Нужно любить, чтобы победить

      Железный звон, с которым грохотали друг о друга грузо-блоки тренажёра, наполнял собой свободный от посторонних спортивный зал. Кацуки уже второй час продолжал тренироваться, напрягая мускулы до того предела, на котором почувствовал бы себя свободным от мысленной агонии. То, что происходило последний месяц, выводило его из душевного равновесия настолько сильно, что он просто забывал, с чего всё начиналось. Всё, что он планировал на ближайшее будущее, перестало иметь хоть какое-то значение.       Отношения не сложились. Все-за-одного вернулся. Началась анархия. Огромное количество преступников разгуливало на свободе. Количество спасательных и эвакуационных операций увеличилось в разы. Всё в один миг перестало быть самим собой. А ещё его раны периодически ныли, напоминая о том горьком мгновении, когда он считал, что всё точно закончилось.       Бросив давить за рукоятки тренажёра, Кацуки согнулся в спине, положив руки на колени, и тяжело вздохнул. У него сбилось дыхание, он чувствовал, как пот струился по лицу и шее, как тот стекал крупными каплями по спине. Где-то глубоко в мышцах чувствовалась слабая дрожь, которая покалывала маленькими иглами изнутри. Но это было приятно.       Он немного расслабился и прикрыл глаза, успокаивая тяжёлое дыхание. Он достиг определённых успехов. Ему почти удалось прогнать тот образ, который возникал перед глазами каждый раз стоило лишь прикрыть веки. Только вот, когда позволял себе на короткое мгновение остановиться и задуматься, в голову снова возвращались те же мысли. Он не хотел опять это вспоминать.       Открыв глаза, Кацуки опустил взгляд вниз, прислушиваясь к отдаленному биению крови в районе затянутых ран. У него гудело левое плечо и живот, из-за тренировок эти ощущения усиливались, и слабая боль порой помогала ему отвлечься. Такие тренировки не были лучшим вариантом для спасения от внешнего мира, но ничего другого он пока не придумал. Благодаря этим страшным усилиям, он мог спастись от ярости, что бурлила под черепной костью.       Он сидел в тишине и слушал собственное сердцебиение, которое довольно быстро пришло в норму, как будто он вовсе не изводил себя чрезмерными тренировками несколько минут назад. Однако неприятные мысли упрямо продолжали растравлять его сознание, и ему снова пришлось чем-то себя занять, лишь бы не погружаться в эту трясину.       Когда Кацуки прошёл в душевую комнату, то заметил в зеркалах, что висели над раковинами, самого себя и на мгновение застыл, всматриваясь в этот слегка пугающий образ. Во взгляде человека напротив было что-то незнакомое и даже жуткое. Его вид был усталым и свирепым, как у дворового пса, которого недавно огрели палкой. Он был истащенным, злым и несчастным. Это знакомый образ, который он наблюдал когда-то давно и уже забыл об этом. Долго рассматривать себя Кацуки не стал, сейчас это было неважно.       Теплая вода помогала собраться с мыслями, усталость после тренировки наполняла тело живительной расслабленностью, к которой он стремился и которая обязательно растворится к отбою, не оставив и намёка на своё присутствие. Но сейчас Кацуки мог ей насладиться.       Он провёл ладонью по груди, пальцы сами нащупали бугристую поверхность шрама у плеча, который отныне останется с ним навсегда. Его оставил Шигараки. Этот шрам и тот, что был ниже в районе живота, появились предсказуемо из-за неудержимого желания защитить. Эта сила сама направила Кацуки в сторону Деку, он нисколько не думал в тот момент, просто двигался вперед. Даже сейчас пытаясь анализировать свой поступок, он не находил этому поведению объяснения. Вернее, оно было одно — самое просто и одновременно могущественное.       Кацуки сразу подумалось, что его поведение имело ту же природу с тем далёким моментом, когда сам Изуку бросился спасать его от грязевого злодея. Кацуки знал, что Изуку кинулся защищать его не потому, что обладал какими-то силами или знаниями, он просто сделал это, потому что дорожил им, потому что действовал как настоящий герой, потому что так было правильно. Раньше Кацуки злился на Деку, отказывался верить в чистоту его намерений, вообще не признавал тот факт, что Деку тоже может быть героем, и что для этого не обязательно иметь причуду. Теперь когда Кацуки сам оказался в подобной ситуации, он самым наглядным образом прочувствовал те эмоции, которые рождаются в душе, когда видишь важного для тебя человека в опасности, когда не можешь просто стоять на месте и ждать, когда и разум и тело работают автономно и начинают действовать ещё до того, как ты это осознаешь. Теперь-то Кацуки хорошо понимал Изуку.       