Нужно любить, чтобы победить

      Раннее утро. До такой степени раннее, что даже ночные птицы только-только начали ложиться спать, а в кустах смолкали последние цикады; кругом не было ни души, стояла успокаивающая тишина, которой часто не хватало в общежитии среди кучи однокурсников, но это одиночество не дарило Кацуки покой, а лишь угнетало его, ибо наедине с самим собой он чётче слышал свой внутренний голос. И те слова, что звучали у него в голове, нисколько не успокаивали, а мучили самыми страшными вариантами будущего.       Кацуки вышел на пробежку, желая хоть немного отвлечься от своих путанных мыслей, которые не отспукали его всю ночь. Погода стояла пасмурная, дул довольно сильный ветер, но при этом было на удивление очень тепло. Окружение немного отвлекало на себя, а постоянное движение позволяло отчасти расслабиться. Но из головы никак не выходили те слова, что сказал ночью Мидория. Чувства, что взыграли в Кацуки из-за признания Деку, погружали его в состояние паники и порождали такую сильную, неясную ярость, что он ощущал себя столь жалким и уставшим, что хотелось спрятаться в своей комнате и не выходить оттуда хотя бы неделю. Однако о спокойствии он мог лишь мечтать. Состояние тревоги, в котором он находился, бывало с ним и раньше, но в те времена она не имела настолько странного, могучего характера как сейчас, она плохо поддавалась анализу. Тем не менее Кацуки кое-что понимал. Он понимал, что испытывал страх.       Всё, что он затеял, с самого начала было неправильным, а результат его действий не являлся тем, чего он на самом деле хотел. Кацуки давно начал сомневаться, что поступает как задумывал изначально, но всегда придерживался общей сути — пытался ей следовать. Он не должен был развивать отношения с Деку дальше. Он и не хотел этого, как он сам считал, просто не мог ответить взаимностью. Не должен был. У него не было на это права.       Он действительно начал боятся. Те чувства, что испытывал к нему Деку, будоражили его своей силой и непредсказуемостью. Он боялся и своих собственных чувств, отчего ощущал столько бессилия, что начинал злиться. Он опасался того, что ждало его впереди, он не был готов к этому. Лежа с Изуку в постели глядя в потолок, прислушиваясь к тихому дыханию рядом, Кацуки долго раздумывал над произнесёнными словами. Он повторял их про себя по несколько раз и ужасался с каждым разом всё сильнее, а утро ступало такой медленной и тяжелой поступью, что ожидание первых лучей света было просто невыносимым. Пробегая третий круг вокруг кампуса, Кацуки возобновлял в своей голове недавнее воспоминание, в котором он вскочил с постели посреди ночи и практически убежал в свою комнату. Тогда он не задумался над тем, сколько шума произвёл, но искренне надеялся, что ему показалось, что он слышал вопросительный шёпот Изуку. Кацуки не хотел представлять себе грустное лицо Деку, в чертах которого проявлялось понимание, что он оттолкнул от себя Бакуго.       В своей комнате Кацуки не стал ложиться спать. От напряжения его почти трясло. Помочь успокоиться могло только какое-то занятие, и пробежка оказалась наилучшим вариантом, хоть и она не могла в полной мере оградить Бакуго от мучительных размышлений.       Шёл пятый круг, за ним шестой, десятый, пятнадцатый. Кацуки остановился лишь тогда, когда последние рациональные мысли в его голове растворились из-за недостатка кислорода в клетках мозга. Тогда он мог больше не думать и лишь ощущал дикую усталость. Запыхавшись, Кацуки почти рухнул на землю, тяжело глотая воздух. Крупные капли пота стекали по его спине одна за другой. Он настолько сильно разогрелся, что от него почти наверняка шёл пар, который несомненно можно было бы увидеть, будь на улице прохладнее. Пока Кацуки переводил дух, он смотрел на пыльную дорогу перед собой, по которой бегали крошечные муравьи, слушал шорох листвы и наслаждался порывыми ветра, которые приятно ласкали его распалённую и мокрую от пота кожу. Отдохнув несколько минут, Кацуки поднялся и стряхнул с себя песок.       Тяжесть воспоминаний и чужие слова любви понемногу отступили на второй план. Кацуки наконец почувствовал себя лучше, и силы возвращались к нему вместе с недоброй решимостью. Он знал, как будет действовать дальше. Тревога смерилась напряжением, Кацуки замкнулся в себе максимально глубоко, как обычно делал с детства — эта привычка, от которой он не смог избавиться с возрастом, и от которой, вероятно, не сможет избавиться уже никогда. Он даже представить себе такого не мог. Вздохнув максимально глубоко, Кацуки взглянул на небо. Идеально голубая гладь возвышалась над ним, одаряя настроением грядущих жарких летних дней, в которых по задумке должны были пропадать всякие печали и расцветать любовь. Но ему это было не нужно — недоступно, если быть более честным. Кацуки угрюмо посмотрел вперёд, его сковало ледяное, неестественное для него спокойствие, в нём пропадали те самые травмирующие его эмоции, от которых он пытался сбежать. Почувствовав, что добился своей цели, Кацуки отправился обратно в кампус с неодолимым желанием срочно чего-нибудь съесть.

