Дракон и Единорог

      Том Марволо Гонт был известен в качестве подающего надежды юноши, влюблённого в свою страну. Умного, очаровательного, красивого достаточно, чтобы песок, брошенный его собеседникам в глаза не ощущался болью, а наоборот казался благословением. У Тома был целый год, пока он жил в Хогвартсе, запертый там Альбусом Дамблдором, чтобы продумать этот образ и выстроить его, как фигурку из конструктора. Вытесать, отшлифовать подобно идеальной занимательной мраморной статуе. Он начал с малого: сделал так, чтобы новые одноклассники приняли его за своего. Тома представили подростком, перешедшим с домашнего обучения на школьное для сдачи экзаменов. В Хогвартсе, как и в большинстве магических школ это было обычным делом благодаря всяким аристократам, предпочитавшим школьным учителям персональных репетиторов для обучения своих детей, так что Том не выбивался. Он поддерживал образ очень талантливого школьника, спокойного и вежливого, не позволяя ни одной живой душе догадаться, что под этой водной гладью, отражающей Небеса скрывается злобный оживший мертвец. Друзей заводить уже было поздно, да и уж слишком он был не в себе из-за «воскрешения», чтобы при близком общении в глаза не бросалась чужеродность. Том вёл себя как его одноклассники, то есть обсуждал домашние задания и учителей, планы на будущее после школы — здесь он уже знал, что подастся в Министерство, самое тёплое и важное место в этой жалкой иерархии — и предстоящие экзамены, хотя ничего из этого ему на самом деле было не интересно и отдавало бренностью бытия. В подробности о своём прошлом не вдавался, ведь ещё не имел доказательств, чтобы его подтвердить. Дамблдор великодушно записал его в Книгу Хогвартса под фамилией Гонт после нескольких недель уговоров, и, несмотря на то, что о Гонтах уже много лет ничего не было слышно, чистокровные наследники могли помнить этот род, и в будущем Тому не обойтись без продуманной легенды. Он отвечал только, что не любит говорить о своей семье снобов-отшельников. Они растратили последние деньги, доставшиеся им в наследство, а у Тома была «мечта».       Он с интересом наблюдал за этим новым для себя миром. В школе всё казалось не таким уж и другим, благодаря многовековым традициям и отдалению от цивилизации, но то и дело Том замечал вещи, которых в его время не существовало, такие как джинсы, толстовки, кроссовки и зачарованные на сопротивление разрушительному действию магии электро-приборы типа плееров и игровых приставок. Он слышал новые слова и понятия, и старался не подавать виду, что сбит ими с толку. Теперь, спустя столько лет, было очевидно, насколько велика пропасть в знаниях об окружающем мире между чистокровными волшебниками и магглорожденными, и больше нельзя было поставить себя выше просто по праву рождения. Вторые будто буквально прибыли с другой планеты, где есть DVD, интернет, беспроводные телефоны — аналог Сквозного Зеркала — и кабельное телевидение, а первые едва разобрались, что такое электричество и для чего магглам нефть. Магический мир остался примерно где-то там, где Том его и покинул, а вот немагический превратился в экранизацию фантастических книг, пусть и в довольно обыденном ключе. А ещё в этом мире не существовало войны. Ни в одном из них, по крайней мере на территории Соединённого Королевства, а судьба остальных стран Тома мало интересовала. Остались только воспоминания, отголоски и хроники в обрывках дневников. Никаких бомб, мертвецов, поймавших осколок, и никакого страха, что потолок приюта обрушиться тебе на голову только потому, что тебе запретили колдовать вне школы. Том боялся этой жалкой смерти. Раньше. Теперь этого нет. Какое облегчение.       Удивительно было понимать, что Минерва Макгоннагал, гриффиндорка с параллели, уже морщинистая бабуля, а рыжая борода Дамблдора совсем выцвела и кожа покрылась характерными пожилым людям пигментными пятнами. Портрет почившего директора Диппета занял место на стене среди таких же портретов предыдущих директоров. И совсем скоро лицо Дамблдора будет висеть всё там же, сбоку или снизу. В детях, встречаемых в школьных коридорах Том узнавал своих школьных приятелей, но их черты всё равно были сильно искажены подмешанной в семьи кровью. Том испытывал чёртов диссонанс, осознавая, что его Вальпургиевы Рыцари уже замшелые старики, а он сам, судя по газетным вырезкам, тринадцать лет как мёртв, но люди до сих пор бояться произносить его псевдоним в слух. Имя «Волдеморт» теперь скрипело на языке солью и горькой обидой. Как можно так всё просрать? У Тома Риддла было всё: верные друзья, последователи, целая армия последователей, чёрт возьми, связи, влияние, деньги, в конце концов. У него были хоркруксы, но ни один из его Пожирателей Смерти не додумался их использовать или не смог. А Волдеморт был по-настоящему самонадеян и уверен в собственной неуязвимости. Одному только Малфою хватило ума подложить дневник кому-то, кого можно использовать и то, судя по всему из чистой вредности, а не потому что хотел вернуть к жизни своего Хозяина. Том думал о тех возможностях, которых лишилась его старшая копия и покрывался презрительными мурашками. Том Гонт уже не мог идти по тому же пути, потому что скорее всего пришёл бы к тому же концу. И чувствовал себя беспомощным, как тот подросток, которым он и являлся. Без семьи, без Рыцарей и их поддержки, без нескольких частей своей души, он чувствовал себя почти жалким. В своей новой школьной мантии, купленной на деньги сиротского фонда, уже без значка старосты школы — Том стискивал зубы каждый раз, когда думал об этом, потому что потерял и такую кроху власти — он чувствовал себя так, будто натянул на тело полотно из крапивы и розовых стеблей. Кожа чесалась от желания действовать. Дёсны чесались от желания оскалиться на шлюху-фортуну.       Но если посмотреть с другой стороны, то Том был свободен. Предыдущие амбиции больше не кружили голову, ведь теперь их место заняли другие. Том глотал газеты и написанные за последние пятьдесят лет книги, любую информацию, которую мог найти, чтобы приспособиться к миру раньше, чем он поймёт, что Тома можно потопить за незнание и наивность человека, выросшего в середине прошлого века. В конце концов, лишь после некоторых исследований Тому стало понятно, что глубокие вырезы блузок и голые ноги теперь в порядке вещей и не вызывают порицания, как и грубые ругательства и курение травки. В какой-то момент ему стало этого мало и он потребовал у Дамблдора выпустить себя погулять. Он отрицал любые ассоциации с сидящей на цепи собакой, хотя не мог не чувствовать себя заключённым. В конце концов даже Сириусу Блэку надоело сидеть в Азкабане настолько, чтобы переплыть ледяное море без любого намёка на магию. А Том просто хотел погулять. Пройтись по знакомым местам, может быть найти что-то новое для себя. Посмотреть на жизнь, перескочившую в его глазах из сороковых к девяностым в мгновение ока. Может быть он просто хотел вспомнить, кто он такой.       Альбус Дамблдор смотрел на него тяжело и внимательно. Густые седые брови сошлись на переносице, в уголках губ залегла скорбная складка. Идея ему явно не нравилась, но ему ни одна идея Тома никогда не нравилась, так что ничего удивительного. Когда Том только поднялся в кабинет директора старик выглядел умиротворённым и даже весёлым, но теперь… надежды таяли на глазах, как мороженое под палящим солнцем. Старик был предвзят, и Том не мог его в этом винить.       — Боюсь, что я не могу этого сделать, мальчик мой. — проговорил он. Речь шла о том, чтобы снять с Тома ограничение в перемещении на день. Нет, даже не на день, а всего на пару часов. Тома душил Хогвартс, его жители и стены лежали на плечах мучительным грузом. Том честно не собирался делать ничего дурного. Он хотел просто посмотреть.       — Я понимаю вас, сэр. Но мне важно знать, что с ними случилось.       — Ты убил их. — Дамблдор только больше мрачнел. Том попытался сделать шокировано-напуганное лицо, но быстро перестал. С директором такое уже не сработает, ведь он познакомился с человеческой маской Тома ещё когда у той только-только выпали последние молочные зубы. Том не знал, что ответ будет таким, потому что он даже не планировал ничего такого, но был не удивлён, ведь подобное коварство ему вполне свойственно. Он вздохнул.       — Я не убивал их.       Я не Волдеморт, хотел сказать он. Волдеморт это не я, хотел сказать он. Он так гордился этой анаграммой раньше, он так хотел, чтобы это имя уважали и боялись. Он хотел, чтобы настоящее имя, принадлежащее его жалкому маггловскому отцу стёрлось из биографии навсегда. Хотел и сейчас хочет, но Дамблдор не дал ему выбора. Когда Тому дали возможность выбрать фамилию имя уже было вписано. Директор не считал его достойным другого, потому что видел того же жестокого хитрого мальчишку, которому не составило труда придушить кролика и напугать обидчика до безумия. А сейчас он не считает его достойным свободы.       Дамблдор вдруг весь переменился. Кто знает, что он увидел. Его лицо разгладилось, а готовая к работе магия, величественно перемещавшаяся по кабинету, как пузыри в лава-лампе, осела на пол.       — Я вынужден требовать с тебя Непреложный Обет.       Том кивнул и поднялся на ноги со стула для гостей. Альбус встал тоже и медленно подошёл к подростку. Он обдумывал условия обета. Протянул к парню морщинистую руку. Пальцы старика украшали массивные холодящие кожу кольца с камнями разного свойства. Том опасался касаться их своим нестабильным телом, но у него очевидно не было выбора.       — Ты обязуешься вернуться через три часа и не причинять вреда никому в месте, в которое отправишься в рамках отведённого тебе времени. Я обязуюсь развеять обет сразу после твоего возвращения.       По ладони директора поползла руническая вязь от кончиков пальцев, оседая золотым браслетом на запястье. Гонт протянул руку в ответ, его ладонь тоже озарилась светом заклинания.       — Я обязуюсь вернуться через три часа и не причинять вреда никому в месте, в которое отправлюсь в рамках отведённого мне времени. — выдал он на одном дыхании, изнывая от нетерпения.       Клятва была закреплена. Руны впитались в кожу, скрываясь незримой цепью под покровом. Дамблдор хмуро кивнул на дверь.       