Когда-то давно он сам считал, что у них с Деку нет ничего общего, кроме нескольких дружеских эпизодов из детства. Сейчас он осознавал, что просто боялся Изуку, не понимал его, и это вело к издевательствам и унижениям в школьные времена. Из-за слабости Кацуки делал это тогда, из-за слабости же начал манипулировать Деку и хитростью принудил его встречаться с собой. Всё это делалось из-за банальной неуверенности в самом себе. Но он не мог знать, что результатом его действий будет любовь. В первую очередь со стороны Изуку, а позже и его собственные чувства неузнаваемо изменились.       Кацуки почти перестал сомневать, что тоже любит Изуку. После того, как он спас его и прочитал от него письмо, он долго осмыслял свои чувства и мог вполне уверенно заключить, что для него нет никого более важного, чем Изуку. И только он один виноват в том, как поступил с ним, только ему и придётся разгребать последствия.       Кацуки чувствовал невыносимую вину перед Изуку, и она лишь окрепла после недавних событий. Его желание вернуть Изуку усилилось в несколько раз, он хотел, чтобы тот был рядом с ним, он хотел его защитить. Сейчас всё изменилось, Бакуго был готов смириться со своими слабостями и просить прощения за свой поступок столько раз, сколько потребуется. Даже при условии, что Деку вроде даже не злился на него, о чём сам сказал в их последний разговор «на чистоту». Но Кацуки этого было недостаточно.       Закончив с тренировками на сегодня, он отправился в общий зал общежития. У него была идея что-нибудь съесть, хотя аппетита при этом не было нисколько. Помещение наполнял аромат какой-то знакомой выпечки, здесь было тепло и уютно, одноклассники в основном смотрели телевизор, кто-то общался между собой, и никто не обратил внимание на вошедшего Бакуго кроме Киришимы. Парень подлетел к Кацуки и предложил угоститься булочкой из гречневой муки, которые совсем недавно испёк Сато.       — Очень вкусные, обязательно попробуй! — убеждал его Эйджиро, хлопнув по плечу.       — Угу, — отстраненно промычал Кацуки и направился к столу, на котором стояла большая тарелка с булочками.       — Ты бы поменьше изводил себя тренировками, — назидательно произнёс Киришима.       — Тебе какое дело, — проворчал Кацуки.       — Извини, но это очень тупо считать, что мне не должно быть дела до твоего здоровья.       Кацуки лишь скривил губы, скаля зубы, но вскоре перестал. На гнев у него не было сил. Поддержка была ему приятна, даже от такого дурочка как Киришима. Он взял с большого блюда одну булочку, чуть сжав её в руках, и от давления она тихо захрустела идеальной корочкой. В этот момент Кацуки почувствовал сильный голод, всё же тренировки и потраченное время на них дали о себе знать. Он сделал первый укус и начал задумчиво жевать.       — Ты как? — спросил Киришима.       — Справляюсь.       Эйждиро помолчал немного и добавил:       — Ну да, заметно.       В этот момент Мина громко воскликнула, указав пальцем на экран телевизора:       — Это Деку! Деку показывают!       Услышав это имя, Кацуки резко вскинул голову, направив взгляд в экран, и насторожился. Остальные окружили телевизор и с взволнованным любопытством слушали выпуск новостей.       — Сделайте громче кто-нибудь! — попросил кто-то.       Урарака быстро выхватила пульт и добавила звука.       Под голос ведущей новостей на фоне впечатляющего своей разрухой видео-ряда с пейзажами города таинственной тенью пробегал никто иной как Деку. Его ни с кем нельзя было спутать. Не первый раз Кацуки и остальные видели его по телевизору или в интернете. Ведущая говорила о том, как этот неизвестный до сих пор таинственный «псевдо-герой» продолжал совершать новые не согласованные с полицией действия по отслеживанию и сдаче преступников властям. На видео не самого лучшего качества по причине того, что снимали издалека, можно было разглядеть короткую, но эффектную сватку Деку с каким-то злодеем. Этот преступник обладал странной причудой: он обрастал мышечной тканью, становился здоровым и мог наносить мощнейшие удары. Но Деку — Изуку — снёс его одним ударом!       Комнату заполнили восхищенные вздохи, когда на экране высветилась эта удивительная сцена. Все присутствующие были удивлены и рады за Мидорию, за его успехи. Однако короткое мгновение радости быстро сменилось негодованием, потому что ведущая новостей не выразила того же восхищения, а транслировала иное мнение. Она, как и многим другим гражданским, не нравилось то, что творилось на улицах, не нравились массовые беспорядки и беспомощность героев. То, что появлялись неизвестные — подобные Деку — энтузиасты, которые стремились остановить хаос, не воодушевляли ни её, ни кого-либо другого.       