***

      Тишину только что наступившего для обитателей общежития утра нарушил звонкий голос Киришимы. Этот парень, когда ворвался на кухню и увидел Кацуки, внезапно озвучил то, о чём последний забыл добрые полгода назад.       — С днём рождения, Бакубро! — поздравил Киришима, хлопнув друга по плечу.       Кацуки расстерялся: углубившись в свои мысли настолько сильно, он даже не сразу понял, что обращались именно к нему; он словно не в этой комнате находился. Он вопросительно посмотрел на Киришиму, не зная, что ответить.       — Что? Впечатлён, что на целый год постарел? — хихикнул красноволосый. Не заметив подходящей реакции со стороны Бакуго, он добавил: — Да, я знаю, это тупая шутка, и это не смешно, но я должен был это сказать.       Кацуки вновь на него не среагировал, а задумчиво посмотрел на свою чашку с чаем, который заварил совсем недавно.       — Ты чего? — более серьёзным тоном начал Киришима. — Что-то случилось?       — Нет.       — Точно?       Кацуки поднял на него взгляд и твёрдым тоном произнёс:       — Это не твоё дело.       — Я просто спросил, приятель. В конце концов я пытаюсь помочь тебе. Если у тебя что-то случилось, то расскажи, я поддержу тебя!       Бакуго скривился так, что прочитать его эмоции по мимике было действительно сложно, и, вероятно, Киришима совсем его не понял.       — Нормально всё, — ответил Кацуки.       Эйджиро вопросительно поднял брови, вглядываясь в лицо напротив, пытаясь убедиться, что его друг с ним искреннен и не пытается что-то скрыть. Спустя секунду-другую его взгляд смягчился.       — Надеюсь, что так. Ты, кстати, рано встал сегодня, я видел тебя из окна своей комнаты, как ты бегал.       — Угу, — безэмоционально буркнул Кацуки.       — Ты что-то совсем угрюмый, Бакуго. Не выспался что ли?       — Не выспался.       — А я как мертвый спал, и сны вообще не снились, чернота сплошная.       Прислушиваясь к бессмысленным разговорам Киришимы, Кацуки неплохо отвлекался от своих личных переживаний. Будничность, с которой с ним общались, возвращала почву под ногами и создавала ощущение, что ничего серьёзного не произошло, и что от него никто не требует принятия важных решений, что в сущности своей было обманом — но приятным обманом.       Постепенно кухню наполняли полусонные одногруппники, что собирались как можно быстрее позавтракать; воздух наполнился не только разговорами и шумными поздравлениями, но и различными запахами. Пахло свежими булочками с корицей, сладким чаем и кислыми лимонами, пряным кофе и жареным хлебом. Кацуки вновь напрягся, его настороженность и задумчивость привлекала слишком много внимания, из-за чего он постоянно слышал один и тот же глупый вопрос: «С тобой всё в порядке?»       Конечно, его отстраненность от окружения и людей мало кого в действительности трогала: все уже давно привыкли, что к Бакуго лучше не подходить, если он не в духе, и это спасало последнего от ненужного ему общества. Но сегодня был особый день, все как будто сговорились и приставали к нему с очевидными вопросами, пытались оказывать внимание и проявлять заинтересованность во всём что бы он ни делал.       Но во всём происходящем было столь мало смысла, что оно неминуемо блекло на фоне того, что действительно было важно для Бакуго. Дружелюбность окружающих лишь заставляла сильнее нервничать; напряжение копилось в нём с каждой секундой. Он с тревогой ждал того момента, когда увидит Мидорию, и как тот кинется ему на шею и будет зачитывать все те банальные пожелания на день рождения, которыми обычно обмениваются друзья. Но только Деку ему не друг. Кацуки уже и не знал, кто они друг для друга. Это было невозможно определить, и мысли об этом заводили его в такие тёмные глубины, что он боялся размышлять дальше. Он всегда боялся думать об этом, постоянно отмахивался от этих мыслей, полагая, будто сможет к ним вернуться, когда будет более подходящее настроение. Однако когда тот самый момент наступал, Кацуки бежал от этих рассуждений сразу, ибо знал, к чему они его приведут.       