ладонь в волосы, больно сжимая их у корней, и негромко прошептал:       — Чёрт!.. Изуку…