Действия Деку осуждались, и именно по той причине, что он делал это один, инкогнито, люди его боялись и не доверяли. Именно об Изуку говорили в новостях, что он нужен Все-за-одного, и по всей видимости многие были готовы отдать его на растерзание злодею только потому, что сами робели за свои никчёмные шкуры. К тому же это никак не старались комментировать высокопоставленные лица.       Но на то были причины, несомненно, Кацуки был в этом уверен, только говорить об этом ни Изуку, ни Всемогущий, ни кто-либо другой из про-героев не стал. А Кацуки поначалу надеялся, что хотя бы его посветят в подробности. Но эти надежды быстро расстаяли.       Слушать негативные комментарии о Деку было неприятно. Печаль овладела всеми, кто находился в комнате; их лица омрачили тоска вперемешку с гневом от услышанного. Они только сильнее загорелись желанием найти Мидорию и помочь ему. Никто не хотел просто смотреть на то, как он губит себя без особых причин. Все были готовы ему помочь. Они активно выражали несогласие со словами ведущей, у каждого находилась пара слов в защиту Мидории, они все были на его стороне.       Уставший и разгневанный Кацуки не захотел остаться, чтобы разделить негодование вместе со всеми, он просто пошёл к себе, сунув булку в карман штанов, подумав, что, быть может, захочет доесть её позже. У него были мысли остаться, всё обговорить, но он сам не до конца понимал, как действовать, он хотел сначала всё обдумать, отложить это до завтра и погоревать по Изуку в одиночестве.       Подобные эпизоды уже случались раньше, но Кацуки не останавили в прошлый раз, этого не произошло и сейчас, однако было одно отличие.       Когда до комнаты оставалось совсем недалеко, Кацуки вдруг услышал за спиной чей-то топот, а потом его окликнули:       — Бакуго!       Это была Очако. Как только они встретились с ней глазами, Кацуки ещё больше помрачнел. Она не выглядела взволнованно, она была напряжена, в глазах её сверкала уверенность, как тогда, когда они бились друг с другом на Спортивном фестивале. Как же это было давно.       — Чего тебе? — спросил он без какого-либо интереса.       Она заговорила не сразу. Сжимая пальцы в кулаки, Урарака собиралась с мыслями, чтобы выразить, по видимому, всю свою ненависть. Она опустила подбородок, мрачная тень упала ей на лицо, прикрыв глаза, она вздохнула и, до того, как у Кацуки закончилось терпение, наконец заговорила:       — Деку. Он из-за тебя оказался в этой ситуации, — упрекнула она Бакуго.       Одного только этого было достаточно, чтобы Кацуки почувствовал ярость и захотел тут же ей возразить, но он сдержался и решил промолчать, позволив девушке напротив высказаться.       — Если бы не ты, он бы не ушёл, не стал бы отказываться от помощи! — продолжала она. — Я знаю, что между вами произошло, все знают; ты с самого начала вёл себя как ублюдок перед ним, я видела, как ты им манипулировал, как пренебрегал им, потому что искал выгоду только для себя одного, а он, глупый, верил тебе! Он нёс такой груз на себе, ни с кем из нас, его друзей, не делился этим, а ты был в курсе и как обычно пользовался его доверием. Сейчас он где-то там пытается сражаться со злом совсем один, потому что ни во что себя не ставит, и в этом виноват только ты! Ты спас его тогда, но это ничего не меняет, я тебе не верю и не хочу, чтобы Изуку верил тебе, это неправильно!       Очако говорила это с постепенно нарастающей истерикой, она сильно приблизилась к Бакуго и, если бы не её самообладание, она бы давно вцепилась за ворот его футболки и кричала бы прямо в лицо. Но вместо этого она смотрела ему в глаза, почти не сдерживая собственных слёз.       Поначалу Кацуки злобно скалился, пока слушал её речь, но вскоре его гнев сменился пониманием. Она была очень расстроена и переживала за благополучие Изуку, она была и остаётся его близким другом, и Кацуки понимал её чувства. Он не хотел с ней спорить, хоть и не был согласен с её словами, он не хотел причинять ей больше страданий, потому что это в каком-то смысле заденет и Деку, если он узнает об этом разговоре.       Кацуки постоянно слышал, что он не способен контролировать свой гнев, однако это было не так, и сейчас он наглядно это продемонстрировал. Взяв себя в руки, он ровно ответил:       — Единственное, в чём ты права, это то, что Деку совсем не думает о себе, но не я этому поспособствовал, он был таким ещё до того, как получил Один-за-всех, геройство у него в крови.       Очако замолчала и с недоверием слушала Кацуки.       — Я знаю, что он всё пытается делать в одиночку, потому что не хочет подвергать других опасности, и я также знаю, что это может плохо для него закончится. Но мы — все вместе — его найдём и вернём обратно, и это случится очень скоро, так что нечего истерить, искать виноватых и сопли размазывать по лицу; от этого никому не будет пользы. Да, и я в курсе, в чём провинился перед ним, но мы решим наши проблемы сами, и ты не должна этому препятствовать. Раз уж ты не уважаешь меня, то уваж хотя бы Изуку и дай ему возможность решать самому, кому верить, а кому нет.       