Когда Бакуго заметил Мидорию, вошедшего в общую комнату, то змеей ускользнул на улицу так быстро, что его никто и не заметил. Оказавшись за закрытой дверью снаружи, Кацуки нахмурился, раздражённый внезапным приступом паники, которая сама вытолкнула его из комнаты. Он почувствовал себя трусливым идиотом, что не способен взглянуть прямо в глаза человеку, которого всегда считал своим соперником, и с которым вообще-то недавно начал спать. Проблема перед ним вырисовывалась нетипично сложная, но он мог её решить, только откладывал решение настолько далеко, насколько позволяли обстоятельства.       — Каччан?       Голос донесся из-за спины Кацуки так неожиданно, что последний заметно вздрогнул. Он оглянулся и внимательно посмотрел на Деку, что выглядывал из-за двери. Изуку улыбнулся и прошёл чуть вперёд, придерживая дверь.       — Я хотел… поздравить тебя с днём рождения.       Деку почти не смотрел на Кацуки, он смущённо направлял взгляд в сторону, как только осмеливался посмотрел на Бакуго, его щёки украшал лёгкий румянец.       — Ага, да… спасибо… — Кацуки начал топтаться на месте, едва справляясь с желанием куда-то сбежать. Эта неловкость и смущение живым объектом встала между ними и не давала сблизиться друг с другом. Деку смущался не меньше, но его чувства явно были иными, они были чистыми и искренними; он был полностью отдан во власть Бакуго, и тот мог сделать, что угодно сейчас, но опять предпочёл держать дистанцию.       — Ребята предложили отпраздновать сегодня вечером все вместе, накрыть стол, вручить подарки, — Изуку нежно улыбнулся, — у меня есть для тебя кое-что.       Кацуки почувствовал что-то настолько неприятно к самому себе, что решил быстрее завершать этот разговор, пока тот не зашёл слишком далеко.       — Окей, — просто согласился он и вошёл обратно в кампус, пройдя мимо Мидории, стараясь не замечать расстерянный взгляд последнего.       — Эй, бро, куда направляешься? — крикнул ему Эйджиро.       — Тренироваться.       — Класс, я с тобой.       — Я иду один.       — Да ладно тебе, пошли, вдвоём веселее будет.       Кацуки не захотел спорить, но и ждать долго так же не собирался, Киришиме пришлось бежать за Бакуго, чтобы не отстать. Когда они дошли до его комнаты, Кацуки чуть было не вырвал дверь с петель — настолько сильно он её дёрнул.       — Ты меня пугаешь, бро, с тобой точно всё нормально? — произнёс Киришима, осторожно заглядывая в комнату.       Бакуго действовал резко и неуклюже, необходимые вещи он запихивал грубо, не особо заботясь о том, что они все помнутся или что не хватит места для остального. Когда же всё было собрано, он дёрнул незастегнутую сумку на себя, и из неё посыпалось всё содержимое на пол.       — Блять, — прорычал он, злобно бросив сумку на кровать.       — Давай помогу.       — Да отвали ты!       Киришима проигнорировал выпад в свою сторону и склонился за дезодорантом, который укатился в его сторону, а когда он взялся за полотенце, то заметил какую-то упаковку. Подобрав небольшую пачку и прочитав надпись на ней, выражение его лица резко сменилось со спокойного на вопросительное.       — Это что? Презервативы?       Кацуки вырвал у него упаковку и бросил её на тумбочку. Он помнил, как купил её недавно, тогда он решил сходить в магазин после тренировки и так вышло, что с ним была его спортивная сумка, в которую он и положил купленную им пачку презервативов, но он забыл её вытащить. Его посетила внезапная мысль, что, возможно, эти презервативы ему не скоро понадобятся.       — Так это правда… — задумчиво произнёс Киришима.       Кацуки с подозрением покосился на него.       — Что? — буркнул он.       — Ну… — Киришима в смущении провёл рукой по шее и сказал: — Эм… что вы спите с Мидорией?       Бакуго замер и задумался. Внезапное понимание обескуражило его на секунду. Деку был прав, когда опасался, что их слышат по ночам и сплетничают за их спиной. Но через мгновение Кацуки взял себя в руки.       Некоторое время назад он пришёл к выводу, что ему в целом насрать, кто что думает об их отношениях, а сегодня ночью он вовсе не обратил внимание на вероятность публичного осуждения и желал лишь удовлетворить свои сексуальные потребности. Но прямо сейчас это не имело никакого смысла, наоборот он был даже не против.       — Кто тебе это сказал? — решил спросить он.       — Мне… ну, со мной поделился Каминари-кун, а ему сказал Минета-кун, а Минете кто-то другой рассказал, я не знаю точно…       Понаблюдав за растерянным лицом напротив некоторое время, Кацуки злобно фыркнул:       — Пошли.       Он закинул сумку на плечо и прошёл мимо Эйджиро, направляясь в сторону тренажёрного зала, но вдруг желание кое-что добавить к их разговору заставило его задержаться на секунду. Он обернулся к Киришиме и сказал:       — Да, мы с ним трахаемся. У тебя какие-то проблемы с этим?       Киришима распахнул в шоке глаза и весь залился краской; он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но смог лишь бестолково двигать губами, как выброшенная на берег рыба. Он выглядел нелепо в этот момент, но Кацуки было не до смеха. Он давно понял, что тело Мидории его более чем просто привлекает, он жаждал им обладать — он всю ночь об этом думал, — но Деку хотел больше — гораздо больше, чем Кацуки мог ему дать. Да он и не хотел ничего отдавать взамен. Он же так и планировал с самого начала?       Кацуки мотнул головой, вновь отмахиваясь от надоедливых сомнений, которые преследовали его всё время с той самой секунды, когда он предложил Деку встречаться с ним — быть его, принадлежать ему, как он тогда хотел. И сейчас для сомнений не было места в его мыслях и душе, он отгородился от них, чтобы было больше свободы в принятии трудного решения, и их попытки овладеть им недопустимы.

***

      Кацуки по максимуму откладывал возвращение в кампус. Тренировка была настолько медленной и тяжелой, что Киришима едва сдерживался, чтобы не начать ныть, как когда-то делал Каминари от слабости и лени, но глядя на Бакуго, он мужался и через силу заставлял себя продолжать. Конечно, он несколько раз аккуратно предлагал Кацуки закончить или хотя бы сделать получасовой перерыв и освежиться, но всё это не дало результатов. На самом деле Бакуго наоборот на каждое подобное предложение посылал его и не заставлял работать дальше, но он же не виноват, что дурак Эйджиро строит из себя олимпийского атлета. У Красного Бунтаря была отменная сила — огромная, её потенциал очень велик, — но с выносливостью имелись проблемы, и именно над этим он, видимо, и пытался работать. А Кацуки понятия не имел, откуда сам брал столько сил; он не чувствовал усталости, не ощущал голода, ему только пару раз за всё время захотелось пить, а потом он вновь возвращался к тренировке. В этом темпе он продолжал часа три без остановок, и только когда пошла вторая половина четвёртого часа почувствовал себя куском варенного мяса; вялость в натруженных мышцах появилась резко и неожиданно, в горле странно закололо и всё тело ломало пополам. Киришима давно сидел в стороне и в неверии следил за Бакуго, периодически напоминая ему, что он так погубит себя, и был, наверное, прав.       — Всё нормально, бро? — спросил он третий раз, когда Кацуки вдруг остановился и почти бросил штангу, не в силах больше держать её на своих плечах.       Кацуки тяжело задышал, он подошёл к скамье и взял полотенце, чтобы протереть взмокшее лицо и шею. У него сильно дрожали руки, но это не было заметно.       — Так, я считаю, что пора заканчивать, ты сейчас просто на пол свалишься.       — Не закончил подход…       Кацуки сел на скамью, согнув спину, одной рукой он удерживал отяжелевшую голову.       — Только попробуй подойти обратно к штанге, — пригрозил Киришима. — Я тебя силой держать буду.       Бакуго плохо расслышал последние слова: на короткий промежуток времени, который тем не менее длился достаточно долго, чтобы Эйджиро начал паниковать, он почувствовал себя плохо: его тело пробила слабая дрожь, проступил холодный пот, в ушах загудело и потемнело в глазах. У него поднялось кровяное давление, это из-за того, что он слишком сильно перетрудился, такого не случалось с ним уже много лет. Он глубоко вздохнул и прикрыл глаза.       — Эй, Кац, ты как, может в медпунк сходить?       — Не нужно. Всё нормально.       — Ты же понимаешь, что это вообще неубедительно звучит?       Кацуки промолчал, концентрируясь на своих ощущениях. Его состояние быстро улучшалось, он уже не чувствовал себя коровьей лепешкой, на которую наступил слон. Силы постепенно возвращались к нему вместе с обезвоживанием и голодом, и ещё ему резко захотелось лечь спать. Это была желанная усталость, которая могла помочь ему забыться.       — Мне очень не нравится, как ты ведёшь себя сегодня. У тебя день рождения вообще-то! Ты должен отдыхать и развлекаться, а вместо этого устроил непонятно что, марафон какой-то, тоже мне.       Пока Киришима говорил это, он собирал вещи Кацуки, очевидно намекая, что на сегодня они точно закончили. Кацуки не смотрел в его сторону.       — Тебе надо с Мидорией время проводить, а не этой ерундой заниматься. Тем более что у вас настолько серьёзные отношения.       — Нет у нас никаких отношений.       Кацуки заметил, как резко вдруг затих Киришима, через пару секунд тот сел рядом на скамью.       — Не понял. В каком смысле?       — Это не твоё дело.       Киришима помолчал совсем недолго и вновь заговорил:       — Кац, ты чего?       — Отвали от меня, — без злобы произнёс Кацуки.       — Вы поссорились? — Ответа не последовало. — Деку-кун говорил, что ты бываешь грубым с ним иногда, он сказал, что его это расстраивает, и я его прекрасно понимаю, но ты же не со зла, да?.. Знаешь, будь помягче с ним что ли. Он… не знаю, мне кажется, что он… ну… любит тебя.       — Я знаю.       — О, круто…       На этом их разговор внезапно оборвался. Киришиме без того было неловко вникать в подробности отношений Мидории и Бакуго, а в свете новой информации он вообще был лишним и не должен был вмешиваться. Но упоминание Деку снова напомнило Кацуки, кем он является в своих собственных глазах, и тошнота снова подступила к горлу, но только совсем другая.       — Я в душ, — сказал Кацуки.       — Эй, бро, не забудь мы все тебя ждём, времени уже очень много. Как закончишь, приходи!       Бакуго невнятно качнул головой и скрылся за дверью.

***

      Кацуки шёл очень медленно, прислушиваясь к шуму в общей комнате, его одноклассники вообще не замолкали, переговаривались, над чем-то смеялись, бегали туда-сюда — словом, наводили суету. Поздравления всей толпой всегда смущали Кацуки, он терпеть не мог такие моменты, но ещё больше его беспокоило, что среди ребят есть Деку, и тот что-то приготовил для него. Ему было неприятно представлять себе, как лично отказывается принимать подарок, это было жестоко. Но он и не должен его принимать, он ведь не обязан?       — Чёрт…       Ему было страшно. Однако у него не было выбора. Остановившись у самых дверей в кампус, Кацуки потёр пальцы, не решаясь взяться за ручку.       — Бакуго! — послышался громкий голос Ииды за спиной, от которого Кацуки всего передернуло от неожиданности.       — Блять, очкарик!       — Мы тебя уже давно ждём! Пошли быстрее, стол накрыт, все ждут! — Кацуки почти силой затолкали в общежитие. Как только они вошли внутрь, Тенья воскликнул: — А вот и именинник!       — Ну наконец-то!       — Мы тебя заждались! Где ты пропадал?       — Чувак, я так изголодался, пока ты отсутствовал, давайте уже быстрее начнём!       — Иди сюда, проходи!       Кацуки обвёл напряжённым вглядом присутствующих. Комната была украшена самым банальным образом, каким только можно придумать, когда друзья собираются поздравлять друг друга: здесь были и разноцветные надувные шарики, поздравительные плакаты, флажки — всё пестрое и несуразное, кричало о том, что сегодня у Бакуго день рождения! На лицах учеников А-класса играли различные, но в целом положительные эмоции, они улыбались, говорили какие-то приятные вещи, пытались проявлять внимание.       Кацуки видел и Изуку, который держался немного в стороне, было видно, что он взволнован, тянется к нему, но побаивается, и его улыбка — она отличалась от прежней, в ней пряталось что-то ещё, что взволновало Бакуго, но он не успел на этом сосредоточиться.       — Ну что, кто поздравлять будет? — обратился к окружающим Тенья, когда все встали вокруг именниника.       — Конечно же, Мидория! — вытолкнул упомянутого Каминари. — Давай, скромняга!       — Блин, давайте без этого, — хотел отмахнуться Кацуки, но его потрепал по плечу Киришима и вцепился так, словно пытался удержать его на месте.       Кацуки хотел огрызнуться на него и скинуть руку, но быстро перевёл внимание на подошедшего Изуку. Деку мило засмеялся, прищурив глаза, как обычно делал, когда испытывал радостные эмоции; к груди он прижимал какой-то свёрток.       — Каччан, мы хотим все вместе поздравить тебя с днём рождения! — Все похлопали. — Я хочу пожелать тебе исполнения твоей заветной мечты и стать лучшим героем! — Под глупые умилительные вздохи окружающих Изуку добавил: — Хотя для меня ты уже самый лучший…       Он вручил свой подарок, повязанный оранжевой лентой. В его взгляде было столько неловкости и нежности, что Кацуки стало ещё дурнее. Он принял подарок и быстрые объятия от Деку. Кацуки подумал, что его поцелуют, но, видимо, Мидория слишком сильно стеснялся и очень быстро отстранился. Класс всей кучей кинулся на Бакуго, поздравляя каждый от себя, в основном это были его близкие друзья, остальные же вели себя более сдержанно и спокойно.       — Эй, включите кто-нибудь музыку! — махнул рукой Серо, на что Кьека быстро среагировала и включила магнитофон.       Доброта, с которой обращались к нему, его угнетала, она казалась неправильной и незаслуженной.       — Мы для тебя приготовили торт, Бакуго-кун, — произнесла Тсую.       — О да, он шикарен! — сказал Денки. — Деку-кун с девчонками специально для тебя готовили!       — Да, если бы не Деку-кун, я бы вряд ли стала в этом участвовать, — Кацуки расслышал негромкое высказывание Урараки, но решил его не комментировать, хотя на мгновение сильно раздражился.       Его усадили за праздничный стол, предложили много вкусностей и, конечно, показали симпатичный торт в его честь, на нём едва умещалась написанная убористым почерком поздравительная надпись «С днём рождения, Каччан!»       — Я предложила Мидории нарисовать на нём сердчеко, но он не захотел, — посмеялась Мина.       — Ну, просто это же от всех нас торт, а не лично от меня… — ещё раз пояснил Деку.       — Иначе ты бы нарисовал его, да? — посмотрела на него Пинки любопытными чёрными глазами.       — Возможно, — скромно ответил Изуку, уводя взгляд в сторону.       Его поведение заметно отличалось от обычного, и Кацуки знал, что на него влияло, но он очень устал об этом думать, мысли зациклились на одном и том же и утомляли его, он хотел побыстрее с этим закончить. Хотел избавиться от этой неопределённости, ведь тогда он сможет обрести покой. Он очень этого ждал.       Вечер тянулся по мнению Бакуго бесконечно долго, единственное что его радовало — это вкусная еда и прикольные подарки, конечно, в большинстве своём это были простые безделушки, но они ему понравились. А вот подарок Мидории Кацуки отложил на потом, так как очень боялся узнать, что тот мог для него подготовить. Внимания и так было слишком много, сегодняшний день буквально вытравил из Кацуки все силы, праздничные блюда лишь отчасти их востанавливали.       Шум музыки, глупые разговоры отвлекали, друзья общались с Бакуго на простые темы, что притягивало к ним, потому что это помогало держаться от Деку в стороне. Он старался игнорировать тот факт, что банальная трусость, и пытался выдать это за тактику, пытался обмануть самого себя. Но выходило не очень успешно.       — Удивлён, что ты не бежишь от нас, как раньше, а сидишь рядом, — весело произнёс Денки, выпивая стакан газировки. — Чего к Мидории не идёшь?       — Успеется.       — Вы у нас романтическая парочка, обниматься за углами должны или ещё чего-нибудь, — хихикнул он.       — Заткнись.       Киришима дернул Каминари за рукав футболки и посмотрел на него предостерегающим взглядом.       — Что? — не понял тот.       