Этим субботним утром в школе было почти пусто, потому что подавляющее большинство школьников отправились в Хогсмид закупаться подарками перед Днём Валентина. Том шагнул из каменных коридоров на морозный двор, глубоко вдохнул освежающий воздух прежде чем использовать согревающее заклинание, надёжно спрятавшее его от холода. Снег, укрывший дорожки белоснежным одеялом сам расступался перед ним, проминаемый неокрепшей ещё магией. Том направился в Кабанью Голову, где можно было воспользоваться не отслеживаемым Министерством камином. В прочем, об этом незаконном камине кажется знали все хотя бы по слухам, но никто с ним ничего не делал. Бар был захудалым и закопчённым, уже от дверей воняло мясом и алкоголем. Лучшая иллюстрация к понятию «злачное место». Тёмные от времени стены освещались тусклыми бедными люстрами, пара столов со стульями выглядели так, что и садиться за них было мерзко. Обычно здесь никого не бывало, а уж дети и подавно обходили неприветливое мрачное здание третьей дорогой. Бармен встретил Тома тем же хмурым взглядом, что и директор всего каких-то полчаса назад. Борода, нос, разрез глаз. Как никто ещё не догадался? Наверное и имени этого пожилого волшебника за стойкой не спрашивали. Том вежливо склонил голову, кивнул в сторону камина и положил на столешницу пару сворованных у одноклассника галлеонов. Бармен тут же смахнул их рукой вниз и потерял к подростку всякий интерес. Одинокий прогорелый камин, давно не видевший уборки, Том отыскал сразу. Он мерно трещал поленьями этим зимним днём. Всего на секунду вспыхнул чуть сильнее, пламя коротко взревело, а после вновь вернулось к обычному состоянию. Никакого школьника в Кабаньей Голове больше не наблюдалось.       Том вышагнул из камина в лавке Горбина и Берка в Лютном переулке, в которой Риддл когда-то подрабатывал. Он предполагал, что единственный оставшийся в живых хозяин может его узнать спустя столько лет, так что сразу скрылся за дезилюминационными чарами. Перестраховка оказалась излишня: в лавке не нашлось никого, а на двери висели слабенькие сигналки и запирающие. Том выбрался из Лютного самыми необитаемыми улочками, избегая попадаться на глаза даже шаманским говорящим головам. Заклинания были не всесильны, его могли заметить и через артефакты, и просто случайно наткнувшись. Несколько нетрезвого вида волшебников в потасканных и рваных мантиях ютились по подворотням, находясь на грани реальности, абсолютно не в себе от дурман-травы и веселящих порошков. На углах торговали всякими драгметаллами изгнанные из племени полу-гоблины. В глухих тупиках промышляли обездоленные ведьмы и полукровки разных мастей с недвусмысленными предложениями «поразвлечься». На границе с Косым даже воздух казался другим. Огромная освещённая солнцем аллея пахла травами и конфетами, а не опасностью и старой мочой. Второе конечно было привычнее, пусть и вызывало неприятные воспоминания о ворчливом говнюке Берксе и слишком навязчивой старухе Хепзибе Смитт, но, Том уверен, ничему подобному в центре города не место. Он поклялся снести Лютный переулок под чистую, когда станет повлиятельнее. Оставалось только задаваться вопросом, почему никто ещё не озаботился этим. С торгашей в Лютном даже не брали налогов, чтобы можно было оправдать существование этой дыры.       Лавки, рассыпанные по площади Косого как конфетти искрились витринами, с праздничными украшениями. Новогодние и Рождественские атрибуты уже сменялись на тематические к четырнадцатому февраля, но еловые ветки, пучки омелы и рябины продолжали очаровательно свисать с вывесок и дверей. На жилых зданиях были нарисованы снежинки, и постоянно встречались венки с шишками и зажжёнными свечами, прибитые к двери. В центре площади раскинула ветви красавица-ель с традиционными игрушками, шарами и сладостями, которые мог сорвать любой ребёнок в дань традиции. От верхушки, увенчанной восьмиконечной звездой, тянулись шнурки с огоньками люмоса, посаженными на них на маггловской манер. Везде лежал чистый снег: на крышах, украшениях, ветках ёлки и клумбах под заклинанием стазиса. Народ, одетый в остроконечные цветные шляпы и вышитые разными цветами мантии суетливо сновал туда-сюда, создавая приятный шум. Вид был чарующим. Не удивительно, что магглы прибрали эти традиции к рукам. Что ж, для них они имели не менее важное ритуальное значение. Если для магов человек, носящий имя Иисус был просто выдающимся волшебником и благородным лидером, несущим тёмным умам свет законов морали, то немаги нарекли его Богом. Он родился аккурат в зимнее солнцестояние, которое, по легенде, и даровало ему великую силу. Теперь происхождение «Рождества» не было секретом для маггловского правительства, но странно и подозрительно было бы искоренять такой важный праздник спустя две тысячи лет. Том презирал это название всей душой. Для него был ближе всё-таки классический Йоль. Но всё равно атрибуты многих версий этого праздника уже перепутались между собой, так что о возрождении оригинальной традиции говорить было тяжело. А ещё Том мог побиться об заклад, что у этого «бога» был хотя бы один хоркрукс, иначе как этим объяснить его Воскресение нечем.       Лениво размышляя об этом, Том добрался до тупика между улочками, где его никто не мог увидеть. Он уже знал адрес, и однажды там даже был в целях разведать обстановку. На момент создания хоркрукса в дневнике Том ещё только задумывался о том, чтобы навестить «отца» и его семью, засевшую в старом дворянском доме в Литтл-Хенглтоне. Том опосредовано, спасибо Дамблдору, знал, чем закончился его второй поход. Но Том хотел сам увидеть и убедиться. Что-то тянуло его туда, как сказочная песенка привлекает детей в старую заброшенную библиотеку на поиски новых миров и приключений, сокрытых в чьих-то книгах. Там его что-то ждало, знал Том, но не мог понять что. Вихрь аппарации выплюнул его на размытую в грязь пригородную дорогу. Город был почти заброшен: нет, здесь хватало жителей, но их было куда меньше, чем пятьдесят лет назад. На выцветшем от времени билборде на въезде стало на два ноля меньше в графе «население». Город, иронично названный в честь виселицы, пустел и покрывался зарослями плюща, потому что люди отказывались в нём жить. У стареньких выложенных из камня домов стояли машины, удивившие подростка своим видом: небольшие и обтекаемые, как пуля, они выглядели как корабли с открытки с изображением футуристического будущего. Домики были рассыпаны по равнине хаотично, сразу давая понять, что ни о какой типовой застройке старая матушка-Англия и не слышала в те бородатые годы, когда они возводились. Каждый лепил то, на что был горазд и это место с трудом можно было назвать городом, хотя здесь были и мэрия, и городская площадь с фонтаном и даже несколько трёхэтажных зданий, окружающих эту самую площадь. Были и магазины, хозяйственные и продуктовые на случай, если что-то нужно будет срочно купить, и даже одинокая авто-мастерская. Фонарные столбы кто-то обклеил листовками с рекламой и фотографиями пропавших. Мрачный зимний пейзаж разбавляли кусты и деревья, за их голыми чёрными ветками хотя бы не было видно грязных покрытых щебнем дорог.       Парень встряхнулся и обернулся к особняку, изящной тенью возвышающемся над городком. Вот тут точно никого не было, возможно кроме сторожа. У подножия холма, на котором расположился дом стояла кибитка, больше похожая на сарай, но явно жилая, судя по дымку, тянущемуся из металлической трубы на крыше этого сооружения.       Всё ещё скрытый магией Том подкрался к домику, заглянул в окна, и да, там действительно оказался какой-то старик. Том пошёл дальше, к дому, с намерением по нему прогуляться и увидеть, как жили его предки, но на полдороги свернул к лесу, ведомый странным чувством. Он пробирался через небольшую лесопосадку как зверёк, забредший на чужую территорию, тихо и осторожно, чтобы не нарушить спокойствие леса. Огибая ветви сосен, шуршащие на ветру, он прислушивался и слышал зов. Со знакомой интонацией что-то звенело и пело, зазывая Тома по имени так, чтобы слышал только он. Звук походил на удары лёгких стальных клинков друг о друга, и на игру на арфе одновременно. У самых дверей покосившейся лачуги, заросшей крапивой, чистой от холода и снега благодаря магии живущего здесь человека, Том наконец понял, что за песню он слышит. Это осколок души звал его. Том распахнул дверь лачуги, отвратительно грязной, пыльной и пустой. Внутри никого не оказалось, к лучшему. Гонт подбирался к половицам на крохотной кухоньке почти ползком, ощупывая каждую скрипучую досочку пальцами, чтобы отыскать тайник. Чем ближе он находился, тем отчаяннее звучал голос артефакта. Том тянулся к тьме, такой родной и сладкой, что от желания обладать ею сводило зубы. В углублении под половицей спрятался свёрток, когда-то бывший фамильной салфеткой с вышитым на ней словом «Риддл», уже порядком запылённый. Внутри исходило теплом кольцо с крупным камнем сверху. Нет, не совсем камнем. Камень, совсем крошечный прятался под куполом из горного хрусталя, сохранившего первозданный вид даже спустя столетия после своего создания. Серебряный обод кольца имел внутри гравировку «Принадлежит Лорду рода Гонт». Том на миг замер над своей находкой, очарованный красотой семейной реликвии. Там моя душа, с чёткостью осознавал он. От кольца пахло металлом и озоном, и вековой историей. Кольцо было безбожно проклято от злоумышленников и воришек. Том хотел отобрать у него свою душу, поглотить её, ведь она принадлежала ему, но он не мог. А ещё он понял, что это далеко не равная его душе половина. Это часть от части, мелочь. Значит есть ещё.       Том поднялся на ноги, сжимая крошечный свёрток в руке. И только сейчас заметил, что больше не один. Он медленно повернулся к двери, где тёмным силуэтом застыл ужасного вида старый волшебник в грязных вонючих обносках. Один его глаз косил в сторону, зубы были оскалены, а в руках он сжимал побитый временем топор.       — Это ты… — проскрипел старик истерично. На Парселтанге.       Том позабавлено фыркнул, вдруг осознав, что это непохожее более на человека существо его родственник. Волдеморт запрятал хоркрукс в тряпке со стола Риддлов в последнем пристанище Гонтов.       Дед кинулся на подростка с чётким намерением убить, но не успел пробежать и пары шагов на слабых ногах, как оказался атакован в лоб Конфундусом, оглушающим заклинанием, из палочки, когда-то принадлежащей Джинни Уизли. Старик тяжело осел на пол, но Том на этом не остановился. Теперь он сам подскочил к мужчине и вгляделся в мутные от старости зрачки, чтобы тут же провалиться в чужой разум. Дворец Памяти старика был мутным и масляным, как нефтяное пятно. В жизни этого человека, Морфина Гонта, не было ни капли радости уже многие годы. Дементоры Азкабана — Том поёжился — выпили всю её досуха, но не успели отобрать волю к жизни. Она была так же сильна, как и у самого Тома. Иначе объяснить, почему сумасшедший дед, отсидевший в тюрьме свой срок и успешно вышедший на волю едва ли не овощем, всё же продолжил жить и даже нашёл дорогу к своему, абсолютно жалкому, впрочем, дому. Он был обвинён в убийстве Риддлов. Наблюдая «воспоминания» о том вечере, Том вдруг с отчётливостью понял, что они принадлежат ему. Волдеморт вложил своё собственное преступление в голову родному дяде, а после отобрал у него кольцо, чтобы создать ещё один хоркрукс. И припрятал его здесь, под самым носом у человека, который потерял последнюю память о своей семье.       