Его поведение очевидным образом удивило Урараку, она растеряно протёрла мокрые щёки и недоверчиво нахмурила брови. Кацуки развернулся и бросил через плечо, прежде чем отправиться в свою комнату:       — Иди. Завтра с этим разберёмся.       — Стой! — резко выкрикнула Очако.       Кацуки замер и чуть закатил глаза в раздражении: ему надоел этот диалог.       — То, что ты говоришь, — начала девушка неуверенно, находу подбирая слова, — я не знаю, насколько ты честен со мной, но, несмотря ни на что, я сделаю всё, что от меня потребуется, чтобы помочь Деку. Я верю, что ещё можно всё исправить. И надеюсь, ты сделаешь тоже самое.       Она развернулась и ушла, и Кацуки наконец почувствовал облегчение, что это противостояние закончилось. В своей комнате под канонаду собственных мыслей он разбирал свои вещи, планируя в скором времени лечь спать. Но голод отвлек его ненадолго, заставив доесть оставленную булку, а потом он подумал, что ему определенно придётся спуститься обратно в столовую, чтобы приготовить для себе более плотный ужин, потому что физические нагрузки, которым он себя подвергал, были слишком велики, и недостаток питания приведёт лишь к потере мышечной массы, а он хотел быть в форме, когда придёт время решающей битвы, ведь если он не дожмет в нужный момент, это может привести к непоправимым последствиям.       Он снова вспомнил об Изуку, о том репортаже, который совсем недавно видел по телевизору. Деку очень сильно изменился за время их разлуки. Почти месяц прошёл с того момента, когда Кацуки видел его последний раз, по обрывкам видео-съёмок, которые попадались и в интернете и по телевизору, можно было проследить преображение Деку. Первое, что бросалось в глаза, это наличие более двух причуд, которые прежде Кацуки мог лично наблюдать, теперь же причуды были ему малоизвестны. Он знал о них только из разговоров со Всемогущим, когда они вместе с Деку проводили общие собрания и думали, как им действовать дальше и развивать Один-за-всех. Он знал, что сейчас у Деку помимо полёта проявились причуды дымовой завесы и предчувствие опасности, то есть у него было уже как минимум пять причуд. Кроме того Бакуго мог во всей красе наблюдать, как хорошо Изуку ими пользовался и как профессионально вёл бой со злодеями. Это впечатляло Кацуки, и он почти не замечал за собой ощущение завистливой ярости по этому поводу, как было в начале первого курса в Академии, только досаду и желание работать ещё больше. Возможно, у Деку были активны и другие причуды, но он их не использовал в тех видео, которые изучал Кацуки, потому он просто держал это в уме, когда разбирал свой план о его возвращении.       Однако самым важным, что больше всего беспокоило в Деку, это его совершенно разрушенный и гротескный вид, от которого шла дрожь по коже. Кацуки не мог знать наверняка, но не сомневался, что Деку измучен до истощения, и что наверняка даже мысли не допускает остановить это, сделать паузу и подумать хоть немного о себе. Он не соображает, что не может со всем справиться самостоятельно, что это просто невозможно; он думает о совсем других вещах. Кацуки знал, что это нужно срочно останавливать.       Думая об этом, он представлял, как вместе со всеми найдёт Изуку и вернёт его назад, как поговорит с ним и попросит вновь прощения. Ему было, что сказать. Свою речь Кацуки разбирал до мельчайших подробностей на протяжении всего последнего месяца, он анализировал любую возможную реакцию Изуку и свой ответ на все его возражения. Он был готов ко всему. Недавний разговор с Ураракой распалил его, наполнил уверенностью и желанием не сдаваться. Он не собирался опускать руки и оставлять попытки искупить вину перед Деку.       Опять отдаваясь мыслям об Изуку, Кацуки почувствовал разочарование. И он знал, что его расстраивали две вещи: то, что они давно не виделись, и то, что они в самом деле совсем не ровня друг другу, только на сей раз чаша весов склонялась не в его сторону. Второе не устраивало Кацуки одним своим существованием, но так сложно было избавиться от гордыни, с которой ты практически рос и взрослел.       Он вздохнул и достал телефон. У него возникла глупая мысль написать Изуку сообщение, и он отправил одно слово:       «Деку?»       