Кацуки оглянулся, заметив Изуку, что сидел на диване в компании Тодороки, Ииды, Мины, Тсую, невидимой девчонки Хагакуре и других; они о чём-то разговаривали, и Деку неловко улыбался им, когда к нему обращались. Кацуки вздохнул. Перед глазами опять возникла та ночная сцена, когда Деку произнёс эти невозможные слова, лежа у него на груди.       Я люблю тебя.       — Блять…       — Ты чего, Кац? — спросил Серо.       — Чего приуныл? — это был Денки.       — Бро просто устал, он сегодня тренировался как проклятый, — ответил за него Эйджиро.       — Знаем, ты говорил. — Каминари вернул внимание Бакуго: — Может быть, тебе стоит пойти к себе, отдохнуть?       — Нормально всё, — отмахнулся тот.       — Ну, как скажешь.       Когда же основная часть праздника подошла к концу, в общей комнате остались только самые стойкие, уже вечерело, большинство отправилось в свои комнаты. Кацуки не ушёл первым лишь потому, что не хотел приближать коварнейший момент этого вечера и портить себе настроение ещё сильнее. Кроме того он мог наблюдать за Деку и выжидать. Они сидели напротив друг друга, и Кацуки мог видеть осторожный взгляд Изуку в свою сторону.       Оставшиеся ребята разговаривали на самые банальные темы, на которые переходят тогда, когда сказать совсем нечего. Но Кацуки видел, как тем не менее внимательно и с интересом Изуку прислушивался к диалогам других, хотя сам он участвовал в них гораздо меньше, чем мог бы.       — Уже много времени, пора ложиться спать, — зевнул Юга.       — А я наоборот люблю ложиться как можно позже, — улыбнулась Мина. — В детстве меня было невозможно уложить в кровать, я была гиперактивна.       — У меня было так же, — согласилась Кьека, — но повзрослев, я наоборот ложилась спать раньше, но вместо сна я слушала музыку.       — А я любила засыпать вместе со своим котом, он был таким ласковым, — добавила Момо. — Сейчас он дома у родителей. Я по нему скучаю…       — У Каччана тоже была кошка в детстве.       Все с огромным любопытством перевели взгляды на Деку. Кацуки резко напрягся.       — Интересно, — оскалилась Ашидо и заинтригованная пододвинулась поближе.       — Да, это было очень давно, мы ещё в школу тогда не ходили, когда она у него жила, помнишь, Каччан? — Кацуки не ответил, просто искоса следил за ним. — Я помню, как сильно ты плакал, когда она умерла… — продолжил Изуку. — Я хотел тебя поддержать тогда, принёс тебе конфеты, но ты не захотел меня видеть…       Кацуки ощутил такую неприятную резь в животе от услышанного, словно его натурально ударили ножом. Эта была слишком личная информация, слишком важная для него, он не хотел, чтобы об этом кто-нибудь знал. Он уязвлённо нахмурился и прорычал:       — Нахера ты рассказываешь об этом всем, задрот?!       Изуку смутился, но не успел возразить, вместо него ответила Ашидо:       — Да ты же был ребёнком, что в этом такого?       — Вот именно.       — Ничего страшного, подумаешь.       Кацуки недовольно обвёл всех злыми глазами. Никто не пытался его как-то задеть, все сделали вид, что это не имеет никакого значения, но он им не верил. Он фыркнул и отвернулся, неуклюже раскинувшись на диване, демонстрируя свою независимость и безразличие. Но это был блеф.       В какой-то неопознанный момент Изуку оказался рядом с Кацуки и протянул ему свой телефон, показывая что-то на экране.       — Чего тебе?       Кацуки вдруг понял, что это была фотография, о существовании которой он давно позабыл. На фото стоял он, Кацуки, совсем маленький, розовощекий, гордо держащий здоровенную кошку на своих руках, а на небольшом расстоянии рядом стоял Изуку и счастливо улыбался в камеру.       Пораженно уставившись на фотографию, Кацуки ощутил давнюю тоску, которая была глубоко спрятана в его душе. Когда умерла его любимица Нобу, он так сильно расстроился, что почти неделю не выходил из дома и тосковал по ней не меньше месяца. Ему было горько от того, что в момент, когда её не стало, его не было рядом, и он не смог последний раз приласкать её, сказать, как сильно любит её, и попрощаться. После того он не хотел больше ни к кому привязываться, потому что было слишком больно расставаться.       — Откуда она у тебя? — холодно произнёс он.       