Том не стал возвращаться в особняк Риддлов, ведь он уже и так всё увидел. Ровно в срок он переступил ворота Хогвартса, и ободок непреложного обета на запястье тут же рассыпался. Впрочем, Том не ощутил никакого облегчения. Он вновь направился к Дамблдору, которому уже наверняка надоел, но его это мало волновало. Он потряс в воздухе зажатым в пальцах кольцом, с удовольствием наблюдая, как на лице директора расцветает замешательство, а после сочувствие.       — Есть ещё. — сообщил Том буднично, — Я хочу их найти.       — Зачем?       Подросток пожал плечами. Разве это не очевидно? Он хотел почувствовать себя цельным. Более значимым, чем всего лишь часть души Волдеморта, обрётшая своё сознание.       — Для того чтобы достать твою душу возможно придётся уничтожить сосуд.       Старик был прав, и Тому это не понравилось. Кольцо было ему дорого: оно принадлежало ему. Том был наследником Рода, и даже несмотря на то, что тот обеднел, что-то всё же осталось. Последний из Гонтов, последний наследник Слизерина. Тщеславие чесалось под магическим ядром в самой глубине грудины так сильно, что хотелось просунуть руку под рёбра и хорошенько разодрать ранку ногтями.       — Я найду способ их достать. — заявил он уверенно.       Но он не нашёл способа сделать это без разрушения и через десять лет поисков. До самого конца седьмого курса Том искал части своей души с усердием лиса, потерявшего добычу в снегу. В стенах Хогвартса, в самой глубине Комнаты с Ненужными Вещами оказалась тиара Равены Рейвенкло, превращённая во вместилище. Обнаружив хоркрукс в ней Том даже невольно засмеялся. Осквернить артефакты основателей Хогвартса? Чёрт возьми, дайте два. Самым эффективным способом разрушить чары оказалось Адское Пламя. Выпущенная из плена душа тут же ринулась в первый попавшийся источник: в своего хозяина. Осколки переплелись и радостно завыли. У него случился стихийный выброс, оглушающим хлопком сотрясший замок. Когда Том пришёл в себя Комната с Ненужными Вещами была в огне. Пламя гудело и рычало, пожирая мебель, игрушки и одежду, но не могло подобраться к окружённому щитом парню.       — Тебе стоило поставить меня в известность, мальчик мой. — сурово упрекнул Альбус Дамблдор со стороны двери. Мановением палочки он потушил Адское Пламя, что в прочем, не улучшило ситуацию. Вместо огромных куч хлама теперь были лишь горообразные обуглины.       Тому было не до чужого недовольства. Он, обняв себя руками и согнувшись к полу, в несвойственной себе манере смеялся, опьянённый крупицами возвращавшейся памяти и эйфорией от вставшего на законное место осколка. Только когда радость начала отпускать он почуял и покашливание директора, и запах гари в воздухе. Он и сам был по уши в осевшем на лицо и одежду пепле. Но этот момент всё равно был прекрасен. И даже не жалко было позволить старику выволочь себя из помещения за шкирку как щенка.       Отмываясь в скромной ванной своего летнего тайника Том прокручивал в голове те образы, которые показал ему хоркрукс. У вместилища-артефакта были два собрата: Медальон и Кубок, так же принадлежащие основателям школы. Кубок было не достать: он надёжно заперт в Гринготтсе в банковской ячейке некой Беллатрисы Лестрейндж. Он знал эту фамилию, ведь полвека назад делил с её обладателем комнату, а позже и идеи, а вот саму женщину он припоминал с трудом. Её лицо, окружённое ореолом смоляных кудрей было замыленным. В газетах писали о её ужасных злодеяниях на службе у Тёмного Лорда и судя по всему она была верной сторонницей Волдеморта, доживающей последние дни в Азкабане. В любом случае, Том был чёртовым школьником и не имел достаточно ресурсов, чтобы получить этот хоркрукс. За то он знал как получить медальон. Взять домовика из школьных, заставить выпить зелье из чаши в охраняемой инферналами пещере, забрать медальон, сжечь Адским Пламенем. План был… Ненадёжным.       Дамблдор прознал о замысле из шепотков домовиков и портретов, и вызвался с ним. Том с шоком воззрился на старика, когда тот поймал его у ворот замка, но не посмел раскрыть рта, чтобы сообщить, в чём заключается подвох. А директор только улыбался в бороду и кажется, что всё уже и так знал. Он, в конце концов, тоже был хорошим леггилиментом.       У Тома шея покрывалась холодным потом всё больше по мере приближения к пещере, где был спрятан Медальон. Только когда двое волшебников и трясущийся от тревоги эльф пересекли на лодке полное инферналов озерцо, он признался. Тому в целом было плевать и на страдания эльфа, и на то, что кто-нибудь из его спутников может погибнуть, но последствия всё равно виделись жуткими. Дамблдор только сейчас, спустя почти три месяца после нахождения кольца, начал ему доверять достаточно, чтобы выпускать из Хогвартса без надзора и обетов. Старик может просто развернуться и уйти с домовиком, оставив Тома разбираться с зельем самостоятельно, или просто прекратит всю эту операцию и оставит парня жить в Хогвартсе до конца его дней, чтобы он ничего не натворил. Том бы так и сделал. И раньше, в детстве, он был бы рад провести в Хогвартсе жизнь, но сейчас — нет. А Том не смог бы и отбиться, из-за ещё не до конца сформированного детского ядра. И зелье мог не пережить, ведь это испытание было далеко не каждому под силу.       Альбус слушал его молча и без осуждения. Рядом хныкал домовик. Мутное зеркало воды то и дело подбиралось к небольшому островку с мраморной чашей, полной смертельного мутно-серого зелья в центре, омывая его подножие, хотя никакого течения здесь не было. Это под поверхностью лениво перебирали конечностями кровожадные трупы, пуская по озеру волны. Взгляд старика стал вдумчивым.       — Я выпью его.       — Вы? — в голосе подростка звенело неверие. С чего бы тебе это делать, дурак?       — Я. — он улыбнулся в усы подбадривающе, — Ты всего лишь ребёнок. А Торрена мучить не за чем.       Том был озадачен. Он не мог понять, почему бы Дамблдор стал ему помогать, но испытывал неприличную даже радость.       — Торрен пусть сходит за водой. — кивнул он со всем равнодушием, которое смог найти в поющей от благодарности душе. Эльф тут же кивнул и исчез, чтобы минуту спустя принести целый кувшин чистой воды.       Рядом с чашей обнаружилась плошка, в которую можно набрать зелье. Первую такую Дамблдор выпил сам, а вот остальные пришлось вливать в него силой. Он осел на камни, хватая ртом воздух и стеная от мучительной боли, разъедающей горло. Том всецело сосредоточился на задаче влить в Дамблдора всю жидкость из чаши, не обращая внимания ни на мольбы остановиться от на миг потерявшего рассудок в агонии старика, ни на попытки оттолкнуть его руку. Иногда, очень давно, Том даже представлял себе подобную ситуацию, испытывая злорадство и чувство собственного превосходства над человеком, всю жизнь его презиравшим, но сейчас он не ощущал этого ни на секунду. Дамблдор терпел эту пытку для него, Тома. Хотел помочь, спасти, дать шанс получить свою душу назад.       Домовик, Торрен, пищал и тягал себя за уши наблюдая за этим ужасом. В его ногах стоял кувшин с водой, надёжно припёртый камнем, чтобы не разлился. И когда зелье наконец подошло к концу, он был готов поднести его к протянувшему руку Тому.       — Пить… Том, пить. — хрипел Альбус слабо.       — Сейчас.       На дне чаши оказался Медальон, мокрый снаружи, но под крышку не просочилось ни капли зелья. Том… его не чувствовал. Он схватил предмет в руки. Его хоркруксы молились ему, звенели и просились назад. Этот молчал, и даже не ощущался. Потому что никакой души в нём не пряталось. Том со злом кинул медальон назад в чашу. Металл звякнул, а стекляшка в навершие пошла трещиной.       — Это фальшивка!       Парень вцепился себе в волосы. Он был так разгневан, что едва заставлял себя дышать. Он не мог даже представить, кто так его подставил.       Вода покрылась рябью от громкого стука и выкрика. Из неё начали выныривать обезображенные полусгнившие головы инферналов, издавая угрожающее ворчание. Их белые зрачки уже были направлены в сторону единственного живого, что находилось в пещере: двух волшебников и домовика. Торрен вскрикнул и отскочил от воды, когда рука утопленника коснулась его пятки костлявыми пальцами. Том замер на миг, а потом принялся палить по инферналам пламенем из палочки Джинни Уизли, выпуская в мертвецов всю свою злость и всё разочарование. Его счастье было так близко… Дамблдор тем временем забрал медальон из чаши трясущейся рукой.       — Нам нужно уходить. Ты их всех не перебьёшь. — хрипло выронил он, дыша тяжело после пытки зельем.       Том фыркнул:       — Знаю.       Мертвецы теснили их к центру островка, надвигаясь со всех сторон ревущей зловонной массой. Альбус достал палочку и закружил ею над головой, пуская по всему периметру озера рыжее ревущее пламя. Инферналы нырнули назад под воду с визгом и хрипом. Свет потух, во тьме были слышны лишь плеск накатывающих на островок волн, тяжёлое дыхание и мерная капе́ль со стен. Директор положил свободную ладонь Тому на плечо, а напуганный эльф схватился за его мантию и аппарировал их к чёрту из этой проклятой пещеры.       Тишину кабинета директора в Хогвартсе нарушил характерный хлопок, портреты на стенах тут же попросыпались и принялись недовольно бухтеть. На своей жерди встрепенулся Фоукс. Его умный взгляд тут же выцепил в темноте фигуру хозяина и с вопросительным воркованием птица снялась с места, расправив загоревшиеся алым крылья. Дамблдор тяжело покачивался, грозя рухнуть на пол, а после встряхнулся и встал прямо, чтобы поймать феникса. Он взмахнул рукой и все многочисленные разнообразные светильники, лампы и люстры зажглись. Ворчание портретов стало громче, многие из них щурились и демонстративно прятались за края рамы. Птица склонилась над стариком, чтобы пустить лечебную слезу. Всего мгновение спустя ему стало заметно легче. Домовик с напряжением наблюдал за всем этим, ожидая приказа уйти. Его узкие бледные плечи в какой-то простыне и большие уши дрожали от пережитого кошмара.       А Том кипел. Его голова соображала так быстро, что от количества пробегающих по извилинам импульсов мозг должен был уже задымиться. Его душу украли. Душу украли. Кто посмел?.. Перед его лицом возникла морщинистая ладонь с медальоном. Том поднял взгляд, в глубине которого пылал красный костёр. Дамблдор, впрочем, остался невпечатнёным.       — Я думаю, что это поможет тебе, Том. — тихо сказал старик.       Том выхватил побрякушку, стараясь не коснуться кожи. Он открыл крышку, поддев кончиком ногтя. Для него уже было очевидно, что медальон и на вид не совсем тот: у артефакта Слизерина, вспоминал Том вещицу, отобранную у старушки-завсегдатай лавки Горбина и Берка, металл был ярко-серебряным и чистым, отполированным, будто время над ним не имело власти, а этот окислился и слегка почернел в тех условиях, в которых хранился. Благородное чернение в углублениях вензелей потускнело, цепочка приобрела мутные разводы от влаги и неблагоприятного действия зелья. Внутри нашлась сложенная в трое бумажка. Записка.       Дамблдор отошёл от подростка, сел в кресло. Фоукс всё ещё восседал на его плече, будто не было места удобнее. Торрен оказался отослан молчаливым кивком. Портреты притихли. Они с интересом воззрились на живых в кабинете, боясь упустить новый повод для сплетен. Мерно тикали механизмы чудесатых артефактов. В записке некий Р.А.Б писал Тёмному Лорду, что разгадал его секрет и спрятал настоящий Медальон с целью уничтожить. Том понятия не имел, кому принадлежат эти инициалы. Он чувствовал себя опустошённым теперь, когда гнев улёгся. Реальность ударила его под дых осознанием, что даже тут его старшая копия умудрилась проиграть. Какому-то неизвестному волшебнику. Как можно было такое допустить? Насколько Волдеморт был уверен в собственной неуязвимости? Лицо Тома потеряло все краски, не осталось ни единой эмоции и мысли. Он не знал, что ему делать. Нет, знал: ему нужно закончить школу, организовать свой зельеварной бизнес с помощью новоприобретённых на Слизерине связей, поступить на службу в Министерство, пройти путь от обычного клерка до заместителя Министра, а после занять его пост. Найти верных людей, которые ему в этом помогут. Обрести свой собственный дом. Выкупить Кубок Хаффлпафф у гоблинов за баснословные деньги. Или выпустить из Азкабана кого-нибудь из Лестренджей, кто мог бы отпереть для него ячейку. Но для этого нужно было заиметь власть и влияние. И даже при всём этом Медальон может остаться ненайденным.       — Уже поздно, мальчик мой. — голос Дамблдора нарушил удручённую тишину, — Отдохни. Возможно ты найдёшь ответ позже…       Том кивнул отвлечённо. Он не хотел отдыхать. Но и действовать не мог прямо сейчас. На Хогвартс опустилась тьма, приближалось время отбоя. Завтра на уроки, значит стоило поспать, но предстояло ещё искупаться в ненавистной общей душевой, а после провести немного времени в гостиной факультета, чтобы продемонстрировать, что Тому на одноклассников не плевать. Нужно было сделать вид, что он нормален, что он в порядке. Домашнее задание сделал заранее, к счастью. Парень направился к выходу из кабинета, но у порога остановился. Он моргнул, сбрасывая с себя отупелое оцепенение. Взглянул на задумчивого директора.       — Спасибо. — на грани шёпота сказал он, пересиливая неприятие. В конце концов поступок старика заслуживал благодарности. Хотя бы на словах. Альбус склонил голову в кивке. Он выглядел загадочно с мягкой улыбкой на лице, но Том предпочёл не придавать этому значения.       Том проскользнул в гостиную незамеченным, почти бегом пробежал мимо детей, скрытый дезилюминационными чарами. Все его соседи по спальне развлекались в своей компании на диванчиках, так что и в комнате его никто не ждал. Он схватил свои вещи на сменку, купленные на деньги всё из того же сиротского фонда, и скрылся в ванной. В прочем, долго плескаться ему не дали.       — Гонт! — воскликнул голос после громкого хлопка двери, — Ну наконец-то ты вернулся! Снэйп искал тебя.       Подросток раздражённо закатил глаза. Он наскоро обтёрся полотенцем и встал к зеркалу, чтобы уложить волосы и побрить лицо. Над губой уже проклёвывался характерный его возрасту тёмный пух. Он смотрел в отражение, испытывая какой-то диссонанс: в воспоминаниях хоркруксов его лицо было взрослым и куда более тонким. С его щёк ещё не сошёл щенячий жирок, но всего пару лет спустя его скулы и челюсти приобретут окончательную остроту. В карих глазах, когда-то совершенно обычных, сейчас виднелись алые искры. Последствие разрыва души, теперь оно будет напоминать о себе и повергать свидетелей в ужас. Даже у волшебников глаза потусторонним огнём не светятся. С влажных кудрей по вискам стекала вода, и вниз по лицу и шее, чтобы впитаться в тонкую ткань кофты. Пока Том чистил зубы гость, Льюис Гамп, сын главы отдела Министерства по международной торговле, продолжал болтать.       — Мы сказали ему, что с обеда тебя не видели. Если я правильно понял, то это по поводу твоего вопроса. Ты занимаешься с ним зельями? Не похож ты на человека, которому нужно в этом Мастерство. Ты больше ритуалист или артефактолог, но я понимаю твоё стремление. Хорошие зелья на вес золота, я бы тоже так обогатился, если бы хоть что-то в них понимал.       Том вздохнул. Он не отвечал из принципа, давая парню наговориться. Гамп был как радио, мог вещать даже без слушателя и ни капли по этому поводу не расстраивался. Том терпел это только потому, что в будущем собирался иметь дело с его отцом. Возможно именно Международная Торговля и будет той дверцей, которая откроет Гонту кратчайший путь к посту Министра и какому-никакому скромному богатству.       — Ладно, приходи когда закончишь! А завтра к Снэйпу после пары у Спраут, он сказал. — Льюис ушёл, пожав плечами. Том был новеньким и слегка нелюдимым, так что игнорирование считалось с его стороны нормальным. Даже если слизеринцы и осуждали его за это, то благоразумно держали языки за зубами. Гнать на своих на факультете было не принято. Да и ничего плохого Гонт не делал тоже, он был даже подозрительно образцовым.       Том и впрямь пришёл, как и планировал, спокойный и свежий после душа, с учебником по трансфигурации в руке. Он её уже и так наизусть знал, как и всю школьную программу за седьмой курс, но нужно было делать вид, что ему в этой жизни ещё многое непонятно. Злосчастный подменённый медальон он спрятал поглубже в сундук, где-то рядом со старым помятым дневником и замотанным в салфетку родовым кольцом.       В гостиной стоял приятный тихий гомон. На черных диванах и креслах, на лестницах и на коврах у большого камина, отделанного белым мрамором группировались студенты с разных факультетов. Школьные мантии большинство из них оставили в комнатах, ребята предпочитали выпендриваться дорогими рубашками, брюками или платьями этим воскресным вечером. Были и ребята в пижамах, футболках и даже шортах, но их было меньшинство, и они явно были либо магглорожденными либо полукровками. Кто-то делал домашку или играл в настольные игры, кто-то читал, как это собирался делать Том, а кто-то вёл между своими беседы о последних школьных происшествиях. Светильники на стенах и под высоким расписным потолком давали тусклый уютный свет, камин горел огнём, а в окнах, выходящих на мутные воды Чёрного озера было совсем темно, ведь солнечный свет в это время суток не пронзал водную гладь. Русалки и тритоны наверняка спали в своих жилищах в водорослянных зарослях, спокойные от того, что и огромный кальмар, их вечная неконтролируемая беда, спал тоже. Стены первого этажа были уставлены книжными полками, стеллажами с наградами и кубками, заработанными факультетом за столетия его существования, и всякими статуэтками, кем-то забытыми. Было даже пара цветочных горшков со всякими безобидными растениями. Под нефритово-зелёными мраморными колоннами, подпирающими второй этаж расположились столики с креслами. На одном из таких восседал третьекурсник Драко Малфой со своей компанией подпевал, мелкий, но его высоко задранный нос компенсировал недостаток роста. Он был такой же бледненький и светловолосый, как и отец, и даже его дед, и прадед. Том невольно воскресил в памяти лицо Абраксаса, своего первого соратника. Парень был ужасающе богат, но благороден и предпочитал помалкивать о своих взглядах, в отличие от его хвастливого внука. Он в полголоса перемывал кости некой «выскочке-Грейнджер, поганой грязнокровке» с Гриффиндора. Ребята, два крупных мальчика, Крэбб и Гойл, темнокожий мальчик Забини и девочка Паркинсон, чьего деда Том тоже знал ещё школьником кивали головами в ответ на каждое едкое оскорбление. Том Гриффиндорцев тоже не любил, как и грязнокровок, но даже в расцвете своей популярности на факультете не пускался в крайности. В конце концов, и с тех и с тех можно было поиметь выгоду, а для этого стоило быть вежливым даже за глаза. Он позволял себе говорить прямо только в кругу Рыцарей, ведь им можно было доверять. На втором этаже были выходы в коридоры со спальнями по одной стороне и огромное панорамное окно с другой. По лестницам по обе стороны терасы то и дело поднимались-спускались студенты. Отбой пробил полчаса назад, но никто и не думал идти спать. Даже первокурсники стайками сбивались вокруг старост, слушая их россказни об экзаменах, школьных привидениях и запретных коридорах, в которых водятся чудовища.       Том аккуратно обошёл ребят, рассыпавшихся по ковру и присел на край дивана в углу к своим одногодкам. На соседнем диване староста-семикурсница Персефона Ирис рассказывала мелким о «мёртвых вечеринках».       -… а на ужин у них тарелки с червями и гнилые апельсины. — спокойно и величественно гласила она, тщательно сдерживая веселье.       Дети заохали. От смеха прыснул Льюис. Он не сводил с девушки глаз. Дилан Холмс ткнул его в бок локтем, стоило Тому устроиться на своём месте с книгой. Он сделал вид, что сосредоточен на трансфигурации, но на самом деле внимательно прислушивался. Он предпочитал оставаться в курсе последних новостей, особенно если они касались политики, а в гостиной Слизерина, как бы это стереотипно не звучало, разговоры довольно часто касались политики. В конце концов именно на этом факультете училось большинство будущих лордов, министерских служащих и представителей знати, имеющих связи с королевской семьёй.       — Том, в среду будет матч между нами и Гриффами. Прийдёшь? — Холмс улыбнулся. Он был вторым старостой их курса и считал, что «новенький» это его личная забота теперь. В этом году Том был единственным в параллели выпускником с опытом домашнего обучения за плечами, и старостам полагалось помогать таким как он всеми силами. Тома от этого внимания тошнило, как и от наскучившего за годы тыквенного сока на завтрак. В его доме никогда не будет тыквенного сока.       Том пожал плечами и вернулся взглядом в книгу.       — Я не знаю.       Он не лукавил, ведь и впрямь не знал, захочет ли принять участие в этом шумном агрессивном сборище. Квиддич он искренне презирал, как недостойный внимания грубый вид спорта.       — Вот всегда ты так. — пожурил в шутку Гамп, а после ухмыльнулся, перебирая в пальцах монетку-галлеон, — А зря! Я вот в этот раз даже поставлю на нашего ловца. Маркус отлично Малфоя подтянул в этом году. Клянусь, кубок школы будет наш!       — Только если на Лонгботтома опять дементор кинется. Или молния попадёт. Он нам уже второй год всю малину портит. — Персефона фыркнула, вмешиваясь в негромкий разговор. Её стайка младшекурсников согласно загудела. Прошлый матч между Гриффиндором и Хаффлпафом произвёл на них впечатление. Том на нём не присутствовал: узнал позже от ребят, что на ловца Львов напал дементор и парень чуть не погиб, рухнув с метлы. Дамблдор едва успел его поймать у самой земли. То-то Том заметил, что в Хогвартсе стало дышать легче, ведь дементоров выгнали за пределы школьной территории со скандалом.       Гамп покачал головой.       — Да, а не скажешь, что этот мелкий вообще метлой управлять способен. Он же от собственной тени в ужасе, а тут метры над землёй.       — А ещё от Снэйпа! — пискнула Паркинсон со смехом, — На уроке у Люпина он чудом в обморок не рухнул.       — О, а когда он узнал, что в школе был Блэк? — фыркнул Малфой, — Да он весь дрожал от страха!       Слизеринцы позабавлено заулюлюкали, но Ирис пресекла насмешки не терпящим возражений «Это совсем не смешно! Это реальная угроза.»       Блэк. Том задумался. Лицо Сириуса Блэка на последней фотографии перед заключением в Азкабане выглядело истощённым и злым из-за долгого нахождения в камере предварительного заключения в не самых лучших условиях, но до боли знакомым. Чёрные упругие кудри до плеч были такой же визитной карточкой, как и платиновые патлы Малфоев. Этот оттенок Том видел ещё разве что у одной третьекурсницы с Рейвенкло, и предполагал, что она с Драко в родстве, как и Белатрисса Лестрендж в тесном родстве с Блэками, ведь её размытую в сознании Тома голову тоже венчала знакомого вида копна. Такое Том встречал давно, ещё в сороковых, у Вальбурги Блэк и её братьев. В воспоминаниях они все были как под копирку: бледные, остролицые и с чёрными волосами. Их родственники и дети, очевидно тоже. Черты предков трафаретом отпечатались на лицах потомков. Самая длинная родословная, самая чистая магическая кровь. Заполучить из них хоть кого-нибудь было победой. Полукровка-Том из маггловского сиротского приюта в одном из беднейших районов Лондона, годами работавший над тем, чтобы избавиться в своей речи от кокни, а в одежде от флёра затхлой бедности, смог завести дружбу с самой снобской, критически настроенной магической семьёй в Соединённом Королевстве. Он так гордился собой. Жаль, что ныне это бесполезно. Он узнавал: в живых остались лишь заключённые в Азкабане наследники и предатели крови, больше к Роду отношения не имеющие никак, кроме кровного родства. И Арктурус Блэк, переживший и детей и внуков. В честь него даже назвали брата Сириуса, Регулуса.       Уши заложило с противным писком от осознания. Звуки гостиной уже не доносились до него. Регулус Арктурус Блэк. Р.А.Б. Том едва не расхохотался. Ну конечно! Только одной семье оказалось под силу обмануть Волдеморта. Его самые верные сторонники, и самые сильные союзники, самые влиятельные Лорды. Чем же Том Риддл заслужил впасть в немилость?       К концу учебного года Том был вооружён дипломом об окончании школы с отличием, связями с детишками министерских служащих и спонсорским пожертвованием от Лоренса Гампа на первую зельеварную лавку в Гилдфорде. Ему удалось выпросить у Дамблдора разрешение пожить в замке до конца лета, когда у него уже будет достаточно средств, чтобы переехать. Он пока не решался наведаться в дом к Блэкам, помня о том, что у него ещё мало сил и совсем неподходящая палочка. Он мечтал заполучить свою, ведь где-то же она должна была храниться, но не представлял где. В последнее время он чувствовал странное тянущее чувство в области ядра, будто часть его сил, и так малая, уходит. Он собирался поддаться этому зову, пойти по следу существа, отбирающего у него жизнь. Он точно знал, что именно там и найдёт свою волшебную палочку.       Всего лишь в прошлом месяце в школе прогремело ужасное известие: Сириус Блэк в образе пса напал на двух школьников с целью сожрать крысу одного из них. По крайней мере с их слов. Мальчик Уизли, на чьего питомца и позарился беглый преступник, оказался покусан, девочка Гермиона Грейнджер, которая каким-то образом оказалась в ветхой хижине вместе с ним отделалась лишь испугом. А крыса… оказалась анимагом Питером Петтигрю, в чьей смерти обвиняли Сириуса Блэка. В историю двух третьекурсников, естественно, никто не поверил. Но Том и сам был знаком с концепцией внезапного «воскрешения», так что не брался их осуждать. Оба анимага исчезли. Прибывшие на место происшествия преподаватели Ремус Люпин и Северус Снэйп от комментариев воздержались. А Том о Петтигрю немного, но помнил. И почему-то знал, что этот мужчина сделал для него что-то важное, но не мог понять что.       Перемирие между Гонтом и Дамблдором оказалось довольно устойчивым: они иногда здоровались, пересекаясь в коридорах, когда Том спешил в библиотеку, чтобы закинуть в себя знания, которые ещё не успел, а Альбус в учительскую на очередное собрание с попечительским комитетом по поводу закупки новых учебников и оборудования. Дамблдор не напоминал подростку о том, что не доверяет ему до конца, а Том не напоминал о себе вовсе. Он вернулся во всё ту же спальню, облюбованную им прошлым летом и старался поменьше показываться жителям Хогвартса на глаза. А ещё он собирался выкупить у директора домовика, Торрена. Ему понадобиться помощь на первых порах, пока работа в лавке не встанет на поток.       Голову пронзила вспышка.       Его мысль оборвалась видением. Он полз по полу, длинное мускулистое тело извивалась на пыльных досках. Он подкрадывался к креслу, освещённому огнём из камина. Дерево слегка скрипнуло, когда позади возник человек-крыса. Он попискивал жалко «Мой Лорд. Вам что-нибудь нужно, Мой Лорд?», и пытался переступить тело змеи, так чтобы не коснуться её. Он был до безумия напуган этой тварью. Том подобрался ближе, влез на кресло, ведомый тонкой маленькой рукой, похожей на детскую, но увенчанной длинными когтями. В диванных подушках нашёлся свёрток из белых простыней. В этих тряпках спряталось тщедушное недоразвитие тело. Оно повелительно направило голову змеи к себе. И заглянуло Тому прямо в зрачки, вкрадчиво прошелестев:       — А, вот и ты.       Том вернулся в реальность и схватился за голову, раздираемую болью. Его сознание отразилось в сознании существа, и снова, и снова, и снова. Голова закружилась, как на карусели. Том дышал тяжело и натужно, борясь с тошнотой и плавящей мозг мигренью. Он так и стоял бы на углу между двух коридоров, если бы в него на полном ходу не влетела изумлённо ойкнувшая третьекурсница.       — Извините! — пискнула она высоким голосом. Рыжая девочка была тяжела к опознанию: её маггловская одежда никак не намекала на факультет, а лицо, подозрительно смахивающие на набросок на последней странице в его дневнике, было совершенно обычным. Но оно отвлекло от лица Волдеморта, странного и уродливого. Девочка воззрилась на подростка сочувственно, — Вы в порядке?       — Да. — выдавил он сквозь зубы и направился прочь, пошатываясь. Том полз назад к своему тайнику с намерением полежать до тех пор, пока боль не утихнет. Планы пока что пришлось отложить. За спиной девчонка переступила с ноги на ногу, громко шаркнув кроссовками.       — А вы не видели случайно одежду или обувь, раскиданные в коридоре? Мы никак не можем найти. — На пробу бросила. Она и впрямь выглядела как человек, что-то потерявший. Иначе никак нельзя было объяснить, почему она всё ещё здесь, а не на пути к перрону Хогвартс-экспресса.       — Нет.       Девочка выплеснула руками, ругнулась и убежала в тот же коридор, из которого пришла.       — Здесь ничего нет. — крикнула она своим друзьям, застывшим в конце развилки напротив окна, — О, нет, кареты уже отходят!

***

      По некоторым вещам просто скучаешь. Том искренне скучал по времени, когда никакой Кэсси Поттер в его повседневности не существовало. Когда с трудом выстроенный образ ещё не трещал по швам от разочарования и гнева. Когда добытое кровью и лестью доверие людей не угрожало утечь из рук подобно воде, оставив лишь неприятное мокрое ощущение на ладонях. Когда его положение в обществе ещё не раскачивалось готовое рухнуть с треском. А с другой стороны, ему не помешало бы испытание. Каким же молодцом он будет, когда преодолеет его.       Том не был с ней близко знаком, ничего о её личности в сути не знал, потому что все её привычки и загоны не были ему понятны, следовательно не стоили внимания. Они толком и не общались, но те жалкие несколько полноценных диалогов Том помнил слово в слово. И искал их снова, прекрасно зная что конкретно сейчас это абсолютно бессмысленно. Он вызывал девчонку в библиотеку или в её личную гостиную чтобы расспросить о чём-нибудь или приказать ей читать ему в слух, и оставался неудовлетворённым закономерным безразличием и односложными ответами. Ему остро не хватало вызова, огня в карих глазах, заститых бессмысленной поволокой даже во время сложных многоступенчатых ритуалов, сконструированных для снятия Проклятия. Ему не хватало взглядов, которые могли сказать вообще всё без слов и жестов в дополнение. Том мог распознавать эмоции и так, без этого он не был бы хорошим манипулятором, но приятнее было, когда тебе преподносили их на блюдечке, а не как обычно. Он и сам её никогда не обманывал, понял он спустя время. Не было необходимости, да и момент был конкретно так упущен. На железнодорожном мосту в Ричмонде он был слишком возбуждён, чтобы по-настоящему скрыть свою нелицеприятную сторону, и после тоже, когда под влиянием нервного напряжения просто терял контроль над телом и мимикой. Поттер точно знала, каков он, но ещё не до конца. Этот факт грел душу так же сильно, как вызывал леденящий кровь ужас, покрывающий загривок мурашками и холодным потом.       