Конечно, оно считалось отправленным, но не было получено адресатом. Изуку был вне действия сети. Найти его по сигналу телефона точно не получится, он предусмотрительно по решению своих наставников не пользовался никакой общественной связью, а общались они между собой, очевидно, по зашифрованным каналам радио-связи, которую сложно отследить или вообще иным образом. Это удручало и осложняло им задачу. Но Кацуки не единственный, кто пытался решить этот вопрос, он уже общался с Айзавой-сенсеем, и по глазам последнего было легко догадаться, что он знал гораздо больше, чем позволял себе говорить, и ограничился лишь тем, что они ищут способы решения текущей проблемы. Кацуки этого было мало для спокойствия, но в тоже время у него была уверенность, что никто не собирался просто отдать Изуку в лапы Все-за-одного. Про-герои разрабатывали план, в подробности которого пока не посвятили Бакуго, но он успокаивал себя мыслью, что всему своё время.       Подумав ещё немного, Кацуки начал набирать сообщение для Изуку. Это было импульсивно и почти бессмысленно. Он вдруг подумал, что может написать ему заранее, и когда тот вновь сможет зайти в сеть, когда будет в безопасности в UA, он прочтёт это и, быть может, это как-то повляет на их отношения.       «Если ты это читаешь, то, наверное, мы тебя уже нашли и вернули в Академию. Всё, что я тебе сказал, правда, но если ты мне всё равно не веришь, то…»       Он резко остановился. Собственное поведение просто поразило его своей глупостью. Он сжал в кулаке телефон и нахмурился, поддаваясь внезапной злости. Ничего более тупого и детского он давно не делал, это просто какой-то абсурд.       Просидев так несколько секунд, обдумывая, как лучше поступить, Кацуки решил, что не будет отправлять это сообщение; он его стёр и отправился на кухню готовить себе ужин.

***

      На протяжении всего дня Кацуки размышлял, как бы ему выкрасть момент и поговорить с учителем Айзавой на счет Деку. У него был кое-какой план, ему только не хватало более четких данных о возможном местоположении Мидории, пустое блуждание по городам отнимет слишком много времени, которого в запасе оставалось слишком мало. Очевидно, всех в его классе беспокоило тоже самое: вечерняя тренировка проходила менее интенсивно, чем обычно, всех одолевали глубокие сомнения и тревога.       Сделав короткий перерыв, Кацуки вдруг услышал, как Тодороки переговаривался с Ураракой вместо того, чтобы работать, и в своей речи они постоянно повторяли два слога, которые Кацуки мог раслышать даже стоя под турбиной самолёта, — Деку. Почему-то каждый раз, когда до его уха доводилось это имя, у него что-то сжималось в груди в смутных чувствах ревности и раздражении. Приглядевшись к этой парочке, Кацуки заметил обеспокоенность в глазах Урараки, а Шото как обычно выглядел серьёзно и мрачно, будто ходил под вечным трауром.       Когда Бакуго уловил слухом что-то на счёт Изуку четвёртый раз, он не сдержался и громко рявкнул:       — Если у вас есть какие-то идеи на счёт поисков Деку, то говорите об этом со всеми! А если вам просто нечем заняться, то валите отсюда и не мешайте тренироваться другим.       — Извини, если мешаем, — спокойно ответил Тодороки, будто издевался. Хотя при этом с его лица не сходило мрачное выражение — он был совершенно серьёзен.       — Да ладно тебе, чего ты нервничаешь, — попытался неубедительно успокоить Бакуго возникший из ниоткуда Киришима.       — У нас нет конкретных идей, — произнесла Очако, — но и откладывать поиски мы дольше не можем. Ты вчера сам сказал, что мы скоро найдём Деку-куна, и я лишь хочу, чтобы это произошло как можно быстрее.       — Ты так говорил? — вдруг удивился Каминари. — Когда это?       — Неважно, — махнула рукой девушка.       — Да, — подтвердил Кацуки, — и с тех пор ничего не изменилось.       — Так давайте уже сделаем что-нибудь! — обратилась Очако ко всем. — Как долго мы собираемся просто смотреть на эту катастрофу?! Мы должны найти Деку-куна, должны присоединиться к про-героям, должны не просто участвовать в эвакуационных миссиях, но сражаться! Сражаться за него и за всех остальных! Мы не можем больше сидеть за стенами Академии и прятаться!       Кацуки усмехнулся, — это от нервов. Он был полностью с ней согласен, хоть и не был особо рад этой мысли, тем не менее слова Очако поддержали все и единогласно сошлись на том, что хотят действовать.       — Пойдёмте к учителю Айзаве!       — Прямо сейчас.       — Я согласен.       — Я тоже.       Весь класс неожиданно оживился, от их голосов аж голова разболелась. Они всей толпой, которая со стороны, вероятно, смотрелась, как глупая сво́ра щенков, отправились в учительскую. Айзава-сенсей был не единственным преподавателем на тот момент в кабинете, и он не согласился общаться на эту тему прямо сейчас в Академии, но предложил пообщаться вечером в кампусе класса 2-А. Его отказ не понравился никому из присутствующих, и Бакуго был первым, кто выступил с возражением, но осмысленный взгляд учителя дал ему знать, что это стоит отложить, и Кацуки понимал почему. Как и все остальные.       В общей комнате после обеда наконец состоялась обговоренная встреча. Поначалу Кацуки просто слушал, как Урарака, практически срываясь на тихие хрипы от перевозбуждения, пыталась убедить учителя организовать поисковую группу и попробовать найти Деку. Об этом все говорили, и с этим даже сам учитель Айзава не спорил, но была одна проблема. Ни у Очако, ни у кого-либо ещё не было чёткого плана, как они собирались возвращать Деку, только желание найти его. В их представлениях всё получалось слишком просто, будто Изуку только и ждёт, когда к нему придут на помощь, но это точно было не так. Кацуки куда лучше представлял, с кем они имели дело, что и озвучил:       — Думаешь, он просто так согласится пойти с нами домой? — Девушка не успела ему возразить. — Он не пойдёт. Деку — псих, повернутый на геройстве и своём предназначении. Он будет стремиться всё решить в одно лицо, потому что не хочет подвергать никого из нас опасности, и потому что уверен, что эта миссия только для него одного; и именно Всемогущий внушил ему эту мысль, хотя при этом тот всегда говорил ему работать в команде. Но Деку — дурак, он не подумает о себе ни секунды и не успокоится, пока не остановит Шигараки и Все-за-одного. Только он не понимает, что не способен справиться с этим один, и мы должны убедить его, что он может принять помощь. Если каждый из нас сможет донести до него это — он сдастся.       — Это верно, но тебе не кажется, что тебе не хватает моральных прав так говорить о Мидории? Он не дурак, — не проникся словами Кацуки Тодороки.       — Сейчас речь не о морали, а о спасении его жизни. Мне надо тебе напоминать, как хреново он выглядит?! Это видно даже на тех обрывках шакального качества. Не удивлюсь, если он ничего не ест и не спит сутками. Держу пари, что он уже отмахнулся от Всемогущего и шляется в полном одиночестве, думая, что поступает правильно.       На какое-то время в комнате воцарилась тишина. Все обдумывали слова Бакуго, и по выражениям их лиц можно было понять, что они с ним согласны. Каждый из них допускал тот факт, что Кацуки лучше остальных знал Изуку, и потому был смысл доверять его словам, с этим почти никто не стал спорить. Айзава-сенсей предложил Бакуго выложить свой план во всех подробностях, раз у него есть идеи.       Кацуки знал, что Деку никого из них не захочет слушать и попытается скрыться, он рассказал вкраце о причудах, которые есть у Деку, и уверил, что тот не побрезгует ими воспользоваться, чтобы сбежать. Он предложил — не без раздражения — заковать Деку в лёд при помощи Двумордого, чтобы остановить его и тогда у них получится поговорить, они попробуют уговорить его оставить попытки сражаться одному и действовать в команде, как завещали ему учителя и Всемогущий. Очако предложила, чтобы каждый из них выразил своё отношение к Деку, поддержал его, чтобы все они действовали как настоящие друзья, кем они для Изуку и являлись, и это все поддержали. А Кацуки продолжал:       — Возможно, его будет трудно догнать, потому что он может использовать не только полёт и усиление, но и Фа Цзинь, эта причуда позволяет накапливать кинетическую энергию и высвобождать её в нужный момент. Он думал использовать эту причуду для ускорения.       — Откуда ты всё это знаешь?       — Мы не один день вместе с ним и Всемогущим разбирали предыдущих обладателей Один-за-всех и их причуды. Деку расписывал их свойства в своём блокноте, придумывал приёмы и прочее, как самый обычный ботан.       — То есть ты заглядывал в его личные записи? — бросил между делом Тодороки.       — А?! Во-первых, это не его личный дневник, а во-вторых, мы разговаривали с ним об этом. Я только что это сказал, придурок. Устраивает?       — Вполне.       — Помолчите, — оборвал их Айзава-сенсей и, дождавшись тишины, попросил Бакуго продолжать.       — Так что, если вдруг у нас не получится его сдерживать при помощи льда, и он всё равно сбежит, догнать его никто из нас в одиночку не сможет. Но ты, Очкарик, можешь попытаться, я тебя подтолкну в нужный момент.       Все детали они обсуждали больше часа, и после Айзава-сенсей назначил миссию по возвращению Деку на завтрашнее утро. Он сообщил, что приблизительное местонахождение Мидории стало известно сегодня днем буквально перед самым их приходом в учительскую. Благодаря устройству Мэй обнаружилось из какого города шёл сигнал, именно туда их класс отправят завтра. План не был надёжным, но он был единственным. Сотриголова дал добро, и Кацуки почувствовал, что приблизился к своей цели ещё на один шаг. Только ему всё равно не было покоя.