Изуку улыбнулся ему.       — Она у меня уже давно. Я как-то попросил маму сбросить мне несколько фотографий, эта — одна из моих любимых.       Кацуки поджал губы и отвёл взгляд. Он шумно выдохнул и угрюмо посмотрел в сторону. Изуку рядом с ним заерзал, видимо, не решаясь прикоснуться, чтобы поддержать. Но Кацуки это не было нужно, он давно стал слишком независим, чтобы поддаваться детским сентиментальностям.       Внезапное желание подышать прохладным вечерним воздухом подняло Кацуки с дивана, и он направился в сторону улицы. Он чувствовал направленные на себя любопытные взгляды однокурсников, но чётче всех ощущал взгляд зелёных глаз.       На улице стояла приятная погода, было пасмурно, из-за чего окружение казалось ещё темнее в этот час, громко трещали в траве цикады, а над головой странно шумела лампочка на фонарном столбе, вокруг её света пархал целый десяток мошек. Шаги за спиной отвлекли Кацуки от созерцания позднего вечера.       — Каччан?       Кацуки обернулся и строго посмотрел на Деку, который лишь заметив остроту его взгляда, замедлился и взволнованно приоткрыл губы.       — Ты… ты злишься?       Кацуки сжал зубы и разгневанно фыркнул.       — Прости… — поспешил извиниться Деку.       Он всегда был таким. Этот парень ничего не понимает, он глуп, слеп — ослеплён именно своей любовью; он слишком наивен и безволен, обладание им ничего ценного не даёт, одни только проблемы. Всё это бессмысленно.       — Это не любовь, — произнёс Бакуго.       Изуку напряжённо сдвинул брови, в его глазах блестнуло что-то крайне знакомое на мгновение. Это была боль.       — Что? Что ты хочешь сказать…       — Не делай вид, что не понял, Деку.       Изуку слегка дрогнул, но не потерял самообладание. Он был готов.       — Я боялся, что ты это скажешь… — Он опустил взгляд, волосы прикрыли частично его лицо, и не было видно, какие они прятали эмоции; его пальцы вцепились в футболку на груди и сжали со всей силы.       — Давай не будем выяснять отношения и просто разойдёмся, — попытался звучать спокойно Кацуки, однако его всего трясло изнутри, и он не хотел признавать, что знает причину, из-за чего это происходит с ним.       — Почему? — прошептал Изуку.       Он поднял голову, в его голосе слышалась лёгкая истерика:       — Почему, Каччан?! Всё, что между нами было, что это, по-твоему? Зачем ты начал это, зачем предложил нам встречаться, почему делал… это со мной? Зачем, Каччан, объясни мне?!       Кацуки расстерялся на секунду, но чуть погодя озвучил то, о чём и так знал раньше, и решил, что может наконец сказать это вслух.       — Просто мне нравилось тебя трахать.       Это оскорбление будто ударило Изуку раскалённым хлыстом, на его лице отразились боль и гнев, ему дали словесную пощёчину в этот момент, бросили в грязь, растаптывая на его глазах самые прекрасные чувства. Потрясение во взгляде напротив отдалось смятением в душе Кацуки, но он не мог отступить, сказанного уже не вернёшь.       — Ты думаешь, это нормально? — произнёс Изуку дрогнувшим голосом. — По-твоему, это смешно? Неужели ты правда настолько меня не уважаешь? За что, Каччан, я же… я же люблю тебя… зачем ты так?       Ком в горле стал более ощутимым, и Изуку тяжелее давались последующие слова:       — Я… нет, я знал… ты всегда был таким, но я пытался видеть тебя иначе, хотел дать тебе шанс, я верил в тебя, но ты… ты меня не любишь, какой же я идиот…       Он накрыл рот двумя руками и с ужасом осознания разбившихся надежд смотрел перед собой замыленными от слёз глазами. И каждая капля этих слёз забирала с собой все силы Кацуки, всю его волю.       Он не думал, что будет настолько тяжело. Но это была правда — он не любит Деку. То, что между ними, нельзя считать любовью, это была сделка, и Кацуки решил разорвать контракт.       — Уходи, — едва понятно выдавил из себя Изуку, и Кацуки спешно вернулся в кампус.       Воспоминания тех несчастных сдавленных рыданий проводили его прямо до комнаты, там он закрылся и, стоя один в темноте, в зловещей тишине, вдруг понял, что совершил самую страшную ошибку в своей жизни.