Теперь он помнил её, маленькую хаффлпаффку, которую встречал время от времени в коридорах. Она была первым человеком, о которого он так фатально споткнулся двадцать четыре года назад, и первым человеком, которого он встретил в судный для Волдеморта день. И она всё ещё остаётся человеком, который его, Тома, погубит. Девчонка была дементором. Тем самым, виновным в терроре. Стоило догадаться раньше, ведь это было так очевидно. За последних два месяца, когда Кэсси не подавала никаких поводов для беспокойства и, если честно, особых признаков жизни тоже, время на размышления появилось, пусть его и было не много. Проклятие не просто смертельно для носителя, а разрушительно для всех, кому не посчастливилось оказаться рядом. Её магия видоизменялась под воздействием нервного напряжения, как у обскури, и создавала уродливый образ в капюшоне. Если дементор это выражение человеческого зла, то его в этой девушке было даже слишком много. Заклинатель силён и хитёр, и наверняка предполагал, что будет использовать каждого проклятого члена семьи, но почему-то этого не делал. Скорее всего заклинатель и жертва были связаны между собой, ведь по другому объяснить совпадение превращений и нападений было невозможно. Группа злоумышленников была на низком старте, всегда готовая к атаке, как только обскур выйдет из-под контроля носителя. Том был заинтригован. Его подмывало снять Империус и довести девчонку до срыва ещё раз, чтобы проверить, но он сдерживался, зная какой хаос тогда начнётся.       Народ успокоился без нападений и новостей. Том с помощниками, советниками и главами отделов Министерства делали для этого всё возможное: объясняющие статьи, поиски незаконных порт-ключей и беглых преступников. Возрождение Волдеморта усиленно отрицалось. Договор с Францией был на финишной прямой перед окончательным подписанием, как и с Грецией и Нидерландами. Такой прогресс за один неполный год на посту впечатляющ, учитывая, что последние попытки наладить стойкие связи между магическими популяциями предпринимались ещё в начале прошлого века и закончились с последним днём войны. Только отдельные независимые организации вроде тех же школ имели между собой контакт. Вопросы вызывало лишь отношение Германии, что совсем не удивительно, учитывая общую с Британией историю, но всё же, насмешка в каждом жесте и слове их посла вызывала как минимум вопросы о том, нужно ли им сотрудничество с волшебниками Соединённого Королевства вообще. Впрочем, работу по поиску во всём этом подвоха Том уже доверил своей специальной группе. Ему лишь оставалось отыгрывать роль обычного политика, заинтересованного в развитии доверенного ему социума. Точнее, всех доверенных ему социумов. Новые производства и рабочие места, оборудование, книги, ткани и ингредиенты по оптовой цене, охрана живой природы, охрана людей от живой природы и гуманоидных соседей, новые знания со всех уголков планеты. Том был героем, всё по плану. Только вот картину портили возникающие то тут то там шепотки, слухи и статейки во второсортоых журналах о том, что политика у него неважная и он вообще сам странный и непонятно откуда взявшийся. Том считал, что придуманная им история его происхождения общеизвестна. Правнук Морфина Гонта, который смог вступить в наследство и получить эту фамилию только после смерти своей матери-наследницы. Жил под фамилией полукровки-отца, пока не узнал о своём древнем магическом роде. Обучался на дому отцом в крохотном богом забытом городке, а после поступил в Хогвартс, чтобы сдать экзамены. Никто в подробности не вдавался раньше, всем было в общем плевать на обедневших сумасшедших Гонтов, но сейчас кто-то решил копнуть поглубже и обнаружил несостыковки, которых было не избежать. В конце концов между Томом и Морфином было ещё два неизвестных колена. «Кто же они такие?», задавалась вопросом корреспондентка журнала «Все последние сплетни» Джоан Р., «Мы обязательно сообщим вам, когда обнаружим, кто же подарил нам такого чу́дного Министра!» Том приказал найти штаб-квартиру редакции и хорошенько разузнать, кому понадобилось копаться в его шкафу, и провести воспитательную беседу, хотя предпочёл бы всех причастных просто сжечь вместе со зданием. О, он и сам дивился своему благоразумию.       Не был спокоен только сам Том. Нет, он был в мире с собой и вновь твёрдо стоял на земле, но мысль о том, что делать дальше ковыряла изнутри. Всё это: террористические атаки, статьи и подозрительные пункты в списках иностранных требований ощущались как диверсия. И не только потому, что новоявленный подражатель Волдеморта решил воскресить его образ в умах людей. А потому, что у него получалось. Ублюдок мутил воду, спутывая не только планы, но и мысли. Том ожидал нового звоночка каждую неделю и не дожидался, и это ужасало его. Если не сейчас, то в один момент на него накинуться так, что он не сможет даже вздохнуть. Именно поэтому мысль о том, чтобы наконец использовать Поттер в своих целях была такой заманчивой. Её сила нужна была ему. Теперь действительно нужна. Необходима.       Занятия пришлось приостановить в связи с тем, что взятые под Империус становятся не более, чем куклами, в чьи головы невозможно вложить ничего, кроме приказов. Кэсси ела, пила, спала и мылась, ведь это всё, что Том попросил её делать регулярно. Стояла истуканом в центре ритуального круга, ожидая приказа, как безразличный ко всему домовой эльф. Винки жаловалась осторожно, что это пугает её. Действительно, когда обычно шумная и разговорчивая девушка проводит время просто пялясь в стену напротив кровати это должно пугать. Но, признаться, Том тоже проводил свободное время так. Например, как сейчас. Он замер в своём кресле в кабинете, но духом он был не здесь. Шипение встревоженной его игнорированием Нагайны не доносилось до него, как и шорохи и уханье голодных сов. Он намеренно прятался в своих комнатах, подальше от жильцов дома, задающих неудобные вопросы. Они беспокоились о своей новой соседке, внезапно заболевшей и переставший и вовсе выходить из комнаты и даже отвечать им. Том предпочитал ничего не объяснять. Он уже сказал им, что Поттер больна и этого должно быть достаточно, разве нет? Какое кому дело? Но они продолжали спрашивать, и даже Дэннис, который тут бывает от силы пару раз в месяц нашёл нужным уточнить, куда девчонка подевалась. Ну Том же её не съел, чтобы так беспокоиться!       Ритмичный стук в дверь заставил Тома лениво вздохнуть и закатить глаза. Игнорировать это ему не оставили и шанса, спустя минуту молчания сквозь дверь прорвался Патронус в виде дымно-голубого оленя.              — Сэр? Мистер Криви не смог вас дозваться. Он в переговорной с Лордом Малфоем. — громко отрапортовала Гарри Портман.

***

      В доме Риддлов было сыро и пыльно, под разрушенными временем и плесенью полами копошились крысы. Они, не таясь бегали туда-сюда, выглядывали в щели и вопросительно пищали. В их владениях в последнее время много гостей. Сквозняк гудел в стенах, с прохудившегося потолка то и дело капала вода на и без того влажный паркет. Мебель была даже на вид непригодной к использованию, полной мышей и клопов, а бумаги и книги, забытые на полках взбухли и оказались хорошенько погрызаны. Свет нигде не горел, да и электричества в этом доме уже наверняка много-много лет не было, как и других средств, создающих магглам комфорт вместо магии. Дом выглядел совсем забытым, наверняка даже тот сторож, дом которого Том видел неподалёку редко заходил сюда только для того, чтобы отпугнуть бездомных или подростков, ищущих в заброшенном готичном особняке приключений.       И даже несмотря на всё это у Тома было стойкое ощущение дежавю. Вот он, скрытый чарами, не издающий ни звука ни шороха, крадётся через коридор от массивной входной двери к комнате, из которой слышны голоса. Они смеются и по-семейному друг друга журят в полной горячего света из люстры столовой, а Том, скрытый в тени, подслушивает, как ребёнок, которого не пригласили на праздник. А он ведь так этого хотел в глубине души. Хотел, но давил в себе, топил котёнка-слабость в луже своей желчи. В этом доме не ждали его, в этом доме его не хотели. Но он пришёл. Он даже вежливо постучал в открытую дверцу, чтобы сидящие за столом люди его заметили. Первой его увидела бабушка и издала удивлённый вскрик, непроизвольно выронив кружку с чаем, тут же залившую белоснежную скатерть жидкостью. Капли оказались и на её блюде, и на соседних тарелках, и на миленьких тканных салфетках под ними. В глазах женщины виднелось узнавание. После обернулись двое: дедушка, сурового вида старик с седыми висками, и отец, мужчина лет тридцати пяти с оскорбительно знакомыми чертами лица. Том возненавидел этот факт в тот же момент, когда понял. Он не хотел быть похожим на этого человека, жалкого маггла, бросившего собственного ребёнка и женщину, этого ребёнка родившую. Томас Риддл выглядел напуганным. О, он явно знал, кого видит перед собой, помнил истинную силу магии, которая породила названного гостя. А вот дедушка не растерялся, его лицо, такое же как у сына и внука, но оплывшее от старости, скривилось в гневе.       Столько оскорблений Том не слышал даже в худшие дни в приюте. Среди «убирайся, ведьмин ублюдок» и «таким кускам дерьма, как ты место на костре» проскакивали и недостающие обрывки произошедшей до рождения Тома истории. Его мать околдовала Риддла неудачно приготовленной смесью трав, навсегда повредив рассудок, сбежала с ним и понесла ребёнка, после чего перестала парня этими травами поить, поверив в то, что теперь то он её полюбит. Дура, думал Том. Как можно быть такой неосторожной? Он иногда сомневался, что у его родственников, с обеих сторон, вообще были мозги. В остальном, ничего дурного в её поступке он не нашёл. Бабушка пыталась вразумить мужа, призывала его хотя бы не кричать на всю округу, наивная душа, но поздно стало ещё в тот момент когда он только посмел открыть рот. С каждым словом лицо Тома становилось всё более отстранённым. Он больше не видел перед собой людей, для него все они были не больше чем куклы. Куклы, которых можно убить за назревшую обиду. А ведь хватило бы простого «извини».       Том ступил на второй этаж дома, уверенный что в этой тишине он совсем не один. Он подкрался к единственной двери, из-за которой лился свет. Камин горел, освещая тёмную в сумерках комнату. За высокой спинкой кресла было ничего не разглядеть. Но Том знал, кто там прячется и был готов. Он лишь надеялся, что Волдеморт так же слаб, как и он сам. Из соседней комнаты под ноги проскользило что-то огромное. Том почувствовал биение магии в этом и опустил взгляд, чтобы разглядеть существо. Блестящая в свете чешуя и ритмичные узоры по всей длине тела заворожили его. Треугольная голова повернулась к Тому и слегка кивнула, пробуя язычком воздух. В этой змее билась и живела его душа. Том никогда и подумать не мог, что можно создать живой хоркрукс, учитывая все те заклинания, которые накладываются на сосуд, чтобы защитить его.       — Хозяин? — прошипела змея. Том дёрнулся от неожиданности, — Детёныш.       — Веди его сюда, Нагайна. — прохрипели в ответ из комнаты.       