***

      Уже стемнело. Глядя в окно вдалеке за кронами деревьев, некоторые из которых вырубили для прокладки дополнительных дорог к выстроенным на прошлой неделе убежищам, можно было видеть небольшие скопления людей. Сейчас практически никто не ходил в одиночку, потому что это было опасно даже на, казалось бы, самой безопасной территории в радиусе километров двадцати — не меньше. Однако люди всё равно были встревожены. Их сюда направили власти, а директор Незу радушно согласился укрыть на территории UA каждого, кто искал крова и защиты. В последнее время количество беженцев увеличилось, отчего спокойствия стало ещё меньше, чем было. Народ был несговорчивый и пугливый, ситуация порождала в них не только страх, но и злость, некоторые казались совсем неадекватными из-за навалившегося на них горя. У многих погибли родные, уничтожены родные дома. Уже почти никто не верил в героев. Ещё с тех пор, как Всемогущий ушёл в отставку, всё пошло под откос. И теперь его памятник уродовала отвратительная надпись на груди — «Я не здесь». Надежда угасала на глазах. В любой момент кто угодно мог бы опустить руки и сдаться — но Кацуки точно к их числу не относился. Он не собирался сдаваться.       За его спиной послышались шаги и высокий голос Ашидо, который в тишине пустого коридора показался слишком громким.       — Вот ты где! — сказала она. — Спустись вниз, к тебе пришли.       — Кто там ещё, — устало возразил Бакуго. — Скажи, что не нашла меня.       — Эй, я тебе не почтальон. И я не буду такого говорить, это же твоя мама. Она ждет тебя. Вместе с ней пришла мама Мидории, они хотят с тобой поговорить.       На произнесённых словах Кацуки застыл. Удивление выбило из его головы любые возражение, а сметение приковало к месту. Он просто уставился на Мину и только через пару секунд пришёл в себя. Пинки усмехнулась, в её глазах мелькнуло хитрое коварство: она точно в будущем припомнит Бакуго этот эпизод, но ему было не до того, и вскоре он отправился вниз.       Кацуки спустился чуть быстрее, чем хотел. Его разрывали изнутри сразу несколько сильных противоречивых чувств, которые по сей день было трудно контролировать; именно они замедляли его, заставляя при мысли об этой встрече вовсе бежать назад. Неохотно Кацуки прошёл в главный зал, где на диване сидели Инко Мидория и Мицуки Бакуго. Сунув руки поглубже в карманы, он подошёл к ним.       — Наконец-то ты пришёл, мы тебя заждались.       Несмотря на содержание, слова матери не выражали никакого раздражения, её голос полнился только материнской заботой, от которой Кацуки давно отвык. Она сразу приобняла его и спросила про здоровье.       Мицуки в своё время не смогла попасть к нему в больницу, после полученного им серьёзного ранения во время битвы с Шигараки: из-за многочисленной охраны и нескольких ступеней доступа её визит долго откладывался. Так было в том числе из-за Изуку и Один-за-всех, их защищали, словно военную базу, потому что никто не мог знать наверняка, когда случится следующее нападение.       — Всё нормально, — ответил Кацуки и посмотрел на Инко, что приветливо улыбнулась ему.       — Здравствуй, Кацуки-кун.       — Здравствуйте… — поздоровался Бакуго, впервые заметно, но неловко поклонившись ей, а не как раньше: тогда он обходился простым кивком головы.       — Как ты себя чувствуешь? — спросила она, и по её голосу можно было понять, что она интересовалась не просто из вежливости, а потому, что её это действительно волновало.       — Я в порядке, — ответил он.       — Ты очень сильно повзрослел и возмужал, — сказала Инко и усмехнулась: — Прям жених.       Кацуки и смутился, и в каком-то смысле обиделся, ведь до этого было слишком далеко. Но Мицуки эта мысль понравилась, и она поддержала Инко смехом.       — Да, есть такое, — она положила руку на плечо Кацуки и потрепала его. — Но этого оболтуса не всякая вынесет.       — Мать, хватит!       — О, прости, это я виновата, — вмешалась Мидория. — Я просто пошутила, я не хотела тебя как-то задеть.       — Вы тут ни при чём.       — Давайте сядем, что стоять-то, — подтолкнула своего сына Мицуки.       — Я уже собирался ложиться, завтра рано вставать, — запротестовал Бакуго, не желая тратить время на болтовню. К тому же ему было неловко из-за присутствия Инко. Её глаза были так похожи на Изуку, и черты лица и манеры — почти один в один. Эта женщина напоминала ему о человеке, который многое значил для него и о котором он думал постоянно, не забывая через раз припоминать себе, как плохо с ним обращался раньше: и в школе, и в Академии, и в отношениях. Было невыносимо опять об этом вспоминать.       — Мы не надолго, я просто хочу сказать тебе кое-что. Удели мне пять минут, Кацуки-кун.       Перед такой просьбой Бакуго не мог устоять. Отказывать было сверх невежливо, да и укоризненый взгляд матери не позволял ему ответить нет, и потому он упал на диван, согнувшись в спине. Взлохматив волосы, Кацуки обратил взгляд на Мидорию.       — Я просто хотела поблагодарить тебя, — начала она. — За то, что ты помог Изуку. Не знаю даже, что со мной было, если бы не ты. Прости, что говорю об этом сейчас, прошло уже столько времени, но просто было очень сложно встретиться. А когда нас перевели в убежище UA, возможностей пересечься появилось не больше, это слишком затянулось. Словом, я просто хочу сказать тебе спасибо. Благодаря тебе мой сын всё ещё жив…       Её слова одновременно больно укололи и нежно поцеловали. Кацуки не знал, как отреагировать, все его чувства прятались глубоко внутри, и потому со стороны он выглядел более сдержанно, чем было на самом деле.       — Хм… Любой бы так сделал.       — Но это был именно ты, а не кто-то другой. Ты рисковал своей жизнью ради него, ты сильно пострадал. Мицуки рассказала мне, как долго заживали твои раны, мне очень жаль, что тебе пришлось через это пройти.       — Всё нормально! Ничего особенного не случилось. Я просто сделал, что должен был, — попытался нажать Кацуки, так как не выдерживал того напора доброты, с которым с ним разговаривала Инко. Она относилась к нему слишком тепло. Он не заслуживал такого отношения.       — Не знала, что ты у меня такой скромный, — заметила Мицуки.       Кацуки воздержался от того, чтобы нагрубить ей. Вести себя так неблагодарно и агрессивно было попросту неправильно, к тому же он не испытывал к ней ненависти — никогда не чувствовал, однако мать обладала таинственной силой выводить Кацуки из себя одним лишь своим присутствием. Но нахождение рядом Инко Мидории помогало Бакуго держать себя в руках.       — Я не скромничаю, — возразил Кацуки, зыркнув на мать исподлобья.       Мидория сдвинула брови — что-то похожее на сожаление, так порой сам Изуку делал, когда чувствовал свою вину в чём-то.       — Ты поступил очень храбро, Кацуки-кун. Не недооценивай свой поступок.       — Я не… — Кацуки не стал договаривать. Подумав секунду-другую он решил, что нет смысла спорить и проще согласиться. — Ладно, ничего. Спасибо…       После этого разговор сменился на простые темы, они недолго общались, так как сама Мидория не забывала, что Кацуки собирался ложиться спать и не хотела его задерживать. Когда они поговорили об убежищах и условиях содержания, в которых находились беженцы, Кацуки вдруг подумал, что и он, и все остальные герои должны немедленно остановить Все-за-одного, тогда процесс отстройки городов ускориться, и люди смогут вновь вернуться в свои дома. Но для начала нужно найти Деку.       Перед тем как распрощаться с Кацуки, Инко Мидория обратилась к нему негромко, позволив себе взять его руку в свои тёплые ладони.       — Кацуки-кун, я знаю, что вы собираетесь отправиться на поиски Изуку завтра, и я хотела попросить тебя быть осторожнее, сейчас такое твориться на улицах, столько злодеев норовит уничтожить героев… Зная Изуку, я не сомневаюсь, что он будет сопротивляться, но ты не отступай… Прошу тебя позаботься о нём.       Кацуки от возложенных на него надежд расстерялся. Первая его реакция представляла собой сопротивление, но потом он больше удивился. Он не понимал, откуда взялось столько доверия.       — Почему вы считаете, что это должен сделать именно я? — в том же тоне проговорил Бакуго.       — Ты очень дорог Изуку, он тебя послушает.       Она улыбнулась и отпустила его руку. Инко точно чего-то не договаривала. Истина пряталась где-то между её слов, и на мгновение Кацуки подумал, что она знает об их отношениях с Деку, и слегка запаниковал, ведь она так же могла знать, как плохо Кацуки вёл себя с ним, но не стал этого показывать. Вместо этого, он решил, что должен продемонстрировать ей все свои лучшие черты, и, кивнув, ответил:       — Я сделаю всё, что смогу. Я позабочусь о нём, — заверил он Мидорию.       Когда Мицуки и Инко ушли, Кацуки отправился в свою комнату преисполненный внутренней силой. Он был полон уверенности, что завтра найдёт Изуку и вернёт его домой. Обязательно.