Змея двинулась к двери, которую тут же распахнуло похожее на крысу человеческое существо, воззрившееся на парня со смесью ужаса и удивления. Анимаг, наполовину застрявший в своей животной форме. Такому только и место в этом доме, полном его сородичей. Крысо-человек трясся и с испугом отскочил от подростка, стоило Тому переступить порог. Подросток и сам был отнюдь не спокоен. Его тело вибрировало и гудело изнутри, будто готовая перегореть лампочка.       Нагайна скользнула по креслу, опускаясь уродливому недоразвитому существу в кресле на колени. Оно было одновременно похожим и на ребёнка и на старика, неестественно сморщенное и тощее, будто вот вот испустит последний дух. Слишком большая относительно тела голова была обезображенной и совсем безволосой. Синюшно-белая кожа казалась тонкой, как бумага и покрытой мелкими полу-прозрачными чешуйками. Место ушей и носа занимали узкие щели, зубы, видимые в ухмылке, были острыми, а клыки и вовсе имели характерное змеям закругление. Он весь был какой-то змееподобной химерой, чьи алые глаза с узким зрачком оглядывали пространство внимательным прищуром.       — Вот и ты, воришка. — насмешливо прошелестел Волдеморт, поглаживая Нагайну по голове когтистой ладонью с неестественно тонкими пальцами.       При виде существа Том испытал испуг, которого не чувствовал ещё никогда. Это жалкое едва дышащее создание — он? Мечтой Тома, с тех пор как он узнал истинную историю своего происхождения, было уничтожить в себе все намёки на маггловское, всю их слабость, страх и мелочность. Любое воспоминание о лице отца, которое преследует его вот уже пятьдесят с лишним лет. Но он не представлял, что эта дорожка может завести его вот сюда, на самое дно его существования. От человека в Волдеморте разве что череп, и тот безносый и слишком угловатый, будто под кожей не осталось ни капли жира, а одни лишь сухие мышци. Это лицо Том тоже не хотел. Он с отвращением следил за каждым микро выражением, за каждым мелким жестом, чувствуя тошнотворное презрение на корне языка.       Крысо-человек, Питер Петтигрю, известный как Хвост, напал со спины, но Том сориентировался. Он отбил атакующее заклинание, неосторожно отведя от Волдеморта взгляд всего на мгновение, но его хватило, чтобы заклинание из его собственной тисовой палочки с пером феникса внутри настигло его. Тома повалило на пол, как желторотого первокурсника на уроке по дуэлям. Палочку Джинни Уизли тут же выхватил из рук Хвост с победным кличем. Нагайна зашипела на волшебников гневно, после чего поспешила спрятаться под ближайшим столом.       — Не ожидал, что ты действительно посмеешь прийти. — вкрадчиво сказал Волдеморт, наблюдая, как Том ворочается в магических путах.       — Только чтобы забрать свою душу. — процедил он в ответ.       — Твою? — Лорд рассмеялся, — Даже ты принадлежишь мне, о какой твоей душе идёт речь? Ты ошибка. Порождение моей силы и отпечаток сознания в дневнике.       Волдеморт был прав, и это осознание больно резнуло в груди. Том и впрямь лишь часть того, что когда-то было Томом Риддлом. Но это существо, оставшееся лишь с половиной половины той силы, которую имело тоже тем человеком не было. Том Риддл давно умер. Волдеморт сам раздербанил свой дух в погоне за бессмертием. Что ж, о таких последствиях он и не мог знать. А Том Гонт… Был самым первым хоркруксом, и самой большим осколком. Он личность, он уже рождён. И он считал, что Лорду Волдеморту стоит быть осторожнее с выводом, кто и что из себя представляет здесь. Что было дальше он помнил смутно, слишком разъярённый пренебрежением к себе, чтобы контролировать свои действия. Уже по дороге прочь от особняка Риддлов он смог вычленить из сознания пару ключевых моментов: вот его ядро выпускает волну случайной магии, которая сбивает волшебников с толку и лишает Петтигрю сознания, а вот в уродливое лицо Волдеморта летит кулак, совершенно по-маггловски и Том даже не корит себя за такое недостойное мага варварство. Он едва почувствовал, как его руку выворачивает прежде чем она онемела от шока. Тома оттащило назад за шкирку, как котёнка, оставляя кровавый след из лопнувшей кожи предплечья на полу.       — А мне казалось, что в семнадцать лет я был умнее… — тон Волдеморта был скучающе-позабавленным.       Том выдохнул, на его лбу выступил холодный пот. Эффект неожиданности не сработал, Том был недостаточно быстр. Он лихорадочно соображал, как поступить дальше. Бурые капли, начавшие сворачиваться на полу, заклинаемые подростком превратились в острейшие иглы-льдины. Они на полном ходу полетели в Лорда, но разбились о щит. Уродец рассмеялся.       — Смеешь использовать мои заклинания против меня, мальчишка? — Тома вжало в угол сильнее, он едва мог вдохнуть.       Возможно стоило сообщить директору и просить помощи. Возможно стоило вообще не приходить, пока Том не станет уверен в своих силах. Импульсивность однажды меня убьёт, думал Том, но не сегодня. Доски пропитывались его кровью, в локоть упиралась ножка разломанного табурета.       — Держи его, Хвост! — Скрипнул Волдеморт громкий приказ. Петтигрю уже встал, потряхивая головой как пёс. Он кинулся к парню. Вот и всё, либо ты поглотишь его, либо он тебя.       Пропитанное кровью дубовое древко ножки оказалось неплохим проводником для магии, пусть и абсолютно энергозатратным. Это тебе не волшебной палочкой размахивать, специально подготовленной и имеющей в себе уже заранее магический стержень. Петтигрю, поражённый лучом чистой неконтролируемой энергии, оказался мёртв сразу. Мужчина рухнул на пол, пропахав доски крысоподобным лицом с выпирающими зубами и длинным носом. Том почувствовал, как ноет ядро в груди. На второй залп его не хватит. Волдеморт расхохотался, но в его голосе была слышна ярость. Уже позже Том узнал, что смерть Петтигрю нарушила некоторые планы его старшей копии. Тело подростка поднялось в воздух, он не мог пошевелиться и беспомощно повис на виду у своего врага, как марионетка на ниточках. Чёрная мантия развивалась на весу, потревоженная движением и сквозняком, рукав насквозь пропитался влагой. Кровопотеря подбиралась к критической, от упавшего давления кружилась голова и под веками плясали мушки.       — И зачем всё это усложнять? — шёпотом спросил Волдеморт так нежно, будто собирался погладить своего двойника по голове, как недавно гладил Нагайну. Только вот Нагайне он не собирался причинить вред.       Кровь закружилась вокруг каплями, собиралась с пола и поднималась к телу, чтобы слиться со свежей из раны и превратиться в ослепляющий свет. Волдеморт вытягивал из подростка душу, через рану и рот, отбирал остаток силы. Душа пульсировала, рвалась и накалялась, больно опаляя внутренности, но Том не мог даже кричать. Магия протестовала против вмешательства, выла и извивалась, разнося и без того убитую временем и вандалами комнату в щепки. Волдеморт зарычал, когда понял, что душа не поддаётся. И закричал, когда понял, что его собственная тянется к более подходящему сосуду. Осколок стремился к своим трепещущим в акте поддержки сёстрам вместе с силой. Долгие секунды понадобились, чтобы это противоестественное колдовское действо стихло.       Том приземлился на спину и больно приложился позвонками. Он был дезориентирован и чертовски слаб, но чувствовал, как рана на предплечье по-немногу затягивается, а порванные сосуды срастаются краями. Мутным взглядом он отыскал труп Хвоста и дотянулся до кармана его потёртой мантии за палочкой Джинни. Сегодня она сослужит ему свою последнюю службу, прежде чем сгореть в братской могиле вместе с Волдемортом и Питером Петтигрю.       — Экспиллиармус… — едва слышно сказал он и магия повиновалась. Его тисовая палочка выскочила из ослабевшей руки Волдеморта. Том подхватил её у самого пола больной рукой, потому что здоровой опирался на пол. Несмотря на то, что двигать мышцами было откровенно больно, он сжал древко крепко, как утопающий. Артефакт лёг в ладонь приятной знакомой тяжестью. Она приветствовала Тома, как старого друга, как своё любимое дитя. Как своего истинного хозяина.       Он поднялся на слабые ноги, двинулся к креслу медленно и плавно, подобно привидению. Да и выглядел он не лучше: белый как мел, обескровленный, и с огромными от пережитой боли покрасневшими глазами. С удовольствием понял, что Волдеморт такой же. Его мелкое бесполезное тело едва поддерживало в себе способность к дыханию. Осколок души держался внутри на честном слове, стоило только надорвать оболочку и она займёт своё место у Тома в груди. Всё произошедшее казалось шокированному мозгу нелепым сном. Том, не моргая и не говоря ни слова занёс свою палочку над тщедушным существом. Волдеморт тоже не сводил со своей младшей копии глаз.       — Я ещё вернусь. — пообещал он, шурша недоразвитыми связками.       — Нет. — пообещал ему Том в ответ.       Убивающее непростительное сорвалось с конца палочки зелёными искрами. Алый взгляд с расширенными от ужаса зрачками, почти нормальными в этом положении, навсегда застыл, потерявши живой блеск. Тело умерло, а душа, больше ничем не удерживаемая присоединилась к таким же у Тома за рёбрами. Радость от сплетающихся вместе осколков была такой приятной, что пришлось задержать дыхание и закрыть глаза, чтобы пережить это острое чувство. Победил.       Спокойствие воцарилось в комнате на целое мгновение, а после оцепенелое умиротворение нарушил топот со стороны лестницы. Ворвавшийся в комнату мужчина, осунувшийся и светловолосый, Барти Крауч-младший, шепнуло наполнившееся воспоминаниями сознание, мгновенно понял, что к чему. Мёртвый Хвост, мёртвый Волдеморт и застывший у кресла парень со знакомыми чертами не оставляли пространства для загадки. В глазах Крауча заблестело узнавание. Готовый к атаке Том не ожидал лишь одного: вежливого приветствия.       — Мой Лорд. — Крауч почтительно склонил голову.       В Хогвартс Том вернулся с тем багажом знаний, которые имел Лорд и с татуировкой в виде змеи на свежей здоровой коже предплечья. Нагайна была чертовски зла на Тома за убийство своего Хозяина и извивалась в чёрном фигурном пятне, недовольная своей временной клеткой, но не могла ничего сказать, ведь чары Крауча этого не предполагали. Мужчина излечил рану, получил задание не высовываться и исчез, отправившись его выполнять. А Том… победил. Победил.       — Я победил. — отчитался он разгневанному Дамблдору. Том ведь обещал уведомлять директора о своих отлучках, пока живёт в стенах вверенного старику здания. Дамблдор сначала не понял о чём идёт речь, пока не заметил в руке Тома тисовую палочку. Волдеморта больше нет. — Волдеморта больше нет. — странным тоном добавил Том. Будто отпускал тайну и прощался с ней. Директор моргнул, совершенно сбитый с толку этим заявлением, а после кивнул.       — Хорошо.

***

      — Волдеморта больше нет! — доказывал он Дамблдору, закипая с каждой секундой. Директор позвал его на дружескую беседу, которая всё больше походила на допрос.       — Хорошо. — ответил Альбус с тем же одобрительным смирением, что и в прошлый раз.       — Вы мне не верите.       — У меня есть основания тебе не верить?       — У вас есть основания полагать, что в нападениях виновен я. — к концу предложения Том слегка повысил голос.       — А ты виновен? — за стёклами очков-половинок было не разглядеть, серьёзен Дамблдор или издевается.       Гонт прикрыл глаза и длинно выдохнул. Беседа заходила в тупик, это раздражало. Ни доказать, ни опровергнуть он не мог, и это раздражало вдвойне. Том пытался уличить старика в предвзятости, свойственной ему с тех самых пор, как они только познакомились. А Альбус просто тянул из собеседника жилы, не высказывая своего истинного отношения. Эта игра была привычной и знакомой, но сейчас крайне неуместной. Дело уже было не в ворованных у других детей в приюте вещах и не о подозрительных походах в женский туалет на третьем этаже. Дамблдор могущественный влиятельный союзник, и если он убеждён, что весь этот кошмар дело рук Гонта, то Министру несдобровать. Орден Феникса, организация, выступавшая против Тёмного Лорда, ещё номинально существовала, пусть и не была активна и большинство её членов пали смертью храбрых в стычках с Пожирателями Смерти. Том был уверен, что сейчас она возобновила роботу, и это могло стать очередной зудящей проблемой.       — Нет.       — Хорошо. Значит тебе не о чем беспокоится. — Дамблдор мирно повёл рукой.       Том поджал губы и надулся. На щеках играли желваки. Его бесило то, насколько директор спокоен. С лица старика не сходила лёгкая улыбка отеческого толка, будто Том это нерадивый отпрыск, пришедший, чтобы выпросить у папы денег. Том ни о чём не просил, его визит предполагал лишь выражение какого-никакого доверия. А старик ему явно не доверял.       — Я и не беспокоюсь.       — Хорошо.       Том сокрушённо покачал головой. Это просто невозможно. Допытываться дальше смысла не было. Он и не за тем пришёл. Дамблдор наконец дал ответ насчёт одного артефакта, способного накапливать магию, и, потенциально, сдержать разрушительную силу Проклятия. Недуг питался энергией волшебника, следовательно, если её будет меньше, то и приступы должны сойти на нет. Артефакт будет отбирать у носителя большую часть магии, оставляя лишь на поддержание жизни и некоторые бытовые чары. При желании человек может вернуть себе необходимое для заклинаний и ритуалов количество, что тоже было довольно важным преимуществом этой штуки. А остальное Том будет забирать себе.       — О той вещи… — начал он с намёком спустя время, когда молчание начало приближаться к званию неловкого. Дамблдор хлопнул в ладоши и засуетился.       — Да, точно. — он достал из ящика стола письмо с фигурной сиреневой печатью. На ней был изображён покрытый золотой поталью пегас. Том узнал знак: это был герб одной из самых дорогих артефакторских мастерских в Европе. Конечно, только в таком месте было реально создать что-то настолько же тяжёлое в исполнении. — Они сообщили, что этот артефакт ещё в наличии, но тебе стоит поспешить и написать им. Подробности внутри.       Том благодарно кивнул и спрятал письмо в карман мантии. Теперь, когда всё его интересующее, ну или хотя бы большая часть этого, было узнано, Тома так и подмывало попрощаться и откланяться. Он никогда не вёл со стариком задушевных бесед, да и тот не звал его на чашку чая лишний раз, так что задерживаться здесь в неуютной тишине было не обязательно. В конце концов, никто никому здесь ничего не должен. Том уже открыл рот для скомканного прощания, но оказался перебит.       — Извини за любопытство, но, если это не секрет, для чего тебе эта вещь? — Альбус строил предложение осторожно, памятуя о том, насколько Гонт недоверчив и скрытен, особенно сейчас, когда к нему самому не проявили явной благосклонности. Вещи такого назначения обычно использовались на слишком неуравновешенных детях, психически нездоровых магах, которые не могут в полной мере контролировать свои силы и на обскури, чтобы задержать разрушение их тела. Дамблдор думал о том, не нужна ли эта мера самому Тому лично? Он хоркрукс, он бывает нестабилен, и даже несмотря на то, что его душа почти полна, а контроль на первый взгляд безупречен, он не был застрахован от неожиданных проявлений своей ныне бессмертной формы.       Том взглянул на директора, прикидывая стоит ли оно того. Собственничество и застарелая жадность бедного сироты диктовала оставить любое упоминание о девчонке при себе. Кто знает, что старик мог сделать с этой информацией, да и давать ему лишний повод для подозрений не хотелось. «Вы и так сильный волшебник. Зачем вам столько?» — тонким голоском вопрошала Кэсси Поттер. Дамблдор подумает, что для какой-то ужасающей миссии. С другой стороны оставить ему эту загадку тоже означало лишний повод для подозрений. А старик мог дать совет.       Том заговорил, подбирая слова, чтобы не выдать лишнего. Не хватало, чтобы ещё и Альбус уверился в том, что девчонка это подозреваемый в нападениях дементор. Он рассказал, как познакомился с ней, без подробностей, и как понял, что их сила схожа. О том как предложил развивать её магию, а после спасал девчонку от её собственных неудачных решений. Дамблдор слушал не перебивая и даже не шевелясь, чтобы не спугнуть этот момент откровения. Он понимал, что ему, чужому и непричастному, доверяют тайну возможно самую дорогую из всех. Это же такая удача и такая болезненная ирония. Том рассказал, что девчонка чем-то больна и стихийные выбросы вызывают приступы. И какими бесполезными оказались ритуалы. В этой истории он выглядел заботливым и благородным, специально не вдаваясь в неприглядные детали. Дамблдор и так знал, что Том отнюдь не подарок, но решил хотя бы в этот раз посмотреть на парня не как на угрозу. Артефакт был для неё. Том Гонт впервые просил что-либо не для себя, а для кого-нибудь другого, и это оказалось таким интересным!       С удивлением Том понял, что взгляд старика потеплел, когда тот спросил:       — Как её зовут? Повтори, я в первый раз не расслышал. — Том имени и не говорил. Надеялся избежать этого, ведь как только Дамблдор услышит фамилию он поймёт, как же так получилось. Поттеров он знал лично. И о пророчестве слышал из первых уст. Он обязался их защищать.       — Кассия Лили Поттер. — выдал он тихо. Дыхание директора на миг сбилось.       Тот взгляд Альбуса Дамблдора, потухший и сокрушённый, Том хотел бы запечатлеть на камеру. Старик был разбит, но Том не почувствовал того триумфа, который должен был. Он осознавал всю абсурдность ситуации. Судьба сводила их, Тома и Кэсси, снова и снова, и сейчас их роли ой как далеки от изначальных. Наверняка вселенная ехидно улыбалась, придумывая весь этот спектакль, а Мойры, ткущие тонкие нити жизней и вовсе хохотали во всю мощь своих метафизических лёгких. Шахматы на доске перепутались и породили новые, неоднозначные и уродливые. Сюжет для любовной новеллы. Или триллера с элементами психологического ужаса.       Старик посоветовал позволить девчонке самой скинуть путы спасительного Империуса. Так она почувствует в себе силу для возобновления борьбы. Том сомневался, ведь его маленькая заноза была слишком своенравной и редко поступала так, как ожидается. Иногда это было даже на руку. Возможно, что и в этот раз обойдётся без закономерной истерики. Тому даже не терпелось посмотреть, что она придумает. Ожидание обещало стать невыносимым, ведь Том был так заинтригован.

***

      А медальон он так и не нашёл. Вальбурга Блэк умерла, а её дом оказался увешан таким количеством проклятий, что и на метр не подойти без приглашения. А после особняк на Гриммо, 12 и вовсе исчез. Том приходил туда ещё раз и просто не смог найти ещё один дом между числами «11» и «13». Он уже видел такое. Чары Фиделиуса. Хранителем тайны адреса мог быть кто-угодно, и это явно не заключённые в Азкабане Лестрейнджи или доживающий последние дни в лечебнице Святого Мунго Арктурус Блэк. Он предположил, что Нарцисса Малфой, в девичестве Блэк, пожелала защитить имущество своей семьи таким образом.       — Я не имею к этому отношения, Мой Лорд. — утверждала она спокойно, высокомерная и величественная. Она никак не показала, что известие о воскрешении Тёмного Лорда, сейчас восседающего перед четой Малфой, хоть сколько-нибудь её колышет, а вот её муж, Люциус, был крайне напряжён.       Он не ожидал сегодняшним благим весенним утром увидеть на своём пороге бывшего Хозяина в компании Барти Крауча-младшего. Малфой, в расписном сером халате и с чашкой утреннего чая собирался прогуляться по своему саду, усыпанному цветами и живыми белыми павлинами, но в немой сцене застыл на крыльце, ведь по выложенной бетонными плитами дорожке к нему двигались два волшебника с подозрительными выражениями на лицах. Малфой дураком не был и без труда сложил два и два. Его метка «ожила» и налилась чёрной краской почти три года назад, дневник, подброшенный им мелкой неряхе Уизли, благополучно исчез, выпив ядро девчонки досуха, а на службу в Министерство поступил крайне умный и очаровательный юноша, при виде которого Малфой чуть не споткнулся прямо посреди Министерского коридора. У юноши была очень знакомая улыбка и прищур карих глаз, под прицел которых никогда не хотелось попасть. Теперь эта беда восседает на кресле, закинув ногу на ногу, будто хозяин в этом доме он. На вид едва ли сильно старше Драко, полный сил и свежий, как весенний листок. Но страху вызывал не меньше. Люциус ещё помнил, каким унизительным было знакомство с предыдущей версией этого человека, когда заносчивого и снисходительного к странному знакомому своего отца его, Малфоя, прижали к полу как щенка и со смехом пытали до тех пор, пока он в слезах не поклялся в преданности. Далеко не в полную силу пытали, понял он позже. Сильно верным этой сволочи он не стал, но даже сейчас с высоты опыта и прожитых без Волдеморта лет мог сказать, что ему противопоставить этому человеку по-прежнему нечего. Никак не отбить самого себя, не отстоять независимость своей семьи. Не тогда, когда под прицелом поигрывающего палочкой Крауча сидел его приехавший на выходные сын.       — Дом скрыт и от меня. — продолжала тем временем Нарцисса. Она держалась молодцом и от того Драко был спокойнее тоже. В его голове крутилось столько мыслей, но основной посыл он понял: «Мой Лорд» это буквально Лорд Тёмный, тот самый. Драко его не таким представлял, но все свои вопросы он задаст позже отцу.       — Хорошо. — Гонт кивнул. Ему не врали.       Нарцисса вздохнула, решаясь высказать свою догадку.       — Сириуса Блэка так и не нашли. Вполне возможно, что он скрылся в доме и хранитель тайны Фиделиуса он сам. — информация покидала её глотку со скрипом. Выдать Сириуса означало выдать семью, а Блэки себе этого никогда не позволяли, но сейчас на кону стояло благополучие её сына и стоило быть полезными столько, сколько им всем позволят.       — Это вполне логично. — улыбнулся Том, — И что же, его никак не достать?       У Люциуса по загривку стекал пот и бегали мурашки. Он чувствовал себя в западне.       — Мы можем написать ему, Мой Лорд.       Том фыркнул. С каждой минутой этого спектакля ему становилось всё веселее. Он и не думал никого пугать, они всё сами. Он пришёл чтобы заручиться поддержкой своего старого протеже и побыстрее продвинуться к верхушке благодаря его связям, только и всего.       — О чём?       — Мы придумаем, как получить доступ к дому. — Нарцисса положила руку на колено открывшего рот для ответа Люциуса. Том великодушно кивнул. Этой женщине он мог доверять. Она напоминала ему Вальбургу своей стойкостью, но несомненно была расчётлива и хитра, как подобает Малфоям, пусть относилась она к ним лишь фамилией.       Том расслабился и сел свободнее. Малфои дёрнулись. Крауч наконец убрал палочку и потерял к разговору любой интерес, уйдя глубоко в свои размышления. Он был занят составлением плана по возвращению своего честного — трижды ха — имени и дома. Для этого ему нужно было сначала опорочить имя отца, обвинив в склонении заключённых к ложным свидетельствованиям о составе Пожирателей смерти, и несправедливом суде над собственным сыном.       — А теперь к важному. — сказал Гонт громче, — Мне понадобиться твоя помощь, мой скользкий друг…       Чашу удалось достать ещё спустя три года, после пересмотра дела Лестренджей. Рабастану сократили срок, объявив его соучастником преступлений, а не их инициатором, а вот его брата и Беллатрису, невестку, казнили, как и незначительное большинство ещё живых к этому моменту Пожирателей. Так как весь свой срок Лестрендж уже отсидел, его выпустили под домашний арест. Был оправдан и Барти Крауч-младший. Том поддерживал связь и с остальными своими бывшими союзниками, более хитрыми и оставшимися на свободе. Ему нравилось собирать их реакции на своё возвращение. Он со страстью рассказывал историю воскрешения и весь тот сложный, ветвистый путь, что он прошёл к этому моменту. Умолчал лишь о том, каким жалким и беспомощным был в момент, когда Волдеморт отбирал у него душу.       К двадцати пяти годам он уже имел шесть филиалов своей аптеки с травами и зельями, целое предприятие по заготовке ингредиентов всё в том же Гилдфорде, новоотстроенный дом, раньше бывший огромным пустым полем, целую команду лично им обученных наёмников и багаж знаний, которым мог похвастаться разве что четырёхсотлетний Николас Фламель. На половину полную душу, верного домовика, подаренного верным последователем Барти Краучем-младшим и личную библиотеку. Больше нельзя было валять дурака, подкидывая Министру идеи для реформ и путешествуя по миру в поисках чего-то, чего он ещё не знал о магии и современности. Люциус Малфой и недавно заступивший на должность главного по связям с общественностью Джеймс Фра́нко уже давно заготовили предвыборную компанию. Осталось совсем немного до того, как